Корона Звезд (№2) - Собачий принц

Что-то проползло по ее руке. Она подавила готовый вырваться крик. Девочка затаила дыхание. Но впервые за много дней и недель она ощутила на сердце странную легкость. Анна долго не могла понять, что это, но тут ей вспомнились слова Отто:

«Я буду надеяться. Пока я жив, я буду ждать вас».

Удивительно, но, даже полузадушенная горой вонючих тряпок, она заснула.

3

Девочку разбудил собачий вой. Она вздрогнула, Матиас тут же прижал ее к земле. Анна не издала ни звука.

Тряпки сползли, открыв ей вид на ступени, ведущие во дворец, и пространство перед ними. Шагах в пяти от них остановился человек, повернулся спиной к куче тряпок и помочился в траншею. Затем, оправляя свою одежду, он подошел ближе и наклонился. Из всех рабов, которых она видела, он выглядел самым аккуратным. Его одежда, хотя далеко не чистая, все же не была покрыта коркой грязи. Он поигрывал веревочным поясом, низко сидящим на стройных бедрах, и оглядывался по сторонам; посмотрел через плечо в сторону собора, ступени которого в это время мыл тряпкой, доставая воду из ведра, другой раб: Анна не могла разобрать — мужчина или женщина.

Мужчина, подошедший к ним, прокашлялся и быстро заговорил:

— Когда все пройдут по дороге, бегите во дворец. Постарайтесь оставаться в тени и идите до конца, туда, где находится алтарь. Там вы найдете дэймона. Подходите к нему осторожно. Он может быть буйным. Никто из нас с ним не разговаривал, это запрещено.

Он выпрямился и быстро зашагал прочь. Он исчез из поля зрения, затем снова появился. Когда он оказался возле ступеней собора, на него обрушилась свора собак.

Взвыл рог. Резкий, мучительный звук. Псы, рыча и лая, ринулась вниз по ступеням. Анна взвизгнула и засунула руку в рот, кусая ее, чтобы не разрыдаться. Собаки были чудовищами, с длинными стройными лапами, с массивной грудью и желтыми глазами, сверкавшими дьявольским огнем. Высота их плеч была вровень с головой девочки. Из их разинутых пастей торчали огромные зубы и свешивались красные языки. Они набросились на двух рабов, сбили их с ног. Потом девочка видела только бесноватое метание собак, извивающихся, прыгающих, кусающих друг друга… Анна закрыла глаза и сжала в руке кольцо Единства. Матиас подавил всхлипывание и судорожно вцепился в Анну. Она не решалась смотреть. Она не хотела это видеть.

Раздался еще чей-то мощный голос. Девочка зажмурилась, но Матиас дернул ее, и она открыла глаза. По ступеням спускались Эйка. В своих чешуйчатых шкурах они выглядели как больные. Но каждый из них, дикарь, не имеющий в себе ничего человеческого, дышал грубой силой и звериной хитростью, сквозившей в повадках и в выражении острого безобразного лица. Они хватали беснующихся собак за задние ноги, отшвыривая их прочь, сильно били их мощными когтистыми руками и древками копий. Эйка сами лаяли и выли, как собаки, как будто были одной с ними крови и понимали их звериный язык.

За ними появилась странная пара Эйка. Мускулистый гигант в золотых и серебряных цепях с множеством драгоценных камней следовал в сопровождении тощего, как большинство рабов, человека, единственной одеждой которого, как многих других рабов, была грязная тряпка, обернутая вокруг хилых бедер. На поясе его болтался кожаный мешок, к одному бедру прилегал маленький деревянный футляр. Громадный Эйка шагнул в визжащую и лающую гущу, рыча и смеясь, щедро рассыпая вокруг себя удары, расшвыривая собак и отрывая их от добычи.

Наконец одна собака стала спускаться по соборной лестнице. За ней последовали воины Эйка. Как бы признав свое поражение, собаки, спасаясь от гнева вождя или от его изуверского юмора, ибо он знал, в какое время отправлять рабов наружу и что делают с ними собаки, устремились вниз по ступеням, направляясь к реке. Позади себя они оставили две красные разорванные кучки.

Анна снова закрыла веки, чтобы не видеть этого. Она слышала, как рядом задыхается Матиас, стараясь сохранить тишину: малейший шум мог их погубить.

Наконец он прошептал:

— Они ушли. И унесли этих двоих. Пошли, Анна. Не падай духом: мы уже у цели.

Он раскидал тряпки, вылез из-под них, вскочил на ноги и извлек из-под кучи Анну. Он побежал, Анна, спотыкаясь, устремилась за ним. После стольких дней почти полной неподвижности бежать было тяжело. Они взбежали по лестнице. На ступенях кровь, из опрокинутого ведра вытекла вода, розовые ручейки еще стекают вниз, везде разбросаны окровавленные тряпки.

Громадные двери собора распахнуты, но, так как солнце позади здания, через восточный вход проникает мало света. Они нырнули внутрь, Матиас бросился к стене и увлек за собой Анну. Некоторое время дети стояли в тени и прислушивались.

До них донеслась музыка цепей, жуткий тихий перезвон: кто-то гремел оковами, как будто проверяя их на прочность.

Матиас двинулся к одной из гигантских каменных колонн, поддерживающих крышу. Здесь, в боковом проходе, их скрывала тень. Главный неф, центральный проход собора, освещался лучше: через окна, прорубленные высоко над ним и выходящие на север и на юг, в него попадал свет. Лучше всего был освещен алтарь, под которым полукругом располагались семь высоких окон в дальнем конце церкви.

У самого алтаря возвышалась куча отбросов.

Матиас скользнул к следующей колонне, используя ее как укрытие. Анна последовала за ним. Ей хотелось схватиться за его пояс, прижаться к нему, но она сдержалась. Девочка понимала: чтобы двигаться быстро, им нельзя сковывать движения друг друга.

В соборе было тихо. Толстые каменные стены заглушали звуки, внешний мир казался удаленным от этого места, которое когда-то служило убежищем, а теперь было гнездом дикарей. Анна чувствовала их затхлый запах. Это было ощущение, похожее на зуд в кончиках пальцев, возникающий при соприкосновении с кожей сухих предметов. Она ощущала их присутствие, как чувствуют приближение шторма задолго до первого удара грома и первого всплеска молнии в темном небе по какому-то неуловимому изменению в атмосфере. Они правили теперь там, где незримо присутствовал Бог.

Анна перебежала к Матиасу и прижалась к прохладной колонне, украшенной гравированными узорами. Он прикоснулся к сестре и метнулся к следующей колонне.

Куча отбросов у алтаря зашевелилась и ожила.

Тряпичная рвань неожиданно превратилась в собак. Твари вскочили на ноги и насторожились.

— Бежим! — простонал Матиас. Он дернул ее назад, к выходу, но было уже поздно, дверь осталась далеко позади. Они не могли обогнать собак, можно было только спрятаться. Но прятаться было негде.

Собаки рванулись к ним. Анна побежала, споткнулась, но тут же выпрямилась.

— Нет! — крикнула она, увидев, что Матиас выскочил на середину главного нефа, чтобы отвлечь от нее собак и дать ей время, чтобы добраться до двери.

— Беги! Беги! — кричал он.

Но девочка бросилась к нему. Лучше умереть вместе с ним, быть разорванной на куски собаками, чем жить без него. О боже! В этом городе можно выжить, только став рабом Эйка, но у кого повернется язык назвать это жизнью?

Она добежала до него раньше, чем собаки. Анна обняла брата, прижалась к нему и приготовилась встретить мучительную смерть. О Владычица, пусть она будет быстрой!

Хриплый крик, нечеловеческая речь, вообще не речь — слов разобрать было невозможно — донесся от алтаря, вперемешку со звуками, которые походили на лай и рычание. Собаки замерли на бегу, заскребли, заскользили когтями по каменному полу, остановились прямо перед детьми, с оскаленными пастями и сверкающими желтыми глазами. Снова раздался тот же хриплый голос. Твари с рычанием, поджав хвосты, отпрянули, подчиняясь поднявшемуся из кучи тряпок у алтаря созданию. Очевидно, это и был дэймон.

Он не был человеческим существом — даже в неверном сумрачном свете, проникавшем в главный неф собора, Анна смогла это понять. Он был очень высоким и только походил на человека, но ведь и Эйка сложением напоминали человека. Жалкое тряпье, служившее ему одеждой, было сплошь изодрано собачьими зубами. С плеч свисали остатки золотой ткани, также обглоданной собаками в попытках добраться до плоти. На шее существа поблескивал металлический ошейник, тяжелая железная цепь от которого тянулась к массивному алтарному камню. Здесь был алтарь Владычицы.

Дэймон смотрел на них неестественно зелеными глазами, похожими на изумруды, украшавшие тот самый кинжал, который Матиас хотел ему подарить. Эти глаза напомнили Матиасу, что необходимо сделать. Он вытащил клинок из сапога и протянул его дэймону рукоятью вперед.

— Подойдите, — сказал дэймон тем же хриплым голосом.

Они не осмелились ослушаться — этот голос требовал безоговорочного повиновения, в нем чувствовалась какая-то магия, с помощью которой дэймон управлял собаками. Перед детьми стоял не человек, а существо из другого, нематериального мира, некогда парившее в недосягаемых высотах, гораздо выше изменчивой луны; это существо не боялось человеческих детенышей, оно повелевало ими.

Дети робко приблизились, Анна, закусив нижнюю губу, одной рукой держалась за пояс Матиаса, а другой сжимала свое кольцо Единства. Она не заплакала, когда собаки снова окружили их, обнюхивая ноги и постепенно все ближе придвигаясь. Хриплый голос дэймона заставил тварей отпрянуть.

Ближе, еще ближе, и вот уже Матиас может дотянуться рукой с кинжалом до дэймона. Тот взял клинок, бросив беглый взгляд на затененный главный неф. Затем он спрятал драгоценное оружие в своих лохмотьях. Некоторое время дэймон не двигался, молча к чему-то прислушиваясь. Дети тоже притихли, но Анна ничего не слышала, а Матиас не произносил ни звука.

Анна размышляла. Она думала, что, когда колдун вызвал дэймона с небес и запер его в земном теле, дэймон, видимо, попытался — что еще ему оставалось? — придать этому телу человеческий облик. Дэймон действительно был очень похож на человека. Существо обладало странно вытянутыми глазами ярко-зеленого цвета, слишком яркого, чтобы можно было принять их за человеческие. Темная кожа дэймона отливала бронзой. На скуластом лице не было заметно ни малейших следов растительности, какая бывает обычно у мужчин. Разве не создал Бог людей мужчинами и женщинами? Почему бы ему не создать такими же и дэймонов?

Он владел человеческой речью, хотя говорил медленно, как будто с трудом вспоминая слова. Общаться с собаками ему явно было легче.

— Почему ты дал мне этот нож? — спросил он. Вот и голос, подумала Анна. Этот хриплый голос напоминал человеческий, но казался как бы не до конца сформировавшимся.

Матиас встряхнул головой, насупился и пристально посмотрел на дэймона:

— В обмен на секрет святой Кристины, которая увела всех детей в безопасное место.

— Которая увела их в безопасное место, — как эхо повторил дэймон.

Он долго смотрел на детей, Анна решила, что он не понял слов Матиаса. Собаки снова обнюхивали ее ноги, она почувствовала, как по спине забегали мурашки. Эйка могли вернуться в любой момент.

Неожиданно дэймон вскинул голову, как будто что-то услышав.

— Быстро! — сказал он. — За башенной лестницей вы найдете дверь в подземелье. В подземелье есть тропа, которую вы ищете. Идите на волю.

В следующее мгновение с ним произошла резкая перемена. Он схватил тяжелую цепь и рванул ее. Завыл, закинув голову назад, вокруг него запрыгали, залаяли собаки. Это ошеломило Анну.

Матиас схватил ее за руку. В тени колоннады они побежали назад по главному нефу. Они увидели, что дэймон яростно колотит цепью о каменный пол. Через несколько секунд дэймон и собаки слились в шевелящуюся массу, издававшую вой и рычание.

— Бог да поможет бедному созданию, — пробормотал Матиас. Они достигли конца колоннады и вступили в длинный проход, идущий перпендикулярно главному нефу. Солнце опустилось за горизонт, внутри собора быстро темнело, бедный безумный дэймон оставил тщетные попытки освободиться. Его магии хватало, чтобы укротить собак, но против колдовства чародея Эйка он был бессилен.

Дети остановились перед мрачной деревянной дверью, ведущей в подземелье. Вся ее поверхность была испещрена глубокими следами чьих-то когтей. Матиас осторожно толкнул дверь.

В наступившей на мгновение тишине Анна услышала шум приближающихся шагов. Она резко обернулась и вскрикнула. Матиас глянул через плечо. Она почувствовала, как он напрягся и схватился за нож, который всегда носил на поясе.

Слишком поздно.

В нескольких шагах от них и проходе стоял Эйка, который внимательно за ними наблюдал. Как и большинство дикарей, он был высокого росла, однако отличался нехарактерной для Эйка стройностью. От его тела исходило мерцание, источником которого был дивной красоты пояс, сработанный из золотых и серебряных колец, усыпанных драгоценными камнями.

От ужаса у Анны перехватило дыхание. Она водила пальцем по кольцу Единства, одними губами шепча единственную молитву, которую знала.

Эйка не двигался.

И тут Анна заметила удивительную вещь, которая поразила ее гораздо больше, чем бойня и смерть, больше, чем ужасные собаки и крысы, питающиеся раздутыми трупами. На шее Эйка висел старый кожаный ремешок, видимо не один раз рвавшийся, о чем свидетельствовало большое количество завязанных на нем узелков. На этом шнурке висело деревянное кольцо Единства, такое же, как у Анны, — знак Церкви.

Эйка все еще не двигался, не поднимал тревогу. Неожиданно он поднял руку и обвел пальцем деревянный кружок, так же как это делала Анна.

Матиас встряхнулся, как бы очнувшись. Он схватил сестру за руку и толкнул дверь.

— Не оглядывайся. Пошли.

Он втащил ее внутрь. В подземелье царила кромешная тьма: сюда не проникал ни единый луч света. Дети медленно двинулись вперед.

Никто не преследовал их, из-за закрытой двери не доносилось ни звука.

— Это чудо, — прошептала Анна. Сделав шаг и не нащупав ногой ступеньку, она споткнулась и упала, выпустив руку Матиаса, затем снова нащупала ее и сжала так, что мальчик вскрикнул от боли. Но Анна не ослабила хватку. В этом мраке невозможно было разглядеть даже поднесенной к лицу руки.

— Посмотри, — прошептал Матиас, и конец его фразы утонул во мраке.

— Неожиданно Анна заметила слабое свечение. То, что она увидела, когда глаза привыкли к темноте, заставило ее ужаснуться: подземелье было заполнено скелетами, уже не издававшими трупного запаха.

— Посмотри туда, — прошептал Матиас. Она проследила за его рукой и увидела едва различимый колеблющийся свет, настолько слабый, что его можно было сравнить с дыханием человеческой души.

— Пошли! — сказал Матиас.

Дети начали пробираться через горы трупов.

— Они сражались, — сказал он. — Смотри, на ком-то еще остались эмблемы.

Действительно, на некоторых сохранились обрывки накидок с изображениями черного дракона. Анна не знала, что это означает. Однажды она наблюдала процессию, сопровождавшую знатного вельможу. Впереди несли знамена с изображением какого-то животного — то ли собаки, то ли лошади. Кто были воины, останки которых покоились в этом подземелье, оставалось загадкой. Может быть, они погибли в той последней битве, пытаясь защитить обреченный город? Почему их свалили здесь, в этом святом месте, как кучу отбросов? Найти ответ было невозможно.

Оскалившиеся черепа, казалось, ухмылялись им, но Анна не боялась их. Эти воины были мертвы, они сражались, чтобы защитить их город, людей, они не опасны для нее и Матиаса. Девочка уверенно шла между трупами, иногда мягко отодвигая мешающие проходу скелеты. Раз она увидела, что между ребер одного из них торчит нож, и осторожно вытащила его, мысленно поблагодарив несчастного за такой щедрый подарок. Никогда не знаешь, где тебе пригодится еще один нож.

Они проследовали далее, минуя мертвых солдат, надгробия епископов и священников, добрых людей — мужчин и женщин, служивших Церкви. Наконец они оказались возле того места, о котором им говорил дэймон. Здесь начиналась лестница, ведущая вниз, на которую падал слабый отблеск света.

Анна почувствовала, как в душе крепнет надежда. Страх и отчаяние отступали.

Немного поколебавшись, Матиас пустился вниз по лестнице, осторожно проверяя каждую ступеньку, прежде чем ступить на нее. Он держал Анну за руку; боясь потеряться, она послушно следовала за ним. На мгновение она остановилась и, повернувшись лицом к оставленному позади мраку, торжественно произнесла:

— Мы вернемся за тобой, папа Отто, за тобой и за всеми остальными, но за тобой в первую очередь.

Лестница вела глубоко вниз. Дети опять оказались в полной темноте и двигались на ощупь. Наконец лестница закончилась, и на них повеяло ветерком. Они с наслаждением вдохнули свежий воздух. В нем не было того запаха смерти, к которому за время своего пребывания в городе они успели привыкнуть.

До них донесся запах зелени, растущей на обычной земле, а не в расщелинах между камнями.

Они шли долго, позволяя себе лишь короткие остановки для отдыха.

Когда дети вышли из туннеля, уже занималась заря.

Они увидели запущенное поле овса и несколько домов, по всей видимости заброшенных. За выходом из туннеля поднималась скалистая гряда, на которую Матиас сразу же вскарабкался. Анна последовала за ним. Оттуда они посмотрели назад, где за пустынным ландшафтом виднелся город, на таком расстоянии казавшийся игрушечным. Он был похож на искусно выполненную архитектурную модель, которая сияла в лучах утреннего солнца.

— Я бы убил его, — сказал Матиас.

— Кого? Эйка? — Рука Анны сама потянулась к кольцу Единства. Она не могла забыть, что такой же амулет висел на груди загадочного дикаря.

— Дэймона. Я убил бы его этим ножом. Тогда он освободился бы от своего смертного тела и смог бы вернуться домой на небеса. Ему было бы лучше.

Анна покачала головой:

— Не думаю, что смертный может убить дэймона. Они не такие, как мы, у них нет крови. Ты бы только рассердил его.Он вздохнул:

— Может быть, и так. Но мне жаль его душу. Если, конечно, у него есть душа.

Она поколебалась, затем спросила:

— А у Эйка есть души?

— Конечно нет!

— Но этот… он видел нас, но отпустил. И у него было кольцо Единства, Матиас. Если у него есть кольцо, то он верит в Бога и он нам сродни.

— Он, наверное, снял его с какого-нибудь трупа и носит как трофей. Я не знаю, почему он отпустил нас. Может быть, святая Кристина следила за нами и ослепила его. — Он развернулся и полез вниз. — Пошли, Анна, неизвестно еще, сколько нам придется идти, прежде чем мы кого-нибудь найдем.

Но святая Кристина, которая, конечно, следила за ними, не ослепляла этого Эйка. Анна была в этом уверена. Он видел ее кольцо Единства и повторил ее движение. Он умышленно отпустил их, он хотел им помочь, как и все городские рабы, которые сговорились, чтобы спасти их.

Наступил чудесный летний день, они свободно шли по светлому лесу, пили воду из чистых лесных родников и ели влажные мягкие ягоды. Под вечер Матиас заметил костер. Удивленные лесники, посланные сюда охотиться и наблюдать за возможными передвижениями Эйка, охотно накормили их за один из припасенных ими ножей и уложили спать возле догорающего костра. На следующее утро один из лесников проводил детей в ближайшую деревню.

— Послушайте, что я вам посоветую, — сказал лесник, невысокий, жилистый и жизнерадостный, несмотря на отсутствие пальца на левой руке. — В Стелесхейме сейчас остаться непросто: места на всех беженцев из города не хватает. Но вам есть что предложить взамен — свежие новости из города, так что постарайтесь продать их подороже, тогда вы сможете здесь остаться. Ты, парень, попробуй наняться к кому-нибудь учеником, пристрой куда-нибудь сестру, пока она не подрастет, чтобы выйти замуж. Кровью Владычицы нашей клянусь! Это же чудо, что вы выбрались. Мы и мечтать не смели, что кто-то сможет сбежать из города. Как вы выжили? Как выбрались оттуда?

Матиас вкратце описал их спасение, ни словом не обмолвившись об Эйка, повстречавшемся им в туннеле. Матиас не мог объяснить себе его поступок. Анна молчала. Все люди ненавидели Эйка, и не без оснований. Эйка были дикарями, а собаки — самыми омерзительными созданиями, которых носила на себе земля.

— Твой брат запросто найдет себе работу кожевника, — уверял лесник Анну. — А ты умеешь что-нибудь делать?

Она не собиралась этого произносить, но слова вырвались у нее сами собой:

— Когда я вырасту, я буду путешествовать, как Братья. Я понесу Святое Слово и Круг Единства Эйка. Они не могут вечно оставаться дикарями.

Лесник залился веселым смехом. Он покачал головой, как это делают взрослые, когда дети лепечут какой-нибудь вздор. Матиас шикнул на нее и недовольно нахмурился.

Но день был прекрасен, они на свободе, и, может быть, когда люди узнают, что в городе есть живые рабы, какая-нибудь благородная леди или лорд пошлет войско, чтобы их освободить. Если только папа Отто и другие рабы протянут так долго.

Все время их пути по лесным тропам Анна провела в размышлениях. Она и Матиас потеряли обоих родителей и были отданы на попечение дяде, черствому и эгоистичному человеку. Он был их единственным родственником, но не ему они обязаны своим спасением. Он пытался спасти только самого себя. Остался ли он в живых или тело его давно гниет где-нибудь в земле вместе с телами других несчастных, так же, как и он, похороненных и убитых, — наверное, она никогда об этом не узнает. Своим спасением они были обязаны папе Отто, который не был им родным отцом, и другим рабам. Если они, не будучи родственниками Анны и Матиаса» отнеслись к ним как к родным, то почему и тот загадочный Эйка не мог отнестись к ним так же? Девочке пришла в голову мысль о таинственной нити, связывающей все живые существа. Матиас дал дэймону нож, с помощью которого тот мог защищаться, возможно даже обрести свободу, взамен дэймон помог им спастись.

Однако в последний момент все их усилия едва не оказались напрасными. Они выжили только потому, что тот одинокий Эйка позволил им уйти.

Часть первая

ОТКРОВЕНИЕ ГРОМА

МУЗЫКА ВОЙНЫ

1

Он почуял приближение грозы еще до того, как донеслось первое громыхание. Собаки беспокойно зашевелились и вцепились в него, он резко отшвырнул их. Твари завизжали и покорно улеглись у его ног.

Бладхарт Кровавое Сердце, казалось, не слышал надвигающейся грозы. Вождь Эйка сидел на своем троне, за пределами досягаемости своего пленника, и перебирал кости человеческих рук и ног, тщательно очищенные от мяса. Отбросив лишние, он отпилил утолщенные концы полудюжины отобранных костей разной длины и толщины. Затем острой палочкой очистил кости от находившегося внутри костного мозга. После этого он вооружился резцом и стал проделывать в костях дырочки. Все это происходило в тишине, нарушаемой лишь шумом обсидиановой пилы и сверла, вращаемого между ладонями, поскребыванием деревянной палочки и его хриплым дыханием.

В другом конце зала старый жрец, притулившийся на холодных мраморных плитах, бросал на пол кости человеческих пальцев и затем внимательно изучал получавшиеся из них рисунки. Снаружи, на ступенях собора, солдаты Эйка играли в какую-то игру, для которой им понадобился череп в мешке. Вдали уже слышались раскаты грома, река Везер пела свою песню.

Собаки разбредались по залу и, найдя укромный угол, быстро расправлялись с найденными где-то поблизости костями. Некоторые приносили ему часть добычи, которую клали к его ногам. Видит Бог, он был голоден все это время, но никогда о нем не скажут, что он опустился до пожирания человечины!

Он боролся с подступавшим отчаянием. Оно накатывало волнами, порожденное заклятием Кровавого Сердца, крепче железа приковавшего его к алтарю. Какая-то непонятная сила вдруг овладела им, он задремал и в припадке ярости замолотил цепями по мраморному полу, его руки сплошь покрылись кровоточащими ссадинами, но он смог даже немного ослабить оковы.

Кровь закапала на бледный мрамор пола, расплываясь маленькими розетками отчаяния по холодному камню, собаки, почувствовав его слабость, начали ворчать. Он опомнился, прикрикнул на собак и поднял глаза.

Оскалив зубы, Кровавое Сердце ухмыльнулся со своего трона.

— Собачий Принц, — сказал он. Голос его напоминал щебет птиц под сводами собора. — Сделать из твоих костей флейту, когда околеешь?

— Тебе не убить меня! — хрипло ответил он. Иногда это были единственные слова, которые он помнил и был в состоянии произнести.

Но Кровавое Сердце уже не слушал. Вождь Эйка поднимал одну за другой белые гладкие трубки к губам, проверяя их звучание. Каждая издавала слабый звук. Хватая трубки одну за другой, он исполнил рваную, варварскую мелодию. Тут наконец сверкнула молния, вспыхнувшая в громадных окнах собора, ударил над головою гром, и солдаты Эйка громко засмеялись разразившемуся ливню, продолжая свою игру.

2

— Два месяца! — Король Генрих нервно ходил из угла в угол. Моросящий дождь частыми каплями падал с краев навеса, сквозь отверстия тента просачивались струйки воды. — Я потратил два месяца на этих упрямых идиотов, варренских лордов! Мы уже могли бы выступить против Гента.

Лиат спряталась под повозкой. Перед ночной вахтой она могла вздремнуть. Хвала Владычице, дождь не пропитал почву. Девушка наблюдала, как советники Генриха толклись вокруг него, стараясь успокоить.

— Вы не могли оставить за собой Варре, ваше величество. — Голос его любимого священника, сестры Росвиты, был, как всегда, спокоен. — Вы поступили совершенно правильно, иначе и нельзя было поступить. Вы справедливо гневаетесь на Эйка, и, когда придет время, они испытают на себе ваш гнев.

— Никогда не придет это время! — Генриха охватил один из редких приступов ипохондрии. Из своего убежища Лиат видела только ноги, иногда нижнюю часть тел присутствующих, и, хотя каждый узнал бы Генриха по поясу с отчеканенными и расписанными гербами шести герцогств, правители которых признавали его своим правящим королем, в этот день его можно было узнать и по исходящей от него раздражительности. Король ни секунды не оставался на одном месте. — Пять осад за последних два месяца!

— Но ни одна не длилась более пяти дней, — с неудовольствием заметила маркграфиня Джудит. — Ни один из этих варренских «храбрецов» не рвался в бой, зная о поражении леди Сабелы.

— Ваше величество! — В разговор вступил Гельмут Виллам. Все присутствующие замолкли, почтительно внимая словам старого воина, о чьих боевых подвигах ходили легенды. — Как только леди Сванхильда покорится, мы сможем повернуть на восток. Вы выслали своих «орлов» к вендарским герцогам и дворянам, вы подняли тревогу. Но нельзя забывать, что после битвы под Касселем вам не хватит сил, чтобы атаковать Эйка в Генте. Потребуется время на создание новой армии.

— Черт бы взял эту Сабелу, — буркнул Генрих. — Я был с нею слишком мягок.

— Она наша сестра, Генрих, — тихо напомнила епископ Констанция. Лишь одна из младших сестер короля могла осмелиться это сказать.

— Сводная сестра, — пробормотал король и остановился.

— Она находится под моим надзором в Отуне, я туда скоро вернусь. Она не представляет опасности, — добавила Констанция, которая, несмотря на свою молодость, пользовалась огромным авторитетом. Генрих согласно кивнул.

Они заговорили об осаде, начавшейся вчера вечером, потом переключились на обсуждение давно лелеемого марша на Вендар: предполагали пойти на восток через Арконию.

Дождь прекратился. Лиат выползла из-под повозки, прицепила меч и, закинув на плечо переметные мешки и колчан со стрелами, отправилась на охоту. С едой в последние несколько недель было туго. К обычным трудностям со снабжением действующей армии добавлялись сезонные неприятности, урожай в этом году еще не был собран. Не помогало и то, что они проходили через земли, враждебные королю. Хотя прежнее королевство Варре по праву принадлежало теперь королю Генриху, число строптивых лордов и колеблющихся церковных лидеров Варре поражало даже Лиат, давно смирившуюся с ролью изгоя.

Но, несмотря на трудности, она была довольна своим положением. Голод ей не грозил, навес и повозка, служившие отличным укрытием, всегда были в ее распоряжении. Она была свободна. Этого достаточно.

Лагерь расположился рваным полумесяцем вокруг деревянного палисада, наружного кольца защитных сооружений крепости леди Сванхильды. Две осадные машины и три баллисты были установлены недалеко от осаждаемых стен, на расстоянии полета стрелы. Спешно вырытые траншеи защищали их фланги, люди, обслуживающие машины, прятались за передвижными щитами. По обе стороны от щитов торчали колья, чтобы уберечь лагерь от атак кавалерии. Первая линия палаток, перепачканных размокшей почвой и прогибавшихся под тяжестью скопившейся на брезенте дождевой воды, выстроилась почти сразу за кольями, палатки придворных и короля стояли дальше, почти под деревьями. Телеги и палатки были разбросаны по всему лагерю на расстоянии друг от друга, поскольку король Генрих боялся вытоптать поля зреющих злаков: нужно было чем-то кормить людей.

Тут и там виднелись палатки маркитантов, бойко шла торговля товарами из близлежащих деревень. Это место больше походило на беспорядочную сельскую ярмарку, чем на военный лагерь.

В Аретузе четкий порядок маршей соответствовал такой же строгой организации лагеря, где все палатки располагались определенным образом по отношению к штабу императора.

В Андалле шатру калифа отводился затянутый яркими тканями компаунд, окруженный щитами. Оттуда калиф командовал войском.

Она вспоминала ужасный переход через пустыню к западу от Картиакона, воинов, одежда которых по цвету не отличалась от песка. Солдаты передвигались со скоростью ветра, внезапно меняя направление удара. Она, ее Па и еще дюжина выживших после перехода — все, что осталось от огромного каравана, с которым они отправились в путь. Она была совсем маленькой и не понимала, почему к концу этого страшного путешествия в ответ на просьбу о еде отец только смущенно отводил глаза.

Девушку остановил соблазнительный запах жареной свинины, которую поворачивала над огнем приземистая женщина. Лиат поймала на себе ее внимательный взгляд.

— Деньги? — спросила она с протяжным варренским акцентом. — Что-нибудь на обмен?

Лиат пожала плечами и собралась двинуться дальше. У нее не было ничего, кроме статуса «Королевского орла».