- Еще новости, - пробормотал Спиридонов. - Где же он в это время обретался?
      - Он был не в себе. То есть, вместо него присутствовал Асеев. И мы с ним решили оставить все как есть. Законсервировали оборудование, загерметизировали отсек...
      - Вы решили? - удивился я. - Странное решение.
      - Вот что, - вмешался Спиридонов. - Давайте кончать. Гиря затронул ключевой вопрос. Я понимаю, вы могли забыть информацию в суматохе спасательной операции. Но я ни секунда не верю, что в тот момент, когда готовилась комиссия по "Вавилову", вы не предприняли никаких мер к тому чтобы заполучить эту информацию. Слышите, уважаемый Ричард Яковлевич, я в это ни секунда не верю. И не пытайтесь меня надуть - этот номер не пройдет.
      Кадуца изумленно вскинул брови.
      - Василий Васильевич, мы у вас на подозрении? После всего, что было?
      - А что было? Выпили бутылку - это еще не союз сердец. Так что уж будьте любезны...
      - Хорошо, я открою вам главный секрет, - Калуца сделался серьезен. - Я не хотел пока затрагивать данный вопрос, поскольку он меня не касается. Вернее... Мне наплевать и на эту комиссию и на все другие. Но мне нужна моя информация. Она мне нужна принципиально, и я плюю на все условности!
      - Ну так вот то-то же! - сказал Спиридонов, усаживаясь в кресле поудобней и вытягивая ноги.
      - Да, действительно, тогда на "Вавилове" мы, а вернее оказать, Асеев, решили ничего не трогать. Посудите сами, в каком мы были состоянии. Свеаборга надо было срочно эвакуировать на Землю, с Сомовым тоже происходили странные вещи... И в этой ситуации мы должны были объяснять капитану "Генуи", что необходимо взять на борт какое-то оборудование с "Вавилова", предназначенное неизвестно для чего? Асеев уже знал, что "Вавилов" никуда не денется. И он справедливо полагал, что на "Вавилове" наша информация лучше сохранится. А когда появится компетентная комиссия, она обнаружит эти магнитные носители и спросит у оставшихся в живых членов экспедиции, что на них записано. И компетентно во всем разберется. Но он ошибся, и вот в каком пункте. Никакой комиссии ГУКа на "Вавилове" не было.
      Спиридонов даже рот открыл от изумления!
      - Погода, погоди... - сказал он. - Как это не было? А отчет, а рекомендации? А подписи - аж целых пять штук?.. Как это не было?!
      - Подписи подлинные. А все остальное - липа.
      - Липа?
      - Липа, липа, Василий Васильевич, или, говоря образно, клюква развесистая.
      - Липа! - Спиридонов вдруг вскочил и забегал по кабинету. - Ах, я, старый осел!
      - Ну, это вы, Василий Васильевич, перегнули палку, заметил я как бы вскользь. - Осел - это вьючное животное, а вы...
      - Что?! - Спиридонов остановился и выпучил глаза. - То-то я смотрю, эти говнюки ко мне один за другим являются. А, Гиря? Ты все понял?
      - Нет, Васильевич, не все. Совершенно непонятно, на кой черт им это было нужно?
      - Кому?
      - Ну, этим вашим приятелям?
      - Зачем?.. А черт же их знает, зачем. Вот ты сядь и подумай, зачем.
      - В принципе, это вполне объяснимо, - сказал Сомов. Корпоративный интерес. Административный инстинкт самосохранения. Боязнь потерять лидирующие позиции и сферы влияния. Боязнь того, что вскроется несостоятельность концепции освоения Внеземелья и ГУК утратит привилегированное положение среди других ведомств в плане обеспечения ресурсами и кадрами. Это, разумеется, схема, и мотивы поведения разных лиц могут отличаться, но в целом...
      - А мне плевать на это в целом, - прорычал рассвирепевший вконец Спиридонов. - Меня интересуют как раз мотивы поведения отдельных лиц, которых я считал порядочными людьми, а они оказались мерзавцами! Н-ну ладно... Я им покажу!.. Бегаю, как савраска, а они, мерзавцы... А Шатилову я лично морду набью... Отловлю где-нибудь в тихом углу и мордой о стенку!
      Спиридонов еще минуту изрыгал проклятия и придумывал кары, а потом внезапно успокоился и даже уселся на свое место.
      - Ладно, - оказал он вальяжно. - Пусть их будет... Теперь я их сверну в бараний рог и заставлю крутиться. А что? Такой букет - двенадцать апостолов да еще пять златоустов. Мы будем действовать цивилизованными методами, как считаешь, Гиря?
      - Естественно, - подтвердил я, еще не осознав изменений в настроении шефа. - Мордой о стол - это хороший цивилизованный метод.
      - Никаких морд и харь! Только лица, и, притом, весьма уважаемые! Вежливость, приятное обхождение, красивые жесты. Они у меня такие бумажки будут подписывать, что вам и не снились!.. Давай, Гиря, еще вопросы. Я смотрю, ты насобачился их задавать.
      - Скажите, - обратился я к Калуце, - а вам эта информация действительно полезна? То есть она, как бы это сказать.., может быть расшифрована и проанализирована?
      - Полезна.., - пробормотал Калуца. - Да ей цены нет! Вы знаете, что такое генетический код? Зто то, что определяет физиологические параметры организма, его фенотип. Так вот, я предположил, что существует некоторый универсальный код, определяющий параметры личности. У каждого человека имеется свой индивидуальный энергетический фон - биополе, определяемое какими-то внутренними состояниями мозговых центров, матрицей нейронных связей. Эта матрица индивидуальна, но состоит из ограниченного набора стандартных ячеек... И так далее. Если бы у меня были мои записи с "Вавилова", я мог бы, например, сравнить того Сомова и этого, уловить изменения в параметрах его биополя и попытаться как-то увязать их с параметрами его нынешней личности. Сделать классификацию признаков... Да что вам объяснять - все равно вы ни черта не поймете!.. Короче, после того, как мы возвратились на Землю, я, в основном, только тем и занимаюсь, что пытаюсь пробить экспедицию к "Вавилову". Асеев пока был, советы давал. Но теперь Асеева нет, а все мои усилия вязнут в этом болоте... Мало того, они там, в коллегии ГУКа всполошились и блокируют любые мои действия.
      - Ирландцев подсылают, - добавил Спиридонов многозначительно.
      - Именно, - зло сказал Калуца. - Их интересует мой лабораторный журнал. Они думают, что, там записаны откровения. Идиоты! То, что там записано, могут понять человек десять-пятнадцать отсилы. И все они - мои приятели... А вы знаете, что мне угрожали разоблачением, если я сделаю попытку предать гласности историю с "Вавиловым?
      - Занятно, - процедил Спиридонов, - отстучав костяшками пальцев затейливый степ на подлокотнике кресла. - И что они вам собрались инкриминировать?
      - Аварию на "Вавилове", - что же еще! Я все подстроил и взорвал центральную рубку.
      - Но вы, разумеется, сказали им, что подобные намеки могут кончиться плохо?
      - Разумеется, нет - это не в моих интересах. Мне нужно организовать экспедицию на "Вавилов", а не свару с верхушкой ГУКа, - сказал Калуца холодно. - Если говорить откровенно, то я и вам не вполне доверяю. Аналогичные переговоры я уже вел с рядом лиц. Меня успокаивали, обещали помочь, но воз, как видите, и ныне там... А теперь еще эта история с женой Свеаборга... Буквально позавчера я имел разговор с одним типом. И он заявил, что гибель Марты Свеаборг вполне можно связать с событиями на "Вавилове"...
      - Но это уже, знаете ли... - скулы у Спиридонова заиграли. - Ты понял, Гиря, куда дело поворачивается? Они хотят исподтишка дискредитировать нашего дорогого Калуцу и одновременно избежать широкой огласки. Лично я это не могу квалифицировать иначе как свинство. Но самое непонятное чего они все перепугались до полусмерти? Аварии и раньше случались. Ну, вскроется подоплека, выяснится, что кто-то там организовал полузаконный рейс, а кто-то прохлопал ушами... И что? Пожурят друг друга, кому-нибудь дадут по шее для острастки. Либерализм-то у нас в крови. Особенно в отношении первых лиц... Нет, брат, тут дело нечисто. Я могу, например, предположить, что кто-то там захотел под шумок обеспечить себе вторую жизнь - тогда дело стоящее для серьезного мерзавца и полного идиота. Но серьезных в руководстве ГУКа нет. А тогда, значит, выходит слава... Да, опять она, родимая. Вот попомни мое слово, кто-то у нас в ГУКе захотел стать великим человеком, и на горбу у Калуцы с Шеффилдом въехать в рай. Как считаешь?
      Я никак не считал и честно в этом признался.
      - По-моему, ерунда, Васильевич. Ну, двести, ну, сто лет назад я бы еще понял. А теперь - нет. Люди не те, чтобы красть славу. Да и как-то все уж очень по-книжному... Злодеи, вампиры, похитители детей и вечной славы... Нет, народ не обманешь. Слава принадлежит нашим друзьям, а они согласны уступить ее нам. В равных долях... И все эти ирландцы напрасный труд.
      - Думаешь? - Спиридонов недобро усмехнулся. - Ладно, мотивы, мы еще обсудим. А люда - люди все те же. И мотивы те же: слава, власть, матчасть и бабы. Вот когда мы научимся комплектовать личность всеми необходимыми ингридиентами, тогда будет разговор. А пока... Вон смотри, какой Сомов положительный. Не грубит, сидит спокойно, рассуждает трезво и в личной жизни никаких перегибов. Потому что ингридиентов в нем на двоих. А вот Калуца - нет. Неправильно скомплектован. Почему? Да потому, что сам себя комплектовал в корыстных целях. И вот вам результат!
      Сомов с Калуцей переглянулись, потом уставились на Сдиридонова и вдруг начали хохотать. Смех у них получился геометрический. В том смысле, что нарастал в геометрической прогрессии. Хохотали они старательно и до упаду, а глядя на них, и мы со Спиридоновым тоже подлили масла в огонь всеобщего веселья. Кончилось тем, что в кабинет заглянула Сима - секретарь и дочь Калуцы - и спросила, не надо ли открыть окно. Зто вызвало новый прилив хохота. Калуца, впрочем, уже не смеялся, он просто всхлипывал и стонал.
      Первым пришел в себя Сомов. Он мотнул головой, глубоко вздохнул и отвернулся. Мы с Калуцей тоже кое-как управились с приступом, а вот Спиридонов еще минуты две корчился в кресле.
      Наконец, и он взял себя в руки.
      - Ну, однако же.., - произнес он, растирая грудь. - Что это мы развеселились?
      - Да так что-то.., - сказал Калуца, - видимо атмосфера сгустилась. Воды не хотите?
      - Давай воды! - Спиридонов выпрыгнув из кресла и не дожидаясь, пока Калуца развернется, налил себе стакан из графина и залпом выпил. - Ф-у! Хорошо-то как!
      Сомов тоже выпил водички и налил Калуце. Я стоял последним в очереди, и мне досталось только полстакана.
      - Морской закон, - сказал Спиридонов назидательно, первым нальешь - первым выпьешь. По-моему, Гиря, они нас тут гипнотизируют. Как считаешь?
      - Определенно, - подтвердил я.
      - Внушают всякие мысли, а потом смеются. Надо держать ухо востро! А то мы на этом деле приобретем квалификацию клоунов, и нас отправят в цирк курей смешить. У тебя вопросы еще есть?
      - Так, пустяки.
      - Тогда я начинаю констатировать, а ты пиши в протокол. Лично мне в этой истории непонятны два момента. Первый: с каких щей "Вавилов" взорвался? И не подстроил ли это кто-нибудь специально? А второй - что теперь делать? Ну, второй вопрос мы обсудим отдельно. Я так понимаю, что надо перехватывать "Вавилов" и разбираться на месте. Только непонятно, под какой вывеской... Но вывеску мы придумаем. Как считаешь?
      - Надо бы, Василий Васильевич, - сказал Калуца жалобно. А то ведь, ну сколько же можно!..
      - Тогда на сегодня все, - заключил Спиридонов. - Смех смехом, а шутки в сторону... Когда там стратоплан?
      - Как, вы уже нас покидаете? - удивился Сомов. - Мы-то надеялись...
      - Да, - подтвердил Калуца, - мы хотели вас пригласить в лабораторию, показать оборудование. Ребята просили на Спиридонова посмотреть.
      - Что я слон что-ли, на меня смотреть, - обиделся Спиридонов. - Делом надо заниматься, а не Спиридоновых рассматривать.
      - Ну так и я о том же. У нас тут одни разговоры, а там можно попробовать подключиться, посмотреть, какие у кого мысли в голове...
      - Как это - мысли? - Спиридонов с опаской глянул на Калуцу. - Мозги что ли просвечивать?
      - Да нет, вообще...
      - Я вам дам "вообще"! Ишь чего захотели!.. Ладно, пошли, только чтобы никаких этих ваших штучек. Нет у меня мыслей и все тут. Ну, может одна-две завалялись, - Спиридонов хитро ухмыльнулся. - Гирю вон просвечивайте - у него вся голова мыслями забита и все мысли на роже... То есть, я хотел сказать, на лице написаны. А точнее - налицо. Это, прошу заметить, каламбур...
      Сомов в лабораторию не пошел, сославшись на дела.
      Мы долго шли по каким-то коридорам, спустились в лифте, опять шли, и в конце концов оказались перед той самой дверью, где я когда-то беседовал с двумя близнецами.
      В комнате никого не было. Калуца церемонно усадил Спиридонова в кресло, после чего исчез. Появился он довольно скоро с целой ордой молодых людей, которые немедленно начали щелкать всякими тумблерами, тыкать на кнопки и давать друг другу советы, исподтишка рассматривая Спиридонова. Тот сидел как на иголках, озираясь и вертя головой из стороны в сторону.
      - Придется потерпеть, Василий Васильевич, Аппаратура прогревается. - сказал Калуца. - Вон, кстати, тот знаменитый "колпак" - хотите примерить?
      - Еще чего... А размер подойдет?
      - Не налезет - другой подберем...
      Я наблюдал за шефом и потихоньку умирал со смеху. Спиридонов, судя по всему, был заинтригован до полусмерти, ему было лестно всеобщее внимание, но в то же время боязно, как бы с ним, не дай Бог, чего не сотворили. Потому что эти умники - от них всего можно ожидать... Ситуацию я обозначил в протоколе так: клиент дозревает. Это для Сюняева. А для себя: Полкан в столярной мастерской, где ему делают будку.
      Масса людей. Будки не видно. Куча стружек. Какие-то железки и деревяшки. Все кругом урчит и вертится. Стоять нельзя - придавят, а двигаться тоже нельзя - спотыкаются. Воняет, какой-то дрянью, но где-то определенно есть колбаса...
      А где будка-то?!
      Наконец, Калуца решил, что аппаратура прогрелась, а клиент дозрел. Он подступился к Спиридонову с "колпаком" и поинтересовался:
      - Так что, Василий Васильевич, будем надевать или как?
      Спиридонову, судя по всему, надевать "колпак" не хотелось, но не хотелось и ударить в грязь лицом. Молодежь по сторонам перебрасывалась замечаниями, и я даже явственно услышал: "Что, тот самый Спиридонов?" - "Тот, тот успокойся." - "А что его Калуца пасет?" - "Он же от ГУКа, а они грозятся открыть зеленую улицу. Вот Калуца и извивается."
      Если это не была обещанная слава, то что же тогда? И Спиридонов, должно быть, понимал, что большего ожидать опрометчиво - надо брать то, что есть.
      - Давай, - сказал он вальяжно, но тут же добавил с опаской: - А оно того... Током не шваркнет?
      - Нет, нет. Безопасность гарантирую, - заверил Калуца. только и вы уж того... Думайте о чем-нибудь приличном. А то молодежь - языки, что твое помело.
      - Не учи ученого, - буркнул Спиридонов и, надев колпак, повертел головой.
      - Не жмет? - обеспокоенно поинтересовался Калуца. Многие жалуются...
      - Головастые не в меру, вот и жалуются...
      - Если на уши сползет - предупредите.
      - А что?
      - Так, ничего. Предупредите и все.
      - Ладно, давай включай.
      - Уже включил.
      - Как уже? Предупреждать надо!
      - Что-нибудь чувствуете?
      - Ни хрена не чувствую. Где мысли-то?
      - А вон, смотрите на экран... Джордж, отойди, мешаешь.
      - Где?
      - Да вон же, на экране.
      - Вот эти кривульки? А чего они такие кривые?
      - Как думаете, такие и кривульки.
      - Как умею, так и думаю... И о чем я сейчас думаю?
      - Так, с виду ни о чем. Но вот эта компонента... Не нравится мне она...
      Калуца принял озабоченный вид и, подойдя к стойке с аппаратурой, затеял какие-то сложные манипуляции с ручками и переключателями.
      - Так, - сказал он самому себе, но достаточно громко, чтобы услышал Спиридонов, - Пока все нормально. Будем увеличивать усиление... Отфильтруем детство и юность, административные порывы оставим, а всякие там самомнения и вожделения - долой... Вот так! Очень хорошо!
      - Что ты там бормочешь? - возбудился Спиридонов. - Ты мне говори, что надо, а я уж как-нибудь...
      - Да вы не волнуйтесь, Василий Васильевич, все будет хорошо.
      - Я и не волнуюсь. Сижу, как сидел.
      - Волнуетесь. Вон и амплитуда выбросов возросла.
      - Где возросла?
      - Да вон же, на экране.
      - Ничего не вижу. Было что попало и теперь что попало.
      - Это для вас что попало. А для нас ваши мысли - открытая книга. Вот видите - это частота старческого маразма. А вон на том экране - в углу - спектр. И спектр этот просто убивает...
      - Слушай, Калуца, что ты меня дурачишь? - наконец сообразил Спиридонов. - Старческий маразм... Ты давай работай! Устроил тут цирк...
      - Так не мешайте. Сидите себе спокойно, думайте о своих делах.
      Спиридонову, видимо, надоело это препирательство и он уставился на меня.
      - Что, Васильевич, попался на кукан, - спросил я ехидно.
      - Прорвемся! - ответил он независимо.
      Молодцы Калуцы, между тем, разбрелись по лаборатории и занялись какими-то своими делами, не обращая на нас никакого внимания. Именно так я себе и представлял атмосферу научного поиска.
      Спиридонов затосковал, еще некоторое время осовело таращился по сторонам, а потом словно бы задремал, прикрыв глаза. Я терпеливо ждал, чем закончится представление. Закончилось оно банально. Калуца установил, что Спиридонов спит.
      - М-мда, - произнес он. - Редкий экземпляр. Спит как сурок, несмотря на то, что сигналы играют зорю... Ну, пусть спит... Владислав, попробуйте обработать и выдайте ИПП-карту.
      Один из молодцев кивнул, а Калуца подошел ко мне.
      - Как впечатления? - поинтересовался он.
      - Приятные, - отозвался я. - Только не очень понятно, что все это значит? Ведь не читаете же вы, в самом деле, мысли Василия Васильевича. Это было бы не совсем тактично.
      - Нет, конечно. Хотя впечатление возникает, не правда ли?
      - Возникает целая гамма впечатлений, - оказал я просто для того, чтобы поддержать разговор.
      - Хорошо, я объясню, что мы делаем. Согласитесь, Василий Васильевич - личность неординарная, и я в процессе общения уже успел кое-что узнать относительно его характера, интеллекта, стиля поведения и прочих, так сказать, типологических признаков. Если к ним присовокупить физиологические, в частности, спектр биоритмов, разные там.., ну, в общем то, что я называю портретом индивидуального биополя, то можно будет внести Василия Васильевича в список лиц, частично доступных моему пониманию. А если сопоставить эмоции и характерные изменения биопотенциалов, то можно делать различные выводы и разного рода прогнозы. Но самое главное, в дальнейшем, если наш уважаемый Васильевич пожелает, я смогу подобрать параметры канала и связаться с ним на подсознательном уровне.
      - Ага, - сказал я. - То есть именно так, как вы это делали на "Вавилове"?
      - Примерно, - сказал Калуца рассеянно. - Но это, если он пожелает.
      - А это не может рассматриваться как попытка давления на следственные органы?
      - Может наверное - откуда я знаю... Меня, однако, это не очень волнует. Если заранее остерегаться всех возможных обвинений, то лучше всего ничего не делать вообще.
      - Ясно, - произнес я, соображая, что бы еще такое спросить.
      - Давайте говорить серьезно, - предложил Калуца. - Чего все, собственно, боятся? Мне это непонятно. Уверяю вас, в данный момент Василий Васильевич не подвергается абсолютно никаким внешним воздействиям.
      - Еще бы - спит как младенец!
      - Это мы его подстимулировали. Для успокоения, разгрузки нервной системы и снятия стрессовых последствий от наших эмоциональных бесед. Да, видать, переборщили... Объясните, почему увидев на голове вот этот "колпак", люди шарахаются и воображают невесть что? Неужели все полагают, что это так просто изменить параметры личности? Что для этого достаточно шарахнуть током в висок? Уверяю вас, пока личность сама не пожелает измениться, переварив какую-либо информацию, ничего вы с ней не сделаете. Природа шлифовала разум миллиарды лет, а вы почему-то считаете, что стоит только ударить кувалдой по голове, и перед вами другая личность. Все, что в живом существе связано с переработкой информации, снабжено природой защитным механизмом такой силы, что преодолеть его в лоб практически невозможно. А личность - это информационный портрет живого существа. Попробуйте заставить кошку нести яйца. Умрет, а нести не будет! Почему? Потому что природа заложила в нее совершенно определенный механизм передачи наследственной информации. Так что, уж вы меня извините...
      - Но ведь люди, бывает, сходят с ума, разве при этом личность не меняется?
      - Меняется какая-то часть личности. При шизофрении, например, нарушается адекватность реакций на внешние воздействия. Внутри каждого человека есть модель внешнего мира. Больной человек является таковым не потому, что его личность испортилась, а потому, что внутренняя модель перестает соответствовать внешнему миру. А это происходит вследствии нарушения механизмов первичной переработки информации. Я, по крайней мере, так думаю...
      Калуца помолчал, а потом спросил удивленно:
      - О чем это мы?!
      - Вот и я о том же, - отозвался я.
      - Понятно. Это я продолжаю спор со своим внутренним оппонентом... Кстати, о душевнобольных. Попробуйте преднамеренно свести кого-нибудь с ума. Скорее сами сойдете. Болезнь психики - это процесс внутреннего изменения личности. Если, например, применять психотропные препараты, то со временем можно добиться успехов, только заранее никто не может сказать, каких именно. Потому что ни с какими физиологическими изменениями в мозге невозможно однозначно увязать изменение свойств личности.
      - А чем, собственно, личность отличается от неличности?
      - Личность выделяет себя из всего сущего. Умеет устанавливать отношение типа "мир и я". И всегда знает, где это "Я" кончается... В продолжение нашей беседы: у Пастера вообще одна половина мозга была блокирована, а он работал, да еще как! Уверяю вас, его личность ничуть не уступала вашей.
      - Тут спорить не берусь, - заявил я. - Пастер, все-таки, - не какой-то там Гиря.
      - А что Гиря? Может быть в вас сидит Спиноза, или Аристотель. Спит, или впал в детство.
      - Хотите на карту взглянуть, - вмешался в наш околонаучный разговор тот парень, которого Калуца назвал Владиславом.
      - Уже готова? Давайте. Очень любопытно...
      Калуца отошел и начал рассматривать экран монитора, в который вставили какой-то прозрачный прямоугольник.
      - Может разбудим начальство, - предложил я, полагая, что это теперь надолго.
      Калуца оглянулся:
      - Нет, не стоит. Еще минут пять. Пусть отдохнет.
      Мне надоело стоять столбом, я вышел в коридор и присел на ту самую скамеечку, где когда-то сидел с Сомовым.
      Калуца действительно вышел в коридор через пять минут. Почему-то мне показалось, что его настроение изменилось. Он присел рядом и уставился прямо перед собой. Я молчал, выжидая. Мимо прошла очень красивая женщина, поздоровалась, но Калуца не ответил. А я бы, на его месте, поздоровался, ибо с такими женщинами следует здороваться и ручку им целовать. Интересно, почему у нас в отделе нет ни одной женщины? Надо бы поговорить со Спиридоновым...
      - Вот что, - произнес наконец Калуца и поморщился, - Дело в том, что... Скажите, Петр Янович, а у вас проводятся какие-нибудь медицинские осмотры? Профилактические, или, там, периодические?
      - Конечно. А в чем дело?
      - И что, всех осматривают? - Калуца словно бы и не слышал моего вопроса.
      - Поголовно. Летный состав, например...
      - Летный состав меня не интересует. Меня интересует Спиридонов.
      - Что-нибудь выяснилось? - догадался я.
      - Да, выяснилось, - Калуца поднял глаза. - Выяснилось очень неприятное обстоятельство. По некоторым косвенным данным я предполагаю у Спиридонова прединсультное состояние. Или, что еще хуже, опухоль головного мозга. Точнее сказать не могу - нужно медицинское обследование. По-моему, он ваши профосмотры игнорирует уже лет пять, потому что даже элементарная энцефалограмма показывает, что процесс зашел слишком далеко. К сожалению, мне не с чем сравнить. Хотя, впрочем, достаточно редко, но подобные аномалии энцефалограммы бывают врожденными... Может быть, имеет смысл прямо сейчас...
      Я растерялся.
      - Даже не знаю. Он ведь бодренький.., и потом, это же нужно согласовать...
      - Да, - сказал Калуца глухо. - Конечно, это нужно согласовать. Ибо лицо очень значительное, и надо полагать, о н и этого случая ждут - не дождутся... Скажите. Петр Янович, отчего жизнь так устроена? Просто бездарно и гнусно... Стоит только встретить порядочного человека, как тут же выясняется, что он ничем тебе помочь не в силах, как, впрочем, и ты ему.
      Калуца еще раз поднял глаза, и теперь я понял, что в нем изменилось. Просто этот человек смертельно устал, но раньше он как-то прятал свою усталость, а теперь она, наконец, нашла выход...
      В тот день это было последнее, что я занес в свой протокол.
      Глава 15
      В Караганду мы вернулась далеко за полночь, договорившись собраться на следующий день после обеда и, как сказал Спиридонов, подбить бабки.
      Утром я узнал, что с Марса, наконец, прибыл Сюняев, причем об этом сообщил мне сам Сюняев. Я в ответ информировал его и Кикнадзе о ходе следствия и сделал предварительную оценку результатов.
      - Что? - сказал Сюняев. - И это вы называете результатами? Да вы все тут рехнулись! Вы что, всерьез верите этому Калуце? Он жулик и шарлатан - это очевидно.
      Разговор в подобном ключе мне показался бесперспективным и я не стал спорить, чем вызвал неудовольствие и недоумение Сюняева. Он привык, что, став в оппозицию, немедленно получает щелчок по носу, отчего у него в кровь выделяется адреналин, и он переходит в активную фазу. Иных способов перевести его в эту фазу я не знал. Но, честно говоря, не считал нужным делать это в преддверии "подбития бабок". Сюняев, однако, получил свою дозу адреналина, завязав баталию с Зурабом, и к обеденному перерыву активизировался до такой степени, что готов был лично и в одиночку лететь прямо к "Вавилову", никуда не сворачивая и не делая перерывов для отправления физиологических потребностей.
      Но, увы, его адреналин пропал втуне. Потому что сразу после обеда позвонил Спиридонов, приказал трубить отбой и заняться текущими делами. Сам же он в срочном порядке отбывает в славный город Париж на конференцию по проблемам освоения Внеземелья.
      - Василий Васильевич, а как же подведение итогов? поинтересовался я.
      Лицо Спиридонова на экране отразило неудовольствие.
      - Я вам не нянька, - сказал он сурово. - Шевелите там спином , перерабатывайте материал, думайте, поелику это возможно. Я буду через пару дней. К этому времени весь материал должен быть систематизирован и подготовлено аргументированное заключение. Теперь вот что. Гиря, выгони там всех, я тебе сделаю секретное поручение. Впрочем, ладно, не выгоняй - все равно растрезвонишь. Но поручение секретное. А именно: ты лично, до моего возвращения, подготовь докладную записку коллегии ГУКа по интересующей нас тематике. Подпись - моя.
      - А где я ее возьму?
      - Подделай.
      - Как это - "подделай"?! - опешил я, - я не умею.
      - Научись. Сюняев, кстати, прибыл? Где он там?
      - Да здесь рядом болтается.
      - Вот пусть и подделает. Он умеет. И после этого немедленно отправьте записку в главную концелярию Коллегии. А копию - в Исполнительный Комитет ООН. В титульном списке укажите оба адреса, ясно?
      - Какие еще будут указания? - поинтересовался я. Поджечь главный корпус управления не надо?
      - Ты, Гиря, дурочку-то не ломай, - посоветовал Спиридонов ласково. - Делай, что тебе говорят, понял?
      - Хорошо, я это сделаю. Но что будет потом, когда вскроется подделка? И как мы будем выглядеть?
      - Это не твоего ума дело.
      - В случае чего, я сошлюсь на вас.
      - В случае чего ты на меня сошлешься?
      - Да хоть чего, - сказал я, совершенно отчаявшись понять, что затевает Спиридонов.
      - Вот когда он наступит, этот случай, тогда и будешь думать, что делать. Может он и не наступит вовсе - откуда ты знаешь?
      - Еще как наступит. Нам всем дадут по шее...
      - И правильно сделают. Но я так думаю, он не наступит.
      - То есть по шее не дадут? А ведь мы этого вполне заслужили.
      - Да, конечно, - Спиридонов скорбно поджал губы. - Но я потом лично все сделаю, если потребуется. То есть на этот счет можно не беспокоиться.
      - Василий Васильевич, а может не стоит ехать на эту конференцию. Там соберутся ученые с мировым именем, будут воду в ступе толочь - зачем вам это? Может лучше поехать на Адриатическое побережье к молодухам? Подлечиться, отдохнуть как следует?
      Спиридонов посмотрел на меня испытующе.
      - Что-то я раньше от тебя подобных предложений не слышал. Это, небось, Калуца тебе напел? Что он там тебе наговорил относительно моего внутреннего облика?
      - Да так, мелочи. Нездоровый цвет лица, нездоровый образ жизни. Нервная система на грани истощения...
      - Врешь и не краснеешь. Стыдно! Я ведь тебя насквозь вижу. Ладно, потом доложишь. А конференция действительно очень представительная. Я им доклад сделаю.
      - Василий Васильевич, что ты затеваешь? Мутная игра!
      - Вот теперь в точку попал. Именно мутная. План у меня, Петя, простой, как огурец. Хочу, чтобы они задергались и начали паниковать. Они ведь привыкли, что игра всегда идет по их правилам. И ожидают от нас каких-то логичных ходов. Понимаешь, они в своей бюрократической простоте даже не могут себе вообразить, что я, например, могу поехать на конференцию и изложить все матариалы нашего дела. А потом уже поздно будет мне рот затыкать.
      - Но ведь это несерьезно, Васильевич! - воскликнул я.
      - Именно несерьезно. А почему всегда нужно серьезно? Почему все бумажки всегда должны быть с печатями? Они, печати эти, от Бога нам даны что ли? Мы ведь сами их выдумали, а теперь эти печати владеют нашими душами... Я вот недавно обнаружил, что если написать вранье, а сверху поставить печать, то уже как-то и сам начинаешь верить этому вранью. Ты не замечал за собой?
      - Нет, - сказал я не очень уверенно.