Мягким жестом Рут приказала кучеру проехать по переулкам, и Кэди увидела, что город полностью изменился. Изменилась каждая улица, каждый дом, каждое строение. Город был заполнен салунами, на втором этаже каждого такого помещения, без сомнения, размещался бордель. Симпатичная школа оказалась настоящей развалюхой. Не было спортивной площадки, не было кафе-мороженого. На месте прелестного «Палас-отеля» стояла лачуга, сколоченная из тонких досок, и Кэди сомневалась, что в ее окна когда-либо вставлялись стекла. Отсутствовали широкие тротуары, не было просторных лужаек. Домишки, больше похожие на притоны, буквально напирали один на другой. Судя по полустертым вывескам, которые смогла прочесть Кэди, жители Ледженда в основном предавались азартным играм.

Онемев от изумления, Кэди сидела в экипаже и смотрела по сторонам, настолько потрясенная этим зрелищем, что мозг ее отказывался осознать увиденное и услышанное.

На окраине города, вдоль дороги, которую при ней называли Райская тропа, и которая теперь, судя по табличке, носила имя Дорога Проклятий, шла полуразрушенная каменная стена, отделявшая ту половину города, по которой они только что проехали, от другой его части. Всего несколько часов назад здесь вилась чудесная живая изгородь.

— Граница Джордана, — тихо объяснила Рут, похлопала Джозефа по плечу и сказала, что отсюда они пойдут пешком. Рут, казалось, чувствовала, что Кэди слишком потрясена и не может говорить и что ей необходимо участие, поэтому, когда они вышли из экипажа, она взяла девушку за руку и крепко ее сжала.

— Ледженд был ужасным местом, — сказала Рут. — Хуже, чем вы можете себе представить. В 1867 году мой муж и мой единственный сын, отец Коула, нашли здесь серебро.

Они были хорошими людьми и решительно не собирались допустить того, что происходило в других городах Колорадо. Они не хотели, чтобы здесь расплодились бордели и салуны. Их заветным желанием было заселить город нормальными семьями, построить церкви и школы.

— Идеалисты, — прошептала Кэди, держась за руку Рут, словно боялась упасть без этой поддержки. Сейчас перед ней должна была оказаться библиотека, а слева — церковь, но вместо этого ей открылся пустырь и пара времянок.

— Да, они были ужасными идеалистами, но поскольку они планировали разбогатеть, то считали, что смогут осуществить свои планы. Единственное, что они должны были сделать, это отказаться продавать земли или прииски, чтобы держать все под своим контролем. — Рут на минуту замолчала и тяжело вздохнула, оглядывая пустынный, разрушающийся город. — Мы должны были понять, что ничего не получится, когда рабочие назвали город Ледженд. Мой муж назвал его Акрополис, но какой-то шутник сказал, что его следует называть Клоака, штат Колорадо, а потом еще кто-то сказал, что слава этого города — сказка, легенда из воображения Адама Джордана, больше ничего. И название Ледженд прижилось.

— Этого никогда не было, — тихо сказала Кэди, пытаясь осознать то, что видит и слышит. Она могла еще допустить, что перенеслась назад во времени, но теперь ей следовало свыкнуться с мыслью о том, что она попала в мир мечты, в место, которое никогда реально не существовало. Она встретилась с человеком, который навсегда остался мальчиком, так и не став взрослым мужчиной.

Рут смотрела на нее очень пристально.

— Думаю, вам лучше присесть. Я привыкала к этой мысли годами, но у вас, моя дорогая, не было пока времени, чтобы что-то осознать и прийти в себя.

Тяжело облокотившись на сильную руку Рут, Кэди позволила ей повести себя по тропинке, которая некогда шла к мечети. Однако Кэди уже не нужно было даже спрашивать. Она догадалась: никто никогда не строил мечеть в память о погибшем друге Коула. На этом месте стоял старый дом, который, без сомнения, был самой прочной постройкой в городе. Когда-то это был красивый дом с большим крыльцом и окнами и…

— Вы здесь жили, да? — спросила она у Рут.

— Да, здесь жила вся моя семья. Стена, которую называли Границей Джордана, отделяла этот участок от остальной территории города, и мы с Лили изо всех сил старались, чтобы дети там не бывали. У нас была собственная церковь и школа, а вот тот маленький домик мы привыкли называть нашей библиотекой. Мы с Коулом часами мечтали о том, каким сделаем когда-нибудь Ледженд. Мы собирались превратить его в центр образования, место, куда люди будут стекаться отовсюду, чтобы читать, отдыхать и наслаждаться горячими источниками. Он был ребенком с огромными планами на будущее.

— И он мечтал о большом доме с огромным крыльцом и мебелью из Сан-Франциско, — сказала Кэди.

Рут глубоко вздохнула.

— Он построил такой дом? Кэди бросила взгляд на дорогу, уходящую налево, конец которой терялся где-то вдали.

— Он построил красивый дом прямо вон там.

Рут молчала некоторое время, потом снова взяла Кэди за руку.

— Хотите осмотреть участок?

Несколько минут спустя они с Рут повернули за угол по поросшей травой дорожке. Кэди не удивилась, когда оказалось, что на том месте, где стоял дом Коула, сейчас возвышались могильные камни. Когда Рут начала подталкивать ее по направлению к середине кладбища, Кэди уперлась, не соглашаясь сделать вперед ни шага.

— Я не хочу видеть, где он похоронен, — сказала она. — Я не хочу думать, что он не дожил до тридцати трех, что он никогда… никогда…

Рут не стала ее заставлять.

— Давайте вернемся к дому и поговорим. Кэди, есть какая-то причина, по которой все это произошло с вами и со мной. Мы должны подумать вместе и решить, ради чего все это.

Кэди смогла только кивнуть в знак согласия, и они пошли назад, к дому, " где Рут некогда жила со своим многочисленным семейством. Когда они поднялись по ступеням, Кэди спросила:

— Почему вы рассмеялись, когда я упомянула Хуана Барелу? Рут улыбнулась.

— Он был не большим нарушителем закона, чем вы или я. Хорошенький темноволосый малыш, отец которого работал на нас на конюшне, но, по-моему, они с Коулом что-то не поделили, так что мой внук всех уверял, что Хуан обязательно вырастет преступником. Честно говоря, я думаю, что какая-то девочка предпочла Хуана Коулу.

Впервые с тех пор, как Рут начала свой рассказ, Кэди улыбнулась.

— А как же пять «М»?

— Все они работали в… хм… в салунах. Очень красивые девушки, такие юные ангельские создания, и все они безжалостно дразнили Коула и Тарика. Бедный Коул вечно вспыхивал, как огонь, завидев любую из них.

На крыльце старого дома Джозеф повесил фонарики и установил кресла, поверх которых лежали покрывала, предназначенные для того, чтобы защитить женщин от холодного горного воздуха. Когда обе они уселись. Рут заговорила, пытаясь собрать воедино то, что она поняла из истории Кэди.

Через несколько минут она уже рассказывала Кэди о друзьях детства Коула. Этих людей Кэди встретила взрослыми, но словно увиденными сквозь призму детского восприятия Коула. Хозяин прачечной, о котором Коул говорил как об отце шестерых дочерей, на самом деле оказался горьким пьяницей, спускавшим на проституток из борделей все до последнего пенни, сколько ни получал от работы на приисках, а спал он на пороге прачечной, оттого что там было теплее. Вонючка Хови управлял вагонеткой, что перевозила руду, звали его Джон Ховард, и он очень любил сырой лук. Отец Нэда держал один из салунов, и Коул очень завидовал приятелю, потому что тому позволяли пить пиво.

Рут рассказывала и рассказывала, легко и увлекательно. Порой Кэди даже улыбалась, но когда солнце начало клониться к закату, Кэди уловила в голосе старушки странные нотки. То ли она что-то умышленно опускала, то ли подходила к чему-то ужасному.

Как только солнце скрылось и почти невидимый Джозеф подал им холодного цыпленка и салат, Кэди тихо спросила:

— Что вы от меня скрываете?

— Я ничего не… — начала было возражать Рут, но остановилась, увидев выражение лица Кэди. — Думаю, у меня нет времени на то, чтобы притворяться, что все в порядке, правда?

— Да уж не сказала бы. По-моему, слишком поздно пытаться что-либо скрыть от меня. По какой бы причине ни пал на меня выбор, похоже, я увязла в этой истории по самые уши.

Когда Рут снова заговорила, голос ее совершенно изменился. Не стараясь больше развеселить Кэди, она рассказала о гневе и боли, которые испытала, когда получила письмо Кэди, потому что решила, что это еще одна попытка выудить из нее деньги.

— Однако ваше письмо отличалось от других. Вы писали о Коуле так, словно готовы были свернуть ему шею.

Кэди улыбнулась.

— Да, довольно часто. Что-то в нем есть, что вызывает такую реакцию. Он всегда говорит, что именно человек должен сделать, и никогда не спрашивает… — У нее перехватило дыхание. — Вернее, он говорил… Рут продолжала:

— Годами мне сообщали, что Ледженд полон привидений. Казалось, здесь по-прежнему обитают духи тех, кто когда-то жил в городе. То есть, словно они живы, но… только отчасти.

— А что случилось с жителями города после гибели Коула и его семьи?

Когда Рут не ответила, Кэди посмотрела на нее и увидела, что эта женщина, похоже, постарела лет на десять за несколько минут. Если Кэди правильно догадалась, Рут скрывала какую-то страшную тайну. Не получив ответа на прямой вопрос, Кэди утвердилась в своей догадке.

— Я не знала, что Коулу было известно о гибели его семьи, — тихо сказала Рут. — В тот страшный день мы постарались скрыть от него правду. Его сестра и друг Тарик погибли на месте, но Коул жил еще три дня. Мы говорили ему, что у них все в порядке, но они не могут его навестить, потому что должны ходить в школу. Это был наивный предлог, но в суматохе он показался нам вполне сносным. Мы с Лили решили, что Коул поверил нам. В течение тех трех дней я ни на секунду не отходила от Коула. Его мать занималась телом дочери, а потом…

Рут неуверенно посмотрела на Кэди.

— Лили сначала взяла на себя заботу о теле дочери, а потом занялась телами своего мужа и моего, когда их привезли в город. Их убили люди, которые ограбили банк. — На красивом лице Рут появилось печальное выражение, губы ее задрожали. — А детей убили вовсе не бандиты, а «добропорядочные обыватели», — она словно выплюнула эти слова, — их убили жители Ледженда.

На некоторое время Рут спрятала от Кэди свое лицо, отвернувшись и вглядываясь в темную ночь. Когда она снова повернулась к Кэди, ей удалось взять себя в руки настолько, что она даже печально улыбнулась.

— Я всех потеряла в тот вечер. Три дня спустя после перестрелки в живых осталась только Лили, мать Коула, но по ее глазам я видела, что и она уходит. Она не могла смириться с тем, что произошло со всеми, кого она любила.

Рут снова замолчала, но Кэди была уверена, что история на этом не закончилась. Осталось еще немало, но, видимо. Рут было трудно рассказывать дальше. Кэди сидела молча и ждала. Тишину вокруг нарушал только шум ветра в ветвях деревьев, да вой койота вдалеке.

— Я не могу описать те ужасные дни, — заговорила Рут так медленно и так тихо, что Кэди едва ее расслышала. — Сейчас я почти ничего не могу вспомнить. Мой муж, мой единственный сын, внук и внучка погибли. После смерти Коула Лили стала невменяемой. Она просто сидела в кресле-качалке, отказываясь есть, и даже не плакала. Она только все время смотрела в окно, и по ее взгляду я понимала, что она тоже может умереть.

Рут перевела дыхание.

— Единственный, кто остался в живых, был отец маленького Тарика, который работал на нас, — проговорила она, и выражение ее лица смягчилось. — О! Это был настоящий красавец. Темноволосый и темноглазый — полная противоположность всему моему семейству. Ходили слухи, что он соблазнил половину женщин в Ледженде, но если это так, то он об этом не распространялся. Он был очень молчаливым человеком, преданным моему мужу, и всегда очень вежливым, с очень хорошими манерами.

— В те проклятые дни, когда все погибли, Гамаль — так его звали — был еще жив. Когда прозвучали первые выстрелы, он бросился вперед, чтобы своим телом закрыть детей, но получил полдюжины пуль в левую ногу. Это его остановило. Несколько дней спустя пришлось отнять ему раненую ногу, и некоторое время мы надеялись, что он выживет, однако вскоре, когда в его глазах появился лихорадочный блеск, я поняла, что он тоже умрет.

Рут посмотрела на Кэди, глаза ее горели, словно ее тоже охватила лихорадка.

— Он был последним звеном, связывавшим меня с моей семьей. Стоило мне взглянуть на Лили, как я понимала, что рано или поздно она доведет себя до смерти.

Рут смотрела на Кэди, словно моля о понимании, но Кэди никак не могла догадаться, что она пытается ей сказать. Их разделяло совсем небольшое расстояние, поэтому Кэди взяла Рут за руку.

Когда Рут заговорила, голос ее прозвучал почти вызывающе:

— Когда Гамаль открыл мне свои объятия, я сама отдалась ему, и мы провели целую ночь, занимаясь любовью. На следующее утро лихорадка уже не отпускала его, он так больше и не пришел в себя. Через два дня его не стало.

Кэди видела только профиль Рут. Можно было догадаться: она ждет осуждения со стороны молодой женщины, но та только крепче сжала ее руку, не давая замолчать.

— В ту ночь был зачат ребенок. Рут замерла, словно ожидая, когда Кэди вынесет приговор. Однако женщина двадцатого века смотрит на жизнь совсем не так, как женщина века девятнадцатого.

— Мальчик или девочка? — спросила Кэди.

Легкая тень улыбки показала, что Рут очень благодарна за то, что Кэди не собирается ее судить. По ее плечам можно было заметить, что она несколько расслабилась, словно сбросила вдруг очень тяжелую ношу.

— В то время я и не думала о возможности беременности. Мне было сорок восемь, и организм мой уже готовился отдыхать. После похорон я повезла Лили в Денвер, чтобы попытаться найти доктора, который помог бы вернуть ее к жизни. Но в глубине души я ей завидовала. Мне тоже хотелось уйти из этого мира. Как я могла думать о жизни после стольких смертей?

— Что касается симптомов беременности, я настолько плохо себя чувствовала из-за пережитого, что они не привлекали моего внимания. К тому же поскольку со времени моей последней беременности прошло тридцать два года, я не слишком хорошо помнила эти признаки. Из-за того, что я целыми днями ухаживала за Лили, я крайне редко снимала домашний халат.

Наконец Рут повернулась и посмотрела на Кэди, которая разглядывала ее во все глаза, завороженная этой историей. Чем же все это должно закончиться?

Увидев лицо Кэди, Рут почувствовала себя еще свободнее.

— Я обратилась к доктору только тогда, когда почувствовала, что ребенок шевелится. Рут задумчиво посмотрела вдаль.

— Это был самый странный день в моей жизни. Я пошла к врачу, понимая, что у меня какие-то проблемы с животом, и, хотя это грешно, я молилась о том, чтобы это оказалось смертельно. Я очень хотела присоединиться к моим родным на небесах.

Она снова повернулась к Кэди.

— Но кабинет врача я покинула, думая о жизни. Я забыла, что Бог не только отбирает, но и дарует.

Кэди по-прежнему молчала, понимая, что это еще не конец истории. Если Рут родила ребенка и после этого все жили счастливо, Кэди не швырнуло бы сквозь время в эту неразбериху.

— Я совершила очень много ошибок за мою жизнь, — тихо призналась Рут. — Но ни об одной я так не сожалею, как о той, которую допустила, когда узнала, что у меня будет ребенок.

Она схватила Кэди за руку с такой силой, что та едва не закричала от боли.

— После того как убили всю мою семью, я впала в отчаяние. Мне было безразлично, жива я еще или уже нет. У меня в душе ничего не осталось: ни ненависти, ни любви, ни мыслей о мести.

Резко отпустив руку Кэди, Рут снова отвернулась, глядя в темноту. Стало совсем темно, хотя светила луна, но никогда в жизни Кэди не чувствовала себя так бодро, ей совсем не хотелось спать.

Рут продолжала:

— Когда я узнала, что внутри меня растет и развивается новая жизнь, я могла думать только о том, как защитить моего ребенка. Неважно, каких денег, крови или слез это стоило. Я намеревалась защитить этого ребенка от любого зла.

Губы Рут крепко сжались.

— Первым делом я превратила мой дом в Денвере в крепость. Ни одна тюрьма не могла сравниться по надежности с моим домом и садом. Вооруженные охранники с собаками патрулировали участок ночью и днем. Даже продавцам не позволяли появляться на принадлежащей мне территории Всех слуг тщательно обыскивали на входе и на выходе.

На мгновение Рут замолчала, вспоминая прошлое, а когда снова заговорила, тихий голос выдавал ее глубочайшее волнение.

— С тех пор прошло очень много лет, и сейчас трудно сказать, почему моя ненависть приняла такое направление. Может, мне следовало возненавидеть бандитов, которые попытались ограбить банк. Но нет, их я не ненавидела. Они ни разу не выстрелили в городе. Нет! Именно благочестивые жители города Ледженд открыли стрельбу. У каждого было собственное ружье, но половина из них никогда прежде не пользовалась оружием. И все-таки в тот день, когда они увидели, что из города увозят их серебро, они устроили эту пальбу.

В тот день они убили троих детей. А после этого погибли еще трое взрослых. И все из-за попытки спасти это чертово серебро.

Когда Рут повернулась к Кэди, глаза ее горели огнем.

— Вы можете понять, какую ненависть я испытывала? Я вынашивала ребенка, и, без сомнения, он должен был стать единственным моим родственником на всю оставшуюся жизнь. Я должна была защитить его от жителей Ледженда.

— Но вы жили в Денвере, — тихо сказала Кэди.

— Да, в Денвере. — Отвернувшись, Рут снова посмотрела в ночь. — Не пытайтесь найти этому разумное объяснение, это невозможно. Я была ненормальной, сумасшедшей.

Кэди оставалось только надеяться, что ей никогда не придется испытать такое на собственном опыте, но нетрудно было догадаться, что глубокая скорбь может заставить человека совершать необъяснимые поступки.

— И что же вы сделали?

— Я покончила с городом Ледженд. Весь этот город принадлежал мне, поскольку мои муж и сын до этого были владельцами каждой пяди земли в нем, надеясь построить свою Утопию. Я заставила взорвать шахты, чтобы невозможно стало разрабатывать прииски, а потом наняла охранников с собаками, чтобы они патрулировали опустевшие улицы. Я не позволяла поселиться в нем даже бродяге.

Понадобилось некоторое время, чтобы Кэди осознала эту информацию.

— А что же стало с людьми, которые жили в Ледженде?

Прежде чем ответить. Рут несколько мгновений смотрела на луну.

— Они, конечно, все уехали и, конечно, возненавидели меня так же, как я ненавидела их. Нет, речь шла не о владельцах салунов и их «девочках» и даже не о рабочих с приисков — эти люди могли найти себе дело повсюду. Но мой муж и наш сын делали все, что было в их силах, чтобы перевести в Ледженд добропорядочные семьи, и некоторые из них уже обосновались в городе. Они растили сады и ремонтировали здания. Они построили дома для себя и своих родственников.

Некоторое время Кэди сидела в абсолютной темноте, не двигаясь, пытаясь представить себе ярость, которую должны были вызвать гонения, организованные Рут. Что-то вроде миниверсии «Слезного суда Чароки».

Голос Рут звучал совсем слабо.

— В ту зиму была эпидемия холеры, многие из бывших жителей Ледженда умерли, включая некоторых из детей — друзей Коула. Родители присылали мне фотографии своих мертвых детей. Они…

Рут замолчала и глубоко вздохнула.

— Они прокляли меня. Одна старуха плюнула в мою сторону прямо на улице и сказала, что надеется, что призрак моего мертвого внука будет вечно меня преследовать. А еще она надеялась, что мой новорожденный ребенок однажды возненавидит меня.

Кэди почувствовала, как по ее рукам пробежали мурашки, и потерла их ладонями. Она не была яростной католичкой, но почувствовала желание перекреститься, услышав такое злое пожелание.

— Все так и случилось, — сказала Рут. — Призрак Коула живет в этом городе, отчаянно желая стать взрослым, любить, иметь собственных детей. А мой живой сын…

Кэди выслушала историю о том, как Рут буквально держала в заключении своего младшего сына, как она не позволяла ему покидать участок. Когда ему исполнилось три года, Рут получила письмо с угрозами похитить ребенка от одного из бывших жителей города, так что она удвоила меры безопасности в надежде уберечь его.

Рут замолчала и, судя по всему, не собиралась больше ничего» рассказывать. Внутренне приготовившись услышать еще об одной трагедии, Кэди спросила:

— И что же стало с вашим младшим сыном?

— Когда ему исполнилось шестнадцать, он перелез через ограду и сбежал. — Прежде чем снова заговорить. Рут помолчала. — Он оставил письмо, в котором написал, что моя ненависть к Ледженду сильнее, чем моя любовь к нему. Он написал, что я позволила моей скорби из-за мертвых оказаться сильнее моей любви к живым.

Рут посмотрела на Кэди.

— Сначала я рассвирепела и, как обычно, обвинила Ледженд в том, что он отобрал у меня еще одно любимое живое существо. Но проходили месяцы, годы, и я начала понимать, что мой сын был прав. Именно я сама потеряла последнюю родную душу. Я никого не имею права винить в этой трагедии.

— А вы что-нибудь о нем знаете? — поинтересовалась Кэди.

— Да. Правда, несколько лет от него не было никаких вестей, но месяцев шесть назад он написал мне письмо. Он в Нью-Йорке и пытается сам обустроить свою жизнь. Он не желает получать от меня никакой помощи. Честно говоря, он вообще не желает иметь со мной дело. Он…

— Он сердит, — закончила за Рут Кэди, стараясь представить себе ребенка, выросшего под пятой женщины, поглощенной ненавистью.

— Да, — тихо сказала Рут. — Мой сын очень, очень сердит.

Когда старушка повернулась к ней, Кэди уже знала, что именно сейчас будет сказано. И больше всего на свете Кэди не желала этого слушать. Рут Джордан намеревалась попросить Кэди о помощи. Она собиралась попросить помочь ей наладить отношения с жителями Ледженда и справиться с рассерженным младшим сыном.

Однако, прежде чем Рут заговорила, Кэди взяла ее за руку.

— Думаю, мне следует рассказать вам о себе. Есть такие вещи, которые вам следовало бы узнать. Я не хотела сюда попадать и не хочу здесь оставаться. Я планирую сейчас же вернуться в мой мир, к человеку, которого я люблю.

"При условии, — по думала она, — что проход будет открыт».

. Откинув с коленей покрывало, она встала и прошла по крыльцу. Была поздняя ночь. Пройдет еще немного времени, и наступит рассвет. Заговорив, Кэди попыталась пробудить в своей памяти образ Грегори и «Луковицы».

Она хотела вспомнить мир, полный автомобилей, самолетов и компьютеров. Сейчас даже атомная бомба казалась ей более безопасной, чем кровавые разборки, родовые проклятия и привидения.

И главное, что бы ни происходило, Кэди не могла понять, почему именно ее выбрали для этого путешествия во времени. Но теперь она знала: она оказалась здесь, чтобы познакомиться с человеком, который никогда так и не стал взрослым. Правда, сейчас ей совсем не хотелось вспоминать Коула, потому что если она даст волю памяти, то припомнит слишком многое, что заставило ее в конце концов полюбить этого человека. «Нет! Нет!» — сказала она себе. Она не полюбила его. Она любила симпатичного, надежного Грегори, мужчину, который прожил тридцать один год своей жизни как обычный человек, а не привидение, мужчину, мать которого не проклинал никто (за исключением разве нескольких поставщиков продуктов для ресторана).

— У вас много денег? — спросила Кэди, останавливаясь на минуту.

— Невероятно.

— Тогда почему бы вам не восстановить Ледженд? Вы могли бы превратить его в такой город, о каком мечтал Коул. Может, именно поэтому меня отправили сюда, чтобы я увидела то, о чем мечтал Коул, и рассказала вам об этом.

Рут изумленно изогнула брови.

— Кто захочет жить высоко в горах Колорадо?

Услышав это, Кэди улыбнулась.

— Мне, наверное, следует рассказать вам о горнолыжном спорте.

— Понимаю, вы думаете, что, если я превращу Ледженд в симпатичный курорт, это исправит все совершенное зло и допущенные ошибки?

— Не знаю, можете ли вы исправить ошибки, — быстро проговорила Кэди, молчаливо умоляя Рут не просить ее остаться. Сейчас единственное, чего она хотела, — это вернуться в свое время, к себе домой, оказаться рядом со знакомыми людьми.

Кэди нервно вышагивала по веранде, а Рут только наблюдала за ней.

— Сядьте, пожалуйста, дорогая моя. Джозеф не может спать, когда вы без остановки мечетесь туда-сюда.

Кэди и не заметила, что старик, который растянулся на паре одеял в дальнем конце веранды, сейчас приподнялся на локте и сонными глазами наблюдал за двумя женщинами. Кэди вернулась в кресло.

Рут крепко сжала руку Кэди.

— Я не собираюсь просить вас остаться. Какая от этого польза? Что еще вы могли бы сейчас сделать, кроме того, что уже сделали? Вы дали моему внуку шанс пожить, пусть даже немного. Вы дали ему шанс отомстить.

— Отомстить?

— Когда пришло письмо, в котором вы сообщили, что вы моя внучатая невестка и что мой упрямый внук держит вас в настоящем плену, я разорвала его на мелкие кусочки. За многие годы я привыкла к таким грязным выходкам и всегда их игнорировала. Но на следующий день Джозеф принес мне вырезку из газеты.

Из хитроумно скрытого внутреннего кармашка в рукаве платья Рут извлекла клочок газеты и протянула его Кэди. Когда девушка поднесла его к фонарю, чтобы прочитать, Рут проговорила:

— Речь идет о том, что была исправлена давняя несправедливость. Люди, которые много лет назад ограбили банк в Ледженде, так и не были пойманы. Моего мужа и моего сына убили, когда они преследовали троих бандитов, но грабители, казалось, исчезли где-то в горах. Никто так и не смог напасть на их след. Много лет спустя в Денвере появился человек с огромной суммой серебром — это было серебро, украденное из банка города Ледженд. Прошел слух, что незнакомец — один из грабителей, разделавшийся со своими подельщиками. Никто ничего не мог доказать, а у этого человека оказался необычайный талант покупать молчание людей, занимающихся расследованием.

Рут взглянула на Кэди.

— Три дня спустя после вашего письма этого человека обнаружили мертвым в его собственном кабинете. Прямо в сердце ему кто-то вонзил нож. Убийца ни разу не выстрелил. Он бесшумно перемахнул через ограду, скрутил нескольких охранников и вошел в кабинет хозяина дома. На столе мужчины лежало собственноручно подписанное им признание: он участвовал в ограблении банка в Ледженде много лет назад.

Рут заглянула Кэди прямо в глаза.

— К найденному ножу оказалась прикреплена металлическая медалька, медаль за год прилежной учебы в воскресной школе. — Она тяжело вздохнула. — Я попросила шерифа показать мне нож. Это оказалась медаль Коула, а я… В свое время я лично проследила, чтобы медаль вместе с ним опустили в могилу.

Отвернувшись, чтобы не видеть выражение боли на лице Рут, Кэди припомнила, как выглядел Коул, когда вернулся после десятидневного отсутствия: плечо кровоточило из-за глубокого пореза, все лицо и спина покрыты синяками. Воспоминания отозвались болью в душе из-за бессмысленности этой мести. Убийство этого человека никого не вернуло к жизни.

Рут продолжала:

— Вместе с признанием обнаружили завещание, оформленное по всем правилам в присутствии нотариуса и свидетелей. Этот человек завещал на все свои деньги построить приюты для сирот по всему Колорадо.

Кэди вдруг почувствовала, что больше не может это вынести. Закрыв лицо руками, она разрыдалась. «Коул, — думала она, — должен был стать самым лучшим, самым чистым человеком из тех, кого мне доводилось встречать в жизни. Может, было не правильно убивать из чувства мести, но он сумел направить деньги, из-за которых пролилось столько крови, на благородные цели».

Рут долго сидела молча, давая Кэди тихо выплакаться, не нарушая ее одиночества и только предложив ей носовой платок. Когда же Кэди, кажется, все-таки взяла себя в руки, Рут снова заговорила:

— Теперь вы захотите вернуться в свое время.

— Да, — согласилась Кэди. — Я хочу домой. Думаю, я сделала то, чего от меня ожидали здесь. Коул получил свой шанс в… жизни.

"Но не в любви», — добавила Кэди про себя. Тут она его обманула. Да и как она могла любить его, если ее сердце уже принадлежало Грегори?

Вдруг Рут спросила:

— Кто положил свадебное платье в старую коробку для муки?

— Простите, что?

— Я думала над тем, что вы нашли свадебное платье и часы моего сына в старой коробке из-под муки. Кто их туда положил?

— Понятия не имею. Думаю, это было платье матери Коула, но… — Кэди слегка улыбнулась своим воспоминаниям. — Но Коул сказал, что не присутствовал на их венчании, так что не знает, что на ней было надето.

При воспоминании об этой шутке Коула она едва не расплакалась снова.

— Опишите мне это платье.

Кэди подумала, что сейчас совсем не время описывать разные фасончики, но для Рут это, кажется, было очень важно, так что она принялась объяснять, одновременно показывая руками, каким был этот наряд.

Не успела Кэди произнести и трех фраз, как Рут сказала:

— Платье не то. Платье было другим. Моя невестка выходила замуж в тысяча восемьсот шестьдесят третьем году, когда носили пышные платья с кринолинами, а ваше платье с турнюром. Такие платья носили в тысячи восемьсот семьдесят третьем году.

— Тогда для кого же оно было сшито, если не для матери Коула?

Рут посмотрела на Кэди, удивленно вскинув брови.

— О, нет. Не можете же вы считать, что оно было пошито специально для меня? Я знаю, что оно подошло мне по размеру, но как кто-то мог узнать, что я… То есть кто мог предугадать, что…

— Я, — просто сказала Рут. — Я могла заказать это платье и положить его в короб.

Кэди только беззвучно открывала и закрывала рот, не в силах что-либо произнести. Наконец она плюхнулась в кресло.

— В этом нет никакого смысла. Похоже на вопрос, что было раньше — яйцо или курица. Я нашла это платье до того, как повстречалась с вами.

— Да, но, как вы сами недавно сказали, пройдет еще сто лет от сегодняшнего дня, прежде чем вы найдете платье. Что может помешать мне сшить платье и положить его в коробку?

— Это значит, что все должно повториться снова? Что я снова найду коробку и вернусь в Ледженд, и устрою этот пир, и… — Кэди замолчала, потому что воспоминания были еще слишком свежи и причиняли боль.