Но Элис пришлось спать в маленькой гостиной гораздо дольше, чем она намеревалась, так как Нона не собиралась уезжать. Элис была бы очень удивлена, если бы кто-нибудь сказал ей, что причиной невыносимой боли, разрывавшей ее сердце в эти дни, было то, что Барк не сдержал своего слова, и красивая молодая женщина все еще оставалась здесь.
В первую же ночь Элис, которая крепко спала на своем ложе, что-то разбудило. Сначала она подумала о будильнике, но выяснилось, что тревога вызвана несварением желудка у профессора.
Мистер Эннан давно уже страдал расстройством пищеварения. Он имел обыкновение есть, углубившись в чтение, что никак не могло улучшить здоровье даже двадцатилетнего, не говоря уже о семидесятилетнем человеке.
Элис проснулась из-за шагов в соседней комнате. Они не походили на походку профессора. У отца не было такой широкой твердой поступи.
Даже не набросив халата, Элис бросилась к двери.
– Что случилось? – задыхаясь, спросила она, испуганно глядя на Барка Уолша, сидящего на краешке кровати ее отца.
Барк повернулся к маленькой фигурке, выглядевшей совсем по-детски в короткой голубой ночной рубашонке, и отрывисто вздохнул.
Несколько минут назад он решил все рассказать Элис, хотя профессор умолял его не делать этого. У старика был острый приступ: если бы девушка вошла в комнату чуть раньше, она была бы глубоко потрясена состоянием отца.
Барк высказал свое намерение, пока возился с профессором, давал лекарство, вернувшее цвет посиневшим щекам.
– Нет, Барк, пожалуйста, – умолял мистер Эннан.
– Это будет несправедливо, сэр.
– Знаю, но сейчас я думаю не о себе. Мне хочется, чтобы Элис всегда улыбалась мне. Я не хочу видеть слезы в ее голубых глазах.
– Она спрячет слезы, профессор.
– Это будет еще хуже. Нет, Барк, я знаю, что я ошибался, знаю, что избаловал ее, но, потакая ей, на самом деле баловал себя самого. Я наслаждался исходившим от нее солнечным светом, я грелся в нем. И сейчас хочу наслаждаться этим до конца своих дней. Попробуйте понять это.
Беркли Уолш ничего не понимал, пока не повернулся и не увидел девушку. Она была даже моложе и ранимей, чем он предполагал. В своей коротенькой голубой ночной рубашке Элис выглядела самым настоящим ребенком. Он сразу же отступил от своего решения и принял сторону профессора. Конечно, он и дальше будет притворяться.
Но лгать бесполезно, не говорить же, что они с профессором поздней ночью обсуждали некоторые технические проблемы. Вместо этого Барк резко спросил:
– Что вы за дочь? Ваш отец мог уже умереть, взывая о помощи, а вы ничего не слышите!
– С тобой все в порядке, папочка? – Элис проигнорировала тираду Барка.
– Нет, – профессор решил последовать примеру мистера Уолша. – Стряпня Альфреда убивает меня.
– Это все твое питание, ты читаешь и жуешь одновременно. Я уже говорила тебе и говорю еще раз… – Элис внезапно осознала, что на ней всего лишь короткая рубашка, и густо покраснела.
Она выбежала за халатом и вернулась к кровати.
– Я справлюсь сама, – холодно сказала она.
– Теперь уже ни с чем не надо справляться, – отметил Барк. – Я вовремя дал ему висмут.
Но проблема не была решена. Сердечное лекарство помогло ему, но профессор вновь дышал с трудом.
– Я сказала, что справлюсь сама, – непререкаемым тоном заявила Элис.
– А я сказал, что уже все сделано, – отпарировал Барк.
– Мне хотелось бы вздремнуть, – жалобно взмолился профессор, и «поединок» закончился.
Но никто из них не мог заснуть. Профессор думал о дочери, о проекте… и затем, с неожиданной теплотой, о Маргарет.
Элис лежала без сна, мучаясь оттого, что она спала, а Барк услышал, оттого, что она вбежала такой взъерошенной и, вероятно, совершенно нелепой в своей куцей ночной рубашонке.
Барк даже не пытался уснуть. Он зажег свою трубку и погрузился в размышления. Когда он увидел профессора сегодня ночью, то понял, что дни его сочтены, свеча догорает. Когда же Нона, наконец, остановится?.. Если профессор покинет нас до завершения работ, в конце концов, его дочь должна это пережить. Мистер Эннан хочет этого, и он это заслуживает. Итак, пуская клубы дыма, рассуждал Барк, Нона может оставаться здесь, пока этого хочет Элис. И вместо того, чтобы действовать, как он прежде собирался, Барк пустил все по накатанной дорожке: Нона оставалась в комнате Элис, а девушка ютилась в гостиной.
Сказать, что Элис была в ярости, значило бы ничего не сказать вообще. Барк Уолш возложил ответственность за пребывание здесь Ноны на Элис. Он клялся, что избавится от миссис Уолш… И что же получается?
– А то и получается, – кипела Элис. – Я пригласила ее сюда, я могу и выгнать, но она восседает здесь в бледно-желтых шелках, хорошенькая и избалованная, покоряя всех, кто приближается к ней. И, – добавляла Элис, – все сводится только к одному, к Барку. Он хочет, чтобы Нона была здесь.
Элис пыталась убедить себя, что это непоследовательно: так думать о человеке, который ее злил, но в глубине души она знала, что есть еще кое-что… и это кое-что ее пугало и приводило в смятение.
Глава пятнадцатая
Комитет по строительству дома для семьи Лиз был очень доволен успехами Элис. Они позвонили и настояли на том, чтобы она присутствовала на торжественном открытии центрального входа, а этот акт, как лично предупредила ее Айрин, может иметь в дальнейшем большое значение. Необходимо было заняться обустройством дома. Эту работу поручили Элис.
– Хорошо, – согласилась девушка.
Она приехала и убедилась, что это дом любви, любви многих людей. Немцы покрасили его в зеленые тона, голландцы поставили узорную решетку вокруг маленького патио, а итальянцы соорудили прелестную живую изгородь.
Элис стояла у окна новой кухни, отделанной Фальконом Нэком, вглядываясь в небольшую овощную грядку, ископанную и засеянную Чаемом, и вдруг – наверное, из-за «кулинарного» заднего плана – вспомнила тот день, когда Барк Уолш застал ее за переписыванием рецептов Альфреда.
– Не вижу никакой необходимости, – заметил он, – и том, чтобы вы зубрили это.
Элис припомнила также, что когда она спросила, отчего он так думает, Барк ответил в своей обычной манере, что она еще ребенок и ничего не понимает. Пока… Что мистер Уолш имел в виду?
Элис восторгалась кухонными изразцами и вкусом Фалькона Нэка и надеялась, что миссис Риз должным образом оценит эту работу.
Но что Барк подразумевал под словом «пока»?
Преподобный мистер Флетт стремительно прошел через комнаты дома в своей обычной манере – как ураган. Правда, он остановился, чтобы добродушно пошутить с Элис.
– Веранда восхитительна, Элис. Вы прекрасно поработали. Сегодня в городе я видел гарнитур цвета морской воды… у Купера, не слишком дорого… Я думаю, Билл Купер, разумеется, сделает скидку.
– Стремительный Флетт, – едко рассмеялась Элис. – Вы забываете, что мы пробудем здесь недолго.
– Помню, – сказал мистер Флетт, – поэтому мы будем жить вечно.
Элис быстро взглянула на него, но он отвел глаза в сторону, вспомнив, как говорил мистеру Эннану, что, когда это случится, у его дочери может быть смертельный шок, но профессор сказал:
– Я всегда был трусом. Не могу сказать ей. Будь что будет.
Спокойный взгляд Элис убедил преподобного отца, что у этой девушки твердый характер. Она была избалована, но обладала большой внутренней силой.
– В гарнитур, – продолжил он, – входят плетеный шезлонг, стол, два стула.
– Так закажите его, – рассмеялась Элис, – а потом сообщите мне, как за него расплачиваться. Люди уже посмеиваются, мистер Флетт.
– Другое место?
Элис колебалась. Дела шли в материальном отношении удачно, но все это имело довольно печальные последствия. Во всяком случае, печальные для Элис Эннан. Она была лишена своей комнаты. Остальные из Эдамленда – а остальными для Элис был Берк Уолш – казалось, не пострадали.
– Комитетчики готовят карнавал, возможно, там вам удастся раздобыть денег. – Преподобный поторопился уйти до того, как Элис могла передумать и снова ответить, что проект Сноуи практически закончен.
Элис вышла из дома и побрела в Комитет. Это «жить вечно» – просто другой вариант восприятия, улыбнулась она про себя.
Девушка размышляла, где им с отцом придется обосноваться, когда будет закончено строительство в Эдамленде. Почему-то она обнаружила, что не может задерживаться на этих размышлениях, волноваться.
– Это все отец, – уверенно сказала она самой себе. – Он спокоен, значит, и я тоже.
Она застала членов Комитета за обсуждением вопроса о размещении вращающейся веревки для сушки белья, подаренной Форти Бендсом, и подошла к столу.
– Карнавал состоится в пятницу, в день получки, во второй половине дня, – сказал Тим Вестинг.
– Я хочу получить часть дохода за постройку веранды, – поставила условие Элис.
– Хорошо, но я надеюсь, ты поможешь нам с колесом.
Элис спросила:
– А с каким колесом?
Тим бросил пробный шар:
– Колесо поцелуев.
– Что?
– Поцелуев. Поцелуй, да будет тебе известно, есть приветствие губами.
– Я знаю, – сказала Элис, – но…
– Посуди сама, Элис, у нас здесь куча мужчин и мало женщин. Среди этих женщин еще меньше тех, кто не замужем. А из этих, кто не замужем, опять-таки еще меньше тех, кто так потрясающе красив. – Тим помедлил. – Как ты.
– От твоего личного мнения никакой выгоды, – отметила Элис. – Я не уверена, что справлюсь, но расскажи мне об этом, Тим.
– Оно предназначено для растранжиривания денег, – задумчиво сказал Тим. – В пятницу мужчины получают деньги и приедут в город.
– Продолжай, – безжалостно сказала Элис.
– Ну что ж, они работали целую неделю, смотрели только на мужчин. Что может быть приятней, чем расстаться с денежками за поцелуй?
– Ты имеешь в виду, что я буду целовать каждого, кто сможет заплатить наличными?
– Нет, Элис, это не прилавок, а колесико. Если ты будешь продавать свои поцелуи, то тебя зацелуют за полчаса.
– Больше лести, чтобы достичь цели!
– Добиться своего, да! Но никакой лести! – Тим говорил с чувством.
Однажды он провел в Эдамленде две недели по вопросам согласования, но Элис им не заинтересовалась.
– Мы будем продавать билеты по два шиллинга за поворот колеса. Я точно не знаю, сколько номеров на колесе, но нам нужно собрать не меньше восьми фунтов.
– За каждый поворот? – Элис открыла от изумления рот, мысленно видя дом не только обставленным мебелью, но даже с занавесочками и ковриками.
– Ну, так как, Элис?
– Ладно.
– Молодец, девочка, я знал, что ты согласишься! – обрадовался он.
В лагере Элис никому не сказала об этом предложении. Она смело могла принять открытое одобрение мальчиков, но не смогла бы заставить себя посмотреть на Барка, который обязательно презрительно скривит губы.
Нона уже не была прикована к постели. Однажды утром, после визита мистера Уолша, она вдруг встала очень живо и без всякого намека на хромоту.
– Вы быстро поправились, – заметила Элис.
– Да, дорогая. – Голос Ноны звучал мягко.
Это тоже говорило о самоуверенности. «Нет самоуверенности хуже, – думала Элис, – чем самоуверенность наглая. Нона знает, что он позволяет ей остаться».
Нона действительно это знала. Барк Уолш сказал ей, что она может оставить это притворство с больной ногой и спокойно жить в лагере. Когда Нона затеяла разговор о том, что на самом деле привело ее в Эдамленд, Барк только отрицательно покачал головой.
– У тебя было все, что ты хотела, Нона, но если ты задержишься здесь, я приму во внимание твою беду.
– Какая беда, Барк? Ничто не может огорчить меня, если это делается для тебя.
Элис, проходя по коридору и услышав эти последние слова, которые легко достигли ее ушей через тонкие стенки временных бараков, просто одеревенела. И это человек, обещавший, что Нона Уолш не останется здесь надолго!
– Лицемерные обещания, – сказала себе Элис, – которые только и даются для того, чтобы их нарушать.
Нона наблюдала, как Элис одевалась в пятницу. Девушка ничего не могла поделать, ей больше негде было расположиться, только за ширмочкой, которую она поставила в углу возле собственной раскладушки.
– Прелестно, – лениво кивнула Нона, – если ты собираешься декламировать детские стишки. Но ведь ты и есть Элис из Эдамленда, все, что ты делаешь, предназначено для детей от восьми до десяти лет.
– Если вы сравниваете меня с Льюисом Кэролом, тогда это вне возрастных ограничений, – спокойно сказала Элис. – Кстати, – добавила она с неожиданным сарказмом, – что плохого вы находите в общении с детьми?
– Наша Элис растет, – сказала Нона без особой радости, – но, – она снова доставила себе удовольствие, – ты не забыла губную помаду, или ты отправишься с бледными губами, вопреки моде, изображая невинную маленькую девочку?
– Сегодня я обойдусь без губной помады, – отпарировала Элис. – Она не нужна там, где я буду.
Девушка досадовала на себя за то, что говорила больше, чем хотела. Она подхватила пальто и отправилась.
Карнавал проходил в свободной части города. Уже были сооружены обычные в таких случаях изящные постройки: маленькие полосатые тенты, палатки для прохладительных напитков и чая, эстрада для оркестра.
– Вот и ты, Элис, – сказал Тим Вестинг. – Ты будешь сидеть здесь.
– А если никто не будет покупать билеты? – спросила девушка.
– Да меня просто снесут тут в ажиотаже! – провозгласил он.
Сначала все шло довольно медленно, но, как и говорил Тим, в последующие полчаса их хитрому плану воздали по заслугам. Как бы то ни было, учитывая соседство соревнований по бросанию кокосов и «счастливого рыболова», где призы были вполне материальные, а не просто «приветствие губ», «Колесо поцелуев» работало весьма хорошо.
Тим лично выиграл первым, и на законном основании получил поцелуй, которого не смог добиться во время делового визита в Эдамленд. Затем выиграли трое старых жителей Эдамайнеби, все хорошо знакомые Элис, так что их поцелуи не доставили ей огорчений.
– Припудрись, – крикнул ей Тим. – Сейчас появятся мальчики.
И «мальчики» пошли с большой охотой. У них были бумажники, полные денег. Колесо проворно вращалось, и летели денежки. Все это было даже забавно. Элис было незнакомо только одно лицо, которое ей пришлось поцеловать. Оно принадлежало путешествующему моряку, «открывающему» Новый Эдамайнеби, но он заверил Элис, что теперь его путешествие закончится здесь.
– За два шиллинга, – сказал он восхищенно, – это мой город!
– Крутите, крутите, – кричал Тим. – Билет – два шиллинга, и счастливчик получит поцелуй от королевы красоты!
– За это стоит заплатить и десять шиллингов, – заторопился Пол.
Он не выиграл, а пожилой мистер Вебстер, которого Элис знала еще по Старому Эдамайнеби, лежащему ныне под озером Экумбин, торжествующе закричал, когда выиграл его номер.
– Ты не обойдешь старую гвардию, правда, Элис? Надеюсь, что мои усы не доставят тебе неприятностей, дорогая.
– Мне они очень нравятся, – весело заверила его Элис, не только подставив лицо для поцелуя, но даже поцеловав его в ответ.
Но вдруг через плечо она кое-кого заметила… и ее веселье испарилось.
Там стоял Френк Грант.
Это было абсурдно, но она ждала Гранта. Однажды такая мысль мимолетно пришла ей в голову, но она ее тут же отбросила. Девушка надеялась, что ярмарка не для Гранта.
Теперь она поняла, что ошибалась, что Грант пришел сюда с определенной целью. И с деньгами. Из бумажника он вынул не монетку, а крупную купюру. Да, он приготовился. Страшная догадка озарила Элис. Ему сказали. Конечно, Нона!
Она сидела, совершенно ослабев. «Я не могу допустить, чтобы он поцеловал меня, ни за что на свете». На мгновенье девушка прикрыла глаза.
– Последний круг, последний оборот, последний раз перед чаепитием, – выкрикивал Тим. – Чай в чайном павильоне за пять шиллингов всего. Получайте ваши билеты у миссис Уилкс. Ну, кто следующий?
Френк Грант протягивал крупную купюру, взывая к Тиму, нарочито размахивая деньгами, привлекая внимание.
– Сожалею, – воскликнул Тим, – все билеты проданы.
– Проданы? – Грант был в ярости.
Элис повернулась и… заметно побледнела.
Барк Уолш стоял у края небольшой толпы, держа в руке целую связку билетов.
– Не стоит крутить, а, мистер Уолш? – ухмыльнулся Тим.
– Крути, Тим, – сказал Барк.
Круг за кругом вертелось колесо, и все смеялись над его чрезмерной скоростью, кроме троих… Королевы ярмарки, того, что имел шанс получить много поцелуев, и Френка Гранта.
– Семьдесят семь, – назвал цифру Тим.
– Есть семьдесят семь, – воскликнул Барк, ступил на помост и наклонился.
– Я… – запнулась Элис.
– Да, мисс Эннан? – Его голос был холодно вопросителен.
– Я… я хочу поблагодарить вас за то, что вы купили все эти билеты… это страшно поможет… только, разумеется, нет никакой необходимости в…
– Да, мисс Эннан?
Элис нелепо пробормотала:
– В поцелуе, – и почти разрыдалась от собственной глупости.
– Уверяю вас, это совершенно необходимо, – вежливо поправил ее Барк. – Посмотрите вокруг, и вы увидите ожидающие лица. Они хотят посмотреть, как я получу то, что мне надлежит. Если этого не произойдет, они, конечно, не окажут финансовую поддержку мисс Дейли после чая.
– Мисс Дейли? – повторила она.
– Вас, – проинформировал он, – здесь не будет.
– О, – сказала Элис.
Как только ее губы округлились, он прижался к ним своими губами. Это «О» прозвучало знаком полного наслаждения и восхищения, и толпа заревела.
Но Элис трясло. Она никак не могла унять дрожи. После этого единственного его поцелуя, совершенно спокойного, холодного, лишенного каких-либо чувств, что-то случилось с ней самой, она чувствовала, как горячая кровь бежит и бешено стучится в сердце.
– Молодец, босс, – закричал один из мужчин, – я считаю, что за деньги, которые вы заплатили, вы заслуживаете гораздо большего, чем один поцелуй!
– Я тоже так думаю, – сказал Барк Уолш улыбаясь, и поцеловал… раз… другой… третий, и эти поцелуи вовсе не были спокойными, холодными и бесчувственными.
– Я… я вас ненавижу, – горячо сказала Элис, когда он ее отпустил.
Барк Уолш выпрямился, поправил галстук. Он протянул ей руку, склонившись перед девушкой. Спокойно, настолько спокойно, что Элис хотелось закричать от безудержной ярости, он сказал:
– Надеюсь, что это был последний круг перед чаепитием. Пойдемте, мисс Эннан, я заказал нам столик у миссис Уилкс.
Глава шестнадцатая
Палатка для чая состояла из одного большого стола на козлах и нескольких небольших столиков, предназначенных для членов Комитета.
Барк Уолш не состоял в Комитете, но его и Элис немедленно провели в угол павильона, где было сервировано на двоих. По лицу миссис Уилкс было видно, что сопровождающий Элис человек заплатил гораздо больше заявленных пяти шиллингов с персоны, чем и заслужил такой особый подход.
Элис и Барк не разговаривали, пока не был подан чай.
Чай был сервирован в обычном австралийском вкусе: большие трехслойные сандвичи, масляные пшеничные лепешки и невероятное количество пирожных… Слишком много для Элис в ее теперешнем настроении.
Барк разлил чай, подвинул чашку Элис.
– Соберитесь, – приказал он. – Вам потребуется вся ваша выдержка, чтобы выслушать то, что я собираюсь вам сказать.
– Начинайте. – Ее голос был обманчиво дерзок.
Он взял треугольный кусочек солонины.
– Как вы осмелились, – сказал он, размахивая этим кусочком перед ее лицом, – как вы осмелились устроить подобный спектакль?
– Это было сделано с добрыми намерениями, – с вызовом сказала она.
– Как и хирургическая операция, но никто не согласится на нее, полагаясь на слово какого-то Тома, Дика или Гарри.
– Его имя, – развязно проинформировала Элис, – Тим.
– Да, Тим Вестинг, и, разумеется, ему понравился полученный поцелуй. Я уверен, что он уже пытался добиться этого раньше, но безуспешно, так что сегодня у него просто незабываемый день.
– Мне кажется, что вы знаете обо мне слишком много, – холодно сказала она.
– В таких местах, как это, – пожал плечами Барк, – новости разносятся ветром.
– Разумеется, посмотрите, как ветер разнес слух о нашем золоте… о, простите, мистер Уолш, о слюде.
Он гневно посмотрел на нее, и пока он искал слова для ответа, Элис сказала ледяным тоном:
– Если вы находились у колеса с того момента, как Тим выиграл, значит, вы были там с самого начала. – Она задрала подбородок. – Вам потребовалось слишком много времени, чтобы прийти к выводу, что я сама себя разыгрываю в спектакле.
– Я решил это сразу, – сказал он ей.
– Но стали действовать потом.
– Не глупите! Как я мог подойти, когда вы только начали? Может быть…
– Да, мистер Уолш?
– Победители, к счастью, были мне симпатичны. Вряд ли было бы уместно предложение заменить их собой?
– Вы – их! – Элис отложила, едва надкусив, кусочек солонины и оскорбленно уставилась на него.
Он намеренно игнорировал ее взгляд.
– Мне не особенно понравился путешествующий моряк, но я решил закрыть на это глаза.
– Вы решили?
– Но когда один из членов нашего общества присоединился к толпе, размахивая банкнотой, я увидел, что дело зашло достаточно далеко.
– Вы увидели? – повторила она.
– Да, – прямо сказал он. – Я увидел ваше лицо.
Ее возмущение переросло в панику. Барк Уолш осторожно подводил разговор к Гранту, возвращаясь к вопросу о ее отношении к этому человеку. Она не должна выдавать себя, потому что именно этого Уолш и добивается. Он хотел услышать от нее жалобу, но так, чтобы у него были законные основания избавить Эдамленд от его Элис, а потом и от профессора Эннана, который более никому не нужен.
Гнев переполнял Элис. Это сделало солонину несъедобной, а чай – ядовитым. Что же это был за человек? Всего несколько недель осталось до завершения проекта, а он уже постарался устранить двух человек, работающих с ним с самого начала.
– Итак? – требовательно спросил Барк.
– У вас слишком пылкое воображение, – холодно продолжила она, – если вы думаете, что увидели нечто в моем лице.
– Я увидел доказательства… Я увидел отвращение, я увидал испуг. Не делайте из меня идиота, Элис, я знаю нас лучше, чем вы знаете себя. Вы ненавидите Гранта, но никогда не признаетесь в этом. Как, черт возьми, вы не поймете, что подобная позиция выше моего понимания.
– Вы сказали, что знаете меня лучше, чем я сама. Так я скажу, что вы ничего не знаете. Вы ничего не знаете, мистер Уолш, потому что мистер Грант ничего для меня не значит. Ничего для обсуждения, даже для беседы. Теперь вы удовлетворены?
– Нет, – сказал он.
Прошло несколько минут. Элис для приличия пила маленькими глотками свой чай.
– Если вы так относитесь к своему работнику, – легко сказала она, – мне странно, что вы продолжаете пользоваться его услугами.
– Я перевез своих работников за тысячи миль, и мне не так легко расставаться с ними.
– Вы расстались с Гарри Ноксом, – заметила она.
– У меня была конкретная причина; он отказывался от сверхурочных.
«Да, – подумала Элис, – это вполне конкретно, но жалоба девушки представляет собой нечто иное; это был бы повод для совсем другого расставания».
– Но к Гранту у меня нет претензий. Голову даю на отсечение. – Он подозрительно уставился на нее.
– Не ищите у меня доказательств, – пожала она плечами.
– Я смотрю на вас и вижу, что вы маленькая лгунья. Вы что-то знаете, но мне не скажете, а не скажете потому, что абсолютно тупы.
– Может, так оно и есть. Я не люблю этого человека, о котором вы хотите услышать, – проговорила она холодно.
Он быстро взглянул на нее.
– Это уже кое-что.
– Это все.
– На конкурсе упрямцев вы завоевали бы первый приз, – простонал Барк.
– В виде пирожного, – поправила она, взяв одно.
Неожиданно он поднял руку и схватил ее за запястье.
– Не заходите слишком далеко, Элис, – предупредил он.
– Как я могу, когда нахожусь под арестом, – натянуто улыбнулась она.
Элис переложила пирожное из арестованной руки в свободную и надкусила его.
– Если вы будете продолжать держать меня, мистер Уолш, люди могут неверно истолковать ваш жест.
Все еще сжимая запястье девушки, он спросил:
– А как это отразится на вас?
Элис ответила:
– Вы увидите отвращение, омерзение и испуг на моем лице.
Ее запястье было свободно.
Пришла миссис Уилкс с кувшином горячей воды. «Его денежное пожертвование должно быть значительным», – подумала Элис. Между колесом поцелуев и чаепитием Барка Уолша ублажали со всех сторон.
Она спросила Барка:
– Кстати, как вы здесь очутились? Не думаю, что подобные развлечения соответствуют вашим вкусам.
– А что вы сами думаете? Вы ведь ничего обо мне не знаете.
– Нет, но… – Ее голос задрожал.
– Вы правы, разумеется, «колеса поцелуев» и чаепития не для меня, я действовал только на основании полученной информации.
– Информации от Ноны, – сразу догадалась Элис. – Она сказала Френку Гранту, и она сказала вам. Несомненно, она…
– Что?
Но Элис не закончила. Не могла же она сказать ему, что Нона, имеющая только облик женщины, заметив горячий интерес Гранта к Элис, рассказала все Гранту в надежде, что, когда проинформированный ею Барк Уолш появится на сцене, произойдет нечто, что ему не понравится. Действия достаточно умелые, чтобы ускорить изгнание Элис. У девушки не было двух мнений относительно Ноны, которая не желала видеть ее в Эдамленде.
– Что? – снова спросил Барк.
– Вам сказала Нона, – повторила Элис.
– Да.
– Очень предусмотрительно с ее стороны.
– Очень. – Его глаза прямо смотрели на Элис. – Вы должны быть благодарны за это.
– Мы снова будем обсуждать Гранта?
– Нет, не будем. Об этом не стоит вспоминать, пока вы сами не захотите. Вы поняли это, Элис?
Он притворялся, что у Элис есть свобода выбора, на самом деле предлагая ей подписать ее собственную высылку и папину отставку. Она сжала губы и осознала, до чего же ей хочется хлопнуть дверью.
Барк допил чай.
– Когда вы будете готовы, мы поедем обратно в Эдамленд, но, может быть, – съязвил он, – вы желаете прогуляться по ярмарке?
– Я уже все посмотрела.
– Ну, тогда, – он привстал.
– Но я должна вернуться к Колесу. Меня не просили поработать только до чая.
– Вы не вернетесь к Колесу. Мне показалось, что я уже все сказал по этому поводу.
Ее голубьте глаза ярко заблестели.
– А кто вы такой, чтобы говорить мне, что я должна и что не должна делать? Кем вы пытаетесь предстать передо мной? Моим отцом?
– У меня никогда не было намерения выступать в роли вашего отца, Элис. Если я и делал что-то, то никак не собирался вас расстроить. Бог свидетель, что нет более избалованных детей, чем вы.
– Я не хочу видеть вас своим отцом, – задыхаясь, сказала она.
– Неужели? Возможно, в качестве какого-нибудь другого родственника?
– Я не желаю иметь с вами ничего общего и ничего от вас не хочу. Я возвращаюсь к Колесу.
– Чтобы Грант купил ваш поцелуй?
На мгновенье она остановилась, только на мгновенье, но этого оказалось достаточно, чтобы он заметил.
– Я… я… Мне нужны деньги для веранды, – запинаясь, произнесла она.
– Вы заработали достаточно денег на три веранды до чаепития. Кстати, что касается колеса, то мисс Дейли, которая отвечает за постройку гаража для миссис Риз, сменит вас на этом посту. Она столь же молода, как и вы, и я думаю, – он оценивающе осмотрел ее, – гораздо приятнее. В ней больше глубины. Она как пирожное, тогда как вы всего лишь ванильное мороженое.
– Я не поеду с вами в Эдамленд, – повторила Элис.
– Вы возвращаетесь со мной, Элис, даже если мне придется тащить вас силой. Имейте в виду, что это приказание вашего отца. Ему совершенно не нравятся методы, которыми пользуется его дочь для повышения доходов. Он приказывает вам вернуться.
– Папа? – спросила она. – Да.
– Значит, Нона… или вы… рассказали ему… – Элис задыхалась от гнева.
– Ему было сказано, что вы зарабатываете деньги на «Колесе Поцелуев». Правильно?
– Да, но…
– В связи с этим он попросил меня не допустить, чтобы это зашло слишком далеко. Что я и сделал. А также привезти вас домой. Что я надеюсь выполнить.
– Нет, вы не сможете!
– Смогу!
– Папа никогда не принуждает меня. Он говорит, но не всерьез.
– На этот раз вам придется исполнить его требование. Я прослежу за этим.
Так, шепотом споря и пререкаясь, они двигались к выходу из павильона. Слева была карусель.
– Половина – нам, половина – владельцам, – сказал тогда Тим Элис.
Под медленное движение на холостом ходу, слушая запись «Венского вальса», Элис поняла, что карусель снопа готова к работе. В свое время она посетила так много каруселей, что с точностью знала, когда вскочить на лошадь.
И сейчас она прыгнула… и удачно. Лошадь звали Красная Фурия, ее пышную гриву основательно поела моль. И Элис громко засмеялась. Ни один мужчина, даже такой, как Барк Уолш, не будет стоять и ждать, пока крутится карусель, а она не собиралась слезать с лошади, пока он не уйдет.
После первого оборота, к полному своему торжеству, Элис увидела, что он ушел. Она ожидала этого. У Барка слишком развито чувство собственного достоинства. Никаких мишурных каруселей для английских джентльменов! Но в стране, где она выросла, это не имело никакого значения.
– Вы всегда ездите в дамском седле? – спросил голос за ее спиной. – Когда я был маленьким, мы дразнили девочек, которые предпочитали дамские седла.
