Глава 3

Думитру Константинеску на мгновение замер, потом отдал резкий приказ слугам, и они торопливо покинули комнату, захлопнув за собой дверь. Взглянув на фарфоровое личико новоиспеченной жены, он требовательно просил:

– Что вы сказали?

– Вы не барон Бенедек, – В ее голосе теперь не было удивления, он звучал твердо и уверенно.

Скрестив на груди руки, Думитру вздохнул. Он не знал, его ему больше хочется: проклинать Алсиону за то, что так быстро разгадала его хитрый план, или расцеловать за восхитительно острый ум. Но эти порывы совершенно неуместны в столь серьезной ситуации.

– Почему вы высказываете такие обвинения? – попытался он выиграть время.

Думитру привык хитрить и строить заговоры, но исключительно в политике, и, хотя заставлял шпионов из разных стран плясать под его дудку, сейчас оказался в затруднительном положении, не зная, как поступить с этой женщиной.

Алсиона нахмурилась сильнее, на ее прелестном личике застыло серьезное выражение, и Думитру почти увидел, как перед ее внутренним взором разворачивается список причин.

– Во-первых, мнепришлось ехать шесть дней, хотя я была твердо уверена, что владения барона находятся рядом с Оршовой. Во-вторых, вы потащили меня к алтарю, не дав переодеться. Учитывая обстоятельства нашего брака, было более разумным не спешить, но вы боялись, что я раскрою вашу хитрость, прежде чем мы обвенчаемся и вы уложите меня в постель. – Алси набрала в грудь воздуха и продолжила: – В-третьих, вы ни разу прямо не сказали, что вы барон Янош Бенедек. Хоть вы и намекнули, что мы в Банате, но не особенно распространялись на эту тему. Подозреваю, что вы хотели избежать лишней лжи, чтобы я не слишком сердилась на вас, когда откроется правда. Ведь браки, построенные на лжи, непрочны. В-четвертых, вы не католик, а барон Бенедек сообщил мне, что исповедует эту веру. В-пятых, на брачной церемонии я ни разу не назвала имя Янош Бенедек, хотя вы назвали мое, значит, я произнесла нечто другое. В-шестых, все здесь говорят на языке, не имеющем ничего общего с венгерским. В-седьмых и в-последних, ваши слуги за этот вечер неоднократно обращались к вам, но ни разу не назвали бароном Бенедеком.

У Думитру засосало под ложечкой, но в глубине души ему хотелось встать и зааплодировать. Он заставил себя беззаботно сказать:

– И кто я, по-вашему?

Алси решительно посмотрела на него:

– Вы владелец замка и многочисленных подданных, поэтому я склонна верить, что вы, как и барон Бенедек, благородного происхождения. Однако ваши люди исповедуют православие и не говорят по-венгерски. В их языке много латинских слов, значит, вы не выгнали отсюда барона, чтобы занять его место. Учитывая это и расстояние, которое мне пришлось преодолеть, вы румын, точнее, валах.

Медленно откинувшись в кресле, Думитру всматривался в сидящую перед ним женщину, не в состоянии понять, что она собой представляет. Поначалу он принял ее сдержанность за застенчивость, но всякий раз, когда Алсиона забывала, что ей надлежит быть скромной, она балансировала на грани дерзости. Ему следовало бы заметить первый проблеск ее подозрений, но хотя эмоции часто отражались на ее выразительном лице, они тут же скрывались за завесой вежливого интереса. Завесой столь непроницаемой, что ее можно было принять за разрисованную маску, сквозь которую трудно проникнуть в суть человека. В довершение всего его новоиспеченная супруга слишком красива. С ее огромными зелеными глазами, обведенными черным ободком, и нежной розоватой кожей она походит на ожившую дорогую куклу, ее фарфоровое личико и дорогой наряд словно сошли с модных картинок. Если бы не ее забрызганный грязью дорожный костюм, у Думитру возникло бы свойственное детям желание узнать, как уст роена игрушка, и поискать швы на кукольном теле.

В парижских салонах он встречал множество красивых женщин, и каждая держала себя с самодовольной уверенностью, что восхищенные взгляды мужчин всегда будут прикованы к ней, где бы она ни находилась. Умные особы в равной мере пользовались загадочными улыбками и остроумием, и мужчины дюжинами падали к их ногам.

И хотя Алсиона не уступала парижанкам ни по красоте, ни по уму, она была сдержанна и готова защищаться, словно не доверяла мужскому вниманию и не принимала его как должное. Если бы не ее изысканный наряд, Думитру бы подумал, что она не замечает своей физической привлекательности. Даже надетое к обеду роскошное платье было скорее демонстрацией таланта модистки, а не попыткой обольщения. Разумеется, Алсиона находила только что обретенного мужа привлекательным – без всякого тщеславия Думитру мог сказать, что прочитал это в ее глазах. Но было в ее реакции что-то странное и беспокойное, словно она не доверяла себе.

Что сказать ей сейчас, чтобы еще больше не осложнить свое положение? Не лгать, она не скоро простит вранье. Нужно найти способ тактично отвлечь внимание Алсионы от его обмана. Думитру остановился на следующей фразе:

– Вы очень проницательны.

– Разумеется. Проницательности в отличие от такта мне не занимать, – холодно ответила Алси, чуть вскинув маленький подбородок. – Вы не думаете, что эта дискуссия гораздо интереснее обсуждения узора на скатерти?

Думитру одарил ее самой обворожительной улыбкой из своего арсенала.

– Интереснее не всегда значит лучше, мой маленький остроклювый орел.

Алсиона, не двигаясь, смотрела на него. Думитру отхлебнул вина, чтобы скрыть досаду. Обаянием от нее уступчивости не добиться. Если он хочет завоевать эту женщину, ему придется бороться с ней. Думитру вздохнул.

– Какое значение имеют имена и границы, моя дорогая женушка? Какая разница, что вы вышли замуж за одного незнакомого дворянина вместо другого?

Алси открыла было рот, чтобы дать ему, как решил Думитру, уничижительную отповедь, но лишь строго посмотрела на него.

– Как вы узнали, что я собираюсь выйти замуж за барона Бенедека? Вы читали наши письма. Если вы называете меня маленькой птичкой, вы должны были их читать. Но как?

– Когда человек оказывается меж двух империй, как я, то поневоле приходится приглядывать за соседями. Мы с бароном Бенедеком оба рассылали корреспонденцию по всему миру через Оршову. Я всего лишь устроил так, чтобы его письма перед отправкой копировали. Когда он собрался жениться на вас, я не мог упустить такой возможности. Понимаете, мне, так же как и ему, отчаянно нужны были ваши деньги. В последнем вашем письме к нему я подправил дату вашего приезда, вас встретили на причале мои люди, а ваше приданое перечислили на открытый мною счет.

Лицо Алсионы выдало крайнее изумление.

– Вы похитили меня. Почему вы решили, что Бенедек не обойдется с вами точно также?

Она походила на наивного ягненка, забредшего в волчье логово. Хотя у Думитру не было причин скрывать от Алсионы степень своего вмешательства в подобные дела, – он не хотел, чтобы суровая реальность обрушилась на нее Ей нужно постепенно знакомиться с нравами мира, в который она только что вошла.

– Это вполне могло произойти, поэтому я был крайне осторожен в переписке, хотя такое ничтожество, как Бенедек, меня меньше всего волновало. В этих местах постоянно возникают мятежи, великие державы пристально наблюдают за нами, всегда готовые подтолкнуть в нужном направлении.

– Вашу почту тоже читают? – еще больше удивилась Алси.

– И посылают на мои земли шпионов, а их дипломаты пытаются склонить меня к своей точке зрения, – сказал Думитру. – Заметьте, я использую слово «дипломаты» в самом широком смысле. Поскольку здесь нет иных законов, кроме тех, которые установил я, сюда посылают людей, не обремененных угрызениями совести.

Алси все еще недоверчиво смотрела на него.

– Но почему?

Думитру пожал плечами и снова отпил вина.

– Это скорее вопрос условностей, чем смысла. Османская империя – это место, где схлестнулись интересы мощных сил: России на востоке и Австрии на западе. Каждая страна хочет контролировать землю, освободившуюся от турок, а Британию и Францию устраивает такое положение дел, когда один противник не может одолеть другого.

– Я не знала, – тихо сказала Алси. Ее брови сошлись на переносице. – Так кто же вы?

– Думитру Константинеску, – ответил он с преувеличенной вежливостью.

Ее губы на мгновение сжались, потом снова расслабились.

– А ваш хваленый титул? – многозначительно напомнила Алси, и Думитру понял, что именно это она имела в виду в первом вопросе.

– Я предпочитаю называться графом, – сказал он, надеясь, что это поможет загладить нанесенную ей обиду. – Мой титул признают и австрийский император, и русский царь.

Алси подозрительно посмотрела на него:

– А султан? Ведь Валахия все еще контролируется Турцией?

– Султан давным-давно не дает титулы в Румынии, – фыркнул Думитру. – Он никогда не желал даровать наследуемое дворянство, и уж тем более христианам. Некоторые бояре в Румынии и Венгрии выбрали себе титулы по своему вкусу. Но только те, что признаются Австрией или Россией, считаются в Западной Европе настоящими. Конечно, если вам не нравится быть графиней, можете называть себя княгиней Константинеску. Это менее значительно, хотя и звучит величественнее, поскольку так именовали себя все потомки валашских господарей.

– Княгиня Константинеску, – повторила Алси, и ее губы дрогнули в язвительной улыбке.

– Очень почетно, – повторил Думитру.

– И все-таки жаль, что на балах у Ферреров меня никогда не представят графиней или княгиней. – Глаза ее затуманились от непонятных эмоций. – Ради того, чтобы увидеть реакцию, стоит проехаться в Англию.

Услышав в словах Алсионы боль, Думитру начал понимать, какова была ее жизнь в Англии. Дочь богатого промышленника обладала красотой, заставлявшей ревновать женщин, но была лишена той особой грации, которая вызывает обожание у мужчин.

– Значит, титул волнует не только ваших родителей, но и вас?

– А иначе зачем бы я согласилась на это приключение? – нахмурилась Алси.

– Не смею предполагать, почему вы делаете то или другое, – пожал плечами Думитру.

Алсиона застыла, ее взгляд стал пристальным.

– Любопытное замечание. А я и не надеялась, что когда-нибудь встречу человека, не знающего, как мне надлежит думать и поступать. Позвольте задать вам вопрос. Как вы считаете, если я не делала того, чего от меня ждали, то чем я занималась?

– Я никогда над этим не задумывался с такой точки зрения, – мрачно покачал головой Думитру.

– Как странно. Вы думали о том, кто я, а не о том, как я повлияю на вашу жизнь. – Алсиона печально улыбнулась. – Тот факт, что вы румын, – поправьте меня, если я ошибаюсь, – заставляет меня задуматься о нашем союзе, не считая моих сомнении относительно характера мужчины, который умыкнул невесту другого и обманом сделал своей женой.

– Необходимость и неизбежность – суровые учителя. – Думитру одарил Алсиону обольстительной улыбкой.

Это было ошибкой. Алси ответила ему холодным взглядом, но на ее щеках вспыхнули розовые пятна. Она не так неуязвима, как ей хотелось бы.

– Да, – согласилась Алсиона. – Необходимость требует, чтобы я тщательно обдумала свою ситуацию. Выйдя замуж за венгерского аристократа, я, по крайней мере, по полгода жила бы в Вене, при дворе императора. Вы можете предложить мне в Румынии что-нибудь подобное? – Она покачала головой, и на черных локонах заиграли отблески свечей. – Вы отвезете меня в какую-нибудь захудалую деревню, носящую громкое имя валашской столицы? – Алси презрительно фыркнула. – Или мы станем посланниками при дворе вашего османского владыки, и я окончу свои дни в стамбульском гареме?

– У нас в Севериноре нет владык, ни валашских, ни других, – сухо ответил Думитру, не обращая внимания на ее тон. – Мы хорошо защищены горами, протяженными, труднопроходимыми и пока не представляющими интереса для других стран. Правда, мы изображаем лояльность тому, кто нам в конкретный момент больше подходит, но платим дань только на словах, а не золотом и людьми. – Он криво улыбнулся. – Что касается визита в Стамбул, по некоторым причинам султан будет не рад меня видеть.

Алсиона, нахмурившись, вертела в руках вилку.

– В том-то и проблема. Договор был простой: мое приданое в обмен на титул и столичную жизнь Вы предлагаете мне только одно из двух, – открыто взглянула она на Думитру.

Он с трудом удержался от смеха.

– Ваши аргументы имели бы смысл только в том случае, если бы так называемый барон Янош Бенедек имел хоть какие-то намерения сдержать свое слово. Но с таким же успехом он мог пообещать вам луну с неба.

– Что вы хотите этим сказать? – подозрительно прищурилась Алси.

– Он не барон, а простой боярин, для австрийцев это значит не больше, чем просто землевладелец.

– Так он не аристократ? – спросила Алсиона, хотя по ее выражению было понятно, что она уже знает ответ.

Думитру позволил себе улыбнуться.

– За пределами его владений его не считают аристократом.

Алси на мгновение замолкла, словно решая, верить ему или нет.

– Вы намекаете, что он тоже не отвез бы меня в Вену? – наконец сказала она.

– Если бы Янош Бенедек сдержал слово, то привез бы вас в столицу, где никого не знает и никто не знает его. Его интересы не в Вене, а в его дорогой Венгрии и в мятеже, который он надеялся организовать на ваше приданое, – Думитру покачал головой. – Австрийский император испытывает к нему не больше симпатий, чем султан ко мне, и был бы рад любому предлогу засадить его в тюрьму, окажись Бенедек у него в руках. Почему вас так влечет высший свет? Вы говорили, что не преуспели в Лондоне, и я не понимаю, почему при дворе Габсбургов вы будете удачливее.

– Мои резоны не ваша забота, – отрезала Алсиона. – Но если вы сказали правду, мои выбор невелик: жизнь в глуши с похитившим меня валашским аристократом или такое же прозябание с венгерским притворщиком, полгода лгавшим мне. – На ее лице появилась гримаса неудовольствия.

– Я никогда не говорил, что у вас есть выбор, – ответил Думитру, раздраженный, что высказал то, в чем не имел намерения признаваться.

Глаза Алси блеснули, она внутренне напряглась.

– Брак можно расторгнуть, пока не осуществлены брачные отношения, – запинаясь и отведя взгляд, сказала она. Это было не просто смущение или деликатность. Что-то другое промелькнуло у нее на лице.

Обратной дороги не было, поэтому Думитру просто ответил:

– Я знаю.

– Я не дам вам свободу, Алсиона, – мягко сказал Думитру.

Но в глубине души ему вдруг захотелось облегчить невзгоды женщины, которую он едва знал, стереть боль из ее глаз, даже если это дорого ему обойдется.

– Конечно, не дадите. – У нее вырвался сдавленный звук, больше похожий на стон, чем на смех. – Даже мой отец, который обожал меня и заваливал подарками, не сделал этого. Даже мать, образованная женщина, которая открыла мне красоту Вергилия на латыни и Еврипида на греческом, которая взяла мне в гувернантки дочь немецкого профессора, не дала бы мне ее. Как я могу ожидать этого от человека, который знаком со мной несколько часов?

Острое чувство стыда пронзило Думитру. Но не меньший стыд охватывал его, когда он сравнивал своих голодных и оборванных подданных с процветающими жителями Запада. Ему хотелось извиниться перед этой женщиной, но он знал, что слова пусты, так как он не изменит своего решения. Вместо извинений он потянулся через стол и коснулся ее щеки. Алсиона тут же напряглась, но не отпрянула. Прохладная на вид розоватая кожа под его пальцами казалась горячим шелком.

– Я хотел бы, чтобы вы были счастливы, – сказал он.

– Как и мои родители, – ровно ответила Алсиона. – Только они хотели выдать меня замуж за чужака, а вы грозитесь держать под замком.

Печаль и горечь в ее голосе резанули Думитру сильнее, чем самые желчные обвинения.

– Я бы этогоне хотел. Сомневаюсь, чтомы когда-нибудь простите меня за это. И я не уверен, что сумел бы заслужить прощение. – Помолчав, он с трудом произнес: – Вы действительно хотите выйти замуж за Бенедека? Или пусть и с позором, но вернуться в Англию?

– Не знаю. – Алсиона отстранилась. – Но знаю, что убью вас, если вы меня изнасилуете. Через месяц или через двадцать лет, но я сделаю это. Даже если полюблю вас.

Думитру понял, что она говорит совершенно серьезно и, более того, способна сдержать свое обещание. Это была не угроза, а просто констатация факта, и его сердце сжалось от боли – за нее или за себя, он не знал.

– Я никогда этого не сделаю. Поверьте мне, Алсиона, есть вещи, на которые я не пойду. – Он криво улыбнулся. – Как я понимаю, в этом-то и заключается различие между мной и Бенедеком. Порой человек важнее дела, – это единственное, в чем Думитру был уверен, ведя политические игры с великими державами.

Алсиона посмотрела на него и медленно кивнула. Огоньки снова вспыхнули в ее глазах, зажигая его кровь. Тело Думитру напряглось в ответной реакции.

– Я верю вам.

– Я лгал многим мужчинам и обманул вас. Но что бы я ни сделал, неправды вы больше от меня не услышите, – с горячностью произнес он и замолчал, собираясь с мыслями.

«Даже если полюблю вас», – сказала она.

Думитру встретился с Алси взглядом и увидел в мерцающих глубинах ее глаз чувственность.

– Но не думаю, что вы вынудите меня пойти на крайние меры, – медленно сказал он.

– А почему нет? – Ее голос чуть дрогнул хрипотцой, глаза жарко блеснули под темной завесой ресниц.

– А как вы думаете, Алси? – с усмешкой спросил Думитру и добавил: – Потому что сейчас вы хотите меня.

Алси боялась даже вздохнуть. На ее фарфоровом лице не отразилось никаких эмоций, но глаза нашли лицо Думитру, потом медленно прошлись по его торсу, оценивая ширину плеч, форму рук, скрытых сюртуком, тыльную сторону ладоней, лежавших на столе, и, наконец, поднялись снова к его лицу.

– Вы заносчивый осел, – объявила она, потом наклонилась через стол и поцеловала его.

Глава 4

Его рот был неподвижен под ее губами, но лишь мгновение, не больше. Думитру оттаял, взял лицо Алси в свои ладони и крепко держал, пока его губы и язык настойчиво двигались у ее рта. Жар разливался по ее членам, оставляя на своем пути легкое покалывание. Его ладони, немного огрубевшие от пренебрежения перчатками, поглаживали ее щеки, пока его рот играл ее губами. Ее тело отяжелело и в то же время стало легким, зазвенело, наполнилось гулом, который рассеивал ее мысли. Желание тугой пружиной скручивалось у нее внутри. Алси была гак ошеломлена, что не заметила, как опасно зазвенел хрусталь на столе.

Думитру, однако, услышал, замер и, помедлив, неохотно отпустил Алси. Во всяком случае, ей так показалось. Он снова сел, его светлые глаза горели таким огнем, что ее сердце зарастило. Жар желания окрашивал ее кожу густым румянцем, это почти раздражало, но прежде Алси никогда так не чувствовала своего тела.

– Думитру, – произнесла она, пробуя имя на вкус.

Обманщик. Можно сказать, похититель. Но Алси знала, что в эту ночь согласится стать его женой во всех смыслах этого слова, она не хотела никого другого, хотя понимала, что позднее может об этом сильно пожалеть.

– Да, – согласился он, выгнув бровь. Скрытое удовольствие таилось в уголках его губ, теплых восхитительных губ, которые только что целовал и ее. – Мой полный титул граф Думитру фон Северинор, князь Константинеску.

Человек, который не понимал ее, но казалось, верил, что в ней есть нечто, достойное понимания. Мужчина, которому она, похоже, после разговоров нравилась все больше, как невероятно это ни звучит, – обычно ее очарование исчезало, как только она открывала рот. Мужчина, который, если быть честной с самой собой, воспламенял ее тело так же, как она сама воздействовала на других мужчин, пока молчала. Мужчина, который, похоже, обладал достаточной мягкостью и состраданием, что нечего страшиться ночи с ним. Алси глубоко вздохнула.

– Тогда я графиня фон Северинор, княгиня Константинеску.

Думитру встал, ни на мгновение не отрывая от нее взгляда.

– Пока нет, – сказал он. – Но скоро будете.

Он медленно двинулся вокруг стола, не угрожая, а соблазняя, его глаза были полны сладострастия. У Алси перехватило дыхание. Она хотела подняться осадить его, но ее ноги вдруг ослабли, голова закружилась, так что она не шевельнулась, когда он подошел и, взяв за плечи, поднял ее в свои объятия.

Его рот был повсюду: целовал ее опустившиеся веки, скользнул к губам, спустился по шее к нежной выпуклости груди, чуть выступающей над корсажем. Ее кожа пылала там, где его губы проложили дорожку поцелуев, Алси охватило почти болезненное и в то же время страстное желание. Ей хотелось его прикосновений, еще, еще…

Словно в тумане Алси чувствовала, что Думитру снял с нее ожерелье и бросил его на пол, что он расстегивает крючки на спинке ее платья. Да, да, подумала она. Скромность временно была забыта. Алси, едва познакомившись с Думитру, уже изголодалась по его плоти и жаждала слияния с ним. Она набросилась на пуговицы его сюртука, пальцы в спешке путались. Справившись с сюртуком, она просунула руки к жилету, теплому от жара его тела. Занявшись жилетом, Алси почувствовала, что последний крючок ее платья расстегнут, и Думитру поднял руки к ее плечам, чтобы стянуть корсаж.

Алси похолодела, когда рукава скользнули вниз, сковывая руки и открыв корсет чуть ли не до талии. Она ответила Думитру пылким взглядом, сердце подпрыгнуло у нее в груди, краска заливала ее тонкую, чувствительную кожу, поднимаясь к шее и щекам.

Думитру, тряхнув головой, тихо засмеялся, желание туманило ему глаза.

– Ты смутила дракона в его логове, правда?

– Не знаю, – задыхаясь, ответила Алси. – Ты так считаешь?

– Дракона с серебряными волосами и серебряным языком, – с нарождающейся улыбкой ответил Думитру. – Мне это льстит.

Почувствовав безрассудную смелость, она ответила, с трудом узнавая собственный голос:

– И как ты намереваешься отблагодарить меня?

На этот раз в его смехе прозвучали непонятные нотки.

– Чтобы узнать это, тебе придется подождать.

Думитру стянул лиф платья, высвободил ее руки из рукавов, раздев до талии, и снова притянул ее к себе. Прижав ее руки к бокам, он занялся завязками нижних юбок. Алси протестующе шевельнулась, но Думитру не обратил на это внимания. Его шея дразнила своей близостью. Сражаясь с завязками, он наклонился над Алси, и она легко укусила его плечо, выражая свое возмущение его пренебрежением. Руки Думитру на мгновение замерли, из горла вырвался странный звук. Алси снова деликатно прижала зубами его кожу, на сей раз над высоким воротником, пробуя на вкус теплую плоть. Думитру задрожал, и ее тело еще жарче вспыхнуло в сладкой истоме.

Тогда Алси энергично поцеловала его, и его тело отвердело, от силы его реакции огонь у нее внутри разгорелся с новой силой. Легкий шлепок по ягодицам немного отрезвил ее.

– Перестань! – сдавленным голосом сказал Думитру, смеясь и задыхаясь. – Так я тебя никогда не раздену.

Алси боролась со смущением своим лучшим оружием – языком.

– Надеюсь, ты тоже разденешься, потому что я этого хочу. И хотя ты, кажется, игнорируешь мое желание, я уверена, что ты его понимаешь. Должна заметить, это совершенно разумное желание, учитывая нашу предстоящую активность, – Алси почувствовала, как при этих словах вспыхнуло ее лицо, но не опустила взгляд.

Думитру фыркнул, на его лице отразилось множество эмоций.

– Ты самая сложная из всех женщин, что я встречал, но мне это нравится, – торопливо добавил он, когда Алси попыталась отстраниться. В его глазах блеснуло нечто среднее между радостью и угрозой – Имей терпение, и твое желание исполнится. Ничего с тобой не случится, если ты немного подождешь.

С этими словами он резко дернул ее юбки, и Алси инстинктивно вскрикнула, когда они, скользнув вниз, застряли на ее бедрах. Думитру пропустил одну завязку, и его оплошность мешала юбкам упасть на пол.

Пробормотав что-то непонятное – Алси была уверена, что ругательство, – он снова притянул ее к себе и, глядя ей через плечо, нащупал последнюю ленту. Его волосы скользнули вперед, невыносимо щекоча ей ухо.

– Прекрати! – пискнула она сквозь смех, откинув голову – Мое ухо… мне щекотно!

Думитру тем временем развязал узел, и юбки скользнули по ее бедрам на пол, чего он и добивался с самого начала.

Алси видела, что он рассматривает ее, разрываясь между восхищением и желанием.

– Я не раз воображала мой первый контакт с мужчиной, – вдруг сказала Алси.

Она тут же закрыла рот, но было уже поздно, слова уже сорвались с ее языка. Алси инстинктивно отпрянула, словно стремясь отстраниться от своего признания.

Думитру изумленно посмотрел ей в глаза:

– Правда?

– Когда живешь только для того, чтобы выйти замуж, было бы странно не задумываться над этим, – с деланной беззаботностью сказала Алси, видя его изумление. Ей пришлось признаться себе, что она не слишком преуспела в убедительности. – Ожидание естественно, не важно, что ему сопутствует – надежда или страх.

Что-то промелькнуло в лице Думитру, но так быстро, что она не смогла понять.

– Ты боялась?

– Чаще всего я представляла, что это будет неприятно, но терпимо. Порой мне грезилось блаженство или кошмарные страдания. – Алси замолчала, слишком обеспокоенная своей искренностью, чтобы продолжать. – Я не должна была этого говорить и упомянула только потому, что никогда не воображала, что в такой ситуации буду смеяться.

– И мне никогда не было настолько приятно, чтобы смеяться, – немедленно последовал фривольный ответ, но ответная улыбка Думитру показалась Алси чуть натянутой.

Стремясь отделаться от путаных эмоций, Думитру взял Алси за талию и поднял над упавшими юбками. Поставив ее на пол, он занялся корсетом, то и дело наклоняясь, чтобы поцеловать ее. Нежная твердость его горячего рта, мощь его тела, дурманящий аромат – смесь мужского одеколона и его собственного, индивидуального запаха, – все слилось в одно подавляющее чувство. Мысли Алси разбежались, она оставила их, несмотря на мелькнувшее чувство, что Думитру снова обманывает ее, и сдалась, купаясь в тепле его поцелуев, топя здравый смысл в ощущениях.

Когда Думитру наконец освободил ее, Алси поняла, что он достаточно остроумен и сумел ослабить ее корсет так, чтобы только крючки на передней планке удерживали его. Сам Думитру так и не расстался ни с одним предметом своей одежды. Волна раздражения окатила Алси, она вознамерилась упрекнуть Думитру, но слова застряли у нее в горле, когда он одним движением снял сюртук и жилет.

Она не видела ни одного мужчины в рубашке, кроме отца, а Думитру весьма далек от того, что она могла себе вообразить, исходя из фигуры пухлого мужчины средних лет. Белоснежная ткань рубашки подчеркивала широкие, мускулистые плечи и сильный торс, сужающийся к талии. Теперь Алси поняла, почему белая рубашка сделалась мужской униформой, подходящей для каждого случая, и осознала, какие формы ей предназначено скрывать.