Глава 22

По дороге домой Тео был очень молчалив. Оба изнывали от жары и духоты. Одежда липла к коже, и единственным их желанием было поскорее принять душ, прежде чем ехать в «Лебедь» на ужин. Тео предложил ей отправиться в какое-нибудь заведение поскромнее, но Мишель пообещала отцу при необходимости помочь в баре.

Среда была одним из самых оживленных дней, тем более что в субботу были назначены соревнования рыбаков, так что в «Лебеде» наверняка будет полно народу.

— А не может ваш брат помочь Джейку? — сопротивлялся Тео.

— Джон Поль не показывался всю прошлую неделю.

— Он часто исчезает?

— И появляется, когда нужен отцу.

— Но откуда он знает, что нужен отцу? Тот ему звонит?

Мишель улыбнулась:

— У Джона Поля нет телефона, а если бы и был, он не поднял бы трубку. Брат обычно приходит в пятницу утром узнать, что от него требуется. Джон Поль никогда не работает в баре по будним дням.

— А если ваш отец попадет в беду? Заболеет или что-то в этом роде?

— Джон Поль почувствует неладное.

— Экстрасенсорное восприятие?

— Он просто узнает.

— Судя по всему, ваш брат — довольно странный человек.

— Не странный! — мгновенно вскинулась она. — Просто другой.

— А ваш старший брат?

— Реми? При чем тут он?

— Он тоже другой?

— По вашим стандартам — нет.

Несколько минут оба молчали.

Заметив, что он хмурится, Мишель робко спросила:

— О чем вы думаете?

— О том пареньке, что все время спотыкался и падал на поле.

— А что с ним?

— На нем были ботинки брата.

— И вы пытаетесь придумать, как ему помочь?

— Вся команда нуждается в новом снаряжении. Конрад собирается поговорить с тренером команды Сент-Клера, чтобы Позволил нашей команде пользоваться их тренажерным залом. Никому не следовало выходить на поле, прежде чем они будут готовы. Понимаете, о чем я?

— Им необходимо укрепить не только мышцы, но и дух.

— Совершенно верно. В противном случае они всегда будут терпеть поражение.

— Вы назвали их «наша команда».

— Не правда!

— Назвали. Я собственными ушами слышала! Тео поспешно сменил тему:

— Что было нужно тому курьеру? Я видел, как вы говорили с ним, когда ходил напиться.

— Какая-то путаница в больнице. Я послала его к секретарю приемного отделения. Она все уладит.

Тео кивнул и снова сменил тему:

— Как по-вашему, сколько денег получит победитель соревнований?

— Не знаю, сколько человек запишется, но, предположим… по два рыбака в лодке, по пятьдесят долларов с каждого… в прошлом году было свыше семидесяти участников… Значит, если запишутся человек восемьдесят… это четыре тысячи.

— Большие деньги в здешних местах.

— Похоже, у вас есть план?

— По крайней мере некоторый замысел. Как победить и получить деньги.

— Нет, правда? — засмеялась Мишель. — А как насчет моего отца?

— А что насчет него? — удивился он, подъезжая к дому

Мишель и выключая зажигание.

— Две тысячи достанутся ему.

— Он их пожертвует. Сердце у него мягкое, — заверил Тео. — Но поверьте, ключ к моему грандиозному плану — это выиграть соревнования.

— Мучаетесь, что не можете просто пойти и купить команде все, в чем она нуждается?

Как она догадалась?

— Да, — кивнул он. — Но этого ни в коем случае нельзя делать. Родители на стену полезут. Я оскорблю их гордость. Верно?

— Еще как оскорбите! И вообще разоритесь, если будете и дальше покупать малышам дорогие ограды и бутсы, и форму. для команды, и бог знает что еще.

— Ни один ребенок не должен бояться аллигатора на своем заднем дворе.

У самой двери Мишель обернулась, положила ему руки на плечи и поцеловала.

— А это за что? — растерянно спросил он, когда она величественно удалилась.

Девушка снова обернулась, одарила его улыбкой и пояснила:

— Почему я поцеловала вас? Очень просто: потому что вы милый.

Он отреагировал так, словно она его оскорбила.

— Во мне нет ничего милого!

— Вот как? Но вы же старались не сконфузить того мальчишку, что напялил ботинки брата.

— Вовсе нет.

— Не правда, старались, — улыбнулась она.

— Да, но…

— Вы… милый.

— Я зарабатываю немало денег, Мишель, и уж ни в коем случае не потому, что очень мил.

Он медленно надвигался на нее, а она так же медленно отступала.

— Мне абсолютно все равно, сколько у вас денег. Там, в Бостоне, вы всех одурачили, верно? Они, вероятно, считают, что вы неумолимый преследователь убийц и преступников.

— Именно так и есть, и я горжусь этим.

— Вы беспокоились за Джона Патрика и именно поэтому купили ограду. Следовательно…

— Только не это, — остерег он.

— Следовательно, вы милый. Тео покачал головой:

— Нет. Будьте честны, беби. Я знаю, почему вы меня поцеловали.

Она уже почти скрылась в библиотеке, но он успел поймать ее за талию и привлек к себе. Мишель, смеясь, позволила притянуть себя к мужской груди. Совсем как кирпичная стена. Теплая кирпичная стена.

Он продолжал наклонять голову, пока его губы не оказались в дюйме-другом от ее рта.

— Сказать, почему вы меня поцеловали?

— Уже затаила дыхание.

— Все просто. Вы меня хотите.

Он ожидал протеста, по ничуть не разочаровался, услышав ответ:

— Что правда, то правда, спорить не буду.

— И знаете, что еще?

Она отклонилась, чтобы лучше рассмотреть его.

— Вы умираете от желания обнять меня.

Он чуть сильнее прижал ее к себе. Она сцепила руки у него на талии и запустила большие пальцы под ремень.

— Ну вот я и обняла вас. Вам нужно срочно поработать над своим «эго». Я заметила, что в присутствии женщин вы немного теряетесь. Это очень печально,., но…

— Но что? — спросил он и потерся подбородком о ее щеку в ожидании некоего чуда.

— Ты все равно милый, — прошептала она и, прикусив зубами мочку его уха, потянула.

Тео застонал.:

— Сейчас покажу тебе, какой я милый!..

Он яростно оттянул за волосы ее голову и впился в губы исступленным поцелуем: жарким, страстным, влажным, огненным… непередаваемо возбуждающим, с каждым мгновением становившимся все более опьяняющим. Выражение «глина в его руках» пришло ей на ум, но вскоре все исчезло, едва она прильнула к нему и все сколько-нибудь связные мысли вылетели из головы.

Поцелуй все продолжался и продолжался, и вкус его рта казался таким восхитительным, что она неосознанно старалась прижаться к нему все теснее.

Его прикосновение было греховно-чувственным, и она боялась одного: что все это прекратится. Тео ласкал ее руки, шею, плечи, творя несказанное волшебство, и вскоре она, окутанная эротическим туманом, повторяла про себя, как молитву:

— Только не останавливайся. Только не останавливайся. Нет!

Она выкрикнула это через мгновение после того, как он отстранился. Оба дрожали.

— Что «нет»? — проворчал он, задыхаясь.

Она была безоглядно счастлива сознавать, что стала причиной его состояния. Правда, ей тоже без него плохо. Одиноко.

— Что «нет»? — повторил он, наклонясь и снова целуя ее. Легкая, нежная ласка, только подогревшая желание.

— Не знаю…

— Это выходит за все рамки. Просто из рук вон!

Ее лоб был прижат к его груди, и когда она кивнула, макушка ударилась о его подбородок.

— Кстати, о руках…

— Да?

Он чмокнул ее в макушку,

— Вам, вероятно, следует убрать руки.

— Что?

— Ваши руки, — проскрипел он. Мишель охнула.

— О Господи!

Не менее пяти секунд ушло на то, чтобы извлечь пальцы из его джинсов. Пряча горящее лицо, она повернулась и вылетела из комнаты. Взбегая по ступенькам, она слышала за спиной его смех.

Мишель схватила халат, вошла в ванную. Раздевшись, она включила душ на полную мощь, встала в ванну и с такой яростью задернула занавеску, что едва не разорвала.

— Причина номер один, — пробормотала она. — Он разобьет мое сердце.

Глава 23

Тео и Мишель добрались до «Лебедя» как раз без четверти семь, В самом баре и вокруг бурлило веселье. Старые фургоны и ржавые пикапы, все как один щеголявшие ружейными стойками и яркими наклейками на бамперах, загромоздили почти всю стоянку. Владельцы, похоже, предпочитали девиз «Я бы лучше порыбачил», но внимание Тео привлекла наклейка с объявлением «GATOR-AID» <Помощь аллигаторам (англ). По созвучию с «band-aid», полоска бактерицидного лейкопластыря.>, выведенным яркими светящимися буквами. Приглядевшись, он заметил изображение аллигатора с полоской лейкопластыря, но так и не понял, что это должно означать.

Тео заметил также, что новеньких машин на стоянке не было. И если до сих пор имелись какие-то сомнения в бедности здешних жителей, лучшего доказательства было не найти. Некоторые машины выглядели так, что хоть сейчас вези их на автомобильное кладбище. Но он уже успел усвоить одно: обитателям Боуэна приходилось обходиться тем, что есть.

— О чем ты думаешь? — спросила она, обходя серый помятый фургон.

— О том, как трудно здесь сводить концы с концами. И Удивительнее всего, что жалоб я не слышал.

— И не услышишь. Для этого они слишком горды.

— Я уже упоминал, какая ты сегодня хорошенькая?

— В этой старой тряпке?

«Старой тряпкой» был короткий сарафан с треугольным вырезом в бело-голубую клетку, который она выбирала не меньше двадцати минут. И еще столько же возилась с прической: распустила волосы, обрамлявшие лицо мягкими локонами. Пришлось немало потрудиться, чтобы они выглядели так естественно, словно вились от природы. Потом она слегка мазнула румянами по высоким скулам и нанесла на губы немного помады и блеска. Только сообразив, что стала придавать слишком много значения своей внешности и уже третий раз переодевается — ради него, конечно, — Мишель взяла себя в руки.

— Когда кто-то делает вам комплимент, следует благодарить. Ты сегодня очень хорошенькая, — повторил он, — в этой «старой тряпке».

— Тебе нравится подтрунивать надо мной?

— Угу.

Он солгал, назвав ее хорошенькой, но не мог облечь в слова то, что почувствовал, когда она спустилась вниз. В голове вертелось только одно: динамит. Просто динамит. Правда, вполне подошло бы и прилагательное «ослепительная», но было еще одно определение, слишком смущавшее его, чтобы произнести вслух. Изысканная.

Она была бы на седьмом небе от такого комплимента. И что это с ним?! Он, кажется, стал сочинять стихи? Вот это уже из ряда вон!

— Грешно издеваться над ближним своим.

Тео открыл ей дверь, но застрял на пороге, читая написанный от руки плакатик.

— Неудивительно, что сегодня здесь яблоку негде упасть. Этим вечером в баре подают столько пива, сколько сможешь выпить. И никаких ограничений.

— Здесь всегда подают столько пива, сколько сумеешь выпить, при условии, что ты не за рулем и сможешь заплатить за каждый стакан. Местные об этом знают.

— Пахнет хорошо. Давайте поедим. Господи, надеюсь, там будет не слишком много перца?

— Поскольку сегодня среда, можешь заказать жареную картошку с жареной же зубаткой, что, уверена, ужасно понравится твоим артериям….

— Или?..

— Жареную зубатку с жареной же картошкой.

— Согласен.

Пока они пробирались к стойке, Тео останавливали куда чаше, чем ее.

Посетители, как мужчины, так и женщины, жаждали пожать ему руку, похлопать по плечу и особенно потолковать о футболе.

Единственным, кто остановил Мишель, был потенциальный пациент, которому не терпелось обсудить свой геморрой.

Джейк стоял на дальнем конце стойки, рядом с кладовой, в компании Конрада Фриленда и Арти Ривза. Конрад что-то горячо говорил. Джейк, хмурясь, кивал каждому его слову и так увлекся, что даже не заметил идущую к нему дочь.

Повар Арман трудился на кухне, его брат Майрон обслуживал посетителей за стойкой.

— Папа улестил Майрона помочь ему, так что, похоже, на сегодня я сорвалась с крючка.

— Твой отец нам машет.

Они наконец подошли поближе. Джейк поднял вырезанную в стойке доску и поспешил к Мишель. Та заметила, что и Конрад, и Арти недовольно на нее смотрят.

— Тео, наливай себе пива и посиди за стойкой, пока я перемолвлюсь словечком с дочерью, — буркнул Джейк. Судя по взгляду, она чем-то расстроила отца.

— Что-то неладно? — спросила она, следуя за ним в кладовую.

— Еще бы! Он собирается уезжать, так что куда уж хуже! Мы тут потолковали с мальчиками и решили, что не можем этого допустить. Наш город нуждается в Тео Бьюкенене, неужели еще не поняла? Видишь, сколько сегодня народу? И почти все пришли, чтобы поговорить с ним.

— Хотят получить бесплатную юридическую консультацию?

— Некоторые — да, — признался он. — Кроме того, тут подвернулось это дельце с сахарным заводом, да и футбольный сезон на носу.

— А что ты от меня хочешь? Парень живет в Бостоне. Не может же он всю жизнь торчать здесь или метаться между двумя городами!

— Разумеется, не может.

Джейк даже ухмыльнулся при мысли о Тео, мечущемся между Боуэном и Бостоном.

— Тогда что же?

— Мы считаем, что ты можешь переубедить его.

— Но как?! — фыркнула Мишель, раздраженно подбоченившись. Зная изощренный ум своего папаши, она нисколько не сомневалась, что любое его предложение будет по меньшей мере неординарным. Она приготовилась слушать.

— Расстели красный ковер.

— И что это означает?

— Мы с Конрадом составили неплохой план, и Арти считает, что он может сработать. Так вот, Конрад слышал от Тео, будто ты просила его остановиться у меня.

— Так оно и есть.

— И это ты называешь гостеприимством, Майк? Непонятно как, но он заставил ее оправдываться!

— Я была с ним очень любезна. Честное слово.

— Ты готовила ему свое гамбо?

— Нет, но…

— Прекрасно! Жена Конрада проберется завтра утром в твой дом с кастрюлей гамбо, а ты можешь выдать его за собственное.

— Но это нечестно! — возмутилась она, и тут ее осенило:

— Погоди-ка, я думала, тебе нравится мой гамбо.

— А как насчет лимонного пирога? — увильнул отец. — Ты и его еще не пекла?

— Нет, — прошипела Мишель, шагнув к нему. — Предупреждаю, отец, если ты скажешь «хорошо», я в жизни больше не приглашу тебя на ужин.

— Детка, сейчас не время быть слишком чувствительной. Надвигается кризис, а у нас есть всего два дня, чтобы его уговорить.

— Что бы мы ни делали, это значения не имеет.

Отец бьгл так воодушевлен, что она чувствовала себя настоящей преступницей. Ну разве не жестоко пытаться охладить пыл этого большого ребенка?

— Видишь ли…

— Мэрилин только что ушла, — перебил отец.

— Жена Арти?

— Точно. Она печет потрясающий шоколадный торт и сейчас спешит домой, чтобы приняться за дело. Завтра к полудню он будет на твоей кухне.

Мишель не знала, то ли оскорбиться, то ли засмеяться.

— И Тео должен подумать, что и его я состряпала? Интересно, а когда у меня было на это время? Я провела с беднягой весь день, а с утра пораньше должна ехать в клинику и начинать разбираться в историях болезни.

— Ты не понимаешь, что мы задумали. Мэрилин оставит хорошенькую поздравительную открытку, чтобы он понял, как радушно мы встречаем гостей. Кэрин Кроуфорд коптит грудинку и делает свой картофельный салат, к которым, разумеется, тоже приложит открытку. И жена Дарила не желает остаться в стороне. Принесет корзинку свежих бобов из своего сада.

— С миленькой открыткой, — добавила Мишель, сложив на груди руки и пронзая отца негодующим взглядом.

— Верно.

— Тогда зачем притворяться, будто это я сварила гамбо?

— Не позволю Тео подумать, будто ты не умеешь готовить.

— Я умею готовить.

— Но ты повела его в «Макдоналдс».

В голосе отца звучал металл. Совсем как у обвинителя на суде.

Восхищение Мишель открытой жизнью маленьких городков неожиданно померкло. Кто-то видел их и раззвонил по всей округе. И большой, порочный, безразличный город вдруг показался не таким уж гнусным.

— Он хотел пойти туда, — возразила она. — Ему нравится «Макдоналдс» и мне тоже. Там классные салаты.

— Мы все стараемся быть дружелюбными.

Мишель рассмеялась. Вместе отец, Конрад и Арти были способны выдавать самые невероятные идеи. Хорошо еще, что хоть эта не доведет их до тюрьмы.

— И ты хочешь, чтобы и я была дружелюбна?

— Вот именно. Ты знаешь, о чем я. Пусть чувствует себя как дома. Словно он здесь родился. Показывай ему окрестности, гуляйте побольше.

— Какие еще окрестности?

— Мишель, ты собираешься помогать нам или нет?

Большой папочка начинал сердиться. Он называл ее Мишель, только когда был ею недоволен. Она снова захохотала, это, разумеется, еще больше ему не понравилось. Но Мишель ничего не смогла с собой поделать. Сама эта беседа была совершенным безумством.

— Ладно, — кивнула Мишель. — Поскольку это так ого значит для тебя, Конрада и Арти, я согласна. — Это много значит для женщин и мужчин, работающих на сахарном заводе, а также мальчиков из футбольной команды. Послушала бы, что Конрад рассказывал о сегодняшней тренировке! Тео всех поставил по стойке «смирно»! Оказывается, он знает о футболе куда больше, чем сам Конрад.

— Всякий знает о футболе больше, чем сам Конрад.