Шепот ночи

Шпион? Алси недоуменно заморгала.

– Руководитель разведки, – не изменившись в лице, поправил Думитру.

Князь фыркнул и долго сидел молча, глядя в пространство. Алси едва смела дышать. Наконец он сказал:

– Я с удовольствием оставил бы вас обоих погостить, но сколь ни полезны вы для Сербии, полагаю, что Россия, Австрия или Турция вряд ли обрадуются, узнав, что я пользуюсь твоими возможностями исключительно в собственных целях. Так что вопрос заключается в том, что мне с тобой делать.

Алси похолодела, когда князь медленно окинул их взглядом.

– Если я отправлю тебя в Вену с поклоном и дипломатической нотой, Австрия отнесется к этому равнодушно, поскольку без своей шпионской сети ты им совершенно не нужен. Россия тоже мало обрадуется такому подарку, – продолжал князь. – А вот Турция… Турция – совсем другое дело. Я давно не посылал подарков султану и знаю, что ты был для него источником постоянного раздражения, как говорится, бельмом на глазу. Женщина теперь принадлежит тебе, и поскольку ты станешь рабом султана, то и она разделит твою участь. – Обренович улыбнулся холодной змеиной улыбкой. – Кроме того, история без твоей спутницы будет неполной, а султан, как я, очень любит интересные истории.

– Как хотите, – легко поклонился Думитру.

На посторонний взгляд его тон и выражение лица были совершенно нейтральными, но Алси заметила, как напряглись его плечи и едва заметная тень легла на лицо. Ее сердце замерло от страха.

– Да, – сухо ответил князь. – Именно этого я и хочу. Женщина проведет ночь здесь. А для тебя и тюрьма хороша. Может быть, ночь на холодном полу научит тебя уважению. – Его рот скривился в улыбке. – Хотя я в этом сомневаюсь.

Обренович резко заговорил на другом языке, и четверо мужчин, стоявших у стены, шагнули к Думитру и увели его прочь. Он на мгновение поймал взгляд Алси, но прошел так быстро, что она не смогла понять выражения его лица.

Потом маленькая служанка и лакей увели Алси. Пока они шли по коридорам, Алси обдумывала побег. У нее только двое стражников, в том числе миниатюрная женщина, меньше ее самой. Можно помчаться по коридору… и что потом? Ее неминуемо поймают.

Нет, попытка побега погубит все, что Думитру сделал для того, чтобы спасти… ее? его? их обоих? Каков результат нового поворота их истории? Алси избежала тюрьмы и насилия, а Думитру выглядел глупцом, которого провела и унизила слабая женщина. Теперь их обоих отправят в Стамбул. Она не сомневалась, что султан подвергнет их еще большему риску. Алси никогда не видела Думитру таким, никогда не думала, что его могут назвать хитрецом, как это сделал деревенский главарь, и не слишком доверяла тому, что он назвал Думитру шпионом, решив, что это пустые слухи. Только теперь она вспомнила краткий таинственный визит Николая Ивановича, русского «дипломата», и задумалась о том, что Думитру действительно вовлечен в большую игру. От этой мысли холодок пробежал у нее по спине. Если Думитру не просто непокорный властелин пограничного графства, то он боится султана больше, чем она предполагала, услышав однажды саркастическое замечание мужа, что турки его недолюбливают.

«Я буду сильной, – сказала она себе. – Я должна быть сильной». И, расправив плечи, Алси пошла за своими стражниками.

Глава 17

Когда на следующее утро они уезжали из Белграда, у Думитру слезились глаза. Бросив пленника в городскую тюрьму, Обренович вскоре притворится, что передумал, и пригласил его на ужин. Князь продержал Думитру полночи, изображая радушного хозяина, а на самом деле старался выудить у него полезную информацию.

Думитру, в свою очередь, симулировал скуку, хотя нервы его были напряжены до предела, и делал вид, что неумышленно проговаривается, подслащая пилюли лжи тонкой оболочкой правды. Информация, которую он сообщал Обреновичу, была не столько ложной, сколько бесполезной. Князь и сам хорошо знал, что сербы снова на грани восстания, и скорее из-за него, чем из-за султана, который сейчас был в стране почти номинальной фигурой. А великие державы, как и султан, не обрадуются беспорядкам. Как только начнется окончательное избавление от турецкого владычества, Франция и Россия станут медлить и уклоняться, как они всегда это делают, и ничего из того, что знает Думитру, ситуацию сейчас не изменит. Если Обренович хочет выступить против Стамбула, он сделает это в одиночку. Оба прекрасно знали это, еще не сев за ужин.

Князь отправил Думитру назад в тюрьму, где ему несколько часов позволили поспать. Потом, чтобы подчеркнуть перемену своего настроения, князь осыпал Думитру и Алси подарками, одарив обоих одеждой, верховыми лошадьми, отдал на время путешествия в распоряжение Алси маленькую служанку и снабдил их «почетной охраной». Дюжина солдат из личной свиты князя проводит их в Стамбул с помпой, подобающей статусу Думитру, как гостя, а не как пленника.

Впервые за все это приключение Думитру серьезно думал о смерти. Он был не из тех, кто задумывается о том, что человек смертен, но, внезапно взглянув ей в лицо, был потрясен и впервые в жизни действительно испугался.

Алси казалась полным контрастом его состоянию и выглядела удивительно посвежевшей. Ее движения вновь стали бодрыми и энергичными, лицо светилось уверенным оптимизмом. Чистая и хорошо одетая, она выглядела леди до кончиков ногтей. И даже освоилась с верховой ездой, во всяком случае, в тот день она без страха смотрела на лошадь.

Неужели новый гардероб и служанка так подняли ей настроение, несмотря на зловещую цель их поездки? Думитру мог бы отнести это на счет женских капризов, но только не по отношению к Алси. Она верит, что им удастся избежать проблем с султаном гак же легко, как с гайдуками, деревенским князьком, повстанцами и, наконец, с князем Обреновичем? Не может быть, она не так глупа. Думитру решил на следующем привале спросить ее об этом.

Пленникам позволили спешиться и перекусить, а лошадей отпустили пастись. Алси приказала служанке расстелить одеяло и, усевшись, с довольным видом жевала сыр. Думитру взял провизию, которую дал ему интендант, и без приглашения уселся рядом с Алси.

– Ты удивительно бодрая, – заметил он.

– Я вымылась, отдохнула, а до того, как мы прибудем в Стамбул, многое может случиться. – Ее улыбка была нервной, нерешительной. – И если нам предстоит нечто ужасное, я не стану неделями напрасно думать об этом.

Несмотря на плачевное положение, Думитру расхохотался.

– Ты думаешь?

– Конечно. А ты разве нет? – спросила Алси.

Несмотря на показное веселье, в ее глазах отражался страх, жуткий и всепоглощающий. Решение князя было для Алси, как и для Думитру, настоящим шоком, но такой реакции он от своей жены не ожидал: она делала хорошую мину при плохой игре, хоть и на грани истерики. «Ох, Алси!» – подумал Думитру. Ему хотелось поцеловать ее с таким жаром, которого он не испытывал с ночи, проведенной в гостинице. Но он лишь сказал:

– Я больше занят планом побега.

Но это была лишь часть правды. Его ночные кошмары были полны подробностями жестокости турок, о которой Алси знать незачем.

– М-м… – протянула она с невеселой улыбкой. Несмотря на показной оптимизм Алси, Думитру видел, что не убедил ее. – Расскажешь мне, если найдешь способ?

– Конечно, – заверил он. – Я и не думаю бежать без тебя.

Алси взглянула на него, приклеенная улыбка так быстро исчезла с ее лица, что у Думитру сердце заныло.

– Несмотря на то, что я всячески старалась от тебя избавиться?

– Только не у князя Обреновича, – возразил Думитру. Он понимал, что Алси вот-вот потеряет присутствие духа и спор – лучший способ заставить ее собраться. Как он и рассчитывал, она нахмурилась:

– Я не это имела в виду, ты же знаешь.

Думитру покачал головой:

– Алси, с самого начала этого нелепого фарса моей целью было, чтобы ты вернулась в Северинор вместе со мной. С чего бы мне теперь передумать?

– Потому что теперь твоя жизнь в опасности. – Взгляд ее зеленых глаз был серьезен.

– Я не меняю своих решений, Алси, – мрачно сказал он. – Даже при таких условиях.

– И я тоже. – Она печально улыбнулась. – Хотя все больше и больше хочу… – Алси не договорила и на несколько минут замолчала. Они молча ели, потом она вдруг спросила: – На скольких языках ты говоришь?

Думитру заморгал от неожиданности, но позволил ей сменить тему. Все, что угодно, лишь бы отвлечься от печальных размышлений об их судьбе.

– В этом регионе вся знать дома говорит по-немецки, и я, можно сказать, впитал этот язык с молоком матери. В моей семье также говорили и по-гречески, поскольку моя бабушка была из фанариотов, несмотря на то, что дед погиб, сражаясь с ними.

– Что значит «фанариот»? – чуть нахмурила брови Алси. – Ты уже как-то говорил это слово.

– Греки, которые прибыли из района Фанар в Стамбуле, получили монополию на большинство правительственных должностей, на которые назначали христиан. Моя бабушка была внучкой одного из них, правителя Валахии, вот почему я ношу титул князя.

– Понятно, – нахмурившись, сказала Алси.

– Большинство крестьян в Севериноре говорят на валашском, но я к тому же поверхностно знаю венгерский и трансильванский диалект, – продолжал Думитру. – Когда я был мальчиком, дед настоял, чтобы я выучил русский, потому что считал, что будущее Румынии зависит от помощи России, но после его смерти отец запретил говорить и читать по-русски. Перед отъездом в Париж я выучил французский, а английский – за полгода жизни в Англии. Ну и конечно, я могу объясниться на сербском языке и персидском диалекте арабского, на котором говорят при дворе султана. Еще, разумеется, на латыни и немного на церковно-славянском.

Помолчав, Алси сказала:

– Это двенадцать языков! – Слова ее прозвучали смесью обвинения и возражения.

– Я руковожу шпионской сетью, Алси, – криво улыбнувшись, сказал Думитру. – Я плачу людям за то, что они приносят мне информацию, и должен их понимать. А когда появляются шпионы и дипломаты, я должен уметь переброситься с ними словами на их родном языке, договориться о цене и сообщить то, что они хотят услышать.

– Дипломаты? Такие, как русский Николаи Иванович? – нахмурилась Алси. – Со сколькими странами ты имеешь дело?

Ну, это уж слишком! Думитру намеревался сохранить втайне неприглядные подробности своего ремесла. Не то, чтобы теперь в этом был какой-то смысл или неведение могло уберечь Алси, но…

– С австрийцами, французами и британцами – всегда. Князь Обренович присылает иногда кого-нибудь со специфическими вопросами, на которые я не всегда могу ответить. Ну и Османская империя частенько присылает своих представителей.

– Но и ты, и князь говорили, что султан ненавидит тебя, – на этот раз решительно возразила Алси.

– Добро пожаловать в международную политику, Алсиона, – сухо сказал Думитру. – Султан предпочел бы, чтобы меня не существовало, это правда. Но поскольку я занимаюсь разведкой, он хочет знать все, что я делаю. Каждый участник этой игры прекрасно понимает, что я продаю информацию и другим и, как говорится, они знают, что я знаю, что они знают. Так что половина действии, которые совершают участники игры, совершенно бесполезна, и они не могут воспользоваться информацией, которую я получаю от своих шпионов.

– Но кроме того русского, я не видела в Севериноре подозрительных личностей, – сказала Алси.

Думитру скупо улыбнулся:

– Ты и не могла их видеть. Мои разведчики обычные люди, охотники, купцы, путешественники, бояре, крестьяне, деревенские князьки. Увы, тот, с кем мы имели дело, не из их числа, – добавил он, опережая вопрос Алси. – Некоторые пишут письма или копируют чужие. Как я уже рассказывал, именно так я узнал о планах Бенедека жениться на тебе. Другие навещают моих людей или меня, когда появляются новости.

– Почему ты этим занимаешься? – с нотой разочарования в голосе спросила Алси. – Если ты ненавидишь игры, которые затевают великие державы с твоей землей, если тебе отвратительны заговоры и повстанцы, почему ты в этом участвуешь?

– Так считал и мой отец, – ответил Думитру – Он не понимал, что мы замешаны в большой политике, хотим мы того или нет. Я однажды сказал тебе, что не хочу быть пешкой. Если нет другого выбора и приходится участвовать в игре, я хочу быть игроком. Те пятьсот фунтов, что я получаю от этого в год, мне совсем не повредят, как и то, что я использую людей и державы, которые хотят использовать меня. – Он горько усмехнулся – Только теперь, кажется, роли переменились, и я действительно оказался пешкой.

– Ox! – только и сказала Алси, вглядываясь в темный лес за спиной Думитру.

Он видел, как она обдумывает информацию, расставляя все по местам, меняя свое представление о нем. Думитру уже не в первый раз задумался, каково это представление. Что Алси в действительности о нем думает?

Думитру вдруг пришло в голову, как сильно он скучает по ней, не только по ее телу, но даже по той успокаивающей уверенности, что она ждет его, по дружеским разговорам, по ее неожиданным вопросам, бойкому, живому уму. Что произойдет, если он вернет ее в Северинор? Она простит его или будет дожидаться возможности нового побега? И как бы ни было велико его желание, захочет ли сам удерживать ее против воли?

– Я рада, что узнала это, – наконец сказала она. – Видимо, хитрость и обман тебе слишком легко даются. Должно быть, эту привычку трудно сломать. И человеку, привыкшему управлять людьми как марионетками, крайне странной кажется просьба позволить самой подергать за несколько ниточек. – Прежде чем Думитру справился с удивлением и смог сформулировать ответ, Алси добавила: – Так что мы намерены делать?

Думитру потер покрасневшие глаза и устало улыбнулся:

– Бежать, конечно. Что же еще?!

Ален не поверила легкомысленному ответу Думитру. Таким тоном родители уверяют испуганного ребенка, что ничего плохого никогда не случится. Верить в это приятно, но бессмысленно.

Путешествие из Белграда растянулось уже на целую неделю. С каждой милей их окружало все большее запустение, захудалые деревеньки попадались все реже и реже, леса становились гуще. Алси казалось невероятным, что они движутся к столице империи, когда-то потрясшей основы христианского мира. К городу, существовавшему с античных времен, бывшему ни больше ни меньше Римом Востока. Трудно было представить, что они удаляются от цивилизации. Когда Алси не удавалось отвлечься с помощью математики и философии, в ее голове начинали кружиться обрывки цитат о падении царств и царей. Библейское «Как пали сильные»[9] сливалось с «Отчайтесь, исполины! Взгляните на мой труд, владыки всей земли»[10], и пустынный ландшафт казался ей Божьим предупреждением будущим поколениям, хотя в чем именно оно заключалось, она не могла сказать.

Они с Думитру почти не разговаривали. Да и что можно было сказать? «Мне так жаль, что тебя ждет неминуемая и, вероятно, мучительная, смерть»? «Мне очень жаль, что тебя тоже убьют или продадут в рабство»? Снова бессмысленны и бесполезны, они ничего не меняют. Ее возвращение в Англию теперь стало эфемерной мечтой, хотя ничем другим и не было с самого начала. Алси поймала себя на том, что больше всего скучает по Северинору. Снег падал, таял, снова падал, на мир медленно надвигалась ранняя зима, которая основательно поселилась в ее сердце.

Каждую ночь Алси засыпала от усталости в палатке вместе с Деяной, а мужчины устраивались вокруг на голой холодной земле. Каждое утро она просыпалась, почти не отдохнув, одевалась, машинально съедала завтрак, садилась в седло и занимала свое место в маленькой кавалькаде. У нее было такое ощущение, будто они с Думитру – пленные князья, которых проведут по городу в триумфальном шествии победители.

На седьмую ночь после отъезда из Белграда, когда последние остатки надежды на побег ушли, как вода сквозь пальцы, Алси разбудили. Нет, не шум лагеря и не тусклые лучи рассвет, пробивавшиеся сквозь крышу палатки. Вырвав из тяжелого сна, на ее рот легла рука. Алси открыла глаза, слишком изумленная, чтобы бороться, и увидела на фоне белого полотна палатки мужской силуэт.

Думитру.

Она знала, что это он, точно так же, как знала себя. Губами распознала шероховатость его руки. Узнала контуры его тела, теплый, присущий ему одному запах, от которого замирало сердце. Алси коснулась руки Думитру, давая понять, что узнала его и все поняла. Он убрал свою ладонь.

Алси осторожно отстранилась от Деяны, которая свернулась за ее спиной, чтобы согреть ее и самой не замерзнуть. От солдат и плена ее отделяли только тонкие стенки палатки. Служанка уже привыкла к коротким отлучкам Алси по ночам и только плотнее завернулась в одеяло.

Алси встала, холод окатил ее ледяной волной, пробившись сквозь фланелевые нижние юбки и лишая дыхания. Стиснув челюсти, чтобы не стучали зубы, она накинула плащ, схватила одежду и сунула ноги в башмаки.

Думитру молча повернулся к ней спиной и вышел из палатки, ткань хрипло зашелестела, когда он поднял полог. Алси вышла вслед за Думитру, сердце ее гулко стучало, движения от холода были скованными и неуклюжими. Вокруг костра, в котором красноватые угли подернулись серым пеплом, спали, закутавшись с головой в одеяло, стражники. Алси уже знала, что в холодные ночи люди спят крепко.

Думитру бесшумно шел к деревьям, окружавшим поляну, Алси кралась следом, переступая через упавшие ветки, черными змеями растянувшиеся на первом снегу. Наконец лесная чаша приняла беглецов в свои глубины, скрыв за деревьями последние блики красных углей. Над головой мерцали бледные холодные звезды. Широко открыв глаза, словно для того, чтобы впитать больше света, Алси схватилась за сюртук Думитру. Спотыкаясь, она едва видела землю под ногами и почувствовала, что он тянет ее за собой. Вскоре Думитру остановился, и Алси заморгала от удивления, увидев под деревом двух привязанных лошадей. Он раздобыл лошадей! Закрыв глаза, Алси произнесла про себя благодарственную молитву, сердце ее постепенно успокаивалось, возвращаясь к нормальному ритму.

Думитру вручил ей поводья, и Алси уселась в седло, если не грациозно, то проворно. Думитру взлетел на свою лошадь и пустил ее быстрым шагом, Алси без подсказки последовала за ним. Она молчала, хотя они уже давно отъехали от лагеря и их никто не мог слышать. Наконец она прошептала:

– Как ты это сделал?

– Я ничего не делал, – ответил Думитру. В его приглушенном голосе сквозила радость. – Я просто ждал, когда сербы потеряют бдительность и выдастся бесснежная ночь, чтобы не было видно следов, и тогда я спокойно уеду.

– А если бы они не заснули? – не удержалась от вопроса Алси.

– По счастью, я этот вариант не обдумывал, – сухо сказал он. – Деревья редеют, я поеду галопом.

Несмотря на беззаботность в его тоне, восхитительную, счастливую беззаботность, которую уже начала забывать, Алси почувствовала, что Думитру не имеет ни малейшего желания обсуждать возможное будущее. Она была не прочь помолчать, поскольку испуг и скованность еще не прошли, и все ее внимание было нацелено на то, чтобы не растерять узел с одеждой, который она прижимала к груди, и прислушиваться, нет ли погони. Нарастающая головная боль удержала ее от разговоров. Они ехали без остановок, пока не поднялось солнце. Первый час Алси провела в ужасе, ожидая услышать крики преследователей и стук копыт, но время шло, ее страх постепенно рассеялся и, тихо поскуливая, уполз в дальние закоулки сознания. Беглецы остановились у дороги и позавтракали ржаным хлебом, сыром и ломящей зубы холодной водой с чуть смолистым привкусом. Лошади паслись рядом. Хлеб и сыр – это универсальная провизия путешественников, когда невозможно развести огонь, решила Алси.

Она была благодарна за возможность как следует одеться, заколоть непокорные короткие пряди и немного постоять, поскольку ноги уже намекали на необходимость отдыха.

– Похоже, вчера мы ехали по этой дороге, – нерешительно заметила она, откусывая сыр.

– Так и есть, – согласился Думитру.

– И мы по-прежнему едем на юго-восток, – добавила Алси, взглянув на скрытое кронами деревьев солнце.

– Да, – снова согласился он.

– Я понимаю, что преследователи меньше всего рассчитывают, что мы поедем в этом направлении, – нахмурилась Алси, – но ты не думаешь, что, двигаясь в противоположном направлении от Валахии, будет затруднительно вернуться в Северинор?

– Возможно, – дружелюбно сказал он. – Но дело в том, что я не знаю эту местность. Сербы говорили, что дорога идет через Софию, которую от Белграда отделяют только двести миль. Поскольку мы уже неделю в пути, город недалеко. И может быть, через пару дней мы сменим лошадей и переоденемся. Я знаю людей, которые за вознаграждение нам помогут.

– Твои шпионы? – спросила Алси.

Думитру усмехнулся, его льдисто-голубые глаза блеснули сдержанным весельем.

– Ну конечно.

Алси машинально жевала кусок твердого сыра, его крошки неприятно царапали горло.

– Теперь я рада, что ты шпион, – сказала она.

– Руководитель шпионской сети, – поправил Думитру.

– Все равно, – продолжала она, не отклоняясь от темы. – Особенно если удастся вымыться в горячей ванне, настоящей ванне, а не в тазу с водой в холодной палатке. Кажется, я уже не помню, что такое настоящее тепло.

В словах Алси прозвучало меньше юмора и больше тоски, чем она думала, и Думитру, потянувшись за хлебом, посмотрел на нее.

– Я взял одеяла…

– Нет-нет, – торопливо перебила она, – все хорошо, правда.

Алси улыбнулась, и Думитру, недоверчиво взглянув на нее, быстро закончил завтрак.

Доев хлеб, Алси молча села в седло, не обращая внимания на усталость, которая, словно сгущающиеся облачка, туманила ее сознание, и пульсирующую головную боль, огненной лентой стиснувшую виски. Вскочив в седло, Думитру пустил лошадь шагом, Алси, выпрямившись в седле, последовала за ним, навстречу всему, что принесет им наступивший день.

Глава 18

Казалось, у Думитру все внутри вибрирует, не от страха или адреналина, а просто от энергии жизни. Последние полторы недели он был узником, точно таким же, как если бы провел все это время в камере белградской тюрьмы. Теперь у него было ощущение, что он выбрался на свет божий и полной грудью вдохнул свежий воздух. Он был решительно настроен больше никогда не попадать в застенки.

Думитру настороженно прислушивался к доносящимся с дороги звукам и, прежде чем показывались какие-то путешественники, уводил лошадей в лес. Чаще всего мимо проезжали местные крестьяне, отважившиеся отправиться в ближайшую деревню, но однажды промчалась группа всадников в мундирах армии Османской империи, сопровождавшая какого-то чиновника в восточном халате и замысловатом головном уборе. Второй раз Думитру насторожился, когда по дороге, вскинув на плечо винтовки, пронеслись дикого вида мужчины, болгарские братья гайдуков, похитивших его и Алси около двух недель назад.

Всякий раз, съезжая с дороги, Думитру видел, как напрягаются плечи Алси, но она ничем не выдала волнения, хотя ее спокойствие мгновенно улетучивалось.

Думитру устроил привал, когда начало смеркаться. Лошади не устали, это были кони из конюшни князя Обреновича, а не убогие клячи гайдуков, но из опасения травмировать их Думитру не рисковал ехать ночью без крайней необходимости.

Он решил, что стоит рискнуть и расседлать на ночь лошадей. К его удивлению, Алси, как только слезла с лошади, занялась подпругой и хоть немного поворчала под весом дамского седла, но без излишних усилий отнесла его под дерево, где уже лежало седло Думитру.

– Я и не знал, что ты умеешь это делать, – сказал он, начав чистить лошадь скребницей, украденной у солдат князя.

Алси подняла на него глаза, и страх на ее лице тут же сменился призрачной радостью.

– Я не умела, пока не осталась одна с Изюминкой. Хотя и сейчас не могу по всем правилам оседлать лошадь. – Алси опустила глаза, и ее лицо залила краска стыда, столь густая, что ее было заметно в сгущающихся сумерках.

– Тебе кто-нибудь показал, как это делать? – неторопливо спросил Думитру.

– Нет, – с налетом раздражения ответила Алси, – но это выглядит так легко.

Не в состоянии удержаться, Думитру расхохотался в голос.

– Господи, Алси, если бы все было так просто, как выглядит… Но по правде говоря, седлать лошадь действительно просто, если знаешь, как это делается. Ты мне утром это покажешь?

– А ты не боишься, что я снова сбегу? – вдруг застеснявшись, тихо спросила она.

– Нет. Тебе некуда бежать, – ответил он, вручив ей скребницу.

Алси с минуту смотрела на нее с непроницаемым лицом, потом начала чистить лошадь короткими и слишком легкими движениями. Думитру встал позади Алси, положил ладонь на ее руку и твердо провел по холке, брюху и бокам лошади. Алси почувствовала себя рядом с ним уютно и, машинально откинувшись, легко прислонилась к нему.

– Я могла бы поехать на север, – едва слышно, почти шепотом сказала она. – Или на юг, в Софию. Или на запад.

– Ты этого хочешь? – также тихо проговорил Думитру ей на ухо.

Возникла долгая пауза, тишину нарушал только звук скребницы, скользившей по боку лошади. И наконец послышался ответ:

– Нет. Я не думаю, что все будет как прежде, но я слишком устала для побега. Глупая причина, не так ли? Но это правда. Я устала, Думитру. Не сомневайся, я найду способ впредь защитить свои деньги от твоих попыток воспользоваться ими, но не смогу снова пережить побег.

– А если я отпущу тебя?

Слова сорвались с языка, прежде чем Думитру успел сообразить, что сказал, и он замер, изумленный и собственной фразой, и тем, как застыла Алси. Рука, сжимавшая скребницу, остановилась, прервав монотонные движения.

– Ты серьезно? – выдохнула Алси.

Думитру не мог сказать, от каких эмоций дрогнул ее голос.

– Да. Во всяком случае, я так думаю, – ответил он, стараясь, чтобы его собственный голос прозвучал твердо. – Мы можем прийти к соглашению относительно моей части твоего приданого, но если ты хочешь уйти… – Он вдруг нерешительно умолк.

– Ты хочешь, чтобы я уехала? – Алси снова овладела голосом, но говорила торопливо. – Я прекрасно понимаю, что взять меня с собой весьма благородно, поскольку я буду обузой, которая замедлит побег…

– Нет, – резко оборвал Думитру, пока она не начала лепетать жалобные слова. – Сейчас я не больше желаю твоего отъезда, чем тогда, когда бросился за тобой в погоню. Но тогда я хотел тебя, потому что… хотел. А сейчас… я хочу, чтобы ты была рада мне, и если этого не будет, я не буду счастлив, даже если удержу тебя. – Он замолчал, смущенно усмехнувшись. – Это звучит путано, нерационально…

– Нет, – в свою очередь, прервала его Алси. Она мягко высвободила кисть и повернулась в его руках, глядя в лицо. – Нет, не путано, для меня это звучит так… будто ты любишь меня.

Неуверенность в ее голосе изумила Думитру, и ему захотелось разглядеть в свете звезд не только призрачную бледность и темные тени ее лица, но что-то большее.

– Но я всегда любил тебя. Во всяком случае, с того дня, когда ты плакала, выгнав Яноша Бенедека, – внес поправку Думитру.

– Наверное, – согласилась она, – но большей частью тебе нравились чувства, которые я в тебе вызываю, А больше всего – моя внешность и тело. Ты не любил меня настолько, чтобы заботиться о том, что тебе во мне не нравилось.

– Теперь ты говоришь путано, – сказан Думитру. Ему хотелось схватить ее в объятия, поцеловать… Он смущенно рассмеялся. Все так запуталось в его голове, что он не мог точно определить это все. – Ты… ты меня любишь?

Алси замерла, ее глаза казались темными озерами под дугами бровей.

– Думаю, да, – медленно проговорила она. – Думаю, я поняла это в тот день, когда узнала, что ты обманул мое доверие. Я не хотела думать об этом ни тогда, ни после, но именно поэтому мне было так больно. – Помолчав немного, она добавила: – Логика и эмоции – опасная комбинация. Логика, неумолимая и безжалостная, толкает тебя на путь, которым ты не хочешь идти, к решению, которое не хочешь принимать. И между жестокой правдой и твоей душой больше нет никакого смягчающего буфера. Эмоции разрывают тебя изнутри, а логика снова и снова собирает воедино обрывки… Почему ты пытался забрать мои деньги? – внезапно воскликнула она. – Я бы отдала тебе практически все, о чем бы ты ни попросил.

Думитру уже готов был выпалить давно отрепетированные, заученные фразы, но перед лицом этой женщины, его жены, стоявшей сейчас перед ним, все его доводы вдруг потеряли смысл, словно ее признание стало мечом, который в клочки изрубил гордиев узел его оправданий. Перед лицом новой реальности его права мужа казались глупой уверткой, его жизнь теперь была в ее руках, равно как и ее жизнь – в его. По сравнению с этим дело о нескольких сотнях фунтов казалось глупым пустяком.

– Не помню, – ответил Думитру.

Это была не вся правда, он мог наизусть перечислить свои доводы. Но они больше не имели смысла, ни сейчас, ни после.

– Не помнишь? – после короткой паузы сказала Алси.

– Нет, – ответил Думитру.

Она снова помолчала, потом спросила:

– Ты не хочешь, чтобы я оставила тебя?

Думитру не мог сказать, верит она ему или нет, и хочет ли верить.

– Не хочу, – ответил он, вложив в короткие слова горячность и уверенность.

Алси опять замолчала, на этот раз надолго. Потом шагнула ближе, всем телом прижавшись к нему, и прошептала:

– Хорошо. Потому что и я не хочу расставаться с тобой.

Потянувшись, она поцеловала его, ее мысли разбегались в вихре эмоций и желаний. Только второй раз в жизни она была так бесстыдна, первый был в день их свадьбы. Алси была уверена, что это новое начало, но сколько оно продлится, понятия не имела.

Она думала, что до мельчайших подробностей помнит тело Думитру, что оно навсегда запечатлелось в ее памяти, но его рот был тверже, требовательнее, чем она припоминала, потрескавшийся от холода, но невероятно горячий.