Горькие узы (№3) - Битва вечной ночи

Стычка очень быстро закончилась захватом обеих вражеских катапульт. Выстроившись вдоль гребня, Королевские лучники стреляли в мятежников, чиня отмщение за все преступления, совершенные разбойниками на земле и на море. Батальон Короля-Императора встал лагерем около последнего взятого препятствия, в сотне ярдов от развалин замка, резервные батальоны подтянулись поближе. По всему видно было, что битва вот-вот завершится полным поражением намаррцев.

Легионы Эриса продвигались к Вышней равнине. Разбойники и бандиты Моррагана не могли противостоять им и отступали практически без боя. Как ни странно, неявной нежити пока что нигде не появлялось.

Ашалинда отошла от окна.

— Господин будет гневаться! Немедленно идти! — сердито скрипели спригганы, скаля острые зубы. Завеса листвы пала на окно, загораживая вид на равнину.

— Пока перевес на стороне Императора, — украдкой шепнула Ашалинда Кейтри.

Отходя, девушка обернулась на завесу листвы. Неужто все, что она видела только что, ей лишь померещилось? Но тут взгляд ее поймал внезапную золотую вспышку — как будто сверкнуло на солнце маленькое кольцо — кольцо на руке Главного Верховнокомандующего Имперской Армии.

Вымощенный зеленым мрамором двор вывел в богато обставленную гостиную, устланную мрачно-желтыми коврами. Массивная деревянная мебель была обита темно-золотистой тканью. Там и сям на маленьких бронзовых жаровнях пылал огонь. Проворные ящерицы сновали взад-вперед на перепончатых, как у летучих мышей, крыльях, выпархивали из гнезд на каминных полках. Гибкие тела сверкали медной чешуей. На креслах и стульях были вырезаны жуткие когти, лапы и клювы, со спинок ухмылялись злобные гротескные физиономии. Одна из них вдруг заговорила — и оказалось, что она принадлежит сморщенному тельцу, что чахлой поганкой примостилось на квадратном сиденье, сжимая хрупкими ручками подлокотники.

— Думала, избавилась от меня, а, эрисбанден?

Ухмылка Яллери Брауна напоминала неровный ряд свечных огарков. Из копны вянущих одуванчиков у него в волосах высунулась острая мордочка крысы. Ашалинда услышала, как Кейтри тихонько ахнула. Девушка и сама отпрянула было, но быстро взяла себя в руки и, коротко глянув на злобного призрака, пошла дальше.

— Торопись, торопись, — насмешливо прогнусил он им вслед. — Яллери Браун всегда будет неподалеку!

Дверь желтой гостиной открывалась в галерею, всю выдержанную в нежных абрикосовых тонах. Под ногами шуршал ковер опавшей листвы. Стены были оклеены янтарными обоями с вытисненными на них лиственными узорами. Бархатная обивка цветом напоминала неяркую медь. Из трещин в высоких сводах падал беспрестанный дождь осенних листьев — охряных, алых, янтарных и золотистых. Спригганы деловито рылись в наносах листвы на полу, выискивая жуков и личинок.

Братья Магрейны все так же размеренно и ровно маршировали вслед за пленницами. Со временем вдруг начало происходить что-то странное: казалось, оно сворачивалось тонкой нитью, сплеталось, наматывалось в клубок. Пленницы не знали, сколько прошло времени, пока они шли здесь — быть может, день, а может, год, — однако, как ни странно, не испытывали ни страхов, ни опасений.

— Леди Ашалинда! — доложил звонкий веселый голос.

По обеим сторонам двери стояли два лорда Светлых. Проход был очень высоким, в три человеческих роста, снежно-белые двери — на тяжелых петлях, обитые блестящим металлом. Ашалинда крепче прихватила рукой капюшон под подбородком. Листья шуршали, летали вокруг, легонько задевая ее щеки. Неужели Морраган нашел Ворота Аркдура? Нет, наверняка нет — найди изгнанники путь домой, вряд ли бы выглядели сейчас такими бесстрастными. Глаза лорда Илтариена остановились на Кейтри. Во взгляде его не было ни злобы, ни гнева. Наклонившись, он положил руку на голову девочки.

— В сопровождении своей любимой соловушки, — добавил он к предыдущему объявлению и, отступив на шаг, пригласил пленниц: — Входите.

Белые двери распахнулись.

Порыв ледяного ветра ударил в лицо Ашалинде и Кейтри, зашелестел, гоняясь за листьями на полу. Пленницы вошли в чертог, где крошечными лебедиными перышками кружились и плавали по воздуху белые мотыльки.

Снежная бальная зала.

Казалось, здесь поселилась сама зима. С канделябров, в которых горели холодным огнем тонкие свечи, свисали сосульки. Снег сахарной пудрой припорошил пол, скапливаясь наносами у ножек кушеток и буфетов, что выстроились вдоль ледяных стен, украшенных серебряной вышивкой инея. Сквозь морозную дымку очертания всех предметов казались нечеткими и размытыми. Смертные девушки медленно вошли в этот туман.

Перед ними появился бард принца.

— Кто-то оставил окно открытым, — заметила Ашалинда.

Эсгаиорн расхохотался и быстрым, почти неуловимым движением выронил что-то из руки. Скрежеща, точно металлический обруч на гальке, хрустальный шар прокатился по полу и остановился перед Ашалиндой, притягивая к себе ее взгляд. Девушка словно утонула в ясной сердцевине кристалла, где тем временем проявилось изображение.

— Смотри! — провозгласил Эсгаиорн. — Легионы Эриса подступили к границам Вечной ночи.

Под призрачными башнями резко уходили вниз, сливаясь с неровными, зазубренными краями Черного кряжа, стены Аннат Готалламора. Узкая дорога вилась вниз по обрыву к открытой всем ветрам Вышней равнине, что простиралась у основания утеса, образовывая неровный круг с радиусом около полумили. Все плато покрывали горбатые скалы — причудливые, неуклюжие валуны самых диковинных очертаний и самых разных размеров. Некоторые из них словно бы вдруг перекатывались сами по себе, у других внезапно вырастали жилистые тощие руки, третьи неожиданно рассыпались каскадом теней и прятались меж столь же диковинных деревьев и кустарников, колеблемых ветром. Вышняя равнина кишела нежитью.

За краем плато переливалось широкое море мерцающих огоньков: то горели костры в лагерях пяти армий Империи.

— Узри же Легионы Эриса, — сказал Эсгаиорн Ашалинде, напряженно вглядывающейся в двигающиеся внутри кристалла картинки. — Они стоят так близко к обрыву. Они разгромили отряды смертных разбойников Намарры — все мятежники взяты в плен, убиты или бежали. Покамест Легионам сопутствовал успех, однако они жестоко ошибаются, если считают, будто победа уже у них в руках — ведь хотя нежить уже пугала и сбивала их, но еще не взялась за дело по-настоящему. Обманув Легионы простой имитацией битвы, отступая перед ними, чтобы вернее заманить их в ловушку, Неявное Войско готово теперь нанести сокрушительный удар. Если колдовские силы возьмутся за дело всерьез, смертным не поздоровится. И хотя снаряды людей Эриса отлично действуют против столь же смертных противников, однако тщетно они будут стрелять по магическим существам — те неуязвимы перед грубой силой и, миновав ее беспрепятственно, разят с флангов, умело используя все людские слабости.

Ашалинда с трудом оторвала взгляд от мерцающего центра самоцвета. Девушка стояла в зимней комнате рядом с Кейтри, но кровь жарко струилась у нее по венам. Пальцы Эсгаиорн сомкнулись на хрустальном шаре. На боку барда висела флейта Цирнданеля, на черном дереве сверкала серебряная оправа.

— Какие еще слабости? — гневно спросила Ашалинда. — Что сердце у нас зачастую берет верх над головой? Или страх темноты? Так это не слабости! Веселье, в котором нет настоящей радости, страсть, не ведающая подлинной любви, — вот что такое слабости, но они свойственны отнюдь не моему народу! — Девушка шагнула ближе к барду. Скорбь и гнев придали ей храбрости. — Эсгаиорн, да есть ли у тебя совесть? Ты клятвопреступник! Ты и все прочие приспешники Моррагана — вы все клятвопреступники! Выступая против Ангавара, вы нарушили присягу, данную вашему государю.

Светлый холодно ответствовал:

— Лишь благосклонность к тебе Фитиаха причиной тому, что я вообще берусь оправдывать пред тобой, дева-эрисбанден, поступки Светлых. Его благосклонность и твоя красота. Столь эфемерная красота всегда делает нас снисходительными. Да, правда, все лорды Светлых клялись никогда не поднимать оружие против Верховного короля. И мы выполняем эту клятву. Мы поклялись не помогать его врагам — и слово наше свято. Но мы не давали обещаний препятствовать его врагам, вот и не препятствуем им. Нежить может сколько угодно губить человечий род, как губила людей на протяжении многих тысячелетий, — что нам до того?

— Тогда вы столь же увертливые словоблуды, как законники Эриса! — вскричала Кейтри. — Они точно так же умеют извратить и переврать самую суть договора!

— У тебя слишком длинный язычок, милая, — с холодной улыбкой предупредил бард. — Смотри, как бы он не отрос так сильно, что ты не сможешь ходить. Легионы Эриса несравненно превосходили варваров числом, — продолжал он, перебрасывая шар с руки на руку и вращая его на пальце. — Что неудивительно. Они вступили во владения Вечной Ночи. Но пред Равниной их авангард вынужден был остановиться. Здесь они как нельзя более уязвимы перед нападением сверху — с плато, а также из тайных лесов по обоим бокам и из подземелий. Имей в виду, битва была спланирована заранее. Стратегия Фитиаха очевидна. Бросив вызов Аннат Готалламору, войска Империи обнаружат, что находятся в полной власти Ворона. Как легко, одним мановением руки, Фитиах сможет разгромить их!

Бард небрежно подкинул шар и не стал ловить его. Самоцвет с сухим треском разбился на мириады острых сверкающих осколков. Кейтри вскрикнула.

— Но у людей Эриса есть защитник, — дрожащим голосом возразила Ашалинда.

— Ты и в самом деле веришь, что особа королевской крови использует волшебство против своего родича? Что Ангавар пустит в ход колдовство против своего брата? О да, Верховному королю и наследному принцу довелось однажды обнажить мечи друг против друга пред воротами в час Закрытия — но не более того. — Голос его зазвучал более грубо и резко. — Да если королевские братья схлестнутся в полную силу, обрушат друг на друга всю мощь своего колдовства, то пробудятся и восстанут друг на друга все силы природы, пошатнутся горы, вскипят и выйдут из берегов моря. Небеса потемнеют и обрушат на людские города яростные шторма и ураганы, не щадящие ни единую живую тварь. Нет — владыки Королевства не хотят уничтожать Эрис. Мы любим земли смертных, несмотря на их неотесанных обитателей.

— Неотесанных! — вскричала Кейтри, снова не в силах сдержаться. — Да как вы можете так пренебрежительно относиться к людям? А держать нас здесь против воли — очень отесанно?

— Горло соловушки утратило былую сладость, — произнес чей-то голос.

Из пастельной дымки вынырнула темная фигура. Движения ее были полны грации и энергии. В один миг эта фигура превратилась в высокого и необыкновенно красивого воина в обтягивающей кожаной куртке, какую носят под доспехом. За спиной у него возникли и замерли в ожидании другие темные силуэты. Это, разумеется, был принц Морраган. Снежинки не смеликасаться его волос — а быть может, таяли, едва соприкоснувшись с ними.

Пленницы склонились пред ним в низком реверансе, опустив глаза долу — ибо было в принце что-то такое, отчего глазам было больно смотреть на него. Слова, уже готовые сорваться с уст Ашалинды, замерли, рассыпались в прах. Девушка так и пылала огненным факелом внутри ледяной скорлупы, в которую словно была заключена.

— Лети прочь, — сказал принц.

Одно движение руки — и с того места, где только что стояла Кейтри, сорвалась крохотная птица. Она описала три круга над головой девушки и с пронзительным криком вылетела в далекое туманное окно, исчезла за ним.

Ашалинда в ужасе смотрела на переливающуюся, вьюжную дымку.

— Нет! Это слишком жестоко! Что с ней будет?

Не отвечая, Морраган сорвал капюшон с головы девушки. Снежинки щипали и щекотали уши, ровный белый купол черепа Ашалинды, голую шею. Она неподвижно стояла, пока принц внимательно разглядывал ее. Лицо его оставалось бесстрастно. Потом, по его сигналу, виночерпий выступил вперед и, налив в кубок вина, с поклоном преподнес его принцу.

— Пей!

Морраган собственноручно приложил край кубка к губам Ашалинды. Девушке ничего не оставалось, как глотнуть из него.

Жидкость растеклась по жилам, точно расплавленное золото из тигля. Никогда еще Ашалинда не пила ничего подобного. Вино струилось в токе крови, разветвляясь снова и снова, как пожар, что начинается с корней дерева и в мгновение ока охватывает его до самой верхушки. Девушка поперхнулась, закашлялась, задохнулась — а в следующий миг сила вина уже бушевала в самых кончиках пальцев на руках и ногах, фонтаном била вверх, к голове, к корням волос, взрываясь и изливаясь наружу. В висках бешено грохотала кровь. Ашалинда зажмурилась, покачнулась и упала. Сверкающие молнии подхватили ее, бережно уложили на пол.

Веки ее открылись.

Ашалинда стояла на коленях в беседке, сплетенной из золотых нитей, через которые струился бледно-желтый свет. Золото струилось по плечам, груди, спине девушки, спадая к коленям каскадом волос, еще более густых и пышных, чем прежде. Обеими руками приподнимая и раздвигая тяжелые пряди, Ашалинда выглянула из-под завесы живого золота.

В элегантной белой комнате уже не шел снег.

Во взгляде Моррагана смешались нежность и гнев. Он позвал девушку, окликнул ее по имени.

— Вспомни Геата Поэг на Дейнайнн, — велел он, — или вини в гибели Легионов только саму себя.

Однако Ашалинда, поднимаясь на ноги, вспомнила слова, что некогда сказал ей Тулли:

«Для Дивного нет чести в том, чтобы поднять оружие против смертных».

— Вы не станете пускать в ход свое могущество против смертных, не наделенных даром волшебства и не способных защитить себя, — сказала она, собравшись с духом. — Вы слишком благородны, сэр. Это всего лишь угрозы.

— И вправду, Ихианнан, я сам не стал бы губить смертных, не стали бы и мои рыцари. Однако найдется немало таких, кому в радость проливать кровь смертных, кому по вкусу жестокость. Одно лишь воспоминание — и ты сумеешь обуздать этих врагов рода человеческого.

— Если вы и напустите неявную нежить на людей Эриса, все равно Ангавар сумеет прогнать ее!

Настоящее имя Торна так странно звучало на языке.

— Что, хочешь проверить? — насмешливо осведомился брат Торна.

Перед внутренним взором Ашалинды пронеслись видения ужасающей бойни. Девушка снова не осмеливалась встретиться взглядом с принцем, чьи зоркие серые глаза, казалось, с легкостью читали все ее мысли. Отвернувшись, пленница спрятала лицо за покрывалом вновь отросших волос.

— Нет, — проговорила она через несколько секунд. — Давайте я еще раз попробую отыскать Ворота. Я буду стараться.

В руки ей снова лег холодный и твердый пузырь прозрачного хрусталя. Ашалинда смутно подивилась тому, что совсем не мерзнет, хотя в комнате царит настоящая зима. А затем внимание ее всецело сосредоточилось на жемчужном оке.

Однако поиски прервались, не успев начаться. Изображение Аркдура заволоклось, затуманилось, едва появившись в глубине шара. Девушка подняла взгляд. В комнату ввели гонца, который как раз преклонил колено у ног принца.

То был смертный воин, доблестный капитан дайнаннцев — не кто иной, как сэр Тор из Пятого Батальона. Он был облачен в кожаный панцирь с бронзовыми наклепками. Никакого железа при нем не имелось — как эмиссар он обязан был явиться в твердыню врага без оружия и щита. Лицо его, поросшее каштановой бородкой, было бледнее пепла. Никто не назвал бы его красивым мужчиной, однако Ашалинда глядела на него долгим и любящим взглядом — ведь, если не считать Кейтри, Вивианы и сверхъестественным образом сохранившихся братьев Магрейнов, это был первый смертный, которого она видела с тех пор, как покинула Апплтон-Торн.

— Изложи свои вести, — томно велел Принц-Ворон.

— Ваше высочество, я принес послание от Короля-Императора.

Внезапно в голове у Ашалинды словно померкло — как будто ей забили уши ватой. Капитан дайнаннцев что-то говорил, однако слова его звучали смазанно и нечетко, точно из-под воды. Когда он умолк, голос принца Моррагана прорезал вату как острый меч.

— Отважен ты, смертный, что рискнул войти в эти стены. Храбрый слуга Ангавара, твоего фальшивого государя. Не торопись же вернуться к нему, ибо иные вестники передадут ему мой ответ. — Огненная сетка, холодные переливы молний пробежали по телу принца и тут же исчезли. — Убирайся, невежа, прочь с глаз моих.

При этих словах морозные стены прояснились, сделались прозрачными. С вершин укреплений прозвучал протяжный и жуткий крик, похожий на скрежет металла по льду. Сэр Тор попятился, задрожал и схватился за петушиный амулет на груди.

Сверху посыпались хлопья сажи, раздался лай бешеных псов. С вершин Аннат Готалламора быстрой грозовой тучей вылетела Дикая Охота под предводительством Хуона Рогатого. Однако Охота мчалась не одна. С ней скакали Принцы Кошмаров из числа членов Неявного Аттриода, похожие на рваные отражения в зеркале, — Итч Уизге в доспехах из холодной злобы, Галл, Предводитель спригганов, безжалостный Керб, Убийца, тот самый, что вызвал обвал в рудниках Призрачных Башен, Куачаг, самый жуткий из фуатов, и Атах, верховный оборотень.

К западу мчалась Охота, пока не достигла мигающих костров лагеря. Чернее ночного неба, непросветным дымом на фоне звезд, Войско Неявных кружило и вилось над Легионами Эриса. И хотя нападение произошло по крайней мере за милю отсюда, Ашалинде казалось, будто она слышит заливистый лай гончих, лязг зубов, пение тетивы луков, свист стрел и звон мечей, шипение искр, выбиваемых клинками, ударяющими по доспехам, вопли людей, пронзительное ржание лошадей, отвратительный скрежет искореженного металла, журчание льющейся из ран крови. Сердце девушки разрывалось от ужаса.

— Прошу вас, положите конец этой резне! — взмолилась она, но с таким же успехом могла молить о пощаде камень. Морраган отвернулся и не обращал на пленницу никакого внимания, наблюдая за атакой. Длинные элегантные пальцы его правой руки покоились на украшенной драгоценными камнями рукояти меча. Принц-Ворон был неумолим.

Грязная ледяная скульптура в углу комнаты ожила. Поверхность ее пошла трещинами. Стряхивая неровные обломки, Яллери Браун пустился плясать вприсядку, уперев руки в боки и выкидывая отвратительные коленца. Он радовался гибели людей Эриса — из башни происходящее в лагере опустошение было видно в мельчайших подробностях.

Неявные твари, что собрались на Равнине, теперь хлынули вниз, на лагерь. Однако все же то была битва, а не резня — ибо Лорды Королевского Аттриода, защищенные могучими амулетами, что вручил им их государь, успевали повсюду. Даже Томас Рифмач, кроткий бард, скакал в атаку и в глазах его сверкала жажда боя. Возможно, его защищало какое-то колдовство, чары, наложенные Верховным королем Светлых. И в самом деле, семерых избранных друзей Ангавара окружала особая аура, облачко быстрого мерцающего света, придававшего им сходство с воителями древних саг, вышедших из курганов Светлых — и может статься, с этой силой они способны были отразить нападение жутких неявных созданий, жаждущих упиться кровью их сердец.

Мальчик-паж из дворца Каэрмелора, некогда исполнявший обязанности юнги, теперь был знаменосцем. Он высоко поднимал Императорскую орифламму, привязанную к концу копья. Трехконечное, расшитое золотыми шелковыми кистями алое знамя бросалось в глаза издалека, как и подобает ключевому месту сражения. Из открытого рта мальчика вырывался боевой клич Батальона Короля-Императора. Люди Эриса, темные высокие фигуры на фоне огня, сражались против колдовских сил, и от их ударов дрожали и камни, и деревья.

Неявное Войско реяло в небесах, с легкостью уворачиваясь от Летучих кораблей, обгоняя Всадников Бури, как сокол обгоняет дрозда. И там, где наклонялись Куачаг и Керб, люди падали, будто колосья под серпом жнеца. Там, где проходили Галл и Атах, рушились и вспыхивали шатры. Итч Уизге, в своем конском обличье, галопом носился по лагерю, сея на пути смерть, проливая потоки крови.

Атаку летучей нежити неизменно возглавлял один и тот же всадник, чье чело было увенчано жуткими рогами: Хуон Охотник. В мускулистых руках он сжимал длинный лук и беспрестанно натягивал и спускал тетиву, со сверхъестественной меткостью поражая одного врага за другим. Он казался настоящей боевой машиной, покуда на него стремительной кометой не налетел другой всадник и Хуон не низвергся с небес. Гигантские рога отвалились от разрубленной головы — меч, зажатый в левой руке Ангавара, разил без промаха. Ибо и в самом деле Ангавар сражался в первых рядах защитников лагеря. В каждом его движении сквозили сила и уверенность.

А затем издалека донесся призывный сигнал рога Светлых. В Аннат Готалламоре по рыцарям и придворным Светлых пробежала еле заметная дрожь, точно тихая рябь на воде. Все они мгновенно исполнились странного волнения, а быть может, и изумления. Все подались вперед, к источнику звука, напряженные, сосредоточенные, выжидающие.

Далеко на юго-западе отворилась, начала шириться слабая полоска света — как будто рассвет вдруг забрезжил там, где никакому рассвету быть не положено. И в сиянии этом вырисовался отряд всадников. На оружии и доспехах их сверкали крохотные бриллианты, трубы пели песню вызова. От волос их исходил бледный мерцающий свет.

— Пробужденные! — вскричал голос, в котором Ашалинда узнала свой собственный, и ей показалось, что множество других голосов вскричало то же самое.

Наблюдатели взволнованно зашевелились.

Приближавшиеся всадники были высоки и стройны, прекрасны и ужасны. Мечи их пламенели и сверкали, копья искрились. Волосы подобны были кромешному затмению, вытканному звездным шитьем.

Так против Неявного Войска выступили Светлые рыцари Ангавара, только что очнувшиеся от долгого сна под Орлиным курганом. Разящим острием копья разорвали они черную свору, рассеяли ее, разгоняя неявных охотников, рассекая небеса яркими клинками Светлых. Неявный Аттриод и уцелевшие колдовские всадники в ужасе умчались прочь, а на земле поток нежити повернул вспять, растекаясь в леса, забиваясь в трещины меж камней, укрываясь в подземных пещерах. По равнине раскатился восторженный гул — то ликовали тысячи смертных воинов.

Ашалинда ликовала вместе с ними. Однако радость ее продлилась недолго.

Шевеление в крепости переросло в настоящую суматоху. По слову принца рыцари Моррагана вооружились и вскочили на пляшущих от нетерпения коней. Неистовый ветер, исполненный колдовской силы, бушевал под сводами зимнего зала, сотрясая ледяные стены, наполняя их тьмой, превращая в каменные руины. Светлые воины направили скакунов в образовавшиеся проломы. Миг — и они покинули крепость.

Однако рыцари Орлиного кургана уже скакали к плато. Наголову разбив Охоту, они гнали жалкие остатки перед собой и взлетели на край обрыва Вышней равнины в то самое мгновение, как сторонники Моррагана спустились с Черного кряжа. Неявные твари разбегались из-под копыт волшебных скакунов, что приземлялись на Равнине, выстраиваясь в безупречном боевом порядке. Два отряда успели обуздать, осадить коней и стояли теперь друг напротив друга, еще не вступая в битву. Длинные копья подняты, звездный свет сверкал на острых наконечниках, скользил по золоченым древкам. Вымпелы, украшавшие эти копья, струились по ветру над развевающимися плюмажами рыцарских шлемов, мягко раздувающимися золотыми ламбрекенами и серебряными накидками, что спадали со шлемов воинов на плечи.

Замерев, не двигаясь, оба отряда смотрели друг на друга над широкой полосой горбатых скал, от которых разбегались во все стороны скрюченные фигурки — ни дать ни взять отступающее море в час отлива. А ниже, под Равниной, выстроенные в низинах Мглицы имперские Легионы ревели и стучали оружием о щиты, рвясь в наступление, мечтая о мести — однако теперь командиры уже владели ситуацией. Вокруг Аннат Готалламора, за спинами рыцарей Моррагана остатки нежити копошились во тьме, которой окутывали себя, точно вуалью черного муслина. Оттуда доносились вопли и взрывы визгливого хохота, вой и плач, резкий стук мог вдруг смениться зловещей тишиной — оркестр, прямиком шагнувший из самых кошмарных снов. Сейчас войско Моррагана состояло лишь из его рыцарей, а пятеро уцелевших членов Неявного Аттриода отступили в тень, затерялись среди своих менее могучих сородичей.

Вышняя равнина ярко сияла в лучах вечно бодрствующих звезд. Оружие Светлых — украшенное вьющимися виноградными лозами, плетеными орнаментами и гравировками — лучилось эфирной дымкой. Золото этой дымки отливало кобальтом вокруг воинов наследного принца и ализарином вокруг тех, кто стоял рядом с Верховным королем — как будто доспехи и оружие их лизали языки текучего пламени заката.

И, разумеется, он был здесь, во главе своих рыцарей — король Ангавар, верхом на крылатом Римскатре, и меч Арктур снова висел у него на боку, ловя звездный свет темной полированной рукоятью. Голова Ангавара была непокрыта. Темная сталь волос обрамляла чеканные скулы, острые, как два меча, глаза, неулыбающийся рот. По бокам от короля сидели на конях члены Королевского Аттриода. Все они были в полных боевых доспехах, скакуны тоже закованы в броню.

Морраган, Фитиах Карконнора, глядел с высокой башни на тех, кто стоял, бросая ему вызов, и тех, кто ждал его повелений. Глядел на лицо Ангавара, своего брата, государя и соперника.

— Илтариен, — сказал он одному из трех рыцарей, что еще оставались с ним, — спустись на Равнину, будь моим посланником. Когда мой брат изложит свой вызов, передай ему это.

И он сказал лорду Илтариену что-то на языке Светлых. Ашалинда не знала этого языка, и все же он звучал для нее знакомо, знакомо на каком-то необъяснимом глубинном уровне — так порой пение птиц почти понятно людскому слуху, так звон колоколов или рев океана порой несет смутную весть. Когда Морраган умолк, девушка не знала, что было сказано, однако веселая мелодия слов звенела и танцевала у нее в голове.

— Победа почти уже у меня в руках, — пробормотал принц, когда копыта коня Илтариена оторвались от каменного пола. — Однако разум отягощен мрачным предчувствием. Спуститься сейчас на Равнину означает пойти навстречу своей судьбе. Кто-то предаст меня — уж не ты ли?

— Господин, — проговорил чей-то льстивый голос, — если эрисбанден окажется предательницей…

— Яллери Браун, это же дочь смертного народа. Чего еще ждать от нее, как не измены? Дочь людей, не меньше… однако она могла бы добиться большего.

Морраган нагнул голову к Ашалинде.

Девушка почувствовала, как распадается на частицы, растворяется во вселенной, сливается с ней — кровь ее струилась с потоками рек, в голове шумел и бурлил океан, приливы которого вздымались в такт медленному биению ее сердца. Волосы ее прорастали длинными зелеными листьями, в венах текла весенняя живица, а тихий ветер темными локонами крался по неизведанному пейзажу. Она вознеслась в регионы, где за темными панелями ее глаз сияли звезды, а в призрачной дали таяли солнечные огни.

Принц-Ворон легонько коснулся ее губ своими.

— Нежить, — сказал он Яллери Брауну, — если по твоей милости хоть один волосок упадет с ее головы, клянусь, я разрублю тебя напополам.

Дыхание принца Светлых пахло сладкой гвоздикой.

Далеко внизу скакун Ангавара приземлился среди кавалерии Вороньего кургана, и Ангавар отправился на переговоры. По всей видимости король бросил вызов, оспаривая власть Моррагана над Вышней равниной и крепостью и требуя чего-то еще. Лорд Илтариен сурово и надменно передал ответ, продиктованный принцу предвидением — ибо кто мог предсказать побуждения и желания противника лучше, чем его же близнец? Тон и общий смысл этого ответа не вызывали никаких сомнений. Вызов был встречен ответным вызовом: никто не хотел уступать, никакой надежды на примирение не оставалось.

И тогда снова прозвучал ясный и звучный голос Ангавара. На сей раз Верховный король говорил на Всеобщем наречии, дабы все могли слышать его.

— Тогда, брат мой, раз нет меж нами согласия, — вскричал он, — ты должен встретиться со мною в поединке.

И он приказал своему Королевскому Аттриоду скакать назад, за ряды верных рыцарей, вниз по круче к ожидающим внизу Легионам, дабы вести их в бой и защищать от сил Неявных.

Но над Равниной пропели трубы. Копья передних рядов обоих Светлых отрядов, еще минуту назад направленные в темное звездное небо, теперь опустились горизонтально. Рыцари зажимали концы древков под мышками. В средних рядах мечи с дружным звенящим свистом покинули ножны. Боевые трубы вторично пропели сигнал, и враждующие стороны пустили коней в галоп. С ужасающим ревом они встретились, как два грохочущих морских вала, и земля задрожала от этого чудовищного столкновения.

И когда Светлые рыцари схлестнулись в единоборстве, внизу, под утесами, Аттриод поднялся против Аттриода, и густой туман выползал из лесов, клубился над каждым ручьем и источником, заволакивая сражающиеся Легионы. Сквозь эту завесу смутно виднелись жуткие фигуры, что крались между деревьями, вылезали из болот, из расщелин в земле — и явно питали притом самые зловещие намерения. Однако среди них двигались и иные колдовские создания, защитники людей Эриса. Они не показывались в открытую, различить их удавалось лишь краешком глаза, мимолетно — то были уриски и лютые воины с шелковистыми седыми волосами, вооруженные трезубцами, черные псы размером с доброго жеребенка, карлики с боевыми топорами, горбуны, поднимающие над головой лампы, и прочие существа, слишком скрытные, чтобы разглядеть их даже уголком глаза.

Клинки Светлых опускались и поднимались, разбрызгивая звездные искры. Ашалинде битва казалась сплошным хаосом, невнятной суматохой, бурлящим танцем смерти и разрушения. Замерев на развалинах башни, она неверящими глазами смотрела вниз, не в силах отвести взгляд.

Ангавар не присоединился к своим сражающимся рыцарям. Он скакал сквозь ряды бойцов Моррагана, не обращая на них никакого внимания, словно не замечая, словно они никогда и не смели восставать против него. И они в изумлении расступались, не дерзая оказать ему сопротивления. Так величав он был в своем гневе, что рыцари Вороньего кургана невольно вспоминали с новой силой, что он — законнейший их король, а сами они — предатели и изменники.

Могучие крылья Римскатра принесли Ангавара вниз, на земли под утесами, где он сражался бок о бок с членами Королевского Аттриода, защищая смертные Легионы. Ужасный Куачаг пал от удара Арктура, повержен был и Атах, однако Октарус Огье рухнул со своего эотавра, сраженный Галлом, сильнейшим из спригганов. Он упал меж пылающих шатров, и Итч Уизге разорвал его на куски, как раз в то время, как Керб пронзил копьем сердце отважного Джона Друмдунача, а Ангавар не успел пробиться сквозь сечу, дабы помочь своим товарищам. И когда это произошло, стало ясно, что гнев Ангавара достиг наивысших высот — охваченный жаждой мщения, король разил гнусную нежить обеими руками. Сияющее лезвие Арктура омылось свинцовой кровью.