– Постараемся вернуться до заката, но только в этот раз, – сказал он. – Ты ведь не возражаешь против неспешных прогулок?
– Конечно, нет, – согласилась Алси.
Алси не могла нарадоваться своей общительности и любезности. Присущие ей неразговорчивость и ершистость оставили ее. Если перед обедом и произошла маленькая вспышка, то это вина Думитру, который неожиданно застал ее за книгами.
Они ехали молча. Алси радовалась солнышку, пригревавшему спину, и тому, что сегодня не произошло ничего, что смутило бы ее. Вечерело, в оранжевых закатных лучах солнца серые стены замка казались охваченными пламенем. По дороге, нырявшей в боковую калитку, прошли двое мужчин, вскинув на плечи мотыги.
– Где все эти люди живут? – спросила Алси, озадаченная тем, что видела несколько сотен людей и до сих пор не заметила подходящего жилья.
– Во внутреннем дворе замка сорок шесть коттеджей, – сказал Думитру, словно в этом не было ничего необычного. – Ты, должно быть, не заметила их, когда мы уезжали. Тебя ошеломило знакомство с подданными.
Алси покраснела от того, что ее чувства так заметны, но ничего не сказала.
– Жители деревни перебрались во двор замка во времена моего деда, когда банды гайдуков начали переходить Дунай и грабить валашские земли. – Думитру искоса посмотрел на нее. – Как мы ни бедны, но все равно богаче тех, кто живет под гнетом османских налогов. Сербы считали грабежи турецких караванов формой социального протеста, поэтому крестьяне укрывали этих бандитов, идеализировали их и участвовали с ними в набегах.
– Как Робин Гуда.
Думитру рассмеялся, но смех его звучал не слишком весело.
– В историях про вашего английского Робин Гуда нет ни страшных убийств, ни изнасилований, дорогая женушка. Встретив турка, гайдуки не знают милосердия, и так же обходятся с любыми иностранцами. По крайней мере, с бедными. За богатых они требуют выкуп. Банды, которые пересекают Дунай, чтобы грабить валашских крестьян, отличаются особой наглостью, а их действия сопоставимы с повадками гайдуков, а не с романтическими балладами. Эти люди вызывают страх, а не восхищение.
Они въехали в ворота, и Алси нахмурилась от вдруг пришедшей в голову мысли.
– Вчера главные ворота были крепко закрыты, хотя по тому, как меня встретили, было ясно, что ты меня ждал. А сегодня ворота нараспашку.
– Хороший прием, правда? – самодовольно сказал Думитру.
– Ты сделал это ради эффекта? – Алси не потрудилась скрыть негодование. – Ты хотел запугать меня?
Как бы то ни было, Думитру был весьма доволен собой.
– Ведь это сработало? Ты не слишком возражала против скоропалительной свадьбы. Будь ты не так умна, прошло бы много дней, прежде чем ты поняла, что я не Бенедек.
Пожав плечами, он, натянув поводья, остановил лошадь посреди двора и спешился с редкой элегантностью и грацией, что, однако, не изменило реакции Алси.
– Ты… ты… негодяй! – воскликнула она, от возмущения перейдя на английский.
В запале она не заметила, как Думитру твердой рукой поддержал ее, когда она слезала с лошади. Он, улыбаясь, смотрел на Алси и казался для мужчины чересчур красивым. И она вдруг внезапно нутром ощутила, как близко его широкая сильная грудь, его грешный манящий рот.
Но, подавив сладкую дрожь, пробежавшую по телу, Алси взглянула на Думитру самым суровым взглядом, на какой только была способна.
Его улыбка стала еще шире.
– Ты. Тебя больше возмущает моя попытка напугать тебя, а не то, что я выдал себя за другого, чтобы обманом жениться.
– Да, – растерянно заморгав, призналась Алси.
Думитру повел Бея к конюшне, Алси пошла следом.
Ее черная кобыла мирно шла рядом, навострив уши в ожидании порции сена и теплого стойла.
– Если так посмотреть, то ситуация выглядит довольно забавно. Ты провел меня, потому что у тебя не было другого выхода, но, что бы я ни думала об этом выборе, обижать меня без всякой на то причины подло и дурно.
Думитру остановился у пустого стойла и взглянул на нее поверх крупа лошади.
– Позволь заметить, что ты особенно красива, когда пытаешься делать хорошую мину при плохой игре, – сказал он таким тоном, что Алси хихикнула, не в силах противостоять соблазну. Не дожидаясь ответа, Думитру наклонился ослабить подпругу.
– Можешь сколько угодно твердить это, но я тебе не верю, – ответила Алси улыбаясь, хоть Думитру и не было видно за лошадью. – Мне говорили, что в таких случаях я бледнею, дурнею и очень некрасиво стискиваю челюсти.
– Тебя простой лестью не возьмешь, – донесся до нее приглушенный голос Думитру. – Я в полной растерянности и не знаю, что делать с такой женщиной, как ты.
При этих словах вихрь самых неуместных и крамольных решений пронесся у Алси в голове, и она едва удержалась, чтобы не выпалить парочку уж совсем захватывающих. Не обращая внимания на разливавшийся по телу жар, она высказала первую благопристойную мысль, которая пришла ей в голову:
– Ты первый мужчина, который счел мое упрямство и своенравие в лучшем случае недостатком, который легко исправить, а в худшем – всего лишь особенностью женского характера.
Думитру, выпрямившись, пристально посмотрел на нее. Что-то в его взгляде, спокойном и вместе с тем неистовом, заставило ее сердце забиться быстрее, по животу пробежала сладкая дрожь.
Взгляд Думитру стал еще пристальнее. Алси машинально шагнула к нему.
– Наверное, я немного странный, – продолжал он, – поскольку, кажется, нахожу удовольствие в их уколах.
– Я не хочу быть упрямой, но так выходит, что я все время спорю, – чуть задыхаясь, сказала Алси. – Во мне живет дух противоречия. Самый быстрый способ разжечь мое любопытство относительно того, что находится на крыше, – это отправить меня в погреб.
– Своевольная женщина, – пробормотал Думитру, в его глазах светилась сдержанная радость и… еще что-то.
– Именно, – согласилась Алси, на мгновение похолодев.
Думитру отвел глаза, и, проследив за его взглядом, Алси увидела, что в двери вошел конюх. Разочарование кольнуло ее, но Думитру, загадочно улыбнувшись, сказал:
– Иди за мной.
Почувствовав себя пленницей сказочного короля, она подчинилась.
Глава 9
Когда они вышли с конюшенного двора, нетерпение охватило Думитру, и он схватил Алси за запястье.
– Скорее, – торопил он, подтолкнув ее к башне.
Алси бросилась бежать.
– Что случилось?
Когда Алси, задыхаясь, задала этот вопрос, они уже стояли в центре холла. Взглянув на длинную лестницу, ведущую в их покои, Думитру заколебался. Глаза Алси на порозовевшем лице казались огромными, ее неосознанная тревога распалила в Думитру огонь. Слишком далеко, решил он и потянул Алси от лестницы в ближайшую комнату, где их точно никто не потревожит.
– Ничего не случилось, – быстро ответил он, когда она поспешила за ним. – Совсем ничего.
Когда они оказались в его кабинете, Думитру захлопнул двери и тут же притянул Алсиону к себе, его рот опустился к ее приоткрытым от удивления губам.
Она отреагировала мгновенно. Ее руки сомкнулись у него на затылке. Прижимая Думитру к себе, Алси прислонилась спиной к двери, ее шелковистые губы отчаянно двигались, умоляя о большем и отвечая ему с той же страстью.
Его пах болезненно напрягся. Невольному стону Думитру стала ответом пробежавшая по телу Алси дрожь. О Господи! Он терялся от охвативших его ощущений, от ее вкуса, запаха, от всего, чем хотел обладать.
Наконец, чтобы перевести дыхание, он почти с болью отстранился от Алси.
– Послушай, – немного задыхаясь, проговорила она, прислонившись к двери, – если ты этого хочешь, то почему так сразу и не сказал?
– Черт! – пробормотал Думитру, изумленно глядя на нее.
Женщине грешно выглядеть такой соблазнительной. Ее шляпка упала на пол, волосы безудержно рвались на свободу, освобождаясь от плена гребней и шпилек. Щеки Алси сделались пунцовыми, глаза затуманила страсть. Сбросив перчатки, Думитру тыльной стороной ладони провел по ее скуле. Не отрывая от него взгляда, Алси стянула перчатки, и тонкая лайка полетела на пол, вслед за хлыстом, который она выронила, когда Думитру поцеловал ее.
Проведя рукой по щеке Алси, Думитру задел ее волосы и машинально вытащил из прически гребень. Потом второй, третий. Руки Алси замелькали в густых локонах, вытаскивая невидимые шпильки. Последние заколки пали жертвой ее проворных пальцев, сложная прическа рассыпалась, и в следующий миг волосы блестящей черной лавиной хлынули вниз, упав почти до колен. Алси тряхнула головой, и отбившийся локон упал на плечо.
– Потрясающе, – пробормотал Думитру, накручивая на руку густую прядь. – Даже после вчерашней ночи я не мог себе представить…
Он умолк, не зная, что сказать, и снова поцеловал Алси; узкий жалящий язык пламени, метавшийся у него внутри, грозил разорвать его на тысячу частей.
Отпустив локон Алси, Думитру ухватился за юбку амазонки. Петля, поддерживающая шлейф, все еще болталась на запястье Алси. Не снимая ее, Алсиона крепко ухватилась за бока платья и дернула их вверх. Следом поползли нижние юбки и сорочка. Пока Думитру возился с застежкой брюк, Алси снова поцеловала его.
Наконец он справился с брюками. Схватив Алси в объятия, он поднял ее. Поняв, чего он хочет, она обхватила ногами его бедра. Юбки сползли вниз, Думитру заворчал от досады, и Алси, почти не отрываясь от его губ, рассмеялась, помогая ему справиться с мешавшей одеждой. Преодолев все преграды, он вошел в нее, и сладкая боль прострелила Алси. Судорога пробежала по ее телу.
– Я так близко, – в изумлении хрипло проговорила она. – Думитру…
Больше ей нечего было сказать. Думитру снова и снова двигался в ней, стиснув зубы и сдерживая рвущиеся из горла крики.
– Держись, – пророкотал он, отбрасывая юбки, чтобы найти набухший чувствительный бутон.
У Алси перехватило дыхание, ритм его окончательно сбился, оно превратилось в сдавленный хрип, потом в животное сопение, всхлипывания и стоны. Она пылала, удерживая в себе мужское естество, Думитру уже едва сдерживался, у нее одеревенели руки и ноги, а ее внутренние мышцы сжимались и расслаблялись в ритме, который доводил его до грани безумия и привел к ошеломляющему финалу.
Выбившись из сил и едва переводя дух, Думитру остановился. Он отстранился, и Алси неохотно встала на ноги, ее юбки скользнули вниз, укладываясь замысловатыми складками, а Думитру застегивал брюки.
– Силы небесные, – с округлившимися глазами по-английски произнесла она. Потом отчаянно покраснела, ее лицо из нежно-розового превратилось в пунцовое. – Мои ноги… – почти прошептала она, снова перейдя на немецкий, разрываясь между испугом и унижением.
Сообразив, в чем дело, Думитру огляделся в поисках чего-нибудь подходящего.
– Могу дать тебе свой сюртук.
– Нет, не хочу его портить, – еще гуще покраснела Алси. Она отвернулась, зашуршали юбки, потом снова повернулась к нему. – Я, правда, никогда не думала, что будет так… сыро, – сказала она и торопливо добавила, словно боясь обидеть его: – но я испытала такое удовольствие… наслаждение…
– Экстаз? – с улыбкой подсказал ей Думитру очередное слово.
Алси быстро взглянула на него, желание еще не оставило ее. Она поняла, что Думитру ее поддразнивает, но притворно задумалась. А он подумал, что ей не часто выпадала возможность быть столь легкомысленной.
– Да, думаю, это можно назвать и так. Но мы должны сделать это снова, чтобы я окончательно убедилась.
– Ничего я так не хочу, как потворствовать тебе, – усмехнулся Думитру, – но к ужину у нас будет гость, мы же не заставим его ждать нас за столом.
Алси снова зарумянилась, и Думитру поймал себя на мысли, что ему нравится смущать ее.
– Конечно, не хотим. А кто наш гость?
– Петро Волынроский, мой управляющий. Он только что вернулся из долгого путешествия, иначе ты увидела бы его на нашей свадьбе. Ты готова подняться наверх?
– Ох, нет! – Алси подняла руку к растрепанным волосам, глаза расширились от ужаса, когда она сообразила в каком состоянии ее роскошная шевелюра. – Без гребня и щетки мне не справиться. И без зеркала. Ты должен прислать ко мне Селесту.
– Ты стыдишься быть моей женой?
– Конечно, нет, но…
– Тогда пригладь волосы руками, надень шляпку и гордо шагай рядом со мной, – приказал Думитру. – Твои волосы слишком хороши, чтобы их прятать.
Алси бросила на него такой взгляд, что Думитру, уже немного зная ее характер, решил, что она станет возражать. Но она последовала его совету. Скрутив волосы в жгут, Алси затолкала их под шляпку и открыла дверь. Положив руку ей на талию, Думитру нахмурился:
– Я уже заметил, что твою талию можно ладонями обхватить. Обычно это выражение является поэтическим преувеличением.
– Но разве я не воплощение романтической красавицы? – В словах Алсионы сквозила странная горечь. – Некоторые женщины имеют талант общения, других природа одарила голосом, способностями к музыке и танцам. А я красивая. Это единственное, что во мне достойно похвалы. Ты обвиняешь меня в том, что я лелею свою красоту?
– Я бы поспорил с тобой относительно твоих талантов, но сомневаюсь, что ты станешь слушать. Но ты должна понимать, что, так затягиваясь, рискуешь здоровьем, – сильнее нахмурился Думитру.
– Я никогда не болею, – презрительно ответила она. – Кто бы мог подумать, что размер моей талии вызовет такой выговор! Даже мой дорогой папочка был доволен, что я так замечательно выгляжу и с потрясающим эффектом демонстрирую его товар.
– Он использовал тебя как живой манекен? – попытался скрыть потрясение Думитру.
– Конечно, нет, – быстро ответила Алси и, мельком взглянув на него, пошла по лестнице. – Папа на свой лад замечательный человек, но когда дело касается импорта, экспорта, бухгалтерии и производства продукции, он не слишком задумывается о деталях. Он видел, как замечательно выглядят на мне его ткани, и был счастлив от мысли, что все аристократы, с которыми я встречаюсь, возможно, сделают ему заказ, а меня, как он надеялся, будут воспринимать как равную, а не как разряженную продавщицу. Папа совершенно не понимал, какая это глупая затея и что он сам буржуазен до мозга костей.
Думитру только головой покачал.
– Не важно, что тонкая талия считается идеалом, ты же в этой клетке свободно двигаться не сможешь.
– А ты думаешь, я на это способна в десятке нижних юбок и волочащемся по полу платье? – сухо улыбнулась Алси. – А у рукавов нынче такой фасон, что женщина с трудом может дотянуться до собственной шляпки. Мы одеваемся, чтобы служить украшением гостиной и очаровывать гостей интересной бледностью, ане для того, чтобы карабкаться по горам, не важно, в корсете или без оного. Я ежедневно выходила на долгие прогулки, и с меня этого достаточно.
От ее напряженной попытки обратить все в шутку раздражение Думитру смягчилось.
– Ты уже могла заметить, что гостей тут мало, зато избыток пространства, где можно ездить верхом. Если ты не желаешь распустить корсет ради собственного здоровья, считай это моим требованием: в свете твоего нового положения ты сменишь одежду на более подходящую здешнему окружению.
– По какому праву ты выдвигаешь такие требования? – возмутилась Алси.
– По самому естественному праву на свете: по праву мужа, – сухо сказал Думитру.
Алси с негодованием посмотрела на него:
– Если бы я была из тех женщин, которым можно приказывать, то вышла бы замуж четыре года назад.
Когда они подошли к гостиной, Алси, несмотря на язвительные слова, поцеловала Думитру на глазах у горничной и застенчиво сказала:
– Ты правда считаешь, что у меня красивые волосы?
Он снял с нее шляпку, к ужасу горничной, выпустил на свободу буйную гриву Алси и с одобрением сказал:
– Роскошные.
– Как интересно, – только и вымолвила она и, прошелестев юбками, скрылась в своей комнате.
Думитру вместе с Волынроским ждал в гостиной, когда наконец появится Алсиона. Он намеревался понаблюдать за реакцией друга и, если она будет слишком восторженной, незаметно подтолкнуть Волынроского локтем, но появление Алси выбило все посторонние мысли из его головы.
На Алсионе было бархатное платье густого красного цвета, несколько необычное в век крепа и шелка, но Думитру не сомневался, что это последний крик моды. Замысловатые складки и драпировки вчерашнего платья сменились линиями строгими, почти суровыми, не будь они столь грациозны. Изысканная простота лифа тут же напомнила ему, какие формы под ним скрываются. Юбка, отрицая модные рюши, спускалась от талии мягкими складками. Современный фасон отдаленно перекликался с нарядами средневековья и эпохи Возрождения. Золотая вышивка, слишком гонкая и деликатная, чтобы бросаться в глаза, скромно подчеркивала изгибы фигуры, имитируя античный костюм, а пышные у локтя прорезные рукава дальше туго обтягивали руку, открывая лишь белые запястья, которые украшали вычурные браслеты с изумрудами и рубинами. Неужели камни настоящие? Столь же неправдоподобное ожерелье обнимало шею, нижняя подвеска почти касалась края лифа, создавая иллюзию, что декольте гораздо более обширное.
Но что полностью поглотило внимание Думитру, так это прическа Алси. Вместо узла на затылке, как это было утром, над ее лбом возвышалась корона из кос, из-под которой на спину падали замысловатые локоны, придавая ей пикантный вид, будто она в домашнем наряде, хотя на самом деле была изысканно одета.
Алсиона вплыла в комнату с сияющим лицом и ангельской улыбкой на губах. Думитру захотелось поцеловать ее, втолкнуть обратно в спальню, запереться там и не выходить оттуда три дня кряду.
Краем уха Думитру услышал, как Волынроский тихо выругался по-украински, и у него хватило присутствия духа тихонько толкнуть приятеля локтем в бок. Потом он шагнул вперед и взял обе руки Алси в свою ладонь.
– Алси, – торжественно сказал Думитру, – позволь представить тебе моего управляющего и друга Петро Волынроского.
– Герр Волынроский, – сказала она, высвободив руку и протягивая ее Петро, – очень рада с вами познакомиться.
Волынроский одарил ее самой обворожительной улыбкой – но, к тайному удовольствию Думитру, она скорее позабавила Алси, чем увлекла, – и склонился над ее рукой.
– Дорогая графиня фон Северинор, не могу выразить, как я рад знакомству с вами.
– Думаю, что сможете, если очень постараетесь, – съязвила Алси.
Думитру был уверен, что по привычке, поскольку заметил ее смущение, которое она тут же пришла любезной улыбкой.
Волынроский тряхнул головой и, рассмеявшись, отпустил ее руку.
– Думитру крепко поймал вас на крючок. Похоже, у меня нет надежды уговорить вас бежать со мной.
Думитру немного успокоился. Раз Волынроский откровенно заговорил об этом, значит, такая опасность ему не грозит. Не сказать, чтобы Волынроский был чувствителен к женским чарам, но Думитру, когда речь касалась его жены, вероятно, рассуждал не слишком здраво.
– Никакой, – поспешно ответила Алси и перевела взгляд на Думитру.
– Тогда позвольте, по крайней мере, проводить вас к столу, ведь мужу делать это крайне неприлично, – объявил Волынроский, подавая ей руку.
– Конечно, – ответила Алси, с притворной скромностью взяв его под руку.
При каждом ее шаге юбки волнующе шелестели. Думитру машинально опустил взгляд на ее талию. На ее тоненькую талию. Он нахмурился и, подвигая ей кресло, тихо прошептал:
– Кажется, я велел тебе распустить корсет.
– Да, велел, – томно посмотрев на него, тихо проговорила Алси, – но все мои платья сшиты в расчете на талию в сорок сантиметров, и я не смогу исполнить твою просьбу, пока не куплю себе новый гардероб.
Думитру раздраженно заворчал. Его возмутило, что Алси не выполнила его приказ, но он не желал, чтобы она тратила огромную сумму на тряпки. Он был уверен, что новые наряды обойдутся не меньше чем в тысячу фунтов.
Словно прочитав мысли Думитру, Алси самодовольно улыбнулась и повернулась к Волынроскому, поинтересовавшись его путешествием. Думитру так и не понял, чего ему хочется больше: поцеловать ее или хорошенько встряхнуть за упрямство.
Думитру сел, и Волынроский, оставив напускную игривость, принялся развлекать их рассказами о забавных происшествиях, тщательно избегая упоминаний, где именно он был и с какой целью. Его истории длились, пока не было покончено с супом и рыбой. Когда подали жаркое, Петро с тайной иронией взглянул на друга, молчаливо намекая на неожиданную роскошь обычно простого и скромного стола. Думитру не удостоил его вниманием.
Алси ни к чему знать, что до ее приезда в Северинор постоянным блюдом за ужином была жесткая тушеная баранина.
Думитру положил на тарелку большой кусок ягнятины и, поставив перед Алси, откашлялся и спросил:
– Как тебе понравилась лошадь, на которой ты сегодня ездила?
Алси подняла на него глаза. По выражению его лица она не могла понять, какого ответа он ожидает и какие слова хочет услышать.
– Я не разбираюсь в лошадях, но мне понравилось ездить на ней, – неуверенно ответила она, вспомнив черную кобылу. – Она спокойная, умная, чуткая, но большего я не могу сказать.
– Тогда она твоя, – улыбнулся ей Думитру.
Алси не могла удержаться, чтобы не сравнить его с сидящим рядом гостем. Волынроский, златокудрый красавец, определенно обладал шармом, как и ее муж, но она не могла отделаться от мысли, что управляющий несколько простоват. Хотя за его обаянием чувствовался острый ум, но в нем не было ни сложности, ни глубины Думитру. Алси встречала подобных мужчин и хорошо их знала: очаровательные, снисходительные, на свой лад честные, они интересовались только тем, что тешило их самолюбие.
– Здесь мало развлечений, но, имея верховую лошадь, ты, по крайней мере, сможешь ежедневно упражняться, – продолжал Думитру.
– Ты пытаешься обратить внимание на энергичные упражнения и тугую шнуровку? – машинально парировала она.
Волынроский тихо кашлянул. Алси, вспыхнув, проклинала свой длинный язык. Она приготовилась к выговору мужа.
Думитру, однако, повел себя так, будто ничего не случилось.
– Я никогда не посмею убеждать тебя в чем-то, – ответил он торжественно, – только по той причине, что ты придерживаешься других принципов.
Алси улыбнулась:
– Хорошо бы так. Как зовут эту лошадь?
Думитру задумался.
– Честно говоря, не помню, что я записал в племенных книгах. Конюхи дают каждой лошади собственные клички, которыми пользуюсь и я, но если хочешь, можешь назвать ее по-своему.
– Поскольку она теперь моя, то я с удовольствием это сделаю, – сказала Алси.
Она на минуту задумалась. Она не настолько хорошо знала лошадь, чтобы дать ей кличку, связанную с ее особенностями. Самой очевидной характеристикой была ее масть. Ломовых лошадей в таких случаях называли Черныш, а клички скаковых, на вкус Алси, были слишком мелодраматичны и откровенно намекали на горячий нрав, которым, как она уже знала, черная кобыла не обладала.
– Что, если я назову ее Изюминка? – наконец сказала она. Она произнесла кличку по-английски, и Волынроский, нахмурившись, посмотрел на нее.
Думитру фыркнул от смеха, и от этого звука у Алси по спине пробежала дрожь.
– Прекрасно подходит, хотя и совершенно не подобает будущей матери лошадиных аристократов.
– Это звучит как веселая кличка пони, правда? – спросила Алси, довольная собой. – Думаю, имя прекрасное. Лошадь темная, быстрая, чуждая показным действиям.
– Уверен, что такого имени в племенных книгах нет. – Глаза Думитру смеялись, хотя на губах не было и намека на улыбку.
– Не беспокойся, – чопорно сказала она. – Я уверена, что Изюминка не возражает против того, как ты ее назвал.
Наступившую ненадолго тишину прервал Волынроский, задав вопрос Думитру:
– Ты намерен в этом году наблюдать за уборкой урожая из Замка?
Думитру задумчиво посмотрел на Алсиону:
– Да. Думаю, в этом году дела под контролем, хотя весной мне снова нужно будет объехать все деревни.
– Разве земля требует такого внимания? – поколебавшись, спросила Алси, искренне любопытствуя, хоть и побаивалась, что муж сочтет ее вопрос глупым. – Я полагала, что у аристократов есть управляющие, как мистер Волынроский, чтобы следить за таким и делами. Мой отец вряд ли думает об управлении своим новым поместьем.
– Твои отец не пытается коренным образом изменить местные нравы, – сказал Думитру, весело блеснув глазами, отчего у Алси затрепетало сердце. – Мне надо убедить пастухов снова заняться фермерством. Фермеров нужно уверить, что мои новые методы направлены на то, чтобы улучшить их жизнь, а не наоборот. Бояр успокоить, что я не превращу их в торговцев, поскольку они скорее умрут от голода и уморят своих крестьян, чем унизятся до такого позора, чтобы разбираться в эффективности производства и рынках сбыта. Все это довольно трудно, поскольку мой дед в свое время пытался ввести систему севооборота земель и потерпел поражение.
– А теперь она работает? – спросила Алси.
– В этом году рекордный урожай, – ответил Волынроский. – Но видели бы вы, как бранятся местные крестьянки из-за добавки бобовых в овсянку и проса в маис!
– Могу себе представить, – ответила Алси.
Когда на фабриках отца устанавливали новое оборудование, он приходил домой в отвратительном настроении, поскольку рабочие сопротивлялись всяким переменам, независимо оттого, насколько изменения облегчали им жизнь, и приходилось убеждать их, что новые методы так же хороши, как и старые. Как, наверное, сопротивляется новациям здешнее закоснелое, почти средневековое общество!
Алси неуверенно взглянула на Волынроского, задумавшись, не смутит ли мужа следующим своим вопросом. Но Волынроский – управляющий, так что он должен быть осведомлен о намерениях Думитру относительно нее, о его мотивациях и нуждах.
– Так вот зачем тебе понадобились мои деньги? – почти застенчиво спросила она Думитру. – Чтобы провести модернизацию?
– Твои капиталы помогут мне прорыть канал от северной части Северинора до реки Черна, которая впадает в Дунай около Оршовы, – напрямик ответил Думитру. – Когда это произойдет, мы сможем быстро и дешево доставлять свою продукцию в Вену. Русло уже давно спроектировал опытный инженер, но до сих пор я и думать не мог о строительных работах. Так что пока приходится пользоваться двугорбыми верблюдами. – Он состроил гримасу. – Их веками использовали на юге, и они отлично делают свое дело, гораздо лучше, чем ослы, но по сравнению с каналом это очень неэффективно.
– Вот как объясняется необычный транспорт для моего багажа! – воскликнула Алси. – Я мучилась вопросом, обычное ли дело верблюды в этих краях, но не осмелилась спросить. Да что там, я даже не подозревала, что они такие лохматые!
– Видишь ли, я не рассчитывал легко тебя добиться, – серьезно сказал Думитру. – Чтобы увеличить свой капитал, я испробовал все способы, кроме отказа от независимости.
– Ты мог бы пожертвовать этим? – запнувшись, спросила Алси и, увидев выражение лица мужа, торопливо добавила: – Я не думаю, что ты сделал бы это, но мне интересно, кто в этом заинтересован.
– Легче сказать, кто не заинтересован, – фыркнул Думитру. – Больше всего, конечно, Россия, Австрия и Турция. Но и Франция не отказалась бы от маленького вассала, чтобы проводить в этих краях свою политику. Четыре века назад Османская империя принесла стабильность в регион, где после распада тысячелетней Византии царил хаос, но со временем стабильность, сменившись стагнацией и коррупцией, сошла на нет. Тут были и будут мятежи и революции, но никто не знает, где и когда это произойдет в очередной раз. Из-за требований турок, чтобы все чиновники были мусульманами, из-за монополии на этих землях греков-фанариотов[7] любое из сколько-нибудь знаменитых исконно христианских семейств готово поднять бунт. Поэтому предсказать, какой крестьянский князь в Сербии или захудалый боярин в Валахии возглавит революцию, невозможно.
– Но твоя семья знаменита, – подчеркнула Алси, не понимая, куда ведет этот разговор.
Думитру невесело улыбнулся:
– Отсюда шпионы и дипломаты, о которых я упомянул вчера вечером. Мы ухитрились сохранить свои земли и свои головы благодаря удачному географическому положению. И достаточно практичны, чтобы только на словах признавать тех, кто в данный момент играет главную роль в этом регионе. – Его лицо его стало суровым, даже сердитым. – Мой дед, увлекшись революционной риторикой, чуть не погубил нас, поверив обещаниям России и отдав все средства грекам, которые подняли восстание, чтобы освободить себя, а не Валахию. Только его смерть во время войны спасла нас. Великие державы Европы могут попытаться сделать Турцию своей шахматной доской, но будь я проклят, если стану пешкой в их игре.
Алси не нашлась, что на это ответить. Повисла напряженная тишина. Вскоре Волынроский нарушил ее какой-то шуткой и развлекал гостеприимных хозяев байками о своих подвигах, пока не было покончено с фруктами и сыром. Алси с кружащейся от выпитого кларета головой начала обмениваться с Думитру нескромными взглядами и многозначительными улыбками.
– Ах! – наконец воскликнул, взглянув на них, Волынроский. – Понимаю, я тут лишний. Оставляю вас наедине, влюбленные голубки. Мадам, графиня, княгиня, – он склонился к ее руке в экстравагантном поклоне, от которого Алси хихикнула, – я желаю вам доброй ночи и прощаюсь, поскольку утром ваш немилосердный владыка снова отправит меня по делам. – С этим он вышел.
Думитру встал и решительно закрыл за гостем дверь. Повернувшись и перехватив взгляд Алси, он слабо улыбнулся.
Она улыбнулась в ответ, ее окатило теплой волной, и совсем не от вина.