Он до сих пор не решил, как правильно обращаться к Бринну. Юному богу не слишком нравилось, когда его называли господином; с другой стороны, как ещё обращаться первосвященнику к своему светлоликому патрону? Одно наш герой знал твёрдо: в присутствии богов смертным нельзя забываться. Даже когда светлоликие ведут себя совсем по-человечески, выпивают с тобой море вонючей браги и горланят похабные песни, не след забывать, с кем имеешь дело. За последнее время Эдан хорошо усвоил, что даже боги не всесильны — и они могут ошибаться; но тем не менее эти могущественные существа определённо мыслили и реагировали на происходящее не свойственным человеку образом. Вот и сейчас уверенность Бринна в успехе, несмотря на двухнедельные неудачные поиски, была абсолютно непоколебима.

Они сидели на поросшем мхом берегу лесного озера. Шумели и поскрипывали вековые сосны; плескала в отдалённых камышах невидимая рыбина; Бринн невозмутимо выстругивал из высохшего корня какую-то фигурку, а его верный жрец со скуки охотился на жуков-водомерок.

«Следовало бы наловить рыбы на ужин», — решил Эдан и поднялся на ноги, оглядывая полянку в поисках подходящего удилища. А может быть, привязать к какой-нибудь жердине подлинней дротик и загарпунить щуку?

— Не тебе первому сегодня пришла в голову эта идея, — заметил бог в ответ на его невысказанные вслух мысли, — спроси лучше у того рыбака, может, он продаст тебе часть своего улова?

— Какого ещё рыбака? Я не вижу никого поблизости!

— Если тебе не лень промочить ноги, сходи за камыши — его лодка где-то там. И щуку он уже изловил.

— Да?!

— Разумеется, — пожал плечами Бринн и с прежним увлечением принялся за свою фигурку.

Эдан распустил завязки, стянул мягкие сапоги красной кожи и закатал штанины повыше. Стараясь не шуметь, он двинулся через заросли, осторожно раздвигая камыш, вымахавший в рост взрослого мужчины. Глубина оказалась примерно по колено; под ногами противно чавкало болотистое дно. Впереди заблестела открытая вода, и жрец увидел длинную узкую лодку. Бринн, как всегда, оказался прав; в долблёнке-однодеревке расположился совсем юный рыбак с гарпуном в руках. Он сосредоточенно высматривал что-то за бортом, поводя костяным зазубренным наконечником то вправо, то влево.

Собственно говоря, это был первый местный житель за шесть последних дней. Двое встреченных с неделю назад охотников недолго думая обстреляли незнакомцев из луков (без особого успеха), после чего поспешно ретировались в неизвестном направлении. Тогда Бринн двумя пальцами поймал нацеленную в него стрелу за древко и проводил недоумевающим взглядом мелькавшие в подлеске спины убегающих храбрецов. У прилетевшей стрелы оказался кремнёвый наконечник, исполненный с немалым искусством.

Вероятно, гостеприимство у населения дикого края озёр и лесов было не в чести, поэтому Эдан боялся опять спугнуть повстречавшегося им человека. Хотя упускать его он также не собирался, и подождал, пока челнок не приблизится к зарослям.

Удача в очередной раз улыбнулась рыбаку: внезапно он резким движением ударил гарпуном по воде и поднял его обратно с трепыхающейся на острие краснопёркой.

— Отличный выдался денёк! — поприветствовал мальчика Эдан, выходя из камышей. Ладони он держал перед собой в извечном жесте человека, демонстрирующего свои добрые намерения.

Однако юный рыбак не поверил — завидев чужака, он тотчас замахнулся гарпуном со всё ещё насаженной на него добычей. Вероятно, бедолага был настолько повергнут в ужас видом неизвестно откуда взявшегося воина в кожаном панцире и при мече, что от своего же неловкого движения пошатнулся, не удержал равновесия и полетел в воду.

Лодка перевернулась, снасти вместе с уловом посыпались за борт. Пока мальчишка отфыркивался от попавшей в рот воды, Эдан подобрался поближе, перевернул челнок в нормальное положение, а затем первым делом выловил плавающую кверху брюхом крупную щуку. Внезапно оказавшаяся на воле рыба ещё не окончательно пришла в себя, но подёргивающиеся плавники свидетельствовали о её достойной всяческого уважения живучести.

Мокрый рыболов наконец осознал, что неминуемая лютая смерть по какой-то причине откладывается на неопределённое время. Он снова был при гарпуне, но теперь не спешил пускать его в ход. Стоя по грудь в озере, он затравленным взглядом наблюдал за действиями чужеземца. Неизвестный человек на племенной территории, без сомнения, подлежал уничтожению; но, с другой стороны, подросток вообще впервые видел чужеземца на землях рода, если, конечно, не считать менового поля. Он также не мог припомнить рассказов сородичей о невесть откуда забредавших незнакомцах — если такое и случалось, то нечасто, и последний раз это произошло очень давно. Эдан беззлобно улыбнулся ему:

— Я не причиню тебе вреда. Скажи, где живут твои сородичи? Нам необходимо встретиться с вашим вождём.

Подросток в ответ разразился длинной тирадой на неизвестном нашему герою наречии. При этом он опасливо косился на оружие незнакомца.

— Честно говоря, я не понял ничего из того скрипения, прищёлкивания языком и горловых стонов, которые ты по величайшему недоразумению считаешь речью, — дружелюбно заметил Эдан. — Не мог бы ты выражаться по-людски? Я вижу, тебя заинтересовало моё снаряжение. В ваших краях, наверное, и металла-то в глаза не видели! Хочешь потрогать?

Молодой жрец протянул рыболову свой кинжал обмотанной кожей рукоятью вперёд:

— На, возьми! Я дарю его тебе!

Вместо того чтобы принять диковинный нож, парень шарахнулся от него в сторону подобно тому, как если бы Эдан предложил ему подержать ядовитую змею.

— Не нравится? Странно... — Упрятав нож обратно в наколенные ножны, жрец продолжал: — А не подскажешь ли, где мне найти служителей Вана-пращника? Этот бог, должно быть, очень популярен в ваших краях. Понимаешь? Ван! Ван т'Ллеу!

Парнишка и на самом деле что-то осознал, судя по тому, с какой мрачной решимостью он вновь схватился за свой гарпун с костяным наконечником.

— Как ты мне надоел! — промолвил Эдан, подныривая под нацеленное ему в лицо зазубренное острие. — У вас здесь все такие бешеные? — поинтересовался он, возникая у плеча незадачливого рыболова, одной рукой крепко прихватывая его горло, а другой — древко оружия. — Идём-ка лучше со мной! — заключил жрец Бринна, отбросив гарпун в застрявшую в камышах лодку.

Перебросив скрученного, но отчаянно пытающегося вырваться из захвата подростка через плечо, он спокойно зашагал сквозь шумящие на ветру заросли.

Часом позже на поляне весело потрескивал костерок, над которым коптилась тщательно вычищенная и порезанная кусками щука, насаженная на ивовые прутья. Мальчишка-рыбак немного пришёл в себя, но, однако, присел на валун подальше от увешанного оружием Эдана.

Бринну понадобилось некоторое время, чтобы освоить язык «пленника». Эдан понимал ровно столько же, сколько и его патрон, а понимал тот поначалу немного, и в голове жреца всплывали лишь обрывки фраз и тени смысла сказанного, накладываясь на слышимую им гортанную тарабарщину. Впрочем, Бринн мог бы выучить любое наречие в совершенстве за сутки, и не прошло и четверти стражи, как он уже вполне сносно болтал на языке жителей озёрного края.

— Спроси, почему он испугался железного ножа, — предложил Эдан своему богу, жадно впиваясь зубами в изрядно прокоптившуюся в дыму рыбью спинку. — Пока я вёл мирную беседу, этот злобный тип неоднократно пытался нанизать меня на свою острогу!

— Заветы предков запрещают прикасаться к железу! — отвечал парень. — Всем известно, что металл оскверняет его владельца. Мерзостно брать в руки хладный клинок, исполненный в исступлённом жаре огня: кто может знать, чьи руки изготовили его? Какую дурную службу сослужит оружие, порождённое коварными духами пламени?

— Это не твои собственные слова, — заметил Бринн, вороша поленья в костре. — Кто научил тебя столь благородной истине, юноша? — продолжал он успокаивающим тоном. — Прости моего раба, привыкшего с детства осквернять себя ношением металлических предметов, вдобавок исполненных по большей части неведомыми ему мастерами (парнишку передёрнуло от отвращения); тебя он вряд ли послушает, но, быть может, вашим племенным жрецам удастся наставить его на истинный путь? Кстати, где здесь ближайший храм светлоликого Вана Пращника?

Рыболова, который немного расслабился и придвинулся было поближе к Бринну (кстати, не имевшему при себе ни одного металлического предмета и вообще ничего, кроме штанов, сандалий и подпоясанной туники), буквально подбросило в воздух при этих словах. Он громко икнул, выронил щучью голову и часто замотал головой:

— Господин! Мне неведом ни один храм, посвящённый... как вы там сказали?..

— Ты не лжёшь, — заметил с лёгкой улыбкой бог. — Но теперь я задам вопрос иначе: разве в ваших краях не поклоняются Вану?

Мальчишка побелел, как льняное полотно, выжженное летним солнцем, и промолчал.

— Тебе мешает говорить зарок? Данный служителям Вана обет? Я освобождаю тебя от него — ибо я сородич Пращнику по Племени и рад он будет меня видеть.

Смысл сказанных слов не сразу дошёл до парнишки. Впрочем, по его лицу было хорошо заметно, что внешний вид молодого человека в замаранных болотной грязью штанах, пускай даже и в красиво расшитом хитоне, никоим образом не мог свидетельствовать о таящейся под ними сверхъестественной сущности.

— Проводи нас в свою деревню, сынок, — ласково попросил его Бринн.

— Вас немедленно убьют, как только вы появитесь на Долгом Помосте. Мы всегда убиваем чужеземцев.

— Не похоже, что ты из кровожадного племени, — вставил в разговор Эдан. — Надеюсь, у вас не принято съедать умерщвленных чужеземцев?

— Вовсе нет, — обиделся тот за своих родичей, — просто их высушенные головы с почётом помещаются на хранение в доме мужей.

— Ну-ну, беру свои слова назад, — склонился жрец в шутовском поклоне. — Приятно встретить в этакой глуши народ, столь заботливо хранящий мудрые, освящённые веками традиции. Боюсь, придётся отказаться от чести пополнить своими головами вашу родовую коллекцию. Отвези нас в посёлок, и мы попытаемся договориться с вождями миром.

...Вернувшись в Священный Брег, Эдан застал там развёрнутую богами бурную деятельность. Ханаль постоянно где-то пропадал, а возвращался обычно в компании очередных тёмных личностей, каждый раз представляя их как «ценных людей, могущих послужить нашему делу».

Покровители города были не в восторге от исхода Эданова путешествия, но восприняли известие о приобретении нефритового жезла Фехтне с поразительным спокойствием.

— Так тому и быть, — заключил Бринн рассказ своего жреца о похождениях последнего в компании вечного мстителя. — Нам же следует заняться подготовкой к неминуемой схватке с Кером. Сдаётся мне, что в предстоящей битве у нас будет один естественный союзник. Фехтне прозрачно намекал тебе о нём, но, боюсь, ты пропустил его рассказ мимо ушей. Запомни! Младший сын Торнора не болтает попусту!

— Кто же этот союзник?

— Ван Пращник! Изгнанный из Кера покровитель!

Прямо из бревенчатой стены храма появился Ханаль, увлечённо подрезавший себе кинжалом ногти. Бог-шутник плюхнулся на пустовавшую скамью и вытер грязные босые ноги о дорогой тканый ковёр.

— Я тут ненароком слышал последние слова вашего разговора, — признался старина Гони, — и вынужден огорчить всех собравшихся: с Ваном ничего не выйдет. Во-первых, формально его никто не изгонял. Пращник сам покинул Кер, обидевшись на грубое обращение со своими сыновьями. Вообще, нежная любовь к детям — характерная черта этого светлоликого. Наплодил он полубогов без числа, но каждого из них опекает и защищает, как добрая наседка.

Ханаль, приподняв бровь, придирчиво осмотрел свои ногти, удовлетворённо хмыкнул, отрастил их опять и начал обрабатывать кинжалом заново.

— Достоверно не известно даже, где он живет. В своё время я пытался разузнать о Пращнике побольше, но потерпел неудачу. Единственное, что удалось выяснить, — Ван обосновался в далёком северном краю озёр и торфяных болот. Надо сказать, он там неплохо устроился! Думаю, жрецы целенаправленно ограничивают распространение слухов о месте обитания Вана и его покровительстве над местными племенами.

Поглядев на лица Бринна и его верного служителя, старина Гони внезапно расхохотался.

— По-моему, я рассказал более чем достаточно, чтобы вы немедленно бросились на поиски светлоликого Пращника! — заключил он. — А мне недосуг — есть тут одно дельце...

Длинная узкая лодка, выдолбленная из цельного древесного ствола, легко и бесшумно скользила по тёмной озёрной воде. В таком судёнышке людям положено сидеть на корточках на равных расстояниях друг от друга и грести вёслами с коротким черенками и чрезвычайно широкими лопастями. Эдан сидел на корточках и послушно грёб с левого борта. Они плыли по направлению к деревне, где было принято непременно убивать чужестранцев. Справа по борту тянулись заросшие чахлым ельником топкие берега — сплошные торфяники простирались на десятки лиг вокруг. За лодкой волоклась особая снасть: раскрашенная деревянная рыбка со вставками из маленьких янтарей по бокам, снабжённая острым крючком, крепилась на длинном шнуре. Парнишка объяснил, что «рыбка» благодаря своей форме играет в воде и может послужить приманкой для хищного окуня, щуки или же судака. За время дороги шнур и вправду дёрнулся раза два, но, вероятно, виной тому были озёрные водоросли.

Внимание Эдан а привлекли неправдоподобно большие кувшинки, повстречавшиеся им по пути. Некоторые листья этих диковинных растений достигали двух десятков локтей в поперечнике и, казалось, могли бы выдержать вес взрослого человека. Первосвященник, заметив гигантский бутон нераспустившегося цветка, попросил рыбака подплыть к нему поближе. Тот наотрез отказался, замахал руками и торопливо закурлыкал что-то неразборчивое.

— Нельзя, — пояснил Бринн, — обычай запрещает. Он говорит, кувшинки — излюбленные цветы Хозяйки Озера, и смертному не должно касаться её цветов.

Парень закивал, а потом вновь стал о чём-то возбуждённо толковать.

— Говорит, нельзя также смотреть на цветы в ночь их цветения, — прокомментировал его речь бог, — ибо на залюбовавшегося их красотой может пасть проклятие.

— Я видел, сам видел! — гордо заявил парнишка. — И Хозяйку видел! Танцевала на цветке!

— Какую ещё хозяйку?

— Хозяйку Озера! Красивая — ух! Цветок раскрылся, а она там и пляшет, пляшет!

Эдан пренебрежительно хмыкнул:

— Спроси, сколько он выпил в тот день мухоморовой настойки? Слыхал я, что у лесных племён в обычае готовить сей бодрящий напиток, — от него ещё и не такое может привидеться!

Юный рыболов немного обиделся:

— Сроду не собирали мухоморы, а я ничего не пил! Видел Хозяйку — вот как вас сейчас вижу!

— Раз ты всё ещё жив, значит, проклятие действует не всегда, — заметил Бринн.

— Выходит, не всегда, — с готовностью согласился парень. — А может, я ей приглянулся? Хозяйке этой? Вот и пожалела меня, сироту!

Лодка, направляемая умелыми руками, обогнула по большой дуге гигантские кувшинки и взяла направление к желтевшему песчаному берегу на противоположной стороне.

— А живут ли в вашей деревне жрецы? — как бы невзначай поинтересовался Бринн между гребками.

— Жрецы? У нас нет жрецов. И не было никогда! — искренне удивился парень. — А зачем они нам?

— А кто в вашем племени служит богам? Приносит жертвы? Например, Хозяйке Озера?

— Мы никому не служим. А жертву Хозяйке или... — он понял, что чуть было не проговорился, и резко осёкся, — ну, каждый может принести жертву Хозяйке. Жрец не нужен.

— Интересный взгляд на вещи, — признал Эдан, с любопытством прислушивавшийся к разговору. — Думаю, члены касты мудрецов в городах придерживаются прямо противоположной точки зрения. Одно слово — глухомань!

— Вот и наша деревня, — промолвил рыбак через некоторое время, указывая на обширные прибрежные заросли камыша. — Почти приехали. Только уговор — вы мои пленники! Может быть, вас не сразу убьют, узнав, что мне удалось вас изловить и пленить в одиночку?

— Отличная идея, — Эдан подмигнул ему, — хочешь прославиться за наш счёт? Будь по-твоему, маленький хитрец! Однако я не вижу никакой деревни, если только вы не строите что-нибудь вроде бобровых хаток!

— Ты не прав, дружище, — ответил ему Бринн, указывая рукой в сторону берега, — посмотри внимательно: эти люди живут прямо на воде!

Бог. как всегда, не ошибся. Посреди небольшого залива, полускрытая от посторонних глаз прибрежными тростниками, располагалась деревня Долгий Помост. И надо сказать, она вполне оправдывала своё необычное название, поскольку посёлок был выстроен целиком на вбитых в озёрное дно сваях. На дощатых помостах располагались лёгкие хижины со стенами, по большей части плетёнными из ивовых прутьев; ровными рядами возвышались островерхие, крытые древесной корой крыши.

Жители издалека заметили приближение чужаков; от свайного поселения отделилось несколько длинных лодок, по десятку гребцов в каждой, которые стремительно понеслись навстречу их судёнышку. Заскрипели натягивающиеся тетивы луков, привычные руки вложили дротики в копьеметалки. Десятки пар глаз пристально наблюдали за двумя чужеземцами, ловя малейшее их движение, взгляд, слово. Они перестали грести, и долблёнка скользила по водной глади за счёт набранной скорости.

— Они смотрят так, будто собираются нашпиговать нас стрелами! — шёпотом заметил Эдан, не поворачивая головы.

— Так оно и есть на самом деле, лучше не шевелись лишний раз, — тихо промолвил в ответ Бринн.

Парнишка-рыбак отрывисто прокричал соплеменникам несколько слов. Ему односложно ответили после недолгого молчания; нос лодки зацепили багром и подтащили поближе к самому длинному из моноксилов. На банке этого судёнышка восседал молодой лучник, нацелившийся Эдану каменным наконечником своей стрелы прямо в середину лба. Жрец видел, как непроизвольно подрагивает веко у прищурившегося стрелка, и размышлял, успеет ли он пригнуться в тот миг, когда прозвучит команда, или же у бедняги сдадут нервы.

Длинный моноксил с их лодкой на буксире приблизился к торчащим из воды сваям деревенского помоста.

— Знаешь, Бринн, нам здесь не рады. Может, поедем домой?

— Не время паясничать! Будь внимателен: скоро начнётся самое интересное!

Лодки пришвартовались ко вбитым в дно сваям. Под настилом виднелось немалое количество привязанных долблёнок различных размеров — впрочем, неудивительно, если каждый в таком необычном посёлке располагает собственным водным транспортом. Несколько челноков, битком набитых любопытной галдящей малышнёй, курсировали на почтительном расстоянии от прибывших.

Стоявшие на помосте крикнули им что-то неразборчивое.

— Они приказывают мне вывести вас наверх, — пояснил их попутчик, — быстро забирайтесь по лестнице, или люди будут стрелять! Оставьте всё своё оружие в лодке, иначе никто не поверит, что я взял вас в плен.

— Мы воспользуемся приглашением, — ответил Бринн, ухватившись за первую перекладину спускающейся к воде деревянной лестницы. — Но я не ручаюсь за жизни тех, кто вздумает присоединить мою голову к хранящимся в вашем общинном доме, как только она покажется над жердями настила!

Желающих рискнуть не нашлось, однако окружившие их широким, но плотным кольцом жители не выказывали особого дружелюбия к поднявшимся на деревенский помост чужакам.

Вперёд выступил пожилой озёрный житель, облачённый в длиннополую ондатровую шубу без рукавов На его правой щеке виднелся характерный глубокий тройной шрам, повествовавший о том, как его обладатель в своё время не поладил со средних размеров медведем. В руке этот человек держал ясеневый посох, увенчанный вырезанной из дерева мордой бобра. На его поясе висел длинный деревянный кинжал с режущей кромкой, исполненной из искусно подогнанных одна к другой чешуек кремня.

— Я — Руг, — представился он. — Снимите с себя все металлические предметы и спустите их обратно в лодку — холодным вещам не должно осквернять наши жилища.

— Снимай пояс и панцирь, Эдан. Раз у них такие обычаи, нам следует подчиниться.

Недовольно передёрнув плечами, молодой жрец стянул с себя доспехи. Без ставшего привычным панциря он сразу же почувствовал себя очень уязвимым.

Руг, кем бы он ни был, несомненно обладал достаточно высоким положением. Столпившиеся вокруг «пленников» жители почтительно поглядывали на него, ожидая соответствующего случаю решения. Руг же долго безмолвствовал: он внимательно изучил чужаков с головы до пят, после чего неторопливо приблизился к Бринну:

— Ты кто?

— Бринн, — признался тот, одарив Руга широкой и приветливой улыбкой.

Не похоже, чтобы это существенно прояснило ситуацию, и Руг задал следующий вопрос:

— Что вам здесь надо?

— Вана, — честно ответил ему Бринн.

По толпе прокатился ропот, подобный нарастающей прибрежной волне. Приспущенные тетивы луков вновь заскрипели, а кремнёвые наконечники копий опять нацелились на .нахальных чужеземцев. Из плотного кольца деревенских жителей донеслось несколько голосов, предлагавших Ругу не затягивать с расправой.

Однако статный вождь, или, быть может, жрец, поднял руку, жестом призывая зачинщиков примолкнуть.

— По какому праву ты требуешь Вана?

— Я вовсе не требую. Спросите у него — вдруг Ван сам пожелает со мной встретиться?

По реакции жителей стало понятно, что эту фразу восприняли как не очень удачную шутку. Что думал Руг, предположить было нельзя, поскольку его грубое скуластое лицо оставалось абсолютно невозмутимым. После недолгого размышления он наконец принял долгожданное решение. Под разочарованные крики односельчан, несомненно предвкушавших ритуальное убийство чужаков, Бринн с Эданом были отконвоированы в пустовавшую хижину, у дверей которой выставили усиленную охрану.

Юный бог улёгся на набитый тростником тюфяк и, окинув взглядом тонкие стены их «темницы», заметил:

— А этот Руг не так прост, как кажется. Он наверняка понимает, что воины снаружи выставлены не для нас, а для спокойствия среди жителей свайного посёлка. Сбежать из нашего сарайчика легче лёгкого, только вот куда денешься с рукотворного острова? Кстати, Руг, несомненно, жрец Вана Пращника. Не удивлюсь, если он его родственник: на полубога наш новый знакомый не тянет, значит — внук или правнук.

— Откуда ты знаешь?

— Ну, это же очевидно. Жрец всегда отличается от простого человека или, скажем, мага.

— А чем? — заинтересовался Эдан.

— Не знаю. Отличается, и всё! Когда ты принёс мне клятву, ты тоже перестал быть тем, кем был прежде. Клятва, дорогой мой, не бывает просто так. Любое слово имеет силу — проклятые сгоряча твоим дружком Фехтне воины смогут подтвердить этот прискорбный факт. Таким образом устроен мир; о деталях можешь спросить у моего отца... впрочем, даже если когда-нибудь представится такая возможность, он вряд ли что-либо тебе ответит.

— Правду ли говорят, что отец твой Огам придумал письменность?

— Наверное... Он многое изобрёл. Думаю, проклятые значки — самая бесполезная из всех его задумок: они годятся только для дряхлых, ослабевших памятью сказителей. А кому нужен забывчивый сказитель? Насколько мне известно, сам Огам ими никогда не пользовался и пользоваться не собирается.

Они просидели взаперти до вечера. В час когда закатное солнце просвечивало сквозь плетение стен там, где обвалилась глиняная обмазка, а над ухом у Эдана зазвенели первые вышедшие на охоту комары, дверь отворилась и пленникам внесли неожиданно обильный ужин. За время заточения Эдан изрядно проголодался, поэтому с жадностью накинулся на чудесное жаркое из дичи с водяными орешками. Запивая его местной слабенькой брагой, он похрустывал маринованными побегами какого-то растения. Бринн, разумеется, не чувствовал голода и, отпробовав всего по кусочку, перевёл взгляд на вошедших гостей. Одним из них был уже знакомый Руг, вежливо дожидавшийся окончания трапезы. Вторым пришёл невысокий горбун, всё тело которого было странным образом перекручено набок; вдобавок ко всему посетитель сильно косил на оба глаза. Одевался этот странный абориген в какое-то полусгнившее домотканое рваньё, поддерживаемое поясом тончайшей выделки. На поясе висели потёртая праща с мешочком камней и маленький бубен.

Эдан прожевал последний кусок, вытер жирные руки о предложенное вышитое полотенце и в свою очередь уставился на посетителей. Внимательно изучив горбуна с пращой, он вполголоса спросил у своего патрона:

— Это, часом, не сам Ван к нам пожаловал? Бринн покачал головой:

— Нет. Думаю, он его родной сын.

— Похоже, Вану не повезло с детьми, — ехидно заметил молодой жрец.

Озёрные жители не поняли (или притворились, что не поняли) ни слова из их разговора. Молчание прервал Руг, который обратился напрямую к Бринну:

— Господин желал встречи с Ваном?

Юный бог просто кивнул.

— Господин получит встречу с Ваном, если проследует с нами.

Эдан приподнялся было со своего места, но Бринн остановил его жестом:

— Ты останешься здесь.

Недовольный жреп пожал плечами: спорить в столь странной обстановке — дело бесполезное. Бог и два его провожатых встали и скрылись за дверью, которую стражники тотчас же затворили за ними.