Анита Блейк (№7) - Всесожжение

Предмет был плоским и тонким, так что я никак не могла разобрать его форму. Что бы это ни было, оно было прибито к двери серебряными гвоздями.

Жан-Клод тяжело вздохнул:

– Mon Dieu.

Я пересекла комнату, держа браунинг двумя руками и целясь в пол. Жан-Клод сказал, что здесь никого нет. Я этому верила, но себе я доверяла больше.

Появилась Лив и повисла на входной двери. Она была вся в крови, но ее горло выглядело уже вполне приемлемо. Я подумала, не помог ли ей Странник после того, как мы отошли. Она кашляла, прочищая горло так яростно, что это было больно слышать.

– Мне хотелось посмотреть на ваши лица, когда вы увидите предупреждение Мастера Зверей, – сказала она, – Странник отказал в просьбе ему и его людям встретить вас лично. Так что это визитная карточка Повелителя.

Как вам нравится?

Она говорила хищно, неприятно. Что за дрянь там на двери?

Даже подойдя совсем близко, я все еще не могла понять, что это такое. Из-под этого вытекали тонкие струйки крови. Сладкий металлический запах крови делал застоявшийся воздух еще теплее. То, что висело на двери, было почти бумажной толщины, но по структуре больше напоминало пластик. Оно закруглялось по краям, растягиваясь пятью серебряными гвоздями.

Внезапно меня осенило. И мысль была настолько ужасна, что мои глаза отказывались в это поверить даже после того, как я поняла. Я сделала три шага назад и попыталась рассмотреть очертания целиком. Вот тут и тут, две руки, две ноги, плечи. Это была человеческая кожа. Как только я определила форму, я уже не могла не видеть ее. Я знала, что если закрою глаза сегодня ночью, то это зрелище будет преследовать меня. Эта тонкая натянутая на гвозди вещь, которая когда-то была человеком.

– А где ступни и кисти рук? – спросила я. Мой голос звучал странно, словно издалека, почти безразлично. От осознания чистого ужаса у меня покалывало губы и кончики пальцев.

– Это просто чья-то спина, а не кожа целиком, ma petite. Кроме того, довольно сложно снять кожу с пальцев, если жертва еще сопротивляется, – сказал Жан-Клод. Его голос был абсолютно плоским, осторожно пустым.

– Сопротивляется? Хочешь сказать, что кто бы то ни был – он был еще жив?

– Ты же полицейский эксперт, ma petite.

– Здесь не было бы столько крови, если бы он не был жив, – сказала я.

– Да, ma petite.

Он был прав. Я действительно знала это и сама. Но вид человеческой кожи, прибитой к двери, сбил меня с ног. Это было слишком, даже для меня.

– Господи Иисусе, раз гвозди серебряные – значит, жертва была вампиром или ликантропом?

– Скорее всего, – сказал Жан-Клод.

– Это значит, что он или она все еще в сознании?

Он посмотрел на меня. Его взгляд мог быть пустым и красноречивым одновременно.

– Тот, с кого снимали кожу, оставался при этом жив. Если это был вампир или ликантроп, то простое сдирание кожи не достаточно, чтобы убить их.

Меня передернуло с ног до головы. Это был не совсем страх. Это был ужас. Ужас от невыносимого надругательства, жестокости.

– Ашер что-то говорил о Падме. Это Звериный Повелитель?

– Мастер Зверей, – сказал Жан-Клод, – ты не можешь убить его за эту неосторожность, ma petite.

– Ты не прав, – сказала я.

Ужас поселился во мне, как тонкий слой льда под самой кожей, но поверх него была злость. Ярость. А под яростью был страх. Страх перед тем, кто может снять кожу с живого человека просто в назидание. Это много говорит о человеке. Говорит, как мало правил он признает. И это говорило мне, во вполне определенных выражениях, что я должна убить его, как только увижу.

– Мы не можем сегодня наказать их за это, ma petite. Этой ночью нам нужно просто выжить. Запомни это, и умерь свой гнев.

Я посмотрела на дверь и то, что на ней висело.

– Это уже не гнев.

– Тогда умерь свою ярость. Нам нужно спасти остальных своих людей.

– Если они еще живы.

– Они были живы, когда я поднималась к вам навстречу, – сказала Лив.

– Чья это кожа? – спросила я.

Она рассмеялась своим обычным ревущим хохотом. Все зажило, все было в порядке.

– Угадай, – сказала она, – если угадаешь правильно, я тебе скажу, но только если угадаешь.

Мне понадобилась вся моя выдержка, чтобы не наставить на нее браунинг. Я покачала головой:

– Никаких игр, Лив, только не с тобой. Настоящие игры начнутся только тогда, когда мы спустимся.

– Хорошо сказано, ma petite. Пойдем.

– Нет, – сказала Лив, – нет, ты угадай! Угадай, кто это. Я хочу видеть твое лицо. Хочу видеть боль у тебя в глазах, пока ты вспоминаешь всех своих друзей, Анита. Хочу видеть ужас на твоем лице, пока ты представляешь, как это могло случиться с каждым из них.

– Что я тебе сделала, Лив?

– Ты встала у меня на пути, – ответила она.

Я покачала головой и прицелилась в нее.

– Три страйка, и ты вылетаешь, Лив.

Она нахмурилась.

– Что ты имеешь в виду?

– Предательство – это раз. Попытка захватить меня взглядом – это два. В этом была отчасти и моя вина, так что пропустим. Но ты принесла присягу защищать всех подданных Жан-Клода. Ты поклялась использовать это прекрасное тело, эту силу, чтобы защищать тех, кто слабее тебя. Кому бы ни принадлежала эта кожа, ты поклялась его защищать. Вместо этого, ты предала их. Доставила их прямо в ад. Это третий страйк, Лив.

– Ты не можешь убить меня, Анита. Странник исцелит меня, что бы ты ни сделала.

Я выстрелила ей в правое колено. Она упала на пол, зажимая руками раненую ногу, крича и извиваясь.

Я почувствовала, что улыбаюсь, и скорее всего – неприятно.

– Надеюсь, что тебе больно, Лив. Надеюсь, что тебе чертовски больно.

Температура в комнате резко упала. Стало так холодно, что я почти ожидала увидеть пар от дыхания. Крик Лив оборвался, она пристально смотрела на меня своими фиалковыми глазами. Если бы взгляды убивали, то я тут же упала бы замертво.

– Ты не можешь причинить мне вред, Анита. Мой мастер этого не допустит.

Лив поднялась на ноги, и, лишь чуть прихрамывая, пошла к двери с ужасающим украшением. Она натянула верхний край, показывая дырочки в коже, которые не относились к процессу свежевания.

– Я кормилась от него, пока они его пытали. Я пила его кровь, пока он кричал.

Она убрала руку, и ее пальцы были в крови. Она вылизала их, засовывая по очереди в рот.

– М-м-м, вкусно.

Все, что мне оставалось – это гадать, кто это был. Все, что мне оставалось – это играть в ее игру. Я выстрелила ей в левую коленную чашечку.

Она повалилась на пол, взвизгнув:

– Ты не поняла? Ты не можешь меня убить!

– О, думаю, могу, Лив. Думаю, что смогу.

И я выстрелила в правое колено. Она свалилась на спину, крича, схватившись за разбитые колени, но отдернув руки, так как свои собственные прикосновения причиняли ей боль.

Сила Странника заставила подняться волоски на моем теле. Он действительно собирался ей помочь. Если у меня не получится ее убить, то мне бы лучше оказаться где-нибудь в другом месте до того, как она сможет ходить. Я достаточно хорошо знала Лив и знала, что как только она сможет встать, мне не поздоровится. И я не могла ее за это винить. Фактически, если я буду просто стоять и ждать, когда она поднимется, это будет самозащита. Ну, хорошо, преднамеренная самозащита.

– Пойдем, ma petite, оставь ее. Странник не дает свое благословение так просто во второй раз, или это будет уже третий? На этот раз он исцелит ее по-своему. Благословение и наказание одновременно. Как и многие дары совета.

Он открыл дверь, ведущую на лестницу вниз. Когда он убрал руку, я увидела, что она вся в крови. Он держал руку перед собой, будто не зная, что с ней делать. Наконец, он прошел через дверь, ведя рукой по стене, вытирая кровь о камни, рисуя бледную красную полосу.

– Чем больше мы тянем, тем больше пыток они придумывают.

И с этими успокаивающими словами он начал спускаться по лестнице. Я бросила последний взгляд на Лив.

Она лежала на боку, плача и визгливо вскрикивая. Она кричала, что собирается посмотреть, как я умру. Мне следовало бы выстрелить ей в голову, так, чтобы мозги разлились по полу. Если бы я была по-настоящему жестока, я так бы и сделала. Но я не стала. Я оставила ее лежать и выкрикивать угрозы. Эдуард был бы так разочарован!

Глава 14

Ведущие вниз ступени были такими большими, будто их делали для кого-то, кто был не совсем человеком.

Чтобы не испачкаться, дверь я закрыла ногой. Крики Лив словно отрезало. Я все еще могла очень смутно слышать ее голос, который звучал как жужжание комара, но дверь была почти звуконепроницаемой. Кому-то это было нужно, чтобы скрыть вопли снизу. Правда, сегодня на ступенях царила тишина. Тишина такая громкая, что она почти звенела у меня в ушах.

Жан-Клод, словно большая кошка, двигался по этим уродским ступенькам с текучей грацией. Мне пришлось перебросить подол плаща через левую руку, чтобы не навернуться, наступив на его край. Но все равно – скользить по лестнице у меня не получалось. На трехдюймовых каблуках я скорее ковыляла.

Жан-Клод остановился перед поворотом лестницы, на ступень выше площадки.

– Я могу тебя нести, ma petite.

– Нет уж, спасибо.

Если снять туфли, то платье будет слишком длинным, и мне придется его тоже держать. А мне была нужна одна свободная рука для пистолета. Если бы передо мной стоял выбор между пистолетом наготове, но при медленном передвижении, и быстротой, но с занятыми платьем руками… я бы выбрала первое.

Ступени стали становиться все шире, так что скоро на них с легкостью развернулся бы небольшой автомобильчик. Лестница упиралась в массивную дубовую дверь, обитую железом, как любая уважающая себя дверь в тюремное подземелье. Сегодня это было подходящее сравнение.

Жан-Клод навалился на тяжелую дверь, и она медленно открылась. Обычно ее запирали. Он повернулся ко мне.

– Совет может потребовать, чтобы я формально приветствовал в этих стенах каждого вампира.

– Хочешь сказать, формально – это так же, как ты поприветствовал Лив? – спросила я.

Он скупо улыбнулся.

– Если я не признаю их превосходство надо мной, то возможно.

– А что будет, если признаешь? – спросила я.

Он покачал головой.

– Если бы мы пришли к совету за поддержкой, тогда мне бы не пришлось никому противостоять. Я бы просто признал их полное превосходство, и с этим вопросом было бы покончено. У меня недостаточно силы, чтобы стать одним из них. Это я знаю.

Он разгладил оборки на рубашке, расправил манжеты пиджака и поправил кружева на запястьях. Он обычно занимался своей одеждой, когда нервничал. Хотя, конечно, он занимался своей одеждой и когда совсем не нервничал тоже.

– Чувствую, есть «но», – сказала я.

Он снова улыбнулся.

– Oui, ma petite. Но они пришли к нам сами. Вступили на нашу землю. Причинили вред нашим людям. Если бы признаем их превосходство без борьбы, они могут поставить нового мастера на мое место. Они могут забрать все, чего я добился.

– Я думала, что единственный способ перестать быть мастером – это умереть.

– В конце концов, этим и кончится.

– Значит, мы идем драть задницы.

– Но мы не можем победить силой, ma petite. То, что мы сделали с Лив, было очевидно и ожидаемо. Ее было необходимо наказать. Но в игре "убей или будь убит" совет выиграет.

Я нахмурилась.

– Если мы не можем сказать, что они больше и страшнее нас, но и не можем драться с ними, то что нам делать?

– Играть в их игру, ma petite.

– В какую игру?

– Игру, которой я в совершенстве овладел при дворе много лет назад. Это смесь дипломатии, бравады, оскорблений.

Он взял мою левую руку и нежно поцеловал ее.

– Отчасти у тебя получится очень хорошо, отчасти – плохо. Дипломатия – это не твоя сильная сторона.

– Зато бравада и оскорбления – мои лучшие стороны.

Он улыбнулся, все еще держа меня за руку.

– Определенно, ma petite, определенно. Убери пистолет. Я не говорю тебе его не использовать, но осторожнее выбирай, в кого стрелять. Не все, что ты сегодня встретишь, можно остановить серебряными пулями.

Он склонил голову на бок, словно размышляя.

– Хотя, если подумать, я еще не видел, чтобы кто-то пытался убить члена совета современным серебряным оружием, – он улыбнулся, – может, и получится.

Он помотал головой, будто отгоняя от себя какое-то видение.

– Но если дойдет до того, что придется стрелять в совет, то мы проиграли, и нам останется только попытаться захватить с собой их столько, сколько мы сможем.

– Давай лучше освободим столько наших, сколько сможем, – сказала я.

– Ты не понимаешь, ma petite. Если мы будем мертвы, то тем, кто нам верен, не будет пощады. Любой хороший переворот в первую очередь убивает верных сторонников, – и он коснулся моей правой руки, напоминая. Я все еще держала в ней пистолет. Так или иначе, мне не хотелось его убирать.

Но пришлось. Я поставила пистолет на предохранитель. Мне не хотелось, чтобы все знали про пистолет, так что я не могла его держать в руках. А на предохранитель я поставила, чтобы не прострелить себе ногу. Будет так же неловко, как и больно, и уж точно ни капельки не впечатлит совет. Я так и не поняла правила «игры», но я терлась среди вампиров достаточно долго, чтобы знать: если вам удастся произвести на них впечатление, то иногда можно выйти живым. Конечно, иногда они убивают в любом случае. Иногда бравада просто заслуживает вам более медленную смерть, как в случае с некоторыми индейскими племенами, которые долго мучили тех врагов, которые, по их мнению, были достойны уважения. Уважения, без которого я вполне обойдусь. Но иногда, если вас долго мучают, где-нибудь в перерыве можно и сбежать. А если они просто вырвут вам горло, то все варианты будут исчерпаны. И мы определенно собирались произвести впечатление.

Если не сможем впечатлить их, то убьем. Если не сможем убить их… то они убьют нас. Лив была только самым началом вечерней программы развлечений.

Перед нами была комната с голыми каменными стенами. Все изыски интерьера Жан-Клода валялись кучей черных и белых тряпок и деревянных обломков. Единственной нетронутой вещью была картина над декоративным камином. Жан-Клод, Джулианна, и Ашер без следов шрамов взирали сверху вниз на беспорядок. Я ждала увидеть какой-нибудь неприятный сюрприз в честь нашей встречи. Но в комнате был только Вилли МакКой, который стоял перед холодным камином, отвернувшись от нас и сложив руки за спиной. Его ярко-зеленый костюм не сочетался с зализанными назад черными волосами. Один рукав был разорван и измазан кровью. Он повернулся к нам. Из пореза на лбу сочилась кровь. Он вытер ее платком с танцующими скелетами. Платок был шелковый, его ему подарила дама сердца, вампир в возрасте ста лет, которая не так давно к нам присоединилась. Ханна была высокой, с длинными ногами, и милой, тогда как Вилли был небольшим, дурно одетым и… ну, просто был Вилли.

Он улыбнулся нам.

– Так мило с вашей стороны присоединиться к нам.

– Что еще за сарказм? – сказала я, – где все?

Я пошла к нему, но Жан-Клод остановил меня, взяв за руку.

Улыбка Вилли была почти нежной. Он ожидающе смотрел на Жан-Клода. Это было выражение, которого я никогда не видела на лице Вилли.

Я посмотрела на совершенную маску, в которое превратилось лицо Жан-Клода, замкнутую и осторожную.

Нет, скорее – боязливую.

– Что происходит? – спросила я.

– Ma petite, позволь представить тебе Странника.

Я нахмурилась.

– Что ты имеешь в виду?

Вилли рассмеялся, и это был его обычный раздражающий хохот, но с новым низким звуком, рычащим смехом, который заставил подняться волоски у меня на шее. Я смотрела на него и знала, что у меня на лице написано, как я шокирована.

Я сглотнула перед тем, как смогла говорить, но даже тогда я не знала, что сказать.

– Вилли?

– Он уже не может отозваться, ma petite.

Вилли так и стоял, глядя на меня. Он был неловкой личностью при жизни. Мертвым, он не стал намного лучше. Он был мертв еще недостаточно долго, чтобы научиться передвигаться так же необыкновенно, как другие вампиры. Но сейчас он начал двигаться к нам с плавной грацией. Это был не Вилли.

– Черт, – сказала я тихо, – это теперь навсегда?

Чужой в теле Вилли снова рассмеялся.

– Я просто позаимствовал его тело. Я заимствую многие тела, не так ли, Жан-Клод?

Я почувствовала, как Жан-Клод тянет меня назад. Он не хотел подходить ближе. Я не возражала. Мы попятились. Было довольно странно отходить от Вилли. Обычно он был одним из тех вампиров, которых я боялась меньше всего. Теперь же, по руке Жан-Клода разливалось напряжение. Я могла чувствовать, как бьется его сердце. Ему было страшно, и это меня пугало.

Странник остановился, упер руки в бока, и рассмеялся.

– Испугался, что я попользуюсь тобой, как лошадкой, Жан-Клод? Если ты так крут, что победил Повелителя Земли, то ты должен быть крут и чтобы противостоять мне.

– Я по природе осторожен, Странник. И время не уменьшило эту привычку.

– У тебя всегда был умелый язык за зубами, да и в других приятных местах.

Я нахмурилась, так как не была уверена, поняла ли я двойной смысл фразы, и хотелось ли мне понять.

– Отпусти Вилли.

– Ему ничто не грозит, – ответил вампир.

– Он в том же теле, – сказал Жан-Клод, – он все чувствует, все видит. Ты просто сдвинул его в сторону, Странник, но не вытеснил совсем.

Я посмотрела на Жан-Клода. Его лицо ничего не выражало.

– Ты так говоришь, как будто знаешь по личному опыту.

– Когда-то Жан-Клод был одним из моих самых любимых тел. Мне и Бальтазару он очень нравился.

Бальтазар вышел из дальнего прохода, как будто стоял там и ждал нужной реплики. Может, так и было. Он улыбался, но это была скорее демонстрация зубов, чем настоящее удовольствие. Он продефилировал через комнату, такой элегантный и изящный в своем белом костюме, и остановился за спиной Вилли, положив руки ему на тонкие плечи. Вилли-Странник, прильнул к груди Бальтазара. Тот обнял его руками. Они явно были парочкой.

– Он знает, что они делают с его телом? – спросила я.

– Да, – ответил Жан-Клод.

– Вилли не увлекается мужчинами.

– Нет, – сказал Жан-Клод.

Я попробовала рассуждать здраво, но не смогла. Вампиры не могут забирать тела других вампиров. Это не возможно. Точнее – не было возможно. Глядя на знакомое лицо Вилли, видела незнакомые мысли, которые мелькали в его карих глазах, и начинала понимать, что это правда.

И эти карие глаза улыбались мне. Я опустила взгляд. Если Странник мог затянуть меня через глаза Лив, когда он не был в ней, то уж теперь он бы засосал меня наверняка. Прошло много времени с тех пор, когда я тренировалась смотреть в лицо, не встречаясь глазами. Это были своеобразные салочки: вамп пытается поймать мой взгляд, а я – избегаю этого. Это раздражало и пугало одновременно.

Жан-Клод сказал, что силой мы сегодня не победим. И он не шутил. Раз вампир захватил тело Вилли против его воли, и принуждает его к сексуальным действиям, мне стоит его пристрелить. Но это было тело Вилли, и он, возможно, захочет получить его обратно целым. Настрелять в нем дырок было плохой идеей. А что мне было нужно, так это идея хорошая.

– А Странник любит женщин? – спросила я.

– Ты предлагаешь себя на его место? – спросил вампир.

– Нет, просто интересно, как бы ты себя чувствовал на его месте.

– Ни у кого больше нет способности разделять с другими их тела, – сказал Странник.

– Тебе бы понравилось, если бы кто-нибудь заставил тебя переспать с женщиной?

Лицо Вилли перекосилось, выражение было для него совершенно чужим. И чувство этой чужеродности было настолько сильным, что у меня побежали мурашки.

– Я никогда не понимал привлекательности женского тела.

– Тебе бы это не понравилось, – сказала я.

Вилли-Странник, кивнул:

– Да.

– Тогда отпусти Вилли. Выбери кого-нибудь, кто не был бы так сильно против.

Странник поежился в руках Бальтазара и рассмеялся.

– Уж не взываешь ли ты к моему чувству сострадания?

Я пожала плечами.

– Я не могу тебя пристрелить. Ты – совет. Я надеялась, это означает, что ты признаешь больше правил, чем остальные. Похоже, я ошибалась.

Он посмотрел на Жан-Клода.

– Твой слуга-человек теперь всегда говорит за вас?

– У нее это неплохо получается, – сказал Жан-Клод.

– Если она надеется воззвать к моему чувству честной игры, то ты, должно быть, ничего ей не рассказывал о времени, которое провел с нами при дворе.

Жан-Клод, продолжая сжимать мою руку, слегка от меня отстранился. Я почувствовала, что он старается держаться прямее, словно его что-то гнуло к земле, что он зажимает в угол свою панику. Я знала, что ему все еще страшно, но он собрался. Храбрый Жан-Клод. Я пока не была так испугана. Хотя, что будет дальше… – Я не живу памятью о прошлом, – сказал Жан-Клод.

– Он нас стыдится, – сказал Бальтазар, прижимаясь лицом к лицу Вилли. Он нежно поцеловал Вилли в висок.

– Нет, – сказал Странник, – он боится нас.

– Что ты хочешь от меня, Странник? Почему совет ступил на мои земли и взял моих людей в заложники?

Вилли оттолкнулся от Бальтазара и встал перед ним, на фоне более высокого человека. Обычно Вилли выглядел меньше, чем был на самом деле, он сутулился и был слабаком, но теперь он выглядел стройным и уверенным в себе. Странник подарил Вилли грацию и уверенность, которой тот никогда не обладал.

– Ты убил Повелителя Земли, но не прибыл, чтобы занять его место в совете. Нет способа подняться в совет, кроме как через смерть его члена. У нас есть место, которое можешь заполнить только ты, Жан-Клод.

– Я не только не хочу его, но у меня и недостаточно силы, чтобы удержать его.

– Если силы не достаточно, то как ты убил Оливера? Он был более чем пугающей силой природы, – Странник подошел к нам, за ним следовал Бальтазар, – Как ты убил его?

На этот раз Жан-Клод не отступил. Его рука сжала мою еще сильнее, но он остался стоять на месте.

– Он согласился не взывать к земле против меня.

Вампир и его слуга обходили нас по кругу, как акулы. Один – слева, другой – справа, так что было довольно сложно держать их обоих в поле зрения.

– Почему он ограничил свои силы?

– Он стал отступником, Странник. Оливер пожелал вернуть времена, когда вампиры были вне закона.

Землетрясение разрушило бы город, но в этом бы не обвинили вампиров. Он хотел захватить моих вампиров и устроить кровавую резню, чтобы за нами снова начали охотиться. Оливер боялся, что рано или поздно мы уничтожим всех людей, а таким образом – и себя самих. Он считал, что давать вампиром все права и свободу слишком опасно.

– Мы получили твой отчет, – сказал Странник. Он остановился около меня. Бальтазар замер по другую сторону от него, ближе к Жан-Клоду. Они копировали друг друга. Не уверена – был ли это обычный контроль вампира над своим слугой или века тренировок.

– Я знаю идеи Оливера.

Я отступила за Жан-Клода.

– Он предпочитает вампиров или может забираться и в людей?

– Тебе не грозит его вторжение, ma petite.

– Отлично, – сказала я.

Я смотрела на Странника, и меня пугало, как быстро я начала думать об этом теле, как о Страннике, а не о Вилли.

– Почему же вы тогда сами не остановили Оливера? – спросила я.

Странник подкрадывался ко мне все ближе, пока между нами не осталось меньше дюйма.

– Он был одним из совета. Совет не может убивать своих. А ничто кроме окончательной смерти его бы не остановило.

– И вы позволили ему приехать сюда, зная, что он задумал, – сказала я.

Странник только чуть касаясь моего лица, провел по нему рукой. Трепещущее, пробное движение.

– Значит, ты думал, что мы не явимся к тебе, потому что ты избавил нас от необходимости убивать его самим?

– Oui.

Бальтазар, до этого повторявший все движения Странника, убрал руку от лица Жан-Клода. Он подошел и встал рядом со своим мастером. Он смотрел, как тот скользит рукой по моему лицу. Казалось, что Бальтазар в растерянности, удивлен. Что-то происходило, но я пока не могла понять, что именно.

Странник взял меня за подбородок и повернул мое лицо к себе. Он скользнул рукой по скулам, по шее, запустил пальцы в волосы.

Я отстранилась от него.

– Я думала, ты девочками не увлекаешься.

– Не увлекаюсь, – он стоял и смотрел на меня, – твоя сила просто удивительна.

Его рука мелькнула у меня перед глазами слишком быстро, чтобы разглядеть движение, слишком быстро, чтобы успеть среагировать. Он захватил в горсть мои волосы, и его глаза, глаза Вилли, встретились с моими.

На этот раз я защищала себя, была готова к этому, но сердце все равно ушло в пятки. Я ждала, что та же холодная тьма поглотит меня. Но ничего не происходило. Мы так и стояли, всего в дюйме друг от друга, и его глаза были просто глазами. Я чувствовала, как его сила бьется и марширует по руке строем ледяных пальчиков, но этого было не достаточно.

Он взял ладонями мое лицо, как будто мы собирались целоваться. Наши лица были так близко, что его слова показались очень интимными, хотя и не были такими:

– Я могу использовать свой взгляд против тебя, Анита, но это будет трата моей силы, о которой я могу пожалеть еще до восхода. Ты уже дважды ранила сегодня Лив. Я исцеляю ее, но это тоже требует силы.

Он отступил от меня, обнимая себя за плечи, словно у него на руках осталось что-то большее, чем просто ощущение прикосновения кожи. Ему понадобилось всего три скользящих шага, чтобы оказаться лицом к лицу с Жан-Клодом.

– Ее сила пьянит. То, что надо, чтобы обернуть вокруг твоей холодной кожи, и навечно согреть твое сердце.

Жан-Клод медленно выдохнул.

– Она – мой слуга.

– Действительно, – сказал Странник, – сто лет назад я мог забраться в тебя, даже не касаясь твоей прекрасной кожи. А теперь не могу. Это она дала тебе эту силу? – он приблизил свое лицо к Жан-Клоду, как только что делал со мной.

Я дернула Жан-Клода, так, чтобы они не касались, и встала между ними.

– Он мой, делиться не будем.

Жан-Клод обвил меня руками, заключая в объятья.

– Если ты оставишь нас с миром, я позволю Бальтазару и любому, кого ты выберешь, использовать меня, но по своей воле я больше никогда не буду твоей лошадкой, Странник.

Карие глаза Вилли смотрели снизу вверх на Жан-Клода. И в этих знакомых глазах светилась проницательность, пугающая глубина.

– Я – совет. Ты – нет. У тебя нет права выбора.

– Хочешь сказать, что если он займет место в совете, ты не сможешь причинить ему вред? – спросила я.

– Если у него достаточно силы, чтобы удержать место в совете, то у меня не должно получиться занять это прекрасное тело, даже прижавшись к нему губами.

– Позволь мне уточнить кое-что. Если он займет место в совете, ты все равно будешь пытаться взять его силой, потому что если ты можешь взять его силой, то у него не достаточно силы, чтобы быть в совете? Но если он не займет место, ты все равно будешь это делать.

Странник мило мне улыбнулся, удовольствие так и лилось из его глаз, глаз Вилли.

– Именно так.

– Почему с вами, ребята, все так сложно и похоже на уродскую версию «Кетч-22»? Вы не делом занимаетесь, а сплошными пытками, – сказала я.

– Ты нас осуждаешь? – спросил он. Его голос вдруг стал ниже и глубже, чем мог говорить Вилли. Он сделал последний шаг, разделяющий нас, и теперь я касалась их обоих. Их силы лились через меня, и я словно стояла меж двух разных огней, он они не обжигали. Сила Странника была похожа на силу Жан-Клода – такая же холодная и текучая, дыхание смертности, прикосновение смерти.

Сила заставила меня вскрикнуть и подняла все волоски на моем теле.

– Отвали! – я попыталась оттолкнуть его от нас, но он схватил меня за запястье слишком быстро, почти слишком быстро, чтобы успеть это заметить. Ощущение прикосновения его кожи с моей прокатилось через меня цепенящим холодом, как ледяное копье. Он рванул меня, отрывая от Жан-Клода.

Жан-Клод схватил меня за другую руку. В момент, когда он коснулся моей кожи, холод померк. Сила хлынула через меня, как поток теплой воды, и это была не его энергия. Я знала вкус этого тепла. Это был Ричард.

Жан-Клод вызвал силу Ричарда, как это когда-то делала я.

Он вытопил силу Странника из меня, как летний зной – лед. И Странник отпустил меня. Он отступил, прижимая к себе руки, как будто ему было больно.

– Жан-Клод, ты просто несносный мальчишка.

Жан-Клод притянул меня к себе, закрывая одной рукой шею, так что его пальцы касались моей кожи.

Электрическое тепло все еще перебегало с его кожи на мою, и я знала, что в этот самый момент Ричард почувствовал нашу нужду в нем, нашу необходимость.

Глава 15

Шум из дальнего прохода заставил нас всех повернуться. Я не узнала мужчину. Он был высокий, стройный, смуглый, может – испанец, может – более экзотической национальности. Все, что на нем было – пара атласных брюк с серебряной вышивкой по бокам. Одной рукой он тащил даму сердца Вилли, Ханну.

Ее тушь стекала по лицу черными слезами. Дорогая прическа все еще обрамляла лицо, и заставляла обратить внимание на ее высокие скулы и полные губы. Но теперь лицо было похоже на маску, черные слезы и ярко-красная помада, размазавшаяся по лицу, как кровь.

– Зачем ты ее сюда притащил, Фернандо? – спросил Странник.

– Мой отец такой же член совета, как и ты, Странник.

– Этого я и не оспариваю.