Глава 8

Все последующие дни Джудит была очень занята. Вставала с восходом, бежала на утреннюю мессу в замковую часовню, прослушав ее, неслась на кухню и с головой уходила в работу. Она занималась благоустройством помещения, готовила еду, мыла посуду, стирала и раздавала прислуге указания, развив при этом такую бурную деятельность, что Эдит и остальные служанки из замка Каддел, если бы узнали об этом, наверняка разинули бы от изумления рты. Джудит удивляло, что вдовы павших в бою сыновей лэрда Лохви никакого участия в работе по поддержанию в замке порядка не принимали, в то время как в замке Каддел этим в основном занимались женщины. Следует, однако, заметить, что вдовы с детьми жили не в замке Лохви, а в собственных небольших укрепленных поместьях или фермерских домиках по соседству. В течение последней недели только одна вдова навестила замок Лохви. Это была женщина с глубоко запавшими глазами и темными волосами, которая приехала в замок в сопровождении двух своих отпрысков. Увидев Мейри, женщина остановилась как вкопанная и в упор посмотрела на девочку. Джудит ее взгляд не понравился, и она инстинктивно прижала малышку к себе. Мейри между тем нисколько не испугалась. Ее внимание привлек худощавый мальчик, стоявший рядом с женщиной, который во вес глаза смотрел на девочку.

— Это наследница клана Каддел? — спросила женщина на нижнешотландском наречии, продолжая разглядывать Мейри. Джудит кивнула. Женщина, сверкнув глазами, коснулась рыжих кудряшек малышки. — Какая хорошенькая, а повергла нас всех в печаль.

— Печально то, что ее насильно увезли из отчего дома, — негромко сказала Джудит и, спохватившись, добавила: — Впрочем, я разделяю вашу печаль.

— Понятно… — пробормотала женщина, устремив влажный от слез взор на Джудит. — Я — Сара. Вдова Кеннета — старшего сына и наследника лэрда Лохви. Он был храбрым и верным, мой Кеннет, из него вышел бы хороший лэрд, но теперь… — Она помолчала и снова заговорила — уже более уверенно. — Теперь наследство отойдет Гленлиону, а этот мальчик, сын Кеннета, останется ни с чем. Ну и пусть. Пропади он пропадом, этот замок Лохви. Проклятое место.

— А я так не думаю, — сказал сероглазый сын Кеннета. — И мой отец никогда не называл Лохви проклятым местом.

— Много ты понимаешь, — одернула сына мать, после чего повернулась к Джудит. — Прощай, леди. Я уезжаю.

Вдова Кеннета взяла сына за руку и повела к стоявшей у ворот повозке. Джудит проводила ее печальным взглядом и подумала, что в этом мире слишком много горя, вдов и сирот. Не говоря уже о том, что вокруг полно врагов и недоброжелателей, которые только и ждут, когда ты сделаешь неверный шаг, чтобы нанести тебе удар в спину. Кое-кого из своих недоброжелателей Джудит знала. В замке Лохви, к примеру, ее врагом была старая Мэгги, которая терпеть ее не могла, но всячески это скрывала. Старалась держаться от нее подальше, без конца бормотала себе под нос гэльские проклятия и замолкала, лишь когда появлялся Роберт Кэмпбелл. Роберт Кэмпбелл Гленлион по-прежнему оставался для Джудит загадкой. Он относился к ней все так же отчужден но, хотя, как она замечала, часто останавливал на ней свой взгляд. Но стоило ей поднять на него глаза, как он тотчас же уходил. Казалось, ему было вполне достаточно на нее просто смотреть. Что он и делал, как только предоставлялась такая возможность, когда, например, в большом зале собиралось за ужином все население замка. И это Джудит нервировало. Но еще хуже было то, что сама она, не отдавая себе подчас в том отчета, постоянно пыталась отыскать его взглядом. Что же с ней происходит? Как она может после случившегося выказывать интерес к этому сэру Дьявольское Отродье? Непредсказуемому и отчаянному? Недаром он получил такое прозвище, в этом Джудит не раз убеждалась.

— Леди Джудит, можно я поиграю с Томом? — тихонько спросила Мейри, заглядывая в распахнутые ворота хлева, где мальчонка лет десяти орудовал вилами.

Джудит уже не раз видела, как он работал в овчарне и в свинарнике. Женщина знала, что это внук старой Мэгги, но неприязни к этому жизнерадостному, улыбчивому мальчугану не испытывала.

— Можно, — после минутного размышления сказала Джудит. — Только не уходи далеко. И как только я тебя позову, возвращайся.

Круглое личико Мейри просветлело.

— Обязательно, леди Джудит. Обещаю.

Том вышел из хлева, и они вместе с Мейри побежали к большому стогу сена, находившемуся в противоположном конце двора.

— Не боишься, что столь тесное общение со скотником повредит юной наследнице?

Джудит резко обернулась и увидела Гленлиона. Прислонившись к колодцу и изогнув бровь, он насмешливо улыбался ей.

— Повредит не больше, чем общение со мной тебе, — отрезала Джудит.

— В таком случае все куда хуже, чем я думал.

— Без сомнения. — При Гленлионе она чувствовала себя несколько скованно, однако виду не подала и даже улыбнулась, хоть и через силу. — Уже одно то, что ты стоишь со мной рядом, может отразиться на тебе не лучшим образом. Вдруг я напущу на тебя порчу или, что еще хуже, превращу в турнепс?

— Догадываюсь, откуда ветер дует. И в этой связи хочу заметить, что предсказания Мэгги редко сбываются.

— Правда? — Джудит прицепила к крюку деревянное ведро и опустила его в колодец. — Тем не менее местные жители относятся к ее пророчествам с полным доверием.

— Местные жители просто не хотят ее злить, потому что всегда есть шанс, что хотя бы одно из се пророчеств сбудется. Крестьяне рисковать не любят.

Джудит набрала в ведро воды и стала тянуть его вверх.

— А ты, Гленлион? Ты любишь рисковать?

Роб отобрал у нее веревку и стал сам вытаскивать ведро. Джудит видела, как под тонкой туникой у него на спине играли мышцы.

— Я иду на риск, когда это необходимо, миледи.

— Если верить старой Мэгги — я ведьма. И ты, разговаривая со мной, рискуешь.

В глазах у Роба заискрились смешинки.

— Странная ты ведьма. Вместо того чтобы наколдовать себе ведро воды, идешь к колодцу.

— Я тебя заколдовала. Обрати внимание — с ведром к колодцу пришла я, а вытаскиваешь его ты.

Роб, расплескивая воду, поставил ведро на край колодца и потом посмотрел на Джудит. Теперь взгляд у него был абсолютно серьезный.

— Тебе здесь не место, леди Линдсей.

— Готова с тобой согласиться. Освободи нас.

— Положим, я вас освобожу. А дальше что?

На мгновение у Джудит появилась надежда, что Роб и впрямь отпустит их с Мейри. Но в следующую минуту он отрицательно покачал головой, и сердце у нее упало.

— Ты же знаешь, что это невозможно. Девчонка должна остаться в замке. Но ты… Ты можешь идти на все четыре стороны. — Роб ткнул пальцем в ворота хлева. — Или ты хочешь до скончания своих дней разгребать навоз?

Джудит разочарованно вздохнула.

— Нет, не хочу. Но как я могу оставить Мейри? Кто будет ее здесь любить?

— Любить… — озадаченно протянул Роб и присвистнул. — О какой любви ты толкуешь? Ведь она совсем еще ребенок. Впрочем, я ничего против любви не имею. Любовь, конечно, вещь хорошая, но обойтись без нее можно.

— Скажи об этом своему лэрду. Он спивается и умирает прямо у тебя на глазах, потому что потерял своих сыновей.

Стрела попала в цель. Роб плотно сжал губы, и глаза у него потемнели.

— Ты слишком много себе позволяешь, миледи.

— Это правда. Но мне нечего терять.

— А потерять жизнь ты, к примеру, не боишься?

— Ты путаешь жизнь с выживанием. — Джудит жестом обвела замковый двор. — Разве я здесь живу? Я просто влачу жалкое существование пленницы. А это, как ты понимаешь, не одно и то же.

Наступило молчание. Роб остановил на ней странный, неподвижный взгляд, в нем не было ни враждебности, ни подозрительности — только задумчивость. Но догадаться, о чем он думал, Джудит не могла. Под порывом ветра Джудит поежилась и поплотнее запахнула накидку. Отовсюду доносились знакомые звуки — жизнь в замке продолжалась. Они мало отличались от звуков, которые она слышала в замке Каддел или в замке Уэйкфилд, где провела детство и чувствовала себя в полной безопасности. Тогда она жила в полном смысле этого слова, окруженная заботой и любовью. Но как давно это было! С той поры, казалось, прошла целая вечность. Теперь же она влачила свои дни в замке Лохви, единственной отрадой была Мейри. Она любила девочку не только потому, что та нуждалась в ее заботе. В первую очередь это необходимо было самой Джудит. Ибо жизнь без любви лишена всякого смысла…

— В каких заповедных краях ты странствуешь, леди Линдсей?

Он говорил по-английски с заметным шотландским акцентом, который, однако, не был столь грубым, как у многих шотландцев из тех, кого она знала, и ее слуха не оскорблял. Джудит посмотрела на Роба с легкой элегической грустью во взгляде.

— Я была дома, сэр. Мысленно, конечно, — вырвалось у нее. На мгновение Джудит показалось, что в серых глазах Роба мелькнули сочувствие и понимание. — В это время года Англия особенно прекрасна.

— Я знаю, мне рассказывали. Кстати, где находится Уэйкфилд?

— Пониже Уэрдейла, неподалеку от реки Тиз. А почему ты спрашиваешь?

— Потому что хочу узнать, далеко ли это. И теперь вижу, что до замка твоего отца путь не столь уж и дальний. Если хочешь, можешь поехать туда на праздник майского шеста.

— Сомневаюсь, чтобы это было возможно. Праздник майского шеста справляют целых две недели.

— Неделю, если мне не изменяет память. — Он наклонился к ней так близко, что она почувствовала исходивший от него волнующий запах чистого мужского тела, лосиной кожи и свежего белья. Хоть он и старался от нее отделаться, побыстрее ее куда-нибудь сплавить, чего нельзя было не заметить, многое в нем привлекало Джудит.

Он легонько коснулся ее волос, которые она, отправляясь на работу, заплела в косу.

— Может показаться, что я хочу от тебя избавиться. В определенном смысле так оно и есть. Но только потому, что замок Лохви — не самое подходящее для тебя убежище. Ты здесь словно кровная кобылица среди серых овец.

Высвободив легким движением головы косу из его руки, она сказала:

— Похоже, сэр, на этом свете для меня вообще нет подходящего убежища. В замке Каддел меня не больно-то жаловали. Да и в замке Уэйкфилд меня вряд ли ждет теплый прием. Ты уж прости меня, сэр, что обременяю тебя своим присутствием, но обстоятельства сложились так, что ехать мне из Лохви, в общем, некуда.

Она отвернулась от него, сожалея в душе, что позволила ему узнать о себе слишком много, и взялась за ручку ведра.

— Дай я понесу. — Несмотря на робкую попытку сопротивления с ее стороны, он отобрал у нее ведро и легко, словно пушинку, поднял его в воздух. — Насколько я понимаю, его надо отнести на кухню?

И он направился в сторону кухонной двери. Он, хотя и прихрамывал, шел так быстро, что Джудит едва поспевала за ним. Черт бы его побрал, рассердилась Джудит, ну зачем он всколыхнул в ней воспоминания, казалось, давно уже похороненные в ее памяти? Когда они пришли на кухню, Джудит встала так, чтобы их с Робом разделял огромный кухонный стол — надо сказать, на удивление выскобленный и вымытый. С некоторых пор на кухне стало гораздо чище и уютнее. В очаге весело пылал огонь, в его отблесках надраенные Катрионой оловянные котелки сверкали, как серебряные. Теперь они висели каждый на своем крючке, а кухонная утварь из чугуна и железа не валялась где попало, а стояла — отлично вычищенная — в полном порядке на дубовых полках вместе с деревянными и глиняными блюдами и тарелками. Даже неряха Катриона выглядела на редкость опрятно. На ней были новые башмаки, а чисто выстиранное полотняное платье, туго стянутое в талии поясом, не мешало, как прежде, работе. На затылке у нее красовался аккуратный пучок, выбившиеся из него шаловливые прядки общей картины не портили. Гленлион обвел кухню удивленным взглядом.

— Где я? Неужели в кухне замка Лохви? За какие-то два дня здесь все изменилось до неузнаваемости.

Это была простая любезность, не более того, но его слова вызвали у Джудит раздражение.

— Ты бы и сам без труда навел здесь порядок, сэр, если бы тебе только хватило смелости взяться за столь непривычное дело.

Роб резко, со стуком поставил ведро с водой у очага и спросил:

— На чем ты оттачиваешь свой язычок, леди Линдсей? На точильном круге?

— На людских глупостях, — бросила Джудит, но тут же пожалела о своих словах. Молодой лэрд вел себя вполне достойно, и выводить его из себя подобными ядовитыми замечаниями не было никакой необходимости. Ах, если бы она могла ему верить! Но как можно довериться человеку, который дал ей понять, что не прочь отослать ее из замка Лохви, а стало быть, разлучить с Мейри? В то же время она никак не могла забыть, что из-за его поцелуев едва не потеряла голову. Такой страсти она ни разу в жизни не испытала.

— Ты снова пытаешься мне дерзить? Хочу заметить, это небезопасно. — Он положил руку ей на плечо. Прикосновение было тяжелым и в очередной раз напомнило ей, в каком бесправном положении она оказалась.

Страх охватил ее, но она вида не подала. Отступила на шаг, чтобы стряхнуть со своего плеча его руку, и небрежно пожала плечами.

— Ты мне угрожаешь, сэр?

— Нет. Я редко кому-либо угрожаю. По-моему, это бессмысленно. Предпочитаю действовать, а не тратить попусту слова.

Это было серьезное предупреждение, и Джудит испугалась по-настоящему. По спине побежали мурашки, к горлу подступил комок. Она не проронила больше ни слова и ждала, что будет дальше. Он шагнул вперед, словно снова хотел дотронуться до нее но вдруг остановился, повернулся и направился к выходу. Джудит в недоумении посмотрела ему вслед и тут услышала донесшийся снаружи собачий лай и жалобный детский плач.

— Мейри!

Она бросилась к выходу вслед за Робом, но тот намного ее опередил; когда она находилась посреди кухни, он уже выходил наружу. Джудит выскочила во двор и увидела старую гончую, которая лаяла на кого-то, находившегося в хлеву. Мейри с исказившимся от ужаса личиком жалась к колесу стоявшей во дворе телеги.

— Собака взбесилась! — крикнула Джудит Робу, который уже подбегал к хлеву.

В следующий момент Джудит поняла, что ошиблась. Мейри и ее приятель Том испугались вовсе не гончей, а разбушевавшегося огромного кабана, который, вырвавшись из хлева, напал на ребятишек. Грозный, покрытый клочковатой шерстью зверь так и норовил полоснуть Мейри своими желтыми клыками. Том старался разжать пальцы, которыми Мейри цеплялась за спицы на колесе телеги, и увести ее в безопасное место, но у него ничего не получалось. Приподняв подол своего лейне, Джудит помчалась через двор, разбрызгивая башмаками жидкую грязь. Ей казалось, что ноги у нее налились свинцом, что она движется слишком медленно и не успеет прийти Мейри на помощь. Ей хотелось закричать, привлечь внимание девочки, показать ей, что подмога близка, но от ужаса у нее перехватило горло, и она не могла издать ни звука. Она отчетливо слышала, как лаяла собака на огороженном кольями пространстве перед хлевом и как испуганно плакала девочка. Гончая рванулась вперед, пытаясь схватить кабана за задние ноги, но ей удалось только разок его цапнуть; потом кабан, извернувшись, в свою очередь, напал на собаку, и ей едва удалось уклониться от его грозных кривых клыков. Теперь Цезарь бегал вокруг зверя кругами, отвлекая его внимание от жавшихся к телеге детей. Том первым осознал, что на какое-то время они с Мейри в безопасности, и воспользовался этим: оторвал наконец руки девочки от колеса и помог ей забраться в телегу. Дети перевалились через ее борт и скрылись из виду, пару раз дрыгнув в воздухе голыми ногами. Но для тех, кто оставался в загоне перед хлевом, угроза не исчезла. Скотники стали перелезать через ограждение в надежде укрыться от зверя за каменными стенами замковых построек. Между тем кабан, перед которым остался только один противник — старый Цезарь, бросился на него, стараясь вспороть ему клыками живот. Джудит, сообразив, что дети вне опасности, прислонилась спиной к стене зернохранилища: у нее вдруг как-то сразу ослабли ноги и она не могла сделать больше ни шагу. Так уж вышло, что в загон вошел лишь один Гленлион. Меча у него с собой не было, и он вооружился тяжелым колом, который только что вырвал из ограды. «Господи, помоги собаке задержать зверя, пока Гленлион не изготовился к бою», — молилась Джудит. Собаке, однако, сдержать зверя было трудно. В последнем броске кабану удалось полоснуть Цезаря клыком по ребрам, и запах крови еще больше его распалил. Он снова ринулся в атаку и вонзил клыки Цезарю в ногу. От сильнейшего удара собака кубарем покатилась по земле; кабан пригнул голову, готовясь подцепить Цезаря клыками за живот и перебросить через себя. Но в этот момент в схватку вступил Гленлион. Размахнувшись, он треснул дубовым колом зверя по голове. Удар пришелся точно промеж глаз. Кабан вздрогнул, замер на месте и обвел маленькими красными глазками загон, словно задаваясь вопросом, откуда вдруг свалилась на него такая напасть. В следующую минуту он увидел Гленлиона, свирепо хрюкнул и, оставив Цезаря в покое, повернулся к Робу. Гленлион сделал шаг назад, схватил кол обеими руками и нанес зверю страшный боковой удар, целясь ему в лоб. К большому удивлению Джудит, лапы у зверя подогнулись, и он словно подкошенный рухнул на землю. Звонкий хлопок от удара дубиной и звук от падения тяжелого тела прозвучали почти одновременно. Гленлион отшвырнул кол, опустился рядом со зверем на колени и, выхватив из-за пояса шотландский кинжал, в мгновение ока перерезал кабану горло. Когда он вытащил кинжал из туши, с него закапала кровь, и Гленлион, чтобы не испачкаться, вытер клинок о шкуру зверя. В этот момент в загон ворвались с полдюжины вооруженных вилами и топорами работников. Поднявшись с колен, Гленлион одарил их неласковым холодным взглядом, словно обвиняя в трусости и бездействии.

— С тем, кто допустил в хлев это чудовище, я потом поговорю, — хрипло сказал он, — ну а пока мне необходимо осмотреть то единственное живое существо, у которого хватило мужества ему противостоять.

С этими словами Роб направился к Цезарю, который успел уже подняться на ноги и, вывалив изо рта длинный розовый язык, тяжело дышал, раздувая бока и дрожа всем телом. Когда хозяин присел рядом с ним на корточки, пес тихонько заскулил, как бы жалуясь на полученные им в бою раны.

— Мой старый, добрый пес, — проговорил Роб, ласково гладя собаку по голове. — Ты, как всегда, исполнил свой долг до конца, а это редкость даже среди людей.

Услышав эти слова, Джудит вышла из охватившего ее ступора и, оттолкнувшись от стены амбара, подошла к молодому лэрду и его собаке.

— Я знаю, как врачевать раны, — сказала она, и Гленлион медленно повернул голову в ее сторону. — Моя мать отлично разбиралась в лечебных бальзамах и травах, и я переняла у нее это знание. Раны у собаки поверхностные, а значит, неопасные. Тем не менее, чтобы они не воспалились, их нужно побыстрее обработать.

С минуту поразмышляв, Роб кивнул.

— Я очень люблю это животное, и если тебе, леди Линдсей, удастся его вылечить, буду безмерно благодарен.

— На мою помощь может рассчитывать всякое живое существо, которое отважилось рискнуть жизнью, чтобы защитить Мейри. Так что вели отнести животное на кухню, сэр. А я пока подберу нужные травы.

Исследуя кухню, Джудит обнаружила в коробах и в кладовках корзиночки и глиняные горшочки со всевозможными лечебными травами, оставшимися от прежних времен. Нынче ими никто не пользовался: жаждавшие исцеления от ран и болезней ходили в деревню к старой Мэгги. Гленлион собственноручно отнес Цезаря на кухню, прижимая его к груди как ребенка. За ним последовали Мейри и Том, прихватив с собой пучки соломы, чтобы поудобнее устроить раненую собаку около очага. Для начала Джудит, намочив в старом вине чистую тряпочку, промыла собаке раны, потом приложила к ним примочки из целебных трав, облегчавших боль и снимавших жар и воспаление. Занимаясь врачеванием, Джудит объясняла, что делает.

— Это алзина, — говорила она, приготовляя густой зеленый настой из сушеной травы. — Снимает воспаление, заживляет раны. — Собака вела себя тихо, словно понимала, что все делается ради ее блага. Бинтуя псу раны, Джудит обратилась к Гленлиону за помощью: — Возьми эту полоску льна, сэр, и держи, понемногу отпуская, пока я буду прибинтовывать примочки.

Гленлион сделал все, как сказала Джудит. При этом лицо у него болезненно морщилось, будто это его лечили, а не собаку. Джудит действовала ловко и споро: она не раз помогала матери врачевать раны Уэйкфилдов, когда те возвращались с поля боя, и преуспела в этом.

— Скажи, пес выживет? — спросил Роб, когда собака после всех манипуляций задремала. Джудит подняла на него глаза и поразилась, увидев в его взгляде не только озабоченность, но глубокую печаль и тревогу. Помолчав, Роб добавил: — Мне тоже приходилось иметь дело с ранами, но у людей,

— Думаю, Цезарь еще поживет. Он крепкий парень. Такой же, как и его хозяин, — ответила она.

На губах Гленлиона появилась благодарная улыбка. Несомненно, он понял и оценил по достоинству ее стремление облегчить его душевную боль.

— Он заслуживает заботы и ухода. Не то что его хозяин. — Прежде чем Джудит успела что-то сказать, он поднялся с корточек и спокойным, лишенным каких-либо эмоций голосом произнес: — Делай все, что сочтешь нужным, но вылечи его. Никто не сравнится с этим псом в смелости и отваге.

Джудит тоже поднялась и стала вытирать руки.

— Это не совсем так, сэр. Ведь убил кабана и спас детей ты.

— Никого не пришлось бы спасать, если бы не преступная беспечность и трусость тех, кто работал в хлеву.

— Значит ли это, что ты собираешься наказать своих слуг за то, что они испугались? — с удивлением спросила она.

— Нет. Я собираюсь наказать мужчин из своего клана за то, что они пренебрегли своим долгом. Ведь именно это едва не привело к смерти двух ни в чем не повинных детей и старой заслуженной гончей. Я не потерплю подобного пренебрежения своими обязанностями ни со стороны своих людей, ни со стороны людей лэрда Лохви.