Меч и щит

      — Да, мегалофия из него так и прет, — с восхищением произнес я, не думая о том, что меня могут услышать не только братья.
      А Примус между тем взял со стола непочатую амфору и загадочно сообщил ромеям:
      — Пора.
      Те сидели не шевелясь, глядя на него с разинутыми ртами, явно не веря, что это происходит наяву.
      Примус же, нежно прижав к груди амфору, направился к выходу. В дверях он обернулся и произнес историческую фрасу:
      — Не бывает плохих писателей, бывает мало вина, — и скрылся в сгустившихся сумерках.
      Оторопевшие ромеи еще какое-то время сидели неподвижно, затем опомнились и с ревом бросились к двери. Но вскоре вернулись, осознав бессмысленность погони. Примуса, естественно, давно и след простыл.
      Но он успел напрочь испортить им настроение, и они выискивали, на ком бы сорвать злость. И тут они услышали адресованные нам слова Фланнери:
      — Что ж, выпив церейского, он, может, и не напишет ничего великого, но все равно это будет лучшее применение доброму вину, чем если бы оно прокисло в желудках этих скотов, заслуживающих только свиного пойла из корыта.

Глава 25

      На миг в таверне воцарилась такая тишина, что я услышал даже посапывание снемуса в кармане у Агнара, а затем коренастый ромей в красном плаще подошел к нашему столу, сопровождаемый крепкими милитами с фалерами младших центурионов.
      — Кто-то посмел задеть честь романского оружия или мне послышалось?
      Я вообще-то был склонен к тому, чтобы уладить дело миром, но упоминание о чести романского оружия вывело меня из себя — слишком уж оно смахивало на высокопарные сентенции Педанта. И поэтому я обернулся к Фланнери и произнес самым что ни на есть издевательским тоном:
      — Мне послышалось или тут и правда кто-то заикнулся о чести ромейского оружия? Разве таковая существует? По-моему, с тех пор, как хари после битвы при Региллах помочились на трофейные мечи и копья, ромеи не одержали ни одной победы, и, стало быть, ни о какой «чести ромейского оружия» говорить не приходится.
      Мои слова заставили ромея в красном сначала побелеть, а потом побагроветь.
      — Да вы хоть знаете, кто мы такие?! — прогремел он. — Мы служим в охране постоянного представителя рекса, сената и народа Романии, и в нашем лице вы оскорбили весь Квадратный Трехчлен.
      — А нам это не впервой, — нагло ухмыльнулся Мечислав, разминая плечи. — Вы, ребята, еще не знаете, с кем связались, мы таких, как вы, косим словно худую траву — чем гуще она, тем легче косить. Так что убирайтесь-ка отсюда, пока целы, а то с вами будет то же, что и с той нахальной лимитой в одной кустодии у моста на границе с Далгулом… Там, знаете ли, тоже стоял какой-то Трехчлен. Больше он стоять не будет — никогда!
      Потрясенный ромей даже задохнулся от возмущения. Когда он снова обрел дар речи, то обратился не к нам, а к своим соратникам:
      — Ну и повезло же нам, парни! Ведь это те самые святотатцы и злоумышленные пособники usurpatrix, выдачи которых наш Любимый Император потребовал у всех сопредельных и несопредельных государств! За поимку и доставку этих преступников на справедливый суд нашего рекса обещана награда! Двадцать пять тысяч денариев за голову! А тут их четверо! Представляете, сколько деньжищ нам отвалят?!
      Глаза у ромеев загорелись восторгом. Они уже видели себя обладателями несметных богатств, каких им не заработать даже за сто лет беспорочной службы.
      Ромеи двинулись на нас всей толпой. Я спокойно встал, допил вино и запустил кружкой в багровую рожу сребролюбца в красном плаще. Тот ловко увернулся, и кружка угодила в лоб следующего за ним милита. Тот рухнул под ноги своим товарищам, но их это не остановило. Я обогнул стол, и мы с братьями отгородились им от толпы, а потом, дружно оттолкнувшись ногами от стен, рванули с ним на живую стену из ромеев, как с тараном на крепостные ворота. При этом я, разумеется, заорал «Файр!», а братьям оставалось только поддержать мой возглас, ставший с того времени нашим слоганом . Пока мы с Мечиславом и Фланнери, врезавшись в строй ромеев, нещадно молотили их кулаками, Агнар повел себя неожиданно — он почти без разгона пробежал по стене, шедшей к стойке, и, миновав ромеев, опять перебрался на пол, успев по пути пнуть двух-трех по головам. Решив, что он пытается удрать или зайти им в тыл, шестеро милитов повернулись к нему. Но Агнар, не обращая на них внимания, подскочил к мирно сидевшему за столом верзиле в пурпурных сандалиях и, прежде чем тот успел подняться, резким пинком вышиб из-под него стул.
      Верзила очутился на полу. Подхватив стул, Агнар с размаху опустил его верзиле на голову, да так, что предмет мебели разлетелся в щепки. И только после этого Агнар перескочил за стойку, откуда уже давно сбежал хозяин, и принялся осыпать ромеев всем, что попадалось под руку. А так как снаряды ему попадались не всегда удобные для метания, то, естественно, какая-то часть их угодила не в ромеев, а в посетителей, которые еще не успели выбежать из таверны с криками «Стража! Стража!».
      Завсегдатаи побежали, правда не все. Некоторые охотно вступили в побоище, которое развернулось в пивном зале. Многие из них ромеев явно не любили (а за что их, собственно, любить?) и теперь с упоением гвоздили всем, чем могли. Правда, попались и желающие добраться до засевшего за стойкой Агнара, но они столкнулись с рвавшимися туда же ромеями и только мешали им.
      Бой быстро становился неуправляемым, и я решил, что пора и честь знать, пока не подоспела городская стража. Выхватив из ножен меч, я закрутил им двойной омикрон, вынуждая мельтешивших кругом ромеев и прочих раздаться в стороны. Подбежав туда, где с потолочной балки свисал на цепях один из бронзовых светильников, я подпрыгнул, достав его концом клинка. И благоразумно отскочил, чтобы меня не обдало брызнувшим маслом. Видимо, хорошие идеи приходят в умные головы одновременно, — Фланнери проделал то же самое с другим светильником, двинув по нему навершием посоха. После чего он направил посох на разлившееся по полу масло. Оно весело заполыхало, разом отрезав от нас половину зала. Оставшихся на нашей половине — человек десять, не больше — мы живо отправили к праотцам.
      — Агнар, выводи лошадей! — скомандовал я. — Остальные — за мной! — И бросился по лестнице наверх, прыгая через три ступеньки.
      Фланнери и Чеслав от меня не отставали, и я крикнул брату-магу через плечо:
      — Не забудь снять с нашей комнаты свое заклятие, а то еще напоремся!
      — Не волнуйся! — отозвался Фланнери. — Оно всего лишь шумовое, для отпугивания любителей поживы, а не уничтожения их.
      — Шум нам тоже ни к чему, — прокричал Мечислав. — Отвлекать нас будет, еще забудем что-нибудь ценное!
      Тут мы подбежали к двери, и Фланнери отворил ее, направив посох. Этим он, очевидно, снял и свое заклятие, потому что никакой шум не мешал нам подхватить седла и сумки и броситься дальше по коридору к лестнице, выводящей прямо во двор. Там мы догнали толпу спасающихся от пожара полуодетых постояльцев, прошли сквозь нее по телам не успевших вовремя уступить нам дорогу и увидели Агнара. Он уже вывел из конюшни Уголька и Сполоха, а заодно и прочих лошадей, имевшихся в конюшне. Вот тут-то и появилось это диво — Пивной Вампир. Он вышел вперевалку из-за угла — большой, невероятно толстый, в тунике и сандалиях, и тоскливо взвыл:
      — ПИИИИ-ВОООО!
      — Ты думаешь, это он? — спросил я у Фланнери. — Магнус?
      — Вне всяких сомнений, — ответил брат, присматриваясь к пивному вампиру с сугубо научным интересом, как будто исследовал редкое явление. Впрочем, по его словам, этот бывший мегалоф таковым и был. Я имею в виду, редким явлением, а не мегалофом.
      — А с чего он так взбесился? — спросил Агнар.
      — Наверно, почуял пиво на шизахнаре, — догадался я. — Такого ему небось не доводилось пробовать.
      — И не доведется, — отрубил Мечислав. — Довольно с нас и одного Великого Писателя, надравшегося за наш счет.
      — Совсем не ценишь ты литературы, брат, — покачал я головой с притворной печалью.
      — Я не ценю писак, — огрызнулся он, не принимая моего иронического тона, и я вернулся к более насущным заботам.
      А забота тогда у нас была одна — как можно быстрее очутиться как можно дальше от Тар-Хагарта.
      И в этом нам совсем не помешают добытые Агнаром лишние лошади.
      Я сообразил, что выгнал он их из конюшни вовсе не из любви к животным, а чтобы обеспечить себя и Фланнери средствами передвижения. Что ж, похвальная предусмотрительность. А также забота о родных. Похоже, этот убежденный одиночка внезапно почувствовал, что мы ему как-никак семья…
      Это, несомненно, говорило о чем-то очень важном, но размышлять было некогда. Спешно оседлав коней, мы помчались к восточному концу улицы, поскольку другой уже перегородила городская стража. Причем не какой-то там ночной дозор, а человек пятьдесят, не меньше. Впрочем, когда мы добрались до перекрестка, из-за угла высыпало еще с десяток стражников, но этих мы опрокинули, погнав на них шесть запасных лошадей. И пока мы мчались дальше, этот маневр приходилось то и дело повторять, поскольку стражи в этом городе оказалось неимоверно много. Уж не знаю, почему — возможно, тар-хагартцы пеклись о высоком мастерстве своих воров и усердно отлавливали самых неумелых…
      Как бы там ни было, а перед нами вставал весьма насущный вопрос, да не «кто виноват?» и не «что делать?», а…
      — Куда податься? — огласил его Мечислав.
      — К воротам?.. — полувопросительно предложил я.
      — Бесполезно, — отверг Фланнери, — они уже заперты, да и стражи там много…
      — А что нам, Глейвингам, стража? — отмахнулся Агнар. — Перебьем этих собак!
      Не иначе, воссоединение валаров породило у него преувеличенное представление о нашей силе.
      Я-то прекрасно понимал, что, пока мы управимся с охраной, на шум сбежится весь гарнизон. «Или не на шум», — подумал я, оглянувшись. И точно — рассеянная нами стража продолжала преследовать нас, и численность ее возрастала с каждым разогнанным нами патрулем.
      — Раз нельзя уйти посуху, надо уходить по воде, — крикнул Мечислав.
      «Здравая мысль, — подумал я. — Вот только как добраться через полгорода до порта?» Судя по числу попадавшихся нам стражников, слух об учиняемых чужеземцами безобразиях летел перед нами быстрее любого арсингуя. Пока мы справлялись с заслонами, но рано или поздно везение кончится, и стражники догадаются перегородить улицы…
      И тогда нам останется лишь принять неравный бой, который, несмотря на нашу доблесть, мощь и даже Силу, закончится нашей смертью. М-да, не слишком героический конец для потомков Глейва — погибнуть в драке с какой-то там тар-хагартской стражей!
      Эту мысль я, видимо, высказал вслух, потому что Фланнери согласно кивнул и спокойно так спросил:
      — И что же ты предлагаешь?
      — Я? По-моему, это тебе нужно что-то предлагать. Маг-то в нашей семье — ты, — огрызнулся я.
      И поразился собственным словам. Выходит, я тоже, подобно Агнару, воспринимаю нас не просто как людей, случайно сведенных вместе волей Валы, а как семью. Потрясенный этим открытием, я даже не напомнил Фланнери, что в эту передрягу мы попали именно из-за него. И лишь бросил ему, не поворачивая головы:
      — Вот и пусти в ход свою магию, отвлеки чем-нибудь ретивых служак. — Высвободив ногу из стремени, я пнул в морду одного такого, бросившегося на меня сбоку. Тот отлетел к ближайшей стене и упал, утратив служебное рвение.
      — Запали город со всех концов, что ли. Это должно поумерить их прыть.
      «Иначе, — подумал я, — нас скоро просто сомнут». Было очевидно, что стража приходит в себя и последнего боя ждать уже недолго.
      — Точно, — поддержал меня Мечислав, — пусти пал на эту голоту. Посмотрим тогда, кто тут пни замшелые.
      Видимо, он до сих пор не мог забыть оскорбительных слов того торгаша.
      — Пожар мы и так устроили — без всякой магии, — крикнул, потеряв наконец свою невозмутимость, наш маг. — Но раздуть его в общегородской — вы не представляете, сколько на это понадобится Силы, даже если вы все мне поможете.
      — Сколько? — отозвался Агнар, шарахнув Скаллаклювом по шлему стражника, напавшего на нас из-за угла.
      — Много, очень много! В кадуках лучше не измерять — слишком большое число будет. Миллиард.
      Я слабо представлял себе, сколько это мириадов, но догадался, что без стороннего источника Силы нам не обойтись. А где его взять? Впрочем…
      — Слушай! — закричал я, осененный внезапной мыслью. — Ты ведь говорил, что там, где сейчас акрополь, было святище Зекуатхи? Так где ж еще почерпнуть сил, как не в Месте Силы?
      — Но акрополь на другом берегу, а мостовые ворота тоже закрыты, — прокричал, в ответ Фланнери, отбивая посохом брошенный кем-то дротик.
      — Прорвемся! — рявкнул Мечислав, указывая на появившийся за поворотом мост. Естественно, ворота на нем были заперты.
      Я обнажил меч, собираясь одолеть их наиболее простым способом, и, подлетев, рубанул в стык между створками, где не просматривалось ни малейшей щели. Отчее наследие с легкостью рассекло бронзовую оковку и лишь слегка замедлило ход, наткнувшись на дополнительную преграду — брус запора. После чего мы с Мечиславом ухватились за львиные морды, украшавшие обе створки, и, подав коней назад, распахнули их.
      Выбравшись через другие ворота на левый берег Магуса, мы помчались к акрополю, стремясь ворваться в него с налету. Когда мы влетели на подъемный мост, стоявшая в воротах стража неожиданно струсила и сбежала. Я ждал от этих вояк большей активности. Неужели в охрану акрополя отбирали самых трусливых? Но рассуждать было некогда, и мы промчались в туннель под надвратной башней. Когда мы уже почти миновали его, перед нами вдруг рухнула опускная решетка, и нам еле-еле удалось вовремя остановить коней.
      Я оглянулся. Так и есть, решетка при въезде тоже обрушилась, отрезав нам отход. Эти проклятые стражники вовсе не испугались, а устроили ловушку. Они даже зачем-то подымали еще и мост.
      — Попались, — определил Агнар.
      — Ничего, они еще не знают, кого поймали, — прорычал я. — У этой дичи такие острые зубы, что никакая клетка ее не удержит. Мечислав!
      Мы подъехали к противоположным сторонам решетки и принялись кромсать ее мечами, перерубая прутья так, словно те были не железными, а из дерева. Решетка рухнула.
      Мы с Чеславом первыми ворвались в надвратную башню, и там вспыхнул короткий, но ожесточенный бой.
      Уцелевшие стражники явно полагали свой долг исполненным и не подавали ни малейших признаков жизни, затаившись где-то в недрах надвратной башни. Можно было, конечно, перебить и их, но я понимал, что вчетвером нам акрополь не захватить и уж тем более — не удержать.
      Нет, наше единственное спасение — это Место Силы. Вот только где именно оно находится? Круга камней-то здесь давно нет…
      Фланнери без колебаний направился к сравнительно небольшому круглому зданию с покоящейся на колоннах конической крышей. Когда мы приблизились, стало ясно, что фундаментом ему служит одна огромная каменная плита. Значит, от древнего святилища кое-что все же сохранилось!
      Мы спрыгнули с коней и вошли внутрь здания. Свет проникал сюда через отверстие в центре крыши, и я увидел, что в храме этом ничего нет — даже алтаря. Но мы не стали ломать голову над странностями. Фланнери установил свой посох в центре круга и распорядился:
      — Вонзите свои клинки вот здесь, здесь и здесь.
      Он показал на три точки, образующие равносторонний треугольник, в центре которого стоял посох. Когда мы это сделали, он приказал:
      — А теперь становимся в круг и беремся за руки.
      Мы послушно выполнили его приказ, и тогда наш маг велел нам двигаться по кругу.
      — Постарайтесь при этом очистить свой разум от всяких мыслей, тогда Слова Власти придут сами собой. — И с этими словами он увлек нас в хоровод встречь режущим кромкам клинков.
      Мы кружились все быстрей и быстрей, пока звездный свет на клинках не слился в один блистающий круг. Я старался, как было указано, очистить голову от всяких мыслей. Сперва это не очень получалось, но затем круг заворожил меня своим блеском и всякие мысли исчезли напрочь. И вот мне показалось, что круг этот превращается в столп света и уходит в отверстие крыши. Затем пришли Они… а поскольку они пришли одновременно ко всем нам, то это и были те самые Слова Власти. И мы пропели их хором, на языке, который я уже не мог назвать незнакомым, ибо на нем со мной говорила Вала, но который еще не стал для нас тайным языком магии:
 
      We shall spark a great fire
      And rise over world Flamespire.
      The great fire for woes
      To all our friends and foes.
 
      И вспыхнул огонь ярче тысячи солнц. Хоть я успел зажмуриться, он все равно ослепил меня, лишив всякой способности соображать…
      Опомнился я уже с мечом в руке за пределами святилища, чувствуя, как за спиной у меня разливается невыносимый жар. Мгновенно взлетев в седло, я закричал:
      — К реке! — и понесся туда, даже не посмотрев, скачут ли за мной братья. Ясно было, что в стенах акрополя нам не спастись, единственной надеждой было добраться до реки. К счастью, в стене акрополя, обращенной к берегу Магуса, были пробиты речные ворота. К ним-то я и устремился со всей прытью, на которую был способен Уголек.
      Видимо, через эти ворота в акрополь доставляли по реке припасы, потому что за ними виднелся причал, у которого стояла небольшая шнека. Ослепленные пышущим позади меня пламенем стражники не оказали ни малейшего сопротивления, когда я промчался мимо них на палубу судна.
      Резко осадив копя, я крикнул перепуганным грузчикам и матросам:
      — В воду, болваны! Хотите в головешки превратиться? От вас и пепла-то не останется! — Внутренний голос подсказывал мне, что после этого огня не останется ничего.
      Мне поверили. Я ли оказался таким убедительным или огонь подействовал — не знаю. Но народ так и сыпанул в реку. Прежде чем последовать туда же, я оглянулся, прикрывая глаза рукой. Братья отстали ненамного. Они даже ухитрились пригнать с собой шестерку неоседланных лошадей, каким-то образом помешав им разбежаться в разные стороны.
      Одолев причал, они, подобно мне, перепрыгнули на шнеку, отчего на палубе тут же стало тесно. Я хотел обругать их за глупость: надо было прыгать сразу в реку, — но тут выше по течению поднялась гигантская волна и накрыла нас.
      Причем именно «накрыла», словно какой-то прозрачный полусферический купол, ни чуточки не задев нас самих. Мы только рты разинули при виде такого чуда — даже Фланнери. И этот прозрачный купол почти тут же порыжел: вызванное нами пламя явно распространилось на весь акрополь. А на этом красноватом фоне появился знакомый (во всяком случае — троим из нас) лик Валы. Даже искаженный кривизной купола, он показался мне прекрасным. Только вот выражение его было совсем не таким, как в первый раз. Глаза гневно сверкали, ноздри раздувались, в гремящем подобно водопаду голосе звенела ледяная ярость:
      — Поздравляю, ребята! Стоило вам только сойтись, и готово дело: «Мы на горе всем буржуям мировой пожар раздуем!» Да вы хоть понимаете, глупцы, что не будь это первым магическим соединением клинков, то я бы к вам не явилась и Огонь спалил бы и вас, и город, и всю округу?.. Сейчас я не даю ему перешагнуть границу воды, но больше на мое заступничество можете не рассчитывать. Я вам не нянька!
      Мы молчали, пораженные, потрясенные и — чего там скрывать — изрядно напуганные этим божественным бешенством. Казалось вполне возможным, что, скажи мы чего не так, Вала тут же уберет свой магический барьер, и тогда… Поглядев на кипящие за бортом воды Магуса, я прекрасно представил, что будет. Из прыгнувших за борт спаслись лишь те, кто сразу же поплыл к противоположному берегу. Остальные беззвучно разевали рты в мучительном крике. Я, содрогнувшись, отвел взгляд. Надо отдать должное Фланнери. Он единственный из нас нашел в себе силы ответить. И ответить не дрогнув, глядя ей прямо в глаза. Его волнение выдавали лишь побелевшие на посохе пальцы.
      — Вина лежит только на мне, о богиня. Мои братья несведущи в магии и не могли предвидеть последствий. Но я… я должен был предусмотреть такое развитие…
      Выражение ее лица немного смягчилось, но в голосе все еще звучал гнев.
      — Да, уж от кого-кого, но от тебя, Фланнери, я никак не ожидала подобной глупости. Ты-то ведь должен понимать: нельзя играть с огнем, обожжешься. — Богиня совсем по-человечески сделала глубокий вздох и, успокоившись, продолжила, чеканя слова: — Сейчас я подыму волну и умчу вашу шнеку далеко в озеро, чтобы вы могли продолжить свой Путь, но сперва оглянитесь и полюбуйтесь на дело рук своих.
      При этих ее словах накрывший нас купол потемнел, и мы обернулись, не боясь ослепнуть, не прикрывая глаз и даже не щурясь.
      И, похоже, напрасно. Там вздымалось до самых небес неистовое пламя, от акрополя уже не осталось ничего, кроме оплавленного камня. Да, именно так. Громадные мегалиты расплавились, будто свинцовые бруски. А огонь ревел, словно негодуя на сдерживающий его магический водный круг, стремясь вырваться на волю и пожирать всё и вся, пока весь мир не превратится в прах и пепел. Глядя на лижущие небо языки пламени, я отчетливо видел мысленным взором картину гибели города и мира. Вот пожар охватывает весь Тар-Хагарт, и обезумевшие горожане мечутся в ими же созданной западне из домов и городских стен. Вот огонь проносится красно-черным валом по полям и лесам, осушая мелкие ручьи и заживо варя рыбу в кипящих водах рек и озер. Вот он уничтожает Романию и Михассен и доходит до Антии. Тут я плотно зажмурился, не желая видеть дальнейшего, но картина по-прежнему стояла у меня перед глазами как наяву, и я видел, как гибнет в огне Эстимюр, как кричат охваченные пламенем мать и Мия, Альдона и Эглейв, как… Но довольно. Все равно я бессилен передать весь ужас этой картины, хотя даже теперь, по прошествии стольких лет, я по-прежнему вижу этот холокаустон , стоит лишь прикрыть глаза и вспомнить. Только вспоминать об этом мне как-то не хочется. Достаточно сказать, что я видел, как гибнет в огне наш пусть и несовершенный, но все же такой прекрасный мир и как от него остается только висящий в черноте звездной ночи обугленный голый шар.
      Видимо, нечто подобное узрели и братья, потому что мы все сидели, застыв в этой странной позе, вполоборота, пораженные немотой. Наконец я откашлялся и сказал:
      — Думаю, мы все усвоили урок, богиня. И никогда не допустим, чтобы наши клинки вновь…
      В глазах Валы снова полыхнула ярость:
      — Клинки?! Огонь не в клинках, а в вас самих! Все прочее — лишь средства направить вашу Силу в нужное русло. И если она останется неуправляемой, то погубит и вас самих, и все, что вам дорого. И Путь ваш закончится, еще не начавшись.
      Лик Валы исчез. Но воля ее явно никуда не делась, потому что накрывавший нас купол вновь обратился в гигантскую волну за кормой шнеки, которая неудержимо и стремительно понесла нас вперед — в озеро Ильмар-волкин. Вынеся судно на просторы озера, волна постепенно спала, но, словно сменяя ее, тут же налетел бешеный ветер и понес нас с такой скоростью, что подымать парус было бы чистым самоубийством.
      Спрыгнув с коня, Мечислав бросился к рулю и, схватившись за него, старался с помощью подоспевшего Агнара держать шнеку кормой к ветру-демону. Именно так назвал его успокаивавший тревожно ржавших лошадей Фланнери. Получалось у него это, кстати, очень неплохо, и потому, спрыгнув с Уголька на палубу, я не стал вмешиваться и прошел на нос, вглядываясь в туманную даль. Там, впереди, нас ждало будущее, и оно представлялось столь же неясным, как и этот затянутый дымкой горизонт. Но если будущее скрывалось в тумане, то цель наша теперь сделалась достаточно ясной. По крайней мере, для меня. Я теперь знал, Что Делать, не говоря уж о том, Кто Виноват… Как там говорила Шелта? «… С народами сражаться, для чести счастье презирать, бесславной смерти и измены не бояться и скипетром стальным короны разбивать». Да, это по мне, думал я, это и есть мое призвание, а все пережитое прежде было лишь подготовкой к нему. Я оглянулся на багровое зарево и усмехнулся. Этого пока еще никто не знал, кроме меня и, вероятно, Фланнери, но новый народ файритов уже родился. И рождение его было отмечено событием как памятным, так и символическим. Оно, несомненно, предвещало нам и нашим потомкам опасную судьбу, но меня не страшила встреча с ней. Ведь пока со мною братья по крови и по оружию и само это оружие, неодолимых врагов для нас нет и быть не может.
      Я снова повернулся вперед — туман растаял, и демон-ветер нес судно на восток от солнца, навстречу нашему Предназначению.

От авторов

      Рукопись эта попала к нам необычным образом. Случилось это на «Интерпрессконе-95». Опутывавшая тот кон мистическая атмосфера сгущалась прямо пропорционально количеству выпитого. И когда это количество перешло в качество, произошло событие, необыкновенности которого мы первоначально не смогли оценить по причине сильного подпития.
      Мы сидели в номере и обсуждали перспективы развития любимого нами жанра фэнтези. Перспективы эти нас, откровенно говоря, не радовали. Издающаяся отечественная фэнтези нам решительно не нравилась, за исключением нескольких произведений, которые, увы, не могли изменить общую безрадостную картину. В конце концов мы пришли к выводу, что для появления в отечественной фэнтези чего-либо достойного надо самим написать «что-то достойное». После чего мы выпили еще и призадумались, чего бы такое написать. Вот тут-то мы и услышали ГОЛОС, произнесший с едва заметной иронией:
      — Вы, я вижу, терзаетесь муками творчества. Писать, конечно, очень трудно.
      Мы дружно обернулись и моргнули. Перед нами стояла ОНА: высокая, красивая, с золотисто-рыжими волосами. Ее появление в запертом номере нас в тот момент нисколько не удивило. Но следующие слова нас изрядно изумили:
      — Вот, — на стол перед нами с тяжелым стуком упала толстенная пачка рукописей, — думаю, это способно послужить вам неиссякаемым источником вдохновения. Если вы, конечно, сумеете понять, что здесь написано. Хотя словарь тут имеется, так что это не должно составить для вас большого труда. И насчет авторских прав не беспокойтесь — написавшие в суд подавать не будут. Когда прочтете — сами все поймете. Так что — дерзайте. — И, повернувшись, не спеша удалилась из номера поступью повелительницы всего сущего.
      Мы снова моргнули, потому что нам показалось, будто она вышла, не открывая дверь: не прошла сквозь нее, а просто подошла к ней и исчезла.
      Чтобы успокоиться, мы допили то немногое, что оставалось на столе, а затем приступили к разбору попавших к нам рукописей. Они были написаны на смеси русского и английского с добавлением разных греческих, скандинавских и вроде бы корейских слов. Разыскав в числе рукописей упомянутый словарь, мы решили заняться переводом завтра и завалились спать.
      Наутро мы полагали приключившееся ночью воплощением белой горячки, но, к нашему несказанному удивлению, разобранные рукописи по-прежнему лежали на столе.
      Изучая сии манускрипты, мы так увлеклись, что окончание кона прошло мимо нашего внимания, и мы узнали о нем, лишь когда нас попросили очистить номер.
      Дальнейшей работой с текстами мы занимались уже в городе, и чем дальше мы продвигались, тем больше проникались первозданным очарованием данного повествования. Нам показалось кощунством перерабатывать это гениальное произведение в банальный боевик, и мы старались оставить все как есть, ничего не приукрашивая и не добавляя, и лишь разбили повествование на части и главы для удобства публикации. Также мы взяли на себя смелость свести к минимуму употребляемые в тексте грецизмы: мы считали, что наш читатель такого эллинофильства не поймет и не одобрит.