Сестры Дункан - Бархат

Она откинулась на спинку скамьи, закрыла глаза и подставила лицо слабым лучам весеннего солнца. Свежий ветерок нес запахи реки и болота, на старом лавре среди ветвей сновал зяблик, заливаясь звонкой песней.

Габриэль так глубоко задумалась, что не услышала приближающихся к ней шагов. Когда кто-то задел ее за плечо, она от неожиданности вскрикнула.

– О чем ты задумалась? – тихо спросил Натаниэль, не убирая руки.

Габриэль пожала плечами:

– Я размышляла.

Он стал нежно водить рукой по ее шее:

– Может, поразмышляем вместе?

Она откинула голову назад и посмотрела на Прайда:

– Как это могло случиться, Натаниэль? Воспитанные люди никогда не вступают в драку.

– Да, до такой степени потерять над собой контроль могут лишь очень темпераментные люди, – криво улыбнувшись, произнес Прайд. Все еще держа ее за шею, он обошел скамейку и сел возле Габриэль.

– Как насчет заключения перемирия? – спросил он, слегка сжимая пальцы.

– Идет, – ответила графиня.

Они помолчали, но это было дружеское молчание. Габриэль было приятно ощущать его руку на своей шее, она чувствовала биение его пульса, теплоту его кожи, его ровное дыхание. Вдруг она поняла, что так привыкла к этим мгновениям душевной близости с ним и что за последние дни они ни разу вот так не сидели. И девушка вдруг осознала, что ей очень не хватает этих минут.

– Я хочу, чтобы ты поехала в Париж, – неожиданно прервал молчание Натаниэль.

– Когда? – спросила, она, повернувшись к нему.

– Через три дня.

Прайд убрал руку с ее шеи и сел, упершись локтями в колени.

– Мне нужен курьер, – продолжил лорд, – который доставит во французскую столицу важное сообщение. Я, кажется, говорил тебе, что у меня возникли некоторые сложности с нашими агентами в Тулузе?

– Да.

Мысли Габриэль путались. Ведь именно этого она и добивалась, но не ожидала, что он пошлет на задание так скоро или так неожиданно.

– Я дам тебе все указания прямо перед отъездом. Надеюсь, твои документы в порядке?

– Да, у меня есть документ о свободном передвижении, подписанный самим Фуше.

– Хорошо. – Он встал. – Через три дня из Лимингтона в Шербур отправляется рыбацкая шхуна. Ты поедешь на ней, и тебя высадят на берег в небольшой деревушке. А уж оттуда доберешься сама.

– Понятно.

Прайд недоуменно приподнял серебристые брови:

– Я ожидал большего энтузиазма. Ведь ты же так этого добивалась.

Она натянуто улыбнулась:

– Просто ты застал меня врасплох, вот и все.

– Ну, раз уж я принял решение, то не вижу причин тянуть время.

– Да, и я тоже, – согласилась с ним она, стараясь говорить уверенным голосом. – Но ты скажешь точно, что я должна сделать?

– Конечно, – ответил Прайд. – А теперь, с твоего позволения, мне надо встретиться с управляющим. Увидимся за обедом.

Габриэль кивнула и смотрела, как он идет к дому. Вот и конец их страстному роману. Уж раз она начинает работать, то у них – шефа шпионов и его агента – не будет возможности встречаться. Возможно, Натаниэль даже решит, что им вообще опасно поддерживать любовную связь. Может, именно поэтому он держался на расстоянии все последние дни. Он готовил их обоих к неминуемой разлуке.

Что ж, возможно, так даже лучше. Она с легкостью сможет взяться за дело мести. Находясь далеко от него, она забудет его ласки, его нежность. Обязательно забудет, не правда ли?

Курьер, который вез письмо Габриэль, встретился с Шарлем Морисом Талейраном-Перигором в гостинице, в крохотной деревушке в Восточной Пруссии. Талейран остановился там по дороге в Париж. Он был сильно не в духе. Его больная нога немилосердно ныла от холода и от постоянной тряски на колдобинах и ухабах промерзшей дороги. Талейрану казалось, что эта часть земного шара всегда погружена во тьму, и даже перспектива вскоре оказаться в своем комфортабельном особняке на улице д'Анжу не радовала его.

Победа Наполеона над русскими восьмого февраля в Эйлау дала наконец-то Возможность министру иностранных дел покинуть императора. Наполеон описал сражение в Эйлау как бойню, в которой русские потеряли около двадцати шести тысяч человек; потери французов были такими же ужасающими. Впрочем, было не совсем ясно, кто же победил. Александр поздравил своего генерала Беннигсена с тем, что тот нанес поражение тому, «кого никто никогда не побеждал». Но поскольку Беннигсен приказал своим войскам возвращаться в Кенигсберг, Наполеон счел победителем себя.

Слабое утешение для вдов и сирот – и русских, и французских! Талейран думал об этом, с отвращением глядя на прозрачную жидкость, налитую в грязный, липкий стакан. А теперь император вел свои войска на зимние квартиры, и Талейран мог наконец-то стряхнуть со своих ног прах Восточной Пруссии. Если удача будет сопутствовать ему, то к концу недели он прибудет в Париж.

Талейран смотрел на огонь в камине и попивал маленькими глотками шнапс, ничего более приличного в этой дыре не было. Он задумчиво потирал больную ногу и вновь перечитал расшифровку письма Габриэль. Графиня стала настоящим асом в составлении шифров, пока работала курьером, поэтому зашифровать письмо не составляло для нее труда.

Но что-то встревожило старого дипломата… Не в закодированном тексте, а в самом письме. Габриэль обращалась к нему довольно официально, как того и требовала ее роль. Все должны считать, что они не так близки, как на самом деле, и что Габриэль пишет своему крестному отцу просто из вежливости.

Однако Талейран почувствовал, что Габриэль и лорда Прайда что-то связывало. Пока, как и предусматривал их план, она должна была забыть о мести и думать только о том, как завоевать доверие англичанина. Но почему-то мсье де Талейрану казалось, что его крестница чего-то недоговаривает, и это вызвало его особенный интерес. Лишь тот, кто знал ее так же хорошо, как он сам, задумался бы об этом. Возможно, Габриэль сама еще ничего не заметила. Но что-то явно произошло, и это «что-то» могло испортить замечательный план министра иностранных дел.

Талейран подбросил в камин дров. Габриэль знала, что в его планы не входило физическое уничтожение лорда Прайда. Шеф тайных агентов, по его замыслу, должен был стать некоего рода каналом для информации, которую он будет передавать своему правительству. Таким образом, Талейран сможет управлять войной в собственных интересах и достичь своей цели – свержения Наполеона Бонапарта. Только таким образом можно было вернуть мир и спокойствие в Европу и сохранить Францию.

Поначалу сам Наполеон хотел восстановить государство после революционного хаоса, но сейчас он и думать забыл о Франции. У него была ярко выраженная мания величия, поэтому Бонапарта надо было остановить, прежде чем его территориальные притязания не нанесли вреда Франции: ведь император собирался создать коалицию ненавидящих друг друга стран, возглавляемую Англией. Но уж Англию-то Наполеону не осилить.

У Габриэль должны быть свои причины подчинения себе лорда Прайда. И именно поэтому она согласилась занять свое место в хитрой игре своего крестного отца. А если между ними что-то есть и Габриэль изменит своей решимости отомстить, то как это повлияет на план Талейрана?

Министр вздохнул и с гримасой отвращения посмотрел на тарелку с квашеной капустой и жареной колбасой. Плебейская еда! Ее нельзя сравнить с кухней варшавских поваров, не говоря уже о парижских кулинарах. Но ему оставалось потерпеть всего несколько дней.

Глава 14

Джейк лежал на кровати в детской и смотрел на темное окно. Ранний весенний денек сменился ночной бурей. Голые ветви дуба, гнущиеся под порывами ветра, царапали стекло. Он слышал, как воды реки бьются о мол, слышал крики чаек, летевших на землю с бушевавшего Те-Солента…

У мальчика болел живот. Временами его схватывало, будто от голода, хотя он недавно поужинал – съел яйцо, кусочек поджаренного хлеба и выпил чашку приготовленного няней горячего шоколада, а Примми почитала ему. Приходила Габби – поцеловать его на ночь. Джейк все еще вспоминал аромат ее волос, он его почувствовал, когда графиня наклонилась к нему. Ее волосы пахли так же, как цветы у Габриэль в будуаре.

Джейку хотелось плакать, но слез не осталось. Как только малыш вспоминал, что останется без Примми и Габби, ему хотелось выть, кричать, швырять что-нибудь. Ему нужно было кому-нибудь навредить. Это была вина его папы… папа во всем виноват. Папа привел в дом этого ужасного дядьку, от которого пахло прокисшим молоком, и который в своем черном платье был похож на огромную ворону, что жила на вязе в их парке. Это папа велел Примми уехать, а теперь отсылал и Габби. Почему он сам не мог уехать и никогда не возвращаться? Никогда!

Джейк всхлипнул и опять уставился сухими глазами в окно. Было грешно так думать, но он не мог удержать себя, и был бы не против, если бы Бог покарал Джеффриза и он бы умер. И то лучше, чем оставаться с этим мерзким человеком с его свистящим хлыстом и латинскими глаголами.

Почему Габби не возьмет его с собой? Он так просил ее об этом, но она сказала «нет» – это слишком далеко, папа не позволит, и ему скоро в школу…

Он не пойдет в школу, не хочет думать о папе. Он поедет с Габби.

Джейк повернулся на бок, свернулся калачиком и нащупал вязаного ослика, которого сделала для него няня, когда мальчик был еще совсем маленьким. Джейк подтянул игрушку ногами и втянул в себя знакомый запах. Он, как в детстве, сунул большой палец в рот и закрыл глаза. Он не останется здесь. Он убежит с Габби.

Следующие два дня Джейк слушал. Мальчик слушал все разговоры слуг, Примми и няни, Милнера с конюхами, когда он брал уроки верховой езды. Единственным человеком, которого он не слушал абсолютно, был мистер Джеффриз – ведь наставник не говорил о Габби и о том, когда она уедет из Берли-Мэнор. Плетка Джеффриза мгновенно обжигала его пальцы, когда Джейк был невнимателен, но мальчик не обращал на нее внимания. Все его тело, все его мысли были настроены только на побег, и он не мог думать ни о чем другом.

От Милнера он узнал, что Габби в карете отправится в Лимингтон в четверг вечером. А сама Габби сообщила ему, что поплывет из Лимингтона во Францию на рыбацкой лодке. Джейк знал, что на палубах рыбацких судов всегда лежат канаты и сети и что там должна быть каюта. Он найдет, где спрятаться, – в этом Джейк был уверен. А у кареты сзади была небольшая приступочка и ремешок, за который держался запасной кучер. Но на этот раз запасного кучера не будет – путь до Лимингтона недалек. Перспектива сидеть там, вцепившись в кожаный ремешок, пугала мальчика, но его цель была важнее.

От Примми и няни он узнал, что его отец уедет в этот же день и его не будет несколько недель. Но если лорда Прайда не будет дома, думал Джейк, то он не узнает, что Джейк исчез, пока не вернется домой. Поэтому никто не будет преследовать его, даже когда его исчезновение, обнаружат. Впрочем, это случится только утром, когда няня придет будить Джейка. А как только они прибудут во Францию, за ним станет присматривать Габби. Мальчик мог думать лишь об этом, дальнейшее его не волновало.

Габриэль была удивлена необычайным возбуждением ребенка. Она ожидала, что он станет грустить, обидится, будет ругать ее за то, что она его оставляет. Вместо этого его глаза блестели, и он все время смеялся, что было вовсе на него не похоже. Казалось, он с трудом составляет связные фразы. Примми тоже это заметила, а мистер Джеффриз пожаловался своему хозяину, что мальчик очень невнимателен.

Натаниэль выслушал его жалобу, нахмурив брови, а потом недовольно заметил, что он нанял наставника и платит ему сотню фунтов в месяц в надежде, что тот знает, как заставить шестилетнего ребенка быть внимательным.

Мистер Джеффриз съежился и вышел из библиотеки, Габриэль, стоявшая в темном углу камина, заметила:

– Мне, конечно, очень понравилось, как ты с ним обошелся, но не выместит ли он свою злобу на Джейке, завоевывая его внимание?

– Джеффриз отлично знает, что я позволю ему, а что – нет, – отрезал Прайд.

– А откуда ты узнаешь, что он сделает? – спросила графиня. – Не думаю, что Джейк скажет тебе, как ты считаешь?

Натаниэль раздраженно провел рукой по волосам.

– Не знаю, почему это он мне не расскажет. Я же столько раз давал ему возможность разговаривать со мной.

Габриэль покачала головой и ничего не сказала. Было слишком поздно высказывать свое мнение. Лорд Прайд не прислушивался к нему раньше, и она не могла предположить, что он вдруг, накануне ее отъезда, станет обращать внимание на ее суждения.

Натаниэль сделал все приготовления к ее поездке и детально объяснил ей, что надо делать. Он говорил так спокойно, словно девушка навсегда уходила из его жизни. Они были милы и вежливы, занимались любовью, но искры между ними уже не пробегали. Габриэль надеялась, что так им будет проще расстаться. Некоторые люди медленно избавляются от дурных привычек. Но ей казалось, что это слишком тяжело, тем более что теперь надо было забыть, какое влечение они испытывают друг к другу.

В четверг вечером они обедали рано, а затем Габриэль пошла прощаться с Джейком. Маленький мальчик сидел на кровати. Он был необычайно бледен, но его карие глаза горели. Габриэль поцеловала ребенка и пощупала его лоб, Он был теплым, но жара не было. Против обыкновения Джейк не просил ее остаться. И вместо того, чтобы оттягивать ее уход, вместо множества вопросов и просьб рассказать еще одну историю или бесконечную сказку, он спокойно попрощался с ней и лег в постель еще до того, как она вышла из комнаты.

Конечно, графиня испытала облегчение: она-то ожидала слез и обвинений. Но Габриэль стало даже обидно от того, что ни отец, ни сын нисколько не тяготились мыслью о разлуке с ней.

– Ты готова? – спросил Натаниэль, входя в ее комнату около девяти часов. – Прилив начнется в одиннадцать – тебе надо успеть к этому времени попасть на шхуну.

– Я готова.

Габриэль оторвала взгляд от шкатулки с драгоценностями, которую она прижимала к себе, и удивленно заморгала: на Прайде были надеты сапоги, простые штаны и грубая льняная рубашка с открытым воротом. На шее – небрежно повязанный шарф. Через одну руку у него был перекинут плащ, а в другой он держал кожаные рукавицы.

– Но это же лакейский костюм, – промолвила Габриэль. – Ты собираешься путешествовать всю ночь?

– Это может оказаться необходимым, – ответил он таким тоном, что Габриэль поняла: задавать вопросы бессмысленно. – А Бартрам уже уложил твои вещи?

– Да, и я успел попрощаться с Элли и миссис Бейли.

– Тогда пойдем.

Комок застрял у Габриэль в горле, когда они спускались вниз по лестнице. Она не могла понять, почему не испытывает никакой радости – ведь ее план удался. Шеф тайных агентов попался в расставленные сети. Но почему ей грустно, а он в прекрасном расположении духа? Габриэль хотелось, чтобы Натаниэль чувствовал то же самое, что и она, но, похоже, ему было все равно.

Прайд помог ей сесть в карету, стоящую у дверей, а затем залез вслед за ней, предварительно проверив багаж, привязанный к крыше экипажа. Лорд постучал по дверце, кучер взмахнул кнутом, и карета тронулась с места.

В конце аллеи они остановились, и сторож отворил им ворота. Тут из-за кустов выскользнула маленькая фигурка, встав на цыпочки, забралась на приступку кареты, взялась за кожаный ремешок, и экипаж загрохотал по дороге. Сторож, ворча про себя, закрыл ворота, ему трудно было поднимать больными руками тяжелый засов. Старик был близорук, ночь темна. И если бы он даже заметил неясную тень возле кареты, то не обратил бы на нее никакого внимания.

Габриэль пыталась найти тему для разговора, чтобы прервать гнетущее молчание. Но у них всегда была только одна тема, а в этих условиях она ее не устраивала. Впрочем, однажды, когда они ехали от Ванбруков, эта самая тема была вполне приемлема и в дороге…

Натаниэль откинулся на спинку сиденья, сложив на груди руки. Его глаза то и дело закрывались, когда он смотрел на ее лицо, едва различимое в ночном мраке. Ей вовсе не хотелось выполнять это поручение. Он бы даже сказал, что графиня была в состоянии глубокой депрессии. Да и он был бы в таком же состоянии, если бы считал, что их пути расходятся. Казалось, даже ее предательство не могло повлиять на его страсть. В некоторых отношениях они удивительно подходили друг к другу, и он иногда раздумывал о том, какая же злая сила заставляла их быть по разные стороны баррикад в той грязной войне, что они вели. А ведь могли бы стать удивительной парой, будь у них одинаковые цели и взгляды.

Но вместо этого они были злейшими врагами, каждый стремился обмануть и предать другого. В глубине души Прайд знал, что, даже если он и выиграет – а он надеялся, что именно так и будет, – они оба все равно окажутся в проигрыше.

Через полчаса карета прокатилась по булыжнику Лимингтона. Из окон таверны «Черный лебедь» лился свет, слышались ругань, смех, крики и пение моряков. То и дело из таверны выходили, покачиваясь, матросы и направлялись к лодкам, привязанным к причалу. Они с кошачьей ловкостью перепрыгивали на палубы качавшихся на волнах суденышек, несмотря на приличное количество выпитого.

Джейк спрыгнул на мостовую и метнулся к кипам просмоленных канатов, лежащих на пристани. В общей суматохе никто не обратил внимания на маленького мальчика в нанковых штанах и вязаной голубой фуфайке. Джейк видел, как их кучер что-то быстро передал одному из местных конюхов, который стоял, прислонившись к деревянной стене таверны с трубкой в зубах. Конюх вытряхнул трубку и направился к экипажу. Деньги сделали свое дело, и вот уже кучер вместе с конюхом стали разгружать вещи, привязанные к крыше кареты. А затем, они отнесли багаж к большой рыбацкой шхуне, привязанной на самом конце причала. Какой-то человек, стоявший на корме, приветствовал их и жестом показал, чтобы они поднимались на борт.

Джейк вылез из своего укрытия и побежал вперед. Его отец и Габби все еще стояли рядом с экипажем и разговаривали. Никто даже не взглянул на мальчика. А вокруг Джейка сновали люди, кто-то бегал с палуб судов на берег и обратно, раздавались крики. Укладывались канаты, закреплялись шкоты, складывались паруса. Работа кипела, вода в устье Те-Солента прибывала – это была отличная ночь для ловли рыбы и крабов.

Кто-то забросит свои сети в глубину британских прибрежных вод, избегая попадать в территориальные воды вражеской Франции, а кто-то, по крайней мере, одна шхуна – «Керлью», переплывет на французский берег и высадит там тех, кто этой ночью был занят секретным делом.

Трое мужчин стояли спиной к сходням. Джейк в два прыжка очутился на палубе и нырнул за сложенные на борту паруса. Мальчик съежился в своем укрытии, сердце его бешено колотилось, но он был слишком взволнован, чтобы чувствовать страх. Через минуту Габби поднимется на борт, его отец уедет, а шхуна отчалит от берега. Джейк никому не покажется на глаза, пока они не прибудут во Францию. Интересно, сколько времени они будут плыть? Может, всю ночь?

– Позволь мне помочь тебе, – сказал Натаниэль, обнимая графиню за плечи и слегка подталкивая ее в сторону трапа. – Я дам тебе детальные инструкции в каюте.

Лорд Прайд обогнал Габриэль, с легкостью прыгнул на палубу и, повернувшись, протянул девушке руку. Прайд улыбался, и во всем его облике было что-то хулиганское, заметила про себя Габриэль. Лорд был освещен светом факелов, на шее у него по-прежнему болтался небрежно повязанный платок, ногу в сапоге он поставил на сходни, а рукой уперся в колено. С плеч свисал плащ, не скрывающий его отлично сложенной фигуры.

Графиня подумала, что, пожалуй, ни разу не видела его таким – излучающим какое-то скрытое удовольствие… Теперь они стали очень похожи с Джейком, пришло в голову Габриэль.

Натаниэль явно был в предвкушении того приключения, которое ждало его после отъезда графини. Девушка заставила себя улыбнуться и легко пробежала по трапу, не обращая внимания на протянутую руку Прайда.

– Внизу есть нечто вроде каюты, – произнес Натаниэль, направляя графиню в сторону люка. – Она, конечно, очень убогая, но там, надеюсь, не так уж сильно пахнет рыбой.

Голос Прайда был звонким, а в глазах горел тот самый блеск, который Габриэль видела у него в их лучшие минуты.

«Ясно, – думала, спускаясь за ним по узкой лесенке, Габриэль, – что перспектива участия в опасном деле заставляет его чувствовать такое возбуждение».

В каюте вопреки обещаниям лорда сильно пахло рыбой. От масляного фонаря, висевшего на потолке, тоже исходила отвратительная вонь гари. Фонарь едва освещал крохотное помещение, и в его неясном свете на стенах играли причудливые тени. Возле стены была узенькая койка, на которой лежали соломенный тюфяк и грубое одеяло. Было душно, сыро и холодно. Но Габриэль успокоила себя тем, что путешествие займет не больше двенадцати-тринадцати часов и она всегда при необходимости сможет подняться на палубу.

Графиня повернулась к своему спутнику:

– Может быть, ты дашь мне наконец все инструкции?

Прайд прислонился к заляпанному какими-то пятнами деревянному столику, сложил на груди руки и прикрыл глаза.

– Нет, я подожду еще некоторое время.

– Подождешь? Но, послушай, Натаниэль, шхуна вот-вот отчалит!

– Знаю.

– На что ты намекаешь? – изумленно глядя на Прайда, спросила Габриэль.

Тот, не моргнув глазом, ответил:

– Просто во Францию ты едешь не одна.

Габриэль от неожиданности лишилась дара речи. Как раз в этот момент шхуна отчалила и с палубы раздалась команда поднять паруса. Девушка вцепилась в край стола, а судно медленно отплывало от причала, ветер надувал паруса.

– Ты… ты едешь во Францию? – осторожно спросила она.

– Ну да.

– Но почему?

– Девочка моя, я никогда не отправляю агента на первое задание в одиночку, – холодно произнес он. – С агентом обязательно должен быть наставник, который знает, как обстоят дела на месте. У тебя наставником буду я, и если все пойдет хорошо, то в будущем ты станешь везде ездить одна.

– Но почему ты не сказал мне об этом раньше? – спросила Габриэль, и ее глаза загорелись.

– Я хотел увидеть, как ты будешь вести себя лицом к лицу с опасностью.

Это утверждение, сделанное безразличным тоном, стало последней каплей. Что, черт возьми, мог он знать о том, как она реагирует на опасность?!

– Я до смерти устала от твоих идиотских проверок, – заявила графиня, ткнув его в грудь указательным пальцем. – Кем, черт возьми, ты себя вообразил?

– Твоим наставником, – ответил он, схватив ее за палец и отведя его в сторону. – И ты будешь подчиняться мне, или, может, ты передумала работать на меня?

Габриэль судорожно вздохнула. Прайд все еще держал ее за палец, и в его взгляде появилась какая-то решимость.

«Скажи мне, что ты передумала! Давай же, Габриэль, скажи это! Еще не поздно!» Эти невысказанные вслух мысли поразили его. А он-то думал, что его не волнует ее предательство. Оказывается, волнует, да еще как! Прайд не знал, сможет ли он простить, можно ли все начать сначала… Вот если бы Габриэль сейчас отступила…

Их глаза встретились. И тут Габриэль рассмеялась и вырвала у него свой палец.

– Не говори глупостей, – воскликнула она. – Разумеется, я не изменила своего решения.

– Ну, слава Богу!

Габриэль, нахмурившись, уселась на узкую койку. Его поведение объясняло хотя бы одно: почему Прайд так легко относился к их предстоящему расставанию. Но графиня не привыкла к тому, чтобы терять твердую почву под ногами, а из-за Натаниэля это происходило довольно часто.

И все же, несмотря на раздражение, Габриэль не могла не почувствовать волнения и возбуждения: ведь им предстояло провести в этой убогой, пусть и неуютной каюте всю ночь.

– Итак, ты едешь со мной в Париж? – спросила она после минутного раздумья.

– Да, под твоей защитой, – заявил он, не моргнув глазом. – Полагаю, твои документы позволяют иметь при себе слугу?

Габриэль, опешив, смотрела на него. Что за нахальство! Впрочем, это была отличная идея: такое могло прийти в голову и ей.

– Натаниэль Прайд, вы… вы… у меня слов не хватает, чтобы сказать, кто вы такой!

Прайд потянулся к девушке, поднял ее и поставил между коленей. Его глаза были на одном уровне с ее глазами.

– Ты бы хотела путешествовать в одиночку, Габриэль?

Девушка печально посмотрела на него.

– Нет. Ты же знаешь, что нет. Я бы не хотела расставаться с тобой.

– Знаю, что не хотела. Я тоже. Похоже, мы крепко связаны с тобой, – произнес Прайд со скупой улыбкой.

– Да, – спокойно согласилась Габриэль. По ее спине пробежал холодок. Крепко связанные враги. Смертельные враги. Она ненавидела Натаниэля за то, что он сделал с ней и с Гийомом, и в то же время ей была невыносима мысль о разлуке с ним.

Она посмотрела ему прямо в глаза и увидела там собственное изображение. В темной глубине его взгляда было что-то такое, чего она понять не могла и от чего мурашки ползли по ее телу. Это была уже не просто страсть, это походило и на угрозу. Но затем он взял ее голову обеими руками, прильнул своими губами к ее губам, и все подозрения улетели прочь, оставив место лишь пульсирующему в них желанию.

А на палубе Джейк трясся от холода в своем укрытии, в то время как шхуна неслась против ветра к устью реки. Папа отправился в каюту вместе с Габриэль и не вышел оттуда. Он остался на борту, и теперь они все плыли во Францию.

Тут он услышал голоса – это были грубые голоса шкипера и его команды. Джейк задрожал от страха, и слезы тихо покатились из его глаз. Мальчик сдвинулся к поручням и оказался еще ближе к ледяной, черной воде, плескавшейся у бортов шхуны. Ему стало страшно. Он не умел плавать. Если он спрыгнет в воду, то утонет. Но если останется, то его найдут матросы. И папа увидит его… и…

Он даже подумать боялся о том, что папа сделает с ним, когда его обнаружат. Джейк зарылся как можно глубже под парус и крепко зажмурил глаза: ему хотелось верить, что если он не видит никого вокруг, то и люди не заметят его самого.

– Вот так-то лучше, – прервал его забытье голос Габриэль. – Здесь так душно.

– Станет совсем холодно, когда мы достигнем мыса Нидлз и выйдем в открытое море, – произнес Натаниэль. – Вот тогда-то ты и оценишь нашу каюту.

– Возможно.

Девушка взялась за поручень, подняла голову и стала смотреть на мрачное небо, на котором из-за туч выглядывала луна. Брызги летели ей прямо в лицо, и она глубоко вдыхала соленый морской воздух. Габриэль обернулась на исчезающие в ночи огни Лимингтона.

– Надеюсь, море будет таким де спокойным. Я не самый лучший моряк.

– Вот тебе и на! – изумленно проговорил лорд Прайд. – Неужели ты страдаешь морской болезнью? Не думал, что это твоя слабость.

– У меня много слабостей, – тихо засмеявшись, запротестовала она. «И одна из них – ты», – по привычке, мысленно ведя параллельный диалог, добавила Габриэль.

– Я голодна, – заявила графиня. – Кажется, после обеда прошло сто лет. Наверное, морской воздух так действует.

– Да мы же всего с полчаса плывем, – заметил Прайд. – Впрочем, я позаботился о провизии. Спустимся вниз?

– Нет, давай устроим пикник прямо тут.

Их голоса были так близко, что Джейку казалось, что он может дотронуться до Габби. Ему так хотелось вскочить, подбежать к ней, зарыться лицом в ее юбки, почувствовать тепло ее тела, ощутить, как она целует его своими мягкими губами, гладит его волосы. Но тут снова заговорил его отец, и мальчик съежился еще сильнее, чувствуя себя необыкновенно несчастным в своем углу.

– Итак, что ты взял с собой? – спросила Габриэль Прайда, голова которого показалась из люка. Графиня улыбнулась; в это время из-за облаков проглянула луна и осветила ее лицо серебристым светом.

Ее улыбка была искренней, располагающей, как будто ей нечего было скрывать. И, несмотря на все, что ему было известно, Прайд почувствовал, что его губы тоже складываются в ответную улыбку.

– Сейчас увидишь. А это у нас будет вместо стола.

С этими словами Прайд подтолкнул к девушке перевернутую корзину, присел возле нее и помахал в воздухе сумкой с провизией с видом фокусника, который вытащил из шляпы дюжину кроликов.

– Итак, для согрева – коньяк, – объявил он, поднимая бутылку с торжествующим видом. – Затем сандвичи с телятиной и ветчиной… – Свертки легли на импровизированный стол рядом с бутылкой коньяка. – Дальше – цыплячьи крылышки, головка чеддера и несколько яблок. Как тебе это нравится?

– Это впечатляет.

Габриэль уселась прямо на палубу, прислонившись к переборке.

– Нет только посуды. Нам придется пить из бутылки и резать моим карманным ножом. – Натаниэль вытащил этот самый нож и передал Габриэль коньяк. Затем он порезал на куски сыр.

Джейк слышал все эти звуки. Он чувствовал запах еды, ноздри ему щекотал хмельной запах коньяка. Мальчику было холодно, и он хотел есть. Он слышал, что голос его отца звучит не так, как обычно: он был веселый, беззаботный, смешливый. Габби говорила с отцом с набитым ртом, потом она подавилась, закашлялась, а Натаниэль постучал ее по спине, и они оба рассмеялись. И подумать было нельзя, что они когда-то ссорились. Джейк слегка приподнялся, но его нервы не выдержали, и он вновь спрятался под парусами.

– Мы обходим мыс Нидлз. – Натаниэль встал и подал руку Габриэль, чтобы помочь ей подняться. – А рифы впечатляют, не правда ли?

Вода кипела вокруг рифов, окружающих оконечность острова Уайт. Габриэль задрожала и плотнее закуталась в плащ. Луна вновь пропала, лишь свет маяка пробивался сквозь ночную мглу. Над волнами разносился печальный звон сигнального колокола.

– Я ни разу не пересекала Английский канал в этом месте, – произнесла она. – Я всегда плавала из Дувра в Кале и наоборот. К тому же море там спокойнее.

Но вот остров Уайт и пролив Те-Соленг остались за кормой их шхуны. Ветер стал сильнее, волны вздымались вокруг судна, обдавая его со всех сторон брызгами и хлопьями белой пены. Но, похоже, шхуна с легкостью справлялась с этими волнами, заметила про себя Габриэль, вспомнив о своем желудке, который не любил подобных путешествий. Ей пришло в голову, что не следовало так плотно ужинать.