- Спустите меня ниже! - скомандовал Филиппов. Немецкие снаряды начали рваться высоко над ним, а наши пушки, пристрелявшись, перешли на поражение. Филиппов сообщал:
      - Горят три самолета.
      - Подбит истребитель!
      - Вспыхнули две автоцистерны...
      За два часа непрерывного огня наша артиллерия сожгла и подбила 22 немецких самолета, из них 4 загорелись на взлете.
      Ночью советская артиллерия обрушила на Темпельгоф новый удар. После него, вплоть до занятия аэропорта нашей пехотой, ни один немецкий самолет не поднимался отсюда в воздух и не садился здесь".
      Все задачи фронта и артчастей по разведке и корректировке огня по целям противника в те дни мы выполнили с честью. Дивизиону была объявлена благодарность командующим артиллерией фронта генералом А. К. Сокольским, а приказом фронта дивизион наградили орденом Александра Невского. Отметили и особо отличившихся наших товарищей.
      Но война еще продолжалась.
      Переправившись через Одер, мы еще продолжали боевую работу. Наступление наших войск было настолько стремительное, что времени на отдых оставалось в обрез: ночью переводили аэростаты на маневровом тросе, днем работали по заданиям. Кратковременная "безработица" выпадала лишь в пасмурные дни, когда высота облачности опускалась ниже ста метров. Но и в таких случаях мы держали технику наготове и по первой же команде хотя бы на сто метров, но на задание поднимались.
      А путь наш лежал в направлении Темплинга, Нойбранденбурга, Варена, Ростока. В предместье Темплинга мы еще раз столкнулись со зверствами фашистов.
      Помню, разместились мы в окрестностях города ночью. Еще никто толком не устроился на ночлег, как вбегает встревоженный фельдшер Дина Соболева и просит командира отряда и метеоролога Павлова скорее пройти с ней в соседний дом.
      Страшную картину увидели они там: четыре женщины - бабушка, мать и две дочки, истекая кровью, лежали с перерезанными венами... Тот же страх перед большевиками заставил и эту семью наложить на себя руки. Не мешкая, бойцы помогли фельдшеру Соболевой перевязать им раны, затем всю немецкую семью отправили в госпиталь.
      На следующий день с отрядом Шестакова мы подъехали к окраинам Ростока, где нам было приказано сосредоточиться, и, к удивлению своему, видим, как жители города, в основном женщины и дети, бегут в лес.
      На центральной улице ни души - она словно вымерла в одночасье. И старшина Степанов, уловив момент, благоприятный для его кулинарных дел, развернул кухню, чтобы приготовить обед - надо же успеть накормить весь личный состав горячей пищей.
      Вдруг в дом, где мы остановились, робко вошла женщина с девочкой на руках. В глазах испуг, ребенка прижимает к груди, да так, будто его вот-вот отнимут.
      - Почему удрало население? - решил выяснить Шестаков.
      И женщина рассказала, как по немецкому радио каждый день передавали, что русские солдаты убивают детей на глазах матерей, а потом и самих родителей. Мы только расстерянно переглядывались. А когда обед был готов и Степанов предложил матери и ребенку дышащие горячей снедью миски, немка не сдержала слез.
      Ну а дальше все было, очевидно, как и во многих городах и деревнях Германии, где проходили наши войска. У кухни ко времени обеда собиралась очередь детишек с мисками и кастрюлями. Наш повар, широко улыбаясь, щедро одаривал каждого по черпаку солдатского супа, и дети, возбужденно-радостные такому неожиданному подарку, спешили по домам.
      Сколько женских делегаций приходило к нам в те дни поблагодарить за заботу о немецких детях. И, признаюсь, отрадно было на душе, когда, снявшись с места, мы прошли по улицам города под приветственные возгласы местного населения. Людям хотелось проводить нас и искренне поблагодарить за доброе к ним отношение и помощь. Немцы воочию убеждались в лживости гитлеровской пропаганды и, кажется, начинали понимать, что русский солдат пришел в Германию не как завоеватель. Он пришел освободить народы Европы от фашизма.
      * * *
      Начальник связи дивизиона капитан Бауров принял по радио и довел до всех отрядов торжественные слова первомайского приказа, в котором было обращение крепче бить ненавистного врага, решительно взламывать его оборону... А к концу дня стало известно о взятии Берлина. Всем было ясно войне скоро конец. Но пока что война продолжалась, и мы по-прежнему выполняли задания артиллеристов по разведке, корректировали их огонь по очагам сопротивления в Нойбранденбурге, Варене, Анкламе.
      В эти горячие майские дни мы с замполитом дивизиона Гарйбашвили большую часть суток проводили в эмке, пробираясь по запруженным техникой дорогам от отряда к отряду. Наш шофер ефрейтор Василий Козуб, честный, исполнительный, бесстрашный и веселый парень, проявил незаурядное умение в вождении автомобиля и на дорогах Германии. На своей-то эмке он проехал от Невы до Эльбы! "Старушка", как ласково называл эмку Василий, могла бы и закапризничать - все-таки изрядно поизносилась на фронтовых дорогах, но такого не случалось. Видно, особый подход имел к ней ефрейтор Козуб.
      8 мая по распоряжению штаба артиллерии фронта я приказал всем воздухоплавательным отрядам прекратить боевую работу и сосредоточиться в пригороде Нойбранденбурга.
      А 9 мая... Кто из фронтовиков не запомнил тот день! Даже как-то не верилось, что войны больше нет, что в руинах дымящихся развалин погребены бесчеловечные идеи третьего рейха, и вот ликует, возносится к небесам залпами салютов наша неуемная радость - свершилось!..
      На праздничном митинге дивизиону был вручен орден Александра Невского, а тридцати девяти наиболее отличившимся в боевых действиях на 2-м Белорусском фронте нашим воздухоплавателям - ордена и медали.
      По приказу командования в Москву на Парад Победы нами был командирован лебедочник-моторист старший сержант Афанасий Лещенко. Афанасий был награжден орденом Красная Звезда и медалью "За отвагу".
      Мы искренно радовались этому событию. Ведь иметь в составе сводного полка на Параде Победы в Москве своего представителя - это ли не честь и гордость для такого, в общем-то, не слишком большого армейского подразделения...
      Последняя дислокация
      Встреча с К. К. Рокоссовским. Подъем маршала на аэростате. Обращение Военного совета фронта. Возвращение на Родину
      Последняя дислокация КП нашего воздухоплавательного дивизиона Нойбранденбург. Здесь сосредоточились все воздухоплавательные отряды. И вот как-то я получил разрешение командования съездить с группой товарищей в Берлин. Что говорить, любопытно было посмотреть на поверженное фашистское логово!
      Но в германской столице единственное, что запомнилось тогда, - это руины. Кроме руин, кажется, ничего и не сохранилось в памяти о мрачном Берлине.
      На стенах рейхстага, как и было положено в те дни, наши воздухоплаватели оставили свои автографы: "Мы из Ленинграда! Иняев, Просянников и Васин..."
      А вскоре в дивизион пришла весть: с 15 по 20 августа командование 2-го Белорусского фронта в Доме офицеров города Лигница организует конференцию по обобщению боевого опыта войск фронта. От нашего дивизиона на этой конференции предложили присутствовать начальнику штаба майору А. И. Баурову и мне.
      В парке, вокруг Дома офицеров, готовилась выставка боевой техники. Мы решили представить на выставку аэростат наблюдения нашего лучшего отряда под командованием капитана Кирикова. Аэростат украсили изображениями орденов Александра Невского, Красной Звезды и почетным наименованием дивизиона "Выборгский". По бокам аэростата через резину стягивающей системы продели два красных двадцатиметровых лозунга: "Артиллерия - бог войны", а весь такелаж обвешали красными флажками.
      И вот выставка готова. Тут сыскавшие себе славу в боях пушки и самоходки, танки и самолеты, минометы и понтонные машины, старательно очищенные от походной ныли и пороховой гари, заново покрашенные. На бортах боевых машин звезды - яркое свидетельство ратных подвигов.
      Экипажи и расчеты, представляющие технику, - при орденах и Медалях, сверкающих до рези в глазах. Одно слово - выставка.
      У своего аэростата мы установили стенд с красочно оформленными показателями боевой работы дивизиона на 2-м Белорусском фронте с января 1945 года:
      Произведено 900 подъемов в воздух.
      Обнаружено 340 целей противника.
      Проведено 140 корректировок огня нашей артиллерии.
      Уничтожено 18 целей.
      В ночь накануне открытия конференции мы сделали несколько подъемов, чтобы ка" следует проверить надежность материальной части и не ударить в грязь лицом.
      Но утром следующего дня ударила гроза. Оболочка, снаряжение и особенно лозунги на аэростате намокли и опасно утяжелили нашу боевую технику. И все же к 9 часам мы подготовили аэростат к подъему - на собственный страх и риск. Чуть погодя, словно отголоском недавней грозы, накатила команда:
      - Приготовиться к осмотру!..
      И тут мы увидели в группе генералов и офицеров командующего нашим фронтом Маршала Советского Союза К. К. Рокоссовского. Краснея и заикаясь от волнения, закончила свой рапорт наша соседка по строю девушка-лейтенант, начальник радиолокационной станции.
      "Пора бы докладывать Кирикову", - прикидываю я, а он уже начинает доклад, но сразу же после слов "представлен Третий отряд первого воздухоплавательного" Рокоссовский улыбается и прерывает Кирикова:
      - Знаю, знаю, заслуженные...
      Взгляд, улыбка, эти простые, будничные слева и жест маршала как-то сразу ободряют и расковывают нас всех. Коротко и ясно Кириков рассказывает ему об устройстве, тактико-технических данных аэростата АН-540, условиях наблюдения и корректировки из гондолы.
      Но как только маршал услышал, что аэростат может поднять двух наблюдателей на высоту до километра, он проявил неожиданное для нас любопытство.
      - Аэростат к подъему готов? - спросил Кирикова.
      - Готов! В полном боевом!
      - Давай рискнем? - Маршал с вопрошающей улыбкой посмотрел на генерала Сокольского - командующего артиллерией фронта - и, не дожидаясь его согласия, забрался в гондолу.
      Надо сказать, тут произошла небольшая заминка. Пришлось доложить маршалу Рокоссовскому, что, по наставлению, подъем без парашюта и инструктажа проводить нельзя, а при подъеме в гондоле аэростата должен быть сопровождающий воздухоплаватель.
      - Нет, нет, - не согласился маршал, - вы уже налетались, а нам с генералом интересно проверить вашу технику...
      Тогда воздухоплаватели отряда помогли надеть им парашюты, старший лейтенант Грановский пропел короткий инструктаж, объяснив новичкам, когда и как надо прыгать с парашютом, как поддерживать связь с землей. И "наблюдатели" заняли места в гондоле.
      - Освободить поясные! - привычно летит команда.
      - На лебедке - сдавай!..
      И аэростат плавно идет вверх. Но на высоте 40-50 метров он неожиданно остановился. Произошло то, что, собственно, и должно было произойти согласно закону физики: аэростат выдохся в своей подъемной силе, поскольку все-таки сказалась утренняя гроза с дождем.
      - На лебедке - выбирай! - пришлось скомандовать Кирикову.
      Капитан технической службы Забелин эту команду выполнил осторожно, аккуратно. Аэростат приземлился, и Кирикову пришлось объяснять, почему он не пошел на высоту дальше.
      - Это ты такой тяжелый, - шутливо бросает Константин Константинович Рокоссовский командующему артиллерией.
      Тот с готовностью покидает корзину, а маршал просит поднять его в воздух еще раз - одного.
      И вновь звучит команда на подъем. И вновь аэростат набирает высоту, но уже заметно быстрее. При отметке 500 метров Кириков командует:
      - На лебедке - стой!
      И хотя аэростат ведет себя нормально, но для всех нас время, кажется, остановилось. Как-никак, а в гондоле не просто новичок-воздухоплаватель Маршал Советского Союза! И не кто-нибудь, а мы в ответе за его жизнь и безопасность. Проходит минута, вторая, третья... На десятой минуте адъютант отряда старший лейтенант Грановский не выдерживает и спрашивает по телефону:
      - Прикажете опустить аэростат?
      Маршал не торопится на землю - видимо, понравилась высота с птичьего полета, - и он отвечает, что, мол, рановато еще, что не все еще хорошо рассмотрел.
      Наконец в телефонной трубке слышится: - Земля! (Именно так: земля!) Ну, теперь можно вниз...
      * * *
      Конференция по обобщению боевого опыта длилась три дня. Мы слушали доклады командующих армиями и отдельными соединениями о проведенных операциях. Затем К. К. Рокоссовский подвел итог работы конференции, и вскоре мы начали готовиться к демобилизации.
      В обращении Военного совета фронта к нам, фронтовикам, говорилось:
      "Славные воины-победители! Провожая вас сегодня на Родину, Военный совет обращается к вам с призывом: всегда и всюду, где бы ни приходилось вам жить и трудиться, помните одно: мы победили врага, потому что горячо и беззаветно любили нашу Отчизну и не жалели ни своих сил, ни крови, ни самой жизни для ее защиты...
      Будьте же и впредь верными сынами Родины, пламенными советскими патриотами. Вы были героями на фронте, будьте же героями и в труде!
      Счастливого пути, боевые друзья!"
      * * *
      ...Стучат и стучат вагонные колеса, взметают позади состава вихри на насыпи, а под синим небом и под ясными звездами на полуразрушенных и обгорелых станциях ждут нас, фронтовиков. И оживает при отходе эшелона в истомленных войной солдатских сердцах марш "Прощание славянки". Кажется, будто именно эта жизнеутверждающая маршевая музыка заполонила все просторы России. И на каждой станции, на каждом полустанке - выстраданная неуемная радость в глазах, смех, слезы, ожидание... Оно, это ожидание, словно стынет синевой в распахнутых до бесконечности российских просторах, который год никем не паханных, поросших чертополохом на взгорках да плакун-травой в низинах. Оно, это ожидание, немеет в скорби обугленных деревень и разрушенных городов и плещется, плещется радостью в глазах живых.
      Это страна встречала нас, победителей...
      Примечания
      {1} Жданов Н. Н. Огневой щит Ленинграда. М., Воениздат, 1965, с. 71.