Глава 3

Натаниэль соскочил с лошади и бросился к неподвижной фигуре.

– Габриэль! О Господи!

Он опустился на колени рядом с ней и мгновенно разорвал белоснежный шейный платок, чтобы пощупать пульс на шее. Пульс бился сильно и учащенно. Лорд Прайд вздохнул с облегчением, но затем нахмурился. Черные ресницы Габриэль полумесяцами оттеняли бледную кожу, губы слегка приоткрылись, грудь поднималась и опускалась в такт дыханию.

Для человека в бессознательном состоянии у нее был чересчур четкий пульс.

– Габриэль, – позвал он шепотом. – Если вы притворяетесь, то помогите мне. Иначе я заставлю вас пожалеть об этом.

– Попробуйте.

Ее веки вздрогнули, и она взглянула на него своими бесстыдными черными глазами, а затем рывком села. Ее руки обвились вокруг его шеи прежде, чем он понял, что происходит. Прайд почувствовал аромат ее теплой плоти в морозном воздухе. Она нашла его губы, он ощутил их сладость, а потом язык Габриэль бегло скользнул в его рот. Она прижалась к нему всем телом, и руками, затянутыми в перчатки, гладила его волосы. Он чувствовал, как возле его груди колотится ее сердце.

Дикое желание охватило его. Он обхватил девушку руками, гладил ее спину и чувствовал, как под его ладонями гибкое тело повинуется ему. Их языки ласкали друг друга, а потом Прайд обхватил руками ее голову и проник глубоко в ее рот. Произошло то, чего он давно хотел подсознательно. Графине казалось, что она легко сможет изобразить страсть, чтобы он был доволен. Она была готова к тому, что ощутит отвращение, но собралась держать себя в руках – для достижения своих целей. Габриэль ждала, что получит удовольствие только от того, что смогла одурачить лорда.

Она не была готова лишь к одному: к тому, что происходило. Она не ожидала, что страсть унесет ее так далеко, что красная волна возбуждения встанет перед глазами – когда она ощутила его, вобрала в себя его запах, вкус его поцелуя… Она хотела его так же страстно, как в свое время хотела Гийома. Ее желание было диким, необузданным, ее тело трепетало, заставляя забыть все, что подсказывал разум.

Этого не должно было случиться. Но это происходило. И Натаниэлю Прайду передалось все, что с ней происходило. Он ощущал, как кровь пульсирует в их жилах, и желание перетекало из плоти в плоть.

Хорошенькую шутку это могло сыграть с ее мечтой о мщении.

Но вот он уже не с такой силой сжимает ее голову, его жесткая ладонь нежными, успокаивающими движениями гладит ее волосы. Натаниэль поднял голову. А ей не хотелось отрывать от него свои губы, она понимала, что ее лицо было открытым и беззащитным, глаза затуманились от желания. Она испытала неловкость.

У Натаниэля было такое же смущенное выражение лица, как и у графини. Его глаза уже не излучали равнодушия и холода: они стали глубокими и ясными, в их глубине горело, как свеча, желание.

– Как, черт возьми, это могло произойти? – тихо, почти жалобно спросил Натаниэль, проведя пальцем по своим губам, а потом по губам Габриэль.

– Похоже… похоже, это должно было случиться, – ошеломленно проговорила Габриэль.

Натаниэль не целовался шесть лет. Конечно, у него были женщины, «ночные бабочки», с помощью которых он усмирял свою плоть. Но он забыл, что такое долгие, страстные поцелуи.

Усевшись на колени рядом с Габриэль, он нахмурился. Графиня ответила на его взгляд кроткой, вопросительной улыбкой, которая была так не похожа на те насмешливые улыбки, к которым он успел привыкнуть.

Вдруг лорд раздраженно покачал головой. Трава у него под коленями была влажной и холодной, а он оказался таким идиотом, что позволил испорченной женщине, у которой на уме были только дурацкие игры, манипулировать собой.

Прайд поднялся, отряхивая мокрые пятна на своих брюках. В тот же миг они услышали звук охотничьего рожка с противоположной стороны сада.

– Дьявол! – грубо воскликнула графиня, вскочив на ноги. – Они все-таки доехали до леса раньше нас. Помогите мне, пожалуйста, сесть в седло. Я не достаю до стремян.

– Ничего, дойдете до дома пешком, – с неприязнью заявил лорд Прайд. – Будь я проклят, если еще приму участие в ваших выходках.

С этими словами он вскочил на своего коня и поскакал к воротам сада.

– Ради всего… – Габриэль не договорила.

В ее нынешнем положении говорить не имело смысла. Она отомстит лорду Прайду, всему свое время. Девушка оглянулась вокруг, ища какую-нибудь опору, чтобы взобраться на скакуна. Соскочить с вороного не представляло для нее труда, но она была так занята мыслями о своем плане, что даже не подумала о том, как вновь заберется на коня. К тому же ей и в голову не приходило, что лорд Прайд так поведет себя.

Графиня подобрала шляпу, надела ее, подвела вороного к стене, разыскала небольшой уступ в камнях на высоте двух футов от земли. Затем она кое-как забралась в седло, довольная тем, что никто ее не видит. Габриэль расправила перо на шляпе, поправила юбки и завязала платок на шее. Она вспомнила, как грубо он рванул платок на ее горле. На мгновение графиня задержала пальцы на шее в том месте, где ее касался Натаниэль. Ее тело пронзила дрожь, кожа покрылась мурашками от этих воспоминаний.

О Господи! Сколько ни хитри, а судьбу не перехитришь. Но, может, все еще не так плохо кончится. Если он почувствовал то же, что и Габриэль, а ей казалось, что все именно так и обстоит, то дело может даже ускориться.

Не прошло и пяти минут, как Натаниэль присоединился к сбору. Графиня следом за ним въехала в лес.

Гончие суетились, пытаясь взять след, все вокруг шевелилось. Весь охотничий сбор был в ожидании.

– Что-то не похоже на Габриэль быть позади всех на поле, – заметил Майлз.

Он отвинтил серебряную крышечку с фляги, висевшей у него на боку, и предложил Натаниэлю выпить.

– Серьезно?

Натаниэлю удалось говорить равнодушным голосом. Он отпил глоток коньяку и вернул флягу Майлзу.

– Похоже, вы действительно не понравились друг другу, – проговорил Майлз, глотнув, в свою очередь, из фляги и пристегнув ее назад. – Забавно, но мне казалось, что она должна заинтересовать тебя. Графиня своеобразна, а ты всегда стремился к чему-то необычному.

– За ней стоит беда, – уверенно проговорил лорд Прайд.

У Майлза глаза на лоб полезли. Совершенно очевидно, что его приятель относился к графине де Бокер далеко не равнодушно, хотя и теплым отношением это нельзя было назвать. Однако Майлз ничего не стал об этом говорить и лишь заметил:

– Надо сказать, она всегда была enfant terrible.[1]

Тут гончие наконец-то взяли след и с громкими завываниями и лаем помчались вперед. Всадники последовали за собаками куда с меньшим энтузиазмом, чем утром.

– Главный недостаток охоты, – заметил Майлз, когда они бок о бок поскакали со всеми, – в том, что мгновения погони и возбуждения сменяются долгим ожиданием на холоде. Может, бросим все и поедем куда-нибудь поесть? За этим полем есть небольшая гостиница, где готовят недурную запеканку с мясом. И подают отличный сыр.

Натаниэль, не отрывая взгляда от вороного скакуна и его наездницы в черном, в ответ лишь покачал головой. Прайд неожиданно для себя понял, что у него нет ни малейшего желания уезжать без Габриэль де Бокер.

– Я, пожалуй, посмотрю, чем закончится эта попытка, Майлз, – ответил он другу.

– Как хочешь. А я, знаешь ли, подкреплюсь и выпью кружечку эля. У меня ноги замерзли.

С этими словами Майлз повернул коня.

Через несколько минут лиса выскочила из норы и свора зашлась лаем. Прайд пришпорил коня и подъехал к Габриэль в тот момент, когда собаки во всю мочь понеслись по вспаханному полю. Графиня искоса взглянула на него, а Натаниэль сказал:

– На сей раз, мадам Сорви-Голова, я поведу вас за собой.

Габриэль торжественно рассмеялась:

– Вы меня не потеряете, лорд Прайд, могу вас уверить.

– О, я знаю!

Они оба поняли подтекст сказанного. Что-то произошло, и это «что-то» будет иметь продолжение. Но ни один из них еще не был готов дать этому название.

Габриэль не отставала от лорда Прайда. Они проскакали четыре поля, перелетели через ручей. Натаниэль почти чувствовал за собой ее учащенное дыхание. В ушах стоял свист январского ветра, копыта лошадей стучали на окаменелой земле. Влетев в небольшую рощицу, Натаниэль услышал, как графиня, засмеявшись, выругалась, – это ветка задела ей лицо.

Когда лису наконец прикончили, Габриэль осадила своего хрипящего скакуна и даже не сделала попытки отвернуться, чтобы не видеть быстрого и кровавого убийства.

Прайд вновь почувствовал, какая сила исходит от ее высокой, стройной фигуры. Он отвечал на ее страсть и не мог ничего с собой поделать. Она была безрассудной и необыкновенной. Оставаясь рядом с графиней, он не мог противостоять ее зловещему обаянию.

Лорд ждал, что она устанет, – ведь прошел целый день. Или на худой конец скажет, что проголодалась. Но Габриэль оставалась во главе охотничьего сбора – неутомимая, ни на что не жалующаяся. Натаниэль знал, что графиня голодна, он и сам умирал от голода, но не решался признаться в этом, опасаясь, что его неукротимая спутница не обратит на это внимания. Они обменялись несколькими словами, но не свернули с пути. Иногда Габриэль обгоняла его, временами впереди был лорд Прайд. Натаниэль чувствовал, что они, не договариваясь, вступили в противоборство. Кто из них остановится первым?

В конце концов, Габриэль произнесла:

– Нам лучше повернуть назад. Поместье Ванбруков миль десять отсюда, и нам еще повезет, если дома мы будем до темноты.

– Лошади устали, – добавил он.

Габриэль в ответ метнула на него быстрый взгляд:

– Я тоже.

– Да что вы? А я чувствую себя свежим и отдохнувшим – как утром.

– Рассказывайте, – протянула она, не желая поддаваться на его провокацию. – Если мы поедем по этой дорожке, то сможем срезать примерно милю.

Она кнутом указала на дорогу.

– А сколько раз у нас будет возможность сломать себе шею?

Немного подумав, она ответила:

– Два.

Усмехнувшись, графиня повернула своего коня и поскакала вперед.

Уже почти стемнело, когда усталые лошади появились на дорожке, ведущей к дому Саймона.

От дома только что отъехала карета, украшенная гербом Ванбруков.

– Саймон, должно быть, только что приехал, – заметила Габриэль.

Натаниэль промолчал. Поговорив с хозяином, он сможет оставить поместье Ванбруков, а вместе с ним то искушение и предчувствие беды, которые овладели им в этом месте. Он отправится в путь на рассвете.

Габриэль без помощи соскочила на землю, но наблюдательный лорд Прайд заметил, что девушку на мгновение качнуло, когда она коснулась твердой почвы; спина ее немного ссутулилась, а плечи опустились.

Значит, Габриэль была не совсем железной. Хоть это немного успокоило лорда. Прайд слегка поддерживал ее под руку, когда они поднимались по ступенькам хозяйского дома. От прикосновения искра пробежала между ними, и он услышал, как участилось ее дыхание.

– Ну вот и вы наконец-то! – воскликнула Джорджи, выходя из библиотеки. – Вы вернулись последними. Я уже начала волноваться.

– Габби всегда возвращается с охоты последней, – заметил ее муж, появившийся следом за Джорджианой в дверях.

Саймон Ванбрук был крупным мужчиной с добродушным лицом, которое оживляли очень проницательные глаза. Он внимательно оглядел только что прибывших охотников. Удалось ли Габриэль победить предрассудки шефа шпионов? Трудно сказать, но они провели день вместе, и довольно многообещающим выглядело то, что Прайд держал графиню под руку.

– Она измучила тебя, Натаниэль? – Саймон слегка усмехнулся, наклоняясь, чтобы поцеловать кузину своей жены.

Он и Джорджи были соседями и вздыхали друг по другу еще в детстве, поэтому Саймон был знаком с Габриэль так же долго, как и Джорджиана.

– Разве, лорд Прайд? – Габриэль слегка повернулась к своему спутнику, холодно улыбнувшись.

– Вовсе нет, мадам, – ответил лорд неожиданно сухим и официальным тоном. Он отпустил ее руку. – Саймон, если у тебя есть несколько минут, я хотел бы поговорить с тобой.

– Джорджи, ты сможешь зайти ко мне в ванную поболтать? – спросила Габриэль, когда мужчины скрылись в библиотеке. – Или ты должна исполнять роль хозяйки для других гостей?

Джорджи покачала головой. В ее глазах легко читалось чисто женское любопытство.

– Все одеваются к обеду. К тому же для меня сейчас ничего не может быть интереснее: рассказа о том, как ты провела день с лордом. Прайдом.

Габриэль рассмеялась и взяла свою кузину под руку, когда они поднимались по лестнице.

– Это просто сказочная история, Джорджи.

В библиотеке Натаниэль удобно устроился на кожаном диване, вытянув ноги к огню, и начал без обычных светских предисловий:

– О чем ты, к дьяволу, думал, когда натравил на меня эту дикарку?

– Дикарку? Габби? Она не дикарка, Натаниэль. Конечно, она себе на уме, но, без сомнения, одна из самых хладнокровных женщин, которых я знаю.

– Ты так считаешь? Значит, это хладнокровие заставило ее лезть в мою комнату через, окно в час ночи?

– Кларет? – предложил Саймон, усмехаясь. – Так, значит, она забралась к тебе через окно?

– Спасибо. – Натаниэль взял наполненный стакан. – Да, так она и поступила и показала мне этот дурацкий кусок бархата… это же абсурд, бред! Без сомнения, она считает, что секретная служба – это нечто вроде крупной игры, с тайными знаками и поездками. Поверь мне, Саймон, ты не имел права, никакого права раскрывать мое инкогнито этой упрямой, необузданной женщине, этой дикарке!

Саймон сидел напротив своего друга в кресле-качалке, задумчиво попивая вино.

– Но ты не скомпрометирован, Натаниэль. Ты должен знать, что я бы никогда не раскрыл тебя без должной уверенности. – Он откинулся назад в кресле и взял понюшку табаку. – Габби приехала ко мне несколько недель назад. Помнишь, мы получили сообщение о том, что Наполеон собирается напасть на Сицилию?

Натаниэль кивнул, внимательно слушая. Эта информация, полученная из неизвестного источника, помогла правительству усилить британскую флотилию, охранявшую около Сицилии короля. Узнав об этом, Наполеон резко изменил свои планы.

– Так вот. Эта информация была от Габби.

Саймон позволил себе удовлетворенно улыбнуться, увидев изумление на лице своего приятеля. Потом он продолжил:

– Она узнала об этом от Талейрана и сообщила мне, чтобы показать свои возможности и желание стать секретным агентом Англии. Разумеется, мы обсудили это с Портлендом, но решение остается за тобой. Даже если ты будешь против, я не буду возражать. Но я знаю ее с восьми лет. Она необыкновенная, смелая, остроумная. И очень хочет служить Англии.

– Даже если у нее есть все эти качества, ты же знаешь, я никогда не нанимаю женщин.

Натаниэль встал и вновь наполнил свой бокал.

– Для каждого правила есть исключение, – напомнил Прайду Саймон. – Скажи, где еще мы найдем агента, который так близок к нам и у которого столько достоинств? Она вхожа во все дипломатические, политические и светские круги Парижа. А Талейран – ее крестный отец!

– И она хочет предать его? – скептически спросил Натаниэль.

– Габриэль выросла в Англии, – объяснил Саймон. – Когда Талейран настоял, чтобы она вернулась во Францию, она была очень несчастна. Но он, по сути, заменял ей родителей, и девочке ничего не оставалось делать, как повиноваться. На самом деле Габриэль хранит верность интересам Англии. – Саймон наклонился вперед и подбросил выпавшее полено в огонь. – После смерти мужа она впала в депрессию, стала вялой. Ее письма потеряли обычную живость. Джорджи очень беспокоилась о ней и по этой причине пригласила Габби к нам. Та обратилась ко мне с предложением использовать ее возможности для службы Англии. Ее доводы звучали очень убедительно. – Он слегка пожал плечами. – А ее донесение лишь доказало их.

Саймон взглянул на своего притихшего друга.

– Она всегда интересовалась политикой, не то, что Джорджи, которая толком даже не знает фамилии членов кабинета. Габби совсем другая. Может, дело в ее воспитании или в том, что она потеряла родителей в годы террора. А может, это влияние Талейрана. Но Габриэль знает очень много. Она из кожи вон вылезет, если нужно добыть какие-то сведения. – Саймон внимательно посмотрел на лорда Прайда, который барабанил пальцами себе по лбу. – Тебе нужен был человек в Париже. Лучше Габби никого не найти.

– Я не отрицаю этого.

Саймон знал, что Натаниэль никогда не противится логике и фактам. Даже его предрассудки отступали перед такими убедительными доводами.

Саймон откинулся назад, положил ногу на ногу и прищурил глаза, наблюдая за реакцией Натаниэля.

– Ничего не выйдет. – Натаниэль снова встал. – Если она даже и такова, какой ты ее расписываешь, я не представляю, как смогу с ней работать. Она недисциплинированна, и я не могу подставить своих людей, приведя к ним незнакомку.

– Хорошо. – Саймон учтиво наклонил голову. – Решение всегда было за тобой. Мы понимаем, что ты лучше разбираешься в своем деле.

– Поверь мне, Саймон, так и есть.

Но что-то в его словах насторожило Саймона. Прайд поставил свой бокал.

– Мне надо переодеться к обеду. Я уеду с самого утра, так как дел у меня здесь больше нет.

«А как же дружба? – грустно думал Саймон, когда дверь за Натаниэлем закрылась. – С ней тоже покончено?» Эти дни Натаниэль занимался только делами: законы дружбы ничего не значат для него. Но не всегда было так. Как и Майлз Беннет, Саймон Ванбрук верил, что настанет день, когда лед в сердце и глазах Натаниэля растает. Он так надеялся, что Габби поможет в этом. Не многие могли пройти мимо графини, не обратив внимания на ее красоту. Но, похоже, мечты Саймона не сбылись.

А наверху в спальне Габриэль растирала свои затекшие ноги в горячей ванне и подробно рассказывала Джорджи о дне, проведенном с лордом Прайдом.

Надо сказать, Джорджи не очень-то потрясла история о страстных объятиях двоих почти незнакомых людей в пустынном саду. Однако она все же спросила Габриэль о причудах ее вкуса:

– Мне показалось, он тебе не понравился. Ты же сказала, что у него глаза, словно камни на дне пруда.

– Иногда они такие и есть. – Габриэль подняла ногу, и вяло ее намылила. – Но их взгляд может быть теплым… и очень страстным, – добавила она.

– И ты купилась на его страсть? – спросила Джорджи, отпив глоток хереса и внимательно разглядывая свою подругу.

– Купилась и сама хочу этого, – спокойно ответила Габриэль. – Я слишком долго играла роль скорбящей вдовы.

– Габби! – потрясенно воскликнула Джорджи, – Но ты же была так одинока после смерти мужа.

– Нет, не была, – заявила Габриэль. – Роланд был крайне неприятным человеком, которому мастерски удавалось это скрывать до нашей первой ночи. Когда он умер, я вовсе не чувствовала себя одинокой. Мне казалось, что, став вдовой, я буду меньше страдать от его побоев.

– О! – Джорджи замолчала, переваривая эту новость о прошлом своей кузины. – Но… твои письма, – заговорила она, – были такими вялыми, безнадежными.

Габриэль выпрямилась в ванне и подняла с пола бокал хереса. Немного нахмурившись, она чертила на запотевшем стекле.

– Знаешь, я была в депрессии не от того, что он умер, а от того, что позволила ему так со мной обращаться. Я ошиблась в нем, положившись на его внешность, и чувствовала себя дурой… даже хуже. – Она отпила хереса и поставила бокал на пол. – Очень унизительно, когда с тобой так обращаются, Джорджи. Никому такого не пожелаю. Начинаешь думать, что, может, ты действительно этого заслуживаешь.