ЯРОСТЬ ЭЙКА

Алан проснулся на заре и вышел из шатра. Отец уже сидел под навесом, потягивая вино. Граф отвязал Ужаса. Старая собака сидела, положив голову ему на колени и преданно глядя в глаза обожаемому хозяину.

— Как спалось? — Лавастин предложил Алану чашу.

— Неплохо.

Вино согревающей волной обдало внутренности. Ярость что-то учуяла на востоке и повизгивала.

— Сны?

— Только кошмары с лихорадочным вооружением Эйка. Как саранча, они снуют повсюду. Но Пятый Сын не покидал Гентского собора.

— Значит, Эйка не собираются атаковать. Во всяком случае не сейчас. Пока все мирно.

— Милорд! — К ним спешил капитан. — Замечена группа из дюжины всадников. Скачут сюда с севера.

Лавастин быстро встал и направился к северной стороне холма. Алан вернул чашу слуге и последовал за графом. Он взобрался на грубо сколоченный помост, откуда были видны сооруженные за ночь укрепления. С севера галопом неслись верховые. Когда группа поравнялась с выехавшим навстречу конным патрулем, один из всадников задержался, чтобы сообщить новости. Патруль немедля поскакал вдогонку по направлению к холму.

— Что-то срочное, — спокойно заметил Лавастин. — Подайте оружие и налейте еще вина. — Как и Алан, он был при мече и в кольчуге.

— Лиат! — Алан заметил, как сверкнул алый подбой ее плаща.

Лавастин обернулся к капитану:

— «Орла» сразу ко мне. Сбор всех капитанов. — Он посмотрел на Алана с серьезностью, заставившей того вспыхнуть, как от самого крепкого вина. Алана охватило предчувствие, внутри все сжалось. — Вне зависимости от того, что сказано, а что нет, ты должен доверять мне, сын. Твоя задача — защита этого холма. — Его взгляд окинул поля, тянущиеся к востоку, вплоть до реки, и Гент, мирно лежавший под восходящим солнцем. — Как мирно все сегодня утром… — добавил он с непонятным оттенком в спокойном, как всегда, голосе.

Снизу донеслись крики и возбужденные возгласы. Капитан и Лиат скакали вверх по склону. Лошадь Лиат совсем выбилась из сил, слуга сразу же увел ее.

— Милорд граф!

Он подал ей руку и окинул взором капитанов. Лорд Жоффрей, лорд Уичман, леди Амалия, лорд Деди из Отуна. Сержанты здесь.

— «Орел», мы слушаем.

Она выпалила все так быстро, что Алан едва уловил смысл сказанного. Иллюзия, которая казалась отсутствием всякой иллюзии? Эйка наступают? При каждой фразе она смотрела на восток, и выражение лица говорило, кричало о многом. О чем? Алан следил за ее мимикой и движением глаз. Она была испугана как тем, что видела, так и возможной реакцией ее слушателей.

Все следили за ее взглядом. Невозможно было удержаться от этого, ее взгляд заставлял их оборачиваться в том же направлении.

Пустая равнина. Никакой наступающей армии, никаких барабанов.

Тихий ландшафт под восходящим солнцем.

— О Владычица! — выпалила она, видя их недоверие.

Алан вышел вперед.

Увидев это, она обратилась к нему как к спасителю. Собаки, тихо ворча, спрятались за его спину. Старый Ужас завизжал и подался за Лавастина.

— Лорд Алан! Вы должны мне поверить! Они уже прошли половину долины. Они застигнут нас врасплох — если не задавят численным преимуществом. — Лиат схватила Алана за руку. Ярость рванулась к ней, а Лавастин собрался было пресечь подобную вольность, но Алан усадил Ярость и, посмотрев на отца, потребовал молчания. — Вы не видите! — надрывалась она, показывая на восток.

Алан пробормотал еле слышно:

— Молю тебя, Властительница Битв, дай мне видеть ее очами. Дай мне увидеть сердцем.

Когда поздним летом воцаряется жара, волны горячего воздуха часто рябят поля и скалы. Так было и сейчас: дымка, мелькание над полями, мирный пейзаж размывался и изменялся, пыль поднималась к солнцу, застилая все мглой…

Вот!!! Рысцой продвигаются по равнине, быстро приближаясь, боевые отряды Эйка. Сзади гремят барабаны, выставлены вперед сине-желтые щиты. Позади уже три четверти пути от города до лагеря, шлейф пыли вьется следом. В колонне более дюжины отрядов, в каждом копья украшены по-своему: перья, кости, какое-то сплетенное в косицы тряпье. Каждый отряд насчитывает намного более сотни бойцов, и перед каждым, гавкая, скачут собаки.

— Господи, помилуй нас! — воскликнул Алан. — Их втрое больше, чем нас!

— Там вообще никого! — фыркнула леди Амалия.

— И никакого миража, в котором что-то можно было бы разглядеть, — добавил лорд Уичман.

— Это и есть мираж, — сказала Лиат, с надеждой сверля глазами Алана.

Уичман поморщился:

— Я на этих Эйка насмотрелся, и всегда им сопутствовал какой-то кошмар. — Он запнулся, видя, что граф Лавастин направился к Алану.

— Что ты видишь, сын? Я, как и все здесь, не вижу ничего.

Алан мог лишь шептать:

— Это правда. Все, что она говорит, — правда.

— Я планировал иначе, — сказал граф как бы сам себе, затем, не меняя выражения и тона, повернулся к капитану: — К оружию. Горны.

Тут же по знаку капитана воздух разорвал звук горна, отразившийся от дальних скал. Лагерь ожил. Солдаты готовились к бою, занимая подготовленные позиции на валу вокруг холма.

Только сейчас глаза графа расширились от удивления. Сосредоточившись, он прикидывал численность Эйка, оценивал их построение и возможности. Граф положил руку на плечо Алана и сжал его. Затем он обернулся к капитанам, по-разному воспринимавшим неожиданное появление войска северных дикарей.

— Капитаны! — Лавастин привлек их внимание. Подошел слуга со шлемом и чашей вина. Вино граф пустил по кругу. — Перед нами больше Эйка, чем я рассчитывал. Но ничто не потеряно. Наш план остается прежним. Алан, оставайся на холме. Ты и ядро нашей армии, удерживая холм, играете роль наковальни. Я с кавалерией — молот. Если бы у нас было больше времени, можно было бы ударить на них сзади. Но все равно наша единственная надежда — использовать кавалерию, чтобы уничтожить их на равнине. Кавалерия, к бою.

Каждый сделал по глотку из круговой чаши, символа храбрости и силы, и все бросились по местам. Остались капитан Лавастина, «орел» и личные слуги графа. Вся прислуга при оружии, у каждого за спиной щит, а в руке копье.

— Алан, — граф поднес чашу к губам и передал сыну, — я вернусь к тебе через всех Эйка и встречусь с тобой здесь. Бог тебе в помощь, сын. Капитан поддержит тебя, он будет с тобой. Доверяй собственным инстинктам. Ты — прирожденный воин.

Он наклонился и поцеловал Алана в лоб. Пораженный, Алан упал на колени и схватил руку графа, чтобы поцеловать ее.

— Не становись на колени передо мной. — Граф раздраженно поднял Алана. — Ты мой наследник и не должен склонять колени ни перед кем, кроме Бога.

— Я не подведу тебя, отец, — промолвил Алан, удивившись, что вообще может говорить.

— Конечно не подведешь! «Орел», за мной!

Лиат обернулась и взглянула через плечо, но уже через мгновение она спешила за графом. Собаки лаяли и махали хвостами, прыгая вокруг Алана, смотревшего вслед уходящим.

Кавалерия сосредоточилась на западном склоне холма, скрывшись от наступающих Эйка, — так, во всяком случае, хотелось думать Лиат, и об этом она молилась. Она попыталась оценить число всадников — получилось около трех сотен. Засевшей за валом и рвом на склоне холма пехоты было вдвое больше. По пути вниз со склона холма граф задавал ей множество вопросов, на которые она должна была незамедлительно давать исчерпывающие его ответы.

— Устье реки перекрыто. Одно судно Эйка уже уничтожено. Мы нашли туннель.

Лавастин наблюдал за построением отрядов, каждый вставал под свой штандарт. Черные собаки Лаваса позади него, красный орел Фесса — за леди Амалией, лорд Уичман и его люди под золотым львом Саонии, лорд Деди с вороньей башней Отуна и гивром Арконии.

— Далеко ли отсюда до туннеля?

— Я увидела оттуда, как Эйка выходят из ворот города, и все же успела раньше, чем они. — Лиат слышала бой барабанов и гулкий рев. — Это как раз за вон тем утесом. — Она показала рукой.

— Хорошая работа, «орел». Спасибо.

Все глаза устремлены на Лавастина. Он поднимает руку.

О боже, если бы граф остался в Стелесхейме, может быть, подошел бы Генрих. Но у графа, видите ли, был план, хотя планы, как известно, иной раз… М-да. Вот и теперь. Он собирался встретить Эйка на равнине. Он выманил бы их, выдвинув осадные машины, и, пока кавалерия отражала бы их атаку, пехота через туннель вошла бы в город. Но получилось как раз наоборот. Его пехота прикована к лагерю, взять кавалерию и пешком вести ее в город через туннель значило бы обречь лагерь на холме и его защитников на смерть. Но сейчас в городе почти нет Эйка! Неожиданная атака изнутри могла бы позволить им овладеть городом и, возможно, удержать его, отразив натиск оставленной снаружи армии. Но к тому времени эта армия уничтожит лагерь Лавастина. Лагерь, оборону которого возглавляет его единственный сын.

Его люди ждут, готовые следовать за ним. Ждут и три сотни всадников, их лошади топчутся на месте, вздымаются направленные вверх копья, а за ними возвышается холм.

Лавастин опустил руку. В молчании, нарушаемом топотом копыт, широко развернувшись, чтобы иметь свободу маневра, кавалерия двинулась за графом. Над ними, на холме, раздался рев и звон оружия.

Крики приблизившихся Эйка заглушили даже бешеный грохот их барабанов. Алан стоял на вершине холма, откуда были видны все укрепления.

— Что это? — ахнул он, глядя в сторону Гента. Ему казалось, что огненный купол вздулся над гордом и поглотил его. Но этого не могло быть, просто солнце слепило его глаза.

Снизу раздалась команда стрелять, но поднявшаяся в воздух туча стрел не возымела почти никакого действия. Стрелы вонзались в громадные круглые щиты Эйка и отскакивали от них. Было убито лишь несколько воинов и собак. Стрелы впивались в руки и шеи, в плетеные кольчужные пояса-«юбки» Эйка.

В ответ из наступающей массы Эйка полетел град копий, топоров и камней. Люди прижимались к земле, прятались за щиты.

Передние Эйка преодолели ров, взобрались на вал и врезались в бревна частокола. Некоторые пытались протиснуться между кольев, поворачивая щиты боком, но в их шеи и животы втыкались копья защитников, и они погибали, застряв между кольями или корчась на земле. Левее группа Эйка атаковала ограждение, тесня защитников длинными копьями. Оборонявшиеся тоже орудовали копьями, сзади группа лучников осыпала Эйка стрелами.

Эйка напирали, стараясь использовать численный перевес. Южный склон холма был крут, неудобен для маневра Эйка и для их подступа к стене. Со своей платформы, вне пределов досягаемости стрел и копий, Алан видел, как защитники швыряли в Эйка булыжники, скатывали на них валуны и бревна. Северный склон более полог, здесь Эйка особенно сильно напирали на «ворота», сделанные из телег, вплотную забитых в проход вала. Воин Эйка, с утыканной каменными шипами дубиной, вскочил на телегу, запирающую проход, и нанес своему противнику страшный удар, раздробивший его щит и поваливший того на колени. Две стрелы уже торчали из груди Эйка, он был ранен ударами мечей и задет копьем, но он снова прыгнул, размахнувшись, — и попал на подставленное копье. Копье прошло сквозь грудную клетку Эйка и вышло из спины, державший его солдат-копейщик рухнул под весом мертвого воина-Эйка. За погибшим с криками карабкались на телеги новые атакующие.

— Туда! — крикнул Алан, заметив прорыв на востоке, но капитан уже посылал резерв для усиления обороны. Алану оставалось лишь смотреть, как другие дрались, проливали кровь и умирали.

С севера вал защищали остатки пехоты лорда Уичмана, которыми командовал бравый сержант с длинным копьем, все время державшийся вплотную к «воротам». Его знаменосец беспрерывно выкрикивал ободряющие цитаты из Писания и размахивал штандартом. Вот он особенно удачно взмахнул им и накрыл голову здоровенного Эйка, позволив другому солдату подскочить с мечом вплотную к нему и сразить гиганта.

Алану казалось, что он торчит здесь, наверху, целую вечность. Отец велел действовать, когда придет время. Если он поспешит, у него не будет резервов, когда они действительно понадобятся. Тяжело было праздно стоять и смотреть на битву. Если бы люди, которые сражались и умирали, чтобы защитить его, узнали, что он не может ударить, что он трус, стали бы они так охотно жертвовать собой? Заслуживал ли он их уважение и доверие?

Послышавшийся с востока треск дерева возвестил о прорыве венчающего вал частокола. Бревна, ослабленные ударами топоров и мечей, не выдержали натиска атакующих. На юге оборонительная линия еще держалась, но на северном склоне Эйка разнесли в щепки телега, запиравшие проходы в заграждениях. Стая собак бросилась на людей, делавших заслон из щитов, чтобы спасти положение.

Две собаки напали на штандарт золотого льва Саонии. Знаменосец отбивался древком штандарта, затем замахнулся булавой, но собака ловко увернулась и сбила его с ног. Вторая собака вцепилась зубами в знамя, яростно трепля его. Лежащий знаменосец не выпускал древко из левой руки и неуклюже отбивался зажатой в правой булавой.

— Лорд Алан! — подбежал к помосту капитан. Лошадь Алана, его любимая Серая Грива графа, уже стояла возле помоста. — Ведите людей к северным воротам. Я иду к восточному валу.

Наконец-то он действует. Алан вскочил в седло и поднял руку: единственный способ общаться в гуле сражения. За ним следовало пара дюжин человек и семь собак.

У северных ворот противник смял стену щитов. Люди отпрянули, за ними хлынули Эйка и их собаки. Оскалив украшенные самоцветами зубы, на Алана бросился белогривый Эйка. Алан навел на него копье, но происходящее казалось ему нереальным. Он не ощущал боевого порыва.

Алана вело лишь чувство долга перед людьми, которые сражались и умирали, сдерживая Эйка.

Его противник в последний момент отбил направленное на него оружие и попытался пронзить шею лошади Алана каменным наконечником своего копья.

Алан резко отвернул лошадь. Копье Эйка скользнуло по гриве животного и ударило Алана в плечо, защищенное металлической броней. Древко копья треснуло. Сила удара выкинула Алана из седла. При падении его щит врезался в лицо Эйка. Алан гулко ударился оземь, несколько собак кинулись на него, кусая щит, прыгая на грудь. Если бы не кольчуга, они разорвали бы его в клочья. Меч был прижат к земле его весом, освободить его не удавалось из-за давивших сверху собак, одна из которых, жарко дохнув ему в лицо, нацелилась на горло.

Первой успела Тоска, своим весом отбросившая собаку Эйка, кусая и разрывая ее когтями. Почти сразу же подоспела Ярость, стремительная и смертоносная.

Собака Эйка рухнула, жизнь покидала ее.

Тоска уже вонзила зубы в горло другой собаки. Она крутила своей массивной головой, сжимая зубы, пока ее жертва не затихла.

Другие псы навалились массой черной шерсти и хищной энергии. Алан сумел подняться на ноги и выхватил меч. По его лицу текли скрытые шлемом слезы.

— Владычица Битв, молю, не оставь меня.

Никогда еще не ощущал он такого страха. Ужас тревожно гавкнул, и Алан, еще поднимаясь, обернулся как раз вовремя, чтобы отразить щитом удар топора Эйка. Из-за его спины вылетело копье, пронзившее голову Эйка, пройдя сквозь разукрашенные драгоценностями зубы. Алана окружили скакавшие следом за ним всадники. Они что-то кричали друг другу, кричали на Эйка, кричали ему, призывая отступить назад. Один из них ударом боевого топора отрубил нападавшему Эйка кисть руки. Раненый, вопя, стал отступать, но натиск атакующих собратьев толкал его вперед, на Алана.

Алан машинально опустил меч. О Владычица, дикарь был беспомощен, безоружен, из раны хлестала зеленоватая кровь. В него снова попало копье и избавило от дальнейших страданий. Эйка упал, оросив ноги Алана кровью, но его сменили двое других. Алан мог лишь пассивно обороняться, отражать удары, боевой ущерб противнику наносили лишь его люди своими копьями и топорами.

— Назад, лорд Алан! — кричали они. — Назад, за нас!

Плача от стыда, он отступил, собаки последовали за ним.

Стена щитов расступилась, пропуская его.

Весь северный фронт отступал от вала к центру. Люди Лавастина отступали, держась плечом к плечу и сдерживая напор Эйка.

— Господи, скорее пошли к нам отца! — молился Алан.

Тяжелая кавалерия выстроилась в три ряда с интервалом в двадцать шагов. Лавастин под своим штандартом стоял в центре первого ряда. Лиат следовала за Лавастином. Сначала они рысью ехали вдоль северного склона холма. Завидев врага, первая линия пошла в атаку. За ней поскакали остальные.

Штандарт Лавастина повел кавалерию на Эйка. Копья столкнулись, пробивая щиты и головы, пронзив толпу Эйка в сотне мест. Стальной меч самого графа сверкал на солнце, то и дело поднимаясь для нового удара. Второй и третий ряды накатились за ним, круша смятых первым ударом Эйка. Лиат следовала за Лавастином и, когда его атака замедлилась, вложила меч в ножны и взяла в руки лук. Сначала кавалерия не несла потерь, но теперь Эйка скопом наваливались на каждого отколовшегося кавалериста. Уже не один из них, выбитый из седла, исчез в когтях ревущих дикарей.

Лорд Уичман давно уже научился избегать таких ситуаций, его люди пробивались сквозь Эйка группами, знамя Саонии неуклонно продвигалось вперед, пока не взвилось над восточным склоном холма. Леди Амалия под своим фесским штандартом тоже яростно врезалась в массы Эйка, но, встретив свирепый отпор, ее люди остановились и казались одиноким островком в море Эйка.

Вот они. Лиат видела красный штандарт Фесса, видела отчаянные усилия людей леди Амалии, кони которых один за другим спотыкались и падали или же лишались выбитых из седел седоков. Черный боевой конь леди Амалии бил Эйка и их собак копытами, сама она как будто слилась в единое целое с благородным животным. Амалия уже лишилась копья и щита и так яростно рубила направо и налево, что ее атака сама была надежным щитом.

Знамя с красным орлом зашаталось и рухнуло под оглушительный ликующий вопль Эйка. Поодаль золотой лев Саонии, ни на миг не задерживаясь, продвигался сквозь гущу врага, выискивая прорывы и слабости обороны, круша на своем пути живую силу противника. Вот он, не останавливаясь, повернул и направился на выручку к красному орлу.

Лавастин провел своих всадников сквозь массу Эйка и перегруппировал их. Неподалеку лорд Деди, в черной накидке, под знаменем с черными воронами и башней, направил удар своих людей на тех Эйка, которые пытались образовать резервную группу. Он крушил их и давил лошадьми.