Лошадка едва смогла пройти двадцать миль, таща за собой по ухабам скрипящий экипаж. Джейк дремал на коленях у Габриэль, Прайд тихо ругался, проклиная все на свете.

Вечер застал их в деревушке Кинвиль. Они подъехали к постоялому двору «Золотой лев». Натаниэль собирался пообедать там, обменять двуколку на приличный экипаж и как можно скорее отправиться в Париж.

Он отвернулся от окна, посмотрел на сына, который, опустив голову, все еще сидел за столом, и раздраженно проговорил:

– Но я уверен, что он сможет спать и в карете.

– Ему надо хоть несколько часов поспать в нормальной постели, – с мягкой настойчивостью промолвила графиня. – Он еще не отошел от путешествия по морю.

– Но чем дольше мы будем ехать, тем больше опасность!

Натаниэль ударил кулаком правой руки по ладони левой и повернулся к окну.

– Я не бу-уду этого молока, – ныл Джейк. – Оно противное.

– Ради всего святого! – воскликнул Натаниэль.

– Это французское молоко, дорогой, – проговорила Габриэль, с усилием улыбаясь. – Конечно, у него другой вкус: ведь местные коровы едят не такую траву, как в Англии.

– А я ненавижу французское молоко! – разрыдался ребёнок. – Я хочу домой! Хочу к няне и Примми!

Графиня де Бокер взяла мальчика на руки, прижала к себе и выразительно поглядела на Прайда.

Натаниэль нервно провел руками по волосам.

– Ну, хорошо, – согласился он. – Но мы выедем, едва рассветет. Пойду и договорюсь о спальне для тебя и для Джейка.

– Позволь, я сделаю это. Уж коли я здесь, то по-французски лучше говорить мне.

Габриэль насмешливо подняла брови, сразу став похожей на ту прежнюю графиню, которая сводила его с ума. Лорд Прайд не включился в ее игру.

– Хорошо, пойди и обо всем договорись, – промолвил он. Прайд взял у нее мальчика и подтолкнул графиню к двери. Габриэль пожала плечами, нехотя возвращаясь к реальности.

– Попробуй уговорить его выпить хоть немного молока. Надо же Джейку хоть чем-то заполнить желудок.

С этими словами девушка вышла и закрыла за собой дверь.

– Не хочу-у молока, – продолжал причитать Джейк. – Оно противное.

– Это хорошее молоко, и ты привыкнешь к нему, дружок. – Прайд усадил сына за стол и пододвинул к нему чашку. – Выпей хоть полчашки!

Но мальчик даже не взглянул на молоко, а лицо его приняло такое упрямое выражение, какого Натаниэль никогда не видел прежде. Прайд не мог припомнить, чтобы ребенок хоть когда-то сопротивлялся чему-то. Он все всегда принимал с покорной готовностью, и Натаниэль полагал, что такова натура его сына. Но теперь он засомневался. Что-то в выражении лица Джейка напомнило лорду его собственную манеру.

Натаниэль посмотрел прямо в глаза ребенку, пытаясь молча заставить его слушаться. Уж если его воля окажется слабее воли шестилетнего мальчика, значит, мир перевернулся! Но, к его великому облегчению, Джейк взял чашку и, сморщив нос, поднес ее к губам. Строя гримасы, он все же выпил половину чашки.

– Все в порядке, – проговорила Габриэль, входя в гостиную. По ее голосу было слышно, что она рада возможности провести несколько часов в цивилизованных условиях и отдохнуть. – Хозяйка предоставила нам спальню в том конце коридора. Там есть небольшая кровать для Джейка, и я немедленно уложу его. А потом она принесет обед. – Габриэль весело потерла руки. – Мне подадут зайчатину с можжевельником и леща под соусом из петрушки. Да, и еще бутылочку вина.

– Похоже, о себе ты позаботилась, – резко сказал Натаниэль.

Его недовольство всколыхнуло начавшую было угасать злость графини. Она сочинила целую историю для хозяйки, объясняя женщине, почему госпожа и слуга будут есть вместе. А теперь Прайд обидел ее, говоря с девушкой сердитым тоном. Она посмотрела на него невинным взглядом и сказала:

– Я полагала, что ты будешь есть вместе с лакеями. У них сегодня на обед, кажется, tete de veae[4] или свиные щеки? Не помню. Кстати, хозяйка сказала, что ты можешь лечь с остальными слугами – тебе найдется место. Уверена, здесь нет клопов: гостиница, похоже, процветает, и тут довольно чисто.

– Слава Богу, – сказал Натаниэль. – Твои рассуждения впечатляют.

Графиня спрятала усмешку.

– Да, вот еще что; я продала двуколку и клячу за три ливра и десять су, а на утро наняла карету. И до Парижа – целая куча подстав, так что мы завтра неплохо проведем день.

– Какая предусмотрительность, графиня! Я перед вами в долгу.

Сказав это, Натаниэль направился к двери.

– Я просто стараюсь помочь, – проговорила Габриэль, но глаза ее загорелись недовольством.

Если лорд Прайд не считает нужным скрывать свое раздражение, то и ей не стоит этого делать: она тоже слишком устала.

– Почему вы сердитесь? Не люблю, когда вы сердитесь!

Восклицание Джейка заставило их обоих замолчать. Они взглянули на мальчика, который смотрел на них усталыми глазами.

– Мы не сердимся, мой дорогой, – весело сказала графиня. – Папа просто завидует, что я буду есть зайчатину.

Габриэль улыбнулась Прайду, надеясь, что он поддержит ее, чтобы успокоить ребенка.

Но Натаниэль не собирался успокаиваться.

– А у вас своеобразное чувство юмора, мадам, – язвительно проговорил он и, повернувшись, выскочил из комнаты, оставив Джейка на попечение Габриэль.

Девушка сердито посмотрела на захлопнувшуюся за ним дверь и пожала плечами. Сказывались усталость и напряжение, и им обоим стоило некоторое время отдохнуть.

Графиня занялась ребенком, которого следовало выкупать и уложить спать.

Гнев лорда Прайда помог ему убедительно сыграть роль слуги-затворника. Получая односложные ответы на все вопросы, остальные лакеи быстро отстали от него, и он остался наедине со своим обедом.

Судя по пустому подносу, принесенному из комнаты графини, она отдала должное обеду, заметил Прайд. Не то чтобы у него был такой изысканный вкус, не позволяющий получать удовольствие от простой крестьянской еды. Нет. Ему приходилось довольствоваться и не такой пищей, к тому же красное вино было вполне сносным. Но совсем другое дело – спать вместе с лакеями. У Натаниэля не было ни малейшего желания провести ночь, задыхаясь от чесночного запаха, исходящего от здешних немытых слуг. Чистая солома на сеновале куда лучше.

Габриэль из окна гостиной наблюдала, как Прайд, выйдя из кухни, легкой походкой пересек двор. Возле конюшни он остановился, подняв в вытянутой руке фонарь, и посмотрел вверх, на окно Габриэль. Увидев графиню, Прайд отвернулся и отворил дверь. Через несколько мгновений Габриэль увидела, как над конюшней, в круглом окошке сеновала, появился мерцающий свет.

Девушка толком не поняла, почему он не захотел спать вместе с прислугой. Может, он надеялся, что она увидит, как он отправится на сеновал? И то, что Натаниэль обернулся, прежде чем войти, – разве это не было приглашением? Ведь они так хорошо понимали друг друга! Когда это началось? Казалось, не счесть тех дней, когда страсть охватила их и понесла вперед бурным потоком.

Габриэль задумчиво грызла ноготь. Возбуждение искорками заплясало по ее телу, заставляя забыть усталость и все невзгоды их морского путешествия.

Она сможет пойти к нему, когда в гостинице все лягут спать. Никто не узнает! А Джейк спит так крепко, что его и пушками не разбудить.

Габриэль наполнила таз водой из большого кувшина и стала яростно тереть себя губкой. Девушка дрожала от холода, но испытывала невероятное удовольствие от того, что наконец-то может смыть с себя соль и пот, высохшие на ее теле. К тому же она знала, что мытье поможет ей забыть об отвратительной, грязной дороге и неприятном пересечении Ла-Манша.

Графине хотелось вымыть и голову, но это было невозможно сделать в здешних условиях, поэтому она ограничилась тем, что тщательно расчесала щеткой волосы.

Когда с туалетом было покончено, Габриэль вновь почувствовала возбуждение. Надев ночную сорочку, она сунула ноги в бархатные ночные туфли и накинула поверх плащ с капюшоном, наполовину закрывающим ее лицо.

В гостинице было тихо, все погрузилось во мрак. Графиня выскользнула из спальни, заперла дверь и опустила ключ в просторный карман плаща. Габриэль предусмотрительно приоткрыла в спальне окно: если Джейк проснется и позовет ее, то она с сеновала услышит его крик – ведь Натаниэль, следуя своей привычке, не закроет окно.

Лестница была тускло освещена, под ногами девушки скрипели дубовые ступеньки. Ждет ли ее Натаниэль? Возбуждение Габриэль было столь велико, что ей и в голову не приходило, что ее любовник, находившийся всего в нескольких десятках ярдов от нее, может не ощутить ее состояния.

Однако на сей раз она ошиблась: лорд Прайд спал сладким сном на стоге ароматного сена. Он и не думал ждать гостей. Натаниэль, как и его спутники, был измучен событиями и тревогами последних двадцати четырех часов. И когда ему предоставилась возможность отдохнуть и выспаться, он решил сполна воспользоваться ею.

Страсть не потревожила его этой ночью, не проникла в его сновидения, и лорд крепко спал, освещенный лунным светом, проникающим в помещение через маленькое круглое окошко.

Но, несмотря на крепкий сон, Натаниэль услышал какой-то легкий шорох. И шорох этот не был похож на звуки, сопенье и фырканье, издаваемые дюжиной лошадей, стоящих в стойлах. Прайд, по обыкновению, не стал раздумывать о происхождении непонятного звука. Быстрее молнии он вскочил со своего соломенного ложа и оказался у люка, ведущего вниз. В руке лорда сверкнул нож. И это был вовсе не тот безобидный карманный ножик, которым Прайд резал на шхуне пирог с телятиной. Нет, в руках Натаниэля на сей раз был опасный стилет с таким тонким и острым лезвием, что оно без труда могло бы проскользнуть меж ребер и мягко войти в сердце ничего не подозревающей жертвы.

Однако не так просто будет объяснить, откуда на сеновале взялся труп. Поэтому, к счастью для Габриэль, лорд решил сначала посмотреть, кто это к нему пожаловал в столь неурочное время, а уж затем пустить в ход кинжал.

Но вот в люке появилась голова в капюшоне. Натаниэль сразу узнал гордую осанку графини, а уж затем почувствовал туманящий сознание аромат, исходивший от нее.

Лорд Прайд шагнул было в ее сторону, но внезапно гнев охватил его: он вспомнил, что это из-за нее он находился сейчас в самом сердце Нормандии. И его собственная жизнь, жизнь его сына и семи французских агентов поставлены под угрозу. Все они зависят от него, а если он попадется в лапы французских властей, то от его умения держать язык за зубами и терпеть изощренные пытки!

Так о чем же Габриэль, черт бы ее побрал, думала?! Она же сама была шпионкой! И привыкла ходить по лезвию бритвы! Она знала, что нельзя рисковать без необходимости, И Натаниэль вспомнил, что графиня имела обыкновение делать это. Не зря же он говорил Саймону о ее недисциплинированности и о том, что ее надо постоянно держать в узде!

Будь графиня де Бокер одним из его собственных агентов, Прайд бы точно знал, как поступить с ней. Но уж поскольку она решила принять участие в этом представлении и играла свою роль, то и ему придется выйти на сцену. А для этого необходимо усмирить свою злость, думал лорд Прайд. Цель оправдывала средства, и гнев был ему помехой.

Но вот Габриэль выбралась из люка, встала на колени и оглянулась. Внезапно чья-то рука с силой зажала ей рот, ее бросили на пол и прижали к полу с такой силой, что лицом она уткнулась в кучу соломы. Габриэль сопротивлялась что было сил. Но Прайд, не убирая руки с ее рта, коленом прижимал ее к полу. Тогда графиня принялась стучать ногами по деревянному настилу. Она знала, что это Натаниэль схватил ее, но думала, что он принимает ее за кого-то другого.

Ей и в голову не приходило, что он может так обойтись с ней.

Она пыталась закричать, сказать лорду, что это она, Габриэль… его Габриэль… Как мог он не узнать ее?! И девушка продолжала вырываться.

Тут графиня почувствовала, как он схватил ее за волосы и с силой повернул лицом к себе. Девушка, задыхаясь, открыла рот, но не успела она вымолвить и слова, как он сунул ей в рот кляп. А потом ее голова снова оказалась на полу. Прайд, все еще не отпуская ее, связал графине за спиной руки.

Все закончилось в несколько секунд. Габриэль лежала связанная, с кляпом во рту, не в силах пошевельнуться. Она была поражена, с какой быстротой и ловкостью он сумел схватить ее. Впрочем, вспомнила графиня, столь же быстро и властно он овладел ее телом.

Девушка перестала вырываться. Она думала о недюжинной силе лорда Прайда, о его уверенных движениях, о его безжалостности… Он узнал ее. Должен узнать, дотронувшись до ее тела.

И графиня поняла, что происходит. Прайд думал, что она забыла о том, сколь серьезно их дело, поэтому решил наказать неумелого новичка за столь неосмотрительный поступок. Поэтому теперь она лежала, не двигаясь, в ожидании, когда Натаниэль сочтет нужным освободить ее.

Она совершила непростительную ошибку. Влекомая страстью, она начисто забыла об истинной цели их поездки. Она забыла свою роль! Габриэль забыла о Гийоме, Талейране, Фуше и думала только о себе и о своей любви!

Натаниэль убрал колено и поднялся.

– Как ты могла! – яростно прошептал он. – Как ты могла рисковать жизнью моего сына… своей жизнью… моей… безопасностью моих людей?!

Габриэль беспомощно лежала на полу и пыталась вытолкнуть кляп. Она не могла защищаться и не надеялась на справедливость.

Лорд Прайд продолжал бранить ее до тех пор, пока у него хватало слов и было что сказать. А затем он замолк, глядя на распростертую перед ним фигуру.

– Вставай! – грубо скомандовал он. Интересно, как она должна была встать со связанными за спиной руками, если сейчас она лежала, уткнувшись носом в солому? Но графиня поняла, что ей следует подчиниться – только так можно было вести себя в этой ситуации. Габриэль перекатилась на бок, подтянула ноги к животу и села на колени.

Она печально смотрела на Прайда. Его лицо было злым, губы крепко сжаты, а глаза… глаза опять походили на безжизненные камни на дне пруда.

– Поднимайся! – по-прежнему грубо велел Натаниэль. Он так и стоял, уперев руки в бока, и не двинулся, пока Габриэль с трудом поднималась на ноги, прикладывая все усилия к тому, чтобы двигаться легко и грациозно.

Связанные руки не так беспокоили графиню, как кляп. Она чувствовала себя униженной. Габриэль ничего не оставалось делать, как стоять, молча глядя Прайду в глаза и чувствуя себя сущим червяком. Она подумала об оставленной постели с накрахмаленным бельем и пуховой перине. Зачем, ах, зачем же она ушла из своей спальни, лишив себя сна и отдыха, пытаясь достать луну с неба?

– Повернись!

Графиня повиновалась, и, к ее величайшему облегчению, он расстегнул ремень, сковывавший ее запястья. Девушка вытащила изо рта скомканный платок и провела по сухим губам тыльной стороной ладони, а затем облизнула их. Но она так и не повернулась лицом к Прайду, оскорбленная его грубостью и жестокостью.

– Зачем? – спросил Натаниэль.

– Я хотела тебя. – Габриэль сказала правду, потому что никакая ложь не могла быть более убедительной. – И я подумала, что, может быть, ты тоже хочешь меня, – добавила графиня.

Похоже, злость Натаниэля прошла, и только тут до него дошел смысл происходящего. К худу ли, к добру, а она была здесь, и никто этого не обнаружил.

Графиня повернулась к нему. Она взглянула на Прайда и увидела, что выражение его лица смягчилось.

– Мне и вправду очень жаль, – проговорила она. – Но все спят. Я заперла дверь спальни. Окно открыто, так что если Джейк заплачет, то мы услышим. Мне казалось, что я не так уж рискую, тем более что я так хотела побыть с тобой.

К носу графини прилип кусок грязи, в волосах запуталась солома. Плащ свалился с нее, и белая ночная сорочка была вся в пыли.

Натаниэлю казалось, что он все еще чувствует под руками ее извивающееся тело, ощущает изгиб ее бедер, запах мыла, исходящий от кожи девушки.

Прайд испытал такое сильное, такое жгучее желание, что, даже испугался. Положительно, эта женщина действовала на него самым непостижимым, образом.

Габриэль смотрела ему прямо в глаза.

– Ради всего святого, женщина, – прошептал он, – объясни, чем ты меня притягиваешь?

– Думаю, все очень просто, – тихо ответила графиня. – Я женщина, ты мужчина, и, кажется, мы подходим друг другу.

Натаниэль шагнул к ней, и все вокруг перестало существовать. Осталось лишь одно дикое желание обладать ею, прижимать к себе ее тело, слиться воедино, гладить ее нежную кожу, шептать бессвязные слова любви, впиться губами в ее рот, искать и находить все новые и новые ласки…

И, глядя на Габриэль, Прайд понимал, что и она чувствует то же самое, и ее тело так же истосковалось по нему.

Графиня положила руки ему на плечи, откинула голову и, зазывно улыбаясь, приоткрыла губы. Лорд взял ее руками за шею, чувствуя, как неистово забился ее пульс.

Габриэль, застыв, ждала, когда Натаниэль еще больше приблизится к ней, сделает что-нибудь. Но он так и стоял, не двигаясь, и глаза его горели – такого неистового огня во взгляде своего любовника девушке еще не доводилось видеть. Желание жгло ее. Ощущений, подобных этим, Габриэль не испытывала прежде. Она поняла, что в эту ночь все будет не так, как всегда.

– На что ты смотришь? – спросила она, когда затянувшееся молчание стало невыносимым.

– На тебя, – просто ответил он.

Графине показалось, что взгляд Натаниэля проникает ей прямо в душу, в самые сокровенные ее уголки.

Но Прайд по-прежнему не двигался. Габриэль судорожно вздохнула, провела рукой по его волосам и попыталась прижать его рот к своему. Прайд все еще держал ее за горло, а Габриэль, изнывая от страсти, все сильнее прижималась к его бедрам. Ее руки заскользили по его спине, ягодицам. Своими ласками графиня пыталась показать Прайду, сколь велико ее желание, она хотела, требовала, чтобы он ответил ей.

Но вот она отстранилась от лорда, тяжело дыша, ее губы стали пунцовыми, глаза мерцали в темноте. Ей казалось, что его пальцы впечатались в ее кожу, графиня чувствовала биение его пульса – удары их сердец совпадали. И все же Натаниэль не начинал любовной игры. Он так и стоял, сжимая ее горло и глядя на нее – в ее непроницаемые глаза, на ее губы, жаждущие его поцелуев.

– В чем дело? – изменившимся, хрипловатым голосом спросила графиня. – Чего ты хочешь?

– Вот этого, – ответил Прайд.

Он наконец-то отпустил ее шею, рванул ворот ночной сорочки Габриэль и разорвал ее пополам.

У девушки было такое чувство, словно она окунулась в ледяную воду: кожа покрылась мурашками, соски напряглись. Она облизнула губы, глаза ее широко раскрылись. Прайд сорвал с Габриэль разорванную сорочку и бросил на пол.

– Я хочу вот этого, – проговорил он тихо.

Натаниэль провел пальцем по ее горлу, груди, животу и, дотронувшись до шелковых волос, прикрывающих ее лоно, стал ласкать самое сокровенное место Габриэль. Ноги Габриэль задрожали, она была в таком состоянии, что не смогла бы контролировать себя, даже если бы захотела.

И Прайд знал это. Он управлял ею, ласкал ее тело так же уверенно, как несколькими минутами раньше, в гневе, связывал его. И Габриэль, страстная, независимая, импульсивная Габриэль таяла под его руками, как воск.

Натаниэль прижал ее к себе – грубое полотно его рубашки царапало ее нежную кожу. И тут он поцеловал ее. Поцелуй был жестким и властным, его язык глубоко проник в ее рот. Графиня, обессилев, откинула голову назад, изогнулась под его руками, как ива на ветру.

Не прерывая поцелуя, Прайд опустил девушку на пол. Ее кожа обрела необычайную чувствительность, каждая клеточка ее тела жаждала его прикосновений.

Но вот поцелуй закончился. Встав на колени возле Габриэль, Прайд стал ласкать ее груди, соски.

Глаза их встретились, и впервые за эту ночь Натаниэль улыбнулся. Он расстегнул свой пояс, и его восставшая плоть вырвалась наружу.

– Подойди поближе, – прошептала Габриэль, протягивая к нему руки.

Прайд слегка приподнял Габриэль, и она стала губами и языком ласкать его. Натаниэль закинул голову назад, ему не удалось сдержать стонов удовольствия.

Казалось, время остановилось. Они ласкали, обнимали, целовали друг друга, и, когда эта сладкая пытка стала невыносимой, он вошел в нее. Габриэль обвилась своим телом вокруг него, стараясь прижаться к Натаниэлю как можно сильнее.

Но Прайд не спешил. Медленными, очень медленными движениями он входил в нее все глубже и глубже. Он смотрел на графиню – в его глазах опять появился хищный огонь, на губах заиграла легкая усмешка победителя.

Габриэль замерла. Она не могла больше терпеть, и, когда Прайд понял, что возбуждение ее достигло апогея, его движения стали быстрыми и резкими.

Их тела слились воедино, в единый ритм бешеной любовной пляски. И когда его плоть взорвалась в ее лоне обжигающим огнем, они вместе закричали, празднуя победу любви.

– О Господи! – спустя вечность выдохнул Прайд. Его дыхание все еще было прерывистым. – Что это было?

– La petite mort.[5]

Габриэль, едва могла говорить. Натаниэль слабо улыбнулся:

– Французский язык очень точен.

Он откатился в сторону, лег на живот и уткнул лоб в сложенные руки. Сердце его понемногу успокаивалось, дыхание замедлялось.

Габриэль с трудом приподнялась и села, мигая, глядя на залитый лунным светом сеновал. Ее разорванная сорочка лежала на куче соломы.

– Похоже, мне придется бежать через двор нагишом. Зачем ты это сделал?

– Бог его знает, – ответил Прайд, садясь рядом с ней. – В тебе есть что-то дьявольское.

Натаниэль взял ее плащ и бережно закутал девушку. Ее кожа была влажной.

– Ты простудишься, – сказал он.

– Сомневаюсь, – улыбаясь, ответила она, но потом поежилась. – Впрочем, сейчас только март.

– Мне всегда казалось, что я здравомыслящий человек, – заговорил Прайд. – А теперь у меня такое чувство, словно я направляюсь в Бедлам[6]. Вставай.

Натаниэль помог ей встать и взял ее лицо ладонями.

– И ведет меня за собой распутная разбойница! – продолжал он. – Черт, что же мне делать с тобой, Габриэль?

– Похоже, в эту ночь ты сделал все, что мог, – ехидно заметила она. – Ты поборол меня, связал, заткнул рот, а затем доставил невероятное удовольствие. Чего же еще ты хочешь?

Натаниэль насмешливо усмехнулся:

– Ты невыносимая женщина, простому смертному с тобой не совладать. А теперь ступай в свою теплую спальню.

Прайд запахнул полы у нее на груди.

– Иди отсюда, быстро!

С этими словами он подтолкнул графиню к лестнице.

– Я надеялась, ты будешь повежливей, – проворчала Габриэль, повинуясь его руке. – Правда, не представляю себе, как бы у тебя это получилось – в эту ночь ты превзошел себя в своей грубости.

Графиня ступила на приставленную к люку лестницу, усмехнулась и стала медленно спускаться.

Лорд Прайд постоял у окна, глядя, как она бежит через двор, а затем входит в дверь гостиницы.

Как могло случиться, что такая страстная, такая желанная для него женщина была предательницей? И почему он терял разум, находясь рядом с ней, когда ее тело становилось частью его тела?

Натаниэль и раньше задавал себе эти вопросы, но, как и прежде, не мог дать на них ответа.