Шепот ночи

– Нет, если твой собеседник одолел только азы геометрии, – весело воспротивился Думитру, чувствуя, что может встретить достойного противника, если Алси будет продолжать дальше с той же неумолимой серьезностью.

Она покраснела, и ее оборона тут же пала.

– Прости, я не учла…

– Ради Бога, Алсиона! – перебил ее Думитру, притворно закатив глаза. – Своим смущением и извинениями ты лишаешь меня удовольствия подразнить тебя.

– Ох! – вымолвила Алси и заморгала. У нее вырвался нервный смех. – Прости, я не слишком сильна в кокетстве и легкомыслии, язвительность мне дается гораздо лучше. Мать считала, что всему виной моя непосредственность, а я думаю, что это следствие контактов с людьми, считающими, что мои интересы оскорбляют их чувствительность. У меня было мало возможности вести пустые светские разговоры.

Ее слова задели Думитру, но он скрыл это под шутливым ответом.

– После всего, что я сказал, ты опять извиняешься, – поднял бровь Думитру.

– Я… – Алси на мгновение замолкла, загнанная в угол, потом все поняла, и ее лицо ожило. – Ах ты! Ты опять меня дразнишь. – Безуспешно пытаясь сдержать улыбку, она рассмеялась. – Я порой вхожу в раж! – сказала она, отсмеявшись. – Я понятия не имела, как сказать тебе о своей работе, поскольку почти никому о ней не говорила, но уверена, что, думай я целый месяц, худшего способа не придумала бы. Удивляюсь, что ты не сбежал, как только я начала разглагольствовать о гиперкомплексных числах.

– Ну, если это самое худшее, думаю, с остальным мы справимся, – сухо ответил Думитру, Он услышал, как открылась дверь в гостиную, значит, подали обед. Алсиона успокоилась и казалась почти счастливой. Поэтому он позволил себе сменить тему: – Поверь, я пришел сюда не затем, чтобы обсуждать дамские увлечения или математику. Я хотел пригласить тебя пообедать со мной.

– Уже так поздно? – Она бросила взгляд на свое безупречное платье. – Я еще в утреннем наряде, но если ты не возражаешь…

– Вовсе нет, – сказал Думитру. С тех пор как вернулся из Парижа, он не переодевался даже к ужину, если не считать дня свадьбы. – Мы тут не слишком придерживаемся строгих правил этикета.

– Тогда я в твоем распоряжении, – сказала Алси, подав ему руку.

Думитру церемонно склонился над ней, воспользовавшись возможностью провести губами по ее изящным пальчикам, и заметил, как у нее перехватило дыхание. Почувствовав, несмотря на неприятные утренние новости, безотчетное удовольствие, он взял Алси под руку и повел соседнюю комнату, где, позвякивая посудой, слуги накрывали стол.

Они сидели в ожидании супа и жаркого. На коротком пути из спальни в гостиную Алсиона снова сделалась напряженной и неуверенной. Теперь она ела с преувеличенной аккуратностью, и Думитру казалось, что он слышит, как в ее голове эхом отдаются уроки этикета.

Пытаясь сломать напряжение, он прочистил горло, и она подняла глаза от тарелки. На щеках Алси вспыхнули розовые пятна, глаза, потемнев, поблескивали, и Думитру сообразил, что ее неловкость связана не с разговором о математике, а с воспоминаниями о вчерашнем ужине.

Ее смущение вызвало инстинктивный ответ в его теле. В его уме промелькнули видения, слишком быстрые и бессвязные, чтобы назвать их фантазией: он берет в плен ее губы, сдергивает пышные юбки…

Думитру заморгал, отгоняя чары, и вздохнул. Как это ни восхитительно, он знал, что это не поможет ему облегчить отношения с женой. Другую женщину он мог бы соблазнить домашним раем, но не Алсиону.

Снова откашлявшись, он отпил глоток вина.

– Тебя печатали? – спросил он, изображая ненавязчивое любопытство. – Я хотел сказать, в этих журналах?

Алсиону вопрос удивил и – к тайному изумлению Думитру – польстил ей. Ее щеки порозовели еще гуще, а глаза радостно блеснули.

– Да. Точнее, печатался Алко Картер. Пять раз в математических и шесть в философских журналах. – В ее улыбке сквозила самоирония. – Даже представить не могу, что бы сказали издатели и мои оппоненты, узнай они, что автор женщина. Я начала посылать свои работы на обсуждение, будучи почти девочкой.

Казалось, Алси была в настроении удовлетворить его любопытство, поэтому Думитру спросил:

– А почему и математика, и философия?

Она пожала плечами, и сложного покроя рукава зашуршали от этого движения.

– А почему бы и нет? Математика и естественные науки только недавно отделились от философии. С развитием науки разделение становилось неизбежным, хотя я не могу отделаться от мысли, что узкая специализация станет губительной.

– Как так? – неожиданно заинтересовался Думитру, увлеченный ее энтузиазмом.

– Начнем с того, что числа воспитывают логику и рациональное мышление. Если математика окончательно отделится от гуманитарных наук, я предвижу медленное сползание к нелогичности и абсурдности, невозможной при логическом мышлении. – Алси говорила с таким напором, что нельзя было не увлечься темой. Думитру скептически поднял бровь.

– А что случится с математикой без философии?

– Она изживет себя и станет никому не интересной, – кратко ответила Алсиона.

– А твои гиперкомплексные числа кому-нибудь интересны? – не удержался Думитру.

Она одарила его божественной улыбкой.

– Конечно. Я уверена, что настанет время и они понадобятся. Только пока никто не знает для чего.

Алси, казалось, успокаивалась, когда он бросал ей вызов, словно оказывалась в родной стихии. Это было странно, восхитительно и приятно возбуждало. Оживленность делала Алси крайне привлекательной, сама она этого не осознавала, и у Думитру возникло чувство, будто он подглядывает в замочную скважину. Для пробы он сменил тему, чтобы увидеть, какую это вызовет реакцию.

– Похоже, ты не слишком веришь в человеческую натуру, если придаешь такое значение тренировке ума.

– Невежество, бедность и глупость большинства людей мало вдохновляют, – ответила она. Ее раздражение было скорее направлено на неупомянутых родителей, чем на него. Искорки в ее глазах противоречили словам, Алси будто светилась изнутри. – Жизнь большинства определяют суеверия, привычки и эмоции. Так что логическое мышление надо всячески культивировать и тренировать.

Думитру медленно улыбнулся:

– Думаю, у некоторых философов ты не слишком популярна.

Алсиона удивленно посмотрела на него, потом взвизгнула от смеха, действительно взвизгнула – звонко, совсем по-девичьи.

– У меня есть противники, – призналась она, – но есть и горячие сторонники.

Думитру откинулся на спинку кресла.

– Я могу это понять. Ты женщина твердых взглядов. А твердые взгляды часто вызывают столь же серьезные отклики.

– Вот именно. – Алси так улыбнулась в ответ, что ему захотелось тут же ее поцеловать.

Покончив с супом, они занялись жарким, и Думитру прервал разговор. Он притворно сосредоточился на еде, но перед его внутренним взором мелькали живые картины прошлой ночи, влекущие к ночи предстоящей. Какую удивительную, необыкновенную женщину нашел он себе в жены: она оживлялась, занимаясь неженскими делами, и становилась совершенно очаровательной, обсуждая темы, обычно далекие от женского кругозора. Его отец наказал бы такую невестку как непокорную дочь, отобрал бы все ее книги и приказал занять ум более подходящими темами. Его дед, который не выносил людей, не разделявших его взглядов и смевших высказывать сомнения, был бы груб с ней. Но Думитру в этом отношении не походил ни на деда, ни на отца, он мысленно перенес Алсиону из замкнутого царства общепринятой женственности в совершенно иной мир.

Отбросив эти мысли, он нарушил молчание:

– Спустимся на грешную землю. Как тебе понравился первый день в качестве графини?

– Должна признаться, я так труслива, что не отважилась высунуть нос из этих комнат, – немного смутилась Алси.

Думитру не мог удержаться от усмешки:

– И это говорит женщина, которая воюет с седовласыми философами? Фи, женушка!

Как он и предполагал, Алсиона улыбнулась:

– Но я знаю язык философов, с которыми спорю. И гораздо свободнее чувствую себя в эзотерических дебатах, чем в руководстве домашним хозяйством. А здесь я пока чувствую себя как римский наместник, которого накануне падения империи сослали в отдаленную провинцию, и очень не уверена, что меня с радостью примут.

– Я не думал загружать тебя заботой о хозяйстве, иначе распорядился бы на этот счет, – признался Думитру. – Конечно, устно. Я не слишком привык записывать подобные дела.

– Я не намеревалась осмелиться… – вдруг встревожилась Алси.

Он мягко перебил ее, не позволив мучиться угрызениями совести:

– Это совсем не дерзость. Ведь что делает жена? Ведет дом мужа. Это моя неразумность не позволила тебе занять подобающее место. Завтра я пришлю к тебе священника. Хоть его немецкий и оставляет желать лучшего, он прекрасно говорит по-гречески и станет твоим переводчиком, если тебе понадобится поговорить со слугами.

– Конечно, – ответила Алси, но, судя по голосу, эта перспектива ее не слишком обрадовала.

– Какие-то проблемы? – спросил Думитру.

– Что? Нет, разумеется, нет, – быстро сказала она. – Я высоко ценю чистые комнаты и хорошую еду. – Она замолкла, но что-то недосказанное витало в воздухе.

Господи помилуй, у этой женщины есть тайна, подумал Думитру. Ее лицо могло быть непроницаемым, но когда Алси собиралась заговорить, оно тут же выдавало ее. Думитру не мог себе представить, как Алсиона сможет примириться с его вторым занятием, его главным ремеслом, где основой всему ложь, секреты и тщательно завуалированная полуправда.

– Так в чем дело? – громко напомнил он.

Алси долго молчала, словно пытаясь решить, стоит ли отвечать. Наконец она сказала:

– Честно говоря, меня мало заботит, как убирают мою комнату и готовят еду. Если ты хочешь, чтобы я присматривала за хозяйством, я стану этим заниматься. Я знаю, как это делается. Считается, что девочек воспитывают именно для этого. Но если дела будут спокойно идти без моего участия, я предпочту не вмешиваться. Мне бы хотелось, чтобы, насколько это возможно, все шло с минимальными усилиями с моей стороны.

– Особенно потому, что формулы гораздо увлекательнее, – усмехнулся Думитру.

Алсиона застенчиво улыбнулась в ответ, неуверенная в его одобрении.

– Совершенно верно, – согласилась она.

– Что ж, тогда не вижу, зачем тебе взваливать на себя эти обязанности, – сказал он. – Старая Стана Букатару – опытная экономка, а с тем, что не в ее власти, прекрасно справится мой управляющий Петро Волынроский. Однако отказ от хозяйственных забот языковые проблемы не решит.

– Конечно, – с готовностью согласилась Алси. – Я горю желанием выучить местный язык, румынский или как он называется…

– Валашский, – поправил Думитру. – У меня есть способности к языкам, но я плохой учитель, а вот наш священник отец Алексий – прекрасный педагог. Пока я не уехал во Францию, он был моим наставником.

– Буду рада заниматься с ним, – с искренним воодушевлением сказала Алси. – У него очень доброе лицо.

Думитру фыркнул от смеха.

– Он похож на старого медведя.

– Ну уж нет, – возразила Алси. – У него такие добрые глаза.

– Я слишком хорошо помню его розги, наверное, поэтому он меня немного пугает, – с насмешливой доверительностью полушепотом произнес Думитру.

– Наверняка ты их заслуживал, – чопорным тоном произнесла Алси, но ее глаза озорно поблескивали.

– Коли уж на то пошло, он никогда не наказывал меня за то, за что не выпорол бы отец, – признался Думитру, откинувшись на спинку кресла. – Но это не прибавляет мне желания навестить его комнату, где он обычно вершил наказание. Значит, договорились? – спросил он, возвращаясь к главному вопросу.

– Да, – ответила Алси. Замявшись, она съела несколько кусочков с такой аккуратностью, что Думитру понял, как она тщательно подбирает слова. – У меня есть кое-какие идеи относительно нашего жилища, которые я хотела бы обсудить с тобой. Если ты, конечно, не против.

– Конечно, нет, – сказал он, хоть и подозревал, что станет возражать.

– Я бы хотела написать своему агенту в Женеву и заказать… мебель по своему вкусу в свою комнату, Я хочу сказать, что потрачу личную часть приданого, чтобы переделать свою спальню, если ты не слишком привязан к ней.

Горькие мысли по поводу принесенных Волынроским утром новостей черным саваном окутали веселое настроение Думитру. Подумать только, несколько часов назад он решал, как спровоцировать жену сделать то же самое! Ведь сейчас у него едва ли найдутся деньги на такие цели, даже если отложить другие траты. С признанием собственной несостоятельности пришло понимание, что он думал о переменах в доме не из-за нее, но ради себя самого.

– Довольно странное скопище вещей, правда? – насколько мог нейтрально сказал Думитру. – Действуй. Ты можешь обставить свою спальню как пожелаешь, – добавил он, словно с опозданием додумавшись до этого.

– Ты правда не возражаешь? – спросила Алси, оглядывая обшарпанную комнату. – Эта мебель не дорога тебе как память?

– Не возражаю, – сказал Думитру, проглотив горький ответ, что древности в комнате – это следствие нужды, а не сантиментов. – Лучшую мебель можно переставить в комнаты, где главное – роскошь. А ту, что не имеет ни исторической, ни семейной ценности, отдадим Стане Букатару. Экономка знает, кому она нужнее. – Он помолчал, мысленно уравновешивая на весах гордость и тоску по комфорту. – Коли уж ты решила сменить мебель, то можешь установить и новые печи. Я зимой пользуюсь жаровней, а в этой комнате камин ужасно дымит. Та печь, что стоит в твоей спальне, единственная дает хоть какое-то тепло. Я привык к неудобствам, но ты будешь от них страдать. – Думитру сказал это беззаботным голосом, словно слезящиеся глаза и ледяные ноги его не огорчали.

– Понятно, – сказала Алси, хотя по ее тону было ясно, что неисправность каминов и печей ей не приходила в голову. – Если ты не возражаешь, я бы хотела нанять рабочих, чтобы превратить эту комнату в более уютное пространство. Я не решалась поднимать этот вопрос, но коли уж ты заговорил о печах… – Она посмотрела на Думитру извиняющимся взглядом. – Не подумай, что мне тут не нравится. Такой большой спальни у меня никогда не было. Но я бы хотела иметь собственный кабинет, спальню и гардеробную.

Думитру улыбнулся, несмотря на охватившее его безотчетное негодование.

– Кабинет вместо гостиной. Можно было бы догадаться.

Алсиона чуть зарумянилась.

– У меня не было братьев и сестер, поэтому меня баловали. Когда я подросла, в моем распоряжении оставили детскую и классную комнаты. Днем детская была моей гостиной, ночью – спальней, а комната няни превратилась в гардеробную. Став старше, я устроила в классной комнате кабинет.

– Тогда почему бы не использовать все четыре комнаты? – услышал Думитру собственный голос. – Здесь есть еще комната. – Кивком головы он указал на закрытую дверь на противоположной стене. – Это кабинет моего деда, но им уже тринадцать лет не пользуются. Старый кабинет находится рядом с главным холлом и более удобен, поэтому после смерти деда стали пользоваться им. Деду нравилось, что к нему сложно добраться. Он считал, что крутая лестница заставляет людей самих решать проблемы, вместо того чтобы карабкаться наверх по всяким пустякам и докучать ему.

– Должно быть, он был интересным человеком, – улыбнулась Алси. – Спасибо. Я с удовольствием воспользуюсь кабинетом. Мне нужно установить печь и там?

– Без сомнения, – сказал Думитру, вдруг задумавшись, сколько денег, на которые он рассчитывал построить канал, будет потрачено на реконструкцию дома.

Что с ним происходит? То он подстрекает Алси тратить как можно больше, решив, что ее запросы крайне разумны, и тут же возмущается ее желанием перемен.

– Я привезла с собой карманные деньги, двести фунтов, – беспечно продолжала она. – Я обменяла их на австрийские талеры. Фрау Бауэр, кузина моей матери и тети Рейчел, уверила меня, что они здесь ходят. Думаю, их более чем достаточно, чтобы переделать мою комнату. В конце концов, мне нужно только две перегородки и две двери.

– Действительно, – согласился Думитру, сделав неизбежное сравнение с собственными ресурсами.

Хотя годовой оборот его хозяйства составлял около двенадцати тысяч фунтов, в его распоряжении оставалось едва две тысячи чистой прибыли, и то с крайне скромным ведением хозяйства и благодаря тайной торговле информацией. Когда был жив отец. Думитру, учась в Париже, получал ежегодно три тысячи.

– Сколько здесь платят рабочим в неделю? – спросила Алсиона. – В Англии за такую работу фунта более чем достаточно.

Думитру решил предложить для работы по реконструкции слуг. Но у него было мало свободных рук и много крестьян, нуждающихся в деньгах, которые Алси могла истратить на наряды и прочие безделушки. Он мог бы завысить цену, и она никогда бы об этом не узнала, но он понимал, что внезапный вброс денег сделает с местным закрытым рынком, и не желал обесценивания денег. Поэтому он просто сказал:

– Я найму нужных людей и отдам тебе счет, когда надо будет заплатить. Плата здесь вчетверо меньше, чем в Англии.

Тема денег вновь испортила ему настроение, и, выбросив ее из головы, Думитру заставил себя думать о другом. О предстоящих сегодня делах. Он должен посмотреть, как идет строительство террас. Яровая пшеница поспеет через несколько недель, нужно оценить достоинства импортных сортов. Думитру смотрел в окно, а в его голове складывался перечень дел, которые надо закончить до захода солнца. Отсюда его земли казались мирными и спокойными. И все-таки тысяча четыреста квадратных миль его владений лежали в полном хаосе. Но что он мог сделать? Наблюдать, как жизнь его людей, его собственная жизнь становится все более отсталой? Смотреть, как современный мир идет вперед, а они погружаются в мрачное средневековье? Нет. Его путь – это путь выживания, и ничто – даже эта прекрасная наивная женщина, вошедшая в его мир, – не важнее этого. Хотя она уже стала для него так дорога, что ему приходится напоминать себе о своем долге.

– Поедем сегодня со мной посмотреть поля? – услышал он собственный голос, оборвавший мысли. – Моим людям пора познакомиться с тобой, да и тебе надо узнать замок и окрестности.

Глаза Алсионы расширились от удивления, но она быстро согласилась.

– Я знаю, что раньше или позже должна выйти из укрытия, и лучше раньше, чем позже.

– Отлично. – Увидев, что ее тарелка, как и его собственная, пуста, Думитру встал. – Ты переоденешься в амазонку?

– Конечно, – быстро ответила Алси, вставая. – Это займет не больше минуты.

Когда она вышла из комнаты, Думитру не мог удержаться от мысли, что рядом с этой женщиной ежедневная поездка станет гораздо приятнее.

Глава 8

Быстрый осмотр замка оставил у Алси смешанные чувства. Резиденция – так Думитру называл центральную башню и три разбегающихся в стороны крыла – была просторной и даже отчасти романтичной, но романтика соседствовала с такой обыденностью, что не вызывала восторга. В одном крыле размещалась кухня, а над ней – комнаты слуг. Ниже графских покоев располагались два этажа спален для детей и гостей. Первый этаж служил центром резиденции, там находились большой зал, буфетная, кладовая, кабинет Думитру и вход в пристройку. Думитру рассказал, что флигель служил личными апартаментами семье с начала семнадцатого века и до 1801 года, когда его дед, унаследовав владения, переселил семью в башню.

– А почему церковь пристроена к флигелю? – спросила Алси, вглядываясь в знакомый коридор бокового крыла. – Я думала, такая планировка скорее соответствует средневековой архитектуре, чем эпохе Возрождения.

Думитру улыбнулся, его светлые глаза довольно блеснули. Алси снова поразило, как он красив. Черные пряди в седых волосах и чуть раскосые голубые глаза делали его моложе.

– Как правило, да, – согласился он, – хотя эпоха Ренессанса не оказала здесь сильного влияния. Как бы то ни было, наши расчетливые предки построили деревянную церковь во дворе, которой пользовались и жители деревни, и обитатели замка, пока она не сгорела дотла. И тогда архитектор решил восполнить отсутствие изящества мысли и добавил новую пристройку. Слава Богу, он предусмотрел боковой вход, поэтому крестьяне не топтались каждую неделю по коридору в грязных башмаках.

Они вместе вышли из главных дверей. Стоял яркий летний день. Алси наклонила голову, пока не убедилась, что шляпка надежно защищает лицо от солнечных лучей.

Думитру указал на конюшни и сенные сараи, стоявшие по периметру двора. Оба сарая были новенькими, стены сверкали свежей известкой, солнце золотило кровельную дранку.

– Для зимовки скота, – объяснил Думитру с таким глубоким удовлетворением, что Алси почувствовала необходимость ответить.

– А-а… – протянула она, не зная, что сказать.

– А-а… – улыбнувшись, передразнил ее Думитру – Ты ни малейшего понятия не имела, для чего они предназначены, правда?

– А ты понятия не имеешь, что значит добавить второй цилиндр в мотор, – рассердившись, парировала она.

Думитру удивился, и Алси прикусила язык, проклиная свою невоздержанность. Но веселое настроение тут же возвратилось к Думитру, и он только сказал:

– Признаю.

Думитру оглянулся на новенькие сараи. Во дворе медленно собирались крестьяне. По их неторопливым движениям Алси поняла, что работа только предлог, ей и самой не раз случалось притворяться очень занятой, чтобы задержаться там, где у нее не было никаких дел.

– Мы впервые запасли столько сена, что скоту хватит на всю зиму и не придется резать половину стада.

– А-а, – снова повторила Алси, на этот раз с пониманием.

Конюх подвел оседланных лошадей: красавца Бея для Думитру и черную изящную кобылу дня Алси взамен мула, на котором она приехала в Северинор. Когда Думитру подсадил ее в седло, она мрачно пожалела о том, что ее навыки верховой езды не меняются так быстро, как верховое животное под ней. Впервые она проехалась верхом в Гайд-парке, когда ей было двенадцать. До этого она передвигалась только пешком, в фамильной карете или на поезде. Первый опыт оказался ужасным. И хотя Алси давно преодолела страх верховой езды, но никогда не чувствовала себя в седле естественно и не выглядела элегантной наездницей. Почти нечеловеческая грация Думитру, с которой он взлетел на своего лоснящегося гнедого, только подчеркивала неуклюжесть Алси.

Оглядев двор, Думитру усмехнулся:

– Похоже, тебе предстоит дать аудиенцию.

Алси, отведя от него взгляд, осмотрелась. Во дворе собралось уже несколько десятков крестьян, а народ все прибывал. Большинство из них оставили всякие попытки изобразить, что работают, и тайком поглядывали на новую хозяйку. Детишки открыто разглядывали ее и перешептывались.

– Мне представить их тебе? – спросил он.

Алси нервозно проглотила ком в горле, у нее вдруг засосало под ложечкой. Лошадь беспокойно переступала ногами, почувствовав напряжение всадницы.

– Думаю, да, – согласилась Алси, стараясь изобразить беззаботность.

Думитру ответил ей ослепительной улыбкой – намереваясь поддержать? – и направил своего Бея к ближайшей группе. Имена, которые он произносил, ничего не говорили Алси, с таким же успехом это мог быть просто набор звуков, но она снова и снова улыбалась и кивала, пока не заболели мышцы щек и шеи. Алси держалась рядом с Думитру, который, кажется, был рад представить ей каждого из своих подданных. Крестьяне реагировали на это с благоговейным трепетом, вызывая у Алси чувство неловкости. У нее возникло ощущение, будто знатная дама и средневековый рыцарь шагнули сюда со страниц старой легенды.

Так продолжалось, пока не осталось ни одного не представленного Алси человека, и тогда Думитру снова повернулся к ней:

– Поедем осматривать поля?

– Да, конечно, – без размышлений ответила слегка ошеломленная Алси.

– Тогда вперед.

С этими словами Думитру тронул поводья, проехал между сараями и дальше со двора, оставив ей следовать за ним.

«Почему я согласилась на это?» – спрашивала себя Алси три часа спустя. Еще утром она говорила себе, что будет счастлива, если ближайший месяц не увидит ни лошади, ни мула, ни верблюда, и вот, пожалуйста, она едет следом за мужем, который, кажется, вознамерился сегодня лично проверить каждый дюйм своих владений. Верховую езду Алси всегда считала довольно неприятной. У нее и сейчас еще ягодицы побаливали от долгой поездки в жестком седле на муле, а одеревеневшие бедра отзывались болезненностью совсем подругой причине, глубоко смущавшей и возбуждающей. Поездка была довольно унылой и скучной из-за постоянных остановок, во время которых Думитру обсуждал с многочисленными подданными разнообразные вопросы, что, без сомнения, заинтересовало бы Алси, если бы она понимала хоть слово.

Стоило ей на минуту задуматься о тяготах верховой прогулки, и она уберегла бы себя от подобного приключения. Даже во дворе не поздно было отказаться, но Алси этого вовремя не сообразила. Интерес Думитру к своему делу был очень заразителен, и она увлеклась. В ярком свете дня ее новоиспеченный муж больше не казался таинственным и грозным, но в нем чувствовалась властная сила, скорее выражавшаяся блеском глаз и темпераментной речью, а не шириной плеч и крепкими челюстями. Думитру не представлял, что кто-то может не согласиться с ним, обычно этого и не происходило.

Наблюдая за реакцией тех, с кем разговаривал Думитру, Алси заметила, что ею энтузиазм подобно инфекции заражал всех его собеседников. Их сомнения рассеивались, разглаживались нахмуренные лбы, седобородые старцы согласно кивали, словно зачарованные дети. Это какая-то магия, решила Алси, против которой ни у кого нет иммунитета. И хотя волшебный эффект длился недолго, он обладал большими возможностями.

Раскинувшиеся в долине поля скоро сменились фруктовыми садами, лесными чашами и пастбищами на склонах гор. Алси поймала себя на том, что постоянно думает о земле и людях, ее населяющих, теперь ставших для нее такой же реальностью, как когда-то ткацкие станки отца и его рабочие. Владения Думитру походили на огромную фабрику, но машинами тут была сама земля, а сырье и конечный продукт создавались в постоянном круговороте природы. Но земля была не только средством производства, она оказалась неожиданно красивой. Поля и деревья обнимали бегущую между ними дорогу, а впереди, словно расталкивая мощными плечами землю, поднималась гора. Как вставший на страже древний великан, она загораживала горизонт, скорее защищая, чем грозя. Неудивительно, что Думитру так любит свою землю, подумала Алси, глядя на едущего впереди всадника с гордой осанкой.

После очередного поворота дороги Думитру остановился. Алси увидела, что пологие склоны круче поднимаются вверх. На откосах не было ни лесов, ни пастбищ, вместо них уступами шли вверх подпорные стены. Мужчины, по пояс в грязи работавшие на третьей и пока последней террасе, увидев Думитру, приветственно закричали и стали пробираться вниз по камням к дороге.

Снова неминуемое знакомство, потом, забыв об Алси, Думитру включился в оживленную дискуссию с рабочими. Наконец, обсудив дело, он повернул лошадь и перехватил взгляд Алси.

– Тебе скучно, – сказал Думитру, и веселье от последней шутки, которой он обменялся с рабочими, сменилось на его лице сожалением.

– Нет, – машинально ответила Алси. Когда он недоверчиво приподнял бровь, она поправилась: – Немного, но уверена, что не скучала бы, если бы понимала, что говорят.

Повернув Бея к замку, Думитру кивком указал на оставшийся позади склон:

– Мы обсуждали террасы.

– М-м… – протянула Алси, – это я поняла. – Она пустила свою лошадь вслед за гнедым жеребцом.

Думитру весело глянул на нее, его светлые глаза блестели.

– Я хотел сказать – способ строительства. Это эксперимент. – Алси промолчала, и он обвел рукой окрестные горы. – Северинор протянулся на семьдесят миль в длину и двадцать в ширину, но это сплошь гористая местность. Половина пахотных земель за последние два века пришла в запустение и обезлюдела. Вместо того чтобы перевозить людей на дальние поля, я хочу лучше использовать расположенные неподалеку удобные откосы, устроив поля на террасах, а южные склоны засадить виноградом и тутовыми деревьями.

– Чтобы поддержать население? – предположила Алси.

Губы Думитру насмешливо изогнулись.

– Чтобы улучшить жизнь населению.

– А-а… – Алси оглянулась на террасы. – Должна признаться, я даже не знаю, как называются эти горы.

– Тогда позволь познакомить тебя с Трансильванскими Альпами, – экспансивно взмахнул рукой Думитру.

– Альпы? – эхом повторила Алси, оглядываясь на темнеющий позади пик.

Он был безлесым, это правда, и очень живописным, но по сравнению с описаниями Итальянских и Швейцарских Альп казался обычным холмом.

– Понимаю твое недоумение, – сказал Думитру, вскинув подбородок. Солнце играло на отливавших серебром густых прядях, выбившихся из-под шляпы – Смешное название, правда? Крестьяне просто называют их «горы», но длякартографов этого недостаточно, и один из них, вероятно, назвал их так от досады, что обнаружил на карте неподписанное место.

Думитру искоса взглянул на Алси, его неодобрительному высказыванию противоречили озорные искорки в глазах и неудержимо влекущий рот. Она подавила дрожь, внезапно вспомнив о боли между ног и о том, как эти губы прошлой ночью тысячу раз покрывали ее поцелуями, а ей все было мало.

– Так они стали Альпами, – продолжал Думитру, – поскольку картографы не отличаются ни поэтичностью, ни фантазией. Именно это разочаровывает в современной картографии.

– В таком случае «там демоны» гораздо интереснее, чем «Дрезден»? – спросила Алси, стараясь не рассмеяться, и ее голос от этого немного дрожал.

– Именно, – с воодушевлением ответил Думитру, казалось, не замечая ее доброй насмешки.

Алси поймала себя на том, что улыбается во весь рог. Она уже и не помнила, когда так искренне радовалась. Это открытие стерло улыбку с ее лица, но Думитру вглядывался в застывшее над пиком солнце, словно балансирующее на горной вершине, и ничего не заметил.