Сестры Дункан - Бархат

Лорд Прайд ничего не ответил. Он откинул голову на кожаные подушки и молча стал смотреть в окно. На мгновение его лицо осветилось светом фонаря ночного сторожа, и Габриэль увидела, что у него подергивается левая щека.

– Отвечай же мне, черт тебя побери!

Она уже подняла руку, чтобы как следует тряхнуть мужа, но Натаниэль был не из тех, на кого, можно с легкостью поднять руку.

– Мне нечего сказать, – после долгого молчания проговорил он усталым голосом. – Я устал, и меня уже тошнит от этих идиотских сборищ.

– Да что ты! – Габриэль уставилась на него. – Ты безобразно ведешь себя весь вечер, унижаешь меня при всех перед отъездом, и причиной всему этому, оказывается, является твоя усталость?! Знаешь что, Натаниэль Прайд…

– Успокойся!

Резкий окрик мужа так удивил Габриэль, что она мгновенно замолчала, закрыла глаза и постаралась взять себя в руки. Потом она заговорила куда спокойнее:

– В чем дело, Натаниэль? Что происходит?

Он взглянул на нее исподлобья. Что, если спросить ее прямо? А вдруг она признается? Он не вынесет этого. Не вынесет – и все! Уж лучше жить и терзаться бесконечными подозрениями, чем узнать, что твоя жена вышла за тебя замуж не по любви, а из чисто профессиональных соображений, чтобы иметь возможность постоянно за тобой шпионить!

Малодушие… идиотское малодушие, но он ничего не мог с собой поделать. Натаниэль потер глаза кончиками пальцев и тяжело вздохнул:

– Прости, пожалуйста, у меня страшная головная боль. Я был в состоянии думать лишь о том, как бы поскорее выбраться оттуда.

Габриэль отвернулась и стала смотреть в окно. Она чувствовала, как боль подступает к ее собственной голове.

Нет, его поведение было вызвано не простой головной болью и раздражительностью. Мужья нередко срывают здесь злость на женах, но Прайд обычно так себя не вел. Нет, именно она, его жена, стала причиной срыва лорда Прайда.

Мог ли он что-нибудь заподозрить? Но не было никаких доказательств, просто не могло быть. Лишь досадный прокол с промокательной бумагой, но она смогла быстро найти подходящее объяснение. А если он заподозрил что-то сейчас, то все его подозрения со временем пройдут – он не получит им никаких подтверждений. Ей лишь нужно держаться холодно и спокойно, пока он не придет в себя. К тому же его поведение этим вечером никак не вязалось с презумпцией невиновности.

– А теперь послушай меня, Натаниэль, – проговорила она тихим яростным голосом. – Если ты еще хоть раз позволишь себе выкинуть что-то подобное, я устрою тебе такую сцену, что ты несколько месяцев людям побоишься в глаза смотреть!

– Не надо угроз, Габриэль, – произнес Прайд. Его голос звучал скорее устало, чем сердито. – Если я обидел тебя, извини, пожалуйста. Мне безумно хотелось поскорее уйти.

– Ты мог поехать домой один.

– Ты мне нужна была для компании, чтобы я успокоился.

И опять, против его воли, голос Прайда прозвучал насмешливо.

Карета оказалась на Брутон-стрит прежде, чем Габриэль успела ему ответить. Натаниэль спрыгнул на землю и предложил жене руку. Габриэль, не обратив на него внимания, выбралась из экипажа сама и направилась к дому. Ее руки тряслись, когда она стягивала с них шелковые перчатки.

– Желаю вам доброй ночи, милорд, – ледяным голосом проговорила она. – И примите порошок от головной боли. Не знаю только, что бы вам выпить от дурного нрава.

И, зашуршав роскошными шелковыми юбками, она стала подниматься наверх, оставив лорда Прайда в холле.

Натаниэль грубо выругался и направился в библиотеку. Зайдя туда, он с силой хлопнул дверью. Прайд налил себе полный бокал коньяку и опрокинул огненную жидкость себе в горло, а затем вновь потянулся за графином. Ему казалось, что в груди его образовалась огромная дыра, поглощающая все тепло его тела, и он не может ни согреться, ни заполнить чем-нибудь эту ужасную дыру.

* * *

Габриэль отвратительно спала и на следующий день встала поздно. Некоторое время она лежала в постели, пытаясь вспомнить, чем вызваны ее плохое настроение и меланхолия. Но вот события вчерашнего вечера с удивительной ясностью предстали перед ее внутренним взором. Как долго это будет продолжаться… и как долго она сможет терпеть?

Проклятый Талейран!

Леди Прайд потянула шнурок от звонка, висевший за изголовьем кровати, и вскоре в спальню вошла Элли, неся в руках поднос с горячим шоколадом.

– Премерзкий денек сегодня, миледи! – весело приветствовала Габриэль служанка.

Затем она пристроила поднос на столик у кровати и распахнула розовые бархатные шторы, впустив в комнату серое, хмурое утро.

– Зажгу-ка я, пожалуй, свечи, – заявила Элли.

Леди Прайд оперлась локтем о подушку и потянулась за чашкой с шоколадом. Но когда запах, исходивший от ароматного напитка, достиг ее носа, внутренности Габриэль содрогнулись, и она почувствовала дурноту.

– Господи, меня сейчас стошнит! – воскликнула она и бросилась за ширму, стоящую возле кровати.

Элли старательно взбивала подушки, когда Габриэль вернулась назад. Она была бледнее обычного.

– Видать, вам сейчас лучше бы выпить чайку, а не шоколаду, – безразличным тоном молвила служанка. – Кому, говорят, помогает кофей, кому – чай…

– О чем ты говоришь? – спросила леди Прайд, снова ложась в постель. – Я, наверное, съела что-то вчера вечером… скорее всего раковый пудинг… Да, мне как-то не понравился его вкус…

– Да ладно вам, миледи, – ухмыляясь, произнесла Элли, расправляя одеяло на госпоже. – Ваших дел, почитай, недель шесть как не было!

– Что?!

Габриэль откинулась на подушки, пытаясь осознать заявление служанки.

– Так долго? – спросила она.

– Да, мэм.

– Боже мой!

Габриэль осторожно дотронулась до живота.

– Так принести вам чаю?

– Да… пожалуйста… принеси чего-нибудь, только без запаха.

Леди Прайд вся скривилась, и тело ее содрогнулось при воспоминании о шоколаде.

– И еще… Элли…

– Да, мэм?

– Пусть это пока останется между нами. Не хочу ничего говорить его светлости до тех пор, пока не буду абсолютно уверена.

– Конечно, миледи.

Элли отвесила поклон и удалилась с подносом в руках.

Габриэль закрыла глаза; на губах ее играла улыбка. Конечно, поначалу Натаниэль не очень-то обрадуется. Но он должен понять, что при той страсти, которую они друг к другу испытывают, при их бурной близости, всех его мер предосторожности недостаточно, чтобы уберечься от беременности.

Во всяком случае, эта новость поможет ему оторваться от невеселых размышлений, обуревающих его в последнее время. Ему будет о чем волноваться, и уж с этим новым волнением она сумеет справиться.

Но надо выбрать подходящий момент, чтобы сообщить ему радостную новость. И поскорее сделать это. Габриэль еще раз дотронулась до живота, и ее надежда переросла в уверенность. Не было нужды ждать каких-то еще проявлений ее нового состояния. Габриэль знала: семя лорда Прайда упало на плодородную почву.

Вернулась Элли. На сей раз – с чаем.

– Часто помогает маленький сухарик, миледи, – сообщила горничная. – Поэтому я позволила себе принести один. Это помогало моей мамке, когда она носила нашу Марту.

– Похоже, Элли, мне придется положиться на тебя и использовать твой опыт, – сказала Габриэль, грызя сухарик. Затем она отпила чаю. – Да, так гораздо лучше.

– А еще, знаете ли, помогает чай из шиповника – так мамка говорила.

Элли подошла к камину и разожгла тлеющие угли. Затем она вернулась к кровати.

– Какое платье изволите сегодня надеть, миледи?

– Костюм для верховой езды. Мне надо съездить в парк.

Габриэль откинула одеяло и встала. Тошнота прошла. Значит, с сегодняшнего дня по утрам – чай с сухариком.

Натаниэль сидел в столовой для завтраков, когда его жена спустилась вниз. Он посмотрел на нее поверх «Газетт», которую держал перед собой, и не улыбнулся.

– Доброе утро. Надеюсь, ты хорошо спала.

– Не совсем, – ответила Габриэль, не в силах улыбнуться мужу, встретившему ее столь недружелюбно. – А ты?

– Я в порядке, – коротко ответил он и вновь принялся за чтение.

Но темные круги под глазами говорили о противоположном, – это обстоятельство отметила Габриэль. Она осмотрела блюда, поданные на завтрак, и почувствовала непреодолимое отвращение к еде. Ей ничего не хотелось. Вернулась легкая тошнота. Леди Прайд посмотрела на своего мужа и решила, что сейчас неподходящий момент говорить о грядущем прибавлении их семейства.

Она села, взяла кусочек поджаренного хлеба, чуть намазала его маслом, а затем разрезала на кусочки. Затем она медленно опустила длинный кусочек в чай и с удовольствием его съела.

– Что это ты делаешь? – не веря своим глазам, спросил Натаниэль.

– Что?

Она удивленно подняла на него глаза, опуская в чай второй ломтик.

– Ах, это… – Габриэль недоуменно посмотрела на тост. – Не знаю, мне случайно пришло в голову есть именно так. Очень вкусно.

– Это отвратительно, – заявил Натаниэль. – У тебя же в чашке настоящие помои. Можно подумать, что ты просто беззубая!

– Мне очень жаль, что тебе не нравится, но…

Ее прервал звон разбитого стекла – что-то влетело в высокое окно и ударилось о противоположную стену.

– Какого черта!

Натаниэль вскочил, увидев, как мяч для крикета закатился под стол.

– Второе окно за три дня! – вскричал он. – Я же сказал ему, чтобы он не играя вблизи дома!

Габриэль встала со стула.

– Успокойся, Натаниэль, – осторожно сказала она. – Это всего лишь окно.

Но если Натаниэль и слышал ее, то не подал виду. Он распахнул окно.

– Джейк! – позвал лорд. – Немедленно иди сюда!

Через пару минут в дверях появился испуганный Джейк.

– П-прошу прощения, с-сэр, – заикаясь, произнес он. – Я учился подавать мяч с выносом руки, и он почему-то улетел в сторону.

– Что я говорил тебе в прошлый раз? – со злостью спросил Натаниэль, возвышаясь над ребенком.

Джейк беспомощно посмотрел на Габриэль, ища у нее поддержки. Но это был один из тех случаев, когда жене Прайда лучше было помалкивать: ее вмешательство лишь усугубило бы гнев Натаниэля. Поэтому Габриэль отошла в сторону и подобрала скомканную газету.

– Ну так что? – еще раз спросил Прайд у онемевшего от страха сына.

Две огромные слезы покатились по щекам ребенка, и он жалобно всхлипнул.

– Я ждал Примми, чтобы пойти играть в сквер, – заговорил мальчик, судорожно глотнув слюну. – Я сделал только один бросок.

– Я не потерплю непослушания, – заявил лорд Прайд. – Остаток дня ты проведешь в классной комнате, и до конца недели не будешь ходить на улицу.

Глаза Джейка расширились от ужаса:

– Но, папа…

– Ты слышал, что я сказал? – прогремел Натаниэль.

Джейк повернулся и поплелся наверх.

– Но послушай, Натаниэль, – тихо произнесла Габриэль. – Он же должен был идти с детьми Бедфордов в Эстли. Джейк все последние дни говорил только об этом.

По лицу Натаниэля было видно, что он совсем забыл, тем не менее, он отрезал:

– Что ж, надо надеяться, он надолго запомнит этот урок.

С этими словами Прайд вернулся к недоеденному завтраку.

Габриэль молча села. Если бы не поездка в Эстли, наказание не было бы слишком суровым. Но Джейк был таким чувствительным ребенком, что и простого выговора бы хватило, чтобы он почувствовал раскаяние.

Через некоторое время Габриэль заговорила:

– Ты бы не мог передумать, Натаниэль? Давай не будем разговаривать с ним три часа – это будет достаточным наказанием. Ты же знаешь, как он все переживает.

Натаниэль поднял глаза, и холодок пробежал по спине Габриэль. Он смотрел на нее так, как будто они были незнакомы.

– Джейк – мой сын, – холодно произнес он. – И это не твое дело.

У Габриэль перехватило дыхание – словно кто-то ударил ее в живот. Как мог он сказать такое? Во всех отношениях Джейк был ей таким же сыном, как и Прайду. Это так всегда радовало и связывало их обоих.

Как будто он хотел оборвать их связь.

Не говоря ни слова, она встала из-за стола: и вышла из комнаты.

Натаниэль уткнулся лицом в ладони – он чувствовал себя несчастным. Так больше продолжаться не может. Он должен или сказать жене о своих подозрениях, или забыть о них.

Но ему казалось, что какая-то злобная, демоническая сила заставляет его так вести себя. Но от грубостей легче не становилось. Напротив – все было еще хуже.

Возможно, если он уедет, время и расстояние расставят все по местам. Он поедет в Лиссабон сам. В столице Португалии нужно было выполнить кое-какую работу, и никто не справится с ней лучше, чем он. Это отвлечет его. А когда он вернется, то, может быть, сможет решить свои домашние проблемы, разрывающие его на части.

Все утро лорд Прайд занимался неотложными делами и приготовлениями и вернулся домой около полудня после встречи с премьер-министром.

Дом был тих. Подозрительно тих.

– Ее светлость дома? – спросил хозяин.

– Кажется, да, милорд, – ответил Бартрам, забирая у Прайда шляпу и трость. – Кажется, они едят вместе с мастером Джейком в его комнате.

– Понятно. Стекольщик уже вставил стекло в столовой?

– Да, милорд. – Бартрам кашлянул. – Вот это был удар, милорд! Парень в отличной форме. Я видел все из окна. Я уверен, что он скоро станет отличным игроком, милорд.

Лицо слуги было каменным, лишь в уголках глаз плясали веселые огоньки.

– Для начала он должен твердо запомнить, где цель, и знать, куда бьет, – заметил Натаниэль.

В голосе лорда прозвучало удивление. Ему захотелось увидеть сына.

Лорд Прайд поднялся на третий этаж и остановился у дверей классной комнаты. Слышен был лишь веселый голос Габриэль. Джейк ничего не отвечал ей.

Прайд отворил дверь. Габриэль и Джейк сидели за столом в освещенной лишь светом камина комнате. Услышав, что дверь открывается, они обернулись и испуганно посмотрели на него. Натаниэль чувствовал себя чудовищем. Таким же он был до встречи с Габриэль.

Глаза его сына были красными и воспаленными. Взгляд жены – непроницаемым, но Прайд знал, что они оба обижены и сердятся на него.

– Джейк, ты можешь поехать с Бедфордами, – произнес Натаниэль.

Мальчик вскочил с радостным криком. Его личико мгновенно переменилось. Он бросился к Натаниэлю, обнял его за талию и прижался к отцу.

– Послушай. – Натаниэль взял сына за подбородок и поднял его вверх. – Чтобы этого больше не было. Ты понял?

– Да. – Джейк серьезно кивнул, но он не мог сдержать улыбку, которая расползалась по его довольной мордашке. – Спасибо… Ты… Ты самый лучший папа во всем мире!

Натаниэль покачал головой:

– Давай-ка, сынок, собирайся побыстрей. А то опоздаешь.

Джейк бросился в детскую, зовя во весь голос Примми, чтобы та помогла ему найти курточку.

Габриэль уперлась локтями в стол и посмотрела на мужа.

– Что заставило тебя переменить свое мнение? – задумчиво спросила она.

– Ты, – ответил Прайд. – Как всегда. Мне надо поговорить с тобой, – добавил он, закрывая дверь.

Габриэль вся похолодела: неужели муж хочет добиться от нее правды?

– Я уезжаю на несколько месяцев, – заявил Натаниэль, подпирая дверь плечом.

– Уезжаешь? – Она не смогла скрыть удивления. – Куда?

– В Лиссабон, – медленно проговорил Прайд, внимательно наблюдая за реакцией жены на это сообщение.

Ни один мускул на лице Габриэль не дрогнул.

– Зачем?

– Там есть кое-какая работа для меня, – сказал он равнодушным голосом.

– Почему бы мне не поехать с тобой?

Леди Прайд встала, глаза ее загорелись. На мгновение она и думать забыла о своей беременности: в ее мозгу вспыхивали будоражащие воображение картинки – вот они втроем преодолевают опасность… возможные приключения помогут им забыть все недомолвки и обиды, исчезнут все сомнения и подозрения.

– Не говори ерунды! – вскричал Натаниэль. – Если только Фуше узнает, что ты покинула Англию, за твою жизнь не дашь и гроша.

«Если, конечно, Фуше сам не платит тебе до сих пор!» – мелькнуло в голове у Прайда.

– Но то же самое можно сказать и о тебе, – заметила Габриэль. – Ну, пожалуйста, помнишь наше путешествие из Тильзита? Как было бы замечательно все это повторить!

Натаниэль Прайд отошел от двери; лицо его помрачнело, глаза стали опять похожи на серые камни на дне пруда.

– А теперь послушай меня, – сказал он тихим, но угрожающим голосом. – Если только ты посмеешь поехать вслед за мной, Габриэль, я превращу твою жизнь в сущий ад. Клянусь могилой моей матери!

Габриэль инстинктивно отступила назад от грозной фигуры мужа.

– Хорошо, – произнесла она, покорно разводя руками. – Это была не самая лучшая мысль… хорошо…

Так оно и было. Леди Прайд совершенно забыла о своем положении. Подвергать себя опасности на континенте в первые месяцы беременности было по меньшей мере неразумно.

Натаниэль цепким взглядом впился в ее глаза, словно хотел прочесть все мысли своей жены… Затем он с облегчением вздохнул.

– Утром я поеду в Берли-Мэнор, – спокойно проговорил Прайд. – У меня есть кое-какие дела, касающиеся поместья, – их надо сделать до отъезда. Очевидно, я отправлюсь во Францию к концу недели.

– Мне приехать в Берли-Мэнор? – спросила она осторожно.

– Нет, в этом нет нужды. Я буду очень занят.

– О!.. Ну хорошо. – Габриэль пожала плечами. – Думаю, ты точно не знаешь, как долго пробудешь в отъезде.

– Я же сказал, несколько месяцев.

– Два… три… четыре?

– Не представляю. Ты же знаешь: нельзя сказать наверняка. – Его голос звучал раздраженно.

«Меня-то просто интересует, какой у меня будет живот, когда ты вернешься». Ее мысли опять начали раздваиваться.

– Да, знаю. – Габриэль еще раз пожала плечами. Проклятие! Как она могла сказать ему о беременности, когда он был так далек от нее. Так враждебно настроен?!

– Я буду скучать по тебе, – произнесла она, стараясь вложить в свои слова как можно больше любви.

Взгляд Натаниэля стал мягче.

– Я тоже, Габриэль.

Он действительно будет скучать. Даже если она веревки из него будет вить, ему будет сильно недоставать жены.

– Я должен поехать, – проговорил он твердо.

– Понимаю.

Может, им пора было расстаться, подумала Габриэль. Возможно, вдали от нее его подозрения пропадут, и страсти как-то улягутся.

На следующее утро лорд Прайд уехал. Он сам управлял коляской. Габриэль стояла у окна и смотрела, как экипаж исчез за поворотом. Все ее тело ныло, как будто он прервал любовную игру в самом разгаре и оставил ее.

Довольно нелепое сравнение, но, кто знает, может, оно и есть самое точное?

Глава 28

Через два дня от Талейрана пришло еще одно письмо. Оно было коротким и страшным. Фуше арестовал в Кале английского агента. Этот человек не выдержал пыток, и теперь Фуше уверен, что сможет разоблачить тайную сеть английских агентов не только во Франции, но и во всей Европе.

Больше того, Фуше стали известны названия и типы судов, перевозящих тайных агентов через Ла-Манш, а также места их высадки на берег в Бретани и Нормандии.

Габриэль дважды перечитала письмо. Перед ее глазами заплясали черные круги, она не могла ни о чем думать. Казалось, ее мозг парализован. Рука Габриэль оцепенела, и она сжала письмо так крепко, что ей пришлось несколько раз глубоко вдохнуть, прежде чем она смогла расцепить пальцы. Письмо упало на ковер.

«Ma fille, посылаю эту информацию на твое усмотрение: делай с ней, что хочешь. Это своего рода благодарность. Ты поймешь, о чем я. Как обычно, мое имя не должно упоминаться. Но я полностью доверяю тебе и знаю, что ты не подведешь».

Габриэль оторопело смотрела на письмо, лежавшее у ее ног. Он доверяет! Да знал ли он, о чем просит? Впрочем, Габриэль понимала: Талейран этого не осознает. Ее крестный не знал об ее эмоциональном состоянии, не знал, как сильно она переживает, выполняя его поручения. У него не было времени на подобные раздумья. Да, Талейран умел любить, восхищаться, знал, что такое привязанность. Иначе он не стал бы посылать ей этого последнего письма. Но на самом деле Талейрана никогда не интересовали сами люди и их эмоции, в особенности в тех случаях, когда они становились между ним и его целью.

Габриэль нагнулась, чтобы поднять письмо, и тут же у нее резко закружилась голова, тошнота подступила к горлу. Она резко выпрямилась, держась одной рукой за горло и моля Бога, чтобы приступ тошноты прошел.

Но тошнило ее теперь постоянно, кроме тех минут, когда она грызла какой-нибудь сухарик, поэтому она больше всего боялась, что ей опять придется бежать в туалетную комнату, расположенную за ширмой.

К счастью, все обошлось, и Габриэль перечитала письмо в третий раз. Но сейчас у нее была ясная голова, и леди Прайд начала лихорадочно обдумывать план действий.

Впрочем, долго думать было особенно не о чем. Ей надо предупредить Натаниэля до того, как «Керлью» отчалит от Лимингтона. Прайд говорил, что намеревается отплыть в конце недели. Сегодня пятница, а что он имел в виду – пятницу или субботу?

Габриэль не могла уехать, не сказав ни слова. Надо было поделиться с кем-то своими планами. Примми подойдет. Гувернантка внимательно выслушает ее, не задавая вопросов, и никто не станет волноваться из-за внезапного исчезновения хозяйки.

Также необходимо рассказать все Саймону – на случай непредвиденных обстоятельств.

Но о плохом не надо думать. Еще Гийом учил Габриэль никогда не думать о неприятностях заранее.

Габриэль написала длинное письмо лорду Ванбруку, в котором рассказала ему обо всем, не упоминая лишь об источнике информации. Саймон мог принять любое решение. Если все же что-то произойдет, или они с Натаниэлем не вернутся, то тайная сеть окажется в руках человека, который знает, что надо делать.

Примми, как и ожидала Габриэль, спокойно приняла новость о том, что леди Прайд уезжает на несколько дней. Примми знала, что в случае чего она сможет обратиться за помощью к лорду и леди Ванбрук.

Джейк сначала расплакался, что Габриэль не берет его с собой, но потом, когда ему напомнили, что он не сможет пойти смотреть на львов в зверинец, мальчик успокоился. Следующее утро застало Габриэль на пути в Кингстон. Она взяла с собой грума: когда ей придется менять лошадей на подставе, грум даст уставшему коню передохнуть и вернется с ним в Лондон.

Незадолго до полудня они подъехали к постоялому двору в Бейсингстоке. Спина Габриэль разламывалась, как после долгой охоты, но она не обратила на боль никакого внимания. Она думала лишь о том, чтобы выбрать коня повыносливее. Леди Прайд на бегу схватила у хозяйки кусок хлеба и сыра, завернутый в клетчатую салфетку, и через десять минут уже ускакала с постоялого двора, оставив там довольного грума, который уютно примостился у камина, поедая баранью котлету и запивая ее вином.

Так быстро Габриэль не скакала ни разу в жизни. Было шесть часов, когда она въехала на подъездную аллею Берли-Мэнор. В доме было темно, и сердце у нее упало. Если бы Натаниэль находился в доме, то свет горел бы в библиотеке. Усталый конь едва добрел до дверей и остановился. Пена покрывала его бока, и он низко опустил голову.

Габриэль забарабанила в дверь, стараясь сдержать поднимавшуюся панику. Может, ее муж просто уехал куда-нибудь с управляющим и еще не вернулся? Вряд ли. Габриэль понимала, что просто успокаивает себя.

Но вот дверь заскрипела и отворилась.

– Батюшки, миледи, а мы вас и не ждали!

Перед ней стоял один из старых слуг, оставшихся в доме в отсутствие хозяев. Он изумленно смотрел на леди Прайд, высоко подняв фонарь. В холле за его спиной было темно, лишь из кухни в коридор лился слабый свет.

– Его сиятельство… где он? – задыхаясь, спросила Габриэль.

– Да они… это… миледи… уж вот часа два как уехали. Сказывали, несколько месяцев не воротятся.

– Когда будет прилив?

Приливы и отливы Те-Солента имели такое большое значение в жизни местных людей, что они знали время их начала и конца так же точно, как дни недели.

Лакей отступил назад, взглянул на небо и сверкающий серп месяца, почесал голову и промолвил:

– Видать, часов в десять, миледи.

Габриэль от радости едва не уселась на ступеньки. Но она знала: если она хоть на минуту присядет, то уже не сможет встать, пока как следует не отдохнет.

– Заберите этого коня и оседлайте мне другого, – приказала она. – Быстро!

– Ай, миледи, – прошамкал старик, едва поворачиваясь. Слуга шевелился так медленно, что у леди Прайд лопнуло терпение.

– Хорошо, я сама оседлаю, только пойдемте со мной, вы мне посветите и позаботитесь об усталом животном.

Через пятнадцать минут Габриэль выехала из конюшни на одном из рысаков лорда Прайда. Она безумно устала, ей казалось, что седло режет ей бока. Если только конь поймет, что на нем сидит не его хозяин, то он может понести, и тогда конец всему. К счастью, рысак оказался воспитанным животным и слушался каждой команды Габриэль.

Пристань в Лиминггоне оказалась не такой оживленной, как Габриэль ожидала. Первым делом она лихорадочным взглядом окинула суда, стоящие на приколе, и сразу увидела шхуну «Керлью», пришвартованную на своем обычном месте. На шхуне никого не было, бортовые огни потушены, но из «Черного лебедя» лился свет, раздавался смех и пение. Вполне возможно, что Натаниэль веселился в таверне вместе с матросами; это было бы в его духе.

Полный прилив будет через час. Леди Прайд соскочила с седла и на мгновение уткнула голову в лоснящийся бок лошади, вдыхая ее запах. Странно, но запах лошадиного пота успокаивал тошноту.

Стоит ли ей пойти в таверну и разыскать Натаниэля?

Но мысль о том, что ей, возможно, придется ссориться с ним на глазах матросов, была невыносима. Она лучше зайдет на борт «Керлью» и подождет его в каюте. В лучшем случае Прайд будет недоволен, увидев ее, к тому же он не сможет уйти оттуда и не выслушать жену.

Габриэль окликнула какого-то паренька, который слонялся по пристани, и велела отвести рысака в конюшню и заботиться о нем, пока она не вернется, чтобы забрать коня. Затем она поднялась на борт шхуны.

Леди Прайд вдохнула запах дегтя, рыбы, масла, которое здесь заливали в фонари, и ее чуть не вывернуло. Она бросилась к борту, но приступ прошел. Габриэль вытащила из кармана кусочек хлеба, оставшийся от того, что ей дали на постоялом дворе, и сунула его в рот. Ей сразу же стало легче.

Габриэль спустилась вниз по узкому трапу и оказалась в знакомой тесной каюте. Увидев койку, Габриэль не выдержала и со стоном повалилась на нее, уткнувшись щекой в грубый матрас, пахнущий шерстью, и натянув на себя грязное одеяло…

Она проснулась в душном полумраке и не сразу вспомнила, где находится. Габриэль спала так крепко, что ее конечности не сразу стали повиноваться ей, хотя мозг работал четко.

Но вот Габриэль открыла глаза и повернула голову.

За маленьким столом напротив койки, держа в руке стакан с коньяком, сидел ее муж. Его лицо было каменным, и тут же воспоминания о событиях последних двух дней всплыли в голове Габриэль, вызвав неодолимый страх. Габриэль попыталась встать, но ее тут же замутило, и она, застонав, упала назад на койку.

Натаниэль заговорил; каждое его слово дышало угрозой:

– Я тебя предупреждал. И, видит Бог, Габриэль, ты заплатишь за это. Вставай!

Она не могла встать, не сейчас, иначе ее вырвет.

– Ты не понимаешь…

– Вставай!

О Господи! Она сунула руку в карман и вытащила кусочек сухаря.

Натаниэль рывком вскочил на ноги, бросив на пол свой стакан. Стекло ударилось о металлическую ножку стола и разлетелось вдребезги.

– Если мне придется поставить тебя на ноги силой, Габриэль, то ты пожалеешь, что появилась на свет!

Габриэль быстро засунула сухарь в рот и одним движением села, спустив ноги с койки.

– Я сказал, встать на ноги!

Натаниэль возвышался над ней – глаза его горели яростным огнем, лицо было ужасным.

Она проглотила почти весь хлеб. Голова Габриэль кружилась, и ей вдруг стало так страшно, как никогда в жизни. Если ее муж способен впасть в такую ярость лишь оттого, что она нарушила его запрет, то что он станет делать, узнав правду?

– Послушай… – сказала Габриэль слабым голосом. – Ты должен выслушать меня… я объясню, почему я здесь.

– На ноги!!! – яростно выкрикнул Прайд.

Габриэль медленно поднялась.

– Фуше… Фуше знает обо всем… – сбивчиво говорила она. – Он поймал твоего агента в Кале. Он знает все места высадки в Нормандии… все суда, на которых ты обычно пересекаешь Ла-Манш… Я здесь, чтобы предупредить тебя.

Лицо лорда казалось смертельно бледным в тусклом свете масляного фонаря.

– Так, значит, ты работаешь на Фуше, – произнес он внезапно безразличным тоном.

– Нет! – Габриэль замотала головой. – Нет! Только не на Фуше! Никогда!

– Ну, тогда на Талейрана, – молвил он тем же бесцветным голосом.

– Да. Но…

– Шлюха!

Прайд ударил жену по лицу, и она упала на койку, прижимая руку к горевшей щеке и глядя на него испуганными глазами.

– Шлюха! – вновь выкрикнул лорд. – Я доверял тебе. Я верил тебе! Господи, я любил тебя!

Прайд нагнулся и схватил Габриэль за руки.

Его лицо было таким диким, что Габриэль не узнавала мужа. Это был не тот Натаниэль Прайд, которого она знала, – отец, любовник, муж, друг, человек, умеющий любить и понимать шутки, знающий, казалось, все на свете… Человек, стоящий перед ней, пришел из другого мира, оттуда, где правила и законы не принимались в расчет.

Но несмотря ни на что, Габриэль должна была что-то сделать, вернуть мужа в реальный мир; пока не случилось непоправимое.