Каждую книгу нужно уметь читать.

Как мало бы уцелело дружб, если бы каждый вдруг узнал, что говорят друзья за его спиной, хотя как раз тогда они искренни и беспристрастны.

Когда человек пытается довести свои добродетели до крайних пределов, его начинают обступать пороки.

Красноречие должно быть приятно и содержательно, но нужно, чтобы это приятное, в свою очередь, было заимствовано от истинного.

Красноречие – это живопись мысли.

Красноречие – это искусство говорить так, чтобы те, к кому мы обращаемся, слушали не только без труда, но и с удовольствием, чтобы захваченные темой и подстрекаемые самолюбием, они хотели поглубже в нее вникнуть.

Кто входит в дом счастья через дверь удовольствий, тот обыкновенно выходит через дверь страданий.

Кто не видит суеты мира, тот суетен сам.

Кто не любит истину, тот отворачивается от нее под предлогом, что она оспорима.

Легче умереть, не думая о смерти, чем думать о ней, даже когда она не грозит.

Лучшее в добрых делах – это желание их утаить.

Любовь и ненависть часто мешают справедливому суждению.

Любопытство – то же тщеславие; очень часто хотят знать для того только, чтобы говорить об этом.

Людей учат чему угодно, только не порядочности, между тем всего более они стараются блеснуть порядочностью, а не ученостью, то есть как раз тем, чему их никогда не обучали.

Люди безумны, и это столь общее правило, что не быть безумцем было бы тоже своего рода безумием.

Люди делятся на праведников, которые считают себя грешниками, и грешников, которые считают себя праведниками.

Люди ищут удовольствия, бросаясь из стороны в сторону только потому, что чувствуют пустоту своей жизни, но не чувствуют еще пустоты той новой потехи, которая их притягивает.

Мир – это сфера, центр которой повсюду, а окружности нет нигде.

Молчание – величайшее из человеческих страданий; святые никогда не молчали.

Мы бываем счастливы, только чувствуя, что нас уважают.

Мы должны благодарить тех, которые указывают нам наши недостатки.

Мы никогда не живем настоящим, все только предвкушаем будущее и торопим его, словно оно опаздывает, или призываем прошлое и стараемся его вернуть, словно оно ушло слишком рано.

Мы познаем правду не только умом, но и сердцем.

Мы по опыту знаем, как велика разница между благочестием и добротой.

Мысль меняется в зависимости от слов, которые ее выражают.

Мы стойки в добродетели не потому, что сильны духом, а потому, что нас с двух сторон поддерживает напор противоположных пороков.

Мы часто утешаемся пустяками, ибо пустяки нас и огорчают.

Насколько справедливее кажется защитнику дело, за которое ему щедро заплатили!

Нашему уму свойственно верить, а воле – хотеть; и если у них нет достойных предметов для веры и желания, они устремляются к недостойным.

Наше своеволие таково, что, добейся оно всего на свете, ему и этого будет мало. Но стоит от него отказаться – и мы полны довольства.

Непостижимо, что Бог есть, непостижимо, что его нет, что у нас есть душа, что ее нет; что мир сотворен, что он нерукотворен…

Несомненно, что худо быть полным недостатков; но еще хуже быть полным их и не желать сознавать в себе, потому что это значит прибавлять к ним еще недостаток самообмана.

Нет беды страшнее, чем гражданская смута. Она неизбежна, если попытаться всем воздать по заслугам, потому что каждый тогда скажет, что он-то и заслужил награду.

Нет несчастья хуже того, когда человек начинает бояться истины, чтобы она не обличила его.

Нет ничего постыднее, как быть бесполезным для общества и для самого себя и обладать умом для того, чтобы ничего не делать.

Ничто не одобряет так порока, как излишняя снисходительность.

Ничто так не согласно с разумом, как его недоверие к себе.

Общественное мнение правит людьми.

О нравственных качествах человека нужно судить не по отдельным его усилиям, а по его повседневной жизни.

Отчего это – хромой человек нас не раздражает, а умственно хромающий раздражает? Оттого, что хромой сознает, что мы ходим прямо, а умственно хромающий утверждает, что не он, а мы хромаем.

Познаем самих себя: пусть при этом мы не постигнем истины, зато наведем порядок в собственной жизни, а это для нас самое насущное дело.

Показывающий истину внушает веру в нее.

Понятие справедливости так же подвержено моде, как женские украшения.

Предвидеть – значит управлять.

Привычка – наша вторая натура, и она-то меняет натуру первоначальную. Но что такое человеческая натура? И разве привычка не натуральна в человеке? Боюсь, что эта натура – наша самая первая привычка, меж тем как привычка – наша вторая натура.

Прошлое и настоящее – наши средства, только будущее – наша цель.

Пусть человеку нет никакой выгоды лгать – это еще не значит, что он будет говорить правду: лгут просто во имя лжи.

Разумный человек любит не потому, что это выгодно, а потому, что он в самой любви находит счастье.

Своевольному всегда всего мало.

Сердце имеет доводы, которых не знает разум.

Сила правит миром, а не мысль, но мысль пользуется силой.

С какой легкостью и самодовольством злодействует человек, когда он верит, что творит благое дело!

Сколько держав даже не подозревают о моем существовании!

Слишком большие благодеяния досадны: нам хочется отплатить за них с лихвой.

Случайные открытия делают только подготовленные умы.

…Суть несчастья в том, чтобы хотеть и не мочь.

Суть человеческого естества – в движении. Полный покой означает смерть.

Существует достаточно света для тех, кто хочет видеть, и достаточно мрака для тех, кто не хочет.

Существуют люди, которые лгут просто, чтобы лгать.

Только кончая задуманное сочинение, мы уясняем себе, с чего нам следовало его начать.

Ухо наше для лести – широко раскрытая дверь, для правды же – игольное ушко.

Хороший острослов – дурной человек.

Хотите, чтобы люди поверили в ваши добродетели? Не хвалитесь ими.

Хотите, чтобы о вас хорошо говорили, не говорите о себе хорошего.

Человека иногда больше исправляет вид зла, чем пример добра, и вообще хорошо приучиться извлекать пользу из зла, потому что оно так обыкновенно, тогда как добро так редко.

Человек не ангел и не животное, и несчастье его в том, что, чем больше он стремится уподобиться ангелу, тем больше превращается в животное.

Человек сотворен, чтобы думать.

Человек страдает невыносимо, если он принужден жить только с самим собою и думать только о себе.

Человек чувствует, как тщетны доступные ему удовольствия, но не понимает, как суетны чаемые; в этом причина людского непостоянства.

Человек – это сплошное притворство, ложь, лицемерие не только перед другими, но и перед собой. Он не желает слышать правду о себе, избегает говорить ее другим. И эти наклонности, противные разуму и справедливости, глубоко укоренились в его сердце.

Человек – это тростинка, самое слабое в природе существо, но это тростинка мыслящая.

Чем умнее человек, тем более он находит оригинальных людей. Заурядные личности не находят разницы между людьми.

Чем человек умнее и добрее, тем больше он замечает добра в людях.

Чувствительность человека к пустякам и бесчувственность к существенному – какая страшная извращенность!

Всего невыносимей для человека покой, не нарушаемый ни страстями, ни делами, ни развлечениями, ни занятиями. Тогда он чувствует свою ничтожность, заброшенность, несовершенство, зависимость, бессилие, пустоту. Из глубины его души сразу выползают беспросветная тоска, печаль, горечь, озлобление, отчаяние.

Эгоизм ненавистен, и те, которые не подавляют его, а только прикрывают, всегда достойны ненависти.

Так протекает вся жизнь: ищут покоя, боясь бороться против нескольких препятствий, а когда эти препятствия устранены, покой становится невыносимым.

Мы так тщеславны, что хотели бы прославиться среди всех людей, населяющих землю, даже среди тех, кто появится, когда мы уже исчезнем; мы так суетны, что тешимся и довольствуемся доброй славой среди пяти-шести близких людей.

Вообразите, что перед вами множество людей в оковах, и все они приговорены к смерти, и каждый день кого-нибудь убивают на глазах у остальных, и те понимают, что им уготована такая же участь, и глядят друг на друга, полные скорби и безнадежности, и ждут своей очереди. Вот картина человеческого существования.

Неоспоримо, что вся людская нравственность зависит от решения вопроса, бессмертна душа или нет. Меж тем философы, рассуждая о нравственности, отметают этот вопрос. Они спорят о том, как лучше провести отпущенный им час.

Мы жаждем истины, а находим в себе лишь неуверенность. Мы ищем счастья, а находим лишь горести и смерть. Мы не можем не желать истины и счастья, но не способны ни к твердому знанию, ни к счастью. Это желание оставлено в нашей душе не только чтобы покарать нас, но и чтобы всечасно напоминать о том, с каких высот мы упали.

Справедливость без силы – одна немощь, сила без справедливости – тиранична. Надо, стало быть, согласовать справедливость с силой и для этого достигнуть, чтобы то, что справедливо, было сильно, а то, что сильно, было справедливо.

Можно, конечно, сказать неправду, приняв ее за истину, но с понятием «лжец» связана мысль о намеренной лжи.

Сила разума в том, что он признает существование множества явлений, ему непостижимых; он слаб, если неспособен этого понять. Ему часто непостижимы явления самые естественные, что уж говорить о сверхъестественных!

Инстинкт и разум – признаки двух различных сущностей.

Истинное красноречие не нуждается в пауке красноречия, как истинная нравственность не нуждается в науке о нравственности.

Иначе расставленные слова обретают другой смысл, иначе расставленные мысли производят другое впечатление.

Человек, решивший исследовать, на чем зиждется закон, увидит, как непрочен, неустойчив ею фундамент, и, если он непривычен к зрелищу сумасбродств, рожденных людским воображением, будет долго удивляться, почему за какое-нибудь столетие к этому закону стали относиться так почтительно и благоговейно.

Истинное красноречие смеется над витиеватостью.

Почему люди следуют за большинством? Потому ли, что оно право? Нет, потому, что сильно. Почему следуют стародавним законам и взглядам? Потому ли, что они здравы? Нет, потому, что общеприняты и не дают прорасти семенам раздора.

Надеясь снискать благосклонность женщины, мужчина первый делает шаг навстречу – это не просто обычай, это обязанность, возлагаемая на него природой.

Нехорошо быть слишком свободным. Нехорошо ни в чем не знать нужды.

Совесть – лучшая нравоучительная книга из всех, которыми мы обладаем, в нее следует чаще всего заглядывать.

Хотите, чтоб о вас хорошо говорили, – не говорите о себе хорошего.

В любви молчание дороже слов. Хорошо, когда смущение сковывает нам язык: в молчании есть свое красноречие, которое доходит до сердца лучше, чем любые слова. Как много может сказать влюбленный своей возлюбленной, когда он в смятении молчит, и сколько он при этом обнаруживает ума.

Люди живут в таком полном непонимании суетности человеческой жизни, что приходят в полное недоумение, когда им говорят о бессмысленности погони за почестями. Ну, не поразительно ли это!

«За что ты меня убиваешь?» – «Как за что? Друг, да ведь ты живешь на том берегу реки! Живи ты на этом, я и впрямь совершил бы неправое дело, злодейство, если бы тебя убил. Но ты живешь по ту сторону, значит, мое дело правое, и я совершил подвиг!»

Пример чистоты нравов Александра Великого куда реже склоняет людей к воздержанности, нежели пример его пьянства – к распущенности. Совсем не зазорно быть менее добродетельным, чем он, и простительно быть столь же порочным. Нам мнится, не такие уж мы обычные распутники, если те же пороки были свойственны и великим людям.

Время потому исцеляет скорби и обиды, что человек меняется: он уже не тот, кем был. И обидчик и обиженный стали другими людьми.

Мы никогда не живем, а лишь располагаем жить.

В чем заключается добродетель? В целомудрии? Нет, отвечу я, потому что вымер бы род человеческий. В брачном сожительстве? Нет, в воздержании больше добродетели. В том, чтобы не убивать? Нет, потому что нарушился бы всякий порядок и злодеи поубивали бы праведных. В том, чтобы убивать? Нет, убийство уничтожает живую тварь. Наша истина и наше добро только отчасти истина и добро, и они запятнаны злом и ложью.

Мы любим не человека, а его свойства. Не будем же издеваться над теми, кто требует, чтобы его уважали за чины и должности, ибо мы всегда любим человека за свойства, полученные им в недолгое владение.

Меня ужасает вечное безмолвие этих пространств.

Это письмо получилось таким длинным потому, что у меня не было времени написать его короче.

Он уже не любит эту женщину, любимую десять лет назад. Еще бы! И она не та, и он не тот. Он был молод, она тоже; теперь она совсем другая. Ту, прежнюю, он, быть может, все еще любил бы.

Для человека заурядного все люди на одно лицо.

Нас утешает любой пустяк, потому что любой пустяк приводит нас в уныние.

Обычаю надо следовать потому, что он обычай, а вовсе не из-за его разумности. Меж тем народ соблюдает обычай, твердо веря, что он справедлив.

Истина и справедливость – точки столь малые, что, метя в них нашими грубыми инструментами, мы почти всегда даем промах, а если и попадаем в точку, то размазываем ее.

Мы ничего не поймем, если будем читать слишком быстро или слишком медленно.

Любознательность – та же суетность. Чаще всего люди стремятся приобрести знания, чтобы потом ими похваляться.

Бог, который нас создал без нас, не может спасти нас без нас.

Человек – всего лишь тростник, слабейшее из творений природы, но он – тростник мыслящий. Чтобы его уничтожить, вовсе не надо всей Вселенной: достаточно дуновения ветра, капли воды. Но пусть даже его уничтожит Вселенная, человек все равно возвышеннее, чем она, ибо он сознает, что расстается с жизнью и что слабее Вселенной, а она ничего не сознает.