Леди и горец

Он посмотрел на сидевшую на стуле Джудит. Склонив голову и положив на колени руки, она спала сном праведницы. Когда он перенес ее на постель, ресницы у нее затрепетали, но она не проснулась, не открыла глаз. От ее тела, полотенца, в которое она была завернута, и остывшей уже воды исходил нежный, но стойкий аромат вереска, который будоражил его воображение и будил чувственность. Он прилег на постель, не сводя глаз с лежавшей рядом с ним Джудит, впитывая каждой клеточкой своего тела исходящий от нее аромат. Наконец-то после долгих дней разлуки он вновь обрел эту женщину. Из расплывчатого, бестелесного образа, который являлся ему в снах, она превратилась в реальность. Губы Роба искривились в усмешке. Нет, не такого приема он ожидал, когда возвращался в Шотландию, стремясь побыстрее добраться до Гленлиона и заключить Джудит в объятия. Он так гнал лошадь, что сам Дуглас попросил его поберечь силы своего благородного боевого коня. С другой стороны, рассуждал он, именно такой прием, возможно, и был ему нужен. Сейчас по крайней мере он чувствовал себя безмерно счастливым хотя бы потому, что мог лежать рядом с Джудит и смотреть на нее.

Глава 22

Джудит разбудил упавший на лицо луч света. Она открыла глаза и увидела стоявшие посреди комнаты большой деревянный чан с водой и трехногий табурет с кувшинчиком жидкого верескового мыла. Джудит огляделась. В спальне никого не было; но ложбинка на матрасе рядом с ней еще хранила тепло его тела. Джудит погладила ложбинку, как если бы это был Роб. Судя по проникавшему в окно солнцу, день клонился к закату. Значит, она проспала никак не меньше семи часов — и все это время он находился с ней рядом и сжимал ее в своих объятиях! Ей вспомнилось охватившее ее удивительное чувство покоя и безопасности, которое наряду с усталостью и стало причиной того, что она так крепко уснула. Какая это редкость по нынешним временам — чувствовать себя в безопасности, когда мир вокруг полон бед и всяческих напастей. Джудит не хотелось вставать, но чувство долга возобладало. В замке находились люди, которым требовались ее уход и доброе слово. Они получили раны в схватке с разбойниками. Джудит все еще продолжала задаваться вопросом: кто они, эти разбойники, и почему напали на замок именно в это время, не дождавшись, когда арендаторы внесут плату за землю и заполнят кладовые Гленлиона продуктами? Должно быть, Саймон Маккаллум радуется, что разбойники так опростоволосились. Бедняга Саймон! Рана у него хотя и глубокая, но отнюдь не смертельная. И какого черта он ввязался в эту заварушку? Его оружие — счеты и бухгалтерские книги, а уж никак не меч. При всем том он — человек смелый, подумала Джудит. Она видела, как отважно он бился во дворе в окружении своих родственников, которые то поодиночке, то парами в течение всего лета подтягивались к Гленлиону, чтобы при необходимости выступить на его защиту. Что ж, план Саймона поселить Маккаллумов в Гленлионе принес свои плоды — его родичи дважды отражали нападения ночных грабителей. Правда, вчерашнее нападение причинило и замку и поместью огромный ущерб. Хижины рабочих и арендаторов сожжены, колосившиеся поля — вытоптаны. Джудит и сейчас видела через окно поднимавшийся к небу дымок. По счастью, никого не убили. Жертвы имелись только среди нападающих, хотя раненых было много с обеих сторон. Ну ничего, подумала Джудит, до зимы можно и хижины арендаторов восстановить, и проломы в стенах замка заделать. Обмотавшись полотенцем, Джудит вылезла из постели и побежала босиком к сундуку со своими пожитками. Каменный пол холодил ноги, и Джудит инстинктивно поджимала на стопе пальцы. Роб разорвал ее платье, и в запасе у нее оставалось только одно — то, что ей подарили в Глен-Дохарт. Будь у нее ткацкий станок, она смогла бы в длинные зимние вечера сама ткать материю и шить себе наряды. Джудит отперла сундук, подняла тяжелую крышку и поверх своих аккуратно сложенных вещей увидела сверток, которого прежде не было. С минуту поколебавшись, она вынула сверток из сундука, закрыла крышку и, положив на нее сверток, оглядела его со всех сторон. На первый взгляд это был рулон зеленого бархата. Развернув рулон подрагивавшими от нетерпения руками, она обнаружила под бархатом обильно украшенное вышивкой шелковое платье изумрудного цвета.

— Матерь Божья! — пробормотала она и, расправив платье, приложила его к себе. Без сомнения, это был наряд английской выделки — простой и изящный. Он имел обтягивающий лиф, длинные рукава, пышную юбку и овальной формы вырез у ворота, украшенный по краю золотым шитьем. В свертке находились также башмаки из мягкой кожи, короткие сапожки и две пары нитяных чулок. Там же лежали нижняя юбка и рубашка из мягкого льна и шелковые ленты.

Где, интересно, он все это достал?

Джудит так долго разглядывала подарки, стоя на каменном полу, что от холода заныли ноги. Такая забота о ее гардеробе была для Джудит полной неожиданностью и приятно ее удивила.

— Я прикинул на глаз и решил, что эти вещицы будут тебе впору.

Она обернулась и увидела Роба.

— Да, они мне как раз, — тихо произнесла Джудит. Роб со смущенным видом продолжал стоять в дверях.

Джудит, прижимая к груди новое зеленое платье, поднялась на ноги. Роб отвел было от нее глаза, но потом снова посмотрел на нее.

— Дуглас уезжает. Хочет лично приветствовать короля, который, как ему донесли, только что вернулся из Ирландии.

Джудит напряглась, и Роб, заметив это, с легкой улыбкой добавил:

— Я отклонил предложение сэра Джеймса поехать вместе с ним, но попросил его приветствовать короля и от моего имени.

Джудит с облегчением вздохнула.

— Когда я оденусь, — сказала она, — то спущусь в зал и с удовольствием отужинаю вместе с твоими гостями.

Ей хотелось сказать ему что-нибудь очень теплое, нежное, идущее от самого сердца. Слова любви и благодарности так и рвались у нее из груди, но она решила, что для них еще не настало время. Как может она излить ему свои чувства, если не знает, какие чувства он питает к ней? Ясно как день, что он хочет обладать ее телом и постоянно к этому стремится, но многие мужчины, Джудит знала это по собственному опыту, жаждут близости с женщиной лишь для собственного удовольствия. Однако… Джудит вспомнила, как он втирал в ее тело душистое вересковое мыло, когда она сидела в чане с водой, а потом старательно расчесывал ей волосы… Неужели этого недостаточно, чтобы понять, как к тебе относится мужчина? Джудит подумала и решила, что ей этого мало. Ей нужны нежные слова и признания. Итак, решено: пока он не признается ей в любви, она не станет больше говорить ему о своих чувствах.

— Я буду ждать тебя в зале, миледи, — сказал он и вышел, прикрыв за собой тяжелую дубовую дверь.

Джудит стала корить себя за трусость: ну почему она прямо не спросила его, любит он ее или нет? И все же она предпочла бы пережить еще один ночной налет, нежели требовать от Роба объяснений в любви. Быть может, ей удастся добиться от него признаний как-нибудь иначе, не задавая ему вопросов? Должны же быть еще какие-то способы вызвать мужчину на откровенность.

Прежде чем спуститься в зал, она надела новую рубашку, новую нижнюю юбку, зеленое шелковое платье и мягкие кожаные туфли — словом, все, что привез ей Роб, и вплела в косы зеленые шелковые ленты. Надевать золотые украшения — ожерелье, тяжелые серьги и браслеты не было нужды: золотое шитье у ворота и на обшлагах рукавов и без того сверкало. К тому же никаких золотых украшений, кроме тоненького колечка, у нее и не было. Джеймс Дуглас первым поднялся с места, чтобы ее приветствовать. Это привлекло внимание Роба, занятого разговором с полным, высокого роста мужчиной, сидевшим с ним рядом.

— Доброго тебе вечера, миледи, — вежливо сказал Дуглас.

— И тебе доброго вечера, сэр Джеймс.

Краем глаза она видела, как Роб, извинившись перед собеседником, направился в ее сторону. Подойдя к ней, он взял ее руку в свои теплые ладони.

— Надеюсь, ты хорошо отдохнула, миледи? — тихо спросил он, и Джудит покраснела до корней волос, хотя ничего такого, что могло бы вызвать смущение, он не сказал.

— Да, сэр… хорошо.

— За столом есть свободное место. Рядом с Саймоном. Бедняга, он весь извелся при мысли, что тебе могли причинить вред.

Джудит одарила его улыбкой.

— Когда он узнает, сколько ты потратил на все эти шелка и ленточки, расстроится еще больше.

— Может, даже в обморок грохнется, — смеясь заметил Роб.

— Может быть, сказать ему, что эти вещи мне купил сэр Джеймс?

Он с силой сжал ей руку.

— Не буди во мне зверя. Ты этого не скажешь, если хоть немного симпатизируешь сэру Джеймсу!

Ужин прошел хорошо, хотя в зале еще оставались следы недавнего нападения. Воины пили вино и рассказывали о своих подвигах, совершенных в Англии. Когда кто-нибудь из пировавших особенно едко прохаживался насчет англичан, Джудит ловила на себе озабоченные взгляды Роба. Но в этот вечер ничто не могло испортить ей настроения. Пиршество затянулось далеко за полночь. Наконец основательно выпившие люди Дугласа, завернувшись в пледы, растянулись в живописных позах на набитых соломой матрасах и на разные лады захрапели. Пожелав спокойной ночи все еще сидевшему за столом и клевавшему носом Дугласу и переступая через лежавших на полу воинов, Роб и Джудит направились к лестнице. Джудит подумала о том, что уединение — вещь воистину бесценная, особенно если в замке много гостей, и когда они поднялись на второй этаж, с радостью распахнула дверь их тихой, объятой мраком спальни. По-видимому, Роба одолевали такие же чувства. Как только они переступили порог комнаты, он сказал:

— Одиночество нынче поистине редкое удовольствие.

— Как это верно, — задумчиво промолвила Джудит и стала собирать разбросанные по полу предметы своего туалета. К счастью, стоявший в комнате большой деревянный чан, где она мылась, уже унесли. Но убирать здесь никто не стал. Ничего удивительного. В ночь нападения было не до уборки.

— Оставь это, — сказал Роб, останавливаясь у нее за спиной. — Завтра приведешь все в порядок.

Он заключил ее в объятия, и она сразу обо всем забыла.

— От тебя пахнет мылом, — сказала она. Роб рассмеялся.

— Надеюсь, не вересковым? Было бы странно, если бы от опоясанного рыцаря пахло цветами.

Она прижалась к нему.

— Многие мужчины пользуются благовониями.

— Увы, я к их числу не отношусь. Не дай Бог, скажут, что сэр Дьявольское Отродье душится, чтобы отбить запах серы.

Она закрыла глаза и вздохнула исходивший от него запах.

— Не важно, чем от тебя пахнет — вереском или серой. Главное, это твой запах, и лучшего я не знаю.

— Ты льстишь мне, миледи.

— Ничего подобного. — Она запрокинула голову и вновь на него посмотрела. От любви у Джудит сладко заныло сердце. — Ты и в самом деле чудесно пахнешь.

Глаза его затуманила страсть.

— Миледи, ты меня возбуждаешь.

— А ты — меня, сэр Роберт Гленлион.

Дыхание у него участилось, а его рука, лежавшая у нее на затылке, скользнула вниз и замерла на талии.

— Распусти волосы, прошу тебя, — пробормотал он, дернув свободной рукой за конец ленты, вплетенной в ее косу.

Она стала расплетать косы. И вскоре они золотистым водопадом заструились у нее по плечам. Он следил за каждым ее движением, и искры, сверкавшие в ее волосах, когда на них попадал свет очага, отражались у него в глазах.

— Теперь ты похожа на ангела. Прекрасного и равнодушного к треволнениям нашей бурной, быстротекущей жизни.

— Никакой я не ангел, — ответила Джудит. — Я самая обыкновенная женщина, которая жаждет любви и ласки.

Сердце у нее забилось с удвоенной силой. Она сделала и сказала все, что от нее зависело, чтобы вызвать ответные признания с его стороны. Ей нужно было услышать собственными ушами, что он ее любит и не может без нее жить. — Ах, миледи, — негромко произнес Роб, прижимая ее к себе. — Я тоже жажду любви и ласки.

Он наклонился и поцеловал ее в губы. Не ласково и нежно, как она ожидала, а страстно и крепко — так, что она не могла не подивиться силе вложенного в этот поцелуй чувства. Перебирая пальцами ее волосы, он все сильнее впивался губами в ее губы, не давая ей возможности произнести рвавшиеся из ее груди слова страстных признаний. Джудит словно пронзило молнией; по ее венам заструился огонь, мигом охвативший все ее тело. Сжав пальцами тунику у него на груди, она почувствовала, как сильно бьется у него сердце. В этот момент Джудит забыла обо всем на свете, охваченная одним-единственным желанием — отдаться ему. Добравшись до постели, они стали лихорадочно срывать с себя одежду, путаясь в шнурках, завязках и застежках. Когда, сбросив с себя одежду, они опустились на набитый душистым вереском матрас, им на мгновение показалось, что они лежат на вересковом поле, а над головой у них не зеленый полог, а бескрайнее голубое небо Шотландии. Он вошел в нее… Джудит приняла его в свое горячее влажное лоно. И снова началось волшебство. Они видели перед собой гирлянды цветов — розовых, голубых, фиолетовых, птиц с ярким оперением, они летели к ним и никак не могли долететь. Это стремление ввысь было прекрасным. Гирлянды переплелись и образовали светящийся шар. Еще немного — и они достанут до него рукой…

— Еще, еще, — шептала Джудит. — Я хочу тебя, я изнемогаю.

Вот он — шар! Они коснулись его одновременно, и шар взорвался тысячей сверкающих хрусталиков… Счастливые и усталые они лежали в объятиях друг друга. Джудит думала о том, что, если последующие ночи с Робом будут такими же волшебным, как эта, она не будет больше сомневаться в его любви, если даже он не скажет ей о своих чувствах ни слова. Лето закончилось. В студеном дыхании осенних ночей чувствовалось приближение зимы. Строительные работы шли полным ходом. В замке ремонтировали ворота, заделывали проломы в стенах, достраивали главную башню и восстанавливали дома рабочих и арендаторов. Роб торопил строителей. Мысль о том, что в любой момент Аргилл может снова отрядить к Гленлиону своих людей, не давая Робу покоя. Граф был настойчив и, чтобы достигнуть цели, не жалел ни денег, ни крови своих вассалов. Между тем вернувшийся в Шотландию Роберт Брюс набрал армию и возобновил войну с англичанами. Перешел границу и стал опустошать территорию Нортумберленда. Война шла с переменным успехом, и для людей вроде Аргилла, имевших обыкновение выжидать, чтобы встать на сторону сильного, настали трудные дни. Ошибиться в выборе было так же опасно, как тянуть время. И англичане, и король Роберт Брюс жестоко карали предателей. Настало время рассчитаться с Аргиллом. Но Роб не хотел оставлять Джудит без надежной защиты. Он должен знать наверняка, что ей не грозит опасность. Иначе он изведется от беспокойства, а для дела, которое он задумал, требовались ясный рассудок и твердая рука. О своих планах Роб пока жене не рассказывал. Впрочем, полностью открывать ей свои замыслы в его намерения не входило. Она насмерть перепугается, а ему вряд ли удастся развеять ее страхи. Господь свидетель, он не мог ей ничего обещать, поскольку его собственное положение было крайне неопределенным. Если затеваемое им предприятие провалится, Аргилл, без сомнения, жестоко расправится с ним. Но он сам обрек бы себя на верную смерть, если бы оставил все как есть и сидел сложа руки. Словом, выбирать ему не приходилось — чтобы сохранить свою жизнь и уберечь Джудит от злобных происков со стороны графа Аргилла, он должен был пойти на риск, причем на риск смертельный. Но как объяснить это Джудит? Или лучше ей ничего не говорить? Роб стал дожидаться удобного случая, чтобы нанести графу Аргиллу разящий удар. И такой случай ему представился, когда Брюс разделил свои силы. Половина его армии осаждала замок Норхем, половина расположилась лагерем под Ачнвиком в виду англичан, чтобы основательно их разозлить и вынудить совершать ошибки. Такое расположение сил, помимо всего прочего, должно было внушить англичанам мысль, что шотландцы нисколько их не боятся и уверены в победе. По всей стране с быстротой молнии распространилась весть, что победа не за горами и англичане скоро запросят мира. Словно в подтверждение этих слухов король Брюс, покинув армию, отправился в путешествие по приграничным английским областям; охотился, беседовал со знатью и задавал пиры. При этом он не уставал повторять, что захваченные у англичан в северных графствах земли перейдут в собственность его преданным вассалам. Такого рода заверения вселяли ужас и гнев в англичан, наполняя радостью все честные шотландские сердца. Когда слухи об этом дошли до Гленлиона, Роб понял, что час мести недалек, и стал с еще большим усердием укреплять замок, чтобы в его отсутствие противостоять любому нападению. О своих намерениях он поведал одному только Саймону. Когда Роб закончил свой рассказ, в зале установилась гнетущая тишина. Потом Саймон спросил:

— А как же леди? Если ты не вернешься, то… — Он замолчал, не закончив фразы, и это сделал за него Роб.

— В случае если я не вернусь, брак по согласию, заключенный между нами, обеспечит ее имущественные права и защитит от преследований властей за незаконное сожительство, запрещенное шотландским законом. Однако от Аргилла ее ничто не сможет защитить. Поэтому тебе лично придется проследить за тем, чтобы она была благополучно доставлена в замок Уэйкфилд. Ты пошлешь письмо сэру Пейтону Лэнгдону, что живет в нижнем течении реки Уэр, Он встретит вас на границе и возьмет леди под свою защиту и опеку.

— Но у твоей леди несговорчивый характер. Она может и не согласиться.

Саймон тяжело вздохнул. Роб ухмыльнулся.

— Да, характер у нее не мед, это точно. Но я, Саймон, верю в твой дар убеждения, а также в твое удивительное терпение и умение сносить брань и попреки.

— Да уж. Чего только я от тебя не наслушался за время нашего знакомства!

— Ты всегда был мне верным товарищем. — Роб положил руку на широкое плечо Саймона. — Да, не забудь призвать к оружию всех своих родичей, а в случае необходимости напомни Дугалду Макнэшу, что он обязан мне вассальной службой.

Саймон фыркнул, тем самым дав понять, что он невысокого мнения о Дугалде Макнэше и его родственниках.

— Если сюда пожалуют Макнэши и Макгрегоры, в замке начнутся ругань и ссоры.

— Возможно, — согласился Роб. — Зато леди будет в безопасности.

— Когда ты уезжаешь?

— Через неделю, ни днем позже.

Всего семь дней, а то и меньше вместе с Джудит. Всего семь дней — и он покинет замок, чтобы вступить в игру с судьбой. Роб решил посвятить оставшееся до отъезда время Джудит. Он нашел ее на кухне. Она была в шафрановом лейне, подаренном Макнэшами; мешавший двигаться длинный шлейф заткнула за пояс. На поясе висело большое металлическое кольцо с ключами от хозяйственных построек, находившихся в ее ведении. Несмотря на нападение, кладовые в замке были полны, а к Дню святого Мартина арендаторы должны были внести скопившиеся к концу года недоимки. С такими способными к хозяйственной деятельности людьми, как Саймон и Джудит, владелец Гленлиона мог не опасаться разорения. Войдя на кухню, Роб сразу почувствовал приятный запах выпекавшегося в печи свежего хлеба. В висевшем в очаге огромном котле поспевало баранье рагу с овощами.

— Пшеничные лепешки, — ответила Джудит на вопрос мужа «Что у нас сегодня на обед?». — И «стью» — тушеная баранина, которую ты так любишь. Но если ты не оставишь в покое черпак, добавки я тебе не дам.

Роб ухмыльнулся и послушно повесил на гвоздь большую ложку на длинной ручке, которую он было взял, чтобы отведать бурлившее в котле густое варево.

— По-моему, ты достаточно уже сегодня поработала. Пойдем со мной, миледи, — прогуляемся немного на свежем воздухе.

— Безделье замучило, добрый сэр? — выгнув бровь, осведомилась Джудит. — Не знаю, как у тебя, но у меня лично дел по горло. Надо обмазать солью и отнести в кладовку сыры и масло, проследить, чтобы мед выкачали из сотов и перелили в горшки, а еще…

— С этим можно подождать, — веско заявил Роб.

Джудит заговорила о том, что ей необходимо дать кое-какие поручения Мораг, а также проинструктировать деревенских девушек относительно сбора съедобных трав. Однако Роб, не обращая внимания на ее протесты, взял ее за руку и повел в сторону конюшен. Деловой настрой у Джудит развеялся только после того, как они, оседлав лошадей, выехали из ворот замка и помчались по змеившейся среди полей дороге. Подул ветер, и Джудит, поежившись, накинула на голову капюшон. Осень уже вступила в свои права, о чем свидетельствовали и поднявшийся пронизывающий ветер, и стоявшие по ночам холода. Фермеры на полях заканчивали уборку овса, ячменя и проса. Оглядев поля, Роб подумал, что, если ему удастся осуществить свой план, он вернется домой к празднику последнего снопа. Праздник в этом году обещал быть радостным, особенно учитывая то обстоятельство, что у фермеров, несмотря на нападение и нанесенный им ущерб, закрома отнюдь не пустовали. День выдался ветреный, но погожий. Небо отливало бирюзой, а солнце щедро оделяло теплом трудившихся на полях крестьян. На месте недавних пепелищ поднимались сделанные из торфяника или сложенные из глинобитного кирпича стены новых фермерских домиков. К востоку от деревни простиралась широкая долина с торчавшими из земли огромными камнями.

— Говорят, их установили здесь древние кельтские племена, — сказал Роб, когда они придержали коней рядом с одним из таких каменных чудовищ. — Неизвестно, правда, с какой целью. Если приглядеться, можно заметить вырезанные на их поверхности загадочные знаки.

Джудит соскочила с коня и, отпустив его попастись, подошла к гранитной глыбе и вложила пальцы в высеченные в ней углубления.

— Древние сказания утверждают, что эти глыбы могут говорить, — негромко произнесла она. — Как ты думаешь, что они могли бы нам сказать, если бы и в самом деле заговорили?

Роб ухмыльнулся: фантазии Джудит показались ему забавными. Ослабив повод, он позволил своему коню дотянуться до покрывавшей землю ковром высокой травы.

— А ты сама как думаешь? — в свою очередь, осведомился он, когда дожидавшаяся его ответа Джудит приложила к глазам ладонь и вопросительно на него посмотрела.

— Возможно, они поведали бы нам, что наша жизнь слишком изменчива и быстротечна, а потому надо наслаждаться каждым ее мгновением.

Роб вздрогнул, и улыбка, тронувшая его губы, исчезла. Налетел порыв ветра, и трава зашелестела: высокие стебли клонились друг к другу, будто перешептываясь. Она догадалась! Конечно, она не смогла бы сказать со всей уверенностью, когда и зачем он уезжает, но она совершенно точно знала, что в ближайшее время он покинет замок.

Он с шумом втянул в себя воздух, подыскивая подходящие для ответа слова, но она пришла ему на помощь и, прежде чем он успел заговорить, сказала:

— Я хочу поехать с тобой.

— Нет. — Он не стал спрашивать, откуда она узнала о его отъезде. Сейчас это было не столь уж важно. — Это очень опасно для тебя.

— Ты заблуждаешься. Когда ты ушел с Дугласом в поход, я не чувствовала себя в безопасности даже за стенами Гленлиона. И как ты знаешь, не без оснований. Просто я обречена жить в вечной тревоге за свою жизнь, если с тобой что-нибудь случится.

— Если со мной что-нибудь случится, — сухо сказал он, — тебя отвезут во владения твоего семейства в Англии.

У нее в глазах проступило выражение ужаса.

— Значит, ты все за меня решил?

— Послушай, Джудит, я…

— И когда же ты намеревался сообщить мне о своих планах? Или ты, быть может, вовсе не собирался со мной об этом разговаривать, и я узнала бы о твоем отъезде, лишь обнаружив в одно прекрасное утро, что тебя нет со мной рядом? — Она подошла к нему и положила руку ему на колено. В этом простом, доверительном жесте крылась просьба, даже мольба. — Воз.1 ми меня с собой, Роберт Гленлион. Если я останусь здесь, то вся изведусь от ожидания и неизвестности.

— Миледи… — Роб тяжело вздохнул и, наклонившись с седла, приподнял ее лицо. — Я не могу взять тебя с собой.

Она прикрыла глаза, вымученно улыбнулась:

— В таком случае подари мне то, о чем я буду вспоминать, когда тебя не будет рядом.

Потом они долго и не спеша занимались любовью на мягкой постели из жимолости и папоротника и за любовными утехами не заметили, как день стал клониться к закату. Когда они возвращались к замку, дорогу уже затягивало вечерней туманной дымкой. Джудит ехала на жеребце Роба; он посадил ее перед собой на седло и закутал в свой плед. Лошадь Джудит бежала сзади.

Приближаясь к замку, они увидели у его стен вооруженных людей. Роб пустил коня по широкой дуге, чтобы с безопасного расстояния определить, чьи это воины. Через некоторое время ему удалось разглядеть трепетавший на ветру знакомый красно-белый штандарт.

Джудит с силой впилась пальцами в его руку.

— Кто это? — дрогнувшим голосом спросила она.

— Разве ты не узнала знамя? Это лэрд Лохви.

Глава 23

— Мне велено забрать у тебя эту женщину, — сказал Ангус Кэмпбелл, держа в руке наполненный вином кубок и устремив поверх него настороженный взгляд на сына. — Хочу поставить тебя в известность, что договоренность о ее выкупе достигнута.

— Это уже не имеет никакого значения. Мы с леди Джудит вступили в брак по согласию.

Ответом Робу послужило молчание. Джудит сидела на лавке у самой стены и наблюдала за расположившимися за столом мужчинами, от которых зависела ее судьба. Отец и сын порвали отношения и находились во враждующих лагерях.

Наконец лэрд Лохви, пожав плечами, снова заговорил:

— Это и в самом деле не имеет значения, поскольку я привез с собой королевский рескрипт. Откажешься ему подчиниться — и к стенам твоего замка подойдет королевское войско.

— Королевское войско, говоришь? Какого короля — шотландского или английского?

Лэрд Лохви громко выругался и шагнул к сыну.

— Намекаешь на то, что я изменник? Лучше на себя посмотри. Каждый твой поступок — измена и предательство. Ты давал вассальную присягу Аргиллу, но клятву свою нарушил, обесчестив тем самым славное имя Кэмпбеллов.

— В силу определенных причин я отказался от присяги графу Аргиллу, но если бы и не сделал этого, то все равно не позволил бы тебе увезти эту женщину. В замке Лохви ей грозила опасность.

Лохви скривил губы в презрительной улыбке и покачал головой.

— Она и тебя околдовала. Но хотя это ясно как день, я не стану затрагивать этот предмет. Мое дело забрать у тебя эту бабу и отвезти в Иннисконнел к графу Аргиллу.

Джудит охватила паника. Она боялась лэрда Лохви, но еще больше — графа Аргилла.

— Если не отдашь ее, — продолжал между тем лэрд Лохви, — это будет означать, что ты нарушил королевский указ. И тогда, как я уже сказал, к стенам твоего замка подступит королевское войско, разорит твои владения и сотрет твой жалкий замок с лица земли.

У Джудит все поплыло перед глазами. Она знала, что Роб скорее погибнет, нежели отдаст ее лэрду. Но этого она допустить не могла.

— Я поеду с лэрдом, — сказала она, нарушив гнетущую тишину, наступившую в зале. — Пусть Аргилл получит причитающиеся ему деньги. — Повернувшись к Робу, она добавила: — Ничего другого мне не остается. Я не желаю ставить твою жизнь под угрозу.

— Замолчи, женщина. Тебе слова не давали, — произнес Роб с такой яростью в голосе, что она вздрогнула. — Хозяин здесь я, ты — моя жена, стало быть, принадлежишь мне. И без моего разрешения никуда не поедешь.

Джудит вскочила с лавки и вонзила в него испепеляющий взгляд. Если бы он признался ей в любви, сказал, что жить без нее не может, она бы его поняла. Но он просто-напросто напомнил ей о ее долге. Такого стерпеть она не могла.

— Брак по согласию — не церковный брак, — сказала она с запинкой.

— Пусть так. Но он действителен в течение года и одного дня, а они еще не истекли.

— Истекли, не истекли… Не все ли равно, если тебя убьют?

Джудит замолчала, пытаясь привести мысли в порядок. Это было непросто под устремленными на нее гневными взглядами мужчин. В самом деле, как ей поступить? Если она останется в Гленлионе, Господь свидетель, как ей этого хочется, на голову Роба обрушатся беды, одна страшнее другой. Возможно даже, его убьют, замок сожгут и развеют по ветру пепел. Но если она согласится уехать, то после уплаты за нее выкупа ей предоставят свободу и она вернется к Робу при первой же возможности. Если бы только ей удалось перемолвиться с ним словом наедине и рассказать о своем плане…

— Похоже, у этой женщины больше мозгов, чем у тебя, Гленлион, — сухо сказал лэрд Лохви.

— Я сообщу тебе о своем решении утром, — ответил Роб. Когда же его отец в удивлении выгнул бровь, добавил: — Ты со своими людьми можешь расположиться на ночь на окрестных полях и холмах. Там вам будет удобно — разве что малость холодновато.

Получив такой не слишком любезный ответ, Ангус, надо отдать ему должное, долго не колебался и принял предложение сына. Впрочем, ничего другого ему не оставалось. В любом случае утром дело так или иначе решится. После ухода Ангуса и его людей охваченный яростью Роб некоторое время не мог говорить. Джудит тоже помалкивала, понимая, что сейчас взывать к разуму Гленлиона бессмысленно и следует подождать, пока он успокоится. Заглянувший было в зал Саймон Маккаллум мгновенно исчез. То ли не хотел им мешать, то ли боялся попасть Гленлиону под горячую руку.

— Ты говорила глупости, — заговорил наконец Роб.

— Ну не такие уж глупости, особенно если принять во внимание обстоятельства. Неужели ты думаешь, что я хочу уехать с лэрдом Лохви?

Он покачал головой:

— Нет, этого я не думаю. Но меня не оставляет ощущение, что твои слова и поступки продиктованы преданностью, которую ты не верно толкуешь.

— Почему же не верно? Преданность — она и есть преданность, как ее ни толкуй. Неужели ты ее не заслуживаешь?

— Господь свидетель, я не это имел в виду. Но ты не понимаешь, какой это риск. Граф Аргилл — негодяй, и ему ничего не стоит тебя обмануть.

— Но если король…

— Какой король? О чем ты говоришь, Джудит? Короля в замке Иннисконнел не будет! А полагаться на слово Аргилла нельзя. — Роб с горечью рассмеялся. — Убедился в этом на собственном опыте.

Роб провел рукой по своим блестящим иссиня-черным волосам, в которых отражались отблески полыхавшего в очаге пламени. Некоторое время он взад-вперед расхаживал перед очагом, потом остановился и, бросив в ее сторону мрачный взгляд, сказал: