Глава 17

Наступили теплые дни. С приходом лета ячмень и овес на полях пошли в рост и начали колоситься, а коровы и овцы, пасшиеся на сочных окрестных лугах, основательно прибавили в весе. Окружавшая замок крепостная стена была почти закончена, как и большая четырехугольная башня. Строительные работы шли полным ходом, приостанавливаясь только в дождливое время.

— Арендная плата за период до Троицына дня получена. — Саймон сидел за столом, листая лежавшую перед ним толстую расчетную книгу. — Бог даст, к празднику урожая и к Дню святого Мартина фермеры внесут вторую половину аренды.

— Благодарение Господу, погода до сегодняшнего дня стояла хорошая, — сказал Роб, потирая ладонью больное бедро. Рана почти совсем зажила и ныла только в дождливую погоду. — Еще какие-нибудь новости есть?

— Для вспашки за десять фунтов куплены два быка. Часть денег вернем, поскольку арендаторы тоже ими пользуются, за что и вносят соответствующую плату. Восемь фунтов ушло на покупку железных гвоздей, столько же — на приобретение каменных блоков. Расходы на обработку камня увеличились на четыре шиллинга в неделю.

— За каждый блок?

— Ну нет, хвала Господу. За все про все. По счастью, большинство каменных блоков мы заготовили заранее. Учти, я тебе только самое главное докладываю.

Роб переключил внимание с расчетной книги, куда Саймон ежедневно вписывал длинные колонки цифр, на полыхавший в углу очаг, у которого расположилась с рукоделием на коленях Джудит. Она сосредоточенно орудовала иглой, время от времени останавливаясь и окидывая свою работу критическим взглядом. По крыше и в ставни барабанил дождь; доносившегося со двора привычного жужжания пил и стука молотков слышно не было, так как работы в дурную погоду прекращались. Роб подумал о двух сладчайших послеобеденных часах, которые они с Джудит обычно проводили за зеленым пологом в постели, и решил, что эту традицию нарушать не стоит. Смотреть на жену ему никогда не надоедало. В свете очага ее волосы приобрели насыщенный янтарный оттенок, а щеки рдели, как два пиона. Волосы она заплела в толстую косу и перевязала ленточкой. Штопая чулки, она время от времени нетерпеливым жестом забрасывала ее за спину. Саймон продолжал монотонно повествовать о доходах и расходах, о появившихся на свет телятах и ягнятах, но Роб его уже не слушал. Куда приятнее было вспоминать о ласках Джудит, когда он, сжимая ее в объятиях, познавал тайны се тела и неизвестные ему прежде ритуалы любви. Они часто затевали любовные игры, а потом наслаждались близостью.

— Эй, ты меня слушаешь? — обратился к Робу управляющий.

— Разумеется, — кивнул Роб. — Если не ошибаюсь, ты говорил об овцах…

Саймон отодвинул расчетную книгу и тоже устремил взгляд в сторону очага. Смекнув, в чем дело, он едва заметно скривил губы в усмешке.

— Вообще-то я рассуждал о многотрудном процессе изготовления винных бочек. И рассуждения на эту тему так меня увлекли, что у меня появилась настоятельная потребность выпить.

С этими словами Саймон поднялся из-за стола и, бросив на Роба насмешливый взгляд, вышел из зала. Теперь тишину нарушал только дождь, стучавший по крыше, да треск поленьев в очаге.

Роб подошел к Джудит и дотронулся до ее плеча. Она подняла голову и посмотрела на него своими зелеными глазами, казавшимися в свете очага золотистыми.

— Ты уже закончил просматривать счета, сэр?

— Да — и работать с Саймоном мы сегодня больше не будем. — Он протянул ей руку и, заметив ее недоуменный взгляд, медленно растянул губы в улыбке. — Пойдем со мной, миледи. Остался еще один счет, он касается только нас двоих.

Она отложила рукоделие и последовала за мужем к винтовой лестнице. Как только они вошли в комнату, Роб стал раздевать жену, прильнул губами к ее губам, подхватил ее на руки и отнес на постель. За окном потемнело, прогремел гром. Но здесь было тепло и уютно. И они занялись любовью… Дождь перестал; серенький свет, проникавший сквозь толстое мутное стекло и щель в пологе, упал на лицо Джудит. Вздрогнув, она пробудилась, потом, приподнявшись на локте, посмотрела на Роба. Он спал, и она стала всматриваться в его лицо, словно хотела навсегда запечатлеть его в памяти. Порой ей казалось, что настанет день и воспоминания станут величайшей и единственной ее драгоценностью. Стоило Джудит об этом подумать, как ее начинала бить дрожь. Ну почему, думала она, ей приходят на ум мрачные мысли о бренности всего земного, когда никакой причины для этого нет? Ведь она счастлива и сделает все, чтобы это счастье никогда не кончилось. Хотя вечного ничего нет. Господь свидетель, ей так много хочется сказать мужу! Но когда предоставляется такая возможность, язык у нее словно прилипает к гортани. А ведь человеку отпущено для счастья так мало времени… Она осторожно прикоснулась пальцами к застарелому шраму на его смуглой груди. Затем перевела взгляд на рану у него на бедре. Она почти зажила, и на месте грубого красного рубца виднелся тонкий зигзагообразный белый шрам, очертаниями напоминавший молнию. На груди и на животе у него виднелись темные завитки волос, особенно густые в паху. Рассматривая его плоть, Джудит невольно покраснела: ведь он доставляет ей столько удовольствия! И даже в состоянии покоя выглядит величественно. Отведя взгляд от его мужского достоинства, она с шумом сделала глубокий вдох, подняла глаза и встретилась взглядом с Робом.

— Смотри, сколько хочешь, женщина, — произнес Роб, к немалому удивлению Джудит, переходя на шотландский язык. — И все, что захочешь.

Она смутилась и хотела сказать, что вовсе на него не смотрела, но потом прикусила губу. К чему лгать, когда оба знают, что она тщательно его рассматривала.

— Я уже закончила, — промолвила она через минуту. Он от души расхохотался, заполнив своим рокочущим смехом тесное пространство огороженной плотным пологом постели.

Роб за волосы привлек Джудит к себе, чтобы лучше видеть ее лицо, и своим горячим дыханием опалил ей щеку.

— Я думал, это тебе никогда не наскучит, миледи…

Ей захотелось прижать его к себе и молить никогда больше не покидать Гленлион. Но она знала, что это бессмысленно, что он непременно уедет из замка, как только пробьет его час. За столом часто велись разговоры о вооруженных стычках на юге, о боях в графстве Марч, о сражениях вдоль английской границы. Джудит слушала их и бледнела, опасаясь за жизнь мужа и ее собственное будущее.

Прижавшись лбом к его лбу и чувствуя прикосновения его ресниц к своей коже, она прошептала:

— Мне никогда не наскучит смотреть на тебя, наслаждаться твоими ласками. Главное, чтобы тебе все это не надоело…

— В таком случае, — сказал он, взяв в ладони ее лицо и намереваясь запечатлеть у нее на губах поцелуй, — я всегда буду рядом с тобой.

Этого для ее счастья было вполне достаточно. По крайней мере в настоящее время.

Глава 18

Роб брел по мелководью, когда увидел спускавшихся с холма к реке Лион всадников. Выбравшись на берег, он натянул сапоги, вскочил на лошадь и, подъехав к мосту, стал ждать их приближения. Во главе воинов скакал Джеймс Дуглас, которого Роб узнал почти сразу после того, как он и его люди перевалили через холм.

— Резать англичан не пропала охота? — осведомился с ухмылкой Черный Дуглас, подскакав к Робу.

— Хотя особой охоты воевать у меня нет, но я готов выступить в поход, — ответил Роб, присоединяясь к кавалькаде черноглазого, с белозубой улыбкой Джеймса Дугласа.

— Рыбаком, значит, заделался, — рассмеялся Дуглас. — Вот до чего мирная жизнь может довести воина.

— Скорее, строителем, — ответил Роб. — Проверяю, не расшатались ли опоры моста. Прошел слух, что он вот-вот рухнет, но я убедился, что такой опасности нет. Уверен, он еще тысячу лет простоит.

— Что и говорить, римляне строили крепко. Возведенные ими валы, мосты и акведуки пережили своих создателей и дошли до нас почти без изменений. Но хватит об этом.

Лучше поговорим о делах насущных. Хочу обсудить с тобой один план. Ты сможешь разместить у себя моих людей?

Роб знал, что планы Дугласа обычно сопряжены с опасностью и кровопролитием. Однако не сказал об этом ни слова.

— Разместить-то я их смогу, — ответил Роб, — но кое-кому придется спать на конюшне.

— Мои люди где только не ночевали. И на болотах, и в канавах, наполненных жидкой грязью. Так что конюшня вполне их устроит.

Роб знал многих воинов из тех, что приехали с Дугласом, если не лично, то по ходившим о них рассказам и слухам. Некоторые были совершенно ему незнакомы. Впрочем, посидев с ними за столом и распив несколько кувшинов вина, Роб пришел к выводу, что узнать их подноготную ему не составит большого труда — особенно если они проживут у него в замке еще несколько дней. Но общение с Дугласом и его людьми, похоже, никакого удовольствия Джудит не доставляло. Лицо у нее все время было напряженным, и с него не сходил страх. Дуглас наблюдал за Робом и сидевшей с ним рядом Джудит сквозь полуопущенные ресницы, временами кривя губы в ироничной улыбке. Когда пиршество подходило к концу, Дуглас поднял чашу и обратился к Джудит:

— Ты отлично накормила нас, миледи. Давно уже я не лакомился такими вкусными блюдами.

Джудит любезно улыбалась гостю, но из глаз ее не исчезала настороженность. Тем не менее она кивнула и сказала:

— Заслужить от тебя похвалу, сэр Джеймс, честь для меня. Дуглас с любопытством посмотрел на Роба. Пока что они и словом не обмолвились о том, какое место занимает в жизни лэрда Гленлиона вдова Линдсей и каким ветром ее занесло в этот замок. Но кое о чем Дуглас, однако, догадывался, поскольку знал, что Аргилл подал королю петицию, в которой выражал недоумение и сожаление по поводу похищения его заложницы. Подобная петиция, впрочем, возвращения заложницы отнюдь не гарантировала, а то обстоятельство, что Аргилл не прибегнул к более действенным мерам, чтобы вернуть вдову Линдсей, по мнению Роба, говорило о том, что граф чего-то опасался. Того, к примеру, что Роб может изобличить графа в предательстве. Как бы то ни было, но сомневаться в том, что граф Аргилл решил отсрочить свою месть, не приходилось.

— Я собираю войско, чтобы вторгнуться на территорию Англии, — сообщил Дуглас и, наклонившись к Робу и Джудит, добавил: — И хочу, чтобы Гленлион ко мне присоединился.

Поскольку Дуглас уже намекал на нечто подобное на римском мосту, его слова не стали для Роба неожиданностью.

— Я пойду с тобой, как и обещал.

На губах у Дугласа заиграла довольная улыбка.

— Полагаю, тебе потребуется время, чтобы сделать необходимые распоряжения по хозяйству, а также на случай непредвиденного вторжения…

— Отсрочка мне не требуется. Мой управляющий Саймон Маккаллум отлично разбирается в хозяйстве, а также неплохо знает военное дело. Так что созвать арендаторов и подготовить замок к защите ему будет нетрудно.

Роб снова посмотрел на Джудит. Слова мужа никакого энтузиазма у нее не вызвали. Напротив, в углу рта у нее обозначилась горькая морщинка, а рука, когда она подносила к губам кубок, дрогнула.

Дуглас, заручившись согласием Роба, снова переключил внимание на сидевшую рядом с ним женщину.

— Если не ошибаюсь, ты дочь графа Уэйкфилда, — произнес он, окидывая Джудит оценивающим взглядом.

Она кивнула.

— Это правда. Хотя на протяжении последних семи лет я ни разу его не видела.

— Очень жаль. Но войны разлучают семьи.

Она в упор посмотрела на Черного Дугласа.

— Это не война нас разлучила, сэр Джеймс, а мой брак. В глазах у Дугласа мелькнуло удивление, сменившееся более свойственным ему ироничным выражением.

— Брак — тоже своего рода война. Мне говорили, миледи, что ты сейчас вдовствуешь. Это верно?

— Да, — односложно ответила Джудит, поднеся к губам кубок. Было заметно, что она не склонна продолжать разговор.

Дуглас, напротив, был не прочь с ней потолковать. И снова задал вопрос:

— А выкуп за тебя предлагали?

— Если ты знаешь о моем похищении из замка Каддел, то, без сомнения, знаешь и о том, что никто не выразил желания заплатить за меня выкуп. Но, по-моему, сэр Джеймс, ты ходишь вокруг да около. Лучше спроси, что тебя действительно интересует. И не будем зря тратить время.

— Хорошо. Ты — англичанка по рождению, но шотландская подданная по мужу. Случись война, чью сторону ты примешь?

Джудит посмотрела на Роба; тот едва заметно ей улыбнулся.

— Она примет мою сторону, — сказал он, прежде чем она успела ответить. — А значит, будет на стороне Шотландии.

Дуглас ухмыльнулся.

— Я хотел услышать эти слова из уст леди.

— В таком случае, сэр Джеймс, послушай, что я тебе скажу, — начала Джудит. Говорила она негромко, но решительно, и Дуглас, который внимательно ее слушал, не мог этого не заметить. — Я телом и душой предана сидящему здесь Роберту Гленлион. И кому бы он ни отдал свой меч — королю Шотландии или английскому государю, я последую за его штандартом.

— Что ж, ты высказалась вполне определенно, миледи. И твой ответ устраивает меня как нельзя лучше.

Хотя Джудит отвечала на вопросы Дугласа смело, если не сказать дерзко, Роб видел, как она удручена. Протянув ей руку, он сказал:

— Пойдем, миледи, я провожу тебя в твою комнату. Минуту поколебавшись, она вложила в его руку свою узкую ладонь, после чего пожелала сидевшим за столом гостям спокойной ночи.

— Ты что — рассердился на меня? — спросила она, как только они вошли в спальню.

Он покачал головой:

— И не думал. Просто мне показалось, что вопросы сэра Джеймса тебя несколько утомили, и решил увести тебя из зала. Дуглас и впрямь был излишне настойчив. И я постараюсь выяснить, что за этим кроется.

— Роб… — обратилась Джудит к мужу, впиваясь пальцами в тунику у него на груди. — У меня плохое предчувствие. По-моему, Черный Дуглас знает нечто такое, что может принести нам вред.

— Сэр Дуглас, моя дорогая, просто кладезь всяческих знаний, но, уверяю тебя, ко мне он относится хорошо и никогда не предаст. — Роб осторожно разжал ей пальцы, высвободил свою тунику у нее из рук, после чего сжал их в своих ладонях. — Мне необходимо вернуться к гостям. Когда буду ложиться спать, постараюсь тебя не разбудить.

Она прижалась щекой к его груди.

— Наоборот, обязательно разбуди. Мне дорога каждая минута, проведенная с тобой наедине, — особенно перед твоим отъездом.

Он обнял ее за плечи, прижал к себе и, приподняв ее лицо, крепко поцеловал в губы. Затем, прежде чем уйти, сказал:

— Спи, дорогая. Я обязательно тебя разбужу, когда вернусь.

Когда он вошел в зал, за столом оставалось всего несколько человек, и в их числе — сэр Джеймс. Остальные люди Дугласа отправились спать на конюшню. Увидев Роба, сэр Джеймс поднял голову и отсалютовал хозяину замка своим кубком.

— Я тебя понимаю, Гленлион, — сказал он. — Она красива, а главное, предана тебе всей душой. Эти качества я уважаю в женщинах больше всего.

— Скажи лучше, в женах, — произнес Роб и, когда Дуглас удивленно изогнул бровь, добавил: — Мы вступили с ней в брак согласно древним обычаям Шотландии.

Сэр Джеймс задумчиво потер лицо ладонью.

— Это не шутки. Сомневаюсь, что король Брюс обрадуется, когда узнает, что ты похитил у своего сеньора заложницу да еще женился на ней, пусть и не по католическому обряду.

— Король сейчас слишком занят собственными проблемами, чтобы думать еще и о моих, — заметил Роб. — А когда у него наконец появится время, чтобы разобраться с жалобой Аргилла, я сделаю так, что граф свою жалобу заберет.

— Да ну? — недоверчиво покачал головой Дуглас. — Хотелось бы знать, как ты собираешься этого добиться.

— В свое время непременно узнаешь. Я тебе все расскажу. — Роб налил себе в кубок вина и прикоснулся им к кубку Дугласа. — Твое здоровье, милорд. И пусть сгинут наши враги!

Ответ Дугласа не заставил себя ждать.

— Пусть сгинут!

Он залпом осушил свой кубок.

Когда Роб проскользнул в спальню, Джудит все еще лежала с открытыми глазами, размышляя о нежданно пришедшем к ней счастье. Эти часы были воистину для нее драгоценны, тем более что до предполагаемого отъезда Роба их оставалось не так уж много. Порой, впрочем, ее охватывала печаль, но она усилием воли ее прогоняла. Плакать она себе запрещала. Еще не хватало, чтобы в памяти Роба запечатлелось ее залитое слезами лицо. Тем более что от слез мало толку. И все-таки… И все-таки сама мысль о разлуке с Робом повергала Джудит в отчаяние. Сквозь полуопущенные ресницы она наблюдала за тем, как Роб стягивал с себя тунику и сапоги. В комнате горел очаг; скинув с себя одежду, Роб предстал перед ней, освещенный алыми и янтарными отблесками пламени во всей своей мужской красе. У нее болезненно сжалось сердце: неужели она может его потерять? Судорожно стиснув в руке сорванную ею поутру веточку, она ждала, когда он ляжет с ней рядом. Прошлепав босыми ногами по каменному полу, Роб подошел к кровати, раздвинул полог и опустился на матрас. Под его тяжестью поддерживавшие матрас ремни заскрипели и прогнулись. Когда его темный профиль оказался от нее на расстоянии каких-нибудь нескольких дюймов, она протянула руку и дотронулась до его лица.

— Не спишь, женщина?

— Я не могу спать.

Он пододвинулся к ней поближе, обнял за плечи. Он был такой теплый, такой родной — истинное благословение после стольких лет одиночества.

— Что это у тебя? — спросил он, нащупав в темноте веточку, которую она сжимала в пальцах.

— По-гэльски это растение называется «фраох бан», — сказала она прерывающимся от волнения голосом. — А по-английски — белый вереск. Я хочу, чтобы ты взял эту веточку с собой — на удачу.

С минуту помолчав, он сказал:

— Хорошо, я возьму ее с собой. Как залог твоей любви. С некоторых пор аромат вереска напоминает мне о тебе.

Она положила голову ему на грудь, вслушиваясь в сильное ровное биение его сердца, наслаждаясь им, как самой прекрасной музыкой. Если он не вернется, она не переживет такого горя. Но где взять слова, чтобы объяснить ему это? Приподняв голову, она прижалась губами к его шее, а потом провела рукой по выпуклым мышцам его груди, плоским мышцам живота и повела руку дальше — к паху. Предсказать реакцию Роба было нетрудно. Он повернулся к ней и заключил в объятия. Эти выторгованные у судьбы мгновения страсти должны были запечатлеться у нее в памяти, превратиться в воспоминания и стать утешением в бесконечно долгие часы ожидания.

Глава 19

Снова пошел дождь и лил, не переставая, несколько часов. Роб промок насквозь, а дорогу размыло так, что его лошадь, которой приходилось вытаскивать копыта из жидкой вязкой глины, вынуждена была перейти с рыси на шаг. Стояла середина июня, но было холодно и сыро, как в апреле. Дорога, которая вела через Киелдер Гэп к мосту Хейдон на Тайне, была узкой, каменистой и буквально утопала в грязи. Но Джеймс Дуглас, не обращая внимания на грязь и непогоду, продолжал продвигаться вперед. Перейдя границу, шотландцы вторглись на английскую территорию тремя колоннами. Первую возглавлял лично Джеймс Дуглас, вторую — лорд Рэндольф, третью — Доналд, граф Map. Охватывая веером лежавшие к югу земли Уэрдейла, они все больше углублялись в английские владения, предавая огню и мечу встречавшиеся на их пути городки, деревни и хутора. Дуглас вел своих людей в южном направлении, а лорд Рэндольф и граф Map держали путь на юго-восток и юго-запад. Подобная тактика должна была продемонстрировать королеве Изабелле и Роджеру Мортимеру, что шотландцы, несмотря на присутствие под Йорком состоявшей из наемников английской армии, чувствуют себя на вражеской территории так же вольготно, как на собственных землях.

— Говорят, англичанам удалось собрать под своими знаменами около двух с половиной тысяч тяжеловооруженных фламандских кавалеристов, — сообщил своим людям Дуглас, когда они разбили лагерь неподалеку от разграбленной и сожженной английской деревушки.

По вытоптанному тяжелыми боевыми конями полю уныло бродили лишившиеся приюта коровы и овцы, а в отдалении слышался яростный собачий лай. Роб жевал горячую ячменную лепешку, размышляя над полученными от Дугласа сведениями.

— А что собирается делать король? — осведомился один из лежавших у костра Макнэшей. Пламя освещало его небритое, покрытое шрамами и измазанное сажей лицо.

— Известно что — продолжать войну, — откликнулся кто-то из воинов.

Роб посмотрел на собравшихся у костра горцев. Все они походили друг на друга, как близнецы, — заросшие чуть ли не до самых глаз лица, мрачные и усталые.

— Правду ли говорят, что у англичан появилось новое оружие? — спросил Макнэш.

— Правду, — ответил Черный Дуглас, но с таким пренебрежительным видом, что застывшие в ожидании его ответа люди сразу повеселели. — Это оружие называется «бомбарда». Она стреляет каменными ядрами, которые выталкивают из ее ствола газы, образующиеся при сгорании черного пороха. Оружие это, конечно, опасное, но таскать его за собой сплошное мучение — такое оно тяжелое. — Весело блеснув черными глазами, Дуглас добавил: — Так что когда англичане будут подвозить бомбарду к полю боя, нам не составит труда их выследить и изрубить на куски обслуживающих ее людей еще до того, как она успеет выстрелить.

— А из этого следует, — сделал вывод Макнэш, — что у нового оружия больше недостатков, чем достоинств.

— То же самое можно сказать и об англичанах. — Дуглас подбросил в костер поленце и посмотрел на Роба. — Что-то ты сегодня молчалив, Гленлион. Или ты не доволен нашими сегодняшними успехами?

— Напротив, милорд. Я всем доволен, — произнес Роб и снова погрузился в молчание. Ему было трудно подыскать нужные слова, чтобы объяснить причину охватившей его печали.

— Завтра, — сказал Дуглас, — мы нападем на владения графа Уэйкфилда. Пройдет совсем немного времени, и твоя леди об этом узнает.

— Не сомневаюсь.

— Так вот, значит, в чем причина твоего дурного настроения, — протянул Дуглас, удивленно выгнув бровь. — Опасаешься, что мы причиним ущерб собственности отца твоей милой? Между тем я, чтобы набрать денег на этот поход, заложил собственный замок — и, как видишь, не расстраиваюсь.