[…] Должно быть позволено обосновывать теологическим рассмотрением природы религиозную веру, которая, впрочем, гораздо старше и имеет гораздо более глубокие корня в человеческом духе, чем все философии.

Нравственное воспитание должно выработать волю.

Предположение, что целесообразное не просто стремится к цели, а исходит из цели, которая до того мыслилась, желалась и разрабатывалась неким действующим духом, можно все-таки назвать в совокупности строгих спекуляций гипотезой в отличие от демонстрация. Но насколько эта гипотеза может поддержать веру, неоспоримо доказывает другое ее применение. Откуда мы знаем, что нас окружают люди, а не просто человеческие образы? Мы объясняем себе их целесообразные действия из предполагаемого мышления, веления и действия. Никто не может сказать, воспринимал ли он это предполагаемое, никто не может отрицать, что он это мысленно добавляет, привносит в восприятие.

Мы по характеру узнаём человека, но должны бы узнавать по его нравственному характеру. Однако менее нравственный человек узнается не по нравственности, а, напротив, по многим другим индивидуальным чертам, что и представляет, по-видимому, его характер.

[…] Философия – это обработка понятий. […]

В одиночестве человек – слабое существо, в единении с другими – сильное. Глубокий, проникающий в сердце взгляд друга, слово его совета, его утешения раздвигают и поднимают низко насевшее над ним.

В ошибке любой женщины есть вина мужчины.

В чем может состоять человеческое образование? На чем должно оно основываться? На мере. На ней покоятся все законы природы, точно так же, как и все наши ясные и правильные понятия, наши ощущения прекрасного и благородного, применение наших сил на пользу добра, наше счастье, наше наслаждение: только мера питает, и воспитывает нас, мера образует и сохраняет творения.

Два величайших тирана на земле: случай и время.

Если язык человека вял, тяжел, сбивчив, бессилен, неопределен, необразован, то таков, наверное, и ум этого человека, ибо мыслит он только при посредстве языка.

Знакомство с мыслями светлых умов составляет превосходное упражнение – оно оплодотворяет ум и изощряет мысль.

Из истории мы черпаем опыт, на основе опыта образуется самая живая часть нашего практического ума.

Истинное величие зиждется на осознании своей силы, ложное же – на знании слабости других.

Красивое не нуждается в дополнительных украшениях – больше всего его красит отсутствие украшений.

Никакое чтение не требует столь строгой нормы, как чтение отрывочных, разбросанных мыслей.

Позорно не наказание, а преступление.

Труд – целительный бальзам, он – добродетели источник.

Первое (и последнее), что я познаю, это как раз мое духовное действие, мое познание. Дух, пробудившаяся к самосознанию жизнь, констатирует свое равенство самому себе, или тождество, через мышление мышления. – Всякое дальнейшее познание есть только уточнение этой идеи… Я знаю, что я думаю, что я духовно действую или – потому что никакой другой деятельности нет, – что я есть тот, кто действует, но не [просто] есть. Не бытие, а действие – вот первое и последнее. […]

Я, следовательно, не есть нечто покоящееся или пребывающее, как полагают те, кто рассуждает о Я, но есть находящееся в изменении, в постоянном движении подобно жизни, которая, прежде чем она пробудится к самосознанию, также находится в постоянном изменении. Как «мировые тела» и все то, что мы видим растущим и движущимся, так и человек, а именно не только лишь чувственная, но также и его духовная часть, его самосознание, находится в постоянном изменении, в состоянии постоянно изменяющейся деятельности. Непреходяща только сама эта деятельность, или жизнь.

Деньги – это продукт взаимно отчужденных людей, отрешенный вовне человек.

Деньги – это средство обращения, застывшее в мертвую букву и умерщвляющее жизнь, подобно тому как буква есть средство сношения, застывшее в мертвые деньги и умерщвляющее дух.

[…] Необходимостью человеческого развития, истории развития или естественной истории, необходимостью творческой истории людей является их взаимное разрушение, происходящее из противоречий их общения внутри их обособления в единичность. История возникновения человеческой сущности или человечества является прежде всего саморазрушением этой сущности.

Тайна музыки в том, что она находит неиссякаемый источник там, где речь умолкает.

Для разумного созерцания природа есть единство во множестве, соединение разнообразного – по форме и составу, совокупность естественных явлений и естественных сил, есть живое целое. Важнейшая цель разумного изучения природы состоит в том, чтобы в разнообразии познать единство, обобщить все то, что нам известно благодаря открытиям прежних времен; поверяя подробности, надо уметь выбирать между ними, не капитулируя перед их массой, помня возвышенное назначение человека – завладеть духом природы, скрытым под покровом явлений.

Мы еще далеки от того времени, когда станет возможным объединить все наши чувственные созерцания в одно понятие о природе. Сомнительно, придет ли когда-нибудь подобное время вообще. Сложность проблемы и неизмеримость Космоса делают надежду на это почти напрасной. Но как ни недостижимо для нас полное решение проблемы, остается все же возможным частичное разрешение ее, стремление к уразумению мира явлений – эта высшая и вечная цель всякого исследования природы. […]

Каждый должен обладать мужеством отстаивать свои убеждения.

Объять многообразие явлений Космоса в единстве мысли, в форме чисто рациональной, умозрительной связи, по моему мнению, невозможно при настоящем состоянии наших эмпирических знаний. Опытные науки никогда не бывают оконченными, обилие чувственных наблюдений неисчерпаемо; ни одно поколение не сможет поставить себе в заслугу то, что оно обозрело всю совокупность явлений. […]

Сушь всюду возвещает смерть.

[…] Только там начинается наука, где дух овладевает материалом, где делается попытка подчинить массу опытов разумному познанию; наука есть дух в приложении его к природе. […] Работа духа начинается в ту минуту, когда мышление, влекомое внутренней необходимостью, впитывает в себя материал чувственных наблюдений. […]

Человек должен желать хорошего и великого.

Человек не может воздействовать на природу, не может завладеть никакой из ее сил, если не знает законов природы, не умеет измерять и вычислять их. […] Знание и изучение суть радость и право человечества; они суть части народного богатства и нередко замена благ, слишком скудно распределенных природой. […]

Я все больше и больше утверждаюсь в мысли о том, что наше счастье зависит куда более от того, как мы встречаем события нашей жизни, чем от природы самих событий.

Для человека нет ничего более интересного в мире, чем люди.

Женщины, в сущности, ближе к идеалу человека, чем мужчины.

Знанию всегда предшествует предположение.

Идея – единственное, что никогда не умирает.

Много умеет тот, кто много на себя рассчитывает.

Мужество солдата хорошо только в соединении с лучшими мирными добродетелями, дисциплина хороша только в соединении с высшим чувством свободы. Когда они существуют отдельно – а это так часто бывает благодаря тому, что и в мирное время солдат вооружен, – первое вырождается в рабство, вторая – в дикость и разнузданность.

Несомненно, важнее, как принимает человек судьбу, нежели какова она на самом деле.

Нравственность возникла вместе с пороком.

Нравственность народов зависит от уважения к женщине.

Поистине серьезное стремление к какой-либо цели – половина успеха в ее достижении.

Природа нравится, влечет к себе и воодушевляет только потому, что она естественна.

Самое первое и самое главное в жизни – это стараться владеть самим собою.

Среди всех искусств поэзия больше других подвергается искушению заменить свою собственную своеобразную красоту украденными блестками.

Умственные занятия оказывают на человека такое благотворное влияние, какое солнце оказывает на природу; они рассеивают мрачное настроение, постепенно облегчают, согревают, поднимают дух.

Либерал может сделаться министром, но из этого еще не следует, что он будет либеральным министром.

Среди влияний, укорачивающих жизнь, преимущественное место занимают страх, печаль, уныние, тоска, малодушие, зависть, ненависть.

Гений прокладывает след, а талант идет по нему, но идет по-своему.

Иллюзии – магнит, они влекут неудержимо.

Воспитателем и учителем надо родиться; им руководит прирожденный такт.

Задачей воспитателя и учителя остается приобщить всякого ребенка к общечеловеческому развитию и сделать из него человека раньше, чем им овладеют гражданские отношения.

Идея, которой служит учитель, состоит в насаждении нравственности в роде человеческом.

Конечная цель всякого воспитания – воспитание самостоятельности посредством самодеятельности.

Мужество необходимо не только для отважных поступков, но и для продуктивных занятий и мышления.

Неправильное знание хуже, чем незнание.

Плохой учитель преподносит истину, хороший учит ее находить.

Развитие и образование ни одному человеку не могут быть даны или сообщены. Всякий, кто желает к ним приобщиться, должен достигнуть этого собственной деятельностью, собственными силами, собственным напряжением.

Самым важным явлением в школе, самым поучительным предметом, самым живым примером для ученика является сам учитель. Он – олицетворенный метод обучения, само воплощение принципа воспитания.

Слабость ума и (обратите внимание) характера многих учеников и взрослых людей зависит от того, что они знают все кое-как и ничего как следует.

Историческое развитие религии состоит в ее постепенном исчезновении.

Бранью достигается лишь одна треть, любовью и уступками – все.

Бывают люди – растения, люди – звери, люди – боги.

Веселье – это небо, под которым цветет все, кроме злобы.

Вечность – это время, когда существуют идеалы.

Вкус – это эстетическая совесть.

Воображаемой ненависти гораздо легче обернуться действительностью, чем воображаемой любви, и человеку, который считает себя дурным, гораздо проще обернуться дурным, чем стать добрым тому, кто считает себя добрым.

Все достойное уважения совершено в уединении, то есть вдали от общества.

Глупость слишком безвинна и нерассудительна, чтобы бичевать ее сатирой, а порок слишком презренен, чтобы щекотать его смехом, хотя аморальная сторона первой заслуживает сатирический издевки, а безрассудная сторона второго – комического осмеяния.

Говорят, что лучшее правило политики – не слишком управлять. Это правило столь же верно и в воспитании.

Добропорядочные люди приобретают больше врагов своими речами, нежели дурные своими делами.

Достойна презрения женщина, которая, имея детей, способна испытывать скуку.

Из всех искусств музыка – самое человечное и распространенное.

Книгу, где все слова пишутся с заглавной буквы, трудно читать; так и с жизнью, в которой все дни воскресенья.

Кто в старости может обходиться без любви, тот не любил и в юности, ибо для любви годы не помеха.

Кто хвастает знанием тайны, тот одну половину ее уже открыл, а другую открыть не замедлит.

Легче всего люди выдают свои намерения, когда последние не удаются им.

Любовь – история в жизни женщины и эпизод в жизни мужчины.

Малые страдания выводят нас из себя, великие же – возвращают нас самим себе. Треснувший колокол издает глухой звук: разбейте его на две части – он снова издаст чистый звук.

Мудрый Аполлон знал, что лучше всего охотятся голодные собаки, лучше всего бегают легкие бегуны, что тощий Пегас выносливее тяжелой верховой лошади, что из кремня нужно высекать огонь. – Поэтому он награждал своих любимцев бедностью, облагораживал их душу ценой их тела и давал им мало жить, чтобы они вечно жили.

Мужество состоит не в том, чтобы смело преодолеть опасность, но в том, чтобы встречать ее с открытыми глазами.

Музыка – поэзия воздуха.

Нам недостает шутки, потому что недостает серьезности, которую замещает теперь все уравнивающее остроумие, что смеется равно над добродетелью и пороком и упраздняет их.

Ничего не откладывай на после, ибо после тебе легче не будет.

О музыка! Отзвук далекого гармоничного мира! Вздох ангела в нашей душе! Когда замирает слово и объятие и наполненный слезами глаз, когда наши немые сердца в одиночестве томятся за решеткой нашей груди – о, тогда только благодаря тебе могут они послать друг другу отклик из своих тюрем, соединить в одной пустыне свои далекие стоны.

Осмеяние, то есть нравственное негодование, должно совмещаться с постоянством возвышенного чувства.

Подлинная нравственность непосредственно поэтична, а поэзия, в свою очередь, – опосредованно нравственна.

Проницательность ума – это совесть остроумия.

Сейчас у нас больше учености, чем ученых, и точно также добродетели больше, чем людей добродетельных.

Скромен не тот, кто равнодушен к похвалам, а тот, кто внимателен к порицаниям.

Совесть человека может заблуждаться, но сам человек может и не быть бессовестным, точно так же как можно обладать ложным вкусом, не впадая в безвкусицу.

Суеверие – чудовищное, почти неодолимое чувство, благодаря которому мирный человек стоит как бы среди исполинской мельницы Вселенной, оглушенный и одинокий.

Только в минуты свидания и разлуки люди знают, сколько любви таило их сердце.

Тоска по любви есть сама любовь.

Тот, кто никогда не искал ни дружбы, ни любви, в тысячу раз беднее того, кто их обеих утратил.

У женщин – все сердце, даже голова.

Характер человека никогда не раскрывается так ярко, как тогда, когда он пытается описать характер другого человека.

Человек должен быть доступен для страстей, но и властен располагать ими.

Чем дальше от нравственного идеала, тем больше характерного оказывается в распоряжении художника. Вот почему полулюди – получерти всегда удаются лучше, чем полубоги.

Большое счастье – испытание огнем, большое несчастье – всего лишь испытание водой.

В этом мире гораздо легче услышать эхо, чем ответ.

Величайшее неопровержимое чудо – это вера людей в чудеса.

Всего прекраснее человек бывает тогда, когда просит прощения или прощает сам.

Жену или возлюбленную лучше узнаешь за час, проведенный в обществе кого-то третьего, чем за двадцать часов, проведенных с нею вдвоем.

Женщины любую идею переводят на личность.

Женщины стойко переносят худшие горести, нежели те, из-за которых они проливают слезы.

Здоровье, сон и богатство может по-настоящему оценить только тот, кто их потерял и обрел снова.

Каждый готов скорее взяться за исправление целой части света, чем за исправление себя самого.

Каждый из нас уверен, что он важнее и лучше других, но только дураки и тупицы имеют смелость признаться в этом.

Каждый считает свою жизнь началом Новой эры.

Когда женщины ведут разговор о женщинах, они особенно хвалят ум красивых и красоту умных, голос павлина и оперение соловья.

Легче забыть десять поцелуев, чем один.

Люди охотнее простят клевету, чем поучение.

Нагота – национальный костюм человечества.

Не потому грустна старость, что кладет конец радостям, а потому, что кладет конец надеждам.

Нет ничего опаснее, чем мирить двух людей. Поссорить их куда безопасней и легче.

Хороший врач спасет если не от болезни, то хотя бы от плохого врача.

Память – единственный рай, из которого нас не могут изгнать.

Робкий боится заранее, трусливый – в момент опасности, а смелый – после.

Самая сильная ненависть – самая молчаливая, подобно самым высоким добродетелям и самым свирепым псам.

Самый большой недостаток человека заключается в том, что у него так много маленьких недостатков.

Свобода есть благо, обладание которым приносит меньше удовольствия, чем его потеря – страданий.

То, что истинно при свете лампы, не обязательно истинно при свете солнца.

Только женщины умеют любить – и Бога, и человека.

Тот, кто несет фонарь, спотыкается чаще, чем тот, кто идет следом.

Мораль лучше излагается в кратких изречениях, нежели в длинных речах и проповедях.

Месть – это слабых душ наследство.

В груди достойного ему не место.

Нет негодяя, который был бы настолько глуп, что не нашел бы ни одного довода для оправдания своей подлости.

Война есть продолжение политики иными средствами.

На войне всякая идея человеколюбия – пагубное заблуждение, нелепость.

Часто представляется чрезвычайно отважным такой поступок, который в конечном счете является единственным путем к спасению и, следовательно, поступком наиболее осмотрительным.

Часто даже самые необходимые истины засыпают, когда они забыты; от напоминания они пробуждаются.

Ничуть тебя не любит тот, кого порок твой не волнует.

Философия может быть не чем иным, как только сознанием, которое эмпирические науки сами о себе добывают.

Цель только тогда может быть достигнута, когда уже заранее само средство насквозь проникнуто собственной природой цели.

Что вы можете доказать себе и своему времени силою разума, логики, науки, – того хочет время.

Не шум, не изобилие, да – я открыто говорю – не счастье создает стих, его рождает слеза, лишение, одиночество. У счастья тоже есть своя поэзия, но создает поэзию только недостаток: тоска – ее мать, страдание – ее природный гнев.

Разум и фантазия одинаково необходимы для наших знаний и равноправны в науке.