Снова Алси уловила на лице барона вспышку радости, а под ней странный проблеск сожаления. Раздраженно сжав губы, она не пыталась разгадать причины.

– Вам не приходило в голову, что я имею право знать, в какую религию должна перейти? – прошипела она.

– Какая разница?

На этот раз смешинкам в светло-голубых глазах барона сопутствовала властная снисходительность, раздражая и без того издерганные нервы Алси.

– Если религия ваших предков так мало значит для вас, что вы решили перейти в католичество в обмен на удачный брак, сомневаюсь, что вы будете сожалеть о ней больше, приняв православие, – добавил барон.

Возмущенная, Алси уже открыла рот, чтобы изречь едкий уничтожающий ответ, когда ей пришло в голову, что не прошло и десяти минут знакомства с нареченным, а она уже препирается с ним ни больше ни меньше во время свадебной церемонии. Действительно, с момента их встречи она только и делает, что пререкается. «Правду говорят, милые бранятся – только тешатся», – подумала она с внезапным отчаянием. Ее темперамент совсем не подходит для воспитанной леди, только глупый, отчаявшийся человек или чужестранец мог взять ее в жены.

Алси пыталась найти какие-то приличные слова, чтобы залатать брешь, которая, как она видела, начинает разверзаться между ней и бароном, но не могла.

Ее внутренний порыв остыл, а мозг вернулся к происходящему. Почему барон ввел ее в заблуждение относительно своего вероисповедания? В этом не было смысла. Учитывая враждебность последователей англиканской веры к католикам, ее жених мог бы догадаться, что все, за исключением ислама, будет принято более благосклонно, чем католицизм.

Священник торжественно кивнул Алси. У него был морщинистый лоб и крючковатый нос над густой бородой, но строгий вид смягчали теплые карие глаза, которые, казалось, почти подмигивали ей. Несмотря на обуревавшие ее сомнения, Алси немного расслабилась.

Священник заговорил на незнакомом языке, которому Алси не знала даже названия, обращая прочувствованные слова к барону, но вовлекая в разговор и невесту, периодически взглядывая на нее. Барон Бенедек с легкостью отвечал священнику на том же языке. Некоторые фразы смутно походили на латынь, большего Алси сказать не могла.

Но, даже не понимая слов, она могла разобрать интонации и язык телодвижений: священник перемежал торжественные слова с увещеваниями, барон занял миролюбивую позицию. Он одержал победу. Видимо, все проблемы разрешились, потому что священник с улыбкой повернулся к Алси и, запинаясь, с сильным акцентом сказал по-немецки: «Machen keme Sorgen. Wir sprechen Sie, was Sie sagen». «He волнуйтесь. Мы скажем вам, что говорить», – машинально перевела про себя Алси.

С этими словами священник отошел назад к алтарю, и барон подвел Алси к ступенькам амвона. Священник в последний раз отечески улыбнулся ей, потом, к ее испугу, три раз мягко дунул на нее, осенил крестом ее лоб и грудь, положил руку ей на голову и начал произносить долгую молитву. Его звучный голос взлетал к высоким сводам и доходил до всех собравшихся. Алси застыла на месте. Время от времени паства что-то хором пела, священник снова дул Алси в лицо. Она поворачивалась то к собравшимся, то к алтарю. Служка возглашал что-то из тени, барон шепотом подсказывал Алси слова, которые она должна повторить и которых не понимала.

Через несколько минут барон прошептал ей на ухо:

– Теперь говорите: Pisteuo eis ena Theon, Patera[3]…

Алси с облегчением узнала греческий. Мозг перевел слова на английский, и она поняла, почему слова показались ей такими знакомыми, – это был «Символ веры». Алси послушно повторила фразу, четко и без запинки, совсем не так, как прежде давала ответы на незнакомом языке. Она почувствовала прилив благодарности к барону Бенедеку. Оказывается, причина проверки ее знаний отчасти состояла в том, чтобы найти подходящий язык, на котором ей легче произнести наставление обращающихся. Было бы мучительно механически повторять незнакомые звуки.

Алси подвели к маленькой купели. Ритуал крещения продолжался. Она стояла спокойно, когда священник помазал ее елеем, а когда он наклонился начертать крест на ее ногах, поняла, почему ее попросили снять чулки. Затем священник, погружая руки в купель и зачерпнув воды, трижды возложил их на склоненную голову Алси. Ледяная вода побежала по растрепанным волосам за воротник, оставляя мокрые пятна на лифе забрызганной грязью амазонки. После очередной долгой речи священник снова помазал Алси елеем и подвел к алтарю. У нее ноги тряслись от исходившего от каменных плит холода, ум затуманивала усталость. Страх, который Алси испытала, войдя в церковь, превратился в оцепенение задолго до окончания церемонии.

Через несколько минут прихожане с жаром запели молитву, а выступивший из толпы мужчина встал рядом с Алси и бароном. Значит, начинается церемония венчания? Алси бросила на барона нерешительный взгляд, а он посмотрел на нее с такой уверенностью и даже с триумфом, что ее тело дрогнуло в плотской реакции. Он не жалеет, что решил жениться на ней, во всяком случае, пока. Барон ни секунды не колебался, не выказал сомнений и неуверенности. «Но он не женщина», – предательски нашептывал Алси внутренний голос. Чем рискует мужчина в браке, даже в таком? Ее же единственной защитой была неприкосновенность личной доли в приданом.

Священник снова заговорил, и Алси опять вовлекли в круговерть чужих традиций. Она повторяла разные фразы, как на обычной английской свадьбе, но на языке, которого она не понимала, и явно произносила слова неправильно. Священник надел кольцо на безымянный палец ее правой руки и трижды поменял его с кольцом барона. Как необычно, подумала она, что мужчины тоже носят кольца.

Вдруг она услышала, что барон Бенедек произносит ее имя, – значит, это обмен клятвами. Когда пришла ее очередь, Алси повторила те же звуки, но, должно быть, не заметила, как в спешке пробормотала его имя, не разобрав его в потоке незнакомых слов.

Откуда-то извлекли пару венцов, соединенных лентой, и возложили им на головы, трижды снимая и надевая. Барон все время держал Алси за руку. Они трижды отпили вина из бокала, потом священник повел их вокруг аналоя. Паства тем временем опускалась на колени, поднималась, пела и нараспев отвечала на возгласы священника, дьяконы и служки исполняли свои скромные роли.

Венчание неожиданно закончилось, и новоиспеченный муж, крепко взяв Алси под руку, повел назад сквозь толпу. Некоторые прихожане зааплодировали новобрачным, но большинство оживленно болтали, обсуждая только что закончившуюся церемонию.

Через несколько мгновений Алси снова очутилась в коридоре, в котором барон поцеловал ее перед свадьбой. Теперь он остановился, захлопнул дверь церкви, словно закрыл дверь в личную гостиную, и снова посмотрел на Алси. Медленная улыбка расплывалась на его лице, и Алси снова обдало жаром.

– Теперь мы официально поженились. Все, что полагалось выполнить по закону, завершено, – сказал барон, и его светлые глаза блеснули.

Алси разинула рот, а ее муж расхохотался, как напроказивший мальчишка, и, быстро наклонившись к ее раскрытым губам, поцеловал, как опытный мужчина. Не успела Алси ахнуть, как барон выпрямился, и ее тело завибрировало от шока. У нее возникло ощущение, будто она до сего момента не понимала, что значит слово «чувствовать»; что ее нервы до сих пор спали, а теперь вдруг встрепенулись и запели противоречивую мелодию.

– Там ваша горничная, – отрывисто сказал барон, кивком головы указав в конец коридора, и свет, льющийся из дальней двери, блеснул на его волосах.

Алси услышала слабый стук каблуков по каменным плитам.

– Ей покажут, где мои покои, и она придет переодеть вас к обеду. – Барон умолк, позволяя новобрачной вникнуть в сказанное.

– Вы хотели сказать «наши» покои? – придя в себя, возразила Алси, не успев обуздать присущий ей дух противоречия.

Барон медленно оглядел ее, и она проглотила ком в горле от легкости в голове и тяжести в теле.

– После сегодняшней ночи они будут наши, а пока – мои. Приходите в гостиную, когда будете готовы. У вас был богатый событиями день, поэтому мы отпразднуем нашу свадьбу наедине. Думаю, ни к чему подвергать вас испытанию публичным спектаклем, который обычно сопутствует таким оказиям.

Несмотря на ошеломленное состояние, Алси почувствовала приступ тревоги.

– Ваши люди не сочтут меня надменной и равнодушной?

Странное выражение промелькнуло на лице ее мужа.

– Вовсе нет. Я распорядился об этом больше месяца назад, поэтому у моих подданных не было оснований ожидать, что вы устроите грандиозный прием.

В этот момент в волнах серого шелка появилась Селеста, лишив Алси возможности ответить.

– Се qui s'est passe, mademoiselle?[4] – спросила служанка, как всегда в минуту волнения, перейдя на родной язык.

Алси взглянула вслед уходящему Бенедеку.

– Кажется, я вышла замуж, – одеревенело сказала Алси, глядя на пустое место, где только что стоял барон.

Покои барона занимали весь верхний этаж главной башни замка. Лестница привела к двери в огромную гостиную. Вдоль двух стен комнаты тянулись окна, в третьей были две двери. Хоть Алси и подташнивало от расходившихся нервов, она на мгновение остановилась, потрясенная открывшейся панорамой поднимавшихся в отдалении гор.

Чтобы эстетически соответствовать такому великолепному виду, гостиная должна быть выдержана в безупречно белом или элегантном пастельном тоне с редкими приглушенными цветными бликами, подумала Алси. Подошло бы все, что угодно, только не это нагромождение неудобной разрозненной мебели и потертых ковров. У стены стояли жесткая скамья с высокой спинкой и два массивных высоких стула. Грубоватой работы маленький обеденный гарнитур двухсотлетней давности – должно быть, изделие местных мастеров – одиноким островком разместился у огромного камина. Единственным относительно новым, не старше пятидесяти лет, предметом мебели был совершенно не вязавшийся с остальной обстановкой небольшой буфет в стиле ампир. Алси взглянула на Селесту, горничная ответила ей болезненной тревожной улыбкой и открыла дверь, ведущую в смежную комнату.

Это спальня баронессы, войдя, сообразила Алси. Ее чемоданы громоздились около массивной, пыльной кровати, стоявшей в центре комнаты.

– Сказать служанкам, чтобы приготовили вам ванну, мадемуазель?

– Но ты же не говоришь по-венгерски, – возразила Алси.

Селеста улыбнулась уже спокойнее.

– Я и по-английски едва говорила, когда начала работать у вас, но у меня хорошая мимика. Не беспокойтесь обо мне. – Служанка сделала легкий жест, словно хотела, успокаивая, положить руку на плечо хозяйке, потом быстро скрылась за дверью.

Постоянно ощущая непривычную тяжесть кольца на пальце, Алси, оставшись одна в похожей на пещеру комнате, испытала смесь паники и отчаяния. Сделав глубокий вдох, она сказала себе: «Не глупи, ты сама этого хотела». Ее личные деньги надежно защищены и предназначены только ей, так что не такая уж она беззащитная. На что еще она могла рассчитывать в браке? Эти мысли не слишком помогли, но полчаса спустя, после роскошной горячей ванны, сидя у камина, в котором весело плясал огонь, Алси почувствовала себя значительно лучше.

Она закуталась в любимый желтый халат. Цвет ярких лютиков был не слишком ей к лицу, но всегда поднимал настроение. Селеста расчесала ей волосы. Халат согрели у огня, пока Алси принимала ванну, и теперь от него исходил сладкий привычный запах английской лаванды.

Алси критически изучала свое отражение в стоявшем на туалетном столике зеркале, пытаясь догадаться, что подумал барон, когда впервые увидел ее. Хоть амазонка ее и была забрызгана грязью, вряд ли он остался недоволен, без ложной скромности решила Алси. Они почти не разговаривали, так что у барона нет причин сожалеть об их браке, во всяком случае, пока. Внешность Алси никогда не разочаровывала мужчин.

Алси с колыбели знала о заветном желании родителей, мечтавших, чтобы их единственная дочь сделала блестящую партию. И когда расцвела в прелестную девушку, они дали понять, что при такой красавице дочери в зятья возьмут только пэра. «Кто бы мог подумать, что с моим лицом и формами, с состоянием моего отца и связями матери я потерплю поражение?» – мрачно размышляла Алси. Немного благосклонности, чуть-чуть рассудительности, и она подцепила бы великосветского холостяка, несмотря на то, что ее отец марает руки работой. Она, заслужив репутацию красивой, но не обаятельной, не пользовалась успехом в свете. Но главное недовольство окружающих вызывал ее живой неординарный ум, совсем неподходящий благородной леди. Алси знала свои недостатки, и хоть и делала слабые попытки исправить их, но в глубине души не слишком этого хотела.

Алси нахмурилась, когда Селеста в последний раз уложила ее заблестевшие черные волосы на девичий манер. Барон тоже станет презирать ее, когда узнает, какой характер получил вместе с ее приданым? В том, что ему нужны деньги, Алси не сомневалась, об этом свидетельствовало царившее во владениях барона запустение. Ей оставалось лишь надеяться, что потребность в деньгах настолько велика, что его благодарность будет сдобрена значительной дозой снисхождения к жене.

Селеста нервно болтала, вытаскивая одежду хозяйки. Алси отвечала односложно, зная, что горничная верит в ее безмятежность не больше, чем она сама в спокойствие служанки. Сбросив халат, Алси стояла неподвижно, пока Селеста, что-то приговаривая, затягивала ее корсет. Казалось, это будет длиться вечно.

– Возможно, обморок и признак романтической чувствительности, но я искренне сомневаюсь, что даже трепетной невесте следует падать над тарелкой супа, – едва дыша, запротестовала Алси.

Прыснув, Селеста оставила свое занятие и аккуратно надела на хозяйку полдюжины нижних юбок, стараясь не испортить тщательно уложенную прическу. Затем пришла очередь платья. Как и все наряды Алси, оно демонстрировало возможности фабрик ее отца. Ребенком она возмущалась, что ее превращают в куклу, на которой демонстрируют свои творения модистки, но давно научилась находить утешение, представляя себя актрисой, которая надевает костюм, чтобы сыграть заученную роль.

Густой бирюзовый цвет шелкового платья с замысловатыми складками и черной бархатной отделкой в готическом стиле подчеркивал ее зеленоватые глаза и совершенную кожу. Пышная юбка касалась пола, модное декольте лодочкой лишь намеком обозначало грудь, а туго зашнурованный корсет обрисовывал формы с жеманной скромностью. Современная мода подчеркивала изысканность дамского наряда и его непрактичность. И хотя Алси давно привыкла к этому, сегодня вечером ее изысканный туалет, казалось, лишний раз напоминал, кем ей предстояло стать и кем она уже никогда не будет.

Алси выбрала украшения, надела чулки и туфли. Селеста суетилась вокруг нее, застегивая пуговицы, беспрестанно наклоняясь и выпрямляясь, словно ее усилия могли скрыть недостатки характера хозяйки. Наконец горничная объявила, что ее дело закончено.

– Все будет хорошо, мадемуазель, – материнским тоном сказала Селеста, будто она лет на двадцать пять старше хозяйки, хотя на самом деле была моложе Алси на два года.

– Спасибо, Селеста, – ответила Алси, подавив желание напомнить горничной, что та не раз делала подобные заявления и ошибалась.

Селеста выскользнула из комнаты и ретировалась в свое новое жилище внизу. Алси посмотрела на дверь спальни и, сделав глубокий вдох, расправила плечи. Для Селесты пройти через эту дверь означало лишь то, что ее долг на сегодня выполнен. Для Алси это начало новой жизни. После минутного колебания – кольцо на пальце казалось ей тяжелой глыбой – она взялась за дверную ручку и, повернув ее, толкнула дверь.

Барон Бенедек уже ждал Алси в гостиной, он сидел у стрельчатого окна, его силуэт вырисовывался на фоне темнеющих в отблесках пылающего заката гор. Его глаза при появлении супруги чуть расширились, искра удовольствия, промелькнувшая на его лице, была несомненной, и Алси почувствовала, что глупо и застенчиво улыбается. Тепло заходящего солнца, казалось, проникало в нее, смягчая нервную напряженность и страх.

Барон поднялся, не отрывая от нее глаз. В старой гостиной, которая казалась древнее поднимающихся за окном гор, он выглядел мудрым нестареющим королем из волшебных сказок с серебряными волосами и светлыми глазами волка. Да, король-волк! Хотя его фигура была скорее плотной, чем худощавой, что-то придавало барону голодный вид. «А Кассий тощ, в глазах холодный блеск. Он много думает, такой опасен»[5], – машинально процитировала про себя Алси.

Она тряхнула головой, отгоняя наваждение. Нет ничего менее подходящего для брачного пира, чем цитата из «Юлия Цезаря». Барон слишком много думает? Это скорее относилось к ней самой. Ей следовало бы цитировать «Эпиталаму» Спенсера. Ее ум начал повторять первую строчку этого созданного для свадьбы стихотворения и споткнулся, не в состоянии продолжить.

– Ваша милость, – с акцентом сказал по-английски барон и отвесил низкий поклон, в котором глубокое уважение смешивалось с иронией.

– Сэр, – ответила Алси, шагнув в комнату и закрыв за собой дверь в спальню.

Она понимала, что таким приветствием барон недвусмысленно намекает на завоеванный ею наконец дворянский титул, которого отец добился для нее с помощью приданого. Ей бы упиваться триумфом, теперь она баронесса, хозяйка замка, супруга мужчины почти сверхъестественной красоты. Подспудная тревога не отпускала Алси, почти теряясь в других, более земных ощущениях, которые пробуждались под пристальным взглядом барона. Что-то здесь не так, чувствовала Алси, но пока не могла распознать, что именно.

Барон резко отвел глаза, и, повинуясь его взгляду, слуга подвинул ей кресло у маленького круглого стола. Алси села. Грациозные движения – результат долгих часов немилосердных упражнений – давно вошли в ее плоть и кровь, но сейчас Алси чувствовала себя страшно неуклюжей.

Барон быстро занял свое место, и его движение показалось ей почти хищническим. Алси отнесла это на счет своей повышенной чувствительности и, пытаясь отвлечься, взглянула на молча выстроившихся у стены лакеев в ливреях, столь же старых, как столовый гарнитур. В Лидсе, в поместье в Мидлсексе и в лондонской резиденции по настоянию отца при каждой трапезе Картерам прислуживало полдюжины лакеев. В этом не было для Алси ничего удивительного, но сейчас она не могла отделаться от чувства, что здесь это показное соблюдение формальностей, сделанное исключительно для нее.

Алси переключила внимание на барона Он начал разливать суп из стоявшей рядом с ним большой супницы.

– Вы должны извинить нашу стряпню, – сказал барон – Должно быть, она совершенно не соответствует тому, к чему вы привыкли, хотя повар искупил недостатки качества количеством. Я привез из поездки по Франции не повара, а массу книг по кулинарии – Несмотря на слова, в его голосе не было извиняющихся ноток.

– Но почему, сэр? – нерешительно спросила Алси Она не хотела выглядеть любопытной, поскольку настроилась вести себя так, чтобы сегодня муж не нашел в ней недостатков, но казалось, что он ждал ответа на свое высказывание.

Барон насмешливо взглянул на нее.

– За книги платишь один раз, а повару постоянно – особенно такому, кто согласится работать в затерянном уголке Европы.

Алси осторожно поднесла ложку ко рту, чтобы спрятать неловкость от явного намека барона на причину, по которой он выбрал богатую английскую невесту. Суп был горячий, густой, вкус рыбы и масла смешивался с пряными травами.

– Что ж, должна сказать, что ваш повар, руководствуясь исключительно книгами, прекрасно справился со своей задачей. Они ведь на французском?

Барон по-волчьи улыбнулся, во всяком случае, Алси так показалось.

– Ах, вы открыли еще одну трудность, с которой мне пришлось столкнуться. Повар не только не знает французского, он вообще неграмотный. Не одну ночь я провел на кухне, диктуя ему свои переводы, пока он смог приготовить приличный соус бешамель. Поэтому половину ваших комплиментов я принимаю на свой счет, а остальные передам тем, кто их заслуживает.

Бенедек подозвал одного из слуг, тот уважительно поклонился и что-то пробормотал в ответ. Барон заговорил с ним на том сильно напоминающем латынь языке, что и священник, выразительно поглядывая на Алси и давая понять, что переводит ее слова. Что-то проговорив, слуга снова поклонился и выскользнул из комнаты.

Супруги погрузитесь в молчание, которое барон, кажется, не намеревался прерывать. Внутренний голос нашептывал Алси, что теперь она в известном смысле хозяйка этого дома и ее долг в такой ситуации поддерживать вежливую беседу.

– У вас чудесные апартаменты, – с деланной живостью сказала она – Они занимают весь верхний этаж башни? Вид отсюда потрясающий.

Едва скрываемое веселье снова промелькнуло во взгляде Бенедека.

– Это идея моего деда Он считал, что такие виды взволнуют любую душу, а лестница победит лень и праздность.

– Не думаю, что мне слишком понравился бы ваш дедушка, – состроила гримасу Алси, – хотя мы бы прекрасно поладили. На мой взгляд, такое расположение спален скорее побудит человека холодным зимним днем остаться в постели, иначе к теплым одеялам придется долго карабкаться по лестнице.

Барон рассмеялся густым раскатистым баритоном, от которого у нее побежали мурашки.

– Боюсь, мой дед никогда не сталкивался с такими аргументами, мисс Картер – Бенедек насмешливо приподнял бровь, молча укоряя себя за то, что обратился к супруге по девичьей фамилии – Алкиона – Он произнес ее имя на греческий лад.

– Алсиона, – поправила она. – По-английски звучит так. – Поколебавшись, она добавила: – Обычно те, кто зовет меня по имени, называют меня Алси.

– Алси, – сказал барон, словно пробуя имя на вкус. – Похоже на перевернутое Алис, но очень приятное имя для слуха и языка. Оно вам идет.

Именно так. Он угадал. Алис – имя для нормальной, респектабельной юной леди. Переставь буквы, и в результате получится непредсказуемая, своенравная Алси. Алсиона снова занялась супом, чтобы отвлечься от этой мысли.

– Вы не рассказывали мне, почему родители дали вам такое необычное имя, – продолжал барон.

– Моя мать любила историю, античную и современную, – сказала Алси. – Отец отказался смириться с именами Изольда и Элоиза, но ему понравилось, как звучит Алсиона. Оно из греческого мифа…

– Я его знаю, – прервал барон, взглянув на жену со снисходительной улыбкой. Алси постаралась не рассердиться. – Это миф без убийств, трагедии, порока. Он настолько необычен этим, что запоминается.

– Счастливая история пары, чья крепкая любовь была вознаграждена, – сказала Алси с легким оттенком язвительности, от которой не могла удержаться.

– Если бы все люди были так счастливы. – Бенедек неотрывно смотрел на нее.

Он выражает искреннюю надежду или насмехается? Алси не могла этого понять по его простодушному лицу. Не успела она придумать деликатный способ выяснить это, как барон опустил взгляд на ее тарелку.

– Я вижу, вы закончили. Я знаю, так не принято, но позвольте нам сегодня быть экстравагантными. Не хотите добавки?

Пляшущие в его глазах огоньки выдавали насмешку, скрытую за банальной вежливостью, и Алси, не задумываясь, ответила в том же духе:

– Спасибо, дорогой, я совершенно сыта.

Она тут же прикусила губу, боясь, что перешагнула границы, но Бенедек лишь кивнул и махнул рукой ожидающему слуге, который ответил ему на том же языке, что и предыдущий, и убрал опустевшие тарелки, пока барон накладывал с блюда рыбу.

Когда барон поставил тарелку перед Алси, она посмотрела на его руки без перчаток более внимательно, чем допускали приличия. Кисти длинные и незагорелые, как и полагается рукам джентльмена, но кости широкие, крепкие, как у простого труженика. Алси во время свадебной церемонии сняла перчатку только затем, чтобы священник надел ей кольцо, и не касалась барона. Мужские руки давно не прикасались к ней, в последний раз это сделал Эзикьел во время непристойного признания, которое смутило ее чувства, выбило из равновесия и оставило необъяснимое ощущение, что ее предали. Руки Эзикьела, огрубевшие от работы с большими станками, «мантикорами[6] современного мира», как он называл их с сильным шотландским акцентом, были скорее холодными. Жар рук барона Бенедека Алси ощутила мгновенно, и воспоминания об Эзикьеле сделались пустыми и ничтожными.

Отведя взгляд, Алси уставилась в тарелку, стараясь избавиться от призраков прошлого, которые, казалось, столпились вокруг, как бессильные тени из Дантова чистилища, требуя скорее памяти, чем жертвы.

Она быстро ела, чтобы отогнать неподобающие мысли, и прихлебывала херес, который барон молча подливал ей. Рыба была восхитительная, паштет из угря, приготовленный по старинному рецепту, столь же вкусен. Алси старалась занять свой ум размышлениями, есть ли поблизости река, в которой можно добыть такой улов. Она чуть не подпрыгнула, когда барон без предупреждения задал вопрос, прозвучавший словно ружейный выстрел:

– Почему вы согласились на этот брак?

Едва не подавившись, Алси вздернула голову и пристально посмотрела на него. На губах Бенедека играла улыбка, но глаза были убийственно серьезны.

– Простите, сэр? – ухитрилась сказать она.

– Ну же, Алси, не притворяйтесь, будто не понимаете, что я имею в виду, – с налетом раздражения сказал барон. – И не изображайте жеманную скромницу. Нынче не мрачное средневековье, и богатые женщины не всякий день выходят замуж за незнакомцев. Вы, однако, для этого пересекли континент. Думаю, я имею право знать почему.

– Не эту тему я хотела бы обсуждать, – нахмурилась Алси.

Блеск его глаз чуть смягчился.

– Я бы не поднял ее, если бы знал, что вы откровенно поделитесь информацией. Стал бы я спрашивать, если бы понимал, что через несколько минут ответ сам собой упадет мне в руки, как спелый плод? Но вы бы до рассвета обсуждали прелестный узор на скатерти, не подведи я вас к нужной теме.

– А что мне еще обсуждать? – сердито посмотрела на барона Алси. – Мой скромный ум не в состоянии справится с более серьезными вопросами.

В ответ на это он откровенно расхохотался.

– Я думал, что вы маленькая птичка зимородок, но, оказывается, прижал к груди орла.

Алси сидела молча, не в состоянии разобраться в собственных чувствах и найти подходящий ответ. От ее гневливости, как после выстрела, остались лишь легкий дымок да тепло. Алси хоть и жалела о своей вспышке, но не раскаивалась. Заговорив, барон избавил Алсиону от необходимости отвечать.

– Я задал вам вопрос, потому что ситуация кажется мне странной. Мои мотивы совершенно понятны. Нужда подвигает человека на самые неожиданные решения. Но вы… – Бенедек умолк, подняв бровь. – Я ожидал увидеть совсем иную женщину, но, познакомившись с вами, совершенно сбит с толку.

– Что вы имеете в виду? – чопорно спросила Алси. Любопытство вынудило ее заговорить.

– Сколько вам лет? – продолжил барон, уклонившись от ее вопроса.

– Двадцать один. – Она хмуро разглядывала рыбу в тарелке.

– Это слишком юный возраст, чтобы решить, что в Британии у вас нет будущего.

Алси пристально взглянула на барона, ожидая увидеть издевку, но на его лице было простодушное, почти невинное выражение, теперь лишенное даже намека на присущую ему надменность.

– Вам виднее, – проворчала она.

– Я в этом совершенно уверен, – сухо сказал барон. – Я ожидал встретить женщину гораздо старше вас, у которой не осталось никаких шансов на замужество.

– Не понимаю, почему вы этого ожидали, – упрямо тряхнула головой Алси. – Отец наверняка сообщил вам мой возраст. В конце концов, вы дворянин, и вам нужна жена подходящего возраста, чтобы продлить ваш род. – Она откашлялась, не обращая внимания на румянец, сделавший ее лицо пунцовым. Трудно говорить об этом вслух, особенно с мужчиной, от одного присутствия которого ее одежда вдруг делалась необъяснимо тесной. – Короче говоря, ваше тщеславие требует невесты детородного возраста.

– Что гласит английская поговорка? Нищему выбирать не приходится. Должен признаться, я относился к уверениям мистера Картера с долей скептицизма. Почему девушка, которой только двадцать один год, хочет выйти замуж за какого-то венгерского барона? Это бессмысленно. Несмотря на присланный вашим отцом портрет, я ожидал увидеть довольно невзрачную девицу. – Его взгляд откровенно прошелся по ее лицу, шее, открытым белым плечам. Алси обдало жаром, краска заливала ее шею, щеки. Однако барон совершенно прозаично продолжил: – Я думал, что портрет слишком хорош, чтобы быть правдивым, но выяснилось, что сходство поразительное. Так почему вы приехали сюда?

– Наверное, потому, что я очень люблю путешествовать, – насколько могла беззаботно ответила Алси.

Бенедек небрежно отмахнулся и продолжал настаивать, словно она не ответила:

– В голову сразу приходит одна причина. Может быть, вы… как бы это сказать, скомпрометированы?

– Разумеется, нет!

Негодование Алси было искренним, хотя в глубине души ее немного позабавило такое обвинение. Если бы она была такой неотразимой, что ее стремились соблазнить, то давно вышла бы замуж за молодого английского лорда, а не за этого варвара, хоть и привлекательного. Даже Эзикьел, ее наставник, ровня ей, ее друг, хотел получить в супруги лучшее создание, чем она.

Барон сделал успокаивающий жест.

– Я узнаю это сегодня ночью и хочу, чтобы вы знали: вам не надо бояться, что я рассержусь…

– Я ни в каком смысле не скомпрометирована! – перебила Алси, все больше раздражаясь.

Барон откинулся на спинку кресла, вопросительно приподняв бровь, словно Алси была для него интригующей загадкой.

– Тогда у вас есть какой-нибудь физический недостаток? И вы не можете в полной мере исполнять супружеский и материнский долг?

– Нет! – Алси едва могла поверить, что он смеет задавать ей такие вопросы, у нее вырвался нервический смешок.