Шепот ночи

– Итак, – сказала она с хрипотцой в голосе, – мы одни.

– Снова, – согласился Думитру, сокращая расстояние между ними.

– Наконец-то, – добавила Алси, подняв к нему лицо. Он наклонился поцеловать ее, и в последнюю секунду перед тем, как губы их встретились, она прошептала: – Я рада.

Она подразумевала под этим гораздо большее, чем то, о чем могла мечтать всего лишь два дня назад.

Глава 10

Две недели спустя Алси была гораздо больше довольна жизнью, чем ожидала, Постепенно она втянулась в рутину дел и приспособилась к графику жизни хозяина Северинора. Она просыпалась с Думитру на рассвете, хотя часто они проводили в постели еще полтора часа, потом вместе завтракали и расставались до обеда. Думитру занимался бесконечными делами, а Алси возвращалась к своим книгам и переписке.

Главной и мучительной ее задачей было составить письмо родителям, объяснить, что произошло, и постараться убедить их, что она счастлива. Алси была уверена, что мать ее поймет, а отец будет ошеломлен, но вскоре простит ее, потому что она променяла барона на графа и князя.

Она также написала друзьям, родственникам, математикам и философам, с которыми переписывалась, сообщив, что письма для нее нужно направлять в Вену, там капитан корабля будет забирать их и доставлять в Оршову, а уж оттуда их два раза в месяц будут привозить в замок Северинор. Изоляция – это единственное, что не удовлетворяло ее в новой жизни, поскольку она привыкла не отставать от того, что происходит в мире, в жизни родственников, в поле ее интересов.

Написать Гретхен Роут было почти столь же трудно, как составить письмо родителям, поскольку Алси очень скучала по старой гувернантке, они давно стали закадычными подругами. Единственный, кто отсутствовал в перечне ее адресатов, – это Эзикьел Макгрегор, которому она начала писать в детстве и, откровенно пренебрегая приличиями, продолжала это делать, будучи взрослой девушкой. Комизм ситуации не укрылся от Алси: теперь, став замужней дамой, она могла писать холостяку, не нарушая этикета, но не могла заставить себя это сделать. Не могла после и последней встречи, которая закончилась скверно: Алси была в ярости, считала, что ее предали, и с радостью ухватилась за сомнительное предложение отца найти ей мужа на континенте.

В дополнение к обычным своим занятиям Алси начала изучать валашский язык под руководством отца Алексия и пользовалась любой возможностью попрактиковаться в нем с местными жителями, которых, казалось, удивляло, что такая замечательная леди на первых порах с трудом могла попросить чашку чаю.

Думитру всегда возвращался к обеду, обедали они вдвоем, поскольку Петро Волынроский исчез так же быстро, как появился, – по делам, сообщил Думитру, не вдаваясь в подробности. Алси ждала этих коротких встреч, чтобы на досуге поговорить с Думитру, хотя скоро поняла, что, несмотря на краткий всплеск интереса к математике, он был равнодушен к ее научным изысканиям. Тогда она заводила разговор о ремонте, о солнечном уголке двора, где на следующий год хотела устроить розарий, о своих надеждах изучить валашский язык, об очередных стычках горничной Селесты с его камердинером Гийомом. А Думитру говорил о своей земле, о людях, эта тема целиком занимала его ум. Алси много узнала об образе жизни людей, живущих во владениях Думитру, о сельском хозяйстве, о пастбищах. Выяснив, что все крестьяне неграмотны, она стала неустанным сторонником их образования и даже сумела убедить Думитру, что умение читать и писать не помешает и крестьянским девушкам.

Думитру – дитя двух разных миров, как постепенно узнавала Алси, – был непоследователен и полон противоречий. В нем уживались ценности восточного общества, на которых он вырос, и стремление к западному либерализму и прогрессу. Казалось, эти два мира существуют в нем отдельно друг от друга, не смешиваясь, словно от их соприкосновения произойдет грандиозный взрыв. В силу двойственности натуры Думитру с пониманием относился к занятиям и увлечениям Алси, но в то же время спорил с тем, что крестьянским женщинам нужно знать что-то помимо того, как растить детей, угождать мужьям, содержать в порядке дом и огород. В такие моменты Алси, скрывая досаду, старалась быть еще более рассудительной и убедительной, чтобы постепенно склонить его к своей точке зрения. Она получила лучшего мужаи лучшую жизнь, чем заслуживала, говорила она себе. Конечно, она счастлива. Как может быть иначе?

Дважды за эти две недели у них были гости. Сначала с визитом явилась боярская чета под предлогом повидать молодую жену графа, а на самом деле, решила Алси, на дармовщину пообедать. Они явно бедны, но скорее умерли бы с голоду, чем отказались от привычного стиля жизни. Они ездили в дребезжащей старой карете, запряженной четырьмя тощими клячами, в сопровождении шести слуг. Платья жены были сшиты по последней парижской моде, но из дешевой ткани. Визитеры явно намеревались прогостить столько, сколько их будут терпеть, но Алси сразу же невзлюбила их за претенциозность и заносчивость. Думитру они всегда утомляли, и после того как гости провели в Севериноре одну ночь, он откровенно намекнул им, что пора собираться домой.

– Если бы они знали, что мой отец своим трудом зарабатывает на жизнь, не сомневаюсь, они бы плюнули в меня, – сказала Алси после их отъезда.

– Исключительно потому, что их сын не женился на тебе раньше меня, – рассмеялся Думитру.

Другой гость заинтересовал Алси гораздо больше, но, к несчастью, ей не удалось с ним пообщаться. Думитру коротко и неохотно представил его, на этом разговор и закончился.

На одиннадцатый день после свадьбы Думитру и Алси, вернувшись после верховой поездки, увидели на конюшенном дворе только что прибывшего путешественника.

Заметив черноволосого мужчину, Думитру нахмурился и напрягся, но запыленный путник улыбнулся и поклонился им обоим.

– Мой дорогой граф, – сказал он по-немецки, блеснув маленькими умными глазами, – я слышал, что вы женились, но не ожидал, что буду иметь удовольствие познакомиться с новобрачной. Если ее нрав столь же хорош, как и лицо, то вы счастливейший человек на свете.

– Не завидуйте, потому что это не так, – тут же парировала Алси.

Вместо того чтобы возмутиться, мужчина расхохотался:

– Блистательно! Она похитила мое сердце.

Думитру, однако, не улыбнулся.

– Графиня, – сказал он с официальной сухостью, – позвольте представить вам Николая Ивановича. Он один из дипломатов, о которых я вам говорил.

– Приятно познакомиться, – ответила Алси и вопросительно взглянула на Думитру. – Надеюсь увидеть вас за ужином.

– Боюсь, это невозможно, – остудил ее пыл Думитру. Он тут же проводил русского гостя в свой кабинет.

Алси его больше не видела, неожиданный визитер уехал на следующее утро. Когда она попыталась заговорить на эту тему с мужем, он сказал:

– Чем меньше ты будешь иметь дел с подобными людьми, тем спокойнее будет нам обоим.

Алси больше не настаивала.

Почти каждый день они после обеда выезжали верхом, если дела не требовали присутствия Думитру, а Алси не приходила в голову внезапная математическая идея, которую следовало немедленно изложить на бумаге. Если Алси хотелось подумать на досуге и проехаться, а Думитру был занят, она отправлялась на прогулку в компании вооруженного конюха. Хотя с тех пор, как сербские гайдуки и местные бандиты наводили страх в этих местах, прошло пять лет, Думитру настоял, чтобы она на всякий случай выезжала под охраной, а поскольку конюх никогда не вмешивался в ее маршруты, она свыклась с этой разумной предосторожностью.

Однажды, вернувшись с такой прогулки, она услышала в холле незнакомый грохочущий голос и остановилась.

– Где моя жена?

Алси застыла у подножия лестницы. Мужчина говорил по-немецки, но и без этой отличительной черты человека благородного происхождения по одному тону было понятно, что он привык отдавать приказы. Насколько она понимала, только один человек мог явиться в замок Северинор и потребовать вернуть похищенную жену.

Она вглядывалась в коридор, ведущий в главный зал. В профиль к ней там лицом к лицу стояли двое мужчин: Думитру и светловолосый незнакомец. Алси затаила дыхание, желая посмотреть, какая сцена тут разыграется. Если один из них краем глаза заметит малейшее движение, ее поймают. Хоть бы какая-нибудь портьера, подумала Алси, чтобы спрятаться, как Полоний в покоях королевы Гертруды, но, увы, на голых стенах ничего не было, поэтому ей пришлось прошмыгнуть за угол.

Ненадежное укрытие, но, по крайней мере, отсюда у нее был прекрасный обзор. Пока мужчины испепеляли друг друга взглядами, Алси могла подробно рассмотреть златокудрого незнакомца. Он был ростом с Думитру, но по сравнению с атлетической фигурой ее мужа как-то романтически строен. Удивительно, что он обладал таким густым раскатистым голосом. Алси узнала прекрасные юношеские черты, запечатленные на миниатюре в медальоне, который она до сих пор хранила в своей спальне.

Янош Бенедек. Конечно, это он.

– Ты украл ее, подлый шпион! – обличал Бенедек. Слова эхом отдавались от стен. Он стоял, гордо выпрямившись, полный негодования и уверенный в своей правоте. – Я знаю, чего ты хочешь: выпытать мои тайны и в обмен на безопасность этой женщины узнать мои планы. Никогда! – Он внушительно повысил голос. – Хоть я и влюбился в эту женщину по переписке, но свою первую жену и мать – мою родину – я люблю еще больше.

Барон не замечал Алси, а Думитру смерил ее быстрым понимающим взглядом. Алси не шелохнулась.

– Она теперь моя жена, Янош, – сказал Думитру. – Мне от тебя ничего не нужно, потому что ни при каких условиях я не отдам ее.

– Она без ума от меня, – надменно заявил самоуверенный барон. – Она знает мою прекрасную душу. И если она теперь твоя жена, то исключительно потому, что ты принудил ее к этому. Но я не стану держать на нее зла за это. Слабость женщины – это ее величайшее достоинство и огромный недостаток. Если рядом нет мужчины, на которого можно положиться, она не может нести ответственность за то, что ее сбили с пути истинного.

Думитру скрестил на груди руки, скорее задумавшись, чем защищаясь. Вместе они являли собой странную картину: ее муж и мужчина, который должен был им стать. Оба с длинными волнистыми волосами и чисто выбритыми лицами, но на этом сходство кончалось. Лицо Бенедека светилось юностью и искренней верой в свою правоту, от Думитру же исходила какая-то древняя, лишенная эмоций уверенность. Казалось, Думитру понимал, какую шутку сыграла с ним судьба. Алси восхищалась Бенедеком, зная его только по письмам. Когда она увидела его воочию, барон оказался еще более ослепительным, но по сравнению с Думитру – поверхностным, он словно был покрыт блестящей фольгой, тонкой и бессмысленной.

– Она вышла за меня, когда узнала, что ты мошенник и пообещал ей баронский титул, на который не имеешь права, – возразил Дум игру.

Алси сообразила, что ее муж умышленно провоцирует Бенедека, старается довести до бешенства, чтобы тот продемонстрировал перед ней свои худшие качества. Почему Думитру решил, что это необходимо? Разве он не знает, что она довольна своим выбором?

Алси внезапно пришло в голову, что это ее первый шанс покончить со своим замужеством, если она того пожелает, и, должно быть, последний. Думитру понимает это так же хорошо, как и она, отсюда этот спектакль, в который неразумно включился Бенедек. Думитру ей не верит, не верит себе, что завоевал ее.

– Чтобы быть бароном, мне не нужно императорского соизволения, – с чувством превосходства взглянул на Думитру Бенедек. – Мое наследие доказывает благородство происхождения. Я не даю пустых обещаний. Из того, что я писал, можно сделать ложные выводы, но в делах я предельно честен. Как бы то ни было, я тебе не верю. Она не могла меня так легко забыть. Она приехала сюда, чтобы выйти за меня замуж, и, видит Бог, она это сделает.

Неужели и в письмах он был таким же тщеславным и напыщенным? Алси так не думала, но теперь едва могла вспомнить его слова. «Думитру, Думитру, что ты с нами делаешь?» – безмолвно вопрошала она и, наблюдая этот фарс, чувствовала себя оскорбленной и униженной.

– Я так не думаю, – объявила она, выходя из своего укрытия.

Когда Бенедек увидел ее, у него округлились глаза и открылся рот. Алси позволила себе эту маленькую радость, несмотря на горечь ситуации. Она знала, что прекрасно выглядит с порозовевшими от прогулки верхом щеками, в затканной золотом безупречной амазонке, сшитой точно по фигуре. Думитру тоже разинул рот, но его глаза вспыхнули от восхищения и триумфа, прежде чем он спрятал свою реакцию под слабой улыбкой.

Окинув мужчин холодным взглядом, Алси остановилась в нескольких шагах от них.

– Я здесь, как видите, – сказала она. К ее удивлению, голос звучал поразительно твердо. Она повернулась к Бенедеку: – Вам не нужно больше беспокоиться обо мне, сэр. Мой муж сказал правду. Я выбрала его. Мое приданое теперь недоступно. – И тоном, полным презрения к Бенедеку, к Думитру, ко всей этой безобразной сцене, добавила: – Возвращайтесь домой.

Алси медленно вышла с достоинством королевы, хотя на самом деле едва удерживалась от желания броситься бежать.

После драматического ухода Алси Думитру понадобилось лишь несколько минут, чтобы выпроводить Бенедека. Юный щеголь продемонстрировал себя во всей красе и получил недвусмысленный отказ от бывшей нареченной – теперь ему оставалось лишь как можно скорее убраться восвояси. Выждав время и убедившись, что соперник уехал, Думитру поднялся наверх, чтобы найти жену. Он победил, но в певших в его душе фанфарах звучала диссонирующая нота, он знал, что что-то не так.

Сдавленные звуки, доносившиеся из приоткрытой двери, подсказали ему, что Алси в старом кабинете его деда. Думитру никогда не любил эту комнату и, хотя знал, что в ней почти ничто не напоминает о суровом старике, замялся на пороге и не сразу открыл дверь.

Алсиона плакала. Думитру застыл на пороге, страх и шок пронзили его, словно ружейная пуля. Алси сидела у письменного стола и, уронив голову на руки, всхлипывала. «Что случилось? – подумал в замешательстве Думитру. – Она прогнала Бенедека. Неужели теперь она жалеет об этом?»

– Алсиона, – мягко окликнул он.

Вздрогнув, она выпрямилась и, шмыгая носом, принялась вытирать слезы. Затем, поняв тщетность этой затеи, рассмеялась. От этого отчаянного, полного рыданий смеха у Думитру воздух застрял в легких.

– Я не… не люблю его, если ты об этом думаешь, – запинаясь сказала она.

– Нет, – спокойно ответил он. – Я не думал, что ты его любишь. Когда ты смотрела на него, я понял, что никакой любви не было. – Несмотря на свои мимолетные страхи, Думитру сказал правду.

Алсиона долго молчала и даже не смотрела на него. Хрипло дыша, она пыталась овладеть собой. Ее молчание ранило Думитру куда сильнее, чем самые яростные обвинения. Ему хотелось обнять ее, прижать к себе, но он знал, что Алси сейчас не позволит ему прикоснуться к себе. Он никогда не видел ее такой настороженной, даже в день свадьбы, когда она очень старалась казаться спокойной и уверенной, какой не была на самом деле. Сейчас, ссутулившись, Алси всем видом давала понять, что надо держаться подальше. Что ж, он заставит себя сохранять дистанцию.

– А до того как ты увидел нас вместе, ты знал, что я не любила его? – наконец спросила Алси, подняв глаза. Прямолинейность теперь была ее оружием, откровенность – щитом.

– Нет, – признался Думитру, хоть правда и задевала его гордость. – Я надеялся на это, но точно не знал. И даже сейчас, после всего случившегося, я боюсь, что ты решишь оставить меня. – Подвинув стул, он сел рядом, и Алси повернулась к нему, то ли чтобы прогнать, то ли внимательно посмотреть, он не мог сказать. – Ты из-за этого плачешь? – рискнул спросить Думитру, хотя толком не понимал, что значит этот вопрос.

– Нет. Да. – Она запнулась и опустила глаза на свои маленькие белые руки. – Ты не доверял мне. У тебя не было веры в меня, в нас, в то, что нас связывает. И поэтому ты вынудил его говорить ужасные вещи, превратил все в фарс, выставил нас всех глупцами… потому что хотел, чтобы он обидел меня… потому что ты хотел обидеть меня…

Думитру окаменел от этих слов, хлестнувших его, словно пощечина.

– Я не хотел тебя обидеть, – глухо сказал он.

– Разве? – Алси бросила на него быстрый взгляд. – Окажись ситуация противоположной, сомневаюсь, что на его месте ты поступил бы лучше. «Зачем вам моя жена?» – Алси точно изобразила возмущенный тон Бенедека. – «Потому что мне нужны ее деньги, чтобы купить овец и прорыть канал». – Попытка копировать голос Думитру оказалась неудачной. – «Выйти за меня замуж, чтобы финансировать революцию, более романтическая идея», – продолжила она воображаемый диалог.

Алси замолчала и быстро опустила ресницы, а когда снова открыла глаза, они были полны слез.

– Если я и любила его или хотела воспользоваться его благородством, чтобы сбежать отсюда, теперь это невозможно. Ты разбил мне сердце, показав, какой он тщеславный и эгоистичный человек.

– Твое сердце принадлежит мне, – выдавил Думитру.

Слова вырвались у него прежде, чем он успел их обдумать. На лице Алси отразилось изумление, и Думитру стиснул зубы. Как он мог рассказать ей о безумной ярости, охватившей его, когда другой мужчина явился в его замок, в его дом, с требованием вернуть нареченную? Как мог объяснить охватившее его умопомешательство, когда он увидел, что она смотрит на Бенедека словно на волшебное видение? В ее взгляде не было любви, это правда, но какое-то неприкрытое восхищение заставило его незамедлительно действовать. Выставить этого типа с проклятиями и угрозами у нее на глазах было невозможно. Перед мысленным взором Думитру тогда мелькали картины, как Алси умоляет соперника увезти ее из Северинора, стать ей мужем и бежит с ним. Думитру понимал, что эти страхи смешны, но ничего не мог с собой поделать, даже сейчас от одних воспоминаний об этой мифической возможности у него сдавило грудь.

– Я боялся, – наконец признался он. – Я знаю, это глупо. Но, глядя на него, я подумал, что того, что нас объединяет, тебе недостаточно, что ты захочешь оставить меня… – Думитру не договорил.

– Это жестоко, – тихо сказала Алси. В ее голосе не было обвинения. Она просто констатировала факт.

– Да. – Думитру замялся. – Я сожалею о случившемся.

В самом деле? Сейчас – да, он раскаивался в содеянном. Но он действительно мог потерять ее – и не в приданом дело, в тот момент он не думал о фунтах и талерах, – потерять ее…

У Алсионы вырвался дрожащий смех. Даже в слезах она была красива, ее кожа напоминала полупрозрачный тончайший фарфор, а глаза отливали яркой зеленью.

– Храни нас Господь! Думитру, доверяй мне хоть немного.

От этих слов у него в сердце словно нож повернули.

– Конечно, – ответил он.

Но внутренний голос предательски напоминал о двух тайнах, которые Думитру скрыл от жены: о планах на ее приданое и о втором, неофициальном, своем занятии, о котором, к несчастью, упомянул Бенедек. Ей не нужно об этом знать, сказал себе Думитру. Он хороший муж. Знай отец Алси, что дочь выйдет замуж за человека, который станет заботиться о ней, он не стал бы прятать от зятя ее деньги. Зачем жене деньги? Они ей нужны только в том случае, если муж негодяй и скряга. А что касается другого секрета… Алси нужно защитить от тех игр, которые он ведет с великими державами. Однажды это может обернуться большими неприятностями, и она должна быть невиновной и ни в чем не замешанной. Скверно уже то, что Николай Иванович Бударин узнал о ее существовании, поскольку наличие семьи – это слабость, которой может воспользоваться русский шпион, да и другие не упустят такой возможности.

Алсиона подняла руку к рассыпавшимся по его плечам локонам и намотала прядь на палец.

– Ты изменил внешность, чтобы походить на барона? – спросила она. – И одурачить меня?

Думитру смущенно провел рукой по чисто выбритому подбородку.

– Честно говоря, да. Я хотел вернуться к бороде и коротким волосам, но вспомнил, как сильно чешется лицо, пока отрастает борода, и всегда забываю сказать Гийому, чтобы подрезал мне волосы.

Алси легко провела рукой по его щеке.

– Если хочешь, можешь подстричь волосы, но мне нравится твое гладкое лицо, – почти застенчиво сказала она.

– Потому что оно напоминает тебе Бенедека? – улыбнувшись, поддразнил ее Думитру.

– Потому что оно напоминает мне тебя, когда я впервые тебя увидела, – серьезно ответила она.

Потом она улыбнулась, и Думитру с гордостью и облегчением почувствовал, что все будет хорошо. Пока оба его секрета останутся тайной.

Глава 11

После неожиданного визита Бенедека прошло полторы недели. Жатва была в разгаре. Большую часть года крестьяне отличались задумчивостью и неторопливостью, но Думитру давно решил, что одиннадцатимесячная пассивность с лихвой искупается неистовостью уборки яровых. Впервые он увидел, как собирают урожай, четырехлетним, стоя рядом с дедом.

Последние несколько недель Думитру и старик Раду, давно признанный крестьянами самым мудрым в том, что касается земли и погоды, постоянно осматривали созревающие поля, на которых оттенки зеленого сменялись золотом спелых колосьев. Наконец Раду с великой важностью зашел в кабинет хозяина – Думитру заранее продумал этот визит, – «чтобы поговорить с молодым графом». Остальные терпеливо ждали у дверей кабинета. Через некоторое время Раду вышел и официально объявил, что наутро на рассвете начинается жатва.

Изобилие плодов этого щедрого лета разительно контрастировало со скудными урожаями времен молодости Думитру, когда за убогим достатком маячил зловещий призрак голода. А теперь «молодой граф» был возведен чуть ли не в статус святого, хотя Думитру по собственному опыту знал, что, как только зерно будет убрано, эффект сойдет на нет и очередные новации будут встречены с прежним подозрением и упрямством.

А пока вся жизнь замка перешла во двор. На кухне появилось шесть дополнительных работников, чтобы накормить крестьян. В страду время и рабочие руки дороги, крестьянам некогда отвлекаться на готовку. Мужчины жали хлеб, женщины вязали снопы, дети подбирали колоски и отгоняли ворон, а те, кто был для этого мал, присматривали за младенцами, которых матери оставляли в тени деревьев.

Всю неделю, пока собирали рекордный урожай, небо было чистым, хотя все в тревоге поглядывали на набегавшие изредка облачка, а старики жаловались, что у них ноют кости, не иначе как к непогоде. Думитру больше обычного радовался хорошим денькам, поскольку занятым жатвой крестьянам некогда было рассуждать о его жене. Пока общее мнение склонялось к тому, что она слишком красива для обычной женщины. Одни считали ее ангелом, а другие были совершенно уверены, что она колдунья. Но жатва решила этот вопрос: даже те, кто считал Алси колдуньей, укрепились во мнении, что она добрая колдунья.

В дни лихорадочной работы крестьяне не возвращались вечером домой, а предпочитали ночевать в поле, чтобы украсть у короткой ночи лишних полчасика сна. Даже если бы Думитру и хотелось последовать их примеру, присутствия Алсионы в замке было достаточно, чтобы стремиться на ночлег домой.

Как графу, Думитру не подобало трудиться или спать рядом со своими людьми, но он вместе с ними поднимался на рассвете, приезжал на поля, подбадривал взрослых, хватил детей, и так до заката. Он ел поблизости, хоть и не вместе с крестьянами, и они работали еще усерднее, когда он был рядом, зная, что он заботится о них и гордится ими. Возможно, подумал Думитру, этот год наконец убедит их, что новые методы ничуть не хуже старых. Может быть, эта жатва станет водоразделом в его маленькой аграрной революции, и дальнейшие планы будет легче осуществить.

Уборка урожая не оставляла ему времени для шпионских игр, но его собственные агенты и те, с кем он имел дело, давно знали это и в страдную пору никого к нему не посылали. Первые два дня Думитру едва видел свою жену и, несмотря на суровую необходимость, требовавшую его присутствия в поле, скучал по их обеденным встречам. Но на третий день, когда с кухни привезли обед, к радости Думитру, вместе с обозом верхом на Изюминке появилась Алси. Женщины разгружали корзины, навьюченные на верблюдов. Думитру улыбнулся, глядя, как Алси проворно извлекает из седельных сумок содержимое.

– Отец Алексий сказал, что мне негоже тащиться в поле, как простолюдинке, а повариха считает, что мой долг жены самой привезти тебе обед, – сказала она, улыбаясь в ответ. – Я и для себя обед прихватила.

– К любому случаю можно подобрать подходящее требование этикета. Правилами приличия можно оправдать все, что угодно, если умело ими пользоваться, – прокомментировал Думитру.

– Я давно это знаю, – еще шире улыбнулась Алси. Она расстелила в тени дерева одеяло, и они дружно пообедали. С этого дня, когда солнце поднималось к зениту, Думитру ждал появления жены. Он все чаще и чаще ловил себя на мысли, как тоскливы были его дни до того, сак Алси вошла в его жизнь, и, казалось, уже почти забыл, каково жить без нее.

– Проклятие! – проворчала Алси, уставясь належавший перед ней лист бумаги.

Похоже, она снова запуталась. Аккуратно написанные формулы превратились в бессмысленную сумятицу, и Алси понятия не имела, как из нее выбраться, поскольку не могла удержать их все в голове. Это так же трудно, как оперировать римскими цифрами.

«Подожди». Алси всмотрелась в написанное. Да… в этом источник всех ее проблем. Простая задача заставляет ее спотыкаться, поскольку четкие идеи разбиваются о тяжеловесный способ их выражения. Если бы она смогла изобрести другую форму изложения…

Дверь резко открылась, и Алси, обернувшись, увидела Селесту.

– Я услышала шум в конюшенном дворе и вышла посмотреть, в чем дело, – переводя дух, сказала горничная. – Герр Волынроский вернулся!

Алси, улыбнувшись, вскочила из-за письменного стола.

– Граф знает?

– Не думаю. Во всяком случае, я его не видела, – ответила Селеста.

– Хорошо!

Алси знала, что даже в суматохе жатвы мужа не покидают мысли о долгом отсутствии управляющего. Думитру будет рад, что Волынроский вернулся, и она хотела увидеть его лицо, когда сообщит ему эту новость. К этому примешивались и эгоистические соображения – Алси была уверена, что Волынроский засыплет их разнообразными историями о своем путешествии, и не хотела пропустить самые первые, свежие впечатления.

Она сбежала по лестнице на нижний этаж башни и уже устремилась к входной двери, но услышала немецкую речь. Узнав голос Думитру, Алси остановилась. Другой голос, должно быть, принадлежал Волынроскому.

Первой ее реакцией было разочарование, что она не успела сообщить мужу о прибытии управляющего, второй – обида: Думитру оставил ее в неведении. В конце концов, он мог бы догадаться, что ее тоже волнует возвращение Волынроского, и позволить ей поздороваться с управляющим, прежде чем запереться с ним в кабинете. А чего она ожидала? Волынроский не только работник, но и друг Думитру. И все-таки ей было обидно. Привилегии приветствовать гостей Думитру ее никогда не лишал, хотя далеко не всегда эта обязанность доставляла Алси удовольствие.

Все еще чувствуя себя необъяснимо задетой, Алси пошла на голоса к кабинету Думитру. Сквозь плотно закрытую дверь трудно было разобрать отдельные слова, поэтому Алси пришлось встать совсем рядом. Она подняла руку, чтобы постучать, но что-то в голосе Волынроского заставило ее насторожиться.

– Это можно уладить, – говорил управляющий. – Он должен иметь данное под присягой, заверенное и удостоверенное тобой и ею согласие на передачу имущества.

Ею. Она единственная женщина в Севериноре, у которой есть финансовые дела за его пределами. А кто же «он»? Ее агент? Почему у Думитру с ним какие-то дела? глядя на дверь, Алси медленно опустила руку.

– С этим проблем не будет, – донесся до нее холодный, уверенный голос Думитру.

Последовало напряженное молчание, потом Волынроский сказал:

– Ты, по крайней мере, мог бы попытаться деликатно обсудить этот вопрос. Любой жене не понравится, что муж принимает такие меры, а особенно иностранке со странными взглядами на права женщин. Она явно заинтересована в том, чтобы улучшить твои земли, к тому же они теперь принадлежат и ей…

– Нет, – резко оборвал его Думитру. – Я не стану держаться за юбку жены. И не буду испрашивать позволения на новый проект и отчитываться за каждый истраченный фартинг, как презренный должник.

Речь идет о ее приданом. Думитру говорит о той части, которая принадлежит только ей, и хочет присвоить ее деньги! Алси прижала руку к сердцу, грудь словно стиснуло железным обручем. «Он женился на тебе из-за денег, – нашептывал ей внутренний голос. – К чему удивляться, что он хочет завладеть всей суммой?»

– Ты совершаешь ошибку, – мягко сказал Волынроский. – Я это чувствую.

– С каких это пор тебя волнует что-то, кроме денег? – пробурчал Думитру. – Можно подумать, тебя интересует романтическая сторона брака.

– Боже сохрани! – фыркнул Волынроский. – Старина, я думаю только о тебе. Ты связан с ней и рискуешь настроить ее против себя.

Хватит. Алси, спотыкаясь, отошла от дверей кабинета. Думитру что-то ответил, но она уже не слышала. В ее ушах, заглушая все звуки, отдавалось собственное хриплое дыхание. «Моя доля». Она заработала ее часами нелегкого труда и бессонными ночами размышлений. Всматриваясь в блеклые буквы и цифры машинописи, она без конца перепроверяла расчеты, не потому что любила инженерное дело, а в надежде способностями к вычислениям искупить свои недостатки в глазах отца. Алси была автором всех революционных начинаний, которые принесли компании отца беспрецедентный успех, и доля прибыли, которая отчислялась ей до замужества, стала признанием этого факта. Ее личная часть приданого была крайне важна для нее, поскольку только деньги давали замужней женщине возможность строить свою жизнь в соответствии с собственными желаниями. А теперь ее муж, человек, с которым она связывала свое будущее, хотел украсть у нее эту призрачную независимость. Алси вспомнила его нежность, его привязанность к ней, и тошнота подкатила к горлу. Думитру обманул ее, и хуже всего то, что она хотела обмануться, поверить в прекрасную волшебную ложь.