Я каждое письмо (В?м) мысленно сопровождаю в ящик, как в колодец — куда камень летит сто лет. Всё не просто. Поэтому нынче Вы без привета. Но знайте наперед, что никогда я «просто» Вам не напишу (Я совсем не знаю, т?к ли Вам нужно и важно, как мне это кажется. Но мне ведь всё — «кажется». И с какой силой!)
 
      На т? письмо, мой родной, отвечу непременно и отдельно, ибо оно — существенное: такое же серьезное, как объявление войны — или мира, в нем что-то от поединка, это — условия игры — Вами мне ст?вимые. Вы совершенно правы, ибо играть вслепую — достаточно.
 
      В следующем письме напишу Вам еще об одной своей дружбе — в связи с Вами.
 
      А сама буду ждать ответа на зов сюда — или в Annecy — если хотите, хотя там будет сложней, п. ч. у меня там нет крова, и там я суток с Вами — провести не смогу. (Но там — дивное озеро и сновиденные дома, и всё, и мы сами — двести лет назад.)
 
      Кончаю, — потому что пора. Впрочем, успею еще разъяснить Вам свое: скучаю по Вас. Никогда — без Вас. Ибо — скучать по хлебу — только о нем и думать. Скучать без хлеба — именно им пустовать. Я в жизни не скучала — без человека. Одно — переполненность, другое — пустота. Я никогда не буду пустовать — Вами. — Надеюсь. (Мне, кажется, я отродясь не пустовала ни секунды.)
 
      ______
 
      — Н?, вот. Теперь — по-настоящему пора.
 
      Скоро Вам будет маленькая радость.
 
      МЦ
 
      21-го августа 1936 г., пятница.
 
      Ответ на тот ультиматум
 
      St. Pierre-de-Rumilly, H<au>te Savoie, Ch?teau d'Arcine.
 
      Непроставленный эпиграф к Вашему письму: — На время не стоит труда… т. е. все оно сводится к вопросу — и даже запросу: не уйдет ли объемлющее Вас облако — дальше, обронив пассажира. Друг, у облаков свои законы — простой природы, и облака — пар, а если не пар, то только потому, что мы их надуваем — как 16-летний Лермонтов свой парус — своим дыханием.
 
      Мое отношение к Вам — дело не только непосредственного чувства, но и разума, и твердой памяти, и совести (погодите сердиться! я знаю, что этого слова — не любят), я уже за Вас перед кем-то — отвечаю, и знала это с первого слова своего первого письма к Вам. Любите пока любится, дружите пока др?жится — вздор, надо чтобы не перестало любиться. Мое отношение к Вам — помимо моей отнесенности к Вам: так волна несется — решение.
 
      А то — выходит обычное лизание сливок, занятие кошачье, а не человечье. Потому я сразу и сказала слово мать. Которое точно значит — навсегда.
 
      — Конечно, дружочек, полноты материнской отдачи у меня с Вами быть не может, ибо иначе я бы эти дни от Вас физически не отходила (как сейчас — клянусь, — не отхожу от Вас — мысленно). Этого счастья — payer de ma pr?sence (счастья, между прочим, для меня самого трудного) — я с Вами лишена. Даже того (блаженнейшего!) возгласа той восемнадцатилетней восемнадцатого века — я с вами лишена, — потому что мне и me noyer придется со своими — но закончу словом матери человека, которого я больше всех и мо?е всех, на свете, любила — еще молодой тогда матери ныне 76-летнего кн<язя> Сергея Волконского (ему написан мой Ученик, если его помните: «Быть мальчиком твоим светлоголовым…»), на вопрос подростка и любимца-сына: (Сын ее, очень робко и почтительно — и должно быть жгуче, — ибо вопреки легенде и очевидности он всю жизнь, с малых лет, любил только женщин, с матери начиная и мною кончая, говорю: любил, не другое — итак, сын очень сдержанно и жгуче ревновал ее к дружбе с Владимиром Соловьевым: — Ты его больше всех нас любишь: больше меня…<>)
 
      — Больше всего я, конечно, люблю вас, мои дети, но в просторах души моей…
 
      _______
 
      Мой друг, я — совсем старинная женщина, и не себе — современница, а тем — сто лет — и так далее дальше — назад. Породив детей (говорю о сыне, об Але — когда-нибудь расскажу) — я обязана его, пока он во мне нуждается, предпочитать всему: стихам. Вам, себе, — всем просторам души моей. Фактически и физически — предпочитать. Этим я покупаю (всю жизнь покупала!) свою внутреннюю свободу — безмерную. Только потому у меня такие стихи. На этой свободе нам с Вами жить и быть. Наше царство с вами — не от мира сего. Конечно, будь я свободна, т. е. не нуждайся во мне мои, я бы просто не отошла от Вас эти дни Вашей жизни —. (Но я совсем не знаю, поскольку Вам это нужно: живое присутствие. Ибо, если не нужно В?м — не нужно и мне. (Потом Вы узнаете, что меня — просто нет.)
 
      Поняв все это. Вы теперь знаете, в какой области Вам может быть предпочтение — или — В?м — замена. Только в области живой жизни и родства, и проще сказать: моего долга. Внутри же, мой друг, на той свободе сна, вы мне сейчас — самый близкий. Вы просто у меня больнее всего болите (другой меры близости — не знаю). Это место во мне Ваше и свято.
 
      …Я Вас не знаю. Если Вы из тех соловьев, которых баснями не кормят — этого Вам будет мало (— письма и письма, а никогда ничего живого, а вечером опять один — и т. д.) — Вы просто в один прекрасный день запустите мне в голову всеми моими письмами и чувствами. (Это, в фейерверке, называется: le bouquet ).
 
      — Но я-то — такой соловей, басенный, меня — хлебом не корми — только — баснями! я так всю жизнь прожила, и лучшие мои любови были таковы — так что здесь нам нужно сговориться, ибо здесь der Hund (могущего быть расхождения) begraben: в моей невозможности реально быть с Вами: отдать Вам жизнь.
 
      Конечно, живи Вы в Париже — Вы бы у меня бывали, и я у Вас, — но — боюсь — это была бы грустная радость, одна растрава. «Бывать» — вместо быть. «Бывать» — т. е. непременно уходить, как вошел — уходить. Никогда не: — Который час? его спросили здесь. А он ответил любопытным — ВЕЧНОСТЬ
 
      Я Вас не знаю, сужу по себе. Я отлично умею без всего — и насколько мне отлично — с немножким.
 
      Такой непрерывности внутренней может быть не соответствует никакая непрерывность суточная, но заведомо-знать, что ее и тени быть не может — горько.
 
      Вот в чем моя боль (от Вас): не мочь Вам быть всем тем, чем — могу и уже (внутри) — есмь. Потому что — как мало ни умей я жить — любить (хранить, служить) я — умею — до мельчайших подробностей заблаговременно пришитой пуговицы: отнять у другого и тень заботы! Непрерывно — руками — выручать. (Я бы никогда не могла любить богатого: мне бы нечего было с ним делать. Нельзя же целый день писать или читать ему — стихи. Для меня любить — прежде всего делать дело. Руками делать.)
 
      Видите — совсем просто, и может быть даже проще, чем Вы бы хотели. Вы — может быть — мучиться от меня хотели? Тогда — не удастся.
 
      _______
 
      — «Тогда я не играю».
 
      — Да будет Вам известно, что в каждой моей игре — ставкой всегда была — я: вплоть до бессмертия моей души. И проигрыш всегда был — мой: я себя другому всегда проигрывала, но так как я была бессмертная моя душа, то этого другому было — много — и часто ставка оставалась на столе — или смахивалась локтем под стол. Вот Вам ответ на игру. Можно только бояться серьезности моей игры. (Мне один умный еврей — в ответ на мои юношеские стихи: Легкомыслие (мне не было двадцати лет) очень серьезно сказал: Вы — легкомысленны? Вы — на фоне людского — и мужского и женского — легкомыслия — просто подводная яма по глубине. Вас — бояться надо.
 
      И — боялись.
 
      _______
 
      Вчера вечером в большой замковой зале были танцы: сначала — ваши, потом — наши, и чудно танцевала одна пара — венгерку: люто. Вся Венгрия вставала — с Марией Веч?рой. А потом одна женщина пела — изумительные стихи Фета — помните?
 
Рояль был весь раскрыт — к струны в нем дрожали,
Как и сердца у нас — за песнею твоей.
 
      Это Фет писал — чужую любовь: Наташу Кузминскую, Наташу Войны и Мира, от которой в ту ночь, которую она всю насквозь пропела, навсегда ушел человек, к<оторо>го она любила (брат Льва Толстого — Сергей). Это было в Ясной Поляне, в Фет был гость — и его никто ве любил — и благодаря ему — та ночь осталась — тот рояль по сю ночь раскрыт. Я бы все свои стихи отдала за строки:
 
— Как только веровать в рыдающие звуки,
Тебя любить — обнять — и плакать над тобой.
 
      Больше о любви я ничего не знаю.
 
      М.
 
      22-го августа 1936 г., суббота
 
      Мой дорогой деточка! Разве мы с вами — оба вместе взятые — не ст?им 50-ти швейцарских: 250-ти французских, да еще — дутых! — франков, да еще данных мне — ни з? что ни пр? что — бельгийцами??? Ваш приезд у меня есть — и он собственно заработанный — двухчасовым стоянием и чтением — этим маем в Бельгии. Только я, за ненужностью, эти бельг<ийские> франки оставила в Ванве и все дело в том, чтобы их здесь у кого-нибудь получить.
 
      Теперь — всерьез: моей просьбы о Вашем приезде — не ждите. (Мне хочется — не резон, а пожалуй — и обратный резон.) Я — активист обратного направления: отказа. «Entbehren sollst du, selbst entbehren». Но entbehren я — только за себя.
 
      Для меня — довод — Вы, В?ше желание (или необходимость). Тогда — желаете сильнее — и приезжайте. Мне нужно — если Вам нужно. (Потому что я Вас люблю, а не себя.) Итак: деньги мои и настолько несуществующие, что даже (с мая) не разменяны. У нас с Вами — cause commune. Кроме того, Вы — весь — моя тайна, всё Ваше и к Вам у меня — втайне, это наше дело, мы — наше с Вами дело — поняли? Не считайтесь ни с чем, кроме своего здоровья и насущности своего желания. Вам — знать.
 
      Не прогадайте! Не променяйте первенства на чечевицу бытовой (хотя бы самой похвальной) одумки. Нас с детства учили: деньги — грязь. Не промельчите — и себя, и меня, и всей чудесности нашей встречи. Разве это т?к уж часто бывает??
 
      Итак: 1) Когда бы Вы могли приехать (надо предупредить, чтобы была комната), 2) Когда Вам нужны деньги? На возобновление паспорта вышлю по первому слову, к<отор>ое — просто — да. Остальное — по достаче.
 
      Последний вопрос — уже не бытовой: почему Вам именно сейчас хочется (или нужно) меня видеть? Проверяете — кого и чт??
 
      На все три вопроса ответьте возможно точней — и быстрей.
 
      М.
 
      До этого, пожалуй, писать не буду. Потом — сообщу все бытовые детали.
 
      М.
 
      И пишите мне, пожалуйста, настоящие письма, а не картонки! (Шучу). — Как новый госпиталь? Вы там один в палате? Расскажите подробно все докторское: как рана (или уже шрам?) — когда встаете — всё, всё. А в ноябре я Вас в Париж не пущу — худший месяц. В Париж ты ко мне приедешь весной.
 
      <Приписка на полях:>
 
      Вам здесь со мной будет чудно. Хотите — сад, хотите — моя берлога, Вы будете лежать, а я буду сидеть рядом — можете даже спать при мне:
 
      я люблю спящего человека. За два-три дня отдохнете, я Вам не дам уставать. — Жду решения.
 
      29-го августа 1936 г., суббота, третий час дня
 
      St. Pierre-de-Rumilly, (Haute Savoie) Ch?teau d'Arcine
 
      (Списано из моей черновой тетради, куда записываю — всё)
 
      Чтобы делать пометки на Фаусте (на этот раз — не гётевском, а народном: «Historia von Doktor Johann Fausten, dem weitbeschrieenen Zauberer und Schwarzk?nstler, wie er sich dem Teufel auf eine gewisse Zeit verschrieben, was er hierzwischen f?r seltsame Abenteuer gesehen, selbst angerichtet und getrieben, bis er endlich seinen wohlverdienten Lohn empfangen — 1587. —»
 
      — оттачиваю карандаш и обогнув спящий послеобеденным сном замок — мимо спящих собак — по страшной жаре, от которой сосны трещат, точно их жарят — иду с книгой — куда глаза глядят, т. е. приблизительно знаю, что выйду на верхнюю скамейку по дороге в С<ен->Лоран. И — внезапно понимаю, что иду к гадалке. Но для этого нужно отыскать те самые скалы, где, по слухам, она живет. Скал много: верхних — нижних — дальних — ближних — где? Сверху вижу группу камней — чт?-то не ту, и без всякого дома, и нижнюю и — зная, что надо подниматься — спускаюсь. Три больших камня, внизу — Борн (как на мосту написано: Le Borne (der Born, Oheim K?hleborn (Ундина). — He то. — Обратно вверх по тропинке на кр?то-восходящее шоссе. Над головой — если очень закинуть — холм с смутным гребнем скал. Карабкаюсь мимо одинокого дома, по явно-принадлежащему ему свежескошенному — бритому — откосу, упираюсь в каменную стену — невысокую, но неудобную — смутно слышу мужской голос: — «En voil? encore une qui…» (а une — в голубом немодно-широком с воланами платье — и с седою головой! И лазит как коза: беспрепятственно) — итак, упираюсь в стену и не желая пуще изумлять — голос и его собеседника, т. е. откровенно по-козьему пересекать — отыскиваю в стене брешь, и так, по отдельным камням, перелезаю. Новый подъем, на этот раз уже отвес — уже лесной. Лезу и чувствую — то. Сердце гулко (ушами слышу) бьется: ух! ух! ух! — но — приятно, без задыхания, от чистого волнения. (Так, впрочем, бывает — и разрывается.) Перед самым верхом обнаруживаю все время сопутствовавшую мне лесную тропинку, но решаю — кончить как начал? — по отвесу. Долезла. Те скалы. (Пот льет и сохнет. Слизала каплю — солёная как слеза. И кровь — соленая. Не может быть человеку — весело.)
 
      Иду по вьющейся между скалами тропинке, местами — лестницы. Высота, даль, внизу Борн, никого и ничего. Тропинка огибает низ скалы — огибаю с ней и я, я ее просто слушаюсь, и до последней минуты ничего не видя (иду минут пять между скал и сосен) — упираюсь в дом. Старую ферму. (Hof.) Мин?ю одну дверь — запертую (очевидно — хлев) — и другую — тоже запертую — и такую же третью (кажется, все разные постройки), а четвертая — открыта. Черно.
 
      Круглолицая румяная очень старая старуха на черном (от старости) и чистом (от служения) столе гладит черную юбку. — Bonjour, Madame… On m’avait dit — pardonnez-moi si je me trompe… — c'est bien Vous — la tireuse de cartes? — C’est moi, c’est moi, entrez, Madame. (В ее голосе — покой — знающей, в моем — непокой хотящей знать.) — Les autres m'avaient dit que Vous tiriez tres bien les cartes… Et je suis venue comme les autres.
 
      Проходим в комнату (та была кухня) — садимся. На столе разложенная колода. — Je viens de commencer un tr?s beau jeu de cartes, a nous portera chance. — Сидим друг против друга, глядим друг на друга, посредине — колода. — Madame, avant de commencer ? faire les cartes pour moi (чувствую молящесть своего голоса и стараюсь совладать: не испугать, ибо так просят — только о преступлении — если не о помиловании)… je voudrais Vous demander: est-ce que Vous pourriez aussi faire les cartes pour un absent?
 
      Ее лицо неуловимо и сразу — настораживается. — Mais се ne sera pas pour rire? Je n’aurai pas d’ennuis? a ne sera pas pour me moquer? — Non, c’est tr?s s?rieux. C’est lui qui le veut, et il le veut tres serieusement. D’ailleurs — il ne se moque jamais.
 
      (Рассказ, как eй за правду досталось — гадала девушке на любимого — и обнаружила, что любимый хочет не-жениться, а — т?к… и девушке — сказала, а девушка сказала — ему, — и отказала — а любимый озверел в пришел к гадалке et m’a demon deux chaises — «Et ce soir on public les bans» (ее — с другим).
 
      — Ceci, c'est pour Vous ou pour l'absent? (Я, желая принять на себя первое — не знаю — чт?.) — Ceci, c'est pour moi.
 
      — Cest comme ca qu'on brasser. (Перетасовывает трижды.) Ensuite. — Vous coupez. — Повторяю в точности. (Карты — тяжелые и идут с трудом.) Снимаю и — на какое-то мое смутное неуловимое движение к ней: — Oh, non, non! Je n'ose plus у toucher!
 
      (Моё гадание — опускаю)
 
      _______
 
      Pour l'Absent
 
      — Comment c'est — son petit nom? — Называю. — Повторяет. — Il у a beaucoup de jeux — car ce n'est pas le m?me jeu — c'est le grand cours des jours.
 
      Le grand cours des jours
 
      …Fatigu?, voyag?, souffrant. Des parcours dans des h?pitaux. — Voila la lettre des grandes surprises! — Il est guer, en ce moment. — Tout s’monde! Tout s’monde! — Il а tr?s souffert, c'est un brave gar?on, un tr?s bon gar?on. Il a eu beaucoup d’argent, ?a lui reviendra un peu, il est tr?s intelligent. — Voil? la lettre! — a le baisse un peu, la maladie, il est tr?s nerveux. Il aime beaucoup une dame (недоуменно и решительно): — il Vous aime beaucoup, et Vous l'avez vu — il у a bien dix mois — ily a dix cartes — ou c'est у dix ans?
 
      Il Vous est cher, il est parent avec Vous. Il avait beaucoup maigri, mais il a un peu repris. Le petit cher — l'as de coeur. Il a tr?s bonne conduite, c’est le bon gar?on. Tr?s.
 
      Il a ?t? d?laiss? de tout le monde, Vous etes venue vers lui — il ?tait bien en danger — il est hors de danger. Pas de mort — il l’aurait d?sir?e pass? un moment. Non! non! non! Ce n’est pas la mort… Il lui reste encore de beaux jours ? vivre.
 
      C’est quelqu’un qui Vous aime, c'est un parent, c'est comme Votre fils. Ne me dites rien, ne me dites rien!
 
      — Voila la lettre! —
 
      (Ce retard, cet homme, cet ami fid?le…)
 
      Je l'ai ? c?t? de Vous. Mais c'est lui — le petit valet de coeur! Il у a des ?venements nouveaux qui Vous mettent pres de lui: Vous ne resterez pas dix ans sans vous revoir.
 
      Il у a un autre jeune honune; il est aupr?s de lui? Oh nom d'un gueux!
 
      …Il у a une autre dame qui a pein? pour lui, malade elle-m?me…grande surprise, grand bonheur…
 
      …Il n'?crit pas, mais c'est parce qu'il est un peu insens? apr?s sa maladie. On ne fait pas ce qu'on veut dans un h?pital. Tr?s nerveux, un peu insens?. Je vois bien une lettre, mais ce n'est pas encore pour demain. C'est peut-?tre pas lui qui Vous ?crira, c'est un infirmer.
 
      (Большая пауза)
 
      — Vous avez bien tout dit? — Il ne faut pas tout dire. Il у a des choses qu'on doit garder. Il ne faut dire que le trois par trois. Trois par trois. Je Vous en ai d?j? trop dit.
 
      — Alors, Vous aves bien fini? — Bien fini, et ne Vous mettez pas en peine: il gu?rira. — Alors, Vous ne direz plus rien? — Ch?re dame, je Vous en ai dit long.
 
      — Alors, c'est moi qui Vous dirai: il est dans un h?pital, il vient d'?tre op?r?, il ne m'?crit pas, je ne connais pas ses parents… et je n'ose pas trop souvent lui ?crire — et je ne sais rien sur lui — et c'est pourquoi je suis venue — Vous demander ? Vous — qui savez.
 
      Она, показывая на трефовую даму внизу, сочувственно: — Pauvre gas! Je le savais: j'?tais ? c?t?.
 
      …Qu'est-ce que je Vous dois? — C'est toujours ce qu'on veut. Je suis toujours contente.
 
      Кладу. — Oh, c'est trop, c'est bien trop! Vous allez ?tre gen?e…
 
      — Prenez. Vous m'avez fait beaucoup de bien.
 
      — Il a beaucoup de jeux. C'est le premier. Et j'aurai beau ne pas Vous reconnaitre — quand Vous reviendrez — il en vient tant! — je Vous reconnaitrai ? Votre jeu. Vous aurez beau avoir un grand manteau blanc, et avoir les cheveux arrang?s par le coiffeur, et ?tre maquill?e — je Vous reconnaitrai ? Vos cartes, a sera toujours le second jeu. J'aurai beau Vous oublier, comme j'ai oubli? Vos cartes — les cartes me diront. Il у a le grand cours des jours. Il у a le cours des jours — qui vont et viennent. Il у a le Trois par trois. Et tant d'autres encore…
 
      — Qui Vous a appris ? faire les cartes? Vous avez ?a dans la famille?
 
      — Non, Madame. J'ai commenc? ? 17 ans. J'etais avec une dame qui savait faire les cartes. Mais elle les faisait pour elle. Un soir elle m'a envoy?e en commission — o? j'ai eu peur. Le matin en faisant les cartes elle m'avait dit: — Je vois quelqu'un courir — et c'est moi qui ai d? courir, car le soir elle m'a envoy?e dans de mauvais lieux, et je lui ai dit que c'?taient des voyous qui ?taient apres moi — mais c'?tait bien le contraire. Si j'avais su tirer les cartes — je n'y serais pas all?e… — Прощаемся. — Je reviendrai. Je reviendrai pour faire mon second jeu, nos seconds jeux. — Soyez heureuse, ch?re Dame, et t?chez de profiter un peu, et grand merci ? Vous.
 
      <Приписка на полях:>
 
      Записано у нее же, пока говорила, слово в слово — 29 авг<уста> 1936 г., на скалах над С<ен->Пьером, в субботу, в третьем часу дня.
 
      31-го августа 1936 г. — тотчас же после получения Вашего письма, понедельник.
 
      St. Pierre-de-Rumilly-Haute Savoie — Ch?teau des Arcine.
 
      Дитя! Начнем с дела. Вы отлично сделали, что не приехали. Вы поступили как умный хороший зверь, который пошел отлеживаться в берлогу. (Если бы Вы тогда приехали — это был бы удар радости, которого я не мыслю. У меня всегда чувство — что я умру от радости — или от страха.)
 
      Но оставим — неприезд, будем — о приезде.
 
      Скованная Вашим молчанием, упорством его, всё б?льшим и б?льшим ростом его, на мне — весом его, скованная внешне как и внутренне, я ничего решительного не предприняла — и не могла предпринять. Я только запросила домой, докуда я здесь, и еще — и еще — одну свою приятельницу — сможет ли она временно одолжить требуемую сумму. Докуда — еще не знаю, деньги будут в любую минуту (Вашей в них надобности — любой — помните). Всё дело сейчас 1) в степени Вашей поправки, 2) в сроке моего пребывания, ибо не от меня зависит.
 
      — Голубчик, знаю, что пишу не о том, но ведь в том я (пока) бессильна — потому что не знаю точного состояния Ваших легких и, вообще, Вашей физики: сопротивляемости, едоспособности и способности усвоительной, не знаю Вашего физического материала — будьте другом, напишите мне серьезно и подробно — а не капризно (напр<имер> «резали что-то возле печени» — что это за ответ? Неужели Вам самому не интересно — чт?, а если самому н? — неужели Вы не понимаете, неужели Вы до сих пор не понимаете — чт? для меня — Вы — весь, со стихами, — как с кишками). Но — к делу: напишите мне всё, что Вы о физическом себе знаете — и больше, чем знаете — узнайте, чтобы узнала — я. Тогда — можно говорить.
 
      Другое: предположим, что этот Ваш приезд ко мне к 15-му сентября — не удастся — либо потому, что Вы недостаточно окрепнете, либо потому что мне придется уехать раньше, — чт? Вы хотите, на выбор: чтобы я к Вам осенью в Schwendi приехала — и уже не на ч?с (сейчас, при максимальной удаче, это был бы час — если это вообще мыслимо — в один день — из Арсина в Швенди — в один день — с невозможностью ночевки, ибо я без заграничн<ого> паспорта и не могу получить визы) — уже не на час, а на несколько дней. У меня в Париже загр<аничный> паспорт есть, и есть друзья, и они мне с визой помогут. Только — важная подробность — где я в Schwendi буду жить? Можно там жить? Это (помимо санатории) — деревня? Комнаты — сдаются? Цены — астрономические или человеческие? (Хотя вся Швейцария — астрономическая, только зажигалки — человеческие.) А если не в Schwendi — так где? Чтобы каждый день видаться. А можно — каждый день видаться?
 
      Второе: хочешь — ты — приехать осенью в Париж — и вот для чего. У меня есть друг — женщина — русская — изумительный врач и человек — и с изумительным врачебным даром (g?nie). Когда — в 1929 г. — у близкого мне человека никто в легких не находил ничего — она первая прослышала и забила тревогу и добилась немедленного отъезда сюда же — откуда пишу. Она абсолютно-подробна и, одновременно — le grand coup d'oeil, т. е. никогда не рассматривает больного только в данности больного органа, а — неизменно в совокупности всего его физического и духовного явления — в соответствии всего со всем. Я ей не только верю абсолютно (чт? «я» — и чт? — «верю») я знаю — своим, и всех своих друзей, и знакомых и даже чужих людей за 14 лет опытом — что лучшего врача быть не может.
 
      Хочешь — пойдем к ней? Она скажет всю правду — все твои возможности и невозможности — и перспективы — и запреты, — всего тебя физического даст как на ладони. Она очень любящая (и очень меня любит) и совсем особенная, с таким же душевным g?nie, как врачебным. (Она — эмигрантка еще царского времени, 20 лет в Париже, непрерывная практика, работает у самых больших профессоров, у нее ход ко всем именным врачам (светилам), которые всегда — не было исключения — подтверждают ее диагноз.) И это мне родной человек, и к тебе отнесется, как к родному.
 
      — Хочешь? Тогда ты приедешь ко мне, я тебя устрою в Ванве, возле, и буду с тобой все время, которое захочешь и сможешь. (А утром буду приходить здороваться.) Ты будешь мой гость. В город от нас — рукой подать: 7 мин<ут> ходу до метро и столько же до автобуса.
 
      Но — как ты ходишь? (Сколько вопросов — и насколько бы проще…) Т. е. — как ходил до операции? Сильно ли задыхаешься? (Я теперь рада, что тогда проводила твою сестру — точно — немножко — тебя.) Одолеваешь ли подъем, — и какой? И есть ли такой, который не одолеваешь? (Говорю не о горах, а в размерах холмистого города. Впрочем, у самого метро — стоянка автомобилей, а до нас — на машине — минута.) Еще подробнее: сразу ли ты чувствуешь — что в г?ру? (Незаметный для глаза подъем.) Вообще — что у тебя с легкими? В точности. (Есть правое и левое, есть верхушка и низ — и середина, наверное, так чт? — с каждым и в каждом??)
 
      Значит, решай — как тебе лучше. И реши — немножко заранее, хотя бы в виде плана. Я бы бесконечно хотела тебя ей показать. (Ее зовут Маргарита Николаевна, ее дом в Париже — единственный, куда я прихожу без зова — могу придти в любой час суток — и несуток — в любой час души.)
 
      Тогда вместе с М<аргаритой> Н<иколаевной> все выясним: всего тебя — и будет легче — и тебе и мне.
 
      _______
 
      Но о себе — сейчас — не хочу тебе писать, проглочу. Эти дни (твоего молчания) одни из моих самых тяжелых за жизнь. (Знай раз-навсегда, что я ничего не преувеличиваю: всё преуменьшаю.)
 
      Сейчас одно важно: твое здоровье, — и мое к тебе-только, поскольку я могу тебе помочь: от помочь до развлечь.
 
      Еще одно: не оставляй меня т?к — подолгу — без вестей, ради Бога! Ведь есть — открытки. Только два слова, чтобы мне т?к не мучиться — как эти дни. (К?к — ты не узнаешь никогда. Да и я не знала, что так — можно. Каждую минуту целого дня, и всей моей силой — а сколько их было — дней!)
 
      Но ты это — забудь, ты мне ответь:
 
      1) чт? показал снимок,
 
      2) есть ли, в связи с этим, надежда на приезд в St. Pierre не позже 15-го (позднее — боюсь — будет мой отъезд).
 
      3) чт? решаешь: м?й Берн или тв?й Париж.
 
      4) если Берн, т. е. Schwendi — к?к там устроиться (цены).
 
      Всего 4 вопроса и умоляю тебя ответить на них возможно скорее и точнее: можно вместить ровно в 8 строк. 5) Как ходишь? (Тогда — 10.)
 
      _______
 
      Теперь жди — с завтрашнего дня — ряда приятных вещей, все дни подряд, ибо я тебе не писала только потому, что не знала, нужно ли тебе это, не слишком ли много? трудно? — вся я (хотя и пытающаяся уменьшить свой вес, как в детстве — физически — 17 верст в тарантасе, на чьих-то коленях — не давить, не весить, сплошь на мускулах сердечного страха).
 
      Убеди меня, что я тебе — нужна. (Господи, в этом все дело!) раз-навсегда убеди, т. е. сделай, чтобы я раз-навсегда поверила, и тогда все будет хорошо, потому что я тогда могу сделать — чудо.
 
      Итак, я жду — делового ответа, а ты жди — ряда непременных радостей.
 
      (Знаешь сонет у Гёте, который называется:
 
      Sie kann nicht enden…
 
      (гениально, что он с этого — начинает! И гениально, что это самая законченная форма — сонет).
 
      О твоих стихах (только сейчас, после перерыва Гёте, заметила, что все время писала ты) напишу отдельно и внимательно.
 
      Я все делаю (пишу, перевожу, читаю, хожу, говорю) и у меня ни одной мысля в голове нет, кроме тебя и твоего здоровья.
 
      Ты думаешь — я не писала «случайно»? П. ч. чем-нибудь была «занята»? Мне это нсписанис тебе стоило б?льших усилий, чем все мои писания вместе взятые: других усилий: другие мускулы работали: обратное.
 
      Ну, жду, обнимаю, люблю — но не даром я не люблю глаголов (страшная грубость!), но чтобы обходиться б?з — нужны стихи или присутствие. Будет и то и другое.
 
      А завтра тебя ждет — верная радость.
 
      М.
 
      <Приписка на полях:>
 
      Я больше не хочу писать Вам Monsieur — какой вы Monsieur? — Вы гораздо больше Herr, чем Monsieur — только вспомните производные: herrisch, herrlich, Herrlichkeit — и Heer no соседству (himmlische Heere ).
 
      1-го сентября 1936 г., среда
 
      Ch?teau d'Arcine,
 
      Письмо о стихах
 
      — Что я об этих стихах думаю?
 
      Первое и резкое: убрать кавычки — отличные стихи.
 
      Зачем и откуда — с Вашим чудесным сердцем — кавычки на таких чудесных, чудодейственных вещах, как жалость, труд, страдание, любовь, подвиг?
 
      Что такое кавычки? Знак своей непричастности — данному слову или соединению слов, как знак его условности в наших устах. Подчеркнутая чуждость их простому употреблению и толкованию. Знак своего превосходства — над той простотой. Кавычки — ирония. То же самое, что «так называемая жалость». Так называемая, а мною так не называемая, мною не т?к называемая, мною называемая — слабость (либо глупость).
 
      Но, родной мой, вычеркнув из своего душевного обихода и словаря — слова (и понятия) — совесть, расплата, нищенство, больница, тюрьма, братство, любовь, труд — чт? тогда от мира и от сердца останется?
 
      Вы скажете: — М<арина> И<вановна>, Вы передернули, Вы подменили пошлые (ставшие пошлыми) словесные соединения — именами существительными, пошлыми быть не могущими.
 
      Но, мой друг: чт? пошлого — в больничной палате?