Да так оно и было. О Господи, она же просто дурака из него сделала, сведя с ума своими черными глазами, божественным телом и неуемной страстью.

– Довольно! – Он сказал это вслух, с яростью и отчаянием пытаясь остановить волну отвращения к самому себе, поднимавшуюся в нем.

Очень медленно разум взял верх над эмоциями. Прайда трясло от порывов ледяного ветра, дующего с моря. Казалось, холод проникает ему под кожу, сковывает его члены, постепенно подбираясь к самому сердцу.

Пора было возвращаться и повернуться лицом к реальности. Натаниэль вошел в дом как раз в тот момент, когда экипаж остановился перед парадным входом. Прайд подождал, пока они войдут.

Глаза его сына светились от радости, рот был вымазан чем-то липким. Джейк говорил с Бартрамом, который отворил ему дверь, и пытался вовлечь в разговор об их поездке миссис Бейли, стоявшую рядом. Затем мальчик взглянул на отца и робко улыбнулся ему, как бы предлагая послушать.

– Я съел два розовых мороженых, а Габби купила несколько пар перчаток, а одна маленькая девочка продавала щенков в корзинке, а какие-то дяди устроили драку на пристани, и Габби сказала, что нам лучше уйти, потому что это грубые матросы…

Габриэль улыбалась мальчугану, стаскивая перчатки с рук. Она взглянула на Натаниэля, ей так хотелось, чтобы он разделил восторги ребенка.

Она использовала его сына! Рот Прайда наполнился горькой слюной, руки невольно сжались в кулаки. Он представил себе, как сдавливает ее длинную, стройную шею, как чувствует биение пульса, а его пальцы сжимаются все крепче и крепче…

И опять ему пришлось сдержать порыв ярости и успокоить себя.

– Ну, довольно, Джейк, – коротко отрезал он. – Тебе скоро ужинать. И, надеюсь, ты сможешь съесть что-нибудь после, того, как весь день объедался мороженым. Ступай в классную комнату.

Лицо Джейка будто погасло, слова замерли у него на устах, свет в глазах померк. Не говоря больше ни слова, он побежал к лестнице и стал подниматься наверх.

Габриэль слегка нахмурилась, а миссис Бейли, извинившись, вернулась на кухню.

– Резковато сказано, не правда ли? – произнесла Габриэль, направляясь в библиотеку. – Он не делал ничего плохого.

– Вас слишком долго не было, и я вовсе не в восторге от того, что он наблюдал за дракой пьяных матросов на пристани. Мне казалось, ты более разумна.

– Извини, – просто ответила графиня.

Казалось, что тот Натаниэль, с которым они вместе завтракали, исчез. Ей бы в жизни не пришло в голову бросить конфету в такого человека, что стоял сейчас перед ней. Впрочем, она стала привыкать к перепадам его настроения. Хотя это было непросто для маленького Джейка. Лишь на одно мгновение отец повернулся к нему, а затем вновь стал вести себя по-прежнему. Но доказывать что-то не имело смысла: графиня уже достаточно изучила Прайда, чтобы понимать, что ничего не добьется, если будет настаивать на своем.

– Пойду переоденусь к обеду.

Натаниэль взял себя в руки и примирительно улыбнулся.

– Извини, я не хотел быть грубым. Просто я уже начал беспокоиться: вас так долго не было. Хочешь бокал хереса?

Она старалась оживленно улыбаться. Прайд встретил их с таким видом, что у нее вмиг улетучилась вся радость от поездки с Джейком, К тому же и доме была какая-то странная атмосфера. Стало пусто и холодно, но, может, просто оттого, что уехала жизнерадостная Джорджи.

Да, без их недавних гостей в доме стало неуютно. Только их отъездом можно было объяснить напряженную обстановку. Габриэль пыталась расшевелить себя и Натаниэля, но тот никак не реагировал на ее попытки.

– Тебя что-то беспокоит? – спросила графиня, когда они встали из-за стола.

– У меня возникли кое-какие проблемы с одним из агентов в Тулузе, – ответил он. – Кажется, именно это меня расстраивает.

– О! – воскликнула Габриэль. – Может, тебе стоит обсудить эту проблему со мной?

– Нет, – Ответил лорд. – По крайней мере, не сейчас.

Габриэль удивленно подняла брови. Продвинулась ли она в своем деле? Она давала себе две недели на то, чтобы переубедить Натаниэля. Но, судя по всему, ей потребуется больше времени, прежде чем шеф тайных агентов признает себя побежденным и примет ее на службу.

– Ну что ж, оставлю тебя наедине с твоими размышлениями, – проговорила Габриэль. – Мне надо ответить на письмо крестного.

Графиня повернулась к лестнице, но, положив руку на перила, обернулась к лорду и спросила:

– Может, ты бы хотел что-то передать ему?

«Продажная тварь!»

– Не сейчас, – повторил он, улыбаясь. – Я отошлю твое письмо, когда ты его напишешь.

«И прочитаю, используя твой шифр, как только разберу его».

Габриэль с великой тщательностью составила письмо к своему крестному отцу. На вид это была пустая болтовня, но на самом деле она очень подробно описала всю свою деятельность, все, что она почерпнула из дневника Прайда. Графиня написала также о своей уверенности в том, что, если она проявит настойчивость, лорд Прайд примет ее на службу.

Графиня посыпала лист песком, затем сложила его и запечатала конверт, прежде чем отнести вниз и положить на столик для почты, откуда курьер Натаниэля заберет его.

Пятью минутами позже, когда Габриэль уже вернулась в свои покои, Прайд вышел из библиотеки, взял письмо и положил себе в карман. Позже он расшифрует послание в своей спальне.

Графиня постояла в своем будуаре, глядя в окно. Была ночь. Дождь барабанил по стеклу – тот самый надоедливый английский дождь. Габриэль задернула шторы и подбросила в камин дров. Сложив на груди руки, она смотрела на огонь. Впервые за все время с тех пор, как она замыслила отомстить за смерть Гийома, в ее душу закрался червь сомнения.

Что, если не Натаниэль виноват в смерти ее любовника? Захочет ли она тогда отомстить ему? Вполне возможно, что не он принимал решение об убийстве Гийома. Она состояла в секретных службах Франции уже пять лет. Но, будучи курьером, Габриэль никогда не встречалась с теми, кому доставляла сообщения, – она не знала ни лиц, ни имен этих людей.

Габриэль закрыла глаза, и перед ее внутренним взором встало лицо Гийома. Она слышала его голос – тихий и спокойный, слышала, как он говорит, что цель оправдывает средства. В их темном мире этические соображения никого не интересовали.

Шесть лет назад она по приглашению Талейрана вернулась во Францию. Графиня неохотно оставляла Англию и де Вейнов, но ее крестный сумел убедить ее: родной отец Габриэль, будь он жив, захотел бы, чтобы его дочь вернулась во французское общество, восстановленное после хаоса революции. Англия и Франция только что подписали Амьенский мирный договор, но мир был недолгим, и вскоре Габриэль ощутила, что эмоционально она связана с обеими враждующими сторонами. А потом она встретила Гийома и запрятала глубоко в душу не только свою привязанность к Англии, но и благодарность семейству де Вейнов.

Когда этой ночью Натаниэль пришел к ней в спальню, она встретила его с небывалой страстью. Габриэль не хотела думать ни о чем, кроме физической близости, которая приносила им обоим невероятную радость и наслаждение. Но, кроме страсти, их ничто не связывало.

На следующее утро Натаниэль проснулся первым. Спальня была наполнена неясным утренним светом. Прайд лежал и думал о том, что ему предстояло сделать. Затем он повернулся и посмотрел на рыжую головку, лежавшую рядом на подушке. Тонкие, с голубоватыми прожилками веки прикрывали черные, как ночь, глаза – то страстные, но насмешливые, то вызывающие, Черные ресницы лежали полумесяцами на порозовевших от сна высоких скулах. Вздернутый нос слегка посапывал. Внезапно ее губы крепко сжались, будто сны каким-то образом потревожили графиню.

«Так и должно быть», – с горечью подумал Прайд, размышляя о том, какой прекрасной шпионкой она была. Скрытое послание в ее письме было своего рода шедевром.

Натаниэль подумал, как бы ее разбудить. Девушке нравилось просыпаться медленно, так что…

Он приподнял колени таким образом, что простыня и одеяло оказались у него на ногах, а затем сбросил их на пол, подставляя обнаженное тело Габриэль морозному утреннему воздуху, дувшему из окна, и своему собственному взгляду.

Габриэль спала так крепко, что внезапная смена температуры лишь заставила ее съежиться. Она повернулась на бок и рукой стала шарить по постели в поисках одеяла.

Натаниэль слегка шлепнул ее по ягодицам.

– Вставай, Габриэль!

Девушка опять повернулась на спину и медленно открыла глаза. Затем она прикрыла грудь руками.

– Я замерзла. Где одеяло?

– Я сбросил его на пол.

– Негодяй!

Она уселась, потянулась за одеялом, все еще толком не понимая спросонья, что он ей сказал.

– Ох, вот так-то лучше, – с облегчением пробормотала графиня, натягивая на себя одеяло и закрывая глаза.

– Я сказал: «Вставай!». – Прайд разжал ее пальцы и снова откинул одеяло. – Тебе нужно заплатить долг чести.

Он наблюдал, как Габриэль удивленно моргала.

– Сегодня тот день, когда целых двадцать четыре часа у меня будет новая служанка, – объявил Прайд. – Похоже, я выиграл пари.

Габриэль закрыла глаза, чтобы скрыть обуревающие ее чувства. Она абсолютно забыла про их пари, занятая исключительно тем, что разгадывала его секреты и пыталась добиться его доверия. Впрочем, графиня не удивилась тому, что Натаниэль помнит. Такие вещи он должен помнить. И если сегодня воскресенье, как оно и было, то две недели миновали, а Натаниэль Прайд так и не нанял ее на службу.

Но, может быть, день занятий любовью изгонит демонов сомнения, которые обуревали ее в этот момент.

– Ну что ж, – медленно проговорила она, все еще не открывая глаз. – Насколько я помню, мы договорились, что наше пари одинаково замечательно и выиграть, и проиграть.

– Ты скажешь мне об этом в это же время завтра, – прошептал он. – А теперь я могу думать лишь о привилегиях победителя.

Габриэль открыла глаза.

– Итак, каковы ваши желания, мой господин?

– Первое. Я хочу быть уверенным, что в течение двадцати четырех часов каждая клеточка, каждый дюйм твоего тела будут в моем полном распоряжении. И твой язык – тоже, поэтому я бы попросил тебя его придержать. – Потянувшись, он погладил ее губы большим пальцем. – А поскольку я не хочу испытывать на себе твою силу убеждения, то повелеваю тебе молчать. С этого мгновения.

Глаза Габриэль говорили красноречивее всяких слов. В их бездонной тьме читались сомнение и протест. Она было непроизвольно открыла рот, чтобы сказать что-то, но Натаниэль зажал ей губы.

– А теперь, – произнес он, – тебе лучше исчезнуть за соседней дверью, пока я тут все приготовлю. Я позову тебя, когда надо.

Что-то в его тоне не понравилось Габриэль. Но они оба договорились играть в эту игру. Девушка выскользнула из постели и направилась к двери, ведущей в ее покои.

– Ах да… Габриэль… – Она остановилась, услышав его голос. – Не одевайся.

Так что у него на уме? Его указания говорили о том, что он собирается выполнить все условия их договора, но Габриэль чувствовала, что ее что-то раздражает.

Графиня завернулась в кашмирскую шаль и уселась на свое любимое место у окна, ожидая, когда он ее позовет. Но едва она успокоилась, и сомнения перестали терзать ее, как на ум Габриэль пришли мысли совсем иного свойства и по ее телу забегали мурашки возбуждения. Двадцать четыре часа – долгое время… А Натаниэль был изобретательным любовником с неистощимой фантазией.

Утро сменилось днем. Молчание, на которое он ее обрек, невероятным образом обострило все чувства. Прикосновения, ласки, запахи – все казалось необычным. У Габриэль было такое чувство, будто они находятся за пределами реальности. Вот они, не отрываясь, переменили позу, и Габриэль ощутила спиной прохладную простыню, хотя еще мгновение назад ее кожу обдавало жаром камина.

Во время этого молчаливого слияния она как никогда ощущала Прайда, чувствовала каждое его движение. Временами графиня отстранялась от него и как бы со стороны смотрела на них. И тогда ей становилось страшно, потому что она тут же вспоминала, что за отношения их связывают. Но через мгновение она опять все забывала, выполняя его тихие указания, которые уносили их в мир блаженства.

За эти долгие часы занятий любовью она поняла, что пассивное подчинение Натаниэлю имело то же действие, что и ее молчание: оно возбуждало их. А возможно, ей просто легче было подчиняться лорду молча. Она была с ним – и это было самым важным. Ее «я» существовало отдельно от ее тела и могло испытывать лишь определенные чувства. Габриэль отдалась во власть его умелых рук, подчинялась его приказаниям. Лишь один или два раза ей становилось тревожно: вдруг начинало казаться, что она отдает свое тело незнакомцу.

Наступили сумерки. Натаниэль вытянулся на кушетке возле окна. Габриэль стояла рядом на коленях, положив голову ему на живот.

Прайд взглянул на часы, висевшие над камином. Было шесть часов. Он запустил руку в рыжие кудряшки и нежно повернул голову девушки к себе. Ее глаза были влажными и спокойными, черты лица смягчились, на бледном лице не осталось и следа от обычной резкости.

– Довольно, – тихо сказал Натаниэль.

После долгих часов молчания его голос прозвучал, как гром среди ясного неба, разрушив волшебное очарование этого дня.

Габриэль мечтательно улыбнулась и вопросительно взглянула на Прайда.

– Ты можешь говорить, – разрешил лорд.

– Мне кажется, я разучилась это делать. Или уже наступило завтра?

Натаниэль покачал головой и ничего не сказал.

И вновь Габриэль заподозрила неладное. Его карие глаза опять стали непроницаемыми, а ей так нравилось, что все долгие часы любви их взгляд был теплым, нежным, полным томного удовольствия.

Но, может, ей просто казалось?

Они так чудесно провели время, получили столько новых ощущений… Натаниэль увел их обоих на неизведанную территорию.

Не изменив положения и не прекратив своего занятия, Габриэль сделала попытку вернуться к реальной жизни.

– Кажется, я голодна, – заявила она.

Едва она произнесла это, все изменилось: комната обрела свои обычные очертания, а девушка почувствовала, что колени ей колет шерстяной ковер, а щека стала влажной.

– Я тоже, – с готовностью согласился Натаниэль. Затем он отвел ее руку, которая ласкала его. – Убери свою голову, женщина.

Прайд сел, опустил ноги с кушетки и огляделся. Все в комнате было перевернуто вверх дном. Возле камина стояла ванна с остывшей водой, на столе остались куски холодного цыпленка и ваза с фруктами.

Наклонившись, Прайд взял графиню под мышки и поднял ее. Она качнулась и всем телом прильнула к нему, слегка толкнув его коленями.

– Достаточно, – произнес Натаниэль, отстраняя ее от себя. Он налил два бокала вина из наполовину опустошенной бутылки и дал один бокал ей. – Выпей.

Габриэль отпила вина и вопросительно посмотрела на Натаниэля:

– Что теперь, шеф тайных агентов? Я в вашем распоряжении еще двенадцать часов.

– Нет, – ответил лорд. – Я объявляю мораторий.

– Как? Почему? – Она изумленно посмотрела на него.

– Потому что все не совсем честно, – промолвил Прайд. Он накинул на себя халат. – Я выиграл пари обманным путем.

– Что-о? – воскликнула Габриэль.

При виде одетого Натаниэля девушка вдруг с неловкостью ощутила собственную наготу. Все внезапно изменилось, и она почувствовала себя слабой и беззащитной.

– Я решил принять тебя на службу, – спокойно произнес Натаниэль. – Так что, можно сказать, я обманул тебя.

Габриэль застыла на месте, пытаясь осознать, что происходит.

– Так, значит, ты играл нечестно, – промолвила она обиженно.

– Дорогая, тайные агенты, как правило, не признают честной игры, – тихо заметил он.

Прайд смотрел на нее в надежде увидеть вспышку в глазах или смущенный румянец на щеках. Ничего. Габриэль де Бокер отлично знала этот тайный мир и все его лики. И она носила бархатную мантию обмана с той же легкостью, как это делал сам Прайд.

– Да. Думаю, так и есть, – произнесла графиня безразличным тоном.

Затем Габриэль направилась к двери, но, держась рукой за дверной косяк, она на секунду задержалась, как будто все происходящее только что дошло до нее.

– Натаниэль, а что – последние часы тоже были своего рода проверкой?

– Мне хотелось узнать; могу ли я доверить тебе игру общей команде, – осторожно проговорил он. – Я хотел выяснить, можешь ли ты контролировать себя и слушаться указаний руководителя. – Прайд улыбнулся. – Похоже, ты способна на это… Во всяком случае, в постели. Хотелось бы верить, что и в других ситуациях ты будешь вести себя так же.

Графиня прошла в свою комнату. Она испытывала отвращение. Так, значит, когда она лежала перед ним – беззащитная и доверчивая, забыв про сумятицу в своей душе и полностью отдаваясь любви, – он наблюдал за ней и оценивал ее?! Прайд использовал близость для того, чтобы что-то выведать про нее!

Габриэль постаралась успокоиться. Ей повезло – вот что важно. Она заставила себя думать об удаче. С этой минуты графиня вхожа в мир шефа тайных агентов.

Прайд смотрел на закрытую дверь. Несмотря на холодный расчет, с которым он составлял сценарий этого дня, он был взволнован – как всегда, после любовных утех с этой женщиной. Габриэль превзошла все его ожидания. В постели она понимала его с полуслова, мгновенно выполняла все самые немыслимые желания.

Габриэль де Бокер не была похожа на других женщин. Она всегда была разной – то пылкой и страстной любовницей, то женщиной спокойной, не жаждущей изощренных ласк; она могла быть вызывающей, остроумной, рассудительной, могла поражать его необычными суждениями.

Прайд взглянул на смятую постель, на груду подушек, лежащих на полу, куда завела их любовная игра, на стул с прямой спинкой, где Габриэль…

Элен была совсем другой. Эта мысль прервала его сладострастные воспоминания. Она была в точности как ее сын Джейк, боявшийся ездить верхом. И Элен не признавала эротических игр. Она всегда спокойно улыбалась, была серьезной, но милой. Элен охотно отдавалась ему, но Натаниэль вспомнил: однажды он заподозрил, что Элен находит сплетенные в любовной игре нагие тела в лучшем случае смешными, а в худшем – отвратительными. Впрочем, тогда он отогнал от себя эту мысль: она показалась ему просто глупой. Хотя… Элен была слишком милой и послушной, и он ничего не стал говорить ей, опасаясь в душе, что она найдет его сомнения нелепыми. А какой человек захочет казаться смешным в глазах обожаемой жены?

Габриэль издевалась над ним, вела себя вызывающе, подтрунивала, смеялась, но ничего из того, что они делали вместе, какими бы дерзкими, недостойными или даже просто глупыми ни были их действия, не заставляло его чувствовать себя смешным. С Габриэль они делали такое, чего бы никогда не могли делать с Элен. И ни с какой другой женщиной он не смог бы себя так вести, не испытывая смущения.

Они были похожи – лорд Прайд и Габриэль. И они оба были участниками одной темной игры, вот только играли на разных сторонах. Они знали, что такое риск, и смело шли на него. И нет ничего удивительного, что они так подходили друг к другу – и бросая вызов, и идя на предательство.