Лицо Парета потемнело от гнева.
      Келексел услышал всхлипывания Рут: "Энди, о Энди… О Энди…" Ее голос вызвал неожиданную боль в груди Келексела, и он прошипел:
      — Помолчи!
      Парет снова сверился со своими записями и затем спросил:
      — Вы психолог, а не психиатр, не так ли?
      — Я клинический психолог.
      — В чем заключается разница между психологом и психиатром?
      — Психолог — специалист в области поведения человека, не имеющий медицинской степени. Пси…
      — И вы выражаете несогласие с мнением людей, ИМЕЮЩИХ медицинскую степень?
      — Как я уже сказал…
      — А, да, так называемое предсказание. Я читал это уведомление, мистер Фурлоу, и хотел бы спросить вас вот о чем: верно ли, что ваше сообщение было составлено таким языком, который переводится на нормальный человеческий язык достаточно разноречиво — иными словами, не было ли оно неопределенным?
      — Его может считать неопределенным лишь тот, кто не знаком с термином "психический срыв".
      — Ааа, ну а что такое психический срыв?
      — Чрезвычайно опасный разрыв с действительностью, который может привести к актам насилия, вроде того, который мы рассматриваем здесь.
      — Но если предположить, что преступление не было бы совершено, если этот обвиняемый сумел бы, так сказать, излечиться от приписываемой ему болезни, можно ли тогда истолковать ваше сообщение, как предсказание ТАКОГО исхода?
      — Только если будет подтвержден диагноз и дано объяснение, ПОЧЕМУ он излечился.
      — Позвольте мне, в таком случае, спросить вас следующее: может ли насильственный акт объясняться другими причинами помимо психоза?
      — Разумеется, но…
      — Правда ли, что термин "психоз" не имеет строго определенного толкования?
      — Есть некоторые расхождения в точках зрения.
      — Расхождения, подобные тем, которые имеются у нас в свидетельских показаниях?
      — Да.
      — И любой насильственный акт может быть вызван причинами, не имеющими ничего общего с психозом?
      — Разумеется, — Фурлоу тряхнул головой. — Но при наличии маниакального…
      — Маниакального? — Парет немедленно ухватился за слово. — Что такое мания, мистер Фурлоу?
      — Мания? Это явление внутренней неспособности реагировать на окружающую действительность.
      — Действительность, — сказал Парет. И еще раз: — Действительность. Скажите, мистер Фурлоу, верите ли вы в обвинения подсудимого против его жены?
      — Не верю!
      — Но, если бы обвинения подсудимого оказались правдой, изменилась бы ваша точка зрения, сэр, на его МАНИАКАЛЬНОЕ восприятие?
      — Мое мнение основывается на…
      — "Да" или "нет", мистер Фурлоу! Отвечайте на вопрос!
      — Я и отвечаю! — Фурлоу откинулся на спинку стула и глубоко вздохнул. — Вы пытаетесь запятнать репутацию…
      — Мистер Фурлоу! Мои вопросы направлены на выяснение, были ли, с учетом всех имеющихся улик, обвинения подсудимого обоснованны. Я согласен, что обвинения нельзя подтвердить или опровергнуть после смерти, но были ли обвинения оправданны?
      — Чем можно оправдать убийство, сэр?
      Лицо Парета потемнело. Глухим, безжизненным голосом он произнес:
      — Мы тут с вами давно уже препираемся, мистер Фурлоу. Теперь расскажите, пожалуйста, суду, были ли у вас какие-то другие отношения с членами семьи подсудимого, кроме… психологического обследования.
      Фурлоу вцепился в подлокотники стула так, что пальцы его побелели.
      — Что вы имеете в виду? — спросил он.
      — Не были ли вы одно время помолвлены с дочерью обвиняемого?
      Фурлоу молча кивнул.
      — Говорите, — потребовал Парет. — Были?
      — Да.
      За столиком защиты поднялся Бонделли, коротко взглянул на Парета, перевел взгляд на судью.
      — Ваша честь, я возражаю. Подобные вопросы я считаю неуместными.
      Парет медленно повернулся. Он тяжело оперся на трость и произнес:
      — Ваша честь, присяжные имеют право знать все возможные причины, оказывающие влияние на этого ЭКСПЕРТА, выступающего свидетелем по делу.
      — Объясните подробнее ваши намерения, — попросил судья Гримм. Он посмотрел поверх головы Парета на присяжных.
      — Дочь подсудимого не может выступить в качестве свидетеля. Она исчезла при таинственных обстоятельствах, сопутствовавших гибели ее мужа. Этот ЭКСПЕРТ находился в непосредственной близости от места событий, когда ее муж…
      — Ваша честь, я возражаю! — ударив кулаком по столу воскликнул Бонделли.
      Судья Гримм поджал губы. Он посмотрел на Фурлоу, затем на Парета.
      — То, что я скажу сейчас, не является одобрением или неодобрением свидетельских показаний доктора Фурлоу. Однако, я исхожу из того, что не подвергаю сомнению его квалификацию, поскольку он является психологом, работающим в суде. Раз так, его мнение может расходиться с мнением других квалифицированных свидетелей. Это привилегия свидетеля-эксперта. Дело присяжных — решать, заключение каких экспертов они сочтут наиболее обоснованным. Присяжные, принимая какое-либо решение, не могут подвергать сомнению квалификацию свидетелей. Возражение принято.
      Парет пожал плечами. Он сделал шаг в сторону Фурлоу, собрался что-то сказать, несколько секунд раздумывал и произнес:
      — Хорошо. Больше нет вопросов.
      — Свидетель может быть свободен, — сказал судья.
      Когда сцена начала медленно меркнуть, после того, как Рут нажала на соответствующие рычажки репродьюсера, Келексел в последний момент посмотрел на Джо Мерфи. Подсудимый улыбался хитрой, скрытной улыбкой.
      Келексел слегка кивнул, заметив эту улыбку. Значит, еще далеко не все потеряно, если даже жертвы могут получать удовольствие, находясь в наиболее затруднительном положении.
      Рут повернулась и заметила улыбку на лице Келексела. Ровным, бесстрастным голосом она произнесла:
      — Будь ты проклят за каждую секунду твоей проклятой вечности.
      Келексел мигнул.
      — Ты такой же сумасшедший, как мой отец, — сказала она. — Энди описывал тебя, когда говорил о моем отце.
      Она резко повернулась к экрану.
      — Смотри на себя!
      Келексел прерывисто вздохнул. Аппарат заскрипел, когда Рут повернула ручки управления и нажала на рычажки. Он захотел оттащить ее от репродьюсера, вдруг испугавшись того, что она вознамерилась показать ему. "Увидеть себя?" — подумал он. Это была жуткая мысль. Не может Чем видеть себя, воспроизведенным репродыосером!
      Крошечная светящаяся сфера, расположенная в центре экрана, расширилась, и перед ними возник рабочий кабинет Бонделли — огромный стол, застекленные книжные полки и шкафы, на которых выстроились ряды книг в бордовых переплетах с золотыми надписями на корешках. Бонделли сидел за столом, держа в правой руке карандаш. Он несколько раз провел кончиком карандаша, на котором был закреплен ластик, по столу. Ластик оставил на полированной поверхности дорожки из маленьких резиновых катышков.
      Фурлоу сидел напротив, на столе перед ним были разбросаны листы бумаги. Он держал свои массивные очки, как указку, размахивая ими, когда говорил.
      — Маниакальное состояние — как маска, — сказал Фурлоу. — Надев эту маску, Мерфи хочет, чтобы его считали нормальным, даже если он знает, что это будет стоить ему жизни.
      — Это нелогично, — пробурчал Бонделли.
      — Тем более, это будет чрезвычайно сложно доказать, — сказал Фурлоу. — Трудно передать словами подобные вещи, особенно так, чтобы это было понятно людям, которые в своей жизни ни с чем подобным не сталкивались. Но, если иллюзии Мерфи будут разбиты, если он пройдет через свое состояние, то это можно будет сравнить с тем, как обычный человек, проснувшись утром, обнаруживает, что проснулся в другой кровати. Другая женщина говорит ему: "Я твоя жена!", незнакомые дети называют его своим отцом. Он будет подавлен, а вся его система восприятия жизни окажется разрушенной.
      — Полный разрыв с действительностью, — прошептал Бонделли.
      — Действительность, с точки зрения объективного наблюдателя, в данном случае не главное, — заметил Фурлоу. — Жизнь в иллюзорном мире спасает Мерфи от психологического эквивалента уничтожения. А это, безусловно, страх смерти.
      — Страх смерти? — удивленно воскликнул Бонделли. — Но ведь это ждет его, если…
      — Здесь следует различать два вида смерти, — сказал Фурлоу. — Мерфи испытывает значительно меньший страх перед реальной смертью в газовой камере, чем перец той смертью, которую ему придется испытать в случае разрушения его иллюзорного мира.
      — Но УЛАВЛИВАЕТ ли он разницу?
      — Нет.
      — Сумасшествие какое-то!
      Фурлоу удивился,
      — Разве не об этом мы все время говорим?
      Бонделли бросил карандаш на стол. Раздался сухой стук.
      — И это произойдет, если он будет признан нормальным7
      — Он получит подтверждение, что сохраняет контроль над приближающейся развязкой своей беды. Для него сумасшествие означает потерю контроля. Это значит, что он не самый главный, не самый могущественный в решении своей судьбы. А если он контролирует даже свою собственную смерть, то это подлинное величие — то есть мания величия.
      — Вы могли бы попытаться доказать это в суде, — сказал Бонделли.
      — Но только не в этом конкретном сообществе и не в данный момент, — ответил Фурлоу. — Именно это я пытаюсь вам объяснить с самого начала. Вы знаете Баунтмана, моего соседа с южной стороны? Ветка моего орехового дерева свисала к нему во двор. Я всегда позволял ему собирать с нее орехи. У нас даже шутка была на эту тему. Прошлой ночью он отпилил эту ветку и бросил ее ко мне во двор — потому что я свидетельствую в защиту Мерфи.
      — Но это же сумасшествие!
      — Как раз сейчас это вполне нормально, — устало сказал Фурлоу. Он тряхнул головой. — Баунтман, как правило, проявлял себя вполне нормальным. Но то, что совершил Мерфи — это преступление на сексуальной почве, и оно возбуждает в людях скрытые подсознательные эмоции, которые они не в силах контролировать, — страх, стыд, сознание вины. Баунтман — лишь отдельно взятое проявление. Все общество стоит на грани психического срыва.
      Фурлоу снял свои темные очки, повернулся и посмотрел прямо в направлении наблюдателей.
      — Все общество, — прошептал он.
      Рут поднялась, пошатываясь, словно слепая. Она нашарила наугад нужную ей ручку репродьюсера и выключила его. Пока экран полностью не потемнел, лицо Фурлоу продолжало смотреть на нее. "Прощай, Энди, — подумала она. — Дорогой Энди. Несчастный Энди. Я никогда тебя больше не увижу".
      Келексел резко отвернулся, прошел большими шагами на середину комнаты. Остановившись, он взглянул на Рут, проклиная тот день, когда впервые увидел ее. "Во имя забвения! — подумал он. — Почему я покоряюсь ей?"
      Слова Фурлоу все еще звенели у него в ушах: "Величие! Иллюзия! Смерть!"
      Что они могли означать для этих дикарей, которые закрыли входы и выходы для разума и чувств? Ярость, которой он раньше никогда еще не испытывал, охватила Келексела.
      "Как она смеет говорить, что я похож на ее отца?
      Как смеет она думать о своем хилом туземном любовнике, когда у нее есть я?"
      Странный, режущий ухо звук, донесся со стороны Рут. Ее плечи тряслись. Келексел понял, что она рыдает, несмотря на воздействие манипулятора. Поняв это, он еще больше рассвирепел.
      Она медленно повернулась на вращающемся кресле и посмотрела ему в глаза. Лицо ее было искажено горем.
      — Живи вечно! — тихо, но отчетливо произнесла она. — И пусть мысль о твоем преступлении терзает тебя каждый день твоей жизни!
      Ее глаза сверкнули ненавистью.
      Чувство безотчетного страха потрясло Келексела. "Как она могла узнать о моем преступлении?" — испуганно подумал он.
      Но владевшая им ярость пришла на выручку.
      "Она испорчена этим иммунным, — мелькнуло у него в голове. — Тогда пусть она увидит, что может сделать Чем с ее любовником!"
      Быстрым движением он повернул ручку манипулятора под своей накидкой. Резко возросшее давление отбросило Рут на спинку сидения, ее тело напряглось и затем бессильно обвисло. Она потеряла сознание.
 

17

      Фраффин стремительно выбежал на причальную платформу, его широкая мантия развевалась, напоминая крылья летучей мыши. Море сияло, подобно темно-зеленому кристаллу, за барьером защитного поля. Десять летательных аппаратов стояли в ряд у края причала, подготовленные к отправке. Возможно, они еще пригодятся для его "чудесной маленькой войны". В воздухе резко пахло озоном. Фраффин почувствовал, как от едкого запаха слегка съежилась кожа у него на лице — защитная реакция организма.
      Там, наверху, цвела его планета, с невиданным изобилием рождались новые сюжеты. Но если сообщение о Келекселе было правдой… Нет, это не могло быть правдой. Это было бы слишком нелогично.
      Фраффин замедлил шаги, приближаясь к контрольному пункту, похожему на огромный желтый глаз. Внутри находился Лутт, начальник Службы наблюдения. Вид приземистой, плотной фигуры офицера его экипажа вернул Фраффину потерянное спокойствие. Квадратное лицо Лутта склонилось к монитору.
      Вид у него был довольно хитрый, и Фраффин вспомнил изречение Като: "Короли страха, которым служат лукавые".
      Да, это был туземец, достойный восхищения — Като. Фраффин восстановил в памяти образы врагов Като, двух карфагенских царей, смотрящих со стен крепости Байрса вниз, на внутреннюю гавань Кортона. "Достойная жертва, верные мысли, сильные боги — вот, что приносит победу", — это тоже были слова Като.
      Но Като умер, его жизнь была затянута в сумасшедший водоворот времени — в память Чемов. Он умер, и те два царя тоже.
      "Безусловно, сообщение о Келекселе было ошибочным", — подумал Фраффин.
      Один из дежурных пилотов подал знак Лутту. Начальник Службы наблюдения быстро выпрямился и повернулся навстречу Фраффину. Настороженное выражение глаз рассеивало всякие сомнения в его излишней самоуверенности.
      "Он похож на маленького Като, — подумал Фраффин, останавливаясь в трех шагах от Лутта. То же строение лица. — Да, мы слишком много отдали этому миру".
      Фраффин поплотнее завернулся в мантию, почувствовав неожиданно возникшую в воздухе прохладу.
      — Достопочтенный Директор, — произнес Лутт. Как осторожно он говорил!
      — Я только что получил тревожное сообщение о Следователе, — сказал Фраффин.
      — О Следователе?
      — О Келекселе, дурень!
      Губы Лутта чуть дрогнули, он быстро посмотрел по сторонам и затем испуганно взглянул на Фраффина.
      — Он… он сказал, что у него есть ваше разрешение… с ним была туземная женщина… она… что-нибудь не так?
      Фраффину потребовалось некоторое время, чтобы взять себя в руки. Легкая барабанная дробь прокатилась через каждое мельчайшее мгновение его бытия. Эта планета и ее создания! Каждое мгновение, потраченное на их сооружение, обжигающим бременем легло на его сознание. Он чувствовал себя сейчас, как двустворчатый моллюск, выброшенный приливом на вершину Вселенной. История рушилась вместе с ним, но совершенное преступление останется в его памяти навсегда.
      — Так Следователь покинул нас? — спросил Фраффин, с гордостью отметив, как спокойно звучит его голос.
      — Только небольшая прогулка, — прошептал Лутт. — Он сказал, что это только небольшая прогулка. — Он нервно дернул головой. — Я… все говорили, что Следователь попался в ловушку. Эта женщина была с ним. Она была… — Лутт ухватился за эту деталь, как будто сделал важнейшее открытие. — Туземная женщина упала в обморок из-за своей беременности. — Грубая ухмылка мелькнула на губах Лутта. — Он сказал, что так легче ее контролировать.
      Пересохшим ртом Фраффин проговорил:
      — Он сообщил, куда направляется?
      — На поверхность планеты. — Лутт показал большим пальцем вверх.
      Фраффин заметил движение, и мысль об ужасающем значении этого обыденного жеста раскаленной иглой пронзила его мозг.
      — В своем катере? — спросил Фраффин.
      — Он сказал, что лучше знаком с его управлением.
      В глазах Лутта снова мелькнул испуг. Вежливый голос и внешняя уравновешенность Директора не могли замаскировать огромную важность задаваемых вопросов — он уже заметил одну вспышку гнева.
      — Он заверил меня, что получил ваше разрешение, — пробормотал Лутт. — Он сказал, что это будет хорошей тренировкой перед тем, как получит свою собственную…
      Огонь, сверкнувший в глазах Фраффина, остановил его на полуслове, но он все же закончил.
      — Он сказал, что его женщине это понравится.
      — Но она же была без сознания, — уже с трудом сдерживаясь, заметил Фраффин.
      Лутт молча кивнул.
      "Почему она была без сознания? — спросил себя Фраффин. Надежда вновь начала расти в нем. — Что он может предпринять? Он же в наших руках. Я напрасно поддался панике".
      Экран контрольного селектора позади Лутта дважды мигнул и поменял цвет с желтого на красный. Прибор издал громкое гудение и спроецировал в воздухе круглое лицо Юнвик. Врач корабля выглядела крайне озабоченной. Ее глаза пристально смотрели на Директора.
      — Так вот ты где! — воскликнула она. Ее взгляд метнулся к Лутту, по платформе и остановился на Фраффине. — Он ушел?
      — И захватил с собой женщину, — сказал Фраффин.
      — Он не прошел цикл омоложения! — выпалила Юнвик.
      В течение долгой минуты Фраффин не мог обрести голос.
      — Но все остальные… он… ты…
      Он опять услышал отдаленный рокот барабанов.
      — Да, все остальные немедленно обращались к Омолаживателю, — согласилась Юнвик. — Поэтому я предполагала, что он сам позаботится о себе. Ведь ты же заботишься! — ярость послышалась в ее голосе. — Кто мог предположить обратное? Но никаких упоминаний о нем нет в Главных Архивах! Он не проходил цикла омоложения!
      Фраффин судорожно глотнул пересохшим горлом. Это было немыслимо! Он почувствовал необычайное спокойствие, как будто вдруг замер, прислушиваясь к движению солнц, лун, планет, существовавших в его жизни, но уже забытых. Не прошел курс омоложения! Время… время… Незнакомый голос — его голос, — произнес хриплым шепотом: "Оно наконец пришло…"
      — Один из моих помощников видел его с женщиной совсем недавно и поднял тревогу, — сказала Юнвик. — Серьезное ухудшение состояния Келексела бросилось ему в глаза.
      Фраффин почувствовал, что ему стало трудно дышать. Не прошел курс омоложения! Если Келексел уничтожил все следы существования женщины… Но это невозможно! На корабле имеется полная запись его связи с туземкой. Но если Келексел уничтожил и ее…
      Лутт тихонько потянул Фраффина за мантию.
      Фраффин яростно обернулся к нему.
      — Что тебе нужно?
      Лутт, поклонившись, отступил на шаг назад. Глядя снизу вверх на Фраффина, он пробормотал:
      — Достопочтенный Директор, сообщение… — Лутт дотронулся до прибора связи, прикрепленного сбоку на его шее. — Катер Келексела замечен на поверхности планеты.
      — Где?
      — В районе проживания женщины.
      — Они еще видят его?
      Фраффин затаил дыхание.
      Лутт несколько мгновений слушал и затем покачал головой.
      — Корабль был замечен перемещавшимся без защитных экранов. Обнаруживший его наблюдатель запросил, чем вызвано нарушение секретности. Сейчас он уже потерял его из виду.
      "НА ПОВЕРХНОСТИ!" — подумал Фраффин.
      — Задействуйте все другие средства! — резко скомандовал он. — Лично отдайте приказ каждому пилоту. Этот корабль должен быть найден! Должен быть найден!
      — Но… что мы должны делать, когда найдем его?
      — Женщина, — сказала Юнвик.
      Фраффин покосился на лишенную тела голову, висящую в воздухе над контрольным селектором, и снова впился глазами в Лутта:
      — Да, женщина. Возьмете ее и доставите сюда. Она наша собственность. Мы сумеем договориться с этим Келекселом. Никаких срывов, понял? Доставь ее мне!
      — Если смогу, достопочтенный Директор.
      — Очень советую тебе найти такую возможность, — сурово сказал Фраффин.
 

18

      Фурлоу проснулся от щелчка будильника и выключил его прежде, чем раздался звонок. Он сел в кровати, безуспешно пытаясь преодолеть отвращение к наступающему дню. Теперь каждый новый день превращался в адскую пытку. Вейли делает все, чтобы раздавить его, и не остановится до тех пор, пока… Фурлоу глубоко вздохнул. Скоро станет совсем невмоготу, и ему придется уйти с работы.
      Общество помогало принять такое решение — анонимные письма с угрозами, телефонные звонки. Он стал изгоем.
      Профессионалы вели себя иначе. Поступки Парета и старого судьи Виктора Веннинга Гримма в суде и за его пределами следовало, очевидно, помещать в разные отделения, тщательно изолированные друг от друга.
      — Все уляжется, — говорил ему Гримм. — Дай срок.
      — Ничего, Энди, — успокаивал Парет. — В чем-то выигрываешь, в чем-то проигрываешь.
      Фурлоу тщетно гадал, испытывают ли они хоть какие-нибудь эмоции в связи со смертью Мерфи. Парет был приглашен на казнь и, как говорили в суде, советовался с друзьями, идти ему или нет. Как ни странно, добрые чувства победили. Ему посоветовали не проявлять себя слишком безжалостным.
      "Зачем я пошел? — спрашивал себя Фурлоу. — Хотел подсыпать соли на раны?"
      На самом деле, смиренно приняв приглашение осужденного "посмотреть, как я умру", он пошел туда, рассчитывая снова увидеть таинственных наблюдателей в их летающем цилиндре.
      Они… или галлюцинация и на этот раз были там.
      "Есть ли они на самом деле?" — его мозг требовал разъяснения. И сразу же другой вопрос: "Где ты, Рут?" Он чувствовал, что, если она вернется и сможет объяснить свое исчезновение, галлюцинации сразу прекратятся.
      Его мысли вновь вернулись к казни. Потребуется еще много долгих недель, чтобы стереть это воспоминание. В памяти сохранялись тревожащие его звуки: лязг металла о металл, шарканье подошв, когда охрана подводила Мерфи к месту казни.
      Фурлоу мысленно видел остекленевшие глаза осужденного. Перед смертью Мерфи уже не выглядел таким коренастым. Тюремная роба свободно болталась на нем. Он двигался с трудом, волоча ноги. Впереди него шел священник в черной сутане, поющий звучным голосом, в котором иногда проскальзывали жалобные нотки.
      Когда они вошли, в комнате повисла мертвая тишина. Все глаза обратились к палачу. Он выглядел, как мануфактурный клерк, высокий, с предупредительным лицом и уверенными ухватками профессионала — стоящий перед оклеенной резиной дверью.
      Палач взял Мерфи под руку, помог перебраться через высокий порог. Один из охранников и священник последовали за ними. Фурлоу стоял рядом с дверью и мог хорошо видеть всю группу и слышать, как они переговариваются.
      Охранник затянул ремешок на левой руке Мерфи, попросил его сесть поглубже на стуле.
      — Давай сюда руку, Джо. Чуть дальше. Вот так. — Охранник затянул ремешок. — Не больно?
      Мерфи покачал головой. Его глаза по-прежнему были стеклянными, напоминавшими глаза загнанного зверька.
      Палач посмотрел на охранника и заметил:
      — Эл, может ты останешься здесь и подержишь его за руку?
      В этот момент Мерфи очнулся. То, что он сказал, потрясло Фурлоу и заставило его отвернуться.
      — Тебе лучше остаться с мулами и фургоном.
      Фурлоу не раз слышал эту фразу от Рут — одна из семейных поговорок, истинный смысл которых известен лишь узкому кругу посвященных. Когда Мерфи произнес ее, Фурлоу понял, что нет силы, которая сможет разорвать цепь между отцом и дочерью.
      Все остальное было уже не так страшно.
      Подавленный воспоминаниями, Фурлоу вздохнул, спустил ноги с кровати на холодный пол. Сунул ноги в шлепанцы, надел халат и подошел к окну. Стоя у окна, он смотрел на открывающийся вид, ради которого двадцать лет назад отец купил этот дом.
      Утренний свет резал ему глаза, и они начали слезиться. Фурлоу взял с ночного столика свои темные очки, надел их, подрегулировал фокус линз.
      Перед ним был обычный утренний пейзаж — равнина, поросшая секвойями. Между красными стволами держался туман, который окончательно должен рассеяться только часам к одиннадцати. Два ворона сидели нахохлившись на ветке старого дуба и изредка каркали, созывая своих невидимых товарищей. Капельки роем свисали с листьев акации, росшей прямо у окна.
      Краем глаза Фурлоу заметил какое-то движение. Он повернул голову и увидел в воздухе сигарообразный объект, примерно тридцати футов длиной. Объект быстро проплыл над верхушкой дуба, испугав ворон. Они улетели с пронзительным карканьем.
      "Они видят его! — сказан себе Фурлоу. — Значит, он существует!"
      Объект вдруг резко повернул влево и почти мгновенно исчез, разорвав облачную пленку хмурого неба. На его месте в воздухе остались странные мерцающие диски и сферы.
      Вскоре и они растворились в облаках. Резкий дребезжащий голос вывел Фурлоу из оцепенения:
      — Ты — туземец Фурлоу.
      Фурлоу быстро повернулся и увидел в дверях спальни призрак — приземистая коротконогая фигура в зеленой накидке и трико, квадратное лицо, темные волосы, серебристая кожа, рот до ушей. Глаза пришельца ярко горели под нависающими надбровиями.
      Рот приоткрылся, снова раздался неприятный дребезжащий голос:
      — Я — Келексел.
      Английский был правильным, без акцента.
      Фурлоу смотрел, вытаращив глаза.
      "Гном? — спросил он себя. — Лунатик?" Вопросы громоздились в его голове.
      Келексел бросил взгляд в окно за спиной Фурлоу. Было приятно наблюдать, как свора Фраффина кинулась в погоню за пустым катером-иглой. Запрограммированный курс не позволял кораблю уйти от преследователей, но, когда они его настигнут и обнаружат обман, здесь все будет кончено.
      Фраффин поневоле будет поставлен пред свершившимся фактом… и перед своим преступлением.
      Воскресшая гордость укрепила волю Келексела. Он хмуро посмотрел на Фурлоу, подумав: "Я знаю, что должен делать". Рут скоро проснется, придет на их голоса и тогда она сможет увидеть его полный триумф. "Она будет гордиться, что Чем облагодетельствовал ее своим вниманием", — подумал он.
      — Я наблюдал за тобой, знахарь, — произнес Келексел.
      Фурлоу осенило: "Может быть это какой-то ненормальный урод, который хочет убить меня за мои показания в суде?"
      — Как ты оказался в моем доме? — спросил Фурлоу.
      — Для Чема это несложно, — ответил Келексел.
      Тут Фурлоу с ужасом ПОЧУВСТВОВАЛ, что это существо должно быть связано с непонятным объектом, исчезнувшим в облаках и с теми наблюдателями, которые… Но что такое Чем?
      — Как ты наблюдал за мной? — спросил Фурлоу.
      — Твои проделки фиксировались… — Келексел помахал в воздухе рукой, пытаясь подыскать подходящее название. С этими существами так сложно найти общий язык… — такой штукой, вроде вашего кино, — заключил он. — Конечно, гораздо более сложной — ваши ощущения расшифровываются и стимулируют восприятие аудитории.
      Фурлоу прочистил горло. Он смутно понимал смысл слов, но его беспокойство возрастало. Хриплым голосом он проговорил.
      — Наверняка, это что-то новое.
      — Новое? — усмехнулся Келексел. — Старше твоей галактики.
      "Он точно придурок, — решил Фурлоу. — Почему они всегда выбирают психологов?"
      Но тут он вспомнил воронов. Невозможно было отрицать, что птицы тоже видели эти… штуки. "Что такое Чем?" — снова спросил он себя.
      — Ты не веришь мне, — заметил Келексел. — Ты не хочешь мне верить.
      Он ощущал, как мягкая расслабленность теплой волной растекается по его телу. Как это было приятно! Он понял, какое удовольствие получили когда-то люди Фраффина, познакомившись с этими туземцами. Гнев и ревность, которые он испытывал к Фурлоу, постепенно рассеивались.
      Фурлоу проглотил слюну. Рассудок увлекал его на неизведанные тропки познания.
      — Если я поверю тебе, — сказал он, — то я должен тогда буду признать, что ты… ну…
      — Некто из другого мира?
      — Да.
      Келексел рассмеялся.
      — Мне не сложно это доказать! Я могу так напугать тебя, что ты остолбенеешь!
      Он щелкнул пальцами.
      Это был чисто человеческий жест существа, мало похожего на человека. Фурлоу повнимательнее пригляделся к своему гостю: накидка с капюшоном, трико, странные остроконечные уши. "Эту накидку можно было взять из театральной костюмерной, — мелькнуло у него в голове. — Он похож на карликового Белу Люгоси. Не больше четырех футов росту".
      В следующий момент Фурлоу овладел почти панический страх.
      — Зачем ты здесь? — воскликнул он.
      "Зачем я здесь?" — Келексел не смог сразу найти логическое объяснение своему поступку. Он вспомнил о Рут, которая без чувств лежала на кушетке в соседней комнате. Этот Фурлоу мог стать ее мужем. Жгучая ревность пронзила сердце Келексела.
      — Возможно, я пришел, чтобы указать тебе твое место, — высокомерно сказал он. — Может быть, я подниму тебя на своем корабле высоко над вашей глупой планетой и покажу тебе, какая это ничтожная крупинка.
      — Будем считать, что это не глупая шутка, и ты… — начал Фурлоу.
      — Ты не должен говорить Чему, что он глупо шутит, — перебил его Келексел.
      Фурлоу понял по тону Келексела, что тот способен на насилие. Собрав всю свою волю, он вернул дыханию обычный ритм и стал пристально разглядывать незваного гостя.
      "Может ли он быть связан с исчезновением Рут? — размышлял Фурлоу. — Не из тех ли он тварей, которые похитили Рут, следили за мной, наблюдали за последними минутами бедного Джо Мерфи, которые…" — Я нарушил самые важные заповеди своего общества, появившись здесь, — сказал Келексел. — Мне самому странно, что я на это осмелился.
      Фурлоу снял очки, нашел на туалетном столике платок, протер их и опять надел.
      "Я должен заставить его говорить, — подумал он. — Во время разговора он дает выход своим чувствам".
      — Что такое Чем? — спросил Фурлоу.
      — Хорошо, — сказал Келексел. — У тебя нормальное любопытство.
      Он начал рассказывать о Чемах, их могуществе, их бессмертии, Кораблях историй.
      Однако по-прежнему ни одного упоминания о Рут. Фурлоу гадал, хватит ли у него смелости спросить о ней.
      — Почему ты пришел ко мне? — поинтересовался он. — Что, если я расскажу о тебе?
      — Вряд ли ты сможешь рассказать о нас, — улыбаясь, заметил Келексел. — А если и сможешь, кто тебе поверит?