Леди и горец

— Ничего такого я не опасаюсь, — ответил Роб. — Уэйкфилд ничуть не лучше других пограничных английских баронов и снисхождения не заслуживает. Я опасаюсь за мою прекрасную даму, которую оставил в Гленлионе. — Роб криво ухмыльнулся и добавил: — Прежде такого рода опасений у меня не было, и я еще не успел с ними свыкнуться.

Дуглас расплылся в улыбке.

— Не волнуйся. Саймон Маккаллум за ней присмотрит. А случись что, к нему на подмогу придут твои разбойные родичи Макгрегоры.

Эпитет «разбойные» возмутил одного из скрывавшихся под покровом темноты воинов. Но его слабые протесты заглушил громкий хохот приятелей.

— Значит, ты не возражаешь против того, чтобы мы пощипали владения графа Уэйкфилда? — спросил Дуглас. Роб покачал головой.

— Какое мне дело до его владений? К тому же граф Уэйкфилд никогда не был добр к своей дочери, а мне не нравятся люди, которые бросают своих близких в беде. — В словах Роба заключался намек на графа Аргилла, и он надеялся, что Дуглас понял его правильно.

Сэр Джеймс небрежно пожал плечами.

— В наши дни многие служат и нашим и вашим. Пора бы вывести их на чистую воду.

— Согласен, — кивнул Роб. — Давно пора.

Отряд Дугласа разбил лагерь около неширокой, но бурной реки Уэр, змеившейся среди торфяников и невысоких, поросших вереском холмов. Дождь прекратился, но грязи по-прежнему было по щиколотку, а в воздухе пахло сыростью. Не успели горцы разжечь костры и обсушиться, как со стороны передового охранения прискакал гонец и сообщил, что с юга на них движется конный отряд под штандартом графа Уэйкфилда численностью примерно в триста копий. Закончив доклад, гонец вытер тыльной стороной руки потное, испачканное грязью лицо, но только еще хуже размазал по нему грязь. Уэйкфилд подходит! Роб, который находился на военном совете, возглавляемом лордом Дугласом, испытал при этом известии приятное возбуждение. Весь день шотландцы предавали владения графа огню и мечу, вытаптывали его поля и грабили его фермеров и арендаторов, отбирая у них деньги, одежду и уводя скот. И все это время они ждали, что граф против них выступит. И он наконец выступил.

— Если верить этому парню, дружина графа превосходит нас числом, — озабоченно произнес сэр Алек Айлз. — Человек эдак на сто.

Забрызганный грязью с ног до головы гонец переступил с ноги на ногу и, переведя взгляд с сэра Алека на Дугласа, сказал:

— У графа отборная конница. Только рыцари и латники. Ни одного пехотинца-йомена.

— Правда? — расхохотался Дуглас. — Ну и что теперь прикажешь нам делать? Встретить господ английских рыцарей с распростертыми объятиями и угостить вином или же приветствовать их по старинке — мечом и копьем?

Нечего и говорить, что военный совет единодушно постановил атаковать и разбить графа Уэйкфилда. Дуглас построил конницу в три колонны, выдвинув центральную вперед, а фланговые чуть оттянув к тылу, и приказал атаковать противника, не давая ему ни минуты передышки. Это была его излюбленная тактика, которую можно охарактеризовать тремя словами: «бей и беги». Дуглас ставил перед своими воинами задачу беспрерывными наскоками измотать противника и нанести ему наибольшие потери при минимуме своих. При малейшей попытке противника напасть превосходящими силами шотландцы должны рассыпать строй и отступить — с тем чтобы чуть позже собраться в другом месте и снова устремиться на врага в атаку. Горцы не давали англичанам покоя остаток дня и всю ночь, так что рыцари Уэйкфилда, опасавшиеся внезапного нападения, вынуждены были простоять в строю все темное время суток, не слезая с коней и не снимая доспехов. Однако с первым рассветным лучом они двинулись в наступление, полные решимости покончить с врагом одним ударом. Роб стоял на холме и наблюдал за движением противника. Поскольку рельеф местности не позволял англичанам наступать сомкнутым строем, они вынуждены были разделиться на две колонны. Роб решил, что так их будет даже легче разбить, и подал сигнал к атаке. Его отряд, состоявший из тридцати всадников — частично его собственных вассалов, частично вассалов сэра Алека, — вылетел из под леска и стал ездить кругами на некотором расстоянии от одной из колонн. Временами от колонны отделялись группки англичан и устремлялись на шотландцев в атаку. Те, уклоняясь от боя, отступали, заманивая неприятеля под удар главных сил, которыми командовал Дуглас. Когда обе вражеские колонны, состоявшие из тяжеловооруженных всадников, утомленных бессонной ночью и потерявших боевой дух вследствие многочисленных беспорядочных стычек, втянулись в узкую долину, горцы набросились на них со всех сторон и взяли в тиски. По всей линии закипело ожесточенное сражение. Роб бился в первых рядах, безостановочно нанося удары мечом и уклоняясь от ударов врага. Вокруг лилась кровь, звенело оружие, слышалось ржание коней и стоны умирающих. Привычный к сражениям лэрд Гленлиона, пренебрегая опасностью, как одержимый продолжал пробиваться сквозь неприятельский строй, сбивая на землю своим огромным мечом одного за другим вражеских латников. Сражение было скоротечным, но кровавым и завершилось полным разгромом врага. Половину англичан шотландцы порубили, остальных взяли в плен.

— Мы отберем у господ рыцарей деньги, коней и вооружение, после чего отпустим на все четыре стороны, — с ухмылкой сказал Дуглас, подъезжая к своим людям. — Пусть отправляются домой пешком и благословляют нашу доброту.

Один из пленных рыцарей, окровавленный, но с дерзким взглядом, крикнул:

— Пусть дьявол вас благословляет! А тебе, Черный Дуглас, я желаю побыстрее отправиться в ад. И не забудь прихватить с собой своих голоногих горцев. Им там самое место.

Удивленный Дуглас дал шпоры коню, подскакал к толпе пленников и всмотрелся в лицо дерзкого воина, осыпавшего его проклятиями. Тот держал свой помятый шлем на сгибе локтя, позолоченные латы были проломлены во многих местах и испачканы кровью; кровь запеклась также на его светлых волосах и гербовой куртке без рукавов, надетой поверх доспехов. Рассмотрев герб, вышитый у него на груди, Дуглас воскликнул:

— А ведь я тебя знаю! Ты — сын графа Уэйкфилда! Молодой человек мрачно кивнул:

— Да, я его сын.

— Коли так, хочу поставить тебя в известность, что на нашей стороне воюет твой родственник. Подойди сюда, Гленлион, познакомься со своим шурином!

— Значит, Гленлион разбойничает вместе с вами? — прищурившись, спросил Уэйкфилд.

— С нами, с нами — можешь, не сомневаться. И стоит в какой-нибудь дюжине ярдов от тебя.

Ах, Дуглас, Дуглас! Чтоб тебя черти взяли — тебя и твое так называемое чувство юмора, подумал Роб, услышав слова командира. Вложив в ножны окровавленный меч, он вышел из строя, подошел к пленникам и холодно посмотрел на Уэйкфилда-младшего, который ответил ему полыхнувшим яростью взглядом зеленых, как у Джудит, глаз.

— Не рано ли ты начал шутить, милорд? Да еще на такую щекотливую тему… — процедил сквозь зубы Роб, повернувшись к Дугласу. Тот расхохотался.

— Рано или поздно Уэйкфилд все равно бы узнал. Так почему не сказать ему об этом сегодня?

— Верните мне мой меч, — пробурчал Уэйкфилд. — Тут дело чести, которое мне хотелось бы уладить, не сходя с места.

Роб, взглянув на его упрямо вздернутый подбородок, отметил про себя, что Уэйкфилд-младший очень похож на Джудит; даже манера вскидывать в гневе голову была точно такая же.

— Ты в плену, и меча я тебе не дам, — наставительно сказал Дуглас, а потом, перегнувшись с лошади, прошептал Робу на ухо: — Сходство просто поразительное. Ты не находишь? — Его голос прерывался от едва сдерживаемого смеха.

— Гореть тебе за твои шутки в аду, Джеймс Дуглас, — бросил Роб без особой злости. Злиться на Дугласа было бесполезно. Упрекам Роба, как и проклятиям Уэйкфилда, он особого значения не придавал.

— Назови свое имя, молодой Уэйкфилд, — обратился Дуглас к англичанину. — Чтобы мы знали, чье вооружение, штандарт и коня захватили.

— Меня зовут сэр Пейтон Лэнгдон, — презрительно оттопырив губу произнес англичанин, наградив Дугласа яростным взглядом.

— Сэр Пейтон, значит? Очень приятно. Желаешь ли ты узнать, как поживает твоя златокудрая сестричка?

Некоторое время англичанин молчал, поигрывая желваками на скулах. Потом наконец кивнул и с иронией в голосе произнес:

— В общем-то я не прочь поподробнее разузнать о ее судьбе. Какие только слухи о ней не ходят. Говорят даже, что она сожительствует с неким дьявольским горцем.

— Неужели с горцем? — со смехом переспросил Черный Дуглас, придержав нетерпеливо переступавшего с ноги на ногу жеребца. Окружившие сэра Пейтона шотландцы вслед за начальником тоже стали хмыкать и посмеиваться.

Тогда Роб коротко, но веско сказал:

— Твоя сестра в безопасности, сэр Пейтон.

— Но в руках шотландца, не так ли? Роба захлестнул гнев.

— Ты тоже в руках шотландцев, но пока тебя никто и пальцем не тронул. А уж если ты считаешь шотландцев варварами, незачем было отсылать сестру в замок Каддел.

— Будь на то моя воля, сестра осталась бы в Англии, — прорычал англичанин. — А ты, шотландец, будь у тебя хоть капля чести, должен был бы всемерно способствовать ее возвращению в лоно семьи.

— Будь у графа Уэйкфилда хоть капля чести, он заплатил бы за нее выкуп, — бросил Роб. — Но графу, как мне кажется, куда важнее заполучить шотландские земли, нежели вернуть дочь.

— Ложь! — вскричал сэр Пейтон. Сделав шаг назад, он снял с руки кольчужную рукавицу и швырнул на землю перед Робом. Этот жест вызвал одобрительные возгласы его окровавленных и покрытых грязью соплеменников. Роб наклонился и поднял железную рукавицу.

— Спокойно, Гленлион, — сказал Черный Дуглас. Он перестал смеяться, взгляд у него стал серьезным, а лицо помрачнело. — Сейчас нет времени для такого рода забав. И, как это ни прискорбно, ваш поединок придется отложить до лучших времен. — Устремив задумчивый взгляд на молодого англичанина, он добавил: — Оставьте ему что-нибудь из одежды. Но только ему одному. Я хочу, чтобы сэр Пейтон доставил графу Уэйкфилду мое послание. С остальными же пленниками мы поступим так, как решили.

Шотландцы окружили пленных англичан и отвели к обозу. Там их ободрали как липку — отобрали не только доспехи, оружие, ценности и деньги, но и всю одежду, оставив лишь короткие обтягивающие штаны. Роб не без злорадства наблюдал за тем, как полуголые английские дворяне тащились на своих двоих через торфяное болото и поросшее вереском поле, не имея даже сапог, чтобы защитить свои изнеженные стопы от острых камней, сухих веток и прошлогодней хвои. Сэру Пейтону как гонцу вернули тунику и гербовую куртку, но оружие, дорогие доспехи и сапоги сложили в кучу вместе с остальной захваченной у англичан богатой добычей. Присев на обрубок дерева и положив руки на колени, англичанин стал с недовольным видом ждать, когда Дуглас вручит ему послание. Письмо Дугласа отличалось завидной лаконичностью: во-первых, он умел сжато излагать свои мысли, во-вторых, у него было слишком мало приличной бумаги и чернил.

— Проводи его до следующего холма, Гленлион, — сказал Дуглас Робу, вручая свернутое в трубку послание. — Я должен быть уверен, что он доберется до своих в целости и сохранности.

Сверкнув зелеными глазами на Дугласа, сэр Пейтон бросил:

— Я не дитя, и нянька мне не нужна.

— Именно потому, что ты не дитя, сэр, я желаю, чтобы ты был от нас подальше, когда мы, обремененные военной добычей, отправимся в обратный путь к Тайну.

В глазах сэра Пейтона вспыхнуло нечто похожее на интерес, но он никак не стал комментировать сказанное, а поднялся на ноги и неторопливо зашагал в противоположную от шотландцев сторону. Прежде чем последовать за англичанином, Роб вопросительно посмотрел на начальника — не в его привычках было делиться с неприятелем своими тайнами. В ответ на его недоуменный взгляд Дуглас лишь едва заметно улыбнулся, вскочил на коня, после чего взмахом руки указал, куда ему следует идти вместе с пленником. Слегка прихрамывая, сэр Пейтон стал подниматься по крутому склону, обходя камни и сухие колючки чертополоха. Печальное это зрелище — бредущий пешком опоясанный рыцарь, подумал с ухмылкой Роб. Чтобы англичанин прочувствовал свое унижение, Роб не шел за ним, а ехал на лошади. Опять же англичанина было бы куда легче догнать верхом, приди ему в голову безумная мысль сбежать. Было еще довольно рано, солнце ярко освещало окрестные холмы, леса и долины. После непрерывных дождей это казалось настоящим чудом. Неожиданно солнечный луч позолотил светлые волосы Пейтона.

— Можешь не беспокоиться. Бежать я не собираюсь, — бросил сэр Пейтон, не поворачивая головы. — Да я и не смог бы даже при желании. Ведь мои сапоги остались у Дугласа.

— А также твоя лошадь, — напомнил ему Роб.

— Да. И моя лошадь. — Англичанин остановился и, повернувшись, поднял на Роба глаза. — Как поживает леди Джудит? Она здорова?

— Когда я уезжал, все было хорошо.

Наступило молчание. Неожиданно перед глазами Роба пролетела черно-белая сорока, потом вторая. «Одна — на горе, две — к радости», — вспомнил Роб присловье, которое не раз слышал в детстве.

С минуту потоптавшись на месте, сэр Пейтон снова двинулся вверх по склону; за ним на некотором удалении следовал словно тень Роб. Неподалеку от вершины англичанин остановился во второй раз и с любопытством посмотрел на Роба. Роб тоже с интересом посмотрел на пленника. При ближайшем рассмотрении англичанин выглядел несколько старше, чем это показалось Робу вначале. Особенно это бросалось в глаза при ярком свете солнца. Прищурившись, сэр Пейтон сказал:

— В том, что Джудит осталась с кланом Каддел, виноват не один только граф. Король запретил возвращать шотландцам земли, попавшие в руки его английских поданных благодаря смешанным бракам. И если бы леди Джудит вернулась в Англию, ее шотландские владения конфисковали бы.

— А сама леди, ее жизнь и судьба, выходит, не стоят и гроша? — не без иронии осведомился Роб, выгнув дугой бровь. — Ну ничего. Там, где она сейчас находится, ее ценят во сто крат больше, чем на ее так называемой родине.

Сэр Пейтон сделал шаг по направлению к Робу. Тот немедленно положил ладонь на рукоять меча. Он не угрожал, просто хотел напомнить пленнику, кто хозяин положения. Убивать безоружного человека без крайней надобности он бы не стал.

Сэр Пейтон стиснул зубы, на скулах у него заиграли желваки.

— В Англии ее ценят, Гленлион. Не сомневайся. Настанет день, и ты в этом убедишься.

— Мне совершенно не интересно слушать твои речи. Лучше рассказал бы об этом леди.

— Тебе еще придется ко мне прислушаться. — Глаза сэра Пейтона полыхнули зеленым огнем. — И с большим вниманием.

Роб пропустил его слова мимо ушей и указал на крохотные фигурки всадников в долине.

— Там английский разъезд. Спустишься с холма — и ты в безопасности. А вот я тебе безопасности не гарантирую, если мы еще когда-нибудь встретимся.

Когда англичанин стал спускаться с поросшего травой холма, Роб проводил его взглядом, нетерпеливо дернул поводья и, развернув лошадь, поскакал в сторону шотландского стана.

Густой черный дым ел глаза; к небу вздымались огромные языки пламени и мириады алых, похожих на злых светляков искр. Огонь был такой сильный, что казалось, будто полыхает вся равнина, более того — вся Англия. Можно было подумать, что весь горизонт от края до края занавесило зловещей красно-черной шторой.

Из пылающего домика выбежала плачущая женщина и схватила его за ногу.

— Прошу тебя, добрый сэр, — запричитала она в голос. — Не забирай мою скотинку. Моим детям нечего будет есть.

Он хотел ее отшвырнуть, но передумал и устало произнес:

— Мне и в голову не приходило морить твоих детей голодом, женщина. Я хочу, чтобы поголодал кое-кто другой…

Женщина то ли не поняла, то ли не расслышала.

— У меня осталась всего одна молочная корова и теленок… Прошу тебя, добрый сэр… — По ее лицу текли слезы; платок сбился на затылок, открыв темно-каштановые, тронутые сединой волосы.

Роб извлек из притороченной к седлу дорожной сумки кошелек, который отобрал у английского рыцаря, и швырнул крестьянке.

— Вот, получи за свою корову. На эти деньги купишь себе две…

Женщина торопливо развязала кошелек, высыпала монеты на ладонь — и ахнула.

— Матерь Божья! Да на эти деньги я не только корову — я себе новый дом куплю.

— Покупай что хочешь.

Пришпорив коня, он понесся прочь от пылавшей деревушки — одной из многих, которые шотландцы разорили за последние несколько недель. В соответствии с полученными от пленных сведениями англичане уже с неделю как вышли из Йорка и двинулись в сторону Дарема. Когда фламандская конница доберется до этих земель, подумал Роб, фламандским наемникам придется очень постараться, чтобы отыскать здесь ячмень для своих лошадей или хотя бы немного мяса для себя.

— Мы устроим им отличные скачки, — пообещал Дуглас. И его воины, помня слова своего начальника, сутками не вылезали из седел.

Целых два дня англичане гнали лошадей по болотистой пустынной местности, но догнать шотландцев так и не смогли. Обремененная огромными обозами английская конница ни разу не вошла даже в визуальный контакт с неприятелем. Шотландцы всегда опережали врага минимум на полдня. Но вот совершенно неожиданно от разведчиков лорда Рэндольфа поступило сообщение, что англичане, бросив свои обозы, налегке направились к мосту Хейдон на реке Тайн, чтобы отрезать шотландцев от переправы. К всеобщему удивлению, Дуглас, услышав об этом, обрадовался.

— Ну и пусть ждут нас у переправы. А мы пока будем есть их говядину и пить их эль. Вряд ли они найдут в этих краях хоть что-нибудь, чем можно набить брюхо.

Лорд Рэндольф, который все никак не мог оправиться от удивления, покачал головой:

— Что-то здесь не так. С какой стати им дожидаться нас у границы, если мы отступать пока что не собираемся?

Роб негромко рассмеялся.

— А с такой, что сэр Джеймс намеренно распустил слух о том, что мы со всеми нашими обозами и захваченным скотом будем отходить к Тайну. Не сомневаюсь, что сэр Пейтон рассказал об этом своим соотечественникам и они решили устроить нам у Тайна засаду.

— Я тоже в этом уверен, — кивнул сэр Джеймс. — Так что пусть ждут. А мы расположимся на отдых в маноре, что неподалеку. Там есть где устроить людей и укрыть скот. Небо опять хмурится, того и гляди польет дождь.

Дождь лил, не переставая, на протяжении восьми дней. И все это время англичане стояли у переправы моста Хейдон, тщетно дожидаясь шотландцев. Из-за непрекращающихся дождей реки вышли из берегов, и английский лагерь просто купался в грязи. Продовольствие у англичан было на исходе, а добыть его в разоренных приграничных землях не представлялось возможным. Англичанам даже нечем было согреться, поскольку леса вокруг напитались влагой, а мокрое дерево, как известно, плохо горит. Из-за постоянной влажности оружие ржавело, а кожа на сбруе и седлах начала гнить. Наемники роптали и в любой момент могли взбунтоваться. Англичане совсем уже было собрались отойти на зимние квартиры, когда от имени короля был зачитан указ, в котором говорилось, что всякий, кто укажет местопребывание шотландцев, получит рыцарское звание и поместье с крепостными крестьянами. Шестнадцать человек выказали желание отправиться на поиски врага и разъехались в разные стороны от места стоянки. Один из них, Томас Роукби, попал в руки Гленлиона и был доставлен в шатер Черного Дугласа. После того как Роукби поведал Дугласу об отчаянном положении, в котором оказалась английская армия, его угостили обильным ужином и отослали назад, с тем чтобы он передал своему командованию, что шотландцы уже больше недели дожидаются возможности сразиться с англичанами. Вернувшись в английский лагерь и получив обещанную награду, свежеиспеченный рыцарь повел британское войско к реке Уэр, где на противоположном берегу выстроились готовые к бою шотландцы. Бурные воды реки Уэр сильно затрудняли переправу. Тогда англичане послали к Дугласу герольдов, прося указать безопасный брод, с тем чтобы столь ожидаемая обеими сторонами битва могла наконец состояться. Дерзкий ответ шотландцев не заставил себя ждать. «Мы пришли в ваше королевство и разоряем ваши деревни и города. Если вам это не по нраву, придите и прогоните нас, поскольку сами мы не уйдем». Англичане, зная, что за спиной у шотландцев болота, решили взять их измором и перекрыли им все пути отхода к границе. Эта своеобразная осада перемежалась стычками, во время которых обе стороны вступали малыми силами в бой и захватывали пленников. Одна из стычек едва не завершилась пленением шестнадцатилетнего короля Эдуарда. Дуглас взял с собой двести человек, чтобы, переправившись через реку Уэр вдали от стоявших друг против друга лагерей, обрушиться на англичан с тыла. Часовой уже хотел поднять тревогу, но Дуглас, прикинувшись английским вельможей, обругал его за излишнее рвение, и введенный в заблуждение солдат позволил шотландцам беспрепятственно проникнуть в лагерь. Двести конных горцев ураганом промчались через неприятельские позиции, рубя выбегавших им навстречу людей и подсекая поддерживавшие палатки и шатры шесты. Они пробивались к огромному, крытому шелком павильону, где находился юный английский король. Только отчаянное сопротивление валлийской гвардии позволило королю избежать гибели или плена. Пока шотландцы гонялись за Эдуардом, отпор со стороны англичан становился все более организованным, и Дуглас был вынужден протрубить сигнал к отходу. Услышав протяжный звук трубы, Роб, пришпорив коня, поспешил к реке, чтобы присоединиться к своим. Ночь выдалась темная; крутые берега Уэра и стоявший в отдалении лес в свете изредка пробивавшейся из-за облаков луны поражали своей мрачной загадочностью и казались заколдованными. Прежде чем добраться до своих, Роб несколько раз сбивался с дороги и с большим трудом находил ее снова. Наконец он увидел ехавшего вдоль берега Дугласа и подскакал к нему.

— Ты видел? — смеясь обратился к Робу начальник. — Графы и лорды выскакивали из шатров в чем мать родила, причитая, как расстриженные монахи!

— Вот это удача! — взволнованно произнес Роб, возбужденный битвой. — Думаю, Рэндольф будет настаивать на новой вылазке — но уже с большими силами.

Его предсказание сбылось. Когда отряд Дугласа вернулся в шотландский стан, лорд Рэндольф объявил, что собирается повторить этот маневр, использовав всю наличную конницу. Дугласу, который не сомневался, что англичане будут начеку, едва удалось отговорить его от этой рискованной затеи. Взамен он предложил Рэндольфу новый план действий: обмануть англичан и пробиться к шотландской границе с обозом и захваченным у врага скотом. В последующие дни шотландцы вели себя тихо, но ближе к вечеру стали неожиданно для неприятеля выдвигаться к реке, демонстрируя всем своим видом намерение переправиться на противоположный берег и атаковать английские позиции. Англичане отреагировали на подобную демонстрацию так, как Дуглас и предвидел. Полагая, что шотландцы обрушатся на них ночью, они привели свои войска в боевую готовность, выстроили вдоль берега и стали жечь факелы.

— Ну вот. Теперь они будут ждать, когда мы на них нападем, — сказал Роб, ставя ногу в стремя и вскакивая на лошадь.

Сэр Алек ухмыльнулся:

— Совершенно справедливо. И должен заметить, ждать им придется долго.

Запалив поярче костры и громко протрубив сигнал «стоять настороже, готовиться к бою», шотландцы стали потихоньку оттягиваться от берега к располагавшимся у них в тылу болотам, которые они задолго до того замостили гатями. Когда люди и обозы продвигались по замощенному участку болота, специальные отряды у них за спиной разбирали гати и снова укладывали их впереди, по ходу движения войска. Так шотландцы двигались до тех пор, пока болота не остались у них позади. С наступлением утра англичане увидели на противоположном берегу лишь пепелища костров, ни одного шотландского солдата там не было.

Шотландцы к тому времени уже подходили к своей границе, и преследовать их было бесполезно.

Глава 20

Гленлион

Ячмень на окрестных полях вымахал в рост ребенка; налившийся колос позолотило солнце. Еще неделя, самое большее две — и крестьяне начнут убирать урожай. С главной башни видны были крошечные силуэты пасшихся на дальних склонах коров и овец. А еще с башни хорошо было наблюдать за заходом солнца, когда с последним закатным лучом пурпурные сумерки медленно растворялись в чернильном пространстве ночи. Джудит, стоя у зубцов башни, вглядывалась в небо. Ночь была теплая и на удивление тихая. Полная луна посеребрила холмы и долины, а окружавшие ночное светило звезды замерли, как если бы их приколотили к небосводу золотыми гвоздиками. Вот еще глупости, подумала Джудит. Она с давних пор знала, что небесный свод у нее над головой медленно и неустанно вращается, и привыкла находить успокоение в его медленном вращении и в мерцании знакомых созвездий. Что будет, если он не вернется? — в очередной раз задавала она себе этот проклятый вопрос, но ответа на него не находила. Одно она знала совершенно точно: если он не вернется, ни луна, ни звезды успокоения и утешения ей не принесут. Наступил август. Прошло два месяца с тех пор, как Роб ушел с Джеймсом Дугласом в поход. Дни почти целиком заполняла домашняя работа, однако ночи, когда она часами лежала без сна, казались ей бесконечными. Она постоянно думала о Робе, а когда засыпала, видела его в своих сновидениях. Однако проснувшись, обнаруживала, что рядом никого нет и она сжимает в ладонях не руку своего милого, а стеганое одеяло. И за все это время — ни одной весточки от него. Господь свидетель, она извелась, думая о тех бедах, которые могли выпасть на его долю во время похода. Быть может, его убили, а она об этом даже не знает?

— Ты, часом, не понесла? — осведомился Саймон, когда она в очередной раз готовилась подняться на башню, чтобы обозреть горизонт. — Уж очень ты стала беспокойная…

— Нет, не понесла, — с негодованием произнесла она. — Но хочу заметить, Саймон, что задавать подобные вопросы даме неприлично.

Саймон пробурчал себе что-то под нос и умолк. Незаметно подоспел праздник урожая, «лунасдаль», как его называли по-гэльски. Он приходился на начало августа, когда фермеры должны вносить арендную плату. Они расплачивались не только деньгами, но и скотом и продуктами питания. Саймон, как и прежде, с утра до ночи пропадал на стройке, следя за возведением башни и оборонительной стены. Опоясывавшая замок стена была уже почти завершена; плотники успели также навесить ворота, но недоделок оставалось много. Рабочие настилали крыши и навешивали двери в зернохранилище и складских помещениях, где можно было хранить поступавшие от арендаторов припасы и зерно нового урожая.

— Пора спуститься в зал, миледи, — сказал Саймон, неожиданно появившись у Джудит за спиной. Он поднялся на башню по узким деревянным мосткам, связывавшим наблюдательную площадку башни с окружавшими ее строительными лесами. — Поздно уже.

Джудит поплотнее запахнулась в легкую шерстяную накидку.

— Ты не чувствуешь? — спросила она, не поворачивая головы. — Что-то происходит. Неуловимое. Вон там — за холмами. Природа затаилась, словно ждет чего-то…

— Надеюсь, не дождя? Еще один ливень — и весь урожай смоет в озеро Лох-Тэй.

— Нет, дождя не будет, — едва заметно улыбнулась Джудит. — Небо чистое.

— Летом буря подкрадывается незаметно. — Саймон подошел к парапету и, перегнувшись через край, бросил взгляд во внутренний дворик. — Вот болваны. Опять неправильно рассчитали. Как ни следи, а угол той стены выведен неправильно…

— Тебе лучше завтра ее рассмотреть — при свете дня.

— Да чего там рассматривать? Ломать надо — и заново класть. Четыре шиллинга убытка. — Он выпрямился и, положив руки на каменный зубец парапета, обозрел расстилавшуюся перед ним темную долину. Потом перевел взгляд на Джудит. Скрытое густой тенью, его лицо казалось совсем черным. — Не волнуйся, он вернется.

Она судорожно впилась пальцами в края накидки.

— Ты каждый день это говоришь.

— И это правда, миледи. Гленлион — не безрассудный юнец. Держится крепко — ничего не скажешь. Но головы никогда не теряет. Не сомневайся.

— Я знаю. — Она кивнула и снова устремила взгляд на темные поля и лежавшие за ними холмы.

Управляющий с шумом вдохнул прохладный ночной воздух.

— Ничего ты не знаешь…

— Погоди, Саймон… — Джудит наклонилась вперед и нахмурилась. — Что там за стенами?

Саймон замолчал и стал напряженно всматриваться в темноту. По склону одного из дальних холмов сползала какая-то черная тень. Время от времени в этой почти угольной черноте вспыхивали крохотные искры.

— Это Гленлион, да? — Сердце у нее гулко забилось. Насколько возможно она перегнулась через парапет, силясь разглядеть то, что происходило в долине. — Это он, Саймон, он — я это чувствую…

Саймон схватил Джудит за руку и потащил к винтовой лестнице.

— Иди к себе в комнату, запри дверь и сиди там, пока я не скажу, что опасность миновала.

— Но это же Роб…

— Не будем тратить время на споры, миледи, — сказал Саймон, увлекая ее за собой в тесное пространство лестничного колодца.

Торопливо спустившись по крутым ступенькам на второй этаж, они прошли по полутемному коридору к комнате Джудит, после чего Саймон, напомнив ей, чтобы не забыла запереться, помчался вниз по лестнице в большой зал, бормоча на ходу что-то не слишком лестное относительно сторожа, который, «конечно же, дрыхнет». Теперь Джудит встревожилась по-настоящему. Влетев в комнату, она заложила дверь тяжелым брусом запора и, вслушиваясь в удалявшиеся шаги Саймона, подумала, что если это набег, то время для него выбрано крайне неудачно, так как урожай еще не убран.

Потом она подошла к окну, распахнула ставни и выглянула наружу, но ничего подозрительного не заметила — слышала только знакомый голос Саймона, который, шагая по внутреннему дворику, громко взывал к ночевавшим в замке людям. От страха у Джудит пересохло во рту, и она пожалела, что не догадалась поставить у себя в спальне кувшин с вином.

Растопить очаг и зажечь масляную лампу было для нее делом нескольких минут.