Фостер направился к коридору, который напоминал мне солнечный проспект, усаженный каштанами, хотя ни самих деревьев, ни солнца не было. Вытаращив от удивления глаза, я двинулся вслед за ним.
      В течение нескольких часов мы бродили по кораблю, глазея по сторонам и щупая все руками, как дети, попавшие на фабрику игрушек. Мы наткнулись еще на один скелет, — лежавший между исполинскими двигателями. Наконец мы остановились передохнуть в огромном хранилище, до потолка забитом всякой всячиной.
      — Решили поразмышлять, Фостер? — спросил я, ощупывая кусок розово-фиолетовой ткани, тонкой, как паутинка. — Этот корабль — настоящая сокровищница, набитая ходовым товаром. По сравнению с богатствами Вест-Индии…
      — Единственная вещь, мой друг, которую я здесь ищу, — оборвал он меня, — это мое прошлое.
      — Естественно, — заметил я. — Но в случае, если вы его не найдете, взгляните на все это с точки зрения бизнеса. Мы можем наладить регулярные челночные рейсы для доставки товара на Землю…
      — Эх вы, земляне! — вздохнул Фостер. — Для вас все новое оценивается прежде вего с точки зрения "продать". Ладно, оставляю все это вам.
      — Отлично, — обрадовался я. — Вы, если хотите, ступайте и разведайте, что там дальше… там, где у них вся эта техника. А я здесь немножко осмотрюсь.
      — Как хотите.
      — Встретимся в ближнем к нам конце того большого холла, который мы миновали по дороге сюда, хорошо?
      Фостер кивнул и пошел. Я повернулся к ящику, наполненному чем-то похожим на изумруды величиной с каштан, взял пригоршню и любовно поиграл ими.
      — Ну, кто хочет сыграть со мной в шарики? — пробормотал я.
      После нескольких часов, проведенных в хранилище, я миновал коридор, похожий на проложенную в лесу садовую дорожку, пересек бальный зал в виде лужайки, затененной гигантскими папоротниками, но с полом из красноватого дерева, и прошел под аркой в зал, где за длинным столом из желтого мрамора сидел Фостер. Через имитацию высоких окон зал наполнялся светом, напоминавшим восход солнца.
      Я вывалил на стол охапку книг.
      — Посмотрите на них, — пригласил я Фостера. — Все они сделаны из того же материала, что и дневник. А фотографии!..
      Я открыл одну из книг, — тяжелый фолиант, — на цветном снимке, который занимал целый разворот и изображал группу бородатых арабов в запыленных белых одеяниях, смотревших в сторону камеры, на фоне стада худых коз. Снимок напоминал иллюстрации, которые печатаются в журнале "Нэшнл Джегорэфик", но цвета и проработка деталей были сравнимы с цветными слайдами самого высокого качества.
      — Я не могу прочесть текст, но зато — мастер рассматривать картинки, — пошутил я. — В большинстве этих книг запечатлены такие места, которые я не хотел бы увидеть наяву. Но здесь есть ряд снимков, сделанных на Земле, правда, сколько тысячелетий назад — одному богу известно.
      — Вероятно, книга путешествий, — заметил Фостер.
      — Да, книги путешествий, которые можно продать любому университету за сумму, равную его годовому бюджету, — промолвил я, листая страницы. — Взгляните на это.
      Фостер посмотрел на панорамный снимок процессии бритоголовых мужчин в белых саронгах, которые несли на плечах миниатюрный золотой ковчег. Они спускались вниз по длинному пролету ступеней из белого камня, начинающихся у колоннады из человеческих фигур героического вида со стоженными на груди руками и разукрашенными лицами. На заднем плане вздымались кирпично-красные скалы, обожженные жаром пустыни.
      — Это — храм царицы Хатшепсут в своем первозданном виде, — пояснил я. — То есть, этому снимку почти четыре тысячи лет. А вот еще знакомая картинка…
      Я показал меньший по размеру снимок, на котором была запечатлена снятая сверху гигантская пирамида. Ее облицовка из полированного камня местами обкололась, а несколько плит нижнего яруса вовсе отсутствовали, обнажая более грубую кладку из массивных блоков.
      — Это одна из самых больших пирамид, может быть, пирамида Хуфу, — сказал я, — К тому времени ей уже было пару тысяч лет, и она начала ветшать. А посмотрите сюда…
      Я открыл другой том и показал Фостеру словно вот-вот ожившую фотографию огромного косматого слона с розоватым хоботом, поднятым между круто изогнутыми желтыми бивнями.
      — Мастодонт, — пояснил я — А вот шерстистый носорог. А эта жуткая тварь, по-видимому, саблезубый тигр. Книге столько лет…
      — Можно хоть всю жизнь копаться в сокровищах на борту этого корабля, но так и не исчерпать их, — произнес Фостер.
      — А как насчет костей? Вы нашли еще что-нибудь?
      Фостер утвердительно кивнул:
      — Здесь случилась какая-то беда. Может быть, заразная болезнь — ни одна из костей не поломана.
      — Кстати, тот скелет в модуле… — вспомнил я. — Никак не пойму, почему на нем оказалось ожерелье из медвежьих зубов.
      Я сел напротив Фостера:
      — Да, мы столкнулись с множеством тайн, которые предстоит раскрыть, но нам сейчас нужно обсудить и некоторые другие вопросы. Например, где здесь кухня. Мне уже хочется есть.
      Фостер протянул мне один из каких-то черных стержней, лежавших на столе.
      — Это может оказаться важным, — сказал он.
      — Что это? Палочка для еды?
      — Прикоснитесь им к голове над ухом.
      — Что он делает? Массирует?
      Я прижал стержень к своему виску…
      Я стоял в комнате с серыми стенами перед высокой панелью из ребристого металла. Я вытянул руки и прикрыл ладонями нужные отверстия — кожух открылся. В связи с явной неисправностью квадроусилителей поля я знал, что необходимо включить цепи автоматического контроля, прежде чем активировать…
      Я моргнул… огляделся: желтый стол, куча книг, в руке — стержень.
      — Я был в чем-то вроде силовой подстанции, — произнес я. — Там была какая-то неисправность с… с…
      — … квадроусилителями поля, — закончил Фостер.
      — Мне показалось, что я был там собственной персоной, — продолжал amp;. — Мало того, я прекрасно понимал что к чему.
      — Это — технические инструкции, — объяснил Фостер. — Из них мы можем узнать об этом корабле все, что нам нужно.
      — Я обдумывал то, что собирался делать, — не унимался я, — примерно так, как это бывает, когда приступаешь к работе. Я искал неисправность в этих квадро… как их там называют? И я знал, как это сделать!..
      Фостер поднялся на ноги и пошел к двери.
      — Нам придется начать с одного конца библиотеки и все просмотреть, — сказал он. — Это потребует времени, но мы узнаем все, что необходимо. И тогда мы сможем разработать план.
      Фостер взял с полок уютно обставленной библиотеки пригоршню стержней-памяток и принялся за дело. Прежде всего нам нужны были сведения о том, где найти пищу и постели или инструкции по эксплуатации всего корабля. Я надеялся, что мы обнаружим здесь что-нибудь аналогичное карточному каталогу. Тогда бы мы смогли быстро получить то, что нужно.
      Я подошел к дальнему концу первой полки и заметил короткий ряд красных стержней, которые резко выделялись среди черных. Прикинув, что вряд ли они опаснее других, я взял один из них и приставил к виску…
      Услышав звонок тревоги, я вызвал у себя напряжение нервной и сосудистой систем, подавил в коре головного мозга зоны, "ипсилон-дзэта" и "йота" и приготовился…
      Я резко отнял стержень от головы; в ушах еще звенел пронзительный сигнал тревоги. Эффект, который производили стержни, ничем не отличался от реальности, он даже усиливал ее, концентрируя все внимание исключительно на переживаемой ситуации. Мне пришла в голову мысль о том, какие возможности обещает этот принцип для индустрии развлечений: можно поохотиться на тигра, спикировать в горящем самолете, встретиться на ринге с чемпионом в тяжелом весе…
      А что, если попробовать более сильные ощущения, скажем, боль, страх?.. Будут ли они настолько же реальны, как и мои намерения проверить эти… ну, эти самые хреновины или напрячь в голове какие-то там зоны?
      Я попробовал другой стержень:
      Когда звук сигнала достиг максимальной высоты, я сложил инструменты и не бегом, а шагом направился к ближайшему каналу переноси,.
      Следующий:
      Приступив к своим обязанностям в качестве дежурного офицера по системе оповещения на случай тревоги, я прежде всего проверил связь по прямой линии с координационным Центром и доложил о заступлении на дежурство…
      То были инструкции о порядке действий в различных повседневных ситуациях на борту корабля. Я пропустил несколько стержней и попробовал еще один:
      Мне нужен был ксивометр. Я вызвал с помощью клавиатуры комплекс инструкций № 1 и набрал код…
      Еще через три стержня мне представилось следующее:
      Ситуация выходила за рамки моих полномочий по изменению режимов работы систем. Я доложил об этом в полном объеме Техническому Совету, Уровень 9, Сектор 4, Подсектор 12 с пометкой "предварительная", Я вспомнил, что необходимо сообщить мой рабочий код… мой рабочий код… мой рабочий код…чувство дезориентации нарастало, беспорядочно замелькали неясные образы, напоминающие размытый фон; вдруг в этом хаосе отчетливо прозвучал голос:
      У ВАС ПРОИЗОШЛО ЧАСТИЧНОЕ СТИРАНИЕ ЛИЧНОСТИ. НЕ ВОЛНУЙТЕСЬ. ВЫБЕРИТЕ СТЕРЖЕНЬ ОБЩЕЙ ОРИЕНТАЦИИ С БЛИЖАЙШЕЙ ПОЛКИ ЭКСТРЕННОЙ ПОМОЩИ. ОНА НАХОДИТСЯ В…
      Я шел вдоль стеллажей и остановился перед нишей, в которой на стене в зажимах была закреплена дугообразная полоска из пластмассы. Я отцепил ее и надел на голову…
      И снова: я шел вдоль стеллажей и остановился перед нишей…
      Я стоял, опершись о стену, голова гудела. Красный стержень валялся у моих ног. Последний эпизод произвел очень сильное воздействие, в нем сообщалось что-то об инструкциях по общим знаниям.
      — Эй, Фостер! — позвал я. — Кажется, я нашел…
      — Насколько я понимаю, — сказал я, — эти общие инструкции должны сообщить нам все, что нужно звать о корабле. Вот тогда мы сможем планировать наши следующие шаги более разумно. Мы хоть будем знать, что делать.
      Я снял это устройство со стены точно так же, как делал в воображаемом эпизоде, индуцированном красным стержнем.
      — У меня от этих штук уже голова кругом идет, — сказал я, вручая его Фостеру. — Да и по логике вещей вы должны пробовать это первым.
      Он взял пластмассовую полоску, подошел к шезлонгу в углу библиотечного зала и уселся.
      — Боюсь, его воздействие будет сильнее, чем у других, — объяснил он.
      Он надел обруч на голову и… его глаза мгновенно остекленели, обмякшее тело повалилось на спинку кресла.
      — Фостер! — закричал я, подскочил к нему и начал было снимать прибор — но засомневался: может эта неожиданная реакция Фостера — обычное явление? Однако что-то она мне не очень нравилась.
      Я продолжал успокаивать себя: как бы то ни было, красный стержень представил мне все как обычную процедуру, используемую в данной чрезвычайной ситуации. Происходит нормальное восстановление стертой личности Фостера" А чтобы получить ответы на все эти вопросы, которые мы задавали, нам нужна его индивидуальность, реконструированная в полном объеме. Хотя корабль и все, что находилось в нем, не использовались на протяжении неизвестно скольких безмолвных тысячелетий, библиотека по-прежнему была в прекрасном состоянии. Правда, библиотекарь оставил свое место черт знает сколько веков назад, Фостер валялся без сознания, а сам я торчал в тридцати тысячах миль от дома. Какие пустяки! Стоит ли о них беспокоиться?..
      Я выпрямился и осмотрел помещение: ничего интересного — стеллажи… стеллажи без конца. Знания, которые хранились здесь, были фантастическими как по объему, так и по характеру. Эх, если б только я мог вернуться домой с ящиком таких стержней…
      Я прошел через дверь, ведущую в соседнюю комнату. Она была небольшой, тускло освещенной и имела явно функциональное предназначение. Середину помещения занимала большая добротная кушетка с непонятным устройством наподобие шлема на конце. Вдоль стен стояли какие-то другие необычные аппараты, но в них не было ничего такого, что бы меня поразило. А вот в отношении костей я, видимо, наткнулся на настоящие залежи.
      Около двери лежали два скелета в той позе, в которой их застала смерть. Еще один находился рядом с причудливой кушеткой, возле него валялся длинный кинжал.
      Я присел на корточки около тех двух, что лежали у двери, и внимательно осмотрел их. Насколько я мог судить, они были такими же человеческими существами, как и я. Мне было интересно узнать, каков тот мир, откуда они прибыли, мир, где могли строить корабли, подобные этому; и оснащать их всем тем, что я видел вокруг себя.
      Кинжал, который валялся около третьего скелета, заинтересовал меня, казалось, он был сделан из какого-то прозрачного, оранжевого металла. Его рукоятка была украшена тисненым орнаментом из символов Двух Миров. Это был первый ключ к тому, что произошло между находившимися здесь людьми в последние моменты их жизни. Конечно, он не объяснил всего, но, по крайней мере, давал отправную точку.
      Я обследовал стоящий у стены аппарат, похожий на зубоврачебное кресло. Над ним были укреплены металлические манипуляторы, напоминающие лапы паука, а также набор цветных линз. На полках вдоль стены стоял ряд тускло-серебристых цилиндров. Еще один цилиндр торчал из гнезда сбоку от аппарата. Я вытащил его и принялся рассматривать. Он был тяжелый и гладкий, из обычного пластика, окрашенного под олово. Я был почти уверен, что это очень близкий родственник тем палочкам, которые хранились в библиотеке. Мне очень хотелось узнать, что за информация в нем записана, и я сунул его в карман.
      И отправился туда, где лежал Фостер. Он был в том же положении, в котором я его оставил. Я уселся на пол рядом с шезлонгом и стал ждать.
      Прошел час, прежде чем он зашевелился, вздохнул и открыл глаза. Он поднял руку, стянул с головы пластмассовый обруч и бросил на пол.
      — С вами все в порядке? — спросил я. — А то уж, дружище, я начал потеть от…
      Фостер взглянул мне в лицо, поднял глаза на мою растрепанную шевелюру, затем посмотрел на мои истоптанные туфли" Он немного нахмурился и сузил глаза. А потом произнес что-то… на языке, который, казалось, состоял только из звуков "з" и "щ".
      — Не нужно сюрпризов, — хрипло промолвил я. — Говорите по-человечески.
      На его лице промелькнуло удивление. Он пристально посмотрел мне в глаза, потом огляделся по сторонам.
      — Это — библиотека корабля, — произнес он.
      Я вздохнул с облегчением:
      — Вы меня перепугали, Фостер. На секунду мне показалось, что ваша память снова пустилась в странствие.
      Пока я произносил это, Фостер внимательно следил за моим лицом.
      — Ну, так о чем это? — спросил я. — Что вы узнали?
      — Я вас знаю, — медленно проговорил Фостер. — Вас зовут Лиджен.
      Я утвердительно кивнул и почувствовал, как внутри у меня снова вез напряглось.
      — Естественно, вы меня знаете. Вы что, приятель, сейчас совсем не время терять из головы свои шарики!
      Я положил руку ему на плечо:
      — Помните, мы были…
      Он стряхнул мою руку.
      — На Валлоне так не принято, — холодно произнес он.
      — На Валлоне?.. — переспросил я. — Что еще, Фостер? Час назад, входя в эту комнату, мы были друзьями. Мы напали на какой-то след, и теперь, вполне естественно, мне интересно знать, что из этого получилось.
      — Где остальные?
      — Парочка "остальных" там, в соседней комнате, — огрызнулся я, — ко они очень отощали, Я могу найти вам еще несколько, но в таком же состоянии. Кроме них здесь только я…
      Фостер посмотрел на меня, как на пустое место.
      — Я помню Валлон, — промолвил он и приложил руку к своей голове. — Но еще помню и другой, дикий мир. Грубый и примитивный. В нем были вы. Мы ехали в неуютном вагоне, затем плыли на какой-то посудине, и нас швыряло по волнам. Я помню узкие неопрятные комнаты, отвратительные запахи, резкие звуки.
      — Не очень лестное описание божьей земли, — заметил я. — Но боюсь, что я узнаю ее.
      — Но хуже всего были люди, — продолжал Фостер. — Несчастные, пораженные недугами, со вздувшимися животами, обвисшей кожей и высохшими конечностями.
      — Ну, некоторые пока не дошли до такого, — вставил я.
      — И Охотники! Мы убегали от них, Лиджен. Вы и я. И еще я помню посадочную площадку… — Он на мгновение умолк. — Странно, что она потеряла все замковые камки свода и превратилась в руины.
      — Мы, аборигены, называем ее Стонхендж.
      — Охотники вырывались из-под земли, и мы сражались с ними. Но почему Охотники преследовали меня?
      — Я надеялся, что именно вы объясните это, — ответил я. — А вы знаете, откуда прилетел этот корабль? И зачем?
      — Это корабль Двух Миров, — ответил Фостер. — Но я не имею ни малейшего представления, как он оказался здесь.
      — А как насчет той абракадабры в дневнике? Может, сейчас вы…
      — Дневник! — оборвал меня Фостер. — Где он?
      — Думаю, в кармане вашего пиджака.
      Он как-то неуклюже ощупал свой пиджак, вынул дневник и открыл его.
      Я обошел Фостера и заглянул через его плечо. Дневник был открыт на той части, которая была написана странными, чужими знаками и которую до сих пор никто не мог расшифровать.
      Он читал текст.
      Мы сидели за библиотечным столом из темно-зеленого тяжелого полированного дерева, в центре стола лежал открытый дневник. Я прождал несколько долгих часов, пока Фостер читал его. И вот наконец он откинулся на спинку стула, провел рукой по своим черным, совсем юношеским волосам и вздохнул.
      — Меня зовут Кулклан, — сообщил он. — А это, — он положил руку на дневник, — история моей жизни. Это — часть моего прошлого, которое я пытался узнать. Но я ничего из него не помнил…
      — А что там, в дневнике? Почитайте мне, — попросил я.
      Фостер взял его со стола и полистал.
      — Оказывается, еще раньше я очнулся в маленькой комнате на борту корабля. Я лежал на столе регистратора памяти, из чего сделал вывод, что со мной произошел Переход…
      — Вы имеете ввиду потерю памяти?
      — И возвращение ее. На том же столе. В мой мозг была перенесена запись моей предыдущей памяти. Я очнулся, зная, кто я такой, но не имея представления, как оказался на борту этого корабля. Судя по дневнику, моим последним впечатлением до того было какое-то здание рядом с Мелким Морем.
      — Где это?
      — В одном из далеких миров, который называется Валлон.
      — Да? А что дальше?
      — Я огляделся и увидел четырех человек, лежащих на полу. Тела были исполосованы, все в крови. Один из них был еще жив. Я оказал ему первую помощь, какую только смог, и обследовал корабль. Я нашел еще трех человек — они были мертвы. Потом на меня напало целое полчище Охотников…
      — Это наши приятели, огненные шары?
      — Да. Они могли высосать из меня жизнь, а у меня не было световой защиты. Я укрылся в спасательном модуле, перетащив туда и раненого, а затем спустился на планету, которая была под нами. На вашу Землю. Там раненый умер. Он был моим другом по имени Аммэрлн. Я похоронил его в небольшом углублении в земле и пометил это место камнем.
      — Старый грешник, — догадался я.
      — Да… Наверное, именно его кости и нашел монастырский брат.
      — И прошлой ночью мы узнали, что выемка была результатом оседания почвы в вентиляционную шахту. Но в то время вы еще, наверное, ничего не знали о подземном комплексе. А в дневнике не упоминается о…
      — Нет. Здесь нет и намека на это. — Фостер отрицательно покачал головой. — Как все-таки непривычно читать о жизни незнакомца и знать, что он — ты сам.
      — А Охотники, как они попали на Землю?
      — Они — существа, не имеющие субстанции, — сказал Фостер. — Могут переносить космический вакуум, и я предполагаю, что они последовали за модулем.
      — Они вас преследовали?
      — Да. Но не могу понять почему. По своей природе они — безобидные существа, которых использовали на Валлоне для поисков людей, скрывающихся от правосудия. Охотников можно настроить на конкретного человека, и тогда они разыскивают его и ловят.
      — Что-то наподобие ищеек, — заметил я. — Слушайте, а кем вы были на Валлоне? Известным рэкетиром?
      — К большому сожалению, дневник умалчивает о характере моих занятий на Валлоне, — сказал Фостер. — Но вся история с необъяснимым межгалактическим перелетом и следы насилия на борту корабля заставляют меня задуматься, не был ли я и, возможно, другие мои спутники изгнаны из Двух Миров за совершенные там преступления.
      — Ну и ну! И они натравили на вас Охотников, — сказал я. — Но почему они все это время околачивались в Стонхендже?
      — Там имелся небольшой поток энергии, питающий экраны, — объяснил Фостер. — Ведь им для существования необходим источник энергии. А до появления на Земле электричества сто лет назад это был единственный источник на планете.
      — А как они проникли в шахту, не раскалывая ее?
      — При наличии достаточного времени они легко проникают сквозь пористые субстанции. Но прошлой ночью, конечно, когда я приблизился к ним, они, изголодавшись от долгого поста, просто вырвались наружу.
      — Ну, ладно. И что случилось потом, после того, как вы похоронили того человека?
      — В дневнике говорится, что на меня напали аборигены, люди в звериных шкурах. Один из них забрался в модуль. Он, видимо, передвинул ручку управления, и модуль взлетел, оставив меня на произвол судьбы.
      — Значит, мы нашли в модуле его кости, — задумчиво произнес я, — те, с ожерельем из медвежьих зубов. Интересно, почему его скелет не оказался в корабле?
      — Он, безусловно, прилетел сюда. Но помните тот скелет, который мы обнаружили прямо в шлюзе для приема модулей? В те времена, когда дикарь ступил на борт корабля, этот скелет еще представлял собой достаточно свежий и порядком окровавленный труп. Человек, видимо, принял его за недвусмысленное предостережение о том, что его ждет, если он осмелится идти дальше, от ужаса забился в модуль, чтобы переждать опасность, и там, наверное, умер с голоду.
      — То есть, он оказался заброшенным в ваш мир, а вы — в его.
      — Да, — ответил Фостер. — Потом я, судя по записям, жил среди первобытных людей и стал их королем. Множество долгих лет я провел у посадочной площадки в надежде на спасение. Поскольку я не старел ТАК, как окружавшие меня люди, мне стали поклоняться как богу. Я мог бы соорудить сигнальный маяк, но у меня не было чистых металлов или других материалов, которые можно было бы использовать. Я попытался обучить аборигенов, но для этого мне нужны были века.
      — Вам следовало организовать школу и отобрать самых толковых из них, — сказал я.
      — Я не испытывал недостатка в способных учениках. Мне было абсолютно ясно, что эти дикари и люди Двух Миров — одной крови. Видимо, когда-то, давным-давно древние изгнанники из Двух Миров стали источником разума на Земле.
      — Но как вы могли столько прожить — сотни лет? Вы что, сверхлюди, которые живут вечно?
      — Естественная продолжительность жизни очень велика. Вы, земляне, страдаете опасной болезнью, от которой умираете молодыми.
      — Это не болезнь, — возразил я. — Мы естественно стареем и умираем.
      — Человеческий мозг — великолепный инструмент, — сказал Фостер, — рассчитанный на долгое существование.
      — Мне придется поразмышлять над этим. — сказал я. — А почему вы не заразились этой болезнью?
      — Против нее всем валлонианам делается прививка.
      — Хотелось бы мне получить такой укол, — признался я. — Ладно, вернемся к вам.
      Фостер полистал страницы дневника.
      — Я правил многими народами и под разными именами, — сказал он. — Я объехал много стран в поисках искусных мастеров по металлу, стеклодувов, колдунов. Но всегда возвращался к посадочной площадке.
      — Наверное, тяжело жить изгнанником в чужом мире, — заметил я, — век за веком влача свое существование среди дикарей…
      — Моя жизнь не была лишена определенного интереса, — возразил Фостер. — Я наблюдал, как мой дикий народ сбрасывает с себя звериные шкуры и приобщается к цивилизации. Я обучил их строительству, показал им, как разводить стада и возделывать землю. Я построил большой город и опрометчиво попытался привить их знати рыцарский кодекс Двух Миров. Но, сидя чинно за круглым столом, как в большом Круглом Совете в Окк-Хамилоте, они так толком и не поняли его сути. А потом они стали слишком любопытными и начали присматриваться к своему королю, который почему-то не старел. Я покинул их и снова попытался соорудить сигнальный маяк дальнего действия. Его учуяли Охотники. Они обрушились на меня, но я отогнал их огнем. Потом меня разобрало любопытство, и я выследил их пристанище…
      — Знаю, — вставил я, "…это было место, издавна мне известное… никакой постройки, только шахта, сооруженная людьми…"
      — Они буквально облепили меня. Я едва спасся: голод сделал Охотников бешеными. Они могли лишить мое тело всей жизненной энергии.
      — Представляю, как бы вам пригодился тогда этот передатчик! Но ведь вы не знали о нем. И поэтому отгородились от них океаном.
      — Они нашли меня и там. Всякий раз я уничтожал их в несметных количествах и обращался в бегство. Но каждый раз несколько Охотников оставалось невредимыми, чтобы размножиться и скова заняться поисками меня.
      — А ваш сигнальный маяк, он что, так и не заработал?
      — Нет. Это была безнадежная затея. Сырье, необходимое для его изготовления, могла дать только высокоразвитая технология. Мне ничего не оставалось, как обучать землян тому, что знал сам, способствовать развитию науки и ждать. Но тут я качал терять память.
      — Почему?
      — Мозг постепенно устает, — пояснил Фостер. — Это цена, которую он платит за свое долголетие. Он должен обновиться. Жизненные потрясения и лишения ускоряют Переход. Я старался отодвинуть его в течение многих веков, но в конце концов почувствовал, что он наступает… Дома, на Валлоне, — продолжал он, — человек в таком случае обычно снимает копию своей памяти, которая хранится в электронном регистраторе, а после Перехода использует ее для восстановления старых воспоминаний в обновленном теле. Но, поскольку я был оторван от своего мира, память, которую я терял, должна была уйти безвозвратно… Я сделал все, что было в моих силах: нашел безопасное место, заготовил самому себе послание, чтобы прочитать после того, как очнусь…
      — Когда вы пришли в себя там, в гостинице, вы всего за одну ночь стали вновь молодым. Как это могло случиться?
      — Когда мозг обновляется, стирая следы времени, вместе с ним регенерирует и тело. Кожа избавляется от морщин, а мускулы — от усталости. Они вновь становятся такими же, как были.
      — При первой нашей встрече вы рассказали мне, что последний раз теряли память сравнительно недавно, в 1918 году.
      — Ваш мир жесток, Лиджен. Я, видимо, терял память не один раз. И где-то когда-то потерял жизненно важное звено: забыл, что ищу. Поэтому когда на меня снова напали Охотники, я, ничего не понимая, обратился в бегство.
      — В своем доме в Мейпорте вы установили пулемет. Он что, мог пригодиться против Охотников?
      — Думаю, что нет, — ответил Фостер. — Но я этого не знал, я только знал, что за мной охотятся.
      — К тому времени вы уже могли бы сделать сигнальный маяк, — размышлял я, — но забыли как… Или что — может, он вообще больше вам не нужен?
      — Но в конце концов я все выяснил… с вашей помощью, Лиджен. И все же тайна остается: что случилось на борту корабля так много веков назад? Как я оказался здесь? Кто убил остальных?
      — Послушайте, — сказал я, — вот вам гипотеза: пока вы снимали копию со своей памяти, возник бунт. А когда вы очнулись, все кончилось — экипаж был мертв.
      — Возможно, — сказал Фостер. — Но когда-нибудь я должен узнать правду обо всем этом.
      — Одно непонятно, почему никто с Валлона не прилетел за этим кораблем. Он же все время был здесь, на орбите.
      — Представьте себе всю безмерность пространства, Лиджен. А Земля — всего лишь крошечный мир среди мириадов звезд.
      — Но ведь на ней была оборудована станция для управления вашими кораблями. Похоже, что Землю регулярно посещали. Да и книги со снимками — они свидетельствуют о том, что ваши люди прилетали к нам и улетали на протяжении тысячелетий. Почему это прекратилось?
      — Такие маяки установлены в тысячах миров, — ответил Фостер. — Вообразите, что это буй, указывающий на риф, или тропа первопроходца в чаще. Пройдут века, прежде чем какой-нибудь странник снова наткнется на нее. Тот факт, что вентиляционная шахта в Стонхендже, когда я впервые там приземлился, была завалена многовековыми обломками, свидетельствует о том, насколько редко посещался ваш мир.
      Я задумался над словами Фостера. Кусочек за кусочком он складывал мозаику прошлого, но она была еще далеко не полной. У меня возникла идея:
      — Послушайте, вы сказали, что очнулись тогда на столе регистратора сразу после восстановления памяти. А почему бы не попытаться повторить это восстановление сейчас? Конечно, если ваш мозг сможет выдержать такую нагрузку через столь короткий промежуток времени.
      — Да, — резко поднявшись, сказал он. — Это — шанс. Пошли!
      Я прошел за ним из библиотеки в ту комнату, где валялись скелеты. Он с любопытством стал их осматривать.
      — Стычка что надо, — прокомментировал я. — Целых три.
      — Судя по всему, это комната, где я очнулся, — произнес Фостер. — А вот люди, которых я увидел мертвыми.
      — Они и сейчас не очень живые, — заметил я. — Так как же насчет регистратора?
      Фостер подошел к этой необычной кушетке, наклонился рядом с ней, но потом отрицательно закачал головой:
      — Нет. Конечно, ее здесь нет…
      — Чего?
      — Копии моей памяти, которая использовалась тогда для восстановления.
      Вдруг я вспомнил о цилиндре, который прикарманил несколько часов назад. С непонятно почему забившимся сердцем я поднял его в зажатом кулаке вверх так же нетерпеливо-торжественно, как тянет руку ученик, когда знает правильный ответ:
      — Этот?
      Фостер лишь мельком взглянул на него.
      — Нет, этот чист так же, как к другие, что выстроены там. — Он указал на полку на противоположной стене с цилиндрами, окрашенными под олово. — Это на случай, если срочно потребуется произвести запись. Заполненные же носители обычно кодируются цветными линиями.
      — Этого и следовало ожидать, — сказал я. — Иначе все оказалось бы слишком уж просто. Нам, видно, суждено добираться до цели самым сложным путем. Да-а, нелегко будет найти под таким большим комодом пуговку от воротничка, но мы попытаемся.