ГЛАВА I

Однажды пожелал Бринн навестить одного своего дальнего родственника. Дорога оказалась неблизкой, но это его нисколько не смущало. Итак, Бринн шёл на север семь месяцев и ещё семижды семь дней. Поначалу его путь пролегал через те края, где с неба непрерывно накрапывала тёплая морось, а заросшая мхами почва была пропитана влагой, как губка. Древесные стволы густо оплетали лианы, сплошь усеянные крупными цветами. На ветвях чинно сидели удивительные птицы: их расцветка соперничала яркостью с лепестками цветов, хотя голос более напоминал скрип несмазанных тележных колёс. Длиннохвостые обезьяны, срывавшие с веток крупные зелёные плоды, норовили попасть ими в голову прохожему. Он лишь смеялся, подбирал плоды с земли, сдирал жёсткую кожуру и с аппетитом ел их сладкую сочную мякоть.

Луна уже успела народиться дважды, и теперь Бринн шёл по унылым равнинам, поросшим горьким ковылём и невкусной лебедой. Изредка вдали виднелись цепочки курганов, выбеленные солнцем купола походных шатров или жёлтые тучи пыли, поднимаемые стадами кочевников.

Так проходил месяц за месяцем, наконец и равнины остались позади. Бринн шагал по извилистым тропам глухих сосновых и еловых лесов, раскинувшихся на десятки дневных переходов. Хотя тайга изобиловала всевозможной дичью, реки — хариусом и форелью, а человек не испытывал недостатка ни в диком пчелином мёде, ни в кореньях, ни в грибах и алой бруснике, дружелюбие и гостеприимство у местных жителей были не в чести. Костяные острия их стрел доставляли Бринну некоторое неудобство, вонзаясь под кожу. Он прибавил шагу, желая поскорее выбраться из тёмного неприветливого леса.

С каждым новым днём пути деревья редели; вечнозелёные сосны сменились стелющимися над самой землёй карликовыми берёзами. Перед Бринном открылась холодная негостеприимная тундра, страна вечных туманов. Отыскав на промёрзшей земле кустик спелой морошки, он присел на корточки и неторопливо обобрал все ягоды; затем двинулся дальше.

Наконец показался берег океана, усеянный чёрной галькой и ломкими белёсыми бородами высохших водорослей. Путешествие по суше подошло к концу.

На берегу рядом с обтянутым шкурой тюленя каяком стоял на коленях его хозяин. При помощи кремнёвого ножа он ловко разделывал только что добытую нерпу, отчего пена на чёрной прибрежной гальке порозовела, смешавшись с кровью убитого животного.

— Славная добыча! — заметил Бринн, подходя поближе. — Славная добыча и отличный охотник!

Тот ненадолго оторвался от своего занятия, обернувшись на голос, коротко кивнул и вновь принялся за работу.

— Мне требуется лодка, — объяснил Бринн. — Хотя бы такая, как твой челнок.

— Мне он тоже нужен, — ответил охотник, стряхивая со своих рукавиц остатки внутренностей.

— Хорошая у тебя лодка.

— Точно, хорошая.

— Я мог бы выменять её.

— Разве ты имеешь что-нибудь ценное? — полюбопытствовал охотник. — Высок ли твой род? Может, он владеет неисчислимым поголовьем оленей? Множеством шлифованных топоров? Женщин? Рабов? Челнок стоит очень, очень дорого. Это хороший каяк. Проворный, словно угорь, и прочный, как моржовый клык!

— Род мой не низок и не слишком высок; не из самых знатных, но и не совсем безвестный. Думаю, мы могли бы с тобой сторговаться, — улыбнулся Бринн. — Есть ли у тебя заветное желание?

— Мой гарпун треснул. — Хозяин лодки приподнял с земли древко, демонстрируя собеседнику криво обломившийся иззубренный наконечник из кости. — Желал бы я иметь такой гарпун, который всегда бьёт без промаха в любую цель, будь то сёмга, нерпа или белуга!

— Я мог бы сделать тебе новый. — Бринн порылся в прибрежном мусоре, подобрал с песка старую расщеплённую кость, острый обломок камня и принялся за работу. Двумя быстрыми движениями он расколол кость вдоль; ещё несколько ударов потребовалось, чтобы придать ей необходимую форму.

— Воистину, любой мальчишка нашего дома изготовил бы гарпун получше, — заметил обитатель тундры, с сомнением глядя на неказистое творение незнакомца.

Закрепив его комком смолы в развилке древка, он зашёл в воду по колено и замер, высматривая у дна серебристые спинки рыб.

— Не надо целиться. Просто бросай, — посоветовал Бринн.

Гарпун с негромким плеском ушёл под воду. Владелец лодки дёрнул за длинный ремень, вытянув обратно отделившийся наконечник. На острие сколотой кости трепыхался жирный сиг.

— Так я забираю каяк? — спросил Бринн.

Человек кивнул, не отрывая взгляда от пойманной рыбы.

Бринн забрался в кожаный челнок, оттолкнулся веслом от камня и принялся грести прочь от берега.

Подле забытой туши нерпы прыгали птицы, яростно сражаясь друг с другом из-за разбросанных кусков требухи. Силуэт охотника, недоуменно вертевшего в руках чудесное орудие, постепенно удалялся. Вскоре берег и вовсе скрылся из виду.

День за днём Бринн грёб без остановки, пока однажды воды перед носом его каяка не расступились, открыв серую блестящую спину огромного животного.

— Кто ты такой и что тебе от меня надобно?

— Я — касатка, — заявило чудовище, разевая огромную пасть. — И я собираюсь съесть тебя. А для начала, пожалуй, разобью хвостом твою жалкую скорлупку!

В мгновение ока Бринн по горло погрузился в ледяную воду океана.

— Теперь пришёл твой черёд! — сказала касатка.

— Подавишься! — И, выждав подходящий момент, Бринн воткнул в зубастую пасть плававший на волнах обломок весла.

Уяснив, что прочно застрявшая распорка мешает ему сомкнуть челюсти, животное в приступе отчаяния замолотило по воде плавниками, обдав Бринна тучей брызг:

— Перештань! Отпушти немедленно! Што жа фамильярное обращение!

— Ты утопила мою лодку. Если я, так уж и быть, освобожу тебя, поможешь ли ты мне добраться до берега?

— Конешно! Конешно! — поспешно заверила его касатка. — Уцепишь жа мой хвошт, и я вмиг домчу тебя, куда шкажешь!

— Договорились! — Бринн не без труда вскарабкался на гладкую спину хищницы и устроился поудобнее.

Прошло немало времени, прежде чем вдалеке на севере вновь замаячила земля. То была угрюмая, покрытая снегами и вечными льдами страна. На её унылых берегах самый зоркий взгляд не заметил бы ни малейших признаков растительности. Огромные ледники, скрывавшие сушу под своим толстым панцирем, сползали с береговых утёсов прямо в холодные волны океана. Единственными звуками в том замёрзшем мире были лишь свист ветра, шум бьющего о берег прибоя и пронзительные крики чаек, во множестве гнездившихся в трещинах чёрных скал.

— Мне пора возвращаться. Слезай! — промолвила запыхавшаяся касатка.

Наездник сполз в воду, и она тут же нырнула, даже не сказав «до свидания»: известно, что у касаток вежливость не входит в число добродетелей. Дальше пришлось добираться вплавь.

Скоро ступни, обутые в плетёные сандалии, нащупали скользкие камни дна. Бринн вышел на берег, смахнув с плеч мелкие льдинки. С любопытством разглядывал он огненные столбы и сияющие сполохи, раскрасившие причудливыми узорами полнеба. По поверьям обитающих в тундре народов так духи умерших танцуют свой вечный танец в небесных чертогах. Бринн слышал о том не раз, но сам к возможности существования небесных чертогов относился весьма скептически.

Отсюда до мест обитания родственника было уже рукой подать — лиг двести—триста. Не успело бы солнце в иных широтах взойти и закатиться четыре раза (здесь же светило пренебрегало своими обязанностями, безвольно застыв у горизонта), как конечная цель немного затянувшейся прогулки была достигнута.

К своему удивлению, Бринн узрел лишь голую скалу без каких-либо признаков жилья. Не обнаружив ничего интересного, он, слегка обескураженный, уже собрался повернуть домой, как вдруг чей-то громоподобный голос окликнул его с вершины каменного пика:

— Эй, ты не ко мне, приятель?

— А, дедушка, вот вы где! — обрадовался Бринн. — Позволите ли к вам подняться?

— Ну залезай, раз уж пришёл! — прогремело в ответ.

Бринн проворно вскарабкался на вершину утёса и учтиво поклонился своему родственнику, восседавшему на каменном кресле, вырубленном в монолите базальтовой скалы.

Дед сразу произвёл на него очень благоприятное впечатление; впрочем, Бринн никогда не верил в те глупости, которые частенько рассказывали о нём иные сородичи.

В дедушке было не менее десяти локтей росту. Кожа его оказалась необычного тёмно-серого цвета. Редкие снежинки, сыплющиеся с затянутого тучами неба, оседали на длинных кудрявых волосах и бороде и таяли на могучих плечах исполина. Глаза были подобны двум бездонным озерам, однако в их глубине таился холодный и яростный огонь, присущий всему его Племени.

— Здравствуй, внучек. С чем явился ты ко мне? Ведь не только ради удовольствия взглянуть на старину Ллуда?

Бринн скромно потупил взор и покатал стопой лежащий у его ног камушек.

— Видите ли, соплеменники всегда бранили меня за то, что я трачу время зря — шатаюсь где попало, вожу дружбу со всяким зверьём и людьми... Вот я и решил прийти сюда с тем, чтобы смиренно просить малую крупицу вашего знания.

В ответ раздался раскат дикого хохота, от которого лигах в десяти несколько пингвинов от неожиданности попадали в ледяную воду небольшого озерца, а стая чаек, пролетавшая неподалёку от утёса, потеряла ориентацию и полетела в обратном направлении.

Ллуд долго не унимался. Насмеявшись всласть, он отёр навернувшиеся на глаза слезы волосатой лапищей и переспросил:

— Стало быть, ты желаешь обрести знание?

— Признаю, с моей стороны было не очень вежливо без приглашения напроситься к вам в гости, однако...

— Да уж, внучек, ты нахал. Да и глупец в придачу. Думал — достаточно прийти на край света и сразу получишь все необходимое? Вот мой ответ: не стоило являться сюда по двум причинам. Во-первых, настоящее Знание никто никогда не получал просто так: ведь это — самая ценная штука на свете. Полученное задаром, оно не принесёт никакой пользы. Во-вторых, не имело смысла идти так далеко — то, что ты ищешь, ты мог обнаружить всюду, где бы ни пожелал!

Ллуд зевнул, развёл могучие плечи и неторопливо потянулся; хруст его затёкших суставов больше всего напоминал громыхание горного обвала.

— Дам я тебе напоследок один совет: учись у людей, вместо того чтобы беспокоить понапрасну старших сородичей. Быть может, у какого-нибудь грязного и неумытого отшельника с горного хребта Кайшанг мудрости на кончике ногтя больше, чем в косматой башке старины Ллуда. Кстати, стоило бы тебе обратить внимание и на собственные ногти!

Бринн бросил недоуменный взгляд на свои руки:

— О Ллуд, но почему полученное даром Знание бесполезно?

— Да потому, глупец, что всё приобретённое без усилий никогда не станет истинно твоим! — Дедушка закрыл глаза и сложил руки на животе, всем своим видом показывая, что аудиенция закончена. Пронизывающий полярный ветер трепал его седую шевелюру, придавая неподвижной фигуре на вершине скалы весьма величественный вид.

Спустившись вниз с каменного пика, Бринн двинулся в обратный путь. Встреча с Ллудом не оправдала его ожиданий. Тот предпочёл отделаться от навязчивого юнца парой туманных афоризмов и ровным счётом ничего ему не прояснил.

Где бы ни пролегала дорога Бринна — по утёсам ли, меловым холмам, бескрайним степям, — на ходу он размышлял о речах старого Ллуда.

«Знание можно отыскать повсюду, — бормотал он себе под нос. — Как странно! Что значит — повсюду? Есть ли истинная мудрость внутри трухлявого пня? А может быть, оно заключено вон в том замшелом камне? Или же в чёрной сосне, разбитой ударом молнии? В птицах? Лесных зверях? В преодолевающем пороги осетре?» Подобные мысли не давали Бринну покоя. Везде искал он подтверждения дедушкиным словам — и не находил ровным счётом ничего.

Так странствовал Бринн по лесам и долинам, переваливал через горные хребты и переходил вброд реки. Неутомимо покрывал он лигу за лигой, отделяющие одно людское поселение от другого, — ибо Бринну от рождения не была ведома усталость. Повсюду: в деревеньках земледельцев, в укреплённых валом да деревянным тыном посёлках, в становищах скотоводов — жители в равной мере настороженно встречали незнакомца. Когда же Бринн начинал задавать вопросы, в услышанном от него люди находили подтверждение своим подозрениям.

Довольно часто его пытались убить; Бринн скоро привык к этому и не обижался. Иные относились к пришельцу миролюбиво, и тогда он подолгу жил на одном месте, по мере сил и умения помогая по хозяйству. Весной с крестьянами засевал полбой поле, летом пас отары овец на высокогорных лугах, осенью острым серпом с обсидиановыми вкладышами жал рожь. Женщины маленького племени из затерянной в горах долины научили его, как печь из ржаной муки вкусные лепёшки. Эта еда пахла дымом и была на изломе темна, словно древесная кора. Бринн жил с людьми и терпеливо учился тому, чему они могли его научить, — своей нехитрой науке жалкого существования. Однако если он спрашивал людей: «где отыскать Знание?» — те лишь смеялись в ответ. И только однажды, когда его вопрос услышал престарелый вождь степного стойбища скотоводов, то ответил пословицей: «Болг мудрость продаёт втридорога, а смерть отдаёт даром».

— Поведай мне, где найти этого Болга, а я уж сам узнаю у него цену Знания! — попросил Бринн старика.

Тот только рассмеялся и предположил, что его собеседник сам хорошо знает место обитания Волга:

— Воистину, легко тебе будет найти его! Что может быть проще, чем отыскать середину мира?

Бринн согласился со стариком: действительно, что может быть проще? И снова отправился в путь.

Долго ли, коротко ли, дошёл он до самой середины мира и отыскал там край, в котором жил Хранитель Мудрости. Как вскорости обнаружилось, тот не любил незваных гостей: над окрестными горами собрались чёрные тучи, небо разорвали ослепительные молнии, а грохот разнёсшегося грома был подобен звуку сотен тысяч военных барабанов из бычьей кожи. Бринн не обратил на весь этот фейерверк ни малейшего внимания. Как ни в чём не бывало он продолжал брести по дну узкого извилистого ущелья, ведущего в заветную долину. Обрушившийся с небес страшный ливень пробудил к жизни стремительные селевые потоки, но все они обошли Бринна стороной. Вслед за дождём из туч посыпался град. Каждая градина своей величиной соперничала с перепелиным яйцом, но они не могли причинить Бринну боли. Затем Хранитель Мудрости воздвиг перед ним стену жаркого огня; Бринн прошёл сквозь неё невредимым, поскольку он не ведал того, что огонь обжигает. Тогда хозяин счёл необходимым появиться перед гостем.

Хранитель Мудрости оказался невысоким, узкоплечим и слегка прихрамывающим на правую ногу. Он имел один-единственный глаз, расположенный посредине морщинистого лба; однако целых три зрачка были в этом глазу, и каждый из них сверкал бешенством.

— Зачем пришёл ты ко мне, незнакомец из Племён? — вопросил Болг низким вибрирующим басом .

— Моё имя Бринн, сын Огама из Племени Ллеу. Я пришёл за Мудростью. Назови свою цену!

Хранитель покачал лысой шишковатой головой:

— Убирайся прочь, сын Огама. Я никогда не позволял народам Племён пить из моего Озера Мудрости. Известно ли тебе, кто я такой?

— Ты — Болг!

— Правильно. Я — Болг, из рода болгов. Моё имя во всех людских языках означает «неистовый». Все боятся и почитают меня и весь мой род!

— Я не боюсь тебя и никогда не почитал твой род. Посторонись же и дай испить воды из Озера Мудрости!

— Какой прыткий малый! — одобрительно хмыкнул Болг. — Что же, пусть будет по-твоему. Однако знай: цена моего товара весьма велика. Готов ли ты заплатить за него человеческую цену? Ту цену, которую за мудрость платит смертный человек?

Бринн кивнул:

— Согласен!

— Тогда иди к нему! Вот оно, озеро, — блестит вдалеке! Доберёшься — пей сколько влезет. А я пока кликну своих слуг — они позаботятся о том, чтобы прогулка показалась тебе нескучной!

Обещанные слуги не замедлили появиться. Их было всего лишь пятеро, но эти пятеро стоили пяти тысяч отборного войска.

— Позволь представить моего первого слугу, — промолвил Болг. — Его имя Добродетель, и для него нет большего удовольствия, чем медленно и со вкусом задушить свою жертву.

— Отлично. Посмотрим, на что сегодня сгодится Добродетель!

Омерзительный демон раскинул свои огромные лапы и двинулся навстречу Бринну.

— Иди сюда, малыш! — проворковал он. — Дай-ка я обниму тебя! Последнее время ты себя плохо вёл, но мы ведь не будем наказывать такого маленького мальчика, правда?

— Правда! — ответил ему Бринн, ловко поднырнув под гигантский локоть.

— Куда же ты? Ай-яй-яй, — продолжал занудствовать неповоротливый демон, озираясь по сторонам в поисках исчезнувшего противника. Бринн же, оказавшись у Добродетели за спиной, крепко обхватил её за талию и, приподняв в воздух, отбросил подальше. Демон издал жалобный вопль, пролетел несколько десятков локтей, рухнул на скалу и больше не поднимался.

— Признаться, Добродетель всегда была самой неловкой из моих служанок, — заметил Болг, бросив мимолётный взгляд на неподвижное тело. — Теперь же настала очередь Сострадания, ибо Сострадание всегда идёт вслед за Добродетелью!

Второй демон двинулся по тропе навстречу Бринну, посылая ему умильные взгляды и аппетитно причмокивая.

— Сострадание высасывает из своих жертв кровь до последней капли, — пояснил Хранитель Мудрости, — и только когда в теле не останется ни искорки жизненной силы, оно оставляет его на корм коршунам и шакалам.

— Иди сюда, милый! — пропело Сострадание. — Уж я-то знаю, как ты нуждаешься в жалости!

— Возможно! — ответил ему Бринн, и демон тотчас же вцепился в него мёртвой хваткой. Однако Бринн не медлил и на этот раз: одним ударом он переломил Состраданию хребет.

— Опять твоя взяла! — ухмыльнулся Болг. — Однако не время праздновать победу, сын Огама! На смену Состраданию следует его сестрица Любовь!

— Истинно так! — подтвердил Бринн сказанное, внимательно разглядывая свою новую соперницу. Та была прекрасна, как и положено Любви. От её жаркого взгляда окружающие камни накалились докрасна, а кроны нескольких лиственниц на дне каньона занялись ярким пламенем.

— Любовь сжигает человеческое сердце дотла, — сказал Хранитель Мудрости, — а тебя, Бринн, она спалит целиком, не оставит даже пригоршни пепла!

— Посмотрим! — пожал плечами сын Огама, скидывая с себя верхнюю рубаху. Наскоро перевязав рукава, он наполнил импровизированный бурдюк водой из ручья, струившегося по дну лощины.

— Попробуй-ка поймать меня, красавица! — произнёс Бринн и... исчез.

— Где он, мой суженый? — страстно простонала Любовь, обводя окрестности затуманенным взором. От этого взгляда в ущелье становилось жарковато, горные травы жухли и чернели прямо на глазах. Однако в тот миг Бринн объявился вновь — теперь уже за спиной демона.

— Остынь, подружка! — порекомендовал он, обдав Любовь потоком холодной воды из горного ручья. Раздалось громкое шипение, фигура демона окуталась густыми клубами пара, и Любовь надолго потеряла боеспособность.

— Ты вновь победил! — признал Хранитель Мудрости. — Однако не торжествуй раньше времени: не бывает Любви без Веры, с ней-то тебе и придётся сразиться на этот раз!

От тяжёлой поступи нового врага задрожала земля. Несмотря на свою очевидную мощь, Вера имела один существенный изъян — она была совершенно слепа. Вместо глаз у неё было два гладких красных рубца. Обеими руками могучий демон держал огромную секиру. В полированной бронзе лезвия играло яркое солнце, освещавшее поле битвы.

— Вера обычно расчленяет свои жертвы на куски, — сообщил Болг слегка приунывшему Бринну. — Можешь мне поверить, слепота ей в этом вовсе не помеха. Она просто разрушает всё, что попадается на пути!

— Я всегда побеждаю! — проревела Вера. — По-другому и быть не может! Тебе меня не одолеть!

— Однако следует попробовать, — ответил Бринн и вовремя пригнулся: смертоносное лезвие описало широкий полукруг, норовя снести ему голову с плеч. Следующего удара он дожидаться не стал — ухватил демона руками за щиколотки и резким рывком опрокинул его. Массивная туша тяжело рухнула на камни. Бронзовая секира отлетела в сторону, ударилась обухом о базальтовый выступ, и лезвие с дребезжащим звоном раскололось на две половины. Поверженный враг некоторое время лежал неподвижно, но затем пришёл в себя и пополз в сторону ближайших кустов, жалобно хныча и причитая по дороге.

— Тебе удалось перебороть и Веру, — нехотя признал Болг, с явным сожалением глядя вслед уползающему слуге, — а ведь она была одним из моих лучших бойцов! Впрочем, наиболее сильного противника я приберёг напоследок. Вот он, самый страшный враг человека! Имя ему Здравый Смысл, своими цепями он опутывает врага и заковывает в них навеки!

Здравый Смысл не торопился приблизиться к своему сопернику; хитро прищурившись, он наблюдал за Бринном, перебирая пальцами несколько переброшенных через плечо цепей разной длины. Этот воин оказался во много крат опаснее предыдущих; осторожно ступая, он кружил по скальной площадке и терпеливо выжидал удобный момент для атаки. Бринну удалось уловить тот миг, когда первая цепь внезапно размоталась и полетела ему в ноги; сын Огама подпрыгнул высоко вверх, но вторая цепь, брошенная почти одновременно с первой, обвилась вокруг его шеи. Демон ринулся вслед за ней и опрокинул своего противника наземь, однако Бринн вовремя откатился в сторону, избежав хлещущего удара третьей цепи. Ему удалось поймать её за самый кончик. Здравый Смысл попытался высвободить своё оружие, но выдернуть его из руки Бринна оказалось делом настолько же невозможным, насколько немыслимо кузнечику выкорчевать из земли сосну. Бринн же воспользовался секундным замешательством демона и захлестнул цепь вокруг горла её владельца. Они оба покатились по земле, раздирая бока об острые камни. Здравый Смысл из последних сил стягивал свои цепи, но Бринн оказался выносливее: в конце концов демон, удушенный собственным же оружием, перестал подавать какие-либо признаки жизни.

Победитель поднялся с земли, отряхнулся и двинулся по направлению к Озеру Мудрости. Болг куда-то запропастился. Вероятно, поражение пяти его слуг произвело на старика неприятное впечатление; а может быть, он просто внезапно вспомнил о неком неотложном деле.

Озеро оказалось довольно небольшим, всего несколько сотен локтей в поперечнике. На поверхности не наблюдалось даже лёгкой зыби; вода была абсолютно чистой и прозрачной, но всё же и самый зоркий глаз не смог бы разглядеть дна; да и может ли быть дно у Озера Мудрости?

— Жаркий выдался денёк. Самое время искупаться! — сказал сам себе Бринн, скидывая сандалии на прибрежную гальку.

Из-за высоких скал, запиравших вход в долину, появился Болг. Он не пытался воспрепятствовать Бринну, погружавшемуся в воды Озера Мудрости, с большим интересом наблюдая за ковыляющим к берегу Здравым Смыслом. Пришедший в себя демон едва держался на ногах, пару раз он спотыкался, по упорно продолжат приближаться к своему врагу.

Бринн же позабыл обо всём на свете: он самозабвенно плескался в озере и пил его сладкую воду.

— Тебе не уйти от моих цепей! — прохрипел Здравый Смысл, упал на колени и опустил свои руки по локоть в воды Озера Мудрости. Таким холодным оказалось его прикосновение, что вода начала замерзать на глазах; Бринн понял, что творится неладное, но слишком поздно — лёд прочно сковал его уста и члены. Он застыл посреди огромного айсберга, не в силах шевельнуть и мизинцем.

— Отличная работа! — похвалил Болг своего раба. — Паренёк попался, как муха в янтарь! Отнесёшь его на ледник. Надеюсь, там крепкий сон нашего друга не потревожат ещё пару-тройку тысячелетий!

Приказание было исполнено в точности.

ГЛАВА II

Однажды погожим июньским утром по каменистой тропинке, прихотливо вьющейся между невысоких сосен на склоне горного хребта, бодро шагал одинокий путник. На вид ему можно было дать не больше двадцати. Его русые волосы были коротко выстрижены на висках и за ушами, но на затылке доставали до плеч. Вероятно, предметом особой гордости нашего героя являлись длинные вислые усы, придававшие его юному лицу более мужественный вид. Бороды он не носил. Движения этого человека были легки, взгляд — внимателен, а в жестах чувствовалась уверенность.

Он предпочёл не пересекать сползающий с вершин ледник и стал спускаться вдоль его края вниз, в глубокую лощину. Там молодой человек рассчитывал отыскать воду и сделать привал. Надежды оказались не беспочвенными — по дну ущелья протекала быстрая горная речка. Здесь оказалось значительно холоднее: в глубокой тени от нависающих скальных карнизов под ногами хрустел почерневший слежавшийся снег — напоминание о недавно минувшей зиме.

Шерстяной плащ в крупную жёлто-коричневую клетку и объёмистая кожаная сумка легли на плоский камень. Следовало поискать дров на растопку. Широким тяжёлым ножом он нащепал лучины -из ствола сухого дерева, лежащего на камнях у горного потока; извлёк из котомки трут, пару кремней и быстро соорудил небольшой костерок. Огонь шипел и плевался, но разгораться не хотел. Обнаружилось, что под тончайшим слоем почвы здесь также залегает лёд. От соприкосновения с огнём он плавился, и недавно занявшиеся полешки на глазах погружались в вечную мерзлоту. Путник выругайся и принялся сгребать угли в сторону. Для костра следовало бы отыскать более удачное место. Однако он замер как громом поражённый, не закончив своего занятия: из-под открывшегося льда на него смотрели... чьи-то глаза!

— Мертвец! — прошептал юноша, и пальцы его левой руки машинально сложились в охранительный жест. Теперь вмерзшая в лёд фигура была хорошо различима до плеч. Смерть застала несчастного совсем молодым — он казался ровесником человеку, его отыскавшему. Пропорции лица, обрамленного спутанными волосами, казались невероятно гармоничными; глаза были широко открыты, а на губах застыла лёгкая улыбка.

Наш герой сообразил, что впереди предстоит нелёгкая работа: совершенно необходимо извлечь тело и исполнить над ним все полагающиеся погребальные обряды. В противном случае оставалась вероятность, что душа погибшего в горах человека станет его преследовать. Без сомнений, неупокоенная душа — отнюдь не лучшая компания в путешествии. Придя к такому неутешительному выводу, молодой человек взялся за работу: представлялось немыслимым вырубить труп из холодного плена без подходящих инструментов, и ничего не оставалось делать, кроме как расплавить весь лёд вокруг.

Вскоре на берегу речки полыхал большой костёр, удалось затащить в него даже комель высохшего бревна. Из-под углей в разные стороны растекались ручьи черной жижи, лёд плавился на глазах. В какой-то момент юноше показалось, будто веки смутно виднеющегося лика слегка затрепетали, однако он отнёс это на счёт своего разыгравшегося воображения. Между тем огонь работал быстро: изо льда сначала появилась голова, а затем — плечи и грудь. Покойный был облачён в простую тунику из некрашеной шерстяной ткани, по краю расшитую причудливым геометрическим узором. На шее виднелся оберег — треугольная бронзовая пластинка без каких-либо украшений, укреплённая на сыромятном ремешке. Молодой человек, не справившись с собственным любопытством, потянулся было к амулету, желая рассмотреть его получше; однако как раз в этот момент мертвец моргнул, глубоко вздохнул и сел, небрежным движением стряхнув с груди пылающие головни костра.

— Доброе утро! Долго же я спал! — произнёс он, — сладко потягиваясь.

Ответное приветствие последовало не сразу. Юноша в три прыжка преодолел локтей пятнадцать и теперь присел за большим валуном, сжимая в правой руке своё излюбленное копьё с узким охотничьим наконечником. Оживший вёл себя определённо не так, как по общепринятым представлениям надлежало себя вести восставшему из могилы призраку: неторопливо поднялся на ноги, размял затёкшие члены и широко улыбнулся своему освободителю. При каждом движении его заледеневшая одежда громко хрустела.

— Как тебя звать, добрый человек?

— Меня? — Побледневший юноша быстро сообразил, что подобный вопрос не имеет особого смысла: кроме них, поблизости больше не было ни души. После недолгой паузы он назвал своё имя: — Эдан. А тебя?

— Бринн. Хорошо, что ты развёл костёр. Мне было холодно.

— Это не потребовало больших усилий. А как ты попал в лёд?

Бринн уселся на землю, поджав под себя ноги, и задумался. Талая вода стекала с него ручьями.

— Не помню, — наконец признался он, — я крепко спал и видел сны. А как ты очутился здесь?

— Я возвращался к своему наставнику. Время от времени он посылает своих учеников в путешествия с разными поручениями. Сюда я забрёл совершенно случайно.

— Что значит «случайно»?

— Я вовсе не предполагал...

— Если ты чего-то не предвидел, это ещё не значит, что происходящее — случайно, — назидательно заметил Бринн. — В мире ничто не происходит само по себе. Все вокруг нас — суть следствие или причина. Кстати, ты говорил о своём наставнике. Учит ли он тебя мудрости?

— В некотором роде...

— Я хотел бы встретиться с ним. Может быть, он дарует и мне крупицу своего Знания? Как ты думаешь, Эдан?

Молодой человек замешкался. Неизвестный чужак, да ещё встреченный при подобных обстоятельствах, — всегда опасность. Стоит ли рисковать, приглашая его в свой дом? Однако Бринн не был просто чужим: исходившие от него дружелюбие, необычное спокойствие и уверенность не позволяли ни на миг усомниться в его искренности.

Эдан кивнул и подтвердил, что его наставник, вероятно, будет очень рад принять у себя такого гостя.

Итак, дальше они пошли вдвоём. Как выяснилось, хозяин Эдана жил поблизости: лигах в ста — ста пятидесяти от места необычной встречи. Путешествие заняло бы совсем немного времени, если бы не глупая, по мнению Бринна, привычка Эдана спать по ночам. К тому же в дороге он постоянно искал еду и жевал всякую гадость, которую Бринн никогда и в рот бы не взял.

Однажды вечером попутчики расположились у костра — Эдан с невероятным упорством разводил огонь на каждом большом привале. Неожиданно на лесную поляну выскочил большой ворон. Судя по тому, как он волочил крыло, Бринн понял, что оно сломано. За вороном из кустов выбежал рыжий лис, который, очевидно, намеревался подкрепиться легкой добычей.

— Пошёл прочь! — прикрикнул на лиса Бринн и с лёгким поклоном обратился к птице: — Здравствуйте, уважаемый! Не желаете ли отужинать с нами?

— Премного благодарен, — прокаркал ворон в ответ, — должен признаться, в последние дни всё как-то не доводилось нормально поесть!

Получив часть куропатки, пойманной Эданом по пути, он расположился рядом с едой и начал неторопливо отщипывать клювом маленькие кусочки мяса. Однако вскоре, заметив, что на него никто не обращает внимания, ворон с жадностью набросился на угощение.

Эдан наблюдал эту сцену в полном недоумении.

— Ты разговаривал с птицей или мне почудилось?!

— Конечно. Разве тебе это кажется предосудительным? — в свою очередь удивился Бринн. — Хотя, должен заметить, у нашего ворона очень резкий выговор. Не так-то просто понимать, о чём он толкует.

Юноша только недоверчиво покачал головой: он не мог понять, шутит ли Бринн или говорит серьёзно. Где это слыхано — непринуждённо болтать с птицей, словно с торговцем на меновом поле9

Поутру, когда они собирались в путь и Эдан с вороном завтракали остатками ужина, Бринн обратился к юноше:

— Послушай, не у той ли горной вершины живёт твой учитель? В том направлении виднеется дымок.

Эдан проследил за направлением его руки и заметил:

— Да, там, но клянусь Тремя Богами, невозможно что-либо разглядеть с подобного расстояния. Воистину, у тебя зрение как у орла. Если мы поторопимся, то, думаю, поспеем домой сегодня к вечеру или, в крайнем случае, к завтрашнему утру.

Пока Эдан вытряхивал набившиеся в сандалии камешки, Бринн повернулся к ворону:

— Ну что, пойдёшь с нами?

— Почту за честь, — прокаркала птица.

— В таком случае забирайся ко мне на плечо... Э! Полегче! — прикрикнул на ворона Бринн, когда острые когти птицы судорожно вцепились ему в предплечье.

— Извините, господин. Со сломанным крылом я стал таким неловким... — Ворон кое-как вскарабкался ему на плечо и устроился там поудобнее, после чего вся компания тронулась в путь.

Около полудня они остановились выпить воды из чистого источника. Бринн был весьма удивлён, заметив отёсанный прямоугольный камень рядом с ручейком. На нём лежали нехитрые подношения: головка сыра и пара караваев. На ветвях росшего неподалёку дуба висели самые разнообразные предметы: разноцветные тряпочки, бронзовый кинжал, пара ошлифованных базальтовых топориков, какие-то старые кости, нитки и прочее барахло.

— Взгляни, Эдан, по-моему, на том камне лежит кое-что повкуснее тех горьких корешков, которые ты постоянно жуёшь!

Юноша, самодовольно ухмыльнувшись, сгрёб снедь с камня себе в котомку.

— Видишь ли, всё это — жертвы моему Учителю, — пояснил он. — Местные жители считают его чем-то вроде бога или демона и регулярно оставляют ему воздаяния здесь, на жертвенном камне. Частенько они бывают неплохой прибавкой к нашему однообразному рациону.

Бринн обошёл вокруг разукрашенного дуба и осторожно потрогал пальцем сушеную ящерицу, чей длинный хвост был надёжно закреплён в развилке сучьев.

— А кто такие боги? И демоны? Эдан был искренне удивлён.

— Скажи, а разве твой народ не поклоняется богам? Не приносит им жертвы в храмах и святилищах?

— Не знаю... Откровенно говоря, мне не совсем ясно, кого именно ты имеешь в виду под словом «боги».

— Ну... Они — могущественные существа, которые изредка являются в мир людей. Мало кто из смертных может похвастаться тем, что смог лицезреть живого бога. Как и люди, каждый из богов владеет каким-либо ремеслом. Боги-воители, например, могут подарить военную удачу своим избранникам, богов плодородия просят даровать славный урожай, женские божества помогают при родах... Ну и так далее.

— А как они выглядят?

— Понятия не имею. В легендах говорится, что они подобны людям, но только выше, красивее и сильнее. Само собой, они бессмертны и всемогущи.

— А демоны?

— Демоны — совсем другое дело. Учитель говорит, что невежественные люди называют так самых разнообразных существ, непохожих на них самих; но обыкновенно, говоря о демонах, имеют в виду сильных старых духов.

— Понятно... А зачем же люди повесили всю эту рухлядь на ветках? — Бринн махнул рукой в сторону дуба.

— Это не рухлядь, — немного обиделся Эдан, — жители таким образом умилостивляют духа источника. Они небогаты, знаешь ли: во всей округе живут только простые горцы — скотоводы и охотники. Вот они-то и вешают на священное дерево свои скромные подношения для того, чтобы источник не пересох.

— Странно. Какой прок местному духу от старого кинжала или овечьего хвоста? — удивился Бринн. — Вряд ли ему всё это когда-нибудь понадобится!

— Откуда тебе знать, какие жертвы нужны духу? — отпарировал Эдан. — Раз люди поколениями приносят ему жертвы, значит, так и надлежит поступать. Богам — жертвы получше, могучим демонам — попроще, а духам и гениям источников, леса и рек достаётся только то, что завалялось в карманах.

— Ну давай у него самого спросим, — предложил Бринн, и только Эдан открыл было рот. собравшись прокомментировать столь необычное предложение, как он гаркнул, сложив ладони рупором: — Эй, дух, выйди-ка к нам на пару слов!

Несколько секунд, казалось, ничего не происходило, только плеск воды в источнике стал чуть громче... Лучи солнца, пробивавшиеся через кроны деревьев, превратились в маленькую радугу над тем местом, где ключевая вода падала на камни... И вот перед ними предстал невысокий бесплотный силуэт, казалось сотканный из солнечных лучей и водяных брызг. И тихо промолвил:

— Вы звали меня?

Эдан буквально подпрыгнул на месте.

— Здорово! — как ни в чём не бывало поприветствовал духа Бринн. — Послушай, рассуди наш спор: нужны ли тебе все висящие на дереве веши или нет? Только честно!

— Не знаю, как лучше ответить вам, светлоликий, — прошептала тень на воле. — С одной стороны, мне они ни к чему. Я не ем приношения; за меня их употребляют ваш приятель и его товарищи. Я не могу использовать эти веши каким-либо образом; однако люди, приходящие к источнику, вместе с жертвой приносят нечто: некое ощущение, присутствие, которое остаётся со мной и моим источником навсегда. В этом основная ценность жертвы. Ответил ли я на вопрос?

— Пожалуй, да, — ответил ему Бринн. — Можешь отправляться по своим делам — больше я тебя не задерживаю.

— Спасибо, и всего хорошего. Чистой воды! — промолвил дух и беззвучно растворился в воздухе.

— Слышал? Он подтвердил мою правоту! — резюмировал Бринн.

Его попутчик предпочёл промолчать, хотя в глубине души он был уверен в обратном.

Судя по выбранному Эданом направлению, их путь лежал к седловине меж двух гор. За вершину одной из них зацепилась грозовая туча, пространство между землёй и небом на перевале было затянуто серой пеленой дождя. Они пробирались сквозь частый подлесок. Резкие порывы ветра раскачивали прижившиеся на скалах корявые сосенки. Вдалеке пророкотал раскат грома.

— Похоже, твой дом встречает нас неприветливо! Молодой человек стряхнул ладонью мокрую хвою, осыпавшуюся на волосы и за шиворот.

— Вероятно, Учитель Эльг ещё не заметил нашего появления. Погода в наших краях, как правило, подчиняется его воле. С помощью хорошего снегопада несложно отпугнуть незваных гостей.

— А что находится за тем перевалом?

— Наша долина. Речушка, озеро и пара деревень.

— Мы направляемся туда? Эдан покачал головой:

— Не совсем.

Вместо того чтобы продолжать идти ко входу в долину, он повернул к западу и зашагал по узкой каменистой тропе, ведущей вверх по склону горы. Этот путь вовсе не был предназначен для удобной прогулки: временами уклон становился слишком крутым и приходилось продвигаться при помощи рук. Преодолев несколько лиг по петляющей меж скал тропинке, путники оказались на краю неширокого, но весьма глубокого ущелья. За ним располагалось небольшое, покрытое зелёной растительностью плоскогорье, вдалеке виднелась группа каких-то строений. Над пропастью изогнулся узкий подвесной мост. Он поддерживался толстыми витыми канатами, прикрепленными к деревянным столбам. Столбы были вбиты глубоко в грунт и дополнительно укреплены крупными валунами. При взгляде на эту подозрительно поскрипывающую и раскачивающуюся на ветру конструкцию возникали невольные сомнения в её надёжности.

— Этому мосту уже больше шестидесяти лет, — пояснил Эдан.

— Судя по всему, его ни разу не ремонтировали, — заметил Бринн, разглядывая деревянный настил, в котором не хватало не менее трети досок.

— Всё как-то руки не доходят. Проще будет построить новый, когда этот рухнет.

— Надеюсь, необходимость в таком строительстве не возникнет раньше, чем мы достигнем противоположной стороны, — пробурчал Бринн, но послушно ступил на неверно пошатывающийся мост вслед за своим провожатым.

Тем не менее они пересекли ущелье без приключений.

— Добро пожаловать в цитадель Гориас, Бринн! — Говоря о цитадели, Эдан определённо имел в виду кучку простых хижин, окруженных редкой цепочкой вертикально поставленных каменных столбов.

— Откровенно говоря, я не наблюдаю в окрестностях никакой крепости. Уж не о том ли загончике для скота твоя речь?

— Именно так. Скоро ты убедишься сам: быть может, во всём мире не сыскать крепости надёжнее, чем дом моего Учителя. Идём же!

Вблизи названные цитаделью постройки производили весьма необычное впечатление. В центре располагался большой дом, или, скорее, огромный каменный ящик, наподобие тех гробниц, которые сооружают многие народы для своих почивших вождей. Стенами его являлись четыре поставленные на ребро квадратные каменные плиты, со стороной локтей в тридцать. Крыша была изготовлена из ещё одной, горизонтально уложенной плиты, намного большего размера. Она покоилась на четырёх стенах, отчего издалека всё сооружение напоминало гигантский гриб на толстой ножке. Подле каменного ящика располагалось несколько пристроек значительно более скромной архитектуры, небольшой огород и деревянный сарай, в котором по внешнему виду и доносящемуся оттуда запаху несложно было распознать свинарник.

Хутор окружали три кольца из вертикально установленных камней-менгиров. Грубо обработанные четырёхгранные столбы находились на равных расстояниях друг от друга, каждый из них в высоту превосходил два человеческих роста. Во внутреннем, самом маленьком, круге насчитывалось девять камней, в среднем — восемнадцать, а внешний состоял из двадцати четырёх менгиров.

Сей мирный пейзаж, казалось, не нёс на себе отпечатка тайной угрозы. Под воздействием стихий камни на протяжении бессчётных веков обветрились и покосились, их поверхность покрылась выбоинами и сплошь заросла серыми лишайниками. Однако внимательный взгляд отметил бы всё же некоторые странности: тогда как в окрестностях стояла ненастная погода, земля между внешним и средним кольцом освещалась яркими лучами солнца — столбы на этом пространстве отбрасывали резкие тени. В то же время между средним и внутренним кольцами было ветрено — ветер гонял по земле неизвестно откуда взявшиеся осенние листья и закручивал пыль в маленькие вихри.

— Это и есть цитадель?

— Точно, она самая, — подтвердил Эдан. Его новый приятель пожал плечами и зашагал к строениям напрямик.

— Стой! Опасно! — Эдан удержал его, схватив за запястье, в тот самый момент, когда Бринн намеревался пересечь невидимую границу внешнего круга.

— Не понимаю, чего ты так разволновался. Я не вижу ни вала, ни стен, ни стражников. Кто сможет причинить мне вред?

— Цитадели Гориас не нужны стены и стража. Она защищает себя сама с тех самых незапамятных времён, когда её неведомые строители установили здесь менгиры. Немногие могут пересечь внешний круг, и никто не перейдёт средний, оставшись при этом в живых!

— Каким же образом в таком случае ты и твой учитель проникаете внутрь?

— Это возможно, если точно знать сочетания времени суток, фаз луны и соответствующего маршрута, которому необходимо точно следовать при движении между камнями. В зависимости от времени вход изменяется, а свернёшь с кружного пути — и ты покойник! Когда я был подростком, Учитель давал мне веник с ведёрком и приказывал прибрать то, что оставалось от пытавшихся забраться к нам в дом. Весьма неаппетитное зрелище!

— Что же происходит с такими смельчаками?

Вместо ответа Эдан поднял с земли камень и швырнул его в сторону столбов. До границы круга он летел по нормальной траектории, однако затем скорость его полёта стала замедляться до тех пор, пока камень не увяз в чудесным образом затвердевшем воздухе. Покачавшись немного туда-сюда, булыжник вылетел обратно и со свистом пронёсся у них над головами.

— Многих круг просто отбрасывает, — пояснил эту наглядную демонстрацию Эдан, — однако случались и такие, которым удавалось прорваться дальше. Смерть их, как правило, бывает ужасной. Видишь вон те спирали на земле — вдоль них оседает пыль и мусор?

— Да, вижу.

И правда, пространство между каменными кольцами было покрыто странными вихреобразными узорами и завитками, напоминавшими причудливый орнамент.

— Спирали скручивают попавших в них... вот так. — И Эдан изобразил, будто выжимает обеими руками бельё. — А иные к тому же... как бы сказать... — от неприятных воспоминаний молодого человека слегка передёрнуло, — выворачивают жертву наизнанку! Временами круги работают совершенно непредсказуемым образом; клянусь лбом Дана, что некоторые попавшие внутрь столетия назад до сих пор плутают между окутанных туманом столбов и не могут отыскать дорогу!

— Удавалось ли кому-нибудь пробраться внутрь цитадели?

— Мне известно о существовании лишь одного такого счастливца. Это мой Учитель Эльг. Когда он решил здесь обосноваться, ему поневоле пришлось разгадать загадку менгиров. По его рассказам, штурм брошенной цитадели стал самым опасным приключением в его жизни, и было бы чистым безумием решиться ещё раз на что-либо подобное. Он продвигался между столбов четырнадцать суток, иногда проводя целые дни в полной неподвижности и выверяя каждый шаг, ведь любой из них мог стать последним. С помощью своего искусства и наблюдений за освещением, тенями, расположением камней и узоров на земле ему удалось отыскать верный путь, и к утру пятнадцатого дня он пробрался во внутренний круг и рухнул там. полумёртвый от голода, жажды и перенапряжения. С тех пор цитадель Гориас находится в собственности моего Учителя.

— Чудесно, — произнёс Бринн, поднявшись с валуна, на который присел, и отряхивая пыль с бёдер, — в таком случае, пожалуй, я стану вторым. — И зашагал прямо к менгирам.

Изумленный Эдан открыл рот, да так и позабыл его закрыть. Его новый товарищ спокойно прошёл через первый круг, словно и не заметив незримой преграды. Узоры зашевелились и поползли по земле, закручиваясь наподобие воронки; тени, протянувшиеся от камней, внезапно удлинились, хищно изогнулись и прочно опутали его колени. Однако Бринн будто бы не обращал внимания на всю эту возню. Стряхнув с ног ожившие тени, он перешёл в среднее кольцо. Разбушевавшийся в его пределах ураган легко бы повалил и столетний дуб, но Бринн лишь прикрыл рукой глаза от пыли и продолжал идти к центру крепости. Внутренний круг всё же ненадолго задержал его. Появившаяся между менгирами зеленоватая дымка обожгла кожу, и он отступил на шаг назад. Недолго думая, Бринн крепко обхватил руками ближайший камень, поднатужился и выдернул его из земли. Менгир выскочил, как старый гнилой зуб, а свечение на этом участке тут же потухло. Пройдя сквозь внутреннее кольцо, он аккуратно водрузил камень на место и притоптал вспучившийся вокруг него грунт.

— Проще простого! — Бринн помахал рукой Эдану из крепости. — Давай сюда!

Его попутчик предпочёл воспользоваться более привычным и безопасным, с его точки зрения, способом. Отыскав нужный камень, он двинулся по странному маршруту, закладывая внутри колец замкнутые круги, семеня по прямой, перепрыгивая с места на место, а временами даже пятясь задом наперёд. Не прошло и получаса, как Эдан очутился внутри.

Свидетелем всего происходящего оказался невысокий и немолодой человек, стоявший у порога одной из хижин. На его обветренном лице выделялись выразительные синие глаза, обрамлённые сеткой морщин. Длинные седые волосы были собраны в пучок на затылке, а борода заплетена в три отдельные косицы, перевитые разноцветными лентами.

Эдан подвёл Бринна к старику. Тот коротко поприветствовал Эдана и с плохо скрываемым удивлением воззрился на его попутчика.

— Учитель, разрешите мне представить вам этого человека. Его имя — Бринн, он шлет Знание, посему я отважился привести его сюда.

— Ищет знание? — Учитель загадочно улыбнулся и обошёл вокруг Бринна. внимательно изучая последнего взглядом. — Что же вы хотите от меня, уважаемый господин? — промолвил он после несколько затянувшейся паузы.

— Я хотел бы у вас поучиться, — вежливо сообщил ему вновь прибывший. — Видите ли, мне стыдно перед моими родственниками: ведь я ничего не знаю и не умею. Я просил своего дедушку научить меня уму-разуму, но он только посмеялся надо мной, сослался на собственную занятость и посоветовал поискать какого-нибудь другого преподавателя!

Старик недоуменно посмотрел на Бринна и засмеялся:

— Вы, господин, вероятно, шутите. Боюсь, мне нечему вас научить.

— Но это не так, — упрямо возразил Бринн. — Не понимаю, что вы имеете в виду. Мне кажется, вы весьма искусны в... как вы её называете... — он замешкался, припоминая наиболее подходящее слово, которое как-то раз слышал при других обстоятельствах, — «магии». Я понимаю, с моей стороны неприлично являться к вам без приглашения и просить о такой милости. Однако, если вы всё же согласитесь, клянусь быть самым прилежным вашим учеником.

— Прилежным?! Учеником?! Не сомневаюсь! — Старик зашёлся в очередном приступе смеха, да таком сильном, что его обветренное лицо побагровело.

Эдан всерьёз забеспокоился, не повредит ли такое неумеренное веселье здоровью Учителя.

— За все прошедшие века мне не делали более забавного предложения, — заявил тот, немного успокоившись. — Однако в любом случае почту за честь иметь такого ученика. Ты принят в мой клан, Бринн. Располагайся. Эдан покажет тебе какой-нибудь свободный угол, места у нас здесь предостаточно.

Завернув за угол дома, они увидели полноватого юнца, по круглым щекам которого ручьями лился пот. Бедняга описывал круги по двору, передвигаясь по-лягушачьи — короткими прыжками на корточках. Руками он придерживал лежащий на загривке внушительных размеров камень.

— Здорово!

— Привет, Эдан, — пропыхтел он, не останавливаясь.

— За что тебя?

— Не выучил урок!

— И сколько будешь прыгать?

— Учитель сказал: до тех пор, пока лень и дурь из ушей не полезут! — простонал несчастный, закладывая очередной поворот.

Бринн проводил его сочувствующим взглядом.

— Кто он такой?

— Тоже из учеников. Появился тут пару лет назад. Его отцу, вождю одного из ближайших племён, внезапно пришло в голову, что инициация младшего сына должна состояться только после совершения достойного подвига. Вот папаша и выставил беднягу за ворота, посоветовав без головы колдуна из Гориаса домой не возвращаться. Думаю, таким образом он просто собирался решить проблему престолонаследия. Учитель пожалел беднягу и оставил в живых. Теперь он здесь вроде заложника: кто знает, что ещё придёт в голову князю?

— Почему Учитель так странно беседовал со мной? — спросил Бринн у своего нового друга, когда тот привел его в пустующую пристройку неподалёку от зала с огромным камином, служившего трапезной — Признаюсь, до меня не дошёл скрытый смысл его речей.

— По правде говоря, я и сам не знаю. Но ты ему понравился, это точно!

Утром Бринн вышел на широкий двор рядом с каменным ящиком, служившим Эльгу домом. Это место использовалось нынешними обитателями древней крепости для упражнений. Справа от входа были установлены пять хитроумных устройств, напоминавших деревянных кукол со множеством конечностей, нелепо торчащих в разные стороны.

— Когда я начну свою учёбу? — полюбопытствовал Бринн.

— Прямо сейчас. Эй, ты, покажешь ему! — Эльг вяло махнул рукой вчерашнему толстяку, и тот опасливо приблизился к крайней кукле. Эдан слегка толкнул столб, который стал покачиваться с тихим поскрипыванием из стороны в сторону. Ученик поднырнул под одну из деревянных рук и нанёс неожиданно быстрый для своей комплекции удар кукле в бок. Та отшатнулась и, подобно маятнику, тут же вернулась в прежнее положение. Другая «рука» со свистом рассекла воздух, но человек вовремя пригнулся и контратаковал локтем. Столб быстро завертелся вокруг своей оси и коварно подсёк ноги нападавшего перекладиной, торчащей на уровне коленей.

— И такой увалень намеревался меня прикончить! — хмыкнул Учитель, наблюдая за стонущим и потирающим ушибленные бока княжичем. — С твоим проворством не настигнешь даже беременную крольчиху! Теперь ты. — Он повернулся к Бринну.

— Что я должен делать?

— Просто защищайся. Начнём!

Манекен вновь закачался и, набрав скорость, ударил Бринна деревянным кулаком. Тот прикрылся предплечьем, и столб легко завертелся в обратную сторону. Ещё удар. Защита. Удар. Защита.

— Быстрее!

Эдан пинками раскручивал куклу, но ни одна из её атак так и не достигла цели.

— Хорошо. Теперь свяжите ему руки!

— Как же мне обойтись без помощи рук? — спросил Бринн, когда его запястья прочно стянули сыромятным ремнём за спиной.

— Уворачивайся!

Столб закачался и завертелся вновь, но всякий раз его конечности оставались на небольшом расстоянии от тела и лица Бринна, с равным успехом уклонявшегося от каждого удара.

— Очень хорошо, — заключил Эльг. — Теперь стяните ему потуже ноги! И, если уж на то пошло, завяжите глаза!

— Учитель, но как же я, обездвиженный, смогу защищаться? — спросил Бринн после того, как распоряжение было исполнено.

— Это твои личные трудности. Готово? Давай!

Манекен опять пришёл в движение, и град ударов обрушился на голову, грудь и бока Бринна. Он терпеливо сносил их, не пошевелившись; казалось, он вообще не чувствовал боли.

— Что-то у тебя стало плохо получаться, — разочарованно проворчал Эльг. — Старайся! Учение не даётся без усилий! Раз сам не можешь пошевелиться, может, тебе стоит попросить деревянную куклу, чтобы она пощадила тебя?

— Воистину, я поступлю согласно вашему мудрому совету! — вежливо ответил Бринн. Затем он склонил голову к столбу и тихонько прошептал ему несколько слов.

— Ладно, перерыв закончен. Продолжим тренировку! — Эльг сам подскочил к кукле и раскрутил её сильным рывком. Всё повторилось опять; однако на этот раз, хотя манекен снова раскачивался, вращался и бил, ни одна из его многочисленных конечностей не коснулась Бринна. Он стоял неподвижно; деревянные руки чудесным образом проходили стороной — чуть справа, чуть слева, над волосами чуть выше головы, на расстоянии нескольких пальцев от живота...

— Чудесно! Отлично! Восхитительно! — Слегка задыхавшийся Эльг отошёл от манекена. — Развяжите его! Видишь, — он повернулся к сыну вождя, застывшему с вытаращенными глазами, — всё так просто! Стоит лишь быть чуть вежливее с куклой, и она тебя не обидит! Может, желаешь попробовать ещё разок?

Ученик попробовал; однако, несмотря на все униженные просьбы, деревянный столб сшиб его с ног первым же ударом, пришедшимся точно под дых.

— Гм... — Эльг заложил руки за спину и, невозмутимо переступив через стонущего на земле увальня, приблизился к Бринну. — У тебя получилось, а у него не вышло. Вероятно, он плохо попросил? Или, может статься, ты знаешь какие-то особенные слова для дубовых манекенов? А может быть, между вами есть некое различие, благодаря которому кукла слушается тебя, но не слушается его? Весьма, весьма интересно!

Время в цитадели подчинялось строгому, раз и навсегда заведённому распорядку. Всё утро перед обедом и вечерние часы до появления первых звёзд люди Эльга посвящали учению. Еды у них было вдоволь. Бринн узнал, что небольшое племя из соседней долины исправно платило дань колдуну Гориаса, а также по мере надобности поставляло ему рабов. Взамен этого Эльг охранял единственный ведущий в их земли перевал, предусмотрительно спускал с гор лавины и заранее предупреждал горцев о приближении отрядов соседей, не менее диких и свирепых, чем они сами.

Численность клана определить было непросто: в Гориасе постоянно проживали двое-трое учеников, но хозяин частенько отправлял их с какими-то таинственными поручениями, выполнение которых иногда отнимало по нескольку месяцев, а то и лет. По предположениям Бринна, общее число находившихся у него в обучении не превышало дюжины.

Занятия магией перемежались изматывающими упражнениями в овладении разнообразными видами оружия. Эдан объяснил своему новому приятелю, что, по мнению Учителя, его подопечные должны в равной степени уметь сражаться как с помощью своих чародейских возможностей, так и более традиционными средствами. «Знаете ли, дети мои, в чём главная слабость боевого мага? — разглагольствовал старый Эльг в те редкие часы, когда его посещало хорошее настроение. — Через сотню-другую лет практики он становится чересчур самонадеян. Появляется иллюзия, что мощь его заклинаний — абсолютная гарантия защищённости. И чем же всё кончается? Рано или поздно какой-нибудь рисковый парнишка с длинным мечом и хорошо поставленным ударом подбирается к магу поближе и срубает ему голову быстрее, чем тот успеет воздеть руки. Чем мощнее заклинание, тем больше времени и сил оно требует и, значит, тем меньше шансов реально применить его против хорошего бойца. Не гонитесь за мощью! Зачем вам уметь метать разрушительную молнию на десять лиг? Лучше научитесь бесшумно подкрадываться к противнику и метать её без промаха на десять локтей. Этого вполне достаточно для победы почти над любым врагом».

Никто из жителей долины не имел ни малейшего представления как о происхождении столь необычного учения, так и о личности его основателя. Эльг никому не сообщал сведений о своих предшественниках; он также хранил в тайне и соображения, которыми руководствовался при подборе учеников.

Бринн с первого же дня своего пребывания в крепости усердно взялся за учёбу, не гнушался он и чёрной работой по хозяйству. Несмотря на наличие слуг, хозяин загружал ею каждого новичка. Новые друзья только диву давались, глядя, как быстро Бринн осваивает науку Эльга. То, на что у иных уходили многие годы, он постигал за считанные месяцы. Некоторые из учеников были даже слегка обескуражены его подозрительными темпами, особенно после того, как кто-то заметил, что новенький иногда занимается круглые сутки напролёт. Только Эльг частенько посматривал на него с загадочной ухмылкой на лице. Старик определённо о чём-то догадывался, но предпочитал ни с кем не делиться своими предположениями.

Бринн же часто размышлял над разговором, который он невзначай подслушал вечером третьего дня, проведенного в пределах колец менгиров. После ужина он бесцельно бродил по двору цитадели, как вдруг услышал приглушенные голоса Учителя и Эдана. Они доносились из-за двери самой вместительной постройки, служившей хозяину одновременно домом, святилищем, библиотекой и лабораторией.

Говорили о нём. Бринн приблизился и заметил, что, хотя в проёме не было створки, звук казался глуше благодаря странным светящимся синим волокнам, сеть из которых преграждала вход в каменный ящик. Он протянул руку и аккуратно, боясь повредить тонкие нити, чуть отодвинул их в сторону, и звук сразу стал громче. Голос Эдана произнёс: , — ...заметил нечто необычное в его поведении. Судя по всему, он вообще не устаёт, может совсем не спать. Когда мы поднимались в горы, Бринн совершенно не чувствовал холода. Ему не нужна пища — он ест только для удовольствия, а когда нет вкусной еды, не ест вообще. Кроме того, он понимает язык зверей и птиц. Бринн не знал нашего наречия, но освоил его в совершенстве, проговорив со мной всего лишь несколько часов. Он похож на могущественного чародея или жреца, который при этом абсолютно ничего Не умеет или лишь притворяется, будто не умеет.

— Верно, всё это очень необычно. Скажу больше — ты смог разглядеть всего лишь слабый отблеск его внутреннего огня. Рассказывал ли я тебе о трёх кольцах, расположенных в голове, груди и животе человека? О сети каналов, по которым внутреннее пламя циркулирует в теле?

— Да. И что с того?

— Так вот, Бринн совсем не таков. Он — сплошное сияние, однородный свет, такой яркий, что причиняет боль. Он суть Сила, Эдан, неимоверная сила. Любой из мудрых почтёт за честь находиться подле такого существа. Увидев, как он управился с менгирами, я решил — к нам явился кто-то из величайших волшебников и собирается разыграть грубую шутку, нанявшись ко мне в ученики. После разговора с ним я понял: наш новый друг не врёт. Он действительно ищет знание.

— Тогда кто же он?

— Послушай меня, Эдан, и не смейся над стариком. У нас в гостях — существо во всём схожее с человеком — у него две ноги, две руки и одна голова, — которое называет себя Бринн. Он определённо не маг, но с нашей точки зрения обладает фантастической магической силой. Он ничему никогда не учился, но для поддержания жизни ему не нужна еда, сон и тепло. Он понимает любой язык, и его приказу безоговорочно подчиняется дух источника.

— Не представляю, кем он может быть, Учитель.

— Думаю, он бог... Обыкновенный бог!

— Невероятно, — послышался после затянувшейся паузы охрипший от волнения голос Эдана. — Никогда не слышал о боге по имени Бринн Какой же народ приносит ему жертвы? Где его храмы?

_ А что нам вообще известно о светлоликих? Если верить легендам, их на свете должно быть немало. Может, Бринн просто ещё очень молод по их меркам? Если так, то его время ещё впереди — будут и подвиги, и почитатели, и святилища, уставленные его идолами. В любом случае, если бог приходит ко мне в дом и просится в ученики, не вижу особых причин ему отказывать. Такие знакомства всегда могут быть полезны. Тебя же, Эдан, попрошу пока держать нашу беседу в тайне от других. Эта комната надёжно защищена от подслушивания. Надеюсь, всё, о чём мы сегодня здесь говорили, никоим образом не станет известно в крепости и тем более в долине, куда вы иногда отлучаетесь для свиданий с обворожительными горянками.

— Учитель!..

— Ну-ну, не вижу в том ничего плохого. Главное — не злоупотреблять моим терпением.

— Хорошо, хозяин.

— Ты очень понятливый ученик, Эдан. Я всегда возлагал на тебя большие надежды.

— Спасибо, Учитель. Спокойной ночи.

— Спокойной ночи, Эдан. Да, кстати! Похоже, место его верховного жреца пока остаётся вакантным!

Голоса стихли. Бринн аккуратно расправил призрачные нити и пошел прочь.

Вскоре в лишённом окон просторном зале остался один старый Эльг. Пошарив за отворотом своего гима-тия, он извлёк из-за пазухи маленькую изогнутую трубку, вырезанную из дерева. Внутри этого нехитрого приспособления тлели какие-то ароматные травы, и Эльг время от времени с видимым удовольствием втягивал в себя дым, выпуская его затем через ноздри. В задумчивости ворошил он пальцами догорающие в бронзовой жаровне угли; по шероховатым каменным стенам бродили смутные тени — отражения его мыслей.

— Хотел бы я знать, как зовут его дедушку... — пробормотал маг.

ГЛАВА III

В те дни мир оставался пустынным, лишь великий Дан бродил по горам и равнинам, перепрыгивал через ручьи, переходил вброд моря. Земля была дика, ибо не ступала на неё нога человека. Не колосились осенью поля и не множились на пастбищах стада. Некому было развести огонь в очаге, и не было ни одного очага, ни единой хижины.

И молвил Дан: « Требуются мне помощники в трудах моих».

И вырубил Дан из скальной глыбы себе помощника по своему образу и подобию и нарёк его Гофаннон. Был искусен Гофаннон в кузнечном ремесле подобно своему создателю и принялся помогать тому в работе.

Взяли они руду медную и оловянную и отлили из светлой бронзы в трёх формах тех, что были наречены: Ллуд, Ллир и Ллеу, тех, кого люди прозвали Старшими Богами.

Извлекши из каменных форм, проковал Дан их своим молотом и вложил в них свой извечный огонь, принесённый от начала времён, и ожили Ллуд, Ллир и Ллеу.

«Теперь создадим тех, кто населит эту землю», — изрёк Дан и, волоча за собой молот, отправился в центр мира, на Гору, ведь там находилась его кузница. А так как рукоять молота оставляла в земле глубокие борозды, там, где он проходил, потекли полноводные реки.

«Непростое дело замыслил Дан! — сказали хором Ллуд, Ллир и Ллеу, услышав стук молота на вершине мира. — Пусть у него появится множество помощников». Так был сотворён Старшими Богами человек, и каждый из Трёх Богов принёс ему свой дар. Создали боги душу человека из трёх колец: одно кольцо вложил в человека Ллуд, другое вложил Ллеу, а Ллир вложил последнее, сцепив их воедино. Истинно говорят, что человек суть порождение трёх Старших Богов и состоит он из Трёх Даров — разума, дара бога Ллуда, духа, дара Ллира, и воли, дара Ллеу. Воистину так! Разум подобен кристально чистому горному ручью; Дух — огню, пылающему в груди, Воля же подобна лезвию меча. Каждый из живущих был наделён ими Старшими Богами в равной мере, и только от него зависит, как он воспользуется их даром.

Между тем многие столетия ковал в своей кузнице Дан, но всякий раз оказывался недоволен своей работой и начинал сначала. Тогда Старшие Боги привели к центру мира людей и сказали: «Вот тебе, Дан, помощники в трудах твоих».

«Ни к чему мне ваши слабосильные уродцы!» — в ярости вскричал Дан, недовольный тем, что его оторвали от дел. В сердцах ударил Создатель изо всех сил молотом по наковальне — каменный молот раскололся от страшного удара на множество кусков. Один из острых осколков пробил Создателю лоб, вонзившись в мозг. Так умер Дан. Молот же при последнем ударе высек большой сноп искр, разлетевшихся по всей округе. И в тех людях, в души которых попали искры Первого Молота, возгорелась частица извечного огня. Так родились Младшие Боги. Те из них, кто пришёл вместе с Ллудом, назвались Племенем Ллуда; те, кто пришёл вместе с Ллиром, назвались Племенем Ллира; а те, кто пришел вместе с Ллеу, назвались Племенем Ллеу.

Подобно путнику, остановившемуся при входе в гостевой дом и перекладывающему на ладони кусочки серебра — своё жалкое богатство, прикидывая, хватит ли на постой и новую хламиду тёмной шерсти, остановился и я в начале своего пути. Перекладываю из руки в руку все поступки и события своей недолгой, по меркам Племён, жизни; ничто не ускользнёт от меня, не скроется в тёмном закоулке памяти. Составляю длинный список встреч, находок и переживаний. Оживляю и соединяю в единый хор то, что слышал: холодные голоса гор, журчание ручьёв и шум прибоя в океане, беспечную болтовню птиц и чистую ярость огня лесного пожара. Тысячи лиц проходят перед моим мысленным взором — лица тех, которые издревле бесстрастно взирают на этот мир, и тех, которые во множестве рождаются и проживают недолгий век, цепляясь за каждое уходящее мгновение, в безумии своём созидая и тотчас .же разрушая созданное.

Обозреваю Древо, чьи бесчисленные корни и ветви пронизывают ткань мира, скрепляя всё воедино. Из странных мест вырастают его корни, в странные миры упирается его крона. И так как я — суть одна из ветвей его, не скроется от моего взгляда ни малый листок, ни корешок.

Вспоминаю то, чему не был свидетелем, предвкушаю то, что было, и забываю то, что будет, — вот мои грёзы.

— Последнее время мне снятся странные сны, Учитель.

— Это нередко случается со всеми, Бринн. Говорят, сон — суть игра души. В глаза сновидца, как в отполированные бронзовые зеркала, заглядывают тени иных миров, охваченные любопытством. Что же ты видишь в своих снах?

— Я вижу воду; иногда — своё отражение на поверхности водоёма; но, когда я наклоняюсь, желая рассмотреть своё лицо, оно покрывается рябью и исчезает. Я падаю в воду; она глубока и столь холодна, что обжигает мне губы. Я делаю глоток и просыпаюсь.

— Любопытно. Может, тебе следует посвящать больше времени упражнениям в сосредоточении? Попытайся вспомнить какие-нибудь подробности из событий своего прошлого. До тою, как Эдан нашел тебя на леднике. Думаю, тебе на пользу могла бы пойти обыкновенная медитация.

— Спасибо, Учитель. Я непременно воспользуюсь вашим советом.

— Надеюсь.

Белый ястреб сделал круг над головами Эдана и Эльга и доверчиво уселся на предложенную ему руку.

— Учитель, а вы уверены, что с Бринном всё в порядке?

— Вполне! — ухмыльнулся старый маг.

— Прошло уже две недели с того дня, как он по вашему совету удалился на вершину Чёрной горы, и до сих пор пребывает там, погрузившись в сосредоточение.

— Он осознаёт свою природу, Эдан, а для бога это непростая задача. Вероятно, ему потребуется много времени: недели, месяцы, а может быть, и годы.

— Странные веши последнее время творятся в наших краях, Учитель. Огромное количество Силы сконцентрировалось в наших горах. Звери и птицы тоже ведут себя необычно... — Эдан осторожно погладил указательным пальцем усевшегося на его предплечье ястреба-альбиноса. — Да и с погодой творится что-то неладное!

Последнее замечание было сущей правдой: грозовые тучи со всех окрестных земель собрались к пику Чёрной горы и раскручивались вокруг неё подобно гигантской воронке.

Эльг обратил задумчивый взор в сторону круглого, находящегося как раз над вершиной просвета, сквозь который виднелось закатное солнце, причудливо окрашивавшее края грозовых туч.

— Ты прав. Впрочем, ничего удивительного. Все знаки свидетельствуют о важности происходящего.

Внезапно молния ударила в плоскую вершину, где находился Бринн. Через несколько секунд до них донёсся мощный раскат грома. Птица на руке молодого человека вздрогнула и заклекотала. Молния ударила вновь, и воздух наполнился запахом грозы.

— Не бойся, птичка. — Эдан снова погладил ястреба. — Учитель, правда он симпатичный?

— Да, ничего себе! — внезапно послышался голос у него из-за плеча. — А волноваться действительно не стоит, по крайней мере, пока для беспокойства нет оснований!

Двое людей на смотровой площадке мгновенно развернулись на месте и уставились на незваного гостя. Ястреб исчез. Вместо него за спиной Эдана стоял человек в коротком плаще из белых птичьих перьев. Он был не молод и не стар, не низок и не высок; волосы у него были чёрные, а коротко подстриженная рыжеватая борода чуть курчавилась. Глаза незнакомца, напоминавшие два ярко-синих самоцвета, смотрели на собеседников внимательно и чуть-чуть насмешливо. Пальцы одной из рук он запустил за шикарный широкий пояс, украшенный золотыми пряжками, а на ладони другой небрежно подкидывал пару странных предметов — шариков из какого-то упругого материала с торчащими из них острыми металлическими шипами.

— Мир вам, почтеннейшие! — с некоторой иронией в голосе произнёс незнакомец. — Нижайше прошу прощения за то, что нарушил ваше уединение. Однако место вашего расположения показалось мне наиболее удобным наблюдательным пунктом в округе.

С такими словами незнакомец плюхнулся на резную каменную скамью рядом с Учителем, потянулся всем телом и положил одну босую грязную ногу на другую. Весь его вид говорил, что устроился этот странный пришелец здесь надолго. Эльг и Эдан остолбенело глядели на него, не в силах вымолвить ни слова.

— Здорово! Слушайте, а не поджарится там ваш дружок? Даже подумать страшно — жареный Бринн!

— Вы знакомы с ним? — Эдан непроизвольно отступил на шаг назад.

— По правде говоря, не представлен, — пожал плечами незнакомец. С ловкостью ярмарочного фокусника он извлёк из воздуха узкий кинжал с костяной рукояткой, украшенной крупным сапфиром, и начал чистить им ногти. — Хотя, должен признаться, мы с Бринном вроде как родственнички.

— Родственники?! — Учитель вздрогнул, как ужаленный, -без промедления упал на колени и коснулся лбом пола. — Позвольте узнать ваше имя, господин!

— О, только без излишних формальностей! — помахал рукой незнакомец. — Называйте меня, скажем, Гони. Да-да, именно так — старина Гони. Однако на вашем месте я не стал бы пропускать этот великолепный спектакль только ради моей скромной персоны!

Горизонт в направлении Чёрной горы окрасился пульсирующим красноватым свечением. Молнии били в вершину без перерыва, и раскаты грома заглушали голоса людей на смотровой площадке пещерной крепости.

— Может, нам следует навестить нашего друга? — предложил старина Гони, которому явно наскучило бездеятельное сидение на скамье.

— До вершины тридцать лиг! — попытался было возразить ему Эдан, но Гони оборвал его. Со словами: «Это сущие пустяки!» он встал, сгрёб под мышку (в буквальном смысле) Учителя и его ученика и беспечно шагнул со скалы в пропасть. Молодой человек в ужасе зажмурился, ожидая неминуемого падения, однако ничего особенного не произошло. Открыв глаза, он осмотрелся и обнаружил, что стоит на плоской, как стол, вершине Чёрной горы.

Казалось, собравшиеся к горе тучи решили вылить всю свою воду на её вершину. Хлестал страшный ливень, и одежда нашего героя вымокла в одно мгновение. В сотне шагов от него, на камне, по форме напоминавшем жертвенник, сидел скрестив ноги Бринн. Чуть сбоку сквозь пелену дождя Эдан разглядел фигуры Учителя и старины Гони, который, судя по активной жестикуляции, что-то увлечённо объяснял.

Бринн открыл глаза. Струи дождя били его по лицу, но он, казалось, не обращал на них внимания. Взор Бринна постепенно прояснился, и он долгим немигающим взглядом обвёл всех присутствующих, остановившись на старине Гони. Затем встал, распрямив ноги, и потянулся всем телом.

— Привет, братишка! — Старина Гони подошёл к Бринну и по-свойски похлопал его по плечу. — Тебе стоило бы переодеться — твоя одежда совсем вымокла. Вот я сейчас тебе плащик.... — Гони накинул ему на плечи свой экзотический наряд из птичьих перьев. — Неплохой, правда? Раздобыл тут по случаю...

— Это ты, Ханаль? — Бринн недоверчиво посмотрел на старину Гони.

— Конечно я, а то кто же? Вижу, ты уже совсем осоловел. Грезишь целыми днями напролёт на сырой скале — так и простудиться недолго!

— Что здесь происходит?! — Эдан потащил старого мага за рукав в сторону.

Старик определённо был не в своей тарелке. Он обхватил голову руками и прошептал:

— Сынок, я уже немолод. За свою жизнь я многое повидал, однако никогда ещё на мою долю не выпадала такая переделка. Даже не знаю, радоваться мне или горевать: поневоле почувствуешь себя неуютно в компании сразу двух божеств!

— Так «старина Гони» тоже...

— Ну конечно же, Эдан. Ты посмотри на них внимательно. Разве ты не улавливаешь отсветы их величия?

— Я ничего не...

Молодой человек в недоумении перевёл взгляд на две фигуры, болтавшие на малозначительные темы в каком-то десятке локтей от них с Учителем. «По правде говоря, — подумал про себя Эдан, — они нисколько не отличаются от обыкновенных людей, вот только странный блеск в глазах...»

— Чего вылупились? У меня что-то не в порядке с лицом? — Гони озабоченно ощупал свой нос и даже склонился над дождевой лужицей, дабы рассмотреть собственное отражение. — Может, выскочил прышик?

«Всё-таки боги не ведут себя подобным образом», — решил Эдан.

— Это ещё почему? Как, по-твоему, я должен себя вести? Запугать вас до полусмерти? Что ж, дело нехитрое...

Вновь сверкнули молнии, земля задрожала, а силуэт их нового знакомого окутался столь ярким сиянием, что Эдан на несколько мгновений потерял способность видеть что-либо, кроме радужных кругов и искр. Он упал на четвереньки, заслонив руками ослепшие глаза.

— Так лучше?! — Голос, подобный раскатам грома, был тысячекратно умножен гулким эхом; вниз по склону горы загрохотали камнепады, а на перевал обрушилась большая лавина, на много месяцев перекрывшая доступ в цитадель Гориас из внешнего мира.

— Тебе не следовало поступать подобным образом, — произнёс Бринн, приблизившись к скорчившимся на земле людям.

— Он сам меня попросил, — обиженно надул губы старина Гони. — А если даже и не просил вслух, моё поведение в точности соответствовало его внутренним ожиданиям!

— Всё же ты перестарался.

— Лишь самую малость!

Наш герой вновь пришёл в себя от ведра холодной воды, которое ему вылили на голову. Эдан с трудом разлепил веки. Он находился на скамье смотровой площадки цитадели Гориас, недавно покинутой столь нетривиальным способом.

— Вот и оклемался! — радостно прокомментировал это событие голос, несомненно принадлежавший старине Гони, или Ханалю, как его называл Бринн. — Как самочувствие, сынок?

— А где остальные? — прохрипел Эдан в ответ; с немалым трудом ему удалось сесть, опершись на локоть. Голова трещала, перед глазами плыли разноцветные круги, а во рту, казалось, недавно устроили гулянку десяток-другой демонов. Старина Гони с лёгкой улыбкой наблюдал за его усилиями.

На дозорной площадке они были одни. Грозовые тучи относило на восток, и окрестности залило светом яркое солнце. Поскольку белый ястреб появился поздним вечером, можно было заключить, что он пролежал в забытьи немало времени.

— Внизу, накрывают завтрак. Пошли перекусим!

Завтрак в трапезной цитадели на этот раз проходил в избранном кругу: Эльг прогнал всех учеников, оставив при себе только Эдана. Люди чувствовали себя несколько напряжённо, Бринн тоже больше отмалчивался. Один старина Гони болтал без умолку и временами отпускал такие остроты, что могли бы рассмешить и покойника. Казалось, его запас шуток, анекдотов и хохмочек был неиссякаем (впоследствии выяснилось, что именно так оно и есть на самом деле).

— Ты забыл спросить, каким образом я тебя нашёл, — невзначай заметил он.

— Думаю, скорее следовало бы спросить — «зачем?», — улыбнулся Бринн.

— Вообще, я нечасто посещаю здешние края, — признался старина Гони. — У вас тут довольно скучно, а я, как тебе известно, предпочитаю находиться в центре событий. Однако на сей раз судьба совершенно случайно привела меня в эти дикие горы. Один встреченный по пути орёл донёс до моих ушей слух, будто ты объявился вновь и находишься в гостях у прославленного своим благородством мужа, нашего любезнейшего хозяина, — он кивнул Учителю, — и я сказал себе: «Навешу-ка я знаменитого...» — простите, как вас теперь прозывают?

— Эльг.

— Странно. Мне помнится другое имя. Впрочем, это неважно. «Навещу-ка я знаменитого Учителя из цитадели Гориас и заодно повидаю старого приятеля» — воистину, таково было моё решение!

— Неужели ты явился сюда исключительно из вежливости? — спросил Бринн. — Всем испокон веков известно, что Гонор т'Ллуд ничего не делает просто так!

Ханаль коротко кивнул.

— Да, кстати, говоря о деле, — продолжил он, поедая десерт. — У меня появилась грандиозная идея. Давно собираюсь посетить своих старых знакомых, чтобы получить с них один должок. Не хочешь составить компанию? Мои друзья не очень-то любят отдавать долги, поэтому, думаю, там будет очень весело.

— А где живут твои друзья? — осведомился Бринн.

— Тут недалеко, — неопределённо помахал рукой Гони. — В стране болгов!

Услышав такое, Эдан чуть не подавился гусиной ножкой, которую старательно обгладывал. Волги представлялись ему скорее персонажами из сказок и легенд о бесстрашных витязях прошлого, нежели реальным народом. Тем не менее, если хотя бы четверть из всех преданий об этих существах соответствовала действительности, ничего хорошего от визита в места их проживания ждать не приходилось.

Существовало несколько версий о происхождении племени болгов: то ли они были одним из первых творений Создателя или его помощника Гофанно-на; то ли населяли землю одновременно с Создателем и никакой связи между Старшим Кузнецом и их происхождением не имелось. Так или иначе, свирепые болги — великаны и могущественные чародеи — во всех легендах выступали как вечные соперники Племён Ллуда, Ллира и Ллеу почти не уступавшие им в силе. Обычно страна болгов описывалась как мрачное место, покрытое безжизненными огнедышащими горами, где из земли били горячие гейзеры. В горных долинах, полускрытые облаками сернистых испарений, высились неприступные замки правителей злобных великанов. Одним словом, отличный маршрут для прогулки, если вам не дорога собственная жизнь.

Ханаль, тем не менее, был настроен более оптимистично.

— Смотаемся к болтам, прихватим одну вещицу и — домой!

— Какой же долг ты думаешь с них получить?

— О, это слишком долгая история, чтобы рассказывать её во всех подробностях. Дело вот в чём. Некоторое время назад я нанялся на службу к одному из их владетельных вождей. По условиям нашего соглашения в случае успешного выполнения порученной мне работы я могу ровно через год и день явиться к нему и назвать свою цену. А поскольку князь имел неосторожность пообещать мне «всё, что ни пожелаешь», я не собираюсь скромничать. Боюсь, болги откажутся отдать честно заработанную награду, когда узнают, что именно мне требуется. Придётся забрать её самому — это будет справедливо!

— И что же ты хочешь в награду за свою службу?

— Сущие пустяки, одну безделицу. Называется она меч Торнора, — признался старина Гони.

После этих слов в зале повисла напряжённая тишина. Эдан, конечно, слышал предание о мече Торнора. Торнором звали великого героя, которого Младшие Боги выставили против воинства болгов. Его доспехи и вооружение создали сами боги; клинок же сковал по просьбе Племён сам Гофаннон, первый из кузнецов. Меч приходился по руке всякому, кто бы его ни взял, и, как говорят, мог сразить любого великана с первого удара. Великий Герой одолел несметные полчища врагов, но и сам пал в сражении на Чёрных Полях; со времён той самой битвы на вытоптанных и выжженных землях не найдешь ни одного кустика, ни единой травинки. Шестеро его сыновей, недолго думая, поделили всё вооружение между собой; однако при этом они здорово повздорили. Меч же Торнора достался болгам: Великий Герой, умирая, метнул свой клинок в голову вождя великанов и сразил его наповал. Тело болги унесли с поля сражения вместе с мечом, и с тех пор о нём не было ни слуху ни духу. Было очевидно, что великаны никогда не отдадут Ханалю оружие, от которого погибло столько их соплеменников. Однако последнего это, похоже, нисколько не смущало.

— Всем известно: болги весьма скаредный народишко. В любом замке у них тонны различного барахла, украденного, выменянного или захваченного на поле битвы. Думаю, они не обеднеют от потери одного старого меча. А мы выполним благородную миссию — вернём человечеству священную реликвию, волею судеб оказавшуюся в руках врага!

— Неужели ты собираешься вернуть меч наследникам Торнора? — искренне удивился Бринн.

— Ну, не совсем так... — слегка замялся Ханаль. — Думаю, это бы опять вызвало бесконечные споры о том, кто из шести сыновей или их потомков имеет больше прав на владение клинком. В прошлый раз раздел имущества их папаши чуть было не довёл братьев до драки. А младший, как известно, вообще остался ни с чем! Вероятно, можно найти другого временного хранителя реликвии. У меня как раз есть отличная кандидатура на примете...

— И кто же это?

— Я!.. Впрочем, думаю, что мы всё обсудим, когда меч будет у нас в руках, — поспешно добавил старина Гони.

— Скажи, Гони, а почему братья обделили младшего сына Торнора? — поинтересовался Эдан.

— О, на сей счёт есть одна очень печальная легенда. Разве Учитель не рассказывал её тебе?

— Я предпочитаю не забивать своим ученикам голову всяческими глупостями, — сердито бросил Эльг. Ханаль заговорщицки подмигнул ему:

— Напрасно! Итак, от Великого Героя братьям в наследство остались бронзовые шлем, панцирь, поножи, налокотники, копьё, а также почти неношеные сапоги и лук с колчаном. Поделили они имущество следующим образом: старший сын, Ург, получил шлем, Варду достался панцирь, Нарситу — сапоги и копьё, Хольдеру — поножи и налокотники, а Торду —лук, который туповатому от рождения братцу сплавили по той причине, что его всё равно никто не смог натянуть. Что же касается младшего сына, Фехтне, то он к дележу не поспел. В то время бедняга пребывал вдали от дома, а братья как-то позабыли его пригласить. Они вообще считали его слабоумным, поскольку Фехтне постоянно пропадал в глухих лесах и горах, якшался с колдунами, встречался с демонами и древними духами, набираясь от них мудрости. Когда он явился, наследство уже было разделено, и он застал в дверях лишь одного Хольдера, который по какой-то причине немного задержался.

«Должна же мне остаться какая-нибудь память об отце! Отдай хотя бы налокотники!» — взмолился Фехтне. На это Хольдер ответил ему витиеватой фразой, повторить которую в приличном обществе у меня не поворачивается язык. И именно тогда Фехтне проклял пятерых своих братьев, пообещав, что рано или поздно соберёт в своих руках всё наследство Торнора. Чем он и занимается, по моим сведениям, по сей день. С переменным успехом. Правилен ли мой рассказ, Учитель из цитадели Гориас? Не упустил ли я чего?

— Если не вдаваться в подробности, ты рассказал всё правильно, — подтвердил Эльг, подливая себе ещё сидра.

— Ну а что мне с того, если ты получишь меч Торнора? — осведомился Бринн.

— Много ли ты совершил подвигов?

— Я? Ни одного...

— Начинать никогда не поздно! Это будет первый. К тому же, как я уже сказал, в любом замке болгов есть чем поживиться, если успеешь вовремя распрощаться с гостеприимными хозяевами. Думаю, ты со своим жрецом не останешься внакладе.

— Каким жрецом?

— Разве Эдан не твой жрец? — искренне удивился Ханаль. — Так посвяти его, жалко, что ли? Парнишка смышлёный, воспитанный...

Тут старый Эльг звучно прокашлялся, пытаясь привлечь к себе внимание беседующих:

— Минуточку! Может быть, я всё-таки имею право голоса по данному вопросу?

— Разумеется. Без вашего согласия о ритуале не может быть и речи, — серьёзно подтвердил Бринн.

— Насколько мне известно, переход человека в статус жреца нигде не означает потери места в общине, — заметил Ханаль, — но в нашем случае хозяин цитадели Гориас является главой семьи и может вынести свой вердикт. Таков обычай.

— Я должен немного подумать, — важно заявил Эльг.

Боги не возражали. Ханаль завёл разговор о достоинствах и недостатках различных сортов сидра, и все участники трапезы приступили к истреблению винных запасов цитадели.

После завтрака Эльг подозвал своего ученика:

— Эдан, рассказывал ли я тебе историю нашей встречи?

— Да, Учитель, и не один раз.

— Расскажу снова. Впервые я увидел тебя, тогда ещё совсем маленького мальчика, сидящим рядом со сточной канавой. Мальчуган увлечённо лепил из грязи крепость. Внезапно я заметил, как пролетавший мимо кречет на миг уселся на его голову. Малыш засмеялся и не прогнал хищную птицу. Кречет немного передохнул и вновь взмыл в небо, не причинив ребёнку вреда. Нетрудно было истолковать такое чудесное знамение, и я взял тебя к себе учеником, сполна выплатив твоему хозяину щедрый выкуп серебром.

— С тех пор вы распоряжаетесь моей судьбой, Учитель.

— С другой стороны, — задумчиво продолжал Эльг, — то обстоятельство, что именно тебе посчастливилось обнаружить Бринна и освободить его из ледяного плена, также может быть истолковано как особый знак. Весьма благоприятный знак. Поэтому я не буду противиться судьбе и задерживать тебя при себе. Не скрою, на твой счёт у меня были особые планы...

— Понимаю, Учитель.

— ...Но не в наших силах изменить предначертание. Покинешь мой дом вместе с богами; однако не забывай — ты у меня в долгу. Когда придут сроки выплатить долг, я отыщу тебя или само предначертание приведёт тебя к моему порогу.

— Ага, решение принято! — так старина Гони приветствовал появление нашего героя в трапезной. Светлоликий бог старательно вытряхивал последние капли медовухи из опустевшего кувшина себе в кубок. Оторвавшись от этого увлекательного занятия, он произнёс: — Не тяни, начинай обряд!

— По правде говоря, не представляю, что я должен делать, — признался Бринн.

— Просто скажи: «Эдан, отныне ты мой верховный жрец!» «Верховный», поскольку других всё равно пока не имеется.

— Эдан, отныне ты мой верховный жрец! — послушно повторил за ним Бринн.

Молодой человек ничего особенного не почувствовал и даже немного засомневался в том, что обряд посвящения удался.

— Это всё?

— Всё. От души поздравляю, — похлопал его по плечу Ханаль. — Смотрю вот на вас, и вспоминается собственная бурная молодость. Мы с моим первосвященником, бывало, славно проводили время. Иной раз половина континента пыталась нас изловить после очередной совершенно безобидной шутки или весёлого розыгрыша!

Сборы не заняли бы много времени, но Ханаль определённо не торопился в путь. В цитадели Гориас он провёл три недели, выпив при этом полугодовой запас пива и заслужив стойкую славу дамского угодника во время частых отлучек в деревню. Свободные часы он проводил вместе с Бринном и его новоиспечённым жрецом на площадке для тренировок.

Смотреть на его упражнения собиралось всё маленькое население крепости во главе со старым Эль-гом. А посмотреть было на что: в учебных поединках его партнёры оказывались в самых комичных ситуациях, которые только можно вообразить. Они спотыкались на ровном месте, лупили сами себя, путались в собственном снаряжении. Портупеи с ножнами закручивались узлом, невзначай оплетая запястья их владельца; шлем внезапно наезжал на нос, и боец терял ориентацию. В самый неудачный момент завязки туфель распускались и переплетались между собой. Ханаль обладал неисчерпаемым знанием разнообразных экстравагантных приёмов, финтов и трюков, которые многие воины считают не очень-то благородными.

Дни шли один за другим; луна успела единожды народиться и состариться, и Эдан уже начат было забывать о предстоящем опасном путешествии, как однажды после обеда старина Гони внезапно сообщил:

— Пора в дорогу. Завтра истекает положенный мне срок.

Через час все трое собрались у кольца стоячих камней. Никакой поклажи у них с собой не имелось: Ханаль отмахнулся от идеи взять с собой провиант и снаряжение, пообещав Эдану, что они им не понадобятся.

Старина Гони красовался в своём «птичьем» плаще; в руке у него была горсть странных шипастых шариков, заменявших ему оружие. Бринн вообще не нёс оружия; что же касается Эдана, то молодой человек подобрал себе лучшее из того, что ему мог предложить крепостной арсенал.

— Откуда ты только выкопал такое старьё? — поморщился Ханаль, завидев Эдана в отличном панцире, составленном из ста двадцати восьми железных пластин. — Ох уж мне эта болгская привычка развешивать у себя на теле блестящие и звенящие предметы, от которых никакого проку! Позже подберём тебе какую-нибудь одёжку поприличнее!

Необычная троица двинулась в путь. Впереди уверенно шествовал бог-шутник, распевая песню сомнительного содержания на странном языке. Бринн и его жрец послушно шли за своим провожатым. Они быстро удалялись от дома, и со временем Эдан начал понимать, что окружающий их пейзаж чем-то неуловимо отличается от знакомых с детства мест. Чем дольше они шли, тем сильнее становились заметны различия. Менялась форма деревьев, странно вытянулись тени; изменились очертания гор. Даже небо приобрело странный розоватый оттенок.

— Гони, где это мы? — спросил Эдан у провожатого.

— Не обращай внимания, сынок. Я и сам-то толком не знаю.

Изменения в окружающем мире становились всё разительнее: теперь тропу окружали плотным строем высокие деревья и кустарники, оплетённые лианами фиолетового оттенка; затем путь вел их по казавшейся бескрайней засушливой степи; степь, в свою очередь, сменялась горами, а те — бескрайними лесами. Но самое поразительное открытие, которое сделал Эдан, состояло в следующем: оказалось совершенно невозможным сфокусировать свой взгляд на каком-либо из окружающих его предметов. Стоило молодому человеку присмотреться к широкому пальмовому листу или придорожному камню, как они мгновенно расплывались у него перед глазами. Казалось, мир вокруг путников может восприниматься только в целом, а по отдельности его объекты попросту не существуют.

Эдан сказал об этом Ханалю, но тот только посмеялся над его опасениями.

— Всё в порядке. Доверься мне, я хорошо помню дорогу, — успокоил он своего попутчика.

— Мне кажется, мир вокруг нас нереален, — пожаловался ему Эдан. — Вот, например, та скала, на верхушке которой виднеется уступчатая башня: если не смотреть на неё внимательно, то вроде бы всё в порядке. Но как только я хочу разглядеть башню поподробнее, она словно ускользает от меня.

— Нереален, говоришь? — усмехнулся бог. — Много ли ты, малец, понимаешь в реальности? Что вообще такое «реальность»?

— Думаю, это всё то, что нас окружает, — осторожно предположил Эдан.

— Глупости! Реальность — всего лишь сумма восприятия твоих органов чувств, и не более того. У каждого — своя «реальность». Моё восприятие мира отличается от твоего. Это вполне естественно — я ведь, в конце концов, бог из Племени Ллуда, а ты — смертный человек. У меня своя реальность, а у тебя — своя. Хочешь, я изменю твоё видение мира так, чтобы ты видел всё вокруг только в разных оттенках зелёного (что Ханаль тотчас же и проделал)? Ну как, нравится? Теперь век будешь жить в зелёном мире, если не попросишь дядюшку Гони вернуть тебя обратно.

— Но мир-то остался тот же, — запротестовал наш герой, невольно любуясь изумрудными силуэтами своих попутчиков на фоне салатного неба. — Просто ты с помощью какого-то фокуса заставил меня видеть всё в зелёном свете.

— А вот тут ты в корне не прав, — твёрдо заявил Ханаль, подобрал с земли обкатанную гальку и внезапно метнул её в молодого человека. Камушек со звонким щелчком отскочил от Эданова-лба, и тот, охнув, начал потирать ушибленное место.

— Больно? — участливо поинтересовался Ханаль.

— Ещё бы!

Старина Гони подобрал упавшую гальку и поднёс камень вплотную к его глазам:

— Ну-ка, взгляни!

Стоило пристально посмотреть на него, как он расплывался подобно всему остальному вокруг.

— Так камушек всё же реален или не реален? — с иронией в голосе спросил бог-шутник. — Подумай хорошенько, а не то придётся придумать какой-нибудь более весомый аргумент!

— Не стоит! — торопливо произнёс Эдан. — По-моему, я уже всё понял.

С каждым часом горы, обступавшие путников со всех сторон, становились всё круче и всё меньше растительности оставалось на каменистых склонах. Приходилось обходить застывшие лавовые потоки и причудливые нагромождения скал. С неба посыпались лёгкие, как пух, чёрные хлопья вулканического пепла. Из глубоких трещин с шипением вырывался пар. Судя по тому, как неуютно выглядели эти края, они приближались к цели своего необычного путешествия. Впереди замаячили две башни ужасающих размеров, выстроенные с обеих сторон устья глубокого ущелья. По ущелью проходила дорога, вымощенная шестиугольными каменными плитами.

— Добро пожаловать в Страну Болтов, друзья! — радостно произнёс Ханаль. — Перед собой вы можете лицезреть путь, ведущий в княжество Эоху, одно из пограничных государств этих невежественных и тупых созданий.

— Скажи, а каким путём мы сюда попали? — не удержался Эдан. — Сдаётся мне, мы сейчас очень далеко от дома.

— Далеко — не то слово! — хмыкнул бог-шутник — а вот каким образом я так быстро привёл вас сюда, пусть останется моим маленьким секретом. Это полезное умение, вероятно, ещё не раз мне понадобится, когда придёт время откуда-нибудь быстро смыться!

Странная троица направилась прямо к ущелью. Как выяснилось, вход хорошо охранялся: два стражника тотчас преградили им путь. Волги оказались существами высотой примерно в два человеческих роста. Внешне они походили на людей, однако непривычные пропорции трёхглазых лиц и шестипалые когтистые руки указывали на то, что к роду человеческому они не относятся. Стражи были одеты в наборные пластинчатые доспехи, спускавшиеся ниже колен. Шлемов они не носили. Каждый в правой руке держал круглый щит с заточенной стальной кромкой (большинство болгов от рождения левши). Оба были вооружены копьями десяти локтей в длину с раздвоенными наконечниками. Выражение, запечатленное на их физиономиях, не давало повода для оптимизма.

— Эй, кто такие? — прогрохотал голос.

— Меня зовут Гонор. Ваш властитель ждёт меня в гости, и, если вы не пропустите меня и моих друзей, я подвешу вас обоих вверх ногами вон на той башне! — дружелюбно заверил их Ханаль.

Эдан с удивлением заметил, что понял всё из сказанного, хотя мог поклясться, что никогда не учил языка болгов. Старина Гони любезно пояснил ему:

— Ничего странного. Пока ты рядом с Великими из Племён Ллуда и Ллеу, ты будешь понимать всё вместе с нами. Что же касается лично меня, то я знаю почти все из существующих языков.

Страж о чём-то посовещался со своим напарником, после чего вновь обратился к ним:

— Можете проходить. Нас предупредили, вождь ждёт вас на своей свадьбе.

ГЛАВА IV

— Какая ещё свадьба? — удивился Бринн. — Ты нам не говорил, что мы приглашены на торжество!

— Скоро сами всё поймёте, — туманно пообещал Ханаль своим попутчикам.

Через несколько часов пути их взору открылась величественная картина; в небольшой горной долине, на берегу бурлящего асфальтового озера, возвышались стены и башни неприступной крепости вождя одного из крупнейших болгских племенных союзов. Слева от подъездной дороги, у самого уреза чёрной пузырящейся массы, торчала цепочка вкопанных столбов с висевшими на них оковами. Эдану почудилось, что он сквозь клубящийся желтоватый туман заметил на дальнем из них безвольно обвисшее тело.

— Кто это там?

— Ничего особенного, — пожал плечами Ханаль. — По приказу местного правителя здесь развешивают осуждённых на казнь пленников или государственных преступников, когда таковые появляются. После пары суток мучений на столбе несчастному предложат искупаться в этом озере. Плавание в горячей асфальтовой массе — великое искусство, освоить которое пока не удавалось, по моим сведениям, никому из смертных. Словом, советую вести себя на предстоящем празднике поосторожнее, если не хочешь завтра на рассвете украсить собой один из пустующих столбов!

Ворота, сложенные из огромных каменных блоков, закрывались двумя литыми бронзовыми створками ста локтей в высоту. К ним вёл подвесной мост, переброшенный через расселину такой глубины, что при взгляде вниз кружилась голова.

Ханаль подошёл к воротам и с размаху пнул по металлической поверхности ногой. Сильный удар гулко отозвался в бронзовых створках. Однако никакой реакции не последовало.

— Можно подумать, они там все заснули! — проворчал старина Гони и ударил посильнее. На этот раз массивные ворота задрожали, а по окрестным горам прокатилось громоподобное эхо.

— Эй, кто там ломает дверь? — произнесла недовольная физиономия болга, выглянувшая наконец из-за зубцов боевой галереи.

— Отворяй, гости пожаловали! — рявкнул ему в ответ Ханаль.

— Не будет мне сегодня покоя! — заныл стражник, и ворота начали медленно, со скрипом открываться. — И почему моё дежурство всегда приходится на какое-нибудь торжественное мероприятие? О злая судьба!

— Думаю, судьба здесь ни при чём, — ухмыльнулся бог-шутник. — Просто тебя недолюбливает твой сержант!

Встречать гостей вышел сам Донн, вождь болгов племени Эоху.

Вождь был довольно высок даже для своего народа, носил роскошный панцирь, каждую из пластин которого украшала гравировка с изображением мифологических сцен. Его булава, по всей видимости, использовалась не только в качестве церемониального оружия. Верхнюю часть лица вождя закрывала позолоченная бронзовая трёхглазая личина, оставлявшая открытой длинную бороду; по последней местной мо-Де во множество её тонких косичек была вплетена серебряная проволока.

— Приветствую тебя, о Гонор т'Ллуд! В добрый час явился ты с друзьями под мой кров!

— Привет и тебе, о великий вождь Донн, — ответствовал ему Ханаль. — Я пришёл за своей наградой.

— Ты непременно получишь её. Но сначала будьте гостями на моей свадьбе! — Вождь широким взмахом шестипалой руки пригласил всех троих следовать за ним.

— Не сомневаюсь, что получу свою награду. А пока я и мои друзья будем рады повеселиться у тебя в гостях.

Болг утвердительно кивнул головой:

— В этот чудесный день мои гости будут пить, есть и веселиться вволю. Никто не уйдёт недовольным — надолго запомнится всем свадьба Донна! Кстати, не составишь ли ты мне завтра партию-другую в шашки? Здесь так непросто найти достойного партнёра! Помнится, в былые времена мы славно проводили с тобой вечера за игровой доской.

— Посмотрим, — уклончиво ответил Ханаль — Откровенно говоря, я побаиваюсь играть с тобой, вождь, ибо знаю: ты очень не любишь проигрывать. Шашки для меня — лишь средство приятно провести время. Не хочется лишний раз вызывать твой гнев себе на голову!

Князь запрокинул голову и оглушительно загоготал .

— Неужели ты с тех самых пор держишь на меня обиду, Гони? — спросил он, по-приятельски потрепав бога по плечу. — Теперь ты мой лучший друг, а разве настоящие друзья могут повздорить из-за каких-то шашек?

— Разумеется нет! — воскликнул Ханаль и ь ответ так хлопнул князя по спине, что тот даже cлегка зашатался.

— Извини, приятель. Меня ждут дела. Встретимся на пиру! — промолвил Донн, восстановив равновесие, и двинулся в сторону кухни. Два бога и человек проследовали во внутренние покои, быстро смешавшись с толпой приглашённых.

Судя по суматохе, царившей в просторных залах княжеского замка, подготовка к свадебному пиру была в полном разгаре. Повсюду сновали слуги, разнося подносы с разнообразной снедью; из кухни доносился запах жарящихся на вертелах оленьих туш. Большинство из ожидавшихся гостей прибыли, а кое-кто уже успел основательно напиться. Эдан с удивлением отметил среди присутствующих немалое количество обыкновенных людей. Между гостей были также и весьма необычные существа. В демоническом происхождении некоторых из них сомневаться не приходилось. Ханаль поминутно с кем-то учтиво раскланивался; то тут, то там его приветливо окликали по имени — казалось, с ним знакомо не менее половины местного высшего света.

Внезапно из толпы гостей на старину Гони наскочила весьма миловидная молодая особа, одетая в длинное платье с тончайшей вышивкой, украшенное фантастическим количеством золота и драгоценных камней. Её совершенных пропорций личико было искажено гримасой искренней ярости.

— Ах это ты, Гонор! Подлый обманщик! Да как посмел ты явиться сюда? Хочешь насладиться моим позором?! Племя Ллира не простит моего похищения! Теперь тебе не избежать сурового наказания, так и знай!

— Минуточку, Эйте, минуточку! Я здесь специально для того, чтобы всё устроить наилучшим образом! — начал оправдываться Ханаль.

— Ты уже устроил всё наилучшим образом! — фыркнула Эйте. — По твоей милости я сегодня иду под венец с болгским чудовищем! Мой бессмертный Дух греет лишь сознание того, что тебя ждёт страшная месть моих сородичей. Подумать только, променять -Эйте на какую-то понравившуюся тебе безделушку из коллекции Донна!

— Позволь спросить, вождь не приставал к тебе?

— Пусть только эта скотина попробовала бы! На счастье, в нём сохранились остатки благородства, присущего лучшим представителям их древнего народа. Донн пообещал потерпеть до свадьбы.

— Тогда всё идёт по плану, — сообщил ей Ха-наль. — Мы здесь для организации твоего спасения, Эйте. Жди условного сигнала!

Оставив недоумевающую девушку в одиночестве, бог-шутник уверенно двинулся дальше.

Эдан заметил, что в облике Эйте — в жестах, походке, выражении глаз — есть нечто неуловимо знакомое; и это нечто столь живо напомнило ему находившихся рядом Ханаля и Бринна, что вопрос сам собой сорвался с языка:

— Послушай, старина Гони, а кто она такая?

— Невеста Донна.

— Она, случайно, не богиня из Племён?

— Разумеется! А ты думал, вождь Эоху женится на простой кухарке?

Друзья, взяв по рогу с пенящейся янтарной медовухой, мирно прогуливались по галерее, опоясывающей центральную залу замка, когда Ханаль с возгласом «так вот вы где!» потащил их к двум ничем не примечательным болгам, стоявшим в укромной нише.

— Какими судьбами здесь, ребята? — поинтересовался Гони и прищёлкнул пальцами. В тот же миг на месте двух болгов оказались два обыкновенных человека средних лет. Один из них выглядел постарше другого, на обоих были одежды жреческого покроя с одинаковой вышивкой. — По моим сведениям, здесь будет весёлый пир, песни и танцы, но разве в программе праздника намечен карнавал с переодеваниями?

— А, это ты, трижды проклятый Гонор! — процедил сквозь зубы старший из жрецов, державший в руках массивный посох из ольхи, на верхушке которого зеленели свежие листья. — Мы здесь для того, чтобы освободить нашу госпожу, и только смерть может остановить нас!

— Отлично! — расплылся в улыбке Ханаль. — Освобождение Эйте также входит и в мои планы, следовательно, я не собираюсь чинить вам препятствий. Попробую чем-нибудь помочь. У вас есть возможность в случае опасности быстро покинуть этот гостеприимный дом?

— Да... — немного помявшись, ответил ему жрец. — Но она подходит только для нас и Госпожи.

— Вот и прекрасно. Значит, мне не придётся заботится о вашей эвакуации.

Остаток времени Ханаль посвятил тому, что прогуливался по помещениям крепости и незаметно подсыпал в открытые бочки с элем и медовухой какой-то порошок. Потом он ненадолго отлучился в казарму замковой стражи, сославшись на необходимость повидать какого-то старого приятеля.

У Бринна и его первосвященника оказалось предостаточно времени для осмотра всех достопримечательностей замка. Собственно, смотреть было особенно не на что: внутри круга гигантских стен, подобных которым не встретишь в землях людей, располагалось несколько уродливых строений. Самыми крупными из них оказались дом Донна и невообразимых размеров скотный двор, легко вмещавший в себя поголовье в пару тысяч откормленных свиней. Камнем был замощен лишь маленький участок между воротами и входом в дом, остальное же пространство внутри старинной болгской твердыни утопало в глубокой непролазной грязи.

Обнаружив брезгливую гримасу на лице Эдана, его патрон заметил:

— Не делай поспешных выводов относительно болгов. Внешний вид этих мест обманчив, да и сами болги всегда таковы, какими хотят казаться. Не стоит забывать: они — мудрый народ, чья древность сравнима с древностью племени, из которого я родом.

Сам дом Донна имел выходы на все восемь сторон света, а также огромное дымовое отверстие в центре остроконечной крыши, крытой дубовыми плахами. Большую часть дома занимал один-единственный зал, именно в нём проходила изрядная часть жизни всех его обитателей. Посреди этого помещения из валунов был сложен открытый очаг таких размеров, что казалось возможным одновременно зажарить на его вертелах с десяток кабанов да пяток быков в придачу.

Вечером, в час, когда на небе появились первые звёзды, удар гонга возвестил гостям о начале свадебного пира. В центральном зале накрыли длинные столы, ломившиеся от всевозможных яств. Бесчисленное количество рабов сновало между гостями, наливая в кубки эль, мёд и брагу. Во главе самого длинного стола, на небольшом возвышении, были установлены два трона. На одном из них восседал сам Донн, а на другом — его невеста, смотревшая на жениха с нескрываемой ненавистью.

Пир начался. Пара десятков музыкантов начали извлекать из длинных труб душераздирающие звуки, которые здесь, вероятно, считались изысканной музыкой. Гости дружно набросились на еду и выпивку, в большинстве своём демонстрируя отсутствие культуры поведения за столом.

Эдан пил скорее для вида, боясь захмелеть к решающему моменту. Время от времени он вопросительно посматривал на Ханаля, но бог-шутник бездействовал. Что-то необычное было в его поведении. Он механически запихивал себе в рот куски оленины, запивал их элем из серебряного кубка, через равные промежутки вытирая губы рукавом... Глаза старины Гони были нацелены в тарелку; казалось, ничто, кроме еды, его в данный момент совершенно не заботило.

Эдан толкнул Бринна в бок:

— Слушай, мне кажется, с Ханалем что-то не в порядке!

— А это и не Ханаль вовсе! — заметил его бог, пододвигая к себе блюдо с гигантским фазаном. — Гонор ушёл по делам, как только начался пир.

— А кто же сидит рядом со мной? — побелел Эдан.

— Никто. Двойник, призрачный след. Неплохая иллюзия: думаю, болгским чародеям раскусить её окажется не под силу!

Потрясённый человек подлил себе пива, недоверчиво оглянувшись на лже-Гонора, методично поглощающего огромную порцию жаркого.

Настоящий старина Гони всё ещё не появлялся. Изрядно подвыпившие гости провозглашали тост за тостом за здоровье молодых. Слуги уже начали оттаскивать первых лежащих под столами, когда вождь Эоху вдруг вспомнил, ради чего все собрались на этот праздник. Пинком под зад своему советнику, сидевшему у княжеских ног, Донн подал сигнал начинать церемонию бракосочетания. Вновь завыли трубы и загрохотали огромные медные литавры. Вдруг за своей спиной Эдан услыхал голос Ханаля:

— Подержи-ка это пока у себя!

На колени ему лёг увесистый свёрток. Лже-Гонор куда-то исчез, а его оригинал уверенным шагом направился к возвышению. Тщательно прокашлявшись, он обратился к Донну:

— О великий князь! Да продлится твоё мудрое правление славным племенем болгов Эоху во веки веков! Позволь мне выступить с краткой речью по поводу сегодняшнего знаменательного события!

— Валяй! — милостиво согласился Донн.

— Кгм... Сегодня мы все собрались за столь богатым и изысканным столом, дабы достойным образом отметить немаловажное событие. Я бы даже не побоялся сказать, воистину, мы свидетели события исторического масштаба. Ибо история не знала доселе прецедентов воссоединения благородного болга и девы из Племени Ллира...

Речь Ханаля текла подобно широкой и полноводной реке. Через полчаса Эдана начало клонить в сон. Однако от его внимания не ускользнул тот факт, что большинство из присутствующих затаив дыхание ловили каждое слово оратора. Слова бога-шутника завораживали слушателей, очаровывали, вводя их в состояние близкое к экстазу. Самые отпетые пьяницы и дебоширы вежливо умолкли, и даже наиболее прожорливые из гостей старались чавкать потише. Закончилась же эта блистательная речь довольно странно:

— ...соединить их руки. Лишь повинуясь традиции, нам придётся спросить у новобрачных, согласны ли они сочетаться узами священного брака?

— Конечно да! — проревел вождь.

— Разумеется нет! — фыркнула невеста. Ханаль приподнял брови, демонстрируя показное удивление, и пожал плечами:

— В таком случае, боюсь, мы все сегодня зря потратили время. Пора расходиться по домам! — Подхватив Эйте на руки, он легко перепрыгнул через головы стражников и ринулся к выходу из пиршественной залы. Личная охрана Донна остолбенело глядела ему во след.

Бринн тотчас же вскочил и, увлекая Эдана за собой, бросился за Ханалем. Через несколько мгновений, когда охрана и гости сообразили, что происходит что-то неладное, в зале воцарился хаос.

Старина Гони, словно горный козёл, перескакивал со стола на стол, ловко уклоняясь от десятков шестипалых рук, безуспешно пытавшихся его остановить. Двое местных магов попробовали преградить ему дорогу, но по непонятной причине вцепились друг в друга. Выпущенный ими и потерявший управление огненный шар с грохотом взорвался над головами пирующих.

— Давненько я так не веселился! — воскликнул Ханаль, пихнув одного из болгов-воинов в плечо. Тот нелепо рухнул на спину, опрокинув своего товарища. Последний, в свою очередь, в падении зацепил ещё одного... Около десятка свирепых бойцов беспомощно барахтались на полу, намертво сцепленные перепутавшимися портупеями ножен и перекрутившимися на плечах плащами.

Легко уклонившись от очередного удара, Ханаль метнул во врагов горсть своих излюбленных шариков. Теперь Эдан смог оценить необычное оружие по достоинству. «Мячики» Ханаля, снабжённые острыми шипами, скакали по всему залу, рикошетируя от стен и потолка, и вносили немалое расстройство в ряды неприятеля. Попрыгав вволю, они сами возвращались в подставленную руку хозяина.

Эдан обхватил покрепче таинственный свёрток и нёсся за Бринном, который грубо расшвыривал в стороны попадавшихся ему на пути болгов. У входа они обнаружили двоих людей Эйте. Первый натиск обезумевших гостей жрецы легко отбили. Ханаль в охапку с богиней выскочил мимо них во двор, прокричав что-то одобрительное. Бринн с Эданом выбежали следом.

Проносясь мимо гор ломаной мебели, Эдан заметил, что пол в этой части зала треснул и вспучился под нажимом пробивающихся из-под земли гигантских корней. Один древесный отросток, легко обвившись вокруг ноги воина-болга, резко дёрнул того в сторону. Раздайся страшный крик и хруст ломающихся костей. Старший из жрецов Эйте взмахнул рукой — древко копья его противника заветвилось и покрылось листьями прежде, чем он успел им замахнуться...

Во дворе замка повисла подозрительная тишина. Из Дверей пиршественного зала доносились нечленораздельные крики и рёв боевого рога вождя Донна, который созывач своих ратников. Ответом ему был дружный храп, доносившийся со стороны казарм стражи.

Никто не преградил беглецам путь, и до замковых конюшен они добрались без единой стычки. У ворот мирно дремали двое часовых, положив под головы старые сёдла; у их ног валялась опустевшая корчага. Очевидно, Ханаль и здесь неплохо поработал. Бог-шутник толкнул дубовые створки, они со скрипом распахнулись. В конюшне было темно, но и-х проводник и здесь на удивление хорошо ориентировался. Он прямиком направился к самому большому стойлу, занимавшему не меньше трети всего пространства. Оттуда доносились странные звуки — скрип и гоготанье, живо напомнившие Эдану раннее детство, проведённое в маленькой деревушке в предгорьях.

На сей раз Ханаль отсутствовал недолго и вскоре вывел из загона под уздцы весьма необычный экипаж. Им оказалась вместительная одноосная колесница, в которую с помощью хитроумной системы ремней вместо скакунов были впряжены три гигантских чёрных лебедя. Головы птиц находились в двенадцати локтях от земли, а размах крыльев, по мнению Эдана, составлял не менее тридцати локтей.

— Чего вы дожидаетесь? Личного приглашения? — обратился старина Гони к своим товарищам. — Залезайте скорей в экипаж — у меня дома ещё дети не кормлены и корова со вчерашнего вечера не подоена!

Эдан, Бринн и Эйте мигом забрались в колесницу. Ханаль перехватил поводья, обмотав их вокруг запястья правой руки, и слегка стегнул коренного лебедя длинным прутом по спине. Послушные птицы закричали, захлопали крыльями и резко рванулись вперёд. Повозка прогремела окованными колёсами по булыжнику мостовой и, взлетев в воздух, со свистом пронеслась в паре локтей над шлемами первых вырвавшихся на двор преследователей. Те с воплями бросились врассыпную, благоразумно спасая головы от острых серповидных клинков, укреплённых на бортах колесницы. Несколько молний, брошенных навскидку магами болгов, и с десяток выпущенных стрел прошли мимо цели.

Экипаж быстро набирал высоту. Сделав круг над башнями болгского замка, Ханаль выровнял полёт и постоянно подгонял птиц, заставляя их увеличивать скорость. Вниз Эдану смотреть не хотелось — земля была так далеко и проносилась столь быстро, что он почувствовал сильное головокружение.

— Интересно, а откуда взялись ожившие корни в пиршественном зале? — обратился он к старине Гони.

— Жрецы Эйте весьма искушены в магии дерева, — пояснил бог. — Думаю, немало отпрысков благороднейших болгских семейств сегодня ночью превратилось в пеньки. Воистину, незавидная участь!

— Послушай, Гони, а за какую такую службу Донн пообещал тебе любую награду?

— Видишь ли, сынок... — начал было старина Гони и резко осёкся, уловив яростный взгляд стоявшей рядом с ним богини. Он только виновато улыбнулся и, пожав плечами, сосредоточился на управлении упряжкой.

Бринн развернул свёрток. В нём оказался слегка искривлённый однолезвийный меч, клинок которого немного расширялся к острию, а также ещё несколько небольших предметов.

— Взял пару-тройку безделушек на память, — сообщил Ханаль. — Не каждый же день посещаешь сокровищницу вождя Эоху!

— Какой странный клинок! Это и есть знаменитый меч Торнора?

— Угу. Со времён его создания прошло немало времени, и мода на оружие претерпела сильные изменения. А тогда, как мне помнится, такая форма была очень популярна. Кстати, вон тот сувенир — тебе.

На шее у Эдана оказался сверкающий шарик из прозрачного горного хрусталя на цепочке. Молодой жрец Бринна внимательно осмотрел знаменитый меч, сработанный первейшим из кузнецов. Согласно легендам, меч Торнора легко рассекал камень. Невероятная острота клинка заставляла поверить в правдоподобность этого утверждения. На матово-чёрной поверхности металла были вытравлены загадочные синие знаки, непохожие ни на один из вариантов алфавита, известных нашему герою.

— Странный металл, — заметил он. — Могу поклясться — это не железо. На бронзу или латунь тоже не похоже...

— Как говорят, Гофаннон использовал для ковки своих изделий самые необычные материалы. Что сказать о мече кузнеца, которому по силам проковать взятое из жерла вулкана пламя лунным светом и закалить получившийся клинок в тех песнях незамужних девственниц, которые были собраны в огромном чане из звёзд и предрассветного тумана?

— Мне кажется, нас преследуют! — привлекла их внимание Эйте, указывая на несколько чёрных пятнышек на горизонте.

От одного из них отделилось что-то яркое и полетело к воздушной колеснице. Ханаль вялым взмахом руки отклонил нацеленный в повозку огненный шар, и тот с грохотом взорвался справа по курсу.

— Сомневаюсь, что они нас догонят.

— А как насчёт вон тех?

Ещё с десяток чёрных точек летели к ним наперерез, быстро увеличиваясь в размерах. Через минуту стало возможным различить крылатых драконов довольно крупной породы. Каждая из тварей была снабжена специальным шлемом с маской-личиной и доспехами, закрывавшими наиболее уязвимые части тела. На спинах драконов крепились сёдла, в которых сидели вооружённые болги-погонщики.

— Друзья! Вам никогда не приходилось принимать участие в воздушном бою? — обратился Ханаль к пассажирам колесницы. — По вашим лицам вижу, что нет. А напрасно: это очень увлекательное занятие.

Обещаю, в ближайшие полчаса нам скучать не придётся.

— Гонор, мне совсем не нравится эта затея! — заявила Эйте.

— Дорогая моя, я ведь тоже не испытываю восторга перед подобной перспективой, — признался Ханаль. — Судя по всему, Донн на нас сильно обиделся. Впрочем, если мы вернём тебя жениху, может, всё и обойдётся?

— Только попробуй — я тебе глаза выцарапаю! — предрекла разъярённая богиня срывающимся контральто.

— В таком случае, — безмятежно заключил старина Гони, — держитесь крепче: сейчас начнётся потеха!

Заложив крутой вираж, летающая повозка, направляемая уверенной рукой бога-шутника, развернулась навстречу противнику. С каждым ритмичным взмахом кожистых крыльев расстояние между перехватчиками и лебединой колесницей быстро сокращалось. Строй ящеров рассыпался веером и начал заходить на них со стороны восходящего солнца. Передний дракон по команде своего наездника выплюнул струю пламени, но старина Гони легко повернул в сторону. Колесница пронеслась так близко от летевшего на встречном курсе чудовища, что заточенный как бритва серп, укреплённый на борту, чиркнул по его бронированному боку. Металл распорол чешую, как пергамент, и дракон, взвыв от боли, начал пикировать вниз, окружённый клубами вырывающегося из ноздрей дыма; мимо Эдана пронеслось лицо наездника с вытаращенными глазами и исчезло в бездне.

— Один готов, — открыл счёт Бринн. — Но осталось их намного больше!

— Это не надолго! — утешил его весёлый бог из Племени Ллуда.

Ханаль, прищурившись, послал щелчком пальцев один из своих «мячиков» в морду ближайшего дракона и попал несчастному животному прямо в глаз.

Рептилия судорожно дёрнулась и завалилась на бок. Разгром довершил коренной лебедь, внезапно ущипнувший своим гигантским клювом болга-всадника. Птицы были настроены по-боевому; очевидно, они участвовали в подобных стычках не впервой. Они грозно шипели и курлыкали, изгибая грациозные шеи. Несчастный наездник не удержался в седле— и непременно полетел бы вниз, но случайно зацепился за стремя носком сапога. Ещё долго издали доносились пронзительные крики болга, болтавшегося над бездной под брюхом своего собственного ящера.

Несмотря на постигшую их товарища неудачу, воздушные всадники повернули и перестроились для новой атаки.

— Самое время начинать молиться! — заметил Ханаль. — Только вот ума не приложу — кому? Что же касается тебя, Эдан, то можешь молиться всем нам троим вместе или по отдельности — как тебе будет удобнее! Кстати, Бринн, не собираешься ли ты призвать к нам на помощь своего отца?

Юный бог покачан головой:

— Папа давно махнул рукой на моё воспитание. Даже случись ему услышать мой зов, он лишь посоветовал бы самому разбираться в собственных проблемах.

— Очень жаль. Огам нам здесь ой как пригодился бы!

В тот же самый миг Эдан услышал предупреждающий окрик Бринна: «Берегись!»

Падая на дно повозки, он успел увидеть пикирующего дракона, коварно зашедшего в атаку сзади. Смертоносный выдох достиг цели, но молодого жреца случайно прикрыл круглый щит, укреплённый на борту. Огонь лишь опалил ему волосы. На троих богов драконий дух не произвёл вообще никакого впечатления. Однако чудовище всё же не собиралось упускать тактическую инициативу: мощные челюсти с хрустом сомкнулись на ободе правого колеса. Колесницу сильно тряхнуло; хорошо обученная бестия вцепилась когтями в повозку, а гигантские крылья скрыли от пассажиров свет дня.

Оцепеневший Эдан заметил руку Бринна с мечом Торнора — бог сокрушительным ударом вонзил легендарный клинок в защищённую драконью грудь, легко пробив и металлическую кирасу, и ороговевшую чешую. Фонтан тёмной дымящейся крови хлынул в колесницу из открывшейся раны, а душераздирающий визг возвестил, что удар достиг своей цели.

Мир вокруг Эдана завертелся: колесница, лебеди, три бога и человек стремительно падали, увлекаемые тяжестью умирающего дракона. Густая горячая кровь залепила человеку глаза, и он не видел ничего из происходящего вокруг, ощущая лишь, что кувырком летит вниз.

Молодой жрец Бринна вывалился из перевернувшейся в воздухе колесницы над горами, на высоте во много сотен локтей. Он неминуемо разбился бы об острые камни на дне какого-нибудь из скалистых каньонов, но Судьба, или иная сила, определяющая срок жизни человеческой, была на этот раз милостива к нему. Со страшной скоростью его тело пробило наст, врезалось в рыхлый снег на краю неглубокого ущелья, и огромный подтаявший на весеннем солнце сугроб съехал вместе с Эданом вниз по склону.

ГЛАВА V

...«Ты слышишь меня, сопляк?! Ты не имеешь права сдаваться! Будешь делать это упражнение, пока тебя не вынесут отсюда, если я не разрешу тебе закончить раньше! И запомни навсегда: в счёт идут только сверхусилия. Ты ещё и не начинал работать по-настоящему, а твоя усталость — не более чем поиск телом оправдании для лени!»

Едкий пот заливает глаза. Одеревеневшие мышцы отказываются повиноваться. Сегодня меня и вправду вынесут отсюда — никто не может выдержать такое...

...«Я его куплю у вас за две меры серебра». Испуганный маленький мальчик прячется в угол хижины. «Не бойся меня, сынок... Меня зовут Эльг. Отныне я буду учить тебя и заботиться о тебе». У старика круглые глаза — как у филина. Он не мигает и смотрит прямо тебе в душу.

Безжизненное тело человека, раскинувшего руки, лежит на берегу горного ручья. Остекленевшие глаза уставились в небо. Большой гриф сложил крылья, уселся на камень-голыш и внимательно смотрит — не пошевелится ли? Гриф умеет терпеливо ждать — сегодня вечером его с товарищами ждёт настоящий пир.

...«Убейте их! Убейте их всех!» Мохнатые кони чужаков потоптали соседей. Повсюду грабят и жгут дома. Мальчиков и взрослых мужчин убивают, а женщин вяжут и тащат куда-то. Троих старейшин зарубили на пороге Дома Совета.

Мама и папа лежат в луже крови во дворе. Отец кричал: «беги к лесу». Надо сделать, как велел папа...

...«Запомни, сынок. Ты можешь потерять всё — друзей, богатство, здоровье. На свете есть единственная вещь, что останется при тебе навсегда, до самой смерти. Это твой дух. Взрасти в себе истинный несгибаемый дух, сделай его твёрдым подобно алмазу, подвижным и бесформенным, как огонь. Лишь возвышение над самим собой сможет помочь тебе в этом. Только сверхусилия в счёт. Главный твой враг в тебе самом...»

Жители окрестных селений с недавних пор опасались ходить в те края. Во время битвы богов огонь с небес пролился на камни, а гул от ударов соперников распугал всю дичь в округе на много лиг. К телам низринутых с небес драконов на гористом плато уже собрались шакалы и чёрные грифы, но гигантские, выбеленные ветрами и дождями кости ещё долго будут напоминать о событии, которому суждено войти в ещё не сложенные сказителями легенды.

Однако один человек не побоялся прийти на место битвы титанов.

...« Сверхусилие! Сверхусилие!»

Эдан открыл глаза, но увидел над собой не высокое горное небо, а стропила и крышу небольшой мазанки. Он находился на низком ложе, покрытом облезлой медвежьей шкурой; обе его ноги и левая рука были заключены в лубки, закреплённые сыромятными ремнями. Сквозь открытую дверь и окошко, затянутое бычьим пузырём, в хижину проникал свет — снаружи начинался чудесный солнечный день. В ногах постели он заметил остатки своего расклепавшегося панциря и один из налокотников старинной работы. Какой-то предмет холодил ему грудь под рубахой — Эдан вспомнил о талисмане, подаренном Ханалем. А он так и не успел спросить у бога-шутника, для чего может понадобиться этот хрустальный шарик... В дом кто-то вошёл — заскрипели доски пола, но жрец Бринна не смог повернуть голову. Только когда человек склонился над ним, Эдан увидел старика в довольно странном одеянии. Его длинная, до пят, одежда из шкур была разрисована изображениями фантастических животных или демонов; на нём висело множество амулетов в виде кожаных витых браслетов, а также деревянных и костяных фигурок на шее и у пояса. Безбородое лицо незнакомца скрывал толстый слой красной охры. В руке старик держал раздвоенный сверху посох высотой с него самого. Заметив, что молодой человек пришёл в себя, он приветливо улыбнулся.

Дни шли один за другим. Эдан потерял счёт времени и не смог бы точно подсчитать, сколько он провёл в доме своих спасителей. День за днём, неделя за неделей сломанные кости постепенно срастались, и вскоре он смог без посторонней помощи вставать с постели и выходить во двор. Язык, бывший в ходу у местных жителей, осваивался с трудом, так как не имел ничего общего с каким-либо из знакомых Эдану наречий. Однако большой практический опыт, обычный для многих людей той эпохи, сделал своё дело: через пару месяцев он мог уже свободно объясняться с приютившими его хозяевами.

Попытки узнать, где он находится, не привели к какому бы то ни было результату: местным жителям ничего не говорили названия мест, известные жрецу бога Бринна. Никто не видел также и остатков разбившейся колесницы или гигантских чёрных лебедей; у молодого человека появилась надежда, что трём богам удалось избежать катастрофы.

Деревушка в предгорьях состояла из четырёх десятков круглых хижин-мазанок с соломенными крышами, расположившихся кольцом. В центре находилась большая поляна с загоном для немногочисленного отощавшего скота, принадлежавшего жителям деревни.

Однако в домах постоянно жили лишь женщины и дети, поскольку деревня эта уже несколько сот лет принадлежала известному клану рудокопов. Неподалёку, на склонах каменистых холмов, находились неплохо замаскированные растительностью входы в весьма разветвлённую систему шахт. Там, в вечном мраке, под землёй, куда был заказан ход и любому чужаку, и женщине, и мальчику, ещё не прошедшему суровый обряд посвящения, мужчины при свете масляных ламп добывали медную руду. В больших плетёных корзинах её вытаскивали на поверхность, дробили каменными молотами и промывали в специальных лотках. Потом руда отделялась от шлака в печах и сплавлялась с оловом и другими добавками, секрет которых передавался из поколения в поколение. Светлая бронза из тигля лилась в каменные формы, превращаясь в топоры, мотыги, ножи, наконечники копий и стрел.

Окрестные племена побаивались рудокопов, наверняка связанных уговором с подземными духами. Каждый знает, что первым бронзолитейщиком был сам великий Дан. Рудокопы же не стремились опровергнуть жутковатые легенды об их сверхъестественном могуществе: они ревностно охраняли тайны ремесла и не допускали чужих на свою территорию. Обмены товарами обычно происходили в определённое время и только на установленных традицией ничейных землях.

Никому из жителей столь необычного посёлка и в голову бы не пришло спасать незнакомого человека, валявшегося в беспамятстве на берегу горного ручья. Но, к счастью Эдана, на его бесчувственное тело наткнулся единственный из обитателей деревни, который мог себе это позволить.

Старика звали Клехт, и он ни разу в жизни не спускался в забой. Насколько понял Эдан, по профессии Клехт был чем-то вроде штатного племенного мага. Занимался он решительно всем: успокаивал разбушевавшихся мелких духов, недовольных появлением очередной штольни, облегчал роды, лечил скот, разрешал мелкие семейные конфликты и ссоры соседей.

События, разыгравшиеся в небе над горами, заинтересовали колдуна. Как только грохот битвы стих, старик отправился к месту сражения, где и нашёл упавшего с неба человека в лопнувшем панцире и разодранной одежде, покрытой коркой запёкшейся крови. Логично рассудив, что участник небесной схватки интересен во всех отношениях, Клехт наложил фиксирующие повязки на переломы и призвал на помощь своего ручного кондора.

Несчастной птице шёл уже восьмой десяток. В таком возрасте дряхлые кондоры всё своё время посвящают размышлениям о смысле жизни, изредка забавляясь охотой на какую-нибудь не слишком резвую дичь, и вовсе не помышляют о воздушной транспортировке тяжестей на большие расстояния. С немалым трудом птица перенесла Эдана к хозяину домой, в деревню рудокопов, пару раз чуть не выронив груз по пути. Авторитет колдуна позволил ему договориться с вождём клана и оставить чужестранца на время выздоровления в посёлке.

Юноша уже стоял у самого входа в Сумеречную Землю, когда Клехт принялся за его лечение. Душа несчастного блуждала в пограничных мирах, всё более и более приближаясь к реке, из-за которой не бывает возврата; нить, связующая её с телом, истончилась наподобие волоса и грозила порваться в любой момент.

Колдун был стар и опытен. Призвав троих своих лучших духов-помошников, он запряг их в повозку, выстроенную из теней и лунного света, и отправился в Сумеречную Землю. Трое суток мерно постукивал в хижине бубен помощника, указывая колдуну путь из дальних миров домой; трое суток курились благовония вокруг двух неподвижных тел. После долгих поисков Клехт наконец обнаружил душу Эдана и привёз её владельцу. Лекарское искусство старика за два месяца вернуло жрецу бога Бринна здоровье и силы.

Жизнь в доме колдуна проходила тихо и неторопливо: дважды в день собирались за трапезой, которую обыкновенно составляла каша из полбы, изредка сдобренная кусочками баранины либо свинины; остальное время наш герой посвящал восстановлению своей физической формы или отправлялся вместе с деревенским магом на прогулку в горы за травами.

— Доброе утро! — поприветствовал Клехт Эдана, вышедшего умыться в каменном корыге с дождевой водой. Колдун и его помощник Тиу сидели, как обычно поджав под себя ноги, на поленнице перед домом. Перед ними, тяжело переваливаясь с лапы на лапу, прогуливался по двору страдавший одышкой кондор. Куры предпочитали не приближаться к ячменной лепёшке с мёдом, приготовленной для этой птицы: она, нетронутая, висела на особом прутике у изгороди.

Жрец Бринна настороженно относился к Тиу, который, в свою очередь, платил Эдану той же монетой. Старик помогал Клехту в сборе целебных трав, лечил людей и пользовался немалым уважением в посёлке рудокопов. Очевидно, Тиу был нездешним — об этом свидетельствовали смуглый цвет его кожи, непривычный разрез глаз и нос с горбинкой. Живые глаза, пронзительный взгляд и наполненные силой движения заставляли заподозрить неладное. Определить возраст старика казалось невозможно; с равной вероятностью ему могло быть и сорок, и шестьдесят, и все сто лет.

— Как твоя нога?

— Уже почти не болит. Похоже, кости срослись удачно.

— Вчера, когда ты был в горах, снова заходил вождь. Интересовался, как идёт твоё выздоровление.

— Вероятно, это значит, что вскоре я должен покинуть деревню?

— Не совсем так. Мы могли бы подыскать тебе хорошую жену. У меня есть на примете несколько хороших девушек — красивых и хозяйственных...

— ...И я мог бы, породнившись с одной из местных семей, остаться в посёлке навсегда?

— Да.

— А если я не собираюсь жениться, мне придётся уйти?

— Дело обстоит именно таким образом.

— Тогда я должен собираться в путь. Клехт задумчиво чертил палочкой какие-то узоры в пыли у своих ног.

— Знаешь, Эдан, — промолвил он, — увидев тебя впервые, я решил, что светлоликие боги прислали мне ученика, который со временем сможет меня заменить. Тиу слишком стар для этого, а мне за долгие годы так и не удалось найти преемника. Может быть, ты изменишь своё решение?

— Взгляни на него повнимательнее! — прервал Клехта Тиу. — Разве ты не замечаешь лежащей на нём печати? Отмеченный не годится в ученики! Даже твои духи сторонятся его!

— Что он там болтает? — возмутился Эдан. — Какая ещё печать?

— К несчастью, Тиу совершенно прав, — печально признал Клехт. — Ты связан с некой силой неразрывными узами, и она, несомненно, определит всю твою дальнейшую судьбу. Я не смогу удержать тебя здесь; твоё предназначение неудержимо влечёт тебя дальше, в далёкие странствия.

Тиу бросил на Эдана холодный, неприязненный взгляд:

— Ему здесь не место. В глазах этого человека — борьба, множество смертей будут сопровождать его путь. Раз он свалился с неба вместе с мёртвыми чудовищами, пускай отправляется обратно в свою небесную страну чудовищ!

— Тиу считает, что подобные тебе люди даже помимо своей воли приносят лишь беды и несчастья, —объяснил Клехт. — Он подозревает, что ты — из породы великих героев.

— Что это значит?

— Великие герои встречаются нечасто. Они иногда наделены особой силой, которая определяет их судьбу. Эта сила не может быть даром богов, болгов, демонов или иных могущественных существ; да и сам владелец чаше всего не в состоянии осознанно направлять её. Поэтому он обычно обращает свои способности на разрушение, становясь слишком опасным для всех окружающих.

— Но я не чувствую в себе никакой особой силы! — запротестовал Эдан.

— Не оправдывайся раньше времени. Я и сам не уверен, действительно ли ты -,;ю наделён. Будущее покажет. Однако, поскольку я спас тебе жизнь, ты у меня в долгу. Попрошу лишь об одном: когда разберёшься, кто ты таков, навести старину Клехта.

— Обещаю.

— Что же, в добрый путь. Позволь дать тебе один совет. Сегодня из посёлка уходят люди, несущие товар на торжище. Отправляйся с ними — сюда часто приходят торговать купцы из дальних земель, и, если повезёт, ты сможешь пристать к какому-нибудь каравану.

Эдан искренне поблагодарил своих хозяев. Ему нечего было подарить им, кроме своих испорченных доспехов. Правда, панцирь мог стать царским подарком для местных жителей, не знавших секретов обработки железа. Молодой жрец не сомневался, что вскоре доспех, аккуратно починенный, украсит плечи вождя племени. В свою очередь, он получил в подарок длинный широколезвийный бронзовый кинжал. На его клинок Клехт прикрепил мелкого духа, который умел ненадолго парализовать живых существ.

Эдан вышел попрощаться со своими спасителями. Три старика — два человека и кондор — устроились рядком на завалинке. Ему пришло в голову, что в этом месте ничего не изменится ни через год, ни через десять, ни через сто лет — они всё так же будут сидеть на поленнице и молча улыбаться солнцу нового дня.

Примерно через день пути по лесу компания из десятка бронзолитейщиков вышла на торжище. В излучине быстрой реки, на высоком обрывистом берегу, находилось условное место, где каждое новолуние они разбивали свой лагерь. Следы старых кострищ и скопления мусора говорили о том, что торжище постоянно используется окрестными племенами. На сей раз на территории, отведённой для гостей, уже белели палатки приехавших загодя торговцев. В добавление к паре покосившихся от времени сараев бронзолитейщики поставили несколько шалашей, выгрузили свой товар и направились на поляну, где, собственно, и происходила торговля.

Как узнал от своих попутчиков Эдан, зачастую участники торга не знали языка друг друга, и поэтому здесь в ходу был «немой обмен». Две группы уселись друг напротив друга и стали раскладывать— на земле свои товары. Чужестранцы привезли в обмен на бронзу серебро, льняные ткани, меха, красивые кувшины и горшки с чёрной лощёной поверхностью. Стороны молча, по очереди выкладывали товар до тех пор, пока не приходили к обоюдному согласию.

Эдан обратил внимание на главу охранников одной из групп торговцев. Внешний вид выдавал в нём примесь древней крови расы ши: об этом неопровержимо свидетельствовали характерные черты лица, пепельные волосы и миндалевидный разрез глаз. Лоб и щеки ши покрывала геометрическая татуировка, указывающая на его происхождение из касты воинов рода Урга. Жрец Бринна предположил, что воин, вероятно, мог бы быть ему полезен. В сложившейся ситуации единственной надеждой Эдана было попытаться добраться до какого-нибудь из Священных городов или любого другого места, где можно отыскать храм Эйте или Гонора. Вероятно, жрецы в святилище могли бы связаться со своими покровителями и сообщить им о том, где он теперь находится.

Он довольно слабо представлял себе, как выглядят пять Священных городов. Даже само понятие «город» для человека вроде Эдана (которому соседняя деревня в сто дворов казалась слишком людной) являлось чистой абстракцией. Согласно общепринятым представлениям, Пятиградье было в своё время основано богами. Если верить легендам, некоторые из Племён сами принимали участие в строительстве (в основном оборонительных сооружений). В них жили люди и небольшое количество ши, причём в разных городах власть между кастами делилась по-разному. Слегка покопавшись в памяти (а наш герой учился пятнадцать лет у старого Эльга не только древнему искусству разбивания булыжников о голову), он подошёл к ур-гиту и уверенно произнёс:

— Приветствую тебя, воин! Да будет благословенен Шлем Урга!

Тень интереса скользнула в непроницаемых чёрных глазах, но лицо сохранило холодно-надменное выражение.

— Привет и тебе, варвар без касты!

Разговор шёл на старом языке, наречии книжников, применявшемся в те времена только для межплеменного общения и чтения древних таблиц. После обмена несколькими малозначительными репликами об опасностях пути и обсуждения погоды за последние две недели Эдан решил перейти непосредственно к делу:

— Воин, мне крайне необходимо попасть в какой-нибудь из Священных городов. Вы, случайно, не туда направляетесь?

Ургит посмотрел на него как на сумасшедшего:

— А зачем тебе?

— Неважно. Наймите меня как штатного мага, я вам пригожусь по пути.

— Так ты маг? Чародей нам не нужен — у нас уже есть один. — Воин указал на крепкого мужика лет сорока, со скучающим видом прогуливавшегося неподалёку.

— Тогда наймите меня как бойца.

— Бойцов у нас тоже хватает.

— Но я же не прошу платы за работу! Достаточно, если вы будете кормить меня по дороге.

— У меня умер погонщик. Его укусила змея. Хочешь быть погонщиком?

— Согласен! — обрадовался Эдан.

— Мы не едем в Священный город. Он слишком далеко. Мы едем в Лорху, — добавил немногословный воин.

Название этого населённого пункта нашему герою ровным счётом ничего не говорило.

— А оттуда далеко до какого-нибудь из городов?

— Столько же, сколько отсюда до Лорхи.

— А сколько отсюда до Лорхи? — поинтересовался Эдан, потихоньку начиная терять терпение.

— Примерно две недели пути. Может, меньше, как повезёт. А может быть, мы вообще туда не доедем, — философски заключил ши. — Кто может знать, что случится завтра? А через месяц — тем более!

Караван, в который устроился Эдан, состоял из двух десятков человек; примерно половину из них составляла охрана. Владельцем его оказался небогатый молодой купец, тешивший себя надеждой сделать состояние на торговле с отдалёнными варварскими племенами. Погрузив на вьючных животных груз бронзовых слитков, приобретённых на торжище, на следующий день они двинулись в обратную дорогу.

В течение первой недели их путь лежал сквозь лесостепь. Испокон веков среди этих бескрайних просторов бытовали простота нравов, неприхотливость в быту и обычай кровной мести. На счастье путешествующих, окружавшие их земли были столь мало населены, что одна деревня могла отстоять от другой на многие десятки лиг. Живущие здесь люди не знали железа; орудия из сплава меди и олова также представляли большую ценность — их выменивали у соседних племён или у изредка проезжавших караванов. Отшлифованные до блеска топоры и наконечники копий они с немалым искусством делали из кремня и чёрного полупрозрачного обсидиана. Как известно, такое оружие намного острее бронзового и, несмотря на свою хрупкость, может быть вполне действенным в применении.

Наглядное тому подтверждение Эдан получил на шестой день пути. На постое в маленьком селении, состоявшем из десятка малоприметных землянок, один из караванщиков имел неосторожность слегка шлепнуть по заду приглянувшуюся ему девицу. На следующем привале, сутки спустя, он отошёл по нужде и не вернулся. Через полчаса поисков его труп обнаружили пришпиленным к стволу высокой сосны копьём с каменным наконечником, вонзившимся в горло. По этому случаю ургит, которого звали Лонгас, собрал погонщиков и стражу и прочёл краткую, но содержательную лекцию об основных принципах мирных взаимоотношений с местным населением.

Как узнал жрец Бринна, Лонгас был полукровкой — из народа ши по матери и человеком по отцу, потомственному воину из рода Урга — старшего Торнорова сына. Он считался гражданином Священного города Кера, но почему-то предпочитал продавать свой меч на стороне. Вероятнее всего, причиной тому являлись несложившиеся отношения с городскими властями на родине. Лонгас — отличный воин, но ему определённо не хватало чувства юмора, впрочем как и всем ургитам. Прямой противоположностью ему оказался маг, которого звали Талес, совершенно не походивший на многих угрюмых представителей своей профессии. Будучи магом школы Стихии Огня, он был подвижен подобно языку пламени, бодр и лёгок на подъём, правда, при этом Талес обладал непостоянным характером и был подвержен резким перепадам настроения. Последнее обстоятельство несколько затрудняло общение с ним; однако большинство караванщиков за время пути свыклось с внезапными истериками волшебника, перемежающимися с приступами неконтролируемого веселья.

Новые товарищи Эдана оказались под стать своим командирам: в большинстве своём — изгои или люди, по тем или иным причинам потерявшие связь со своими родственниками. Нашего героя это нимало не удивило, ведь человек — это его положение в общине; без неё он — никто. Если изгой захотел бы поселиться в чужом месте, будь то город или деревенька, его статус оказался бы немногим выше положения раба. Лишь некоторые, такие как бродячие жрецы, сумасшедшие, отшельники или маги, могли рассчитывать на снисхождение, где бы они ни находились. К иноземцам повсюду относились с недоверием. Чужак воспринимался прежде всего как скрытая опасность; нередко рассказывали истории о племенах; из соображений предосторожности убивавших любого, ступившего на их землю.

Неудивительно, что отряды, нанимаемые в торговые караваны для дальних путешествий, состояли в большей степени из людей, которым уже нечего было терять. Беглые рабы, разорившиеся ремесленники и крестьяне, просто авантюристы — все они здесь на равных. Участники похода прекрасно понимали, что вокруг — в большей или меньшей степени враждебное им окружение и рассчитывать приходится только на себя и своих товарищей.

Как вскоре заметил наш герой, Лонгас пользовался среди караванщиков непререкаемым авторитетом. Суровый воин и его давний друг, огненный маг, представляли собой странную пару. Несмотря на явное несходство характеров и привычек, они отлично дополняли друг друга. Хозяин каравана, казалось, признавал опыт ургита и предоставил последнему все права на командование людьми в походе.

После недели пути на горизонте вновь появились острые пики большого горного хребта. Их дорога проходила через перевал, и по мере приближения к горам Эдан замечал, как всё мрачнее и мрачнее становился Лонгас. Свободное время на стоянках ши посвящал чистке двух своих коротких обоюдоострых мечей с ручками примерно равными клинку по длине. Он носил с собой целый набор рогожек, полировочных порошков, оселков различных форм и размеров и точил мечи с упорством, почти переходящим в религиозное исступление. Молодого жреца заинтересовало необычное оружие, но ургит не был настроен обсуждать его достоинства. Маг оказался намного более разговорчив.

— Послушай, а почему Лонгас охраняет купца? — спросил Эдан у Талеса, расчищавшего место для очага на привале. — Служить наёмником — урон для чести настоящего воина!

Талес пожал плечами и потянулся за очередной веткой. Эту работу никому, кроме него, не доверяли; и в то время, как чародей выкладывал на облюбованное место растопку, нежно поглаживая каждую щепочку и заводя задушевный разговор с каждым новым прутиком, ни у кого из караванщиков не возникало желания острословить по данному поводу.

— Их, воинов, не поймёшь. Насколько мне известно, наш суровый командир не может вернуться на родину, причиной тому кровная месть или что-то в этом роде. О подобных делах редко рассказывают случайным знакомым. Лучше не спрашивай его: Лонгас не любит вспоминать прошлое; а в остальном он парень ничего, хотя и ургит.

Маг вытянул из приготовленной кучки последний прутик и любовно приладил его к выстроенному шалашику. Провёл ладонью над растопкой, и огонь вспыхнул сам собой. Талес шептался с язычком пламени как со старым знакомым, ласкал и кормил его; не успел Эдан стянуть с натруженных ног сапоги, как на поляне трещал большой костёр.

Вскоре закипела вода в котле — проголодавшиеся за дневной переход люди недолго дожидались своей привычной болтушки из муки, сдобренной салом. И ещё заметил жрец бога Бринна, что дым от огня всегда тянуло в сторону противоположную той, где сидел, поджав ноги, маг.

Они подымались всё выше и выше в горы. Над перевалом висела огромная свинцово-серая туча, там бушевал снежный буран. В такое время продвигаться дальше казалось безумием. Купец приказал своим людям остановиться, разбить лагерь и переждать непогоду. Потеряв два дня, караван двинулся дальше. Нигде не было видно признаков жизни — местность вокруг казалась абсолютно пустынной. Не поднимался в небо дым из жилищ, никто не пас скот на сочной траве альпийских лугов.

В начале подъёма на седловину между двумя горными пиками караванщики сделали подношения духам гор на импровизированном алтаре. Каждый отнёсся к этой процедуре с максимальной серьёзностью; те же, кто не припас с собой ничего подходящего, отрезали в жертву лоскуты от собственной одежды. Однако того, чему суждено случиться, люди были не в силах предотвратить. Духи не приняли жертвы: неприятности начались уже через несколько часов восхождения.

Глухой рокот в отдалении возвестил путешественникам о приближающейся лавине. Подгоняемые окриками Лонгаса, караванщики бросились под защиту нагромождения скал справа от дороги. Тяжело нагруженные лошади и мулы спотыкались и падали на неровном каменистом склоне. Их толкали и тянули за узду, заставляя подняться и двигаться в направлении безопасного убежища. Однако несколько животных так и остались на земле; заслышав быстро приближающийся грохот, отставшие люди бросили их и ринулись вслед за своими товарищами.

Белый катящийся вал в мгновение ока смел всё, что оказалось на пути. Снежный поток, увлекавший за собой глыбы льда и камни, иные из которых были размером с приличную телегу, пронёсся мимо караванщиков, моментально изменив окружающий их пейзаж.

Когда слегка оглушённые и припорошенные снежной пылью люди немного пришли в себя, купец с Лонгасом устроили перекличку.

Караван недосчитался трёх лошадей с поклажей, не отозвался и один из охранников. Искать их, очевидно, не имело смысла: стоило лишь оглядеться вокруг, чтобы прийти к столь неутешительному заключению.

До Эдана доносились отдельные фразы жаркого спора, который вели Лонгас и молодой купец, отойдя в сторонку. Жрецу Бринна был малопонятен их диалект; однако ему удалось разобрать, что воин предлагал прервать восхождение и вернуться обратно; хозяин, напротив, упорствовал в своём — желании продолжать путь через перевал. В результате торговец настоял на своём — ургит, с посеревшим от злости лицом, вернулся к людям и коротко распорядился:

— Седлайте лошадей! Мы выступаем!

Часть припасов люди взвалили себе на плечи, желая облегчить ношу оставшихся животных. Продвижение вперёд после схода лавины стало ещё сложнее: каменные завалы, сугробы и нагромождения ледяных глыб преграждали путь поредевшему каравану. Эдан слушал, как Лонгас по пути беспрерывно тихо ругается на своём наречии.

— Что-то не так, воин? — осведомился он, пристроившись на тропе сбоку от ургита.

— Всё не так! Не следовало сегодня идти этой дорогой!

Мрачные предчувствия в очередной раз не обманули его. В тот самый момент когда отряд после двух часов тяжёлого пути собрался остановиться на привал, высокая фигура преградила им путь. Наш герой был не робкого десятка, однако вид существа высотой в девять локтей, с когтистыми лапами, спускавшимися ниже колен, тёмно-серой, под цвет скал, шкурой, покрытой лишайниками, и запавшими злобными красными глазками, вовсе не добавил ему хорошего настроения.

Переваливаясь с одной узловатой ступни на другую, существо подошло поближе и проскрежетало:

— Добро пожаловать в наши владения, пища!

Из пасти чудовища исходил такой ужасающий смрад, что наиболее впечатлительные из охранников начали морщиться и зажимать пальцами носы.

— Привет и тебе, горный лопракан, — холодно ответил ему Лонгас, поигрывая рукоятками своих мечей. — Мы простые торговцы и хотели бы пройти через земли, принадлежащие твоему народу.

— Разумеется, вы пройдёте, — раздался в ответ скрипучий голос, — заплатив сначала установленную пошлину!

— Чего ты ждёшь? Убьём эту мерзость! — прошипел Талес на ухо воину, нервно потирая руки. — И глазом не успеешь моргнуть, как я спалю его, словно лучинку на ветру!

— Не горячись, маг. Поблизости их попряталось не менее десятка, — заметил вполголоса ургит.

— Почему бы нам и не заплатить? — спросил купец, которому становилось определённо не по себе от таких разговоров. — Если мы действительно оказались на его земле, эта тварь вправе требовать проходную пошлину. В сложившейся ситуации я согласен понести определённые убытки!

— А каков размер взимаемой пошлины? — обратился Лонгас к существу.

— Как всегда, — плотоядно облизнулось оно, — одно из ваших животных и один из ваших людей.

— Ничего себе! — побелел как мел купец. — А нельзя ли отдать вместо этого, скажем, двух коней?

— Ну уж нет. Порядок есть порядок. Так вы будете платить, или?.. — прищёлкнул зубами монстр.

— Будем, будем! — торопливо заверил его хозяин каравана и повернулся к своим: — Хм... Друзья, придётся кидать жребий. Или, быть может, найдутся добровольцы? — поинтересовался он со скрытой надеждой в голосе.

Добровольных самоубийц, разумеется, не нашлось.

— Почему бы тебе самому не пойти за пошлину на корм лопраканам? — процедил сквозь зубы Лонгас.

По выражению лица воина Эдан понял, что тот ейчас взорвётся.

— Это невозможно. Я же ваш хозяин!

— Тем более! Согласно традициям, дело вождя — даже ценой жизни защищать своих подчинённых, — ехидно заметил маг Огня.

Чародей с воином переглянулись и, как почудилось Эдану, подмигнули друг другу.

— Решайте быстрее, — поторопил их лопракан. — Мы не любим долго ждать!

— Мы уже решили, — успокоил его Лонгас. — Давай, Талес!!!

Огненный шар, внезапно вырвавшийся из сложенных лодочкой рук мага, с треском ударил чудовище прямо в грудь, отбросив лопракана назад локтей на пять. Раздался дикий вой. Ши слегка повёл предплечьем, и его меч с длинной рукоятью серебристой тенью вылетел из руки и вонзился точно в горящий красный глаз. В следующее мгновение сам ургит уже сидел на плечах ревущего от боли лопракана, высвобождая свой любимый клинок из шишковатого черепа.

Эдан бросился вперёд и нанёс страшный удар заговорённым кинжалом лопракану в ногу. Бронзовое лезвие чуть не погнулось: шкура у этих существ, как выяснилось, была весьма твёрдая. Кинжал соскользнул в сторону, не причинив лопракану большого вреда.

— Бесполезно, только в глаза! — прохрипел Лонгас, раз за разом методично погружавший клинки по рукоять в глазницы ослепшего чудовища. Наконец оно тяжело рухнуло, завалившись на бок, а воин легко вскочил с поросших мхом плеч на камни.

И тут окружавшие их горы внезапно ожили. Град камней, многие из которых были размером с голову взрослого мужчины, обрушился на людей со всех сторон. Компания горных лопраканов, засевшая на склонах по обе стороны от тропы, обиделась на караванщиков за грубое обращение со своим товарищем.

— О боги, сколько же их здесь?!

Талес взвизгнул то ли от страха, то ли от ярости и окутался языками пламени, моментально утратив человеческую форму. Бешено раскручивающийся огненный вихрь средних размеров заскакал по скалам, беспорядочно жаля атакующих.

— Ну теперь он им задаст гари и копоти! — довольно хмыкнул ургит, стряхивая густую зелёную слизь со своих клинков. Легко увернувшись от пары летящих в него булыжников, он начал проворно карабкаться вверх по склону.

На узкой горной тропе, окружённой с обеих сторон высокими утёсами, разыгрывался второй акт кровавого спектакля. Люди с проломленными черепами падали на камни под копыта лошадей; истошно выли лопраканы, обожжённые рассвирепевшим огненным магом; то там, то тут появлялся подобно демону смерти Лонгас, окружённый сверкающим ореолом быстро вращающихся клинков. Эдан старался не отставать от своих товарищей: молния из ладони синей змейкой заструилась по клинку и слетела с острия его кинжала, выбив камень из-под ступни одного из лопраканов. Тот, неуклюже взмахнув лапами, рухнул с отвесной стены в расщелину.

Враг тоже не терял времени даром. Одним из первых погиб молодой купец, так и не успевший разбогатеть: большой камень, метко брошенный из засады, попал ему в спину и сломал позвоночник. Несколько лопраканов прорвались к лошадям с поклажей. Охранники и носильщики умирали один за другим, рассечённые ударами когтистых лап. Наиболее удачливые из мерзких тварей немедленно приступили к обеду, отрывая своим жертвам головы и вспарывая когтями животы.

Навстречу Эдану, бежавшему на помощь стражникам, выступил старый чёрный лопракан, вооружённый увесистой, окованной железом дубиной. Сметающий удар, способный легко прикончить даже слона, прошёл мимо цели. Жрец Бринна пригнулся, обхватил ногу чудовища и резко дёрнул на себя: искусство концентрации, преподанное ему старым Эльгом, позволяло на короткое время во много раз увеличивать свою силу. Лопракан, которому по вполне понятным причинам никто ни разу в жизни не проводил бросков или подсечек, немедленно грохнулся на спину... Эдан запрыгнул ему на грудь и несколько раз вонзил кинжал в уязвимые глазницы.

Примерно в это время нападавшие сочли, что с них хватит: слишком большие потери не оправдывали устроенной засады. Они отступили с места битвы, прихватив на десерт пару полурастерзанных трупов.

Жрец бога Бринна помотал головой: он был слегка оглушён, и на губах чувствовался неприятный металлический привкус. По лицу сочилась кровь из десятка незначительных порезов и ссадин. Слегка пошатываясь, он поднялся на ноги. Картина, которая его окружала, была не из приятных. По всей тропе лежали тела людей вперемешку с трупами лошадей и высыпавшимися из корзин слитками бронзы. В отдалении послышались всхлипывания: то Талес плакал навзрыд, стоя на коленях над неподвижным телом. Эдан подошёл поближе и увидел посеревшее лицо, украшенное геометрической татуировкой воинов — потомков Ур-га, и окровавленные пальцы, сжимающие короткие мечи с непропорционально длинными ручками.

ГЛАВА VI

— О высшие силы, почему вы так несправедливы? Он умер, мой друг, лучший из живущих! — стенал Талес, воздевая трясущиеся руки к небу. По его пухлым щекам катились крупные слезы.

Эдан молча наблюдал за ним. Смерть воина потрясла и его; однако зрелище безвольно хлюпающего и обливающегося слезами мага, ещё недавно яростно сражавшегося с лопраканами, окончательно выбило жреца из колеи.

— Кончай ныть! — внезапно раздался знакомый голос. Лонгас пошевелился и открыл глаза.

— Ты жив?! О чудо! — заорал маг и, хохоча, исполнил вокруг него несколько па какого-то неистового танца.

— Боюсь, не совсем, — прошептал ему в ответ ши. С каждым его словом на посиневших губах появлялась кровавая пена. — С такими ранами я долго не протяну. Вы не сможете мне помочь — лучше и не пытаться. Хочу попросить вас об одной услуге.

— Проси о чём хочешь, я всё обещаю исполнить. — Эдан опустился на колени рядом с лежащим воином.

— Похороните меня согласно обряду, а мой пояс отнесите к алтарю Урга в городе Кер. Ты хорошо сражался, погонщик. Возьми мои мечи себе или отнеси на алтарь вместе с поясом, только не оставляй их здесь.

— Я сделаю всё, как ты велишь, Лонгас.

— Спасибо. А теперь не мешайте: я буду молиться.

Глаза воина закрылись, но губы продолжали шевелиться, складывая фразы древней молитвы. Эдан и Талес присоединились к нему. Над горным ущельем, ставшим местом последнего упокоения для десятка погибших в жестоком бою людей, разносились слова, которые дошли к ним через множество поколений:

С последними словами ши вновь закрыл глаза. Его душа тихо отделилась от тела, отправляясь в последнее, самое далёкое своё странствие. Лонгас был мёртв.

— Как же мы похороним его? — простонал Талес. — Необходимо ждать несколько недель, пока его мясо не расклюют птицы, и только тогда мы сможем собрать очищенные обрядом кости.

— Придётся устроить сожжение на погребальном костре, — пожал плечами Эдан. — Это тоже не так плохо.

Маг и жрец Бринна остались совершенно одни: поблизости не было видно ни души. На тропе остались лежать восемь трупов, считая тело Лонгаса. Те из караванщиков, кто спасся от лап лопраканов, предпочли быстро ретироваться из опасного места, предусмотрительно прихватив с собой нескольких животных и часть товаров. Поскольку их хозяина не было в живых, никто больше не чувствовал себя связанным какими бы то ни было обязательствами.

Двое выживших собрали всё дерево, что смогли найти: корзины из луба, сёдла, шиты, остатки хвороста, заготовленного перед восхождением. Тем не менее его явно не хватало на погребальный костёр для всех погибших. Решили возложить на костёр только воина; тела же остальных товарищей маг сжёг не по обряду, своим собственным рукотворным огнём. Над местами последнего упокоения они навалили две поминальные пирамиды из камней — одну для караванщиков и отдельно для погибшего командира. Закостеневшие трупы четырёх лопраканов, перегородившие дорогу, стали твёрдыми и тяжёлыми как камень; с немалым трудом их столкнули одного за другим в глубокую расщелину.

Широкий воинский пояс Лонгаса, украшенный серебряными пряжками с чеканкой, и два его меча Эдан уложил в перемётную сумку. Себе он взял валявшийся на месте сражения клинок, ранее принадлежавший погибшему хозяину каравана. Бедняга так и не успел пустить его в ход. Это оружие, несомненно, стоило целого состояния — в местах обитания старика Клехта за него можно было бы скупить на корню всю деревню рудокопов. Двулезвийный длинный меч лежал в ножнах из тиснёной кожи с двумя медными кольцами.

Наш герой полюбовался изящными формами лезвия, чуть расширяющегося посредине и вновь сужающегося к острию. Оружие оказалось отлично сбалансированным, а обмотанная плетением из тонких кожаных лент бронзовая рукоять, казалось, сама просилась в ладонь. Особая закалка раскрасила дол стального клинка затейливыми синеватыми разводами, небольшая гарда в форме полумесяца была усеяна заклёпками с головками из чистого золота. Бронзовое навершие рукояти представляло собой две закручивающиеся в разные стороны спирали. Между ними оказалась припаяна маленькая гротескная маска: два зажмуренных глаза, приплюснутый нос и зубастый оскал рта.

Все лошади или погибли, или разбежались. Осталась лишь одна каурая кобыла, слишком старая и рассудительная для очумелой скачки по скалам. Нагрузив на неё фляги с водой и собранный провиант, маг и жрец двинулись в путь. Талес бодро шел по горной тропе, как ни в чём не бывало напевая себе что-то под нос. Казалось, переменчивый волшебник уже успел позабыть о смерти друга. Поглядывая на него, Эдан только изумлённо качал головой, он никак не мог привыкнуть к резким перепадам настроения своего нового товарища.

Лето выдалось засушливым и жарким. Парочка аппетитных сайгаков, мирно пасшаяся на холмах предгорий, оказалась на редкость проворна; оба брошенных дротика прошли мимо цели, и чересчур быстроногий обед скрылся в зарослях кизила. Товарищи проводили оленей голодными взглядами и зашагали дальше.

— Взгляни, Талес, река!

— Верно! Думаю, мы немного отклонились к востоку. Должно быть, перед нами — один из притоков Бо. Не припомню его название...

— Не всё ли равно? — С радостным воплем Эдан стремительно сбежал вниз по склону террасы, прямо на песчаный пляж. Как и следовало ожидать, он не удержался на ногах на скользкой траве и последние десятки локтей, отделявшие его от вожделенной воды, преодолел кубарем, по пути теряя своё снаряжение. Впрочем, его это вовсе не раздосадовало. Шумно шлёпнувшись на мелководье, наш герой широко раскинул руки и замер в блаженном оцепенении: вода! Как много прекрасной прохладной воды!

Огненный маг не последовал его примеру: к глубоким водоёмам он относился немного настороженно. Неторопливо спустившись бочком к берегу, Талес уселся на серое, лишенное коры бревнышко и, развязав ремешки кожаных туфель, опустил в воду свои натруженные ступни.

Эдан перевалился на живот и, лениво перебирая руками по песчаному дну, принялся за выслеживание маленьких плотвичек. Юркие рыбки вовсе не желали даваться ему в руки — после пары неудачных попыток он оставил это безнадёжное занятие.

— Никак лодка! — воскликнул Талес, показывая рукой направление. И правда: тёмный предмет в плавнях чуть выше по течению, похожий на большое бревно, был не чем иным как лежащей днищем вверх долблёнкой.

Отжав подол своей туники, Эдан зашлёпай по воде к берегу, взялся за борт и, перевернув челнок, изумленно присвистнул: под ним обнаружились рыболовные снасти, длинный железный нож с ручкой из оленьего рога, большая глиняная фляга в оплётке из бересты, а также увесистый свёрток со съестным. Радость его, однако, оказалась недолгой: мясо протухло, хлеб совершенно зачерствел, сыр же заплесневел и дурно пах.

— Какая досада! — простонал наш герой, отбросив в сторону безнадёжно испорченную еду. — А что там булькает у нас во фляжечке? Ну-ка... — Судя по едкому душку, во фляге был прокисший яблочный сидр. Попробовать его Эдан не решился.

— Странно, — заметил подошедший Талес. — Почему рыбак бросил без присмотра все свои снасти и припасы?

«Действительно, здесь что-то не так. Запасам уже недели две, никак не меньше», — решил Эдан, возвращая лодку на место.

— Думаю, следует поискать в округе людей. Раз есть рыбаки, значит, поблизости наверняка есть и какая-нибудь деревня.

— Разумно, — кивнул маг. — Предлагаю подняться выше по течению. В лиге отсюда, в излучине, я вижу высокий мыс. Если в здешних краях когда-либо и селились люди, то именно там!

Дорога к указанному чародеем месту не заняла много времени. Поднявшись по крутому склону широкой балки, на дне которой протекал впадавший в реку ручеёк, путники вновь оказались на гребне террасы. Отсюда был хорошо заметен вал с деревянным частоколом, преграждавший подступы к мысу.

— Я узнаю эти места! — обрадовался Талес. — Здесь мы торговали в прошлый раз! Отсюда до Лорхи всего лишь один дневной переход. Местные жители довольно гостеприимны: тут живут мирные земледельцы, покорные данники города Ара. Уверен, на наше серебро мы сможем купить у них хорошую еду и новую одежду.

— Что ж, идём. Надеюсь, хозяева пустят нас в форт.

Однако чем ближе они подходили к поселению, тем более подозрительным им казалось полное безмолвие, опустившееся на окрестности.

— Странно. Куда они подевались?

— Кто?

Как Эдан ни прислушивался, ему не удавалось уловить простых и радующих слух шумов людского жилья: воплей грудных детей, женского смеха у реки, гоготанья гусей. Не мычала скотина в стойлах, не стучал топор и не скрежетали жернова. Самих жителей также нигде не было видно. Посреди широкой тропы, ведущей к воротам через засеянное ячменём поле, валялась опрокинутая набок двухосная повозка. Проезд, ведущий на территорию посёлка, был прорезан в оборонительном валу и представлял собой серьёзную бревенчатую конструкцию со смотровой площадкой наверху. Ворота оказались открыты. Порывы ветра, непрерывно дувшего на возвышенном плато, с тоскливым скрипом раскачивали незакреплённые створки.

— Эй! Можно войти? — крикнул маг, приложив ладони рупором ко рту. На боевой площадке никто не объявился.

— Не нравится мне эта тишина! — заметил Талес. — Куда они все подевались? Смотри, Эдан! Бревна обуглились. Словно кто-то разводил костёр у самых ворот!

Жрец Бринна нерешительно потянул створку на себя и вошел в проезд, коснувшись ладонью рукояти меча. Однако всё равно оказался не готов к тому, что увидел за валом. Поселения попросту не существовало. Пространство высокого мыса, на котором ещё недавно, быть может, находилось с полсотни бревенчатых хижин и землянок, теперь опустело. О прошлом напоминали лишь почерневшие нижние венцы изб, их правильные прямоугольники виднелись по всей огороженной валом площади.

— Предвечное пламя! Что здесь произошло? — Талес озирался вокруг, но не на чем было остановить свой взгляд, повсюду было одно и то же. Теперь они заметили обвалившиеся местами жерди частокола, рассыпанное по чёрной земле зерно, у которого весело чирикала стайка воробьев, и ощутили тяжёлый запах тления, сводивший челюсти и выворачивавший наизнанку пустой с утра желудок.

Эдан подошёл к почерневшему остову большой избы и, раскачав, выдернул за черенок застрявшую в углу сруба стрелу. Её бронзовый наконечник оказался бронебойным: тяжёлый, трёхлопастной, со специальной прорезью-свистком у втока. Душераздирающее гудение и вой, издаваемые подобными стрелами в полёте, призваны наводить на врагов ужас. Очень характерная форма. Обломок его собрата Эдан носил в своём правом плече с пятилетнего возраста, до тех пор пока Эльг не извлёк его с помощью особого инструмента.

— Кочевники!

Испокон веков они считают земледельцев по праву своей собственностью. Приходят, когда сочтут нужным, и отбирают всё, что могут дать тощие земли полей. Если же им оказывают сопротивление, ради забавы убивают всех подряд, а оставшихся в живых превращают в рабов: номады не любят, когда им оказывают сопротивление. Особое отвращение кочевники питают к большим городам, крепким стенам и возделанным полям.

— Откуда они здесь взялись? — Талес присел на корточки, подобрав с земли лепную корчагу с орнаментом в форме заштрихованных треугольников, и потряс ею вверх дном. — Пустая... В окрестности Лор-хи скотоводческие племена забредают нечасто...

Он тщательно растёр между пальцев уголёк, при этом заметив:

— Пожарищу уже не меньше трёх недель. Думаю, сейчас в окрестностях безопасно.

— Уйдём отсюда! — Эдан зажал пальцами нос и торопливо зашагал обратно. Его душили горловые спазмы.

Из кустов выскочила худая, покрытая репейниками собака и шарахнулась в сторону, глядя на человека затравленным взглядом. Он отогнал её взмахом руки, и пёс заковылял прочь, прихрамывая на заднюю лапу. Последний житель разорённого посёлка терпеливо дожидался своих ушедших хозяев.

Жители Лорхи просыпались рано. С рассветом Западные ворота отворялись, пропуская увеличивающийся час от часу поток крестьян и торговцев, везущих товары на рынок. Разгорался огонь в печах кварталов керамистов и литейщиков. Для ремесленников и рабов начинался очередной трудовой день, обещавший быть таким же тяжёлым, обыденным и скучным, как и все предыдущие.

Молодой стражник на посту у саманных ворот скучал. Он не удосужился нацепить панцирь: день и так сулил быть душным. Копьё и плетёный щит он прислонил к стене, а бронзовый шлем, одетый на специальный традиционно подвязанный платок в мелкую чёрно-белую клетку, был сдвинут на затылок. Без особого интереса сей суровый страж рассеянно взирал на повозки крестьян, проезжавшие мимо него, и на самих обладателей этих повозок. Юноша прекрасно знал, что, если слишком присматриваться, к концу стражи у него от всех проходящих мимо голова пойдёт кругом. Тем не менее парочка, появившаяся из-за распахнутых дубовых створок, показалась ему довольно подозрительной. Два оборванных, грязных, но весьма неплохо вооружённых человека вели в поводу понуро бредущую старую лошадь. Примерно так, по внушённым стражнику представлениям, и должны были выглядеть настоящие разбойники — всякий сброд без определённого места жительства, болтающийся где попало и занимающийся неизвестно чем.

— Какого сословия? — как можно более грозно окрикнул он их ломающимся баском.

— Да маги мы, — вяло ответил старший из двоих — крепкий человек средних лет.

— Какие же вы маги? — искренне удивился страж. — Все принадлежащие к касте мудрецов ходят с жезлами!

— Какое тебе дело, с посохом я или без? — искренне возмутился его собеседник, нервно пощёлкивая пальцами. С каждым щелчком с его ладони срывались зеленоватые искры. — Может, тебе нужны доказательства?! Зараз превращу в головешку!

— Тише, Талес, — пытался его урезонить товарищ. — Ты же видишь — молодой человек на посту. Он обязан проверять всех проходящих, ведь правда?

— Да вроде как... — растерялся стражник.

— Но надеюсь, к нам у вас нет претензий? Товаров на продажу не везём. И вообще, мы просто обыкновенные бедные книжники. Вы должны извинить моего друга — он бывает очень вспыльчив. — И Эдан подтолкнул мага, приглашая его следовать дальше.

Стражник недоумённо посмотрел вслед двум «книжникам» и их кобыле, мирно бредущим по улице, и махнул рукой. Ведь он всего лишь сын горшечника, призванный от их семьи для охраны родного города. А до магов ему и дела нет, с посохами они или без.

Лорха была небольшим городком: тысяч пять её обитателей, крестьян и ремесленников, жили в небольших одно— и двухэтажных глинобитных домах. Город окружала круглая стена локтей пятнадцати в высоту, выложенная из кирпича-сырца. Талес чувствовал себя здесь как дома: он множество раз бывал в Лорхе и уверенно вёл своего товарища по лабиринту узких кривых улочек.

Эдан с непривычки морщился от запахов нечистот, сливаемых в канавы, прокопанные вдоль домов. И как только люди могут жить в такой тесноте? Неужели только желание укрыться под защитой городских стен согнало их в эту гигантскую помойку? Талес только пожимал плечами. Он вырос и учился магии Огня в Священном городе Ар и не находил в образе жизни горожан ничего удивительного.

На рыночной площади было не протолкнуться. На лотках, прилавках, да и прямо на земле торговцы разложили свои товары: льняные ткани, корчаги с пивом, связки шкур громоздились вперемешку с вяленой рыбой, свининой и кривыми бронзовыми ножами местного изготовления. Неподалёку от гончарных рядов, у круглой цистерны с мутно-зелёной водой, к которой водили поить скот, с самого утра стояли два богато одетых человека. Татуировка на лбу, льняной панцирь с косой простёжкой и искривлённый секач на поясе выдавали в одном из них воина рода Хольдера. Его товарищ, в длинной шерстяной хламиде, одетой поверх расшитой туники, несомненно принадлежал к жреческому сословию. Хольдеринг припадал на одну ногу, его поддерживал под локоть раб. Оба собеседника время от времени бросали по сторонам внимательные взгляды, высматривая кого-то в толпе яростно торгующихся посетителей рынка. И после долгого ожидания их старания увенчались успехом.

— Погляди-ка туда, Кермайт, вот они! Прорицатель не соврал! — произнёс жрец, указывая воину на лоток оружейника.

Холдеринг повернул голову в указанном направлении и уставился на двух оборванцев, увлечённых беседой с продавцом.

— Эти?! Одеждой они больше напоминают нищих!

— Не сомневайся! Один из них маг, другой жрец, уж можешь мне поверить!

Первый из незнакомцев, за спиной которого висел меч в потёртых ножнах, перешёл к соседнему прилавку. Он выбрал себе длинный хитон с поясом, кожаные штаны и подбитый ондатровым мехом плащ, после чего небрежно бросил продавцу приличный кусок серебряной гривны в оплату. Продавец поклонился: одежда стоила раза в два дешевле. Нимало не смущаясь, Эдан (а покупателем был наш герой) скинул с себя рваньё и тут же переоделся в новое.

— Ну что, Фиад, подойдём к ним? — спросил у жреца Кермайт, не отрывая глаз от меча молодого человека.

Талес только начинал торговаться, уже вдвое сбив цену на приглянувшиеся ему сапоги с серебряными пряжками, когда из-за спины услышал:

— Мир вам, благородные путники!

— И вам того же желаем, — ответил маг, с подозрением оглядев подошедшую к ним парочку. Он готов был побиться об заклад, что этого благообразного старца в жреческом облачении уже где-то встречал.

— Мы счастливы видеть вас нашими гостями! — обратился к двум товарищам священнослужитель. — Не желают ли любезные путешественники уделить нам немного своего времени и принять участие в скромной трапезе?

— Вы очень добры! — вежливо ответил Эдан.

— Не каждый день получаешь приглашение от столь уважаемого клирика, верховного жреца лорхского святилища Старших Богов! — как бы невзначай заметил Талес, с видимым сожалением кладя сапоги обратно на прилавок.

— Мы знакомы? — удивился Фиад.

— Я неоднократно имел возможность видеть вас на процессии по случаю Праздника сбора урожая в Священном Аре. Моё имя Талес, маг школы Огня. Со мной мой друг, Эдан.

— Господин является жрецом кого-то из Младших?

— Да, — вынужден был признаться Эдан. — Я первосвященник Бринна.

— Какая честь для нас! — Брови жреца Старших Богов поползли вверх. — Боюсь показаться невежественным, но никогда не слышал этого имени. К какому из Племён принадлежит ваш покровитель?

— Бринн из Племени Ллеу, Многоискусный, Победитель болгов, Владыка Лебединой Колесницы. — Эдан решил слегка прибавить себе весу в глазах священника.

Тот слегка поклонился и провел ладонями по щекам:

— Благодарю высшие силы, скрестившие мои пути с вашими!

— А не соблаговолит ли господин верховный жрец объяснить, чему наши скромные персоны обязаны оказанным вниманием? — вступил в разговор огненный маг.

— Поговорим обо всём после обеда, — предложил Фиад. — Думаю, наши гости проголодались с дороги.

Он хлопнул в ладоши, и через несколько мгновений откуда-то сверху на площадь, медленно вращаясь, спустился круглый медный треножник локтей двенадцати в диаметре.

— Прошу, садитесь, — пригласил жрец друзей. — Он по воздуху доставит нас в святилище. Раб пока позаботится о вашей лошади.

Талес и Бринн взобрались вместе со своими провожатыми на треножник, и он взмыл в воздух. Сделав круг над рынком, этот необычный экипаж неспешно поплыл по воздуху над городом.

— Просто восхитительно! — Талес откинулся на спинку кресла и звучно рыгнул, похлопав себя по набитому животу. По местным обычаям такое поведение было нормальным выражением признательности хозяину за трапезу.

Они сидели в просторном зале, закопчённую двускатную крышу которого подпирали шесть пар столбов из цельных брёвен. Так выглядела обеденная зала Для служителей святилища Старших Богов. Храм, куда их доставили на летающем треножнике, располагался неподалёку от Лорхи, посреди ухоженной священной рощи. При нём обитало несколько десятков жрецов и с полсотни послушников, которые перед обретением сана обучались по два десятка лет. С учёбой они совмещали труды по хозяйству, наравне с рабами исполняя даже самую чёрную работу. Многие из них годами не выходили за пределы святилища, ревностно придерживаясь суровой системы обетов и ограничений, регламентировавших все стороны жизни в храме.

— Думаю, следует перейти к делу, — заметил Эдан. Фиад кивнул:

— Не желаете ли освежиться?

Все четверо вышли из дома и направились за неторопливо бредущим по дорожке жрецом. Тропинка вывела их к маленькой беседке, укрытой от посторонних глаз густыми зарослями ежевики и остролиста. Нетрудно было заметить, что Кермайт сильно прихрамывает на одну ногу; при ходьбе воин опирался на ясеневый посох.

— Дело в следующем, — нарушил молчание жрец, когда все расселись на дубовых скамьях, — мы попали в весьма затруднительное положение, и, судя по особым знамениям, именно вы двое можете нам помочь.

— Звучит не очень-то вдохновляюще, — заметил Талес. — Думаю, вы хотите втянуть нас в какое-то небезопасное предприятие.

— Что верно, то верно, — вздохнул Фиад, — так оно и есть на самом деле. Если благородные гости позволят, я попытаюсь изложить суть проблемы.

— Отчего бы не послушать!

— С полгода назад под стенами нашей Лорхи впервые появился рыжебородый воин из кочевого народа, поклоняющегося бол гам. Этот наглец заявил, что его зовут Великий Вождь Блатах и в его голове возникла оригинальная идея занять место нашего правителя. В качестве доказательства своей пригодности Блатах предложил сразиться с любым выставленным против него витязем. Мы не дали ему определённого ответа, но он приезжал снова и снова и каждый раз всё более и более настойчиво повторял свой вызов. Затем около одного лунного месяца назад большой отряд его соплеменников подошёл к городу и предался бесчинствам, спалив три близлежащие деревни и основательно вытоптав общинные поля.

— По пути мы видели недавнее пожарище: в половине дневного перехода к юго-востоку, в излучине реки, — вставил Эдан.

— Да, это его рук дело, — печально подтвердил Фиад. — Затем к нам снова вышел сам Блатах, пригрозивший продолжить подобные набеги до тех пор, пока мы не согласимся на его условия. Что нам оставалось делать? Лорха — маленький город, находящийся в подчинении у касты воинов Священного города Ара. Но Ар далеко, а кочевники — всегда рядом. Мы решили принять условия варвара. Против него на поединок вышел присутствующий здесь благородный Кермайт из хольдерингов, витязей Ара, живущих в нашем городке.

Воин мрачно кивнул, подтверждая правдивость слов жреца.

— И что же было дальше? — осведомился Эдан.

— Кинули жребий. Соперникам выпало биться без оружия.

— Насколько я понимаю. Кермайт проиграл? — подад голос Талес.

— Не совсем. Хольдеринг не уронил чести своего первопредка в жестокой битве. Отныне Блатаху не придётся пленять сердца юных дев ослепительной улыбкой: в схватке он лишился половины своих зубов. После нескольких тяжёлых ударов нашего витязя варвар к концу сражения не мог твёрдо держаться на ногах. Однако и Кермайту был нанесён существенный урон — рыжий демон искалечил ему ногу.

Так вышло, что ни один из двух соперников не смог продолжать бой. По условиям подобных ритуальных поединков новая схватка отложена на семь дней. К сожалению, даже с помощью наших лучших лекарей и магов не удалось срастить кость за неделю. Поединок завтра, но Кермайт до сих пор не в состоянии сражаться.

— Как же это тебя угораздило? — посочувствовал воину Талес.

Хольдеринг опустил голову.

— Я попробовал ударить его ногой, — пояснил он.

— И что же, попал?

— Непременно бы попал, если бы Блатах не защитился...

— Ну и что?

— Он хорошо отпарировал, и моя голень треснула, как тростник. Блатах превосходный боец.

— Да, тебе не позавидуешь. Но мы-то здесь при чём? — обратился Эдан к Фиаду.

— Обычаи не запрещают в подобных случаях выставлять вместо себя другого воина, согласного выйти взамен поединщика. Мы обратились к оракулу Трёх Богов в надежде узнать, кто смог бы заменить Кермайта на поле брани. Пришёл очень странный ответ: боги изрекли, что хольдерингу в сражении помогут двое чужеземцев, двое великих героев: жрец и маг, которых судьба приведёт сегодня в Лорху через Западные ворота. Всё сходится — это вы!

Эдан от неожиданности поперхнулся. Прокашлявшись, он вежливо заметил:

— Мы с Талесом, конечно, очень горды предоставленной нам честью, но, по правде говоря, нас ждут совсем другие дела. Почему бы вам не выбрать ещё какого-нибудь хольдеринга, желающего подраться? Не сомневаюсь, в окрестностях их наберётся с десяток!

Маг Огня наклонился к нему и прошептал:

— А может, и вправду поможем Кермайту? Жалко парнишку, да и землячок он мой. Я ведь тоже из Ара!

— Но ведь оракул указал именно на вас! Такова воля богов: только великий герой может противостоять великому герою. — Жрец помрачнел. — Послушайте, ну что вы хотите за участие в завтрашнем бою? Назовите свою цену!

— Вот это уже совсем другой разговор! — воскликнул Талес, потирая руки. — Возможно, мы с вами ещё договоримся. Принесите грифельную доску — составим список!

— Подожди-ка, маг, — оборвал его Эдан. — А на каких условиях будет проходить поединок на этот раз?

— По результату брошенного жребия соперники будут сражаться на боевых колесницах.

У первосвященника Бринна вырвался невольный вздох облегчения:

— Ничего не выйдет! Ни я, ни Талес не умеем управлять колесницей. Насколько мне известно, держать поводья не выучишься за пару часов!

— Это неважно, — «успокоил» его жрец Старших Богов. — В колеснице должны быть трое — воин, щитоносец и возница. Ты будешь воином, маг — щитоносцем, а Кермайт — возницей. Он недостаточно здоров, чтобы драться, но управлять лошадьми сумеет. Теперь поговорим об условиях: предлагаю вам пять мер серебра, всем — расшитую одежду и красные плащи. От себя добавлю колесницу с упряжкой добрых коней.

— Сколько?! Но это же несерьёзно! — возмутился огненный маг. — Значит, так: десять мер серебра, каждому по золотому браслету, по серебряному кубку, инкрустированному самоцветами, шесть красных плащей, шесть синих с меховой оторочкой и шесть комплектов парадной одежды. Да, чуть не забыл! По паре сапог с серебряными пряжками. Я тут видел у вас подходящие. На рынке. О полном наборе вооружения я и не говорю — это само собой разумеется. Без добротного панциря я на поле брани не выйду.

— Ещё одно условие, — вставил Эдан. — Возведёте .У себя в святилище алтарь Бринна.

— Положим, алтарь и вооружение ещё куда ни шло. Но насчёт всего остального...

Фиад недооценил возможности Талеса. Чародей школы Огня препирался как базарная торговка. К вечеру сошлись на восьми мерах серебра, двух золотых браслетах, одном серебряном кубке, четырёх синих, четырёх красных плащах и четырёх расшитых туниках в придачу. Не забыли и об одной паре лорхских сапог с серебряными пряжками — лично для мага.

После обсуждения условий сделки Фиад кликнул рабов, которые вынесли кувшины с крепкой медовухой, и встреча быстро перешла в неофициальное русло.

— Эй, подымайся, лежебока!

Эдан сладко зевнул, потянулся и перевернулся на спину. После выдавшихся на их долю лишений не было большего наслаждения, чем провести ночь на мягком ложе, укрывшись тёплым меховым одеялом. Талес бесцеремонно потряс своего товарища за плечо:

— Мы сегодня бьёмся с Блатахом, ты не забыл?

— О светлоликие боги! Ты не мог сообщить мне с утра что-нибудь более приятное? Теперь настроение на весь день безнадёжно испорчено!

— Попытайся поскорее привести себя в порядок и пойди разомнись, — посоветовал маг. — Судя по твоему лицу, вчера мы выпили лишнего.

— На себя посмотри! — буркнул Эдан в ответ.

Жрец Бринна накинул хитон, спустил ноги на пол и принялся натягивать сапоги. Покончив с этим нелёгким делом, он откинул полотняную занавесь и вышел во двор, щурясь от яркого утреннего солнца. То, что он увидел, живо напомнило о предстоящем поединке. Во внутренний дворик отведённого им для ночлега глинобитного дома закатили боевую колесницу. Стоявшие около неё Талес и Кермайт вели непринуждённую беседу.

«И зачем только я в это ввязался!» — размышлял наш герой, наклонившись над большой глиняной бочкой, наполненной до краёв дождевой водой. Отражение на покрытой рябью поверхности, как ему почудилось, издевательски подмигнуло своему хозяину. Обхватив края сосуда, Эдан погрузил на миг голову в ледяной мрак и тотчас же вынырнул, удовлетворённо фыркнув. Боль в висках постепенно утихала; можно приступать к разминке.

Кермайт подошёл к подготовке поединка со всей серьёзностью, внимательнейшим образом осмотрев предоставленную им боевую колесницу. Довольно лёгкая одноосная повозка запрягалась парой лошадей, её днище и борта были сплетены из ивовых прутьев и обтянуты снаружи хорошо выдубленными шкурами. К бортам колесницы крепились футляры для луков и колчаны для стрел и коротких дротиков, расположенные таким образом, чтобы всегда находиться под рукой воина.

Конструкция этого экипажа, совершенствовавшаяся в битвах на протяжении многих веков, не могла не вызвать восхищения; в ней не имелось абсолютно ничего лишнего. По бокам колесницы, на уровне оси, крепились два специальных изогнутых клинка. Такое оружие особенно эффективно при атаке колесницами пехоты, однако с равным успехом им можно подрезать ноги вражеским коням. Большие колёса для прочности были обиты по ободу железом.

Хольдеринг до самого начала поединка ходил вокруг повозки, дёргал за ремни, проверял прочность крепления разных деталей и наличие необходимого запаса вооружения.

Под доставленные им доспехи полагалось одевать войлочные хитоны, помогавшие смягчить удар. Все трое также облачились в длиннополые панцири из железных пластин на кожаной основе, защищавшие тело бойца от горла до колен; поверх панциря полагалось закрепить боевой пояс-фартук из толстых стёганых кож, прикрывавший спереди тело, бёдра и ноги от груди до середины икр. Защитное снаряжение дополняли бронзовые шлемы, поножи и налокотники. Доспехи соединялись целой системой ремешков и завязок, разобраться в которых с непривычки оказалось совершенно невозможным делом. Впрочем, именно для такого случая к ним были приставлены рабы-оруженосцы.

Под одобрительные крики собравшейся на выезд со двора толпы все трое взошли на колесницу и отправились к месту проведения поединка. Для него избрали ровное безлесное поле неподалёку от Лорхи; в этих краях хватало в избытке гладких, как стол, и настолько же бесплодных равнин. Чахлый кустарник, жёсткие метёлки ковыля да пыльная серая земля на много лиг вокруг — унылый пейзаж, накануне битвы невольно внушающий мрачные предчувствия.

С первого же мгновения, когда Эдан увидел своего противника, у молодого жреца пропали все сомнения в правильности того, что он делает. Убийство такого мордоворота стало бы благодеянием для него самого и всех окружающих. Блатах относился к классическому типу великих героев, подвиги которых прославляются сказителями на все времена, а жизненный путь проходит по отрубленным головам поверженных врагов. Это был рослый рыжебородый гигант; его длинные распущенные кудри трепал утренний ветерок. Мышцы обнажённого торса являли собой внушительное зрелище. Единственной одеждой Блатаху служили кожаные штаны, у широкого пояса с металлическими заклёпками висел тяжёлый бронзовый меч в ножнах. Запястья, толщиной примерно с ляжку нашего начинающего жреца, были обмотаны сыромятными ремнями.

Колесничий, скрюченный мужичонка с клочковатой бородой неопределённого цвета, казался прямой противоположностью своему хозяину. Глаза его недобро сверкали из-под бесформенного войлочного колпака, низко надвинутого на лоб. Щитоносцем на колеснице служил сын великого героя, рослый детина в одежде из шкур.

— Эй, Кермайт, я не знаю твоих людей! Пускай они назовутся перед смертью! — приветливо окликнул друзей Блатах.

— Их имена Эдан и Талес, — заявил хольдеринг, запрыгивая в колесницу. — А вам, рыжий пёс и его маленький ублюдок, самое время прочесть «Нет страдания», ибо кое-кто сегодня в последний раз запрягал лошадей!

— Сам читай свои глупые молитвы, составленные из речей безумного бога! — проорал ему в ответ богатырь, бросив поводья колесничему.

Кермайт, встав на своё место, привычным движением перехватил две пары поводьев. Колесницы разъехались, повернули и замерли друг напротив друга на расстоянии шагов в сто пятьдесят.

Талес держал большой круглый щит: его задачей было прикрывать хольдеринга, так как тот не мог отвлекаться от управления лошадьми. По левую руку от Талеса встал Эдан. За исключением закончившейся столь плачевно для него битвы в воздухе, он никогда не принимал участия в сражениях на боевых колесницах и чувствовал себя не очень уверенно. У его ног на плетёном днище располагался внушительный арсенал копий и дротиков, которыми следовало поражать врага при сближении повозок. Из лука он стрелял весьма посредственно, а метать камни из пращи в такой ситуации было безумием — скорее всего, он ранил бы кого-нибудь из своих товарищей или же лошадей в упряжке.

Бой начачся. Кермайт протянул по спине коренного коня кнутом, и упряжка рванулась вперёд. Колесница Блатаха понеслась им навстречу, дистанция между ними сокращалась со страшной скоростью. Эдан расставил ноги пошире, чтобы не вывалиться на ходу из подпрыгивающей на ухабах лёгкой повозки, и вложил дротик в копьеметалку. Казалось, горящие глаза и курчавая рыжая борода витязя летят прямо на него... но в последний момент колесничие резко свернули в разные стороны.

Жрец Бринна махнул прижатым к предплечью приспособлением, и дротик с треском вонзился в шит, за которым предусмотрительно укрылся Блатах. Копьё, брошенное последним, на счастье, прошло мимо цели, лишь слегка царапнув по пластинам панциря на плече Эдана.

Обе колесницы заложили поворот по большой луге и вновь начали сближение. Поле битвы заволокли клубы пыли, поднятые копытами двух упряжек лошадей; сейчас колесница Блатаха казалась бесформенным тёмным пятном, иссушимся им навстречу. Теперь Эдан выбрал крепкое копьё с массивным уплощенным наконечником. Он продел руку в ременную петлю на древке и приготовился к броску.

На этот раз колесничие не свернули. Повозки пронеслись мимо на встречных курсах и так близко, что острые серповидные клинки соскоблили стружку с бортов обеих колесниц. Блатах нанёс сметающий удар мечом, стараясь достать до шеи своего соперника, но неудачно — Эдан— вовремя пригнулся. А вот копьё, брошенное нашим героем, прошло чуть правее щита и вонзилось прямо в грудь сыну Блатаха. Мощнейший удар, помноженный на огромную встречную скорость, привёл к тому, что копьё, пробив панцирь и грудь юноши, по меньшей мере наполовину вышло из спины. Его тело кувырком вылетело из повозки и покатилось в пыли.

С удалявшейся вражеской колесницы донёсся крик ярости, смешавшийся в горле рыжебородого витязя с горестным стоном.

— Отлично! — орал Талес. — Знатный удар!

— Будь осторожен, — предупредил хольдеринг, закладывая очередной поворот. — Блатах взбешён и сейчас будет наиболее опасен.

— Пора бы и мне поработать! — внезапно раздался незнакомый голос под ухом Эдана.

— Это ещё кто?! — удивился молодой человек, потянувшийся было за новым копьём.

— Я, твой меч. Ну-ка, оставь тот дрын в покое и вынимай меня из ножен!

Эдан, опешивший от такой неожиданности, безропотно исполнил приказание:

— А я и не знал, что ты умеешь говорить! Бронзовая маска, забавное украшение навершия, открыла глаза и зашевелила губами:

— А разве ты обращался ко мне хоть раз? Ладно, хватит болтать, пора нам напиться крови этого надутого индюка!

— Я уничтожу тебя, ублюдок! — выл Блатах, глаза которого почти вылезли из орбит. У Эдана не было времени внимательно приглядываться, но ему показалось, что с его соперником происходит что-то неладное. Рыжий варвар преображался на глазах. Огромные мышцы вздулись до совсем непомерных размеров, так что полопались ремни на запястьях. Все волосы встали дыбом, а зрачки расширились, заполнив глазницу от века до века.

— Ба, да он ещё и оборотень! — крикнул в ухо Талес. — Похоже, нас ждут неприятности!

Маг метнул с руки молнию, но она попросту срикошетила от чудовищного торса, не причинив воину ни малейшего вреда.

— Хааа! — Блатах взмахнул рукой, в которой внезапно появился скрученный аркан. Метко направленная волосяная петля захлестнула плечи жреца Бринна.

Скорее всего, тут бы и пришёл конец нашему повествованию — затянувшийся аркан на такой скорости легко переломил бы шейные позвонки; но вместе с Эданом петля захватила и обод большого Талесова щита. Борта колесниц прошли слишком близко друг от друга, и дальше обе повозки неслись уже на одном колесе: пара их намертво сцепившихся колёс покатилась в другом направлении.

Мощнейший рывок сдернул Эдана с места, но в последний миг его рука с обнажённым мечом (или же сам меч?) перерубила натянувшуюся, как струна, верёвку...

...Перед глазами плыли разноцветные искры. Эдан закашлялся и выплюнул изо рта набившуюся туда пыль. Он лежал на земле лицом вниз, притянутый обрывком аркана к колесничному щиту. Меч куда-то исчез. Вокруг в беспорядке валялись деревянные обломки; вдалеке слышались крики — это колесничие в поле без особого успеха пытались собрать распрягшихся лошадей.

Он с трудом поднялся на ноги, отбросил запутавшуюся верёвку и осмотрелся вокруг. На расстоянии локтей сорока от него, стоя на четвереньках, приходил в себя после падения Блатах. Бедняге явно нездоровилось.

Эдан высмотрел кусок дышла подлиннее, ухватил его покрепче обеими руками и направился к сопернику.

Блатах выпрямился. Теперь, вблизи, можно было по достоинству оценить новый ужасающий облик воина. Мускулы варвара увеличились в объёме раза в полтора, прикрыв его наподобие панциря. Даже на лице вздулись мощные, вибрирующие от напряжения желваки. На локтях, коленях и плечах появились костяные пластины. Встопорщенные волосы шевелились на голове подобно клубку червей.

Он зарычал и поднял с земли тяжёлое копьё с двумя наконечниками.

Воины закружили друг против друга, выжидая удобный момент для атаки. Эдан предпочёл начать первым. Ему всегда казалось, что он неплохой фехтовальщик на шестах, но после первых же мгновений его иллюзии развеялись, как дым на ветру. Монстр, в которого обратился Блатах, методично наносил удар за ударом неимоверной силы. Трещали шесты, сшибаясь в воздухе; руки у Эдана моментально онемели, и каждое новое парирование сотрясало всё его тело до самых пяток. Короткими подрезающими движениями своего шеста молодой воин отводил атаки противника в сторону, норовя отыскать кончиком палки путь к вискам или ничем не защищённому кадыку бешеного варвара. Мощные удары сыпались на него градом, отбрасывая всё дальше и дальше назад и не позволяя провести эффективное контрнаступление. Единственное, чего удалось добиться, — удачный укол в сжимавшие дубину пальцы, содравший с них кожу с мясом, — не оказал на Блатаха никакого воздействия. Он даже не поморщился. Возможно, в исступлении схватки варвар вообще не почувствовал боли. Следовало срочно что-то предпринять. Улучив момент, когда Блатах шагнул вперёд, Эдан ловко подцепил скатом стопы лодыжку противника. Ноги монстра разъехались, и тот на мгновение потерял равновесие. Выигранного времени оказалось достаточно, чтобы развернуть стопу носком вниз и нанести рыжему варвару резкий удар пяткой пониже пояса.

К сожалению, обнаружилось, что воин-оборотень нарастил себе мышечную броню и в этом уязвимом месте. Примерно с тем же успехом можно было попытаться лягнуть гранитную скалу.

Блатах зловеще ухмыльнулся и провел сокрушительный ответный удар... в пустоту. С негромким хлопком Эдан исчез из опасной зоны и материализовался у витязя за спиной, немедленно обрушив на его шею свой импровизированный шест...

Позвонки громко хрустнули, и могучий воитель медленно осел в пыль.

Эдан, тяжело дыша, стоял над поверженным врагом, глядя, как его тело сдувается, подобно проткнутому бычьему пузырю, приобретая свой обычный облик. Последний фокус дорого стоил жрецу Бринна: полученный от хозяина крепости Гориас, он редко получался и всегда требовал огромного напряжения и концентрации.

Эдан уселся на землю и стащил с себя шлем вместе с повязанным под него по местному обычаю клетчатым платком. От пота и пыли чёрно-белая ткань приобрела равномерный серый оттенок. Дело было сделано. Старый Эльг мог бы по праву гордиться своим учеником.

Огненный мячик поплясал по кочкам вокруг неподвижного тела Блатаха, ярко вспыхнул и обратился в Талеса.

— Здорово ты его! — прокомментировал происшедшее маг. Носком сапога с серебряной пряжкой он поддел лежащий на боку труп и перевернул его лицом вверх. — Не слишком часто в последнее время можно встретить воина-оборотня! Слава богам, что не часто!

— Это врождённая способность или умение? — устало поинтересовался Эдан.

— Вероятнее всего, приобретённая способность, только вот не знаю, где её можно получить. — Маг уселся на землю рядом с ним. — Тебе ещё повезло! Иные из подобных воинов имеют значительно более жуткое на вид и опасное для противника боевое обличье. Думаю, наш Блатах — просто недоучка.

— Воины-оборотни встречаются только у народов, поклоняющихся болгам?

— Не только. Но у них, пожалуй, чаще всего. Я не удивлюсь, если узнаю, что таким фокусам людей научили именно болги, — подобные вещи вполне в их стиле, скажу я тебе. Кстати, обрати внимание: Блатах не сразу принял свою «боевую форму». Скорее всего, у него превращение получалось само по себе, и только когда он по-настоящему разозлится.

Они немного помолчали, глядя на бездыханное тело.

Черты лица рыжебородого варвара окончательно разгладились, и к нему вернулся нормальный человеческий вид.

— И всё же, немного жаль Блатаха, — промолвил Эдан. — Думаю, у него были великие замыслы.

Он поискал взглядом свой меч и нашёл его лежащим на груде деревянных и металлических обломков, ещё недавно бывших боевой колесницей. К ним по полю брёл, прихрамывая, Кермайт, ведя в поводу обоих коней. Эдан помахал ему, поднял свой длинный клинок и аккуратно оттёр его лоскутом от штанов покойного воителя.

— Всё в порядке? — спросил он у меча.

Тот хранил молчание. То ли он обиделся на хозяина, выронившего его в ключевой момент схватки, то ли попросту не счёл Нужным отвечать. Пожав плечами, жрец Бринна забросил его в заплечные ножны.

— Частенько великие замыслы натыкаются на непонимание окружающих, — ответил ему Талес, — и хорошим такое столкновение не кончится. Идём, нам пора! Мастера-камнерезы интересовались, каким изобразить Бринна на алтаре. Требуется твоя консультация.

В Лорхе их встречали как героев. Друзья не отказали себе в удовольствии проехаться на подаренной им колеснице (конечно же. новой: предыдущая была разбита при столкновении вдребезги) по центральной улице к рынку. В пределах, огороженных глинобитными стенами маленького городка, слухи распространялись мгновенно. Высыпавшие к воротам жители приветствовали трёх бойцов как своих избавителей. Лишь только хольдеринги, изредка попадавшиеся на пути, провожали их откровенно неприязненными взглядами.

Эдан подозревал, что не всё так просто: практически везде касты мудрецов и воинов соперничают друг с другом. Удачное решение проблемы Блатаха с привлечением никому не ведомых чужестранцев не могло не оскорбить местных воинов.

— Не желаете ли освятить алтарь Бринна? — спросил Фиад, когда они заехали в святилище за причитающимся вознаграждением.

Эдан замешкался:

— Освятить?

— Ну да. Для нас будет высокой честью, если установленный алтарь бога будет освящён лично его первосвященником.

— Хмм... Ну что же... Конечно...

Наш герой довольно слабо себе представлял, как освящать алтари. Рубить врагов мечом ему было намного привычнее — в этом Эдан практиковался с детства. Тем не менее, не желая ударить в грязь лицом перед местным жречеством, он дал согласие на участие в церемонии. Талес подбодрил товарища, заявив, что освящение — плёвое дело: достаточно немного помахать рукой над камнем и произнести подобающую случаю краткую речь.

Служители святилища Трёх Богов организовали церемонию по полной программе. Эдана вырядили в крайне неудобную праздничную хламиду, полы которой волочились по земле. Голову ему покрыли парадным треугольным клетчатым платком с кистями по углам, а в руки дали ростовой ясеневый посох.

На одной из полян священной рощи возвышался холм с плоской вершиной, где было сооружено кольцо из менгиров, покрытых затейливой резьбой. В центре круга из стоячих камней, среди мест поклонения прочим малым божествам пантеона, установили новые алтарь и жертвенный камень. На алтаре резчик высек рельеф, изображающий юного бога, оседлавшего летящую птицу.

Все присутствующие замерли. Эдан понимал, что они ждут от него каких-то действий, но вот каких? Школу послушников он не кончал и поэтому решил обойтись .без высокопарных речей — просто положил руку на камень и уверенно заявил:

— Волею Бринна, сделавшего меня своим жрецом, посвящаю этот алтарь моему богу!

Золотистый сноп солнечного света, отыскавший себе лазейку в разрыве затянувших небосклон хмурых дождевых туч, неспешно прополз по ноздреватой поверхности камня и рассыпался тысячами ярчайших искр, преломившись в проступивших на ней капельках росы.

Стайка неведомо откуда взявшихся соек спорхнула к камню. Птички почистились на скорый клюв, немного почирикали, обменявшись последними новостями, и дружно умчались по своим делам.

После столь очевидного знамения ни у кого из присутствующих не оставалось ни малейших сомнений в успехе церемонии. До Эдана донёсся гул взволнованных голосов: послушники обменивались свежими впечатлениями.

К нему приблизился верховный жрец Трёх Богов в сопровождении нескольких своих рабов. По случаю праздника он одел густо вымазанную охрой ритуальную маску, глаза которой плакали, а рот смеялся.

— О Высочайший, мы сохраним память о вас во всех поколениях служителей нашего святилища, — произнёс он с почтением в голосе. — Дозвольте спросить, какие подношения надлежит возлагать на алтарь в дни летнего и зимнего солнцестояния, весеннего и осеннего равноденствия? Полагаются ли Бринну в жертву хлебы, цветы и фрукты? Может быть, необходимо заклание агнца? Или ваш бог принимает только человеческие жертвоприношения?

Эдана слегка передёрнуло:

— Обойдёмся как-нибудь без излишней крови. Человеческие жертвоприношения и так обеспечиваются... в рабочем порядке. Уж лучше что-нибудь вегетарианское.

— Да будет так, — почтительно склонил голову жрец. — Отныне вы здесь всегда желанные гости.

Во дворе их ожидала снаряжённая колесница. Неподалёку от неё прогуливался Кермайт, со скуки сшибавший прутиком одуванчики.

— Привет, ребята! — окликнул он их. — Вам. случайно, колесничий не нужен?

— По правде говоря, пригодился бы, — признался Эдан, — Я уже собирался подыскать кого-нибудь. Сами мы дальше первого поворота не доедем.

— Думаю, я мог бы составить вам компанию. Мне придётся сменить место жительства — здешние бойцы на нас в обиде. К тому же после битвы с Блатахом честь обязывает меня следовать за тобой.

— Воистину, мы будем рады такому попутчику! — обрадовался Талес. — Был у нас в компании один воин, да его лопраканы погрызли!

Эдан только покачал головой. Временами манера общаться, привычная магу Огня, приводила его в бешенство.

Кермайт только хмыкнул, запрыгнул в колесницу и намотал вожжи на запястье. У воина почти не бывает собственности, и сборы в дорогу не отнимают много времени. Он -был готов отправляться в путь.

— Куда теперь? — спросил Талес, когда их повозка, запряжённая упряжкой великолепных вороных скакунов, выехала за пределы городских стен.

— По совести говоря, следовало бы посетить Кер, исполнить завещание Лонгаса, — ответил ему Эдан. — Но уж больно он далеко. Заскочим как-нибудь при случае. Послушай, Кермайт, а в Аре есть храм Эйте?

— Не помню. В Аре множество мест поклонения! — пожал плечами хольдеринг. — Она из богинь плодородия? Или вечной весны?

— Что-то в этом роде...

— Есть, есть! — заверил их Талес. — Не сказал бы, что Эйте очень популярна в Огненном городе: её центральный храм — в Бреге у реки Бругге; но небольшое святилище в Аре я всё же знаю.

— Что ж, решено! — подытожил Эдан. — Наш путь лежит в Ар!

ГЛАВА VII

Колесница, направляемая умелой рукой воина из клана хольдерингов, неслась по холмистым засушливым равнинам, поросшим колючими кустарниками. Эдан обозревал унылый пейзаж, опершись о высокий плетёный борт повозки, и лениво переругивался с магом. Обсуждался вопрос о месте ночлега. Вдалеке заблестела вода: то река Бо несла свои мутные воды на север, в неведомые земли.

— Здесь где-то неподалёку есть брод, а у брода — небольшое городище, — заметил Кермайт. — Я много раз останавливался здесь по дороге из Лорхи в город Ар и обратно.

— Отлично, — заметил маг. — Мы и сегодня сможем здесь переночевать. Всяко лучше, чем дрыхнуть, завернувшись в плащ, под днищем колесницы.

— Для настоящего воина не должно быть разницы, спит ли он на пуховой перине или на сырой земле. Крепость его духа ничто не в состоянии сокрушить, — наставительно произнёс хольдеринг.

— Может быть, оно и так, но я-то не воин! — отпарировал Талес.

Кермайт оказался прав: в излучине реки, на высоком берегу, располагалось обнесённое двойным тыном поселение. От него шла дорога к переправе. Колесница с тремя путниками прогромыхала по брёвнам моста через неглубокий ров и въехала в ворота на территорию городища. Каково же было удивление всех троих, когда стало ясно, что здесь им уже подготовлена встреча.

— Неужели слухи о нашей великой победе распространяются так быстро? — удивленно пробормотал маг Огня, недоверчиво разглядывая приближающуюся к ним делегацию. Однако, судя по озабоченному выражению лиц трёх богато одетых длиннобородых старцев, торопливо направлявшихся к ним, нельзя было предположить особенно торжественный приём.

— Мир вам, двое чужеземцев, и мир тебе, воин из клана Хольдера, — хором произнесли все трое. — Нам срочно необходимо переговорить с одним из вас. — И старший из встречающих ткнул концом своего посоха в сторону Эдана.

— Чем обязан?

— Один человек ждёт тебя. Поторопись, или можешь опоздать. Он умирает.

— Откровенно говоря, я не знаю никого в ваших краях... — начал Эдан.

— Ты ведь жрец?

— Да. Я первосвященник Бринна из Племени Ллеу.

— В таком случае иди с нами.

Дым от курящихся благовоний растекался по полутёмной хижине. Нестройный хор где-то в углу исполнял молитвенный речитатив.

— Подойди сюда! — велел голос из-за изголовья ложа, укрытого меховым одеялом.

Наш герой приблизился. На постели лежал исхудавший человек; его широко раскрытые глаза не мигая глядели в потолок, а губы беззвучно шевелились. Но более всего Эдана удивило то, что сквозь него можно было разглядеть покрывало на кровати. Тело незнакомца казалось отлитым из дымчатого полупрозрачного стекла.

Рядом с больным стояла колдунья. Подобно Клехту из посёлка бронзолитейщиков, эта пожилая дама также была выряжена в весьма странный ритуальный наряд, напоминавший длинный плащ, сшитый из медвежьих шкур мехом внутрь и грубо разрисованный углём и красной краской. В руках она сжимала большой овальный бубен, поверхность которого покрывала вязь сложных узоров. Каждое движение колдуньи сопровождалось постукиванием друг о друга множества амулетов, висевших на её экзотическом костюме.

— Что с ним? — поинтересовался Эдан, указывая на умирающего.

— Он при смерти.

— Это я и без тебя заметил. Я спрашиваю, отчего он так странно выглядит?

— Части его души утратили связь друг с другом. Тело не в состоянии более поддерживать свою целостность — он обречён.

— Но я не знаю этого человека! Зачем ему понадобился именно я?

— Он великий воин. Быть может, он почувствовал ваше приближение и велел привести сюда первого проходящего по дороге жреца. Полагаю, ему необходимо сообщить тебе нечто весьма важное.

Эдан наклонился к незнакомцу и приподнял рукой его голову с подушки. Она оказалась поразительно лёгкой. Выражение лица несчастного стало чуть более осмысленным. Человек приоткрыл рот, но не смог произнести ни звука.

— Вряд ли он сможет что-либо сказать. Старуха глупо захихикала:

— Твоя правда, сынок. Слишком поздно. Но все же у тебя есть возможность поговорить с ним. Отправься вслед за его отлетающей душой — я помогу тебе в этом!

— Очень любезно с вашей стороны, уважаемая. Но я, знаете ли, не тороплюсь на тот свет.

— Как хочешь. Неволить не стану. Но хочу предупредить, что в моих силах послать часть твоей души вслед за ним на ту сторону, а потом вернуть назад, к твоему телу. Во всяком случае, это возможно, если ты не увлечёшься прогулкой и не забредёшь в Долину Теней слишком далеко. — Из-за изголовья кровати вновь донёсся сухой смешок.

— Вполне может статься, она говорит правду, — раздался под ухом у Эдана знакомый голос.

— Меч? Давненько тебя не было слышно. Откуда тебе знать, что она не врёт? — вполголоса спросил Эдан.

— Не имелось повода для беседы, а пустой болтовни я не люблю. Что же касается последнего вопроса, то хочу заметить: я тоже не всегда был мечом. В жизни мне многое пришлось повидать!

— С кем ты там толкуешь? — поинтересовалась колдунья.

— Да так, сам с собой. Дурацкая привычка, — поспешно ответил наш жрец, — Я согласен. И как мне попасть к нему?

— Погоди немного. Ты же сам сказал, что не торопишься туда. Подождём ещё несколько мгновений, пока не вылетит его детская душа.

— А что это такое?

— Нет времени подробно объяснять. Душа любого человека состоит из нескольких частей. Та из них, которая вселяется в тело при рождении и выходит из него в Долину Теней после смерти, и есть детская душа. Теперь слушай внимательно: не уходи вслед за ним слишком далеко. Чем дальше зайдёшь, тем сложнее будет возвращаться, и может случиться так, что я не смогу тебе помочь. Ориентируйся на звук бубна. Ты будешь слышать его постоянно, и, когда придёт время поворачивать назад, иди прямо на стук. Да, и ещё: ни в коем случае не пересекай Реку. Из-за неё нет возврата никому, даже самым могущественным из смертных. Ну а тебе — и подавно.

— А что будет, если... — начат Эдан.

— Вот! — прервала его, вскрикнув, старуха. — Он выходит! Иди за ним!

«Какая ерунда! — подумал наш герой. — Ничего особенного не произошло». И тут же фокус его зрения внезапно изменился весьма и весьма странным образом: вместо внутренностей полутёмной хибары перед ним открылось устье призрачного тоннеля, ведущего к преграде, которая казалась совершенно непреодолимой. Повернуть голову и посмотреть в сторону было невозможно.

«Проклятая ведьма! — пробормотал жрец Бринна. — Что она со мной сделала?!» Эдан заметил некое светящееся подобие человеческой фигуры, бесшумно плывшее по тоннелю прямо к стене.

— Иди же за ним! — сказала старуха где-то совсем рядом. Глухо ударила в бубен колотушка.

Эдан быстро нагнал удаляющуюся фигуру и почти поравнялся с ней, когда она достигла преграды. Угол зрения вновь изменился: теперь нельзя было увидеть ничего, кроме стены, — казалось, она занимает собой весь мир. Внезапно в преграде разверзлась огромная трещина. Он почувствовал ощутимый порыв ветра, уносящий в эту черную дыру всё, что располагалось по сю сторону. Подхваченная образовавшимся сквозняком, душа незнакомца была мгновенно втянута в неё.

Молодой жрец находился в замешательстве: его охватил ужас от одной мысли о необходимости войти туда. Трещина обязательно закроется за ним, и ему никогда не вернуться в мир живых!

Вновь ударил бубен.

— Чего ты ждёшь? Особого приглашения? — послышался голос колдуньи. — Скорее догоняй его, сам он остановиться не сможет. Я пока подержу для тебя трещину открытой...

Эдан выругался, помянув пару-тройку богов плодородия, и шагнул в темноту.

Его взору открылась длинная серая долина, зажатая между двумя горными цепями. Он стоял на прямой как стрела дороге, уходившей вдаль. Впереди светлячком маячила душа умершего.

«Во что же я ввязался?» — тоскливо подумал наш герой и бросился догонять незнакомца.

Это оказалось не так сложно: тот медленно брёл, или, вернее, скользил, по дороге, подгоняемый непрекращающимся ветром, дувшим теперь' в спину. Казалось, сам Эдан смог бы легко побороть его силу, но умерший даже не предпринимал таких попыток. Поравнявшись с ним, жрец Бринна сказал:

— Я здесь. Что тебе от меня нужно?

Призрак повернул к нему голову. Она определённо сохранила портретное сходство с оригиналом, но все черты лица казались какими-то смазанными. Возникало ощущение, будто по его поверхности от порывов ветра проходила рябь.

Его слабый голос тонул в завываниях усиливающейся бури.

— Громче! — прокричал Эдан. — Ничего не слышно!

Издалека сквозь пронзительный свист ветра доносился мерный стук бубна.

— Кого ты имеешь в виду? Я ничего не понял! — орал Эдан, пытаясь догнать призрак. Сквозь вой бури уже невозможно было ничего разобрать.

— Возвращайся! Возвращайся, жрец! Ещё можно... — донёсся до него отдалённый крик колдуньи.

Вдруг Эдан с ужасом осознал, что углубился в Сумеречные Земли слишком далеко — звуки бубна почти затихли. В последний раз с сожалением взглянув на быстро уменьшающийся мерцающий силуэт, он решительно повернул назад. Теперь ветер дул ему в лицо. Он казался одушевлённой силой, не желавшей отпускать человека из своих владений, пытающейся сбить с ног или заставить послушно двигаться в противоположном направлении. Однако первосвященника бога Бринна так просто не возьмёшь — Эдан упорно шагал навстречу бубну. И шаг за шагом мерное постукивание деревянной колотушки о натянутую кожу становилось всё громче и громче, а ветер — всё слабей и слабей. Стук постепенно усиливался, заполняя всё его сознание, пока не стал подобен громовым раскатам. И в этот момент мир вокруг него с хрустом лопнул.

Эдан пришёл в себя распростёртый на полу. Перед глазами всё ещё стояло жутковатое видение. Он готов был поклясться, что несколько мгновений назад видел своё неподвижное тело со стороны.

Холодная вода из деревянного ведра лилась ему на лицо; бегущие по слипшимся волосам струйки стекали по плечам и щекотали кожу за шиворотом.

— Разрази меня Данов молот! — пробормотал молодой жрец, с трудом поднимаясь на ноги. Опершись о лежанку, он безуспешно попытался унять дрожь в коленях. — Ничего себе приключение!

— Вероятно, тебе там понравилось, — съязвила старуха. — Ещё чуть-чуть, и возвращаться было бы поздно. Небось решил, будто ты не хуже величайших колдунов и можешь безбоязненно разгуливать по Сумеречным Землям, словно по своему двору?

— Я действительно немного увлёкся, — признался ей Эдан.

— Сказал он тебе хоть что-нибудь?

— Нес несусветную чушь. Похоже, несчастный продолжат бредить даже после смерти — болтал про башню бога — Покровителя Духа.

Эдан заметил, что ложе умершего пустует.

— А где тело?

— Истаяло. После того как душа отлетела, тело растворилось, как дым от костра. Я же говорила тебе: он был не просто ранен. Нечто вытянуло из него основу, связующую части души и тело воедино. После такой раны человек долго не протянет — или умрёт, или развоплотится в призрака.

— Очень любопытно. Кстати, а чьи это вещи лежат в углу — его?

— Да. Думаю, придётся положить их в пустую могилу — похоронить-то нечего. Или сделаем соломенную куклу, оденем в его одежду и сожжём на погребальном костре по всем правилам.

— Среди вещей есть воинский пояс, — заметил Эдан, — можно посмотреть?

Он поднял его и, внимательно разглядывая вышитые на нём причудливые узоры, присвистнул:

— Ещё один ургит! Бедняга из касты воинов, и, судя по всему, не последний из них! Пойду-ка покажу пояс Кермайту, — решил он и вышел из хижины во двор.

Его товарищи в ожидании своего предводителя развлекались в соответствии со своими привычками. Вокруг Талеса собралась ребятня, на потеху которой маг выжигал пальцем на большой дубовой колоде фигурки птиц и животных. Хольдеринг посвятил себя излюбленному времяпрепровождению представителей своей профессии — полировке длинного уплощенного жала боевого копья специальной тряпочкой.

Эдан подошёл к нему и протянул воину свою находку:

— Можешь сказать что-нибудь о владельце?

Кермайт почтительно, обеими руками, принял широкий пояс и начал тщательно изучать орнамент. Он что-то бормотал себе под нос, словно читал свиток.

Чуть позже хольдеринг сообщил:

— Пояс принадлежит воину из рода ургитов. Он является потомком основателя клана во втором колене, следовательно, его владелец, ни много ни мало, внук самого Урга. Правда, младший брат в семье. Судя по узорам, на его боевом счету три крупных сражения и двенадцать менее значительных битв, сто сорок восемь убитых врагов, из них тридцать четыре — с первого удара. Первого соперника убил в тринадцать лет, через два месяца после обряда инициации. Сколько ему лет, точно, я понять не смог, но не менее ста двадцати. Вон те завитки и те квадратики обозначают нечто очень важное, но мне их смысл неясен. Всё.

— Спасибо и на этом.

— Скажи, пояс принадлежит тому умирающему, который желал с тобой поговорить?

— Да. Только уже умершему. Мне он почти ничего сказать не успел, а жаль: не думаю, чтобы внук Урга призвал меня, решив просто поболтать о погоде.

— Теперь мы всё равно об этом ничего не узнаем, — пожал плечами воин. — Думаю, следует переночевать здесь. Утром продолжим путь — до Священного Ара остался всего один дневной переход.

На следующий день, когда заходящее солнце обвело алой каймой низкие тучи на горизонте, к внешним Воротам Воинов города Ара подъехала колесница с воином, щитоносцем и колесничим. Все трое были облачены в расшитые длинные туники и синие плащи с меховой оторочкой. Колесничий, воин с поясом и татуировкой хольдеринга, сделал условный жест часовому, его собрату по клану.

— Жрец бога Бринна из Племени Ллеу со своими людьми! — заявил он, направляя упряжку, в узкий проезд ворот.

Никаких возражений подобная рекомендация не вызвала. Жрец, у которого в колесничих служит брат-хольдеринг, не может быть врагом — часовой отсалютовал незнакомцам и пропустил их в город без досмотра.

Ар впечатлил Эдана своими размерами. Что там Лорха, деревня с крепостными стенами из глины! В священном городе проживало около двадцати пяти тысяч человек. Как узнал жрец Бринна, Ар делился кольцевыми валами на пять частей. Внешняя, самая большая часть, на территорию которой они въехали через одни из трёх ворот, была отведена для общественных рабов и жителей без права гражданства (их доля, впрочем, составляла не менее половины от всего населения). За вторым внушительной высоты валом с деревянной стеной располагался Город Общинников — район крестьян и ремесленников. Внутри него, за третьим по счёту кольцевым валом со стеной из сырцового кирпича, находился Город Воинов. Там стояли дома тысячи семей клана Хольдера. В свою очередь, внутри этого района, за четвёртым валом, укреплённым стеной, которую сложили в незапамятные времена сами боги-покровители из огромных каменных глыб, располагался Город Мудрецов. В нём жили мудрейшие, жрецы и маги. Там же высились хорошо заметные из любой части Ара ступенчатые башни храмов; с их верхних площадок в этот вечерний час по окрестностям разносилось протяжное пение жрецов, исполнявших молитвенные гимны. В центре Города Мудрецов находилась круглая цитадель с самыми толстыми и высокими каменными стенами. Никто не жил в ней, ибо было запрещено возводить внутри крепости любые частные постройки. Большую часть цитадели занимала площадь Совета. Здесь на народные собрания собирались все граждане Ара, представляющие три касты городских жителей — мудрецов, воинов и общинников. В обычные же дни площадь использовалась как рынок. Три главных улицы пересекали Ар от центра и до последнего, пятого вала. Их названия совпадали с названиями трёх каст. По улице Воинов колесница проехала через три района в Город Мудрецов. Кермайт с трудом лавировал между тяжелогружёных повозок крестьян и боевых упряжек воинов. Множество людей в традиционных одеждах всех каст спешили по своим делам. В толпе выделялось и немалое количество чужеземцев, большинство из них были купцами и путешественниками из других Священных городов.

— Я слышу арфу! — Эдан завертел головой, высматривая источник звуков.

— Всего лишь уличный певец. Идём. Не будем терять на него время. Хороший сказитель на рабов и ремесленников не разменивается! — резонно заметил Талес. — Ты можешь отыскать такого в странноприимном доме или же в палатах высокого рода. Но никогда — на рыночной площади, на земле, покрытой семечками и рыбьей чешуёй!

— И всё-таки я хотел бы немного послушать, — заявил жрец Бринна, расчищая себе локтями дорогу к певцу. Им оказался щупловатый, бедно одетый паренёк с небольшой прорезной арфой в руках. На пальцах его правой руки блестели особые когти: без такого нехитрого приспособления играть на латунных струнах этого древнего инструмента невозможно.

— Что он поёт?

— Сказание о подвигах Ирмина. Слышал тысячу раз! — недовольно фыркнул маг. — Можно подумать, что на свете не существует иных песен, кроме этой. Каждый сказитель города исполняет её каждодневно: народу нравится.

— Я не слышал этой сказки раньше. В чём её смысл?

— Во время преследования исполин, посланный разгневанными богами, ненароком наступил на ими же выстроенный первый город людей и разрушил его, — охотно пояснил Талес. — Теперь на его месте обширное озеро. Так, из-за досадного просчёта, и закончился благодатный век Медного Правителя, жившего в той Столице. Сказывают, будто бы великан гонялся за Ирмином несколько столетий, и за прошедшее время уцелевшие люди отстроили пять новых крепостей — Кер, Ар и Десс, Брег и Бангор. Пробегая мимо них, в каждой он обронил по капле, взятой из источника мудрости. Таким образом объясняют возникновение у людей знания первостихий, а следовательно, и появление первых чародеев. По-моему, полная чушь. Разве могут предвечное пламя, сила жизни, расчленяющий металл, тёмная неподвижность земли и текучесть воды, которым издревле посвящены наши города, произойти из пяти каких-то жалких капель? Любой образованный человек лишь посмеётся над этими глупостями!

— Пошли отсюда! — произнёс маг, заметив, что певец собрался укладывать арфу в чехол. — За столь низкопробные вирши я пожалел бы и полпальца серебряной проволоки!

— Напротив! — заметил Кермайт, перебирая поводья. — История об Ирмине, хитростью одолевшем врага, намного превосходящего его в силе, представляется мне весьма поучительной. Вот пример, достойный подражания каждого хольдеринга!

Друзьям потребовалось порядочно времени, чтобы отыскать храм Эйте. Проходящие мимо горожане только пожимали плечами в ответ на их расспросы. И лишь какой-то оборванный нищий, после того как ему бросили кусочек серебра, указал нужное направление.

Святилище богини оказалось весьма скромной постройкой, особенно на фоне впечатляющих уступчатых храмовых башен более почитаемых в Аре божеств трёх Племён. Но над всеми возвышался Дом Огня, глядя на который Талес отбил не менее двух десятков низких поклонов, серьёзно рискуя выпасть из трясущейся повозки на мостовую.

— Тпрру!!! — Кермайт лихо развернул колесницу и остановился во дворе небольшого святилища Эйте. Ворота были оформлены искусным резчиком наподобие причудливого переплетения двух древесных стволов. В пределах ограды находился сам храм, а также несколько уступающих ему в размерах хозяйственных построек, сараев и келий. Повсюду сновали жрецы, облачённые в рясы тёмно-зелёной расцветки; откуда-то ветер доносил запахи готовящегося ужина.

Эдан немного нервничал: он не исключал вероятности, что жрецы попросту откажутся с ним разговаривать. Ещё больше он опасался встретить старых знакомых, прикрывавших их бегство из замка князя Эоху. По его мнению, Ханаль поступил в тот раз не очень красиво, бросив бедняг на поле битвы. Однако терзавшие его подозрения быстро испарились: не успел Эдан представиться, как двое бритоголовых храмовых служек, вышедших навстречу прибывшим, жестами пригласили всех троих следовать за ними.

В святилище знали об их прибытии. Первосвященник Бринна припомнил, что за последнее время их уже поджидали в двух местах, куда занесла путешественников судьба, и каждый раз это заканчивалось опасной авантюрой. Без сомнения, общение с богами вносило предопределение в человеческую жизнь, и здесь его тоже ожидал какой-то сюрприз.

Они вошли в большое помещение, находившееся, вероятно, за алтарным залом. Свет заката из высоких стрельчатых окон окрашивал стены в причудливые тона. На возвышении сидели трое. Один из них, одетый в накидку из птичьих перьев, непринуждённо закинул ноги на инкрустированный самоцветами столик и радостно воскликнул:

— Ага, явились! Ну наконец-то!

Эдан протёр глаза. Но ничего не изменилось — перед ним восседали Ханаль и Бринн с Эйте на коленях и вороном на плече.

— Здравствуй, мой жрец. Я ждал тебя!

ГЛАВА I

На холмистом, продуваемом всеми ветрами плато, находившемся на расстоянии в дюжину дневных переходов от Священного Ара, вдали от людских деревень находилось поле с остроконечным столбом из кварца высотой в человеческий рост посредине. Здесь, вокруг причудливо сверкающего в лучах солнца камня, собралась на совет весьма необычная компания. Были здесь боги — покровители Ара — Инген-Ястреб из племени Ллира и мудрый Нудд из племени Ллуда. Сидели на поляне и двое богов — покровителей города Брега — прекрасная Эйте и неистовый Видар т'Ллир. Сбоку от них пристроились Бринн с Эданом и неизменно бодрый и жизнерадостный Ханаль. Помимо богов здесь же собрались с десяток жрецов, которые расселись поблизости от своих патронов. Воинов Ара представлял сам Хольдер собственной персоной, от клана Брегских Тордингов присутствовали двое сыновей основателя семьи, старцы весьма преклонных лет. Всё это представительное общество запросто расселось, поджав ноги, на голой земле вокруг кварцевой глыбы.

После официального приветствия к собравшимся обратился Инген.

— О собратья из Племён! — начал он свою речь. — Мы пригласили вас на землю Ара, чтобы просить о помощи. Уже не одно тысячелетие Племена окружают отеческой заботой Священные города людей. Так, под нашим с вами мудрым правлением век за веком процветали Город Огня и Город Дерева. Но в последнее время над благополучием наших возлюбленных сыновей нависла опасность, ибо люди города Кера решили, что исполнение древнего пророчества можно приблизить. В своей гордыне их вожди не знают предела: для достижения вожделенной цели они готовы сровнять с землёй остальные четыре города, четыре драгоценные жемчужины в ожерелье континента.

— О каком пророчестве он толкует? — шепотом осведомился Эдан у своего бога.

— Пустое, старые сказки, — махнул рукой Бринн. — Говорят, рано или поздно из пяти городов людей суждено остаться лишь одному, который, в свою очередь, вберет в себя мудрость и мощь четырёх прочих и станет центром мира.

— Позавчера гонец доставил нам послание от Трога, старшего сына Урга и нынешнего правителя Священного Кера, — продолжал Инген. Он размотал обернутый несколько раз вокруг своего длиннополого хитона пояс, покрытый замысловатыми узорами воинских знаков, и принялся изучать их. — Здесь говорится: род Детей Урга требует выдачи тел своих соплеменников, недавно погибших в странствиях на нашей земле. В случае отказа они угрожают прийти за останками своих родственников с сильной дружиной, ибо не могут допустить, чтобы тела четверых ургитов остались не похороненными согласно обряду.

— Так выдайте им трупы, что за вопрос? — лениво протянул Видар, поковырявшись в носу. — Это справедливое требование, разве не так?

— Требование и вправду справедливое, — хмыкнул Инген, — но, к сожалению, невыполнимое. Тел нет. Бринн недоверчиво уставился на него:

— Где же они? И отчего погибли ургиты?

— В том-то вся загвоздка. — вздохнул Нудд, пригладив свою длинную серебристую бороду. — Высокорожденные воины, как удалось выяснить, проникли на нашу землю для того, чтобы вскрыть курган Медного Правителя.

После сказанных им слов над поляной повисла напряжённая тишина. Услышанное произвело должное впечатление: люди и боги изумлённо смотрели на Нудда, не в силах вымолвить ни слова. Подобное кощунственное деяние и в голову-то придёт не каждому. Что же касается его исполнения, подобрать желающих было бы очень непросто.

— Это правда? — наконец спросила Эйте.

— Сведения получены из довольно надёжных источников, — развёл руками Нудд. — Нет причин им не доверять. Насколько мне известно, воины собирались тайком раскопать курган и добыть нефритовый жезл первого в истории правителя людей. Вероятно, ургиты полагают, что, обладая жезлом, можно возвысить Кер и повернуть пророчество в свою пользу.

— Но погребение Медного Правителя в древности наверняка защитили страшным проклятием! — заметил один из тордингов.

— Так оно, вероятно, и было, братишка, — ответил Нудд старцу-воину. — Но в точности этого никто не помнит, а те, кто помнил, давно уже в могиле. Тем не менее неподалёку от кургана нашли вещи и оружие троих из пропавших ургитов. И — никаких трупов!

— Может быть, их похоронил кто-нибудь из местных? — подал голос Видар.

— Совершенно невозможно! — заявил Инген. Он взмахнул руками и смигнул, подобно хищной птице, сомкнув и вновь широко раскрыв глаза. — Я допросил крестьян. Мне они сказали бы всю правду. Никто не видел в тех краях иноземцев.

В разговор вступил Хольдер:

— Всё это лишь повод для похода на нас. И, признаюсь, Железный Город сейчас весьма силён. Дети моего брата Урга — грозные воины. В ближнем бою им нет равных среди прочих бойцов. Кер богат; со Священным Бангором его связывает давний союз, и в случае войны вардинги выставят им на подмогу сильную Дружину. Лишь вместе мы сможем им противостоять.

— А с какой стати мы должны воевать с Кером? — поинтересовался Ханаль, поигрывая своими знаменитыми шариками. Одной рукой он ловко жонглировал ими, держа постоянно в воздухе не менее десяти штук.

Инген бросил на него злобный взгляд и, взмахнув руками, мгновенно обратившимися в крылья, взмыл на верхушку сверкающего монолита. Оттуда, с кварцевой скалы, на собравшихся теперь глядел нахохлившийся ястреб-перепелятник.

— А твоей помощи никто и не просит, вор! — яростно проклекотала птица.

— Спокойно, спокойно, не будем вспоминать былые распри, — попытайся успокоить Ингена Нудд. — Для борьбы с Кером и его могучими покровителями нам понадобятся все возможные союзники. Что же касается твоего вопроса, Гонор, то рано или поздно дело дойдёт и до других Священных городов. Ар будет только началом.

— Ну, лично меня это не касается, — заметил бог-шутник. — Я ведь не принадлежу к числу покровителей какого-либо из городов.

— Может, ты согласишься выступить на нашей стороне за награду?

— Мне по душе твои слова, о мудрый Нудд! — подмигнул ему старина Гони. — Тут есть что обсудить отдельно.

Ястреб на камне заскрежетал клювом.

— Следовало бы заключить союзный договор между городами, — предложил Нудд, не обращая внимания на поведение своего собрата. — Наши объединённые дружины в случае войны будут представлять собой внушительную силу.

— Нам необходимо посовещаться, — заявила Эйте. — Такие решения не принимаются с ходу. Послушаем, что скажут по поводу военного союза в народном собрании.

— Отлично, — подвёл итог Нудд, — но совещайтесь не слишком долго. Вряд ли стоит ждать войны в текущем году: лето уже на исходе. Однако в конце следующей весны ургиты могут выйти в поход за костями сородичей.

— Мы пришлём вам посольство, — пообещала богиня.

Инген, сославшись на какие-то важные дела, улетел без промедления; прочие участники встречи также собирались расходиться, когда Бринн и Ханаль отвели Нудда в сторонку.

— Скажи, о мудрый, а вскрыли ли ургиты курган? — начал разговор Бринн. — Я имею в виду, похищен ли из могилы нефритовый жезл?

Длиннобородый бог развёл руками:

— Кто может это доподлинно знать? Уж не хочешь ли ты раскопать его до конца, чтобы удостовериться в том, есть он там или нет?

— Разумеется, нам не могло прийти в голову ничего подобного, — поспешно заверил его Ханаль. — Тем не менее хотелось бы знать, где жезл находится сейчас.

— Тут я бессилен, — признался Нудд. — По правде говоря, я даже не уверен, что во время похорон его положили в могилу. Я сам при том не присутствовал, а легенды зачастую приукрашивают события давно минувших дней. Нельзя даже быть уверенным в том, что высокий холм в окрестностях нашего города, который традиция связывает с местом упокоения Медного Правителя, им действительно является. В любой деревне вам расскажут ещё и не такое об окружающих достопримечательностях. Впрочем, прошу извинить — меня ждут мои жрецы.

С этими словами Нудд прошествовал к группке своих почитателей. Один из них свистнул в два пальца — из-за ближайшего холма взмыл огромный дракон, на спине которого была укреплена особая площадка с перилами. Крылатая бестия сделала круг над поляной совета и приземлилась рядом с хозяевами. Делегация Священного Ара погрузилась на ящера, который в несколько взмахов огромных перепончатых крыльев поднялся на приличную высоту, поймал ветер и начал планировать в подвернувшемся воздушном течении по направлению к городу.

— Пора и нам домой, — произнёс Бринн, запрыгивая в колесницу, запряжённую тройкой чёрных лебедей. Эта чудесная повозка почти не пострадала в давнишнем воздушном бою; после ремонта, произведённого мастерами Священного Брега, на её корпусе не осталось никаких следов кровавой схватки.

— Скажи, Ханаль, а почему Инген назвал тебя вором? — полюбопытствовал жрец Бринна, устроившись в экипаже подле своего бога.

— Ума не приложу... Может быть, потому, что я выиграл у его сына в кости одну старую и вдобавок изрядно потрёпанную накидку из перьев... Откуда мне было знать, что это папин подарок? Играли мы абсолютно честно — ведь небольшая ловкость рук подразумевается при игре в кости, разве не так? — Старина Гони подмигнул Эдану. — Всё-таки как-то нехорошо получилось; пожалуй, при случае верну хозяину, — заключил он с притворным вздохом.

...Крестьянин, бредущий с бороной за своим худосочным быком, в благоговейном ужасе хлопнулся на колени и заткнул пальцами уши, когда над его полем со свистом пронеслась божественная колесница. Над пашнями прокатился громогласный хохот, доносившийся из чудесной повозки.

...В далёком Кере за столом из чёрного мрамора, отполированного до зеркального блеска, сидел Брес, старший из Урговых внуков. По внешности крепкого смуглокожего воина с холодно сверкавшими из-под кустистых бровей глазами никак нельзя было предположить, что ему недавно перевалило за двести. Он был погружен в глубокие раздумья — пальцы с толстыми мозолями на костяшках так и сяк вертели изящный серебряный кубок, инкрустированный крупным топазом. В мгновения, когда Бреса посещали особенно невесёлые мысли, они, инстинктивно сжимаясь, оставляли на поверхности сосуда хорошо заметные вмятины. На невысоком подиуме изгибались в непристойном танце три обнажённые рабыни, но высокородный воин сегодня оставался совершенно безучастен к их стараниям.

— Проваливайте! — негромко скомандовал он танцовщицам, и девушки моментально исчезли, не заставив сурового витязя повторять своё пожелание дважды.

Через четверть часа мыслительный процесс не привыкшего к длительным раздумьям Бреса окончательно зашёл в тупик: каменный кулак сжал ни в чём не повинный кубок и расплющил его до такой степени, что даже сам мастер вряд ли теперь узнал бы своё творение.

— Фехтне вас всех побери! — выругался воин и, встав из-за стола, прошёл в противоположную половину залы. За резным креслом с прямой жёсткой спинкой, которое во время родовых собраний по традиции занимал патриарх (им сейчас был отец Бреса Трог), в стене находилась особая ниша. Там, на почётном месте, хранилась мумифицированная голова основателя рода, Урга — Дробителя черепов, Расчленителя воинов, Тигра тысячи битв, Повелителя Кера. Голова была оправлена в серебро, а в лобную кость меж глаз врезан приличных размеров изумруд. К этой семейной реликвии был приставлен особый слуга, чья должность передавалась по наследству от отца к сыну. В его обязанности входило ежедневно, утром и вечером, сметать особой кисточкой со священной головы основателя рода осевшую пыль.

Эту самую кисточку и отшвырнул в сторону Брес, схвативший голову своего покойного деда обеими руками. Витязь снял жуткую реликвию с её места и, удерживая на весу перед собой, громко вопросил:

— Ург, скажи мне, где он сейчас? В нём мой единственный шанс! Я немедленно отправлюсь туда и заберу его, чего бы это ни стоило!

Голова между тем хранила безмолвие.

— Нет, ты ответишь мне, старый горшок! Не молчи! — прорычал Брес и бесцеремонно встряхнул её.

Глаза мёртвого Урга медленно раскрылись. Он обратил свой тяжёлый, немигающий взгляд на потомка. Бескровные губы с трудом разомкнулись, и голова произнесла скрипучим голосом:

— Мне не нужны твои идиотские пророчества!!! — орал покрасневший от ярости Брес, с трудом удерживаясь от соблазна запустить черепом предка в стену. — Наслушались уже вдоволь! Где он?

заявила голова Урга и вновь смолкла, прикрыв глаза.

Больше Бресу ничего не удалось от неё добиться. Что-то недовольно бормоча себе под нос, он водрузил череп на место. Потом витязь кликнул своего юного колесничего, одел доспехи и, прихватив лишь меч, щит с остро заточенной кромкой да пару вошедших с недавних пор в моду копий с широкими плоскими наконечниками, отбыл в неизвестном направлении.

Подняв огромные клубы пыли, лёгкая боевая колесница промчалась по улице Воинов Кера и вылетела за ворота. Прятавшиеся по углам слуги, естественно, не осмелились поинтересоваться у высокорожденного, куда это он собрался на ночь глядя. Они твёрдо усвоили, что в минуты гнева ургитам под руку лучше не попадаться.

В городе Бреге, на верхней площадке Храма Дерева, Эдан с Ханалем упражнялись в фехтовании. Собственно говоря, упражнялся только первосвященник Бринна, а бог-шутник развлекался по своему обыкновению, то принимая облик болга с двуручной секирой в руках, то представая перед партнёром в виде огненного демона средних размеров или переходя в глухую защиту, превращаясь в валун, кучу прошлогодних листьев или трухлявый пень.

«Правее бери! — орал говорящий меч в руках фехтовальщика — Руби вниз влево! Активнее! Ты спишь или сражаешься?»

— Сражаюсь как умею! — огрызался Эдан, в пику своему клинку обходя защиту Ханаля сверху справа. Его любимый режущий удар в область живота рассёк пустоту: старина Гони подло рассыпался кучей песка и немедленно обернулся волосяной верёвкой, обвившейся вокруг ног молодого жреца.

— Любопытный у тебя клиночек, — заметил старина Гони, подобрав с земли выпавший из его рук меч. — Где достал?

Он игриво пощекотал украшавшую рукоять мордочку; та возмущённо клацнула зубами, и бог поспешил отдёрнуть палец.

— Будь с ним поосторожнее, сынок. Такому оружию постоянно требуется свежая кровь для пропитания; если держать его голодным, меч может осерчать и серьёзно поранить своего хозяина. В мирное время рекомендую тебе почаще смазывать лезвие кровью со скотобойни!

— Ты дерёшься не по правилам! — пропыхтел Эдан, поднимаясь с земли и потирая ушибленный бок.

— Весь вопрос в том, каких правил придерживаться, — философски заметил Ханаль. — Сам посуди: даже у пяти воинских родов кодекс чести весьма сильно отличается, хотя все они ведут своё происхождение от родных братьев. Та ещё семейка! Для ургитов, скажем, недопустимо напасть без предупреждения. Всяческие финты и уловки они считают ниже достоинства настоящего воина. Таким образом, любой ургит старается быстро вызвать противника на бой и сразу же его убить, пока бедняга не сообразил, в чём, собственно говоря, дело. Для них идеал — победа первым же ударом. С другой стороны, почтенный Хольдер всегда говорил: «Лучше сначала отступить на шаг, чтобы затем продвинуться на три». Его потомки высоко ценят воинскую хитрость, не исключающую стремительного натиска; хольдеринг терпеливо выжидает, а затем стремительно атакует в открывшуюся в обороне противника брешь. Следовательно, согласно кодексу поведения воина-ургита я вёл себя недостойно; однако не совершил ничего порочащего свою честь с точки зрения хольдеринга. То, что для хольдеринга честь, — для ургита позор. И куда ты ни обратишь своё внимание, всюду увидишь то же самое. Разные народы, роды и племена, даже разные касты в составе одного народа придерживаются совершенно различных норм поведения, завещанных им предками.

— Послушай, Ханаль, но как же быть в таком случае мне? Я был рождён в маленькой деревушке, жители которой с трудом дотягивали до нового урожая. Каждый год по весне многие из моих соплеменников умирали от голода. Когда мне исполнилось пять лет, наш посёлок сожгли кочевники, но мне удалось убежать. Я стал рабом у подобравших меня людей в таком же селении у подножия гор. Оттуда меня выкупил Эльг, регулярно совершавший прогулки по окрестным землям в поисках будущих учеников. Теперь я жрец Бринна; скажи же, что для меня должно быть правильным, а что — позорным? Где предки, завещавшие мне достойный образ жизни? Ханаль рассмеялся ему в ответ:

— Безусловно, люди, подобные тебе, весьма опасны для окружающих, ибо непредсказуемы. Человек без роду и без племени сам волен выбирать свой путь: воля предков не довлеет над ним. Теперь ты первосвященник бога Бринна, ты сам станешь образцом для подражания многочисленных будущих поколений жрецов. Но не стоит задумываться над этим — всегда поступай так, как велит сердце. Вот способность, которой обладают только люди и чего лишены боги, какими бы могущественными они ни были. Кстати, я всё хотел спросить: как тебе понравилась потеха, которую я для тебя устроил в Лорхе?

— Ты? Устроил? Какую потеху? — Эдан в недоумении воззрился на весёлого бога, ожидая дальнейших комментариев.

— Полагаю, ты не настолько наивен, чтобы вообразить, будто кто-то из троих Старших Богов снизошёл к оракулу в своём святилище и внушил ему идею необходимости именно вашего участия в битве с Блатахом? Можешь мне поверить: Ллуда, Ллира, а уж Ллеу-то и подавно, мало интересуют перипетии политической жизни какого-то заштатного городишка!

— Так это ты?..

— Разумеется! Всегда рад услужить друзьям! Тем более посещение оракула не отняло у меня много времени. Несчастный — слабоумный от рождения, вдобавок наглотавшийся дурманящего дыма каких-то тлеющих на жаровне растений и двух слов не мог связать в тот день, когда я зашёл навестить его. Пришлось оставить ему табличку с разборчиво записанным текстом пророчества, чтобы этот кретин ничего не напутал!

— Но зачем?!

Теперь пришёл черёд удивляться Ханалю:

— Я думал, вам покажется скучным добираться до Ара без приключений! Уж я-то знаю, как деморализующе воздействует на путешественника монотонность неблизкой дороги!

У парапета той же площадки, венчающей ступенчатое святилище, сложенное из огромных лиственничных брёвен, сидели Бринн и Эйте. Молодые боги держали друг друга за руки и любовались панорамой Священного города Брега, раскинувшейся .перед ними. Неподалёку, со строительной площадки, раздавался визг пил и оклики рабочих. Первый храм Бринна, нового покровителя Брега, рос день ото дня. Из близлежащих святилищ Эйте и неистового Видара доносилось пение флейт и гул ритуальных барабанов из меди: так жрецы возвещали о начале вечерних молений.

— Ты посмотри на них — ну просто голубки, — промурлыкал Ханаль, по-дружески пихнув Эдана плечом. Он подошёл к низкому столику и, отщипнув от грозди на блюде пару виноградин, отправил их себе в рот. — Эй, двоюродный братец, — обратился он к Бринну, — не желаешь ли прогуляться? Есть одна идея!

— Обычно все твои идеи заканчиваются знатной потасовкой, — заметил тот, нехотя отрывая взгляд от светлого лика сидящей подле него богини.

— На сей раз мы будем вести себя очень тихо, — заверил его старина Гони, — ибо к тому имеются весьма веские причины. Дело в следующем: я предлагаю тайно раскопать курган Медного Правителя.

— Какое кощунство! — искренне возмутился Эдан. — Как ты мог подумать об этом!

— А ты можешь предложить другой способ разузнать, находится ли нефритовый жезл Правителя все ещё в кургане?

— Ради этого осквернить могилу?!

— Ну, славные ургиты уже осквернили её до нас. А если им не удалось добыть нефритовый жезл, они непременно попробуют снова. Ты хоть раз видел воина из колена Ургова, который отступит от намеченной цели?

— Ханаль прав, — нехотя признал Бринн. — Во имя благополучия городов нам придётся пойти на это.

— Значит, возражений нет, — подвёл итог бог-шутник. — Завтра ночью мы временно переквалифицируемся в «ночных скитальцев».

— Без меня! — подала голос Эйте. — Люди, поклоняющиеся в моём лице животворящим силам природы, не простили бы мне участия в грабеже могилы первого из их легендарных властителей!

Жрец Бринна усмехнулся: он хорошо знал о существовании категории людей, поэтично называвших себя «ночными скитальцами». Среди них было много неплохих магов и бойцов, поскольку проникновение в древние склепы и курганы всегда сопряжено с немалой опасностью. Профессиональные гробокопатели бесстрашно спускались в тёмные мрачные лабиринты в погоне за положенными при погребении волшебными талисманами и оружием, не пострадавшими от всесильного времени. Их встречали древние проклятия и хитроумные ловушки, которые строители склепов предусмотрительно размещали в самых неожиданных местах. «Скитальцев» презирали, но тем не менее часто пользовались их услугами: они множество раз возвращали в мир изделия магов древности, подобные которым нынешнее поколение было не в состоянии создать. Их товар, оплаченный кровью погибших товарищей, всегда пользовался особенным спросом.

— Думаю, нам потребуется консультация специалиста, — заключил Ханаль. — Есть у меня один человечек на примете...

Небесная колесница, лихо развернувшись, притормозила почти у крыльца бревенчатой избы, примостившейся у выхода на поверхность гранитных скал, посреди девственного соснового леса.

— Ну как у меня получается? — спросил Бринн, перекидывая длинные поводья через борт. Последнее время многоискусный бог увлекался управлением колесничной упряжкой и в самом деле достиг в этой области немалых успехов.

— Не стоит с шумом вламываться к хозяину, — предупредил товарищей Ханаль, отряхнув хитон от осыпавшихся в повозку во время приземления пожелтевших иголок. — Старик хитёр, как старый лис. Из этой норы есть по меньшей мере с десяток выходов, и, если мы спугнём того, кто в ней живёт, потом его будет неделю не сыскать. Лучше подождём, пока старик не выйдет к нам сам.

Эдан с интересом осмотрел хижину и не нашёл ничего необычного. Полусгнившая изба, вросшая венца на два в лесные мхи, ничуть не напоминала обитель величайшего из «ночных скитальцев». Тем не менее старина Гони утверждал, что это именно так.

— Может, хозяина нет дома? — предположил Эдан, заглядывая в слепые оконца. — Думаю, стоит зайти и подождать его внутри.

— Осторожно, — предупредил его Гонор, — насколько я знаю повадки старика, на дверь обязательно прицеплен какой-нибудь сюрприз.

— Серьёзно? — искренне заинтересовался Бринн. Он слез с колесницы, подошёл к двери из толстых дубовых досок и внимательно её осмотрел. Видимо, результат осмотра вполне его удовлетворил: бог уверенно толкнул створку от себя. Дверь открылась — со спущенной тетивы искусно замаскированного самострела со свистом сорвалась стрела. Бринн лениво поймал её рукой на расстоянии в ладонь от своей груди, переломил пальцами древко и, промолвив: «дешёвка!», отбросил в сторону.

— Здравствуйте, гости дорогие! — просипел чей-то незнакомый голос у Эдана за спиной. Из-за кустов выступил древний седобородый старец, внешность которого стоило бы описать особо. У давнего знакомца Ханаля недоставало правого глаза и правой руки до локтя; на левой же руке отсутствовали большой и указательный пальцы. При ходьбе старик сильно прихрамывал, что не мешало ему довольно проворно передвигаться опираясь на палку (в которой любой мало-мальски сведущий человек узнал бы магический жезл). Одет он был более чем просто, но на запястье руки виднелись три золотых браслета, а на шее — крупный светящийся изнутри самоцвет на цепочке. Тихо позвякивали при каждом шаге стальные пластины спрятанного под овчинную куртку панциря.

— Кого я вижу! Сам Гонор! А с ним ещё двое из Племён! Преклоняюсь перед вами, о светлоликие боги... — И старик, кряхтя, начал медленно опускаться на колено.

— К чему эти формальности, дружище Кармун Дир! — Ханаль подскочил к своему знакомому и удержал его. — Поклоны отбивают в храмах, а мы нынче сами у тебя в гостях!

— Тогда прошу оказать честь моему скромному жилищу, — улыбнувшись, ответил «скиталец», и гости проследовали за хозяином в избу.

Окинув взглядом внутренность «скромного жилища», Эдан не смог удержаться от удивлённого возгласа. Стены большого зала, наполовину вырубленного в гранитной скале, были увешаны сотнями самых диковинных вещей. На тканых коврах висели бронзовые и железные мечи самых разнообразных форм и размеров; по углам грудами валялись медные кирасы, панцири, поножи и связки копий. Были здесь и крепкие щиты с остро заточенными кромками; шлемы с личинами и без них. В открытых ларцах помешались разнообразные браслеты, кольца и гривны. Почти на всех вещах явственно чувствовался отпечаток магии. Хозяин собрал здесь, пожалуй, самую крупную из всех когда-либо существовавших коллекций волшебных амулетов и талисманов. Кроме того, несколько сундуков были набиты свитками и полированными дощечками из кости, дерева и бронзы с нанесёнными на них рисунками и текстами.

— Впечатляюще! — заметил Бринн, усевшись в изящное креслице с подлокотниками из резной кости. Старик развёл руками:

— Всё это нажито непосильным трудом на протяжении многих, многих лет. Перед вами лишь дешёвенькие сувениры, призванные скрасить мою унылую старость и служить напоминанием о делах давно минувших дней. Ане! Золотце моё! Принеси-ка нам что-нибудь выпить!

Та, которую звали Ане, вышла к гостям, легко держа на ладони правой руки поднос с четырьмя деревянными кружками. В них пенился чудесный эль, который при других обстоятельствах несомненно произвёл бы на Эдана впечатление. Но в тот момент всё внимание нашего героя привлекла девушка. Трудно было поверить, что она действительно приходится дочерью старому «ночному скитальцу». На вид ей казалось никак не больше двадцати. Длинные чёрные волосы Ане были заплетены в три косы, перевитые серебряными нитями; миндалевидный разрез глаз свидетельствовал о дальнем родстве их семейства с племенем ши. Заметив взгляд молодого жреца, она ему весело подмигнула и вновь исчезла за дверью.

— Так чему же обязан я визитом столь высокородных богов, осчастлививших своим присутствием мою хижину? — осторожно поинтересовался старик, когда все сдули пену с кружек и сделали по хорошему глотку.

— Помню, когда-то мы славно поработали вместе, — начал издалека Ханаль. — Мы проезжали с друзьями мимо, и я сказал им: о светлоликие! Здесь живёт мой старый приятель. У него чудесное пиво и прелестная юная дочь. Почему бы не заскочить на огонёк? И вот мы здесь!

— Что верно, то верно, — ухмыльнулся старик. — Нам с тобой, Гонор, есть что вспомнить. Только вот откуда ты знаешь об Ане? Последний раз, если мне не изменяет память, ты навещал меня лет тридцать пять назад.

— Действительно, странно, — ничуть не смутившись, отвечал ему бог-шутник, — может, я малость напутал? Может, я говорил друзьям только о пиве? Пиво-то у тебя всегда было отменное!

— В этом ты прав. Фамильный рецепт. Впрочем, думаю, стоит перейти к делу. Какого Ирмина вам от меня надо, о великие боги?

— Видишь ли, Кармун, нам тут необходимо кое-что провернуть...

— Так я и думал. Глядя на тебя, могу предположить: вам понадобилась какая-то вещь.

— Почти что так.

— И вам требуется моя помощь, чтобы её достать.

— Ты угадал. Нам нужно разрыть одну могилу.

— Могилки — дело привычное... — протянул старик, хитро поглядывая на сидящую напротив него божественную компанию. — Но, думаю, это не совсем обычная могила? Иначе зачем светлоликим понадобилась бы помощь старого гробокопателя, сгубившего здоровье на своём неблагодарном ремесле? Могу я полюбопытствовать, что именно вы решили обчистить на этот раз?

— Ничего особенного. Всего лишь один старый, расплывшийся от времени курган. Там в своё время похоронили Медного Правителя да пару сотен его слуг за компанию.

В наступившей тишине громко прозвучал стук поставленной на стол кружки. Старик с побелевшим лицом встал, подошёл к Гонору и, опершись на посох, бухнулся перед ним на колено.

— Молю, не губи меня, о Гонор т'Ллуд! — монотонно заскулил он. — Возьми что хочешь; здесь всё будет твоим, только не заставляй меня сделать это!

— Ну, ну, — начал его успокаивать бог, — ты ведь и не с таким справлялся! Подумаешь, какая-то парочка проклятий с вышедшим сроком годности!

— Не губи! — продолжал ныть однорукий «скиталец». — Я ведь слишком стар для таких опасных забав. Дочь моя, голубка Ане, как она без меня? Пропадёт ведь...

— Не понимаю, неужели ты откажешься? — искренне удивился Ханаль. — Или просто набиваешь цену? Хочешь — отрастим тебе руку и вставим новый глаз? У нас есть одна подружка — она на такие штучки мастерица.

— Зачем мне рука, если я не вернусь оттуда? Случись что, не в вашей власти вытащить меня обратно из Долины Теней...

— Я не узнаю тебя, о Кармун Дир, — с сожалением произнёс старина Гони. — Где былой задор? Былая отвага?

— С тех времён прошло полвека, — простонал, обхватив руками седую голову, «скиталец». — Вам, богам, трудно понять людей, жизнь которых для вас — мгновение... Юность прошла, и я состарился. У меня болят суставы, дрожат руки, а мир перед глазами расплывается...

— Ну что же — ничего не попишешь. Придётся поискать кого-нибудь другого, помоложе. Пойдёмте, друзья, здесь нам больше делать нечего.

Постойте! Я пойду с вами! Перед собравшимся уходить Ханалем стояла покрасневшая от волнения Ане.

ГЛАВА II

— Ты?! Какой нам прок от тебя? Девице твоего возраста пристало вышивать покрывала, услаждать слух воинов своим пением под арфу или, составив счастье своему избраннику, народить от него детей!

— Отец передал мне всё своё мастерство! — гордо заявила Ане. — Я не хуже его самого смогу избегнуть хитроумной ловушки, обойти сеть проклятий, проникнуть в потаённое место и, если понадобится, сразиться с любым противником! Впрочем, «скитальцы» никогда не рискуют сверх меры: тот, кто любит лишний раз пощекотать себе нервы, ненадолго задержится в мире живых!

— Разумные слова, — недоверчиво протянул Ханаль. — Правда ли, что Ане обучена твоему ремеслу в совершенстве? — обратился он к старику.

Тот замотал головой.

— Ей ещё учиться и учиться! Девчонка возомнила о своих талантах Дан знает что! Не отпущу!

— Папочка, ну разочек! А ты получишь новую руку...

— И не проси! Марш на кухню, и приготовь-ка нам ужин!

— Думаю, не стоит лишать ребёнка такого невинного удовольствия, как раскопки могилы Медного Правителя, — заметил Ханаль. — Внутренний голос подсказывает мне: «девушка справится!» — а внутренним голосам богов стоит верить, скажу я тебе.

— Глупости! — проворчал Кармун. — Правда, у неё неплохая реакция и интуиция развита выше среднего, но для того, чтобы быть хорошим «скитальцем», этого недостаточно. Нужен ещё и опыт.

— Новые рука и глаз! — напомнил бог-шутник.

— Папа! — умоляюще посмотрела на Кармуна Ане.

— Ладно, — старик хлопнул по столу беспалой ладонью, — я принял решение. Одну я тебя не отпущу. Сам я с подобной работой не справлюсь. Следовательно... мы едем вместе!!!

— Ура! Папочка, я обещаю вести себя осторожно!

— Тяжело себе это представить, — усмехнулся в бороду старик. — Так мы будем сегодня ужинать или нет? И собери-ка всё необходимое снаряжение!

Жители небольшого селения под названием Приречье за последний месяц повидали столько, что, пожалуй, их уже было нельзя удивить. Скажи крестьянам, что именно их ничем не примечательный поселок с окрестностями будет избран местом для битвы не поделивших мир великих богов, они и это восприняли бы как должное. Старики посудачили бы вечером на завалинке о возможных размерах убытков хозяйству, о том, чей огород или хлев станет местом решающей схватки Бессмертных, и разошлись бы, не -придя к единому мнению. В самом деле, что ещё могло поразить их воображение? Оказывается, расплывшаяся насыпь у околицы — курган Медного Правителя, почившего две тысячи лет тому назад, а совсем не место для шатра легендарного вождя, который восемь дюжин вёсен как привёл на новую родину маленькое полукочевое племя их предков. Эту новость им сообщил не кто иной, как сам Инген-Ястреб, огнеглазый юный бог, спустившийся с небес в разгар жатвы полбы на племенном поле. Светлоликий пребывал в ярости; он пригрозил снести Приречье с лица земли, если общинники немедленно не укажут ему, где они похоронили троих воинов-ургитов. Напрасно трясшийся от страха старейшина доказывал Ингену, что они в жизни не видели ни одного ургита, ни живого, ни мёртвого, однако бог не верил им. Они обыскали каждую пядь племенной земли, но тел не нашли. В итоге грозный бог-ястреб улетел, пообещав вскорости вернуться. В припадке беспричинного бешенства он напоследок взмахом крыла развалил бревенчатый сеновал. Селяне не опечалились разрушению старого сарая: он всё равно насквозь прогнил; страшно было жить в ожидании возвращения Ястреба.

Примерно в то же время обнаружилось исчезновение девушки-подростка лет тринадцати, жившей со своей старой и больной бабушкой на окраине Приречья. Вероятно, она не появлялась дома уже несколько недель, но, так как других живых родственников у них в посёлке не осталось, о её исчезновении стало известно далеко не сразу. Пропавшая девчонка, по мнению соседей, была немного не в своём уме и раньше неоднократно уходила на много дней в окрестные леса, которые она знала как свои пять пальцев. Поэтому бабушка не забеспокоилась и после недели её отсутствия. Староста прилюдно заявил, что несчастную, вероятно, задрали волки: потеряться в лесу она никак не могла. Решено было подождать ещё трижды по девять дней, после чего справить по ней поминки.

Другая .маленькая девочка, приходившаяся внучкой вождю, рассказала своему дедушке, что за два дня до визита Ингена она нашла неподалёку от бугра на околице красивые тканые пояса и оружие. Она хотела немедленно рассказать о своей находке маме, но тут неизвестно откуда появился симпатичный старичок с серебряной бородой, серебряной правой рукой и ласковыми глазами. С ним пришли двое бритоголовых людей в просторных одеждах, глаза у которых были очень-очень злые. Добрый дедушка забрал пояса, одежду и мечи, попросив девочку никому не рассказывать о своём появлении. Взамен этого он подарил ей красивое колечко. Дедушка с серебряной бородой спросил у неё: «Скажи мне, детка, чего ты боишься больше всего на свете?» — «Злых соседских собак!» — ответила девочка. «Пока кольцо при тебе, собаки тебя не тронут!» — сказал таинственный старик. Он не солгал: отныне любой, даже самый свирепый пёс умолкал при появлении обладательницы волшебного кольца и трусливо убегал, поджав хвост, стоило девочке только посмотреть в его сторону. Ребёнок хотел в первый же день рассказать по секрету о подарке маме, но неведомая сила смыкала её уста, как только девчушка пыталась заговорить о чудесном происшествии. Лишь через неделю чары спали, и вождь узнал о событиях, предшествовавших появлению Ястреба в посёлке.

Инген больше не появлялся, зато в деревню неведомо откуда прискакал суровый витязь. Колесница его была запряжена тройкой взмыленных боевых коней. Лица воителя и его колесничего покрывала татуировка с неизвестной общинникам символикой.

Имени своего воин не назвал, но пообещал подпалить «этот муравейник», если жители не укажут ему, где похоронены трое ургитов. Всё повторилось заново: старейшина ползал на коленях в пыли перед колесницей витязя, стараясь не попасть под копыта гарцующих лошадей, и со слезами на глазах умолял пощадить родное селение. Воин наорал на старейшину и вождя и заставил общинников вновь прочёсывать окрестности в поисках свежей могилы. Не найдя ничего путного, он удалился в неизвестном направлении, тоже пригрозив ещё вернуться.

Поздним вечером следующего дня в дверь старейшины вновь постучали. На пороге стояли трое просто одетых молодых мужчин, одноглазый старик и молоденькая девушка.

— Ургитов ищете? — тоскливо поинтересовался старейшина, распахивая перед нежданными гостями двери. В те времена люди не оставляли за порогом даже разбойника — закон гостеприимства прежде всего!

— С чего вы взяли? — удивился один из гостей, улыбчивый чернявый мужичок лет тридцати—сорока. — Мы и знать не знаем ни о каких ургитах! Проезжали с друзьями мимо и решили остановиться отдохнуть в вашем селении!

— Мы всегда рады гостям, — произнёс старейшина с видимым облегчением. — Мой дом — ваш дом!

Весёлая компания разместилась в большой гостевой зале. Люди в этой деревне рубили себе восьмиугольные избы с шатровыми крышами в память о войлочных палатках кочевых предков. Свод подпирали восемь столбов, а в центре крытого берестой купола находилось большое отверстие. Сквозь него выходил дым открытого очага, а в дом проникал дневной свет.

Поутру полдеревни пришло смотреть на диковинную колесницу, гостей, запряжённую тонконогими вороными жеребцами. Ржание чудесных лошадей чем-то неуловимо напоминало птичий крик. Несколько дней подряд гости проводили время так, как и подобает людям высокого рода: днём они спали, а вечером и ночью пировали. Хорошенько отдохнув, через три дня они уехали, любезно попрощавшись с хозяевами. Скорее всего, старейшина и вождь были бы очень удивлены, узнай они, что три ночи напролёт пировали не со своими гостями, а с их искусно созданными подобиями. Настоящие Ханаль, Бринн с Эданом и Ане с Кармуном тем временем спокойно занимались своим делом на кургане Медного Правителя. Они не хотели попусту беспокоить гостеприимных жителей посёлка.

— Так когда мы начнём копать? — Эдан вытянул ноги, заложил руки за голову и принялся созерцать кучевые облака, неспешно проплывающие в небесных высях. Ему уже порядком наскучило сидеть на кургане без дела.

— В своё время или немного позже, — сурово отрезал Кармун Дир. — Наша работа не терпит суеты. Копатель могил не торопится, поскольку на тот свет он всегда успеет. Ане, золотце моё, подай-ка мне вон тот талисман!

— Этот, папочка? — Девушка держала в руках браслет, отделанный пятью-шестью крупными самоцветами.

— Да-да, он самый. И вынь пока из сумки весь наш комплект от проклятий!

— А что это? — заинтересовался молодой жрец, разглядывая браслет, который старик нацепил на запястье здоровой руки.

— Комплексный предсказатель, — туманно объяснил Кармун. Он начат вращать браслет, внимательно разглядывая камни. В одном из них затеплился зеленоватый огонёк.

— Вроде бы ничего особенного, — пробормотал «скиталец», прогуливаясь по кургану взад и вперёд.

Ане извлекла из вместительного заплечного мешка отца несколько ничем не примечательных окатанных булыжников, на которых были нацарапаны какие-то символы. Она обошла весь могильный холм вокруг и по восьми сторонам света положила по камню.

— Северо-западный криво лежит! — придирчиво заметил Кармун, прищурив глаз.

— Почти незаметно!

— Должен лежать как надо! — заявил 'старик и пошёл перекладывать камень. Довольно продолжительное время отец и дочь двигали камни, присматривались, меняли их местами.

Кармун Дир отошёл от кургана, ещё раз окинул его взглядом и покачал головой:

— Очень странно!

— А в чём дело? — спросил у «скитальца» Эдан, с огромным интересом наблюдавший за его манипуляциями.

— Никакого проклятия на могилу не наложено, — пожал плечами старик. — Это-то и подозрительно. Разве так бывает, чтобы захоронение великого человека не защитили проклятием? Вероятно, оно развеялось со временем...

— Может быть, ургиты невольно «разрядили» его на себя, когда начали копать? — предположила Ане. — Поэтому же, кстати, и трупов не нашли!

— Может быть, может быть, — неуверенно протянул её отец. — Лично мне это не нравится, уж слишком всё просто. Пускай боги сами копают: им сподручнее. Они-то в отличие от нас бессмертны! Эй, Гонор, всё в порядке, — окликнул он Ханаля. — Начинайте работу — проклятия нет.

— Отлично. Приступим!

Бог-шутник подкинул в воздух свои шарики, и они превратились в три заступа раньше, чем коснулись земли.

— Надеюсь, Старшие Боги простят нам это деяние, — сказал он и, поплевав на руки, вонзил инструмент в твёрдую землю.

Прошло часа три или около того; на старом кургане, вокруг глубокой ямы, стояли в кружок два бога и три человека. Внизу виднелись провалившиеся внутрь сгнившие доски перекрытия. В древности они были уложены поверх лиственничного сруба погребальной камеры, где покоился первый в истории властитель людей.

— Как-то я себя неуютно чувствую, — признался Кармун Дир. — Такую могилу я ещё никогда не грабил. Что-то меня лихорадит, или, быть может, в моей душе пробудились угрызения совести?

— О какой совести может идти речь у «ночного скитальца»? — удивился Ханаль. — Люди вашего ремесла всегда привлекали меня тем, что им, как правило, это чувство не свойственно вовсе.

— Ты возводишь напраслину на представителей моей профессии! — обиженным тоном возразил ему старик. — Сколько полезных вещей вернулось в мир благодаря скромным безымянным труженикам! Сколько несравненных предметов искусства вновь услаждают взор живущих! Не будь нас, сколько прекрасных вещей гнило бы без пользы во тьме древних гробниц и подземелий!

— Нечего болтать! — прервал его словесные излияния Бринн. — Святотатство уже совершено! Разбираем доски!

Молвив так, юный бог решительно спустился в яму и начал выкидывать наверх деревянные плахи. На многих из них сохранились остатки росписи разноцветными красками.

— Уж очень бедно она выглядит, — заметил «скиталец». — Признаюсь, от кургана Медного Правителя я ждал большего!

Последняя трухлявая доска вылетела на борт ямы, и всем присутствующим открылась внутренность могильного сруба. В северной стене они заметили зияющее отверстие. Свежепрорубленная в брёвнах дыра неопровержимо свидетельствовала о том, что погребальную камеру уже посетили, причём незадолго до них. Посреди бревенчатого сруба находились остатки помоста, где на нём возлежал скелет в истлевших остатках войлочных одежд и кожаного панциря с вышивкой бисером на груди. На черепе оставался нетронутый грабителями венец — простой медный обруч. У левого бедра покойного лежал широкий бронзовый кинжал непривычной формы; в ногах — остатки колчана, некогда содержавшего дюжину стрел с обсидиановыми наконечниками. Левая рука сжимала шлифованный кубок из полупрозрачного камня, правая же оказалась пуста. Жезла в могиле не было.

— Ну что же, нет так нет, — подвёл итог неунывающий Ханаль. — Закапываем обратно!

— Клянусь серебряной рукой Нудда, я ещё никогда не испытывал подобного разочарования, — прошептал старый Кармун, уставившись в разрытую яму потухшим взором.

— Не может быть! — тоскливо вторила отцу Ане. — Ни нефритового жезла, ни золота, ни хотя бы горстки изумрудов!

Девушка была искренне раздосадована; её глаза заблестели от непрошеных слез.

— Вероятно, Медный Правитель не владел большим состоянием, — заметил Эдан. — Здесь абсолютно нечем поживиться!

— В те времена вожди и храмы ещё не накопили в своих руках больших богатств, — объяснил Ханаль. — Вопреки расхожим представлениям, .первые правители людей не ели на золоте. Даже медь в те времена казалась огромным богатством. В годы правления лежащего перед нами Младшие Боги открыли людям секрет обработки меди и выплавки светлой бронзы. Металл оставался баснословно дорогим, потому что было совсем немного мастеров, умевших дробить руду и выплавлять орудия в формах. Да и сам образ жизни людей сильно отличался от нынешнего — они не видели смысла в накоплении излишних запасов.

— Значит, сказки о благословенном золотом веке — чистая правда? — удивился жрец Бринна.

— Почти, — ухмыльнулся бог-шутник. — Войн среди людей в те времена действительно не случалось, этим занимались исключительно боги и болги. Медный Правитель был всего лишь вождём полутора десятков родов, объединённых между собой узами обычая взаимного обмена невестами. Таким образом они избегали вырождения. По приказу светлоликих покровителей он собрал своих соплеменников в выстроенный для них богами город. Именно с тех времён в жизни людей начались изменения. Им пришлось наладить хорошие отношения с ближайшими родственниками — ши. Ши считали себя излюбленными детьми богов; впрочем, для этого были веские причины, поскольку основатели всех их родов находились с Младшими в родственных отношениях. Именно поэтому людей, общавшихся с Племенами, ши воспринимали как естественных противников. Многие из их народа считали идею постройки города угрозой своему привилегированному положению; другие же, а таковых оказалось меньшинство, переселились в первую Столицу и основали в ней касту мудрецов. Их вожди, заключив смешанные браки с людьми, закрепили создавшийся союз двух рас.

Семеро Младших Богов оказывали покровительство первому городу людей: говорят, что они выстроили три кольца стен, узаконили разделение народа на три касты, даровали людям и ши бронзу и письменность для жрецов. Сами они поселились в специально возведённых семи храмах. Каждый, к какой бы касте он ни принадлежал, мог прийти к воротам храма, чтобы попросить у бога-покровителя защиты или содействия в своих делах.

— Так всё и было в действительности?

— По правде говоря, среди всех вышеперечисленных деяний им можно уверенно приписать только заслугу строительства ныне разрушенных стен. Согласно иным свидетельствам, бронзу люди изобрели сами. Хотя боги, несомненно, помогли им усовершенствовать технологию литья.

— Нам пора уходить отсюда! — напомнил им Кармун Дир. — Если кто желает взять какой-нибудь сувенир, пускай поторопится с выбором: у нас мало времени. Я, пожалуй, прихвачу на память вон тот кубок!

Забросав выкопанную яму и аккуратно заложив её для пущей надёжности свежим дёрном, наши герои покинули Приречье. Боги взяли с собой в Священный Брег Кармуна с дочерью: согласно договору, Эйте должна была отрастить старику новую руку и вставить глаз.

В Бреге жизнь шла своим чередом. Ханаль частенько фехтовал с Эданом, неизменно оставляя молодого жреца в дураках; временами бог-шутник исчезал на неделю или две, как он объяснял, «по делам». Бринн неожиданно увлёкся обучением ремёслам и целые дни проводил в кварталах мастеров.

Эдан брал уроки магии Огня у Талеса, перемежая их с интенсивными тренировками: под руководством приехавшего из Ара Кермайта он постигал нелёгкое искусство вождения боевой колесницы. Его беспристрастный наставник оценивал результаты учёбы как весьма посредственные. Упряжка никак не хотела повиноваться приказам Эдана, поводья выпадали из рук, повороты требовали слишком много времени. Боль в натруженных запястьях была временами просто невыносимой. Хольдеринг, который встал на колесницу сразу же после того как научился ходить, оказался весьма требовательным учителем. Он заставлял Эдана практиковаться с рассвета и до полудня, распахивая колёсами боевой повозки зелёную равнину у стен Священного города.

Однажды, когда наш герой свалился в постель после заполненного занятиями дня, ему приснился весьма необычный сон.

Во сне Эдан оказался сидящим в совершенно незнакомом ему месте: то была ровная площадка на краю глубокого ущелья, в которое неподалёку с шумом обрушивался водопад. Яркое солнце играло всеми цветами радуги в мелкой водяной пыли, постоянно висевшей в воздухе. На площадке находился каменный стол, рядом с ним располагались две скамьи, вокруг цвела непривычно пышная растительность. Покрытые мелкими цветами лианы свешивались на стол, оплетая вазы с диковинными фруктами.

Спящий расположился за этим столом; скамья напротив также была занята. Человек показался ему смутно знакомым: лицо, по которому невозможно определить возраст, мелкая сетка морщин вокруг больших голубых глаз, смотревших на собеседника пронзительно и чуть-чуть насмешливо одновременно.

— Добро пожаловать ко мне домой, жрец Бринна, — промолвил незнакомец. — Думаю, если ты посетил бы меня наяву, тебе бы здесь понравилось. Это место — отрада моей души; уже не первое столетие я прихожу сюда, чтобы предаться раздумьям или просто отдохнуть.

— Простите, но я не знаю вас, господин! — заметил Эдан.

— Ошибаешься. — Незнакомец слегка улыбнулся. — Напряги свою память, и ты сможешь вспомнить. Эдан, мне необходима твоя помощь, а ты и твои светлоликие покровители нуждаетесь в моей. Предлагаю заключить сделку.

— Честно говоря, не понимаю, о чём идёт речь. Кто вы?

— У меня много имён. Многим я известен как Фехтне.

— Младший сын Торнора? Проклятие пяти воинских родов?!

— Ну да, это я. Все воины в пяти Священных городах обычно упоминают моё имя в качестве ругательства.

— Но чем же я могу вам помочь?

— Тебе известно, где находится нефритовый жезл. Если ты не добудешь его в самом ближайшем будущем, им завладеет внук моего покойного братца Урга, витязь по имени Брес. Ты не находишь, что не стоит допускать такого развития событий?

— Подожди! — взмолился Эдан. — Откуда я могу знать о местонахождении нефритового жезла?

— Не валяй дурака, сынок. Тебе сообщил его последний из воинов-ургитов, осквернивших могилу Медного Правителя. Кстати, несчастный, по странному стечению обстоятельств умерший у тебя на руках, приходится Бресу родным братом.

— Но он мне ничего не... — начал было Эдан, но внезапно, подобно вспышке, его озарило. «Покровитель Духа это, конечно же, Ллир. Значит, жезл спрятан за алтарём в каком-то горном храме Ллира!» — подумал он.

— Вот именно! — обрадовался Фехтне, который во сне легко читал мысли молодого человека. — Я бы и сам его оттуда забрал, но по некоторым причинам не могу встречаться со своим родственником. Поэтому я предлагаю тебе свою помощь. Ты убьёшь Бреса, возьмёшь из святилища Ллира нефритовый жезл и отдашь его мне.

— Ничего не понимаю! — заявил Эдан. — Во-первых, мне никогда не победить Бреса: раз он родной внук самого Урга, он, наверное, один из лучших воинов среди смертных. Я не продержусь против него и трёх ударов. Во-вторых, что за выгода мне его убивать, если затем я отдам тебе реликвию даром?!

— Сейчас объясню. Я могу снабдить тебя всем необходимым для победы над Бресом. Ты получишь особый подарок, который останется при тебе и после поединка. Твоим друзьям важно, чтобы нефритовый жезл не попал к ургитам? Ургитам он и не достанется. Уж не думаешь ли ты, что я им его подарю или продам? Мне он нужен для обмена на один предмет, принадлежащий мне по праву. Ещё скажу тебе: я знаю, где находится заветное святилище Ллира.

— Тогда почему ты не заберёшь его прямо сейчас? Или не убьёшь Бреса сам?

— Глупый вопрос. Как я могу убить родственника своим копьём?! Такое деяние было бы во много раз ужаснее несправедливого раздела наследства! Я поклялся отомстить своим братьям и всему их роду по меньшей мере в четвёртом колене; но, поскольку они мои родные братья, я всегда действую чужими руками. Наши интересы совпадают: ты получаешь бесценный дар и гарантию того, что нефритовый жезл не попадёт к ургитам, я же получаю голову внучатого племянника и сам жезл. Идёт?

— Вам не откажешь в логике, — заметил Эдан. — Однако не могу избавиться от ощущения, что меня просто используют.

— Называй это как хочешь. Не позабыл ли ты о своём долге старому Эльгу? Похоже, настало время вернуть его!

— Что?!

— Сынок, мой голос тебе случайно не показался знакомым?

— Учитель Эльг?! Но твоё лицо...

— Некоторые знают меня под этим именем. Пусть новая внешность тебя не смущает: при моём подвижном образе жизни приходится менять личины так же часто, как имена. Если согласен, к закату наступающего дня отправляйся в путь. Кстати, ещё одно условие: твои божественные друзья не должны пока знать о нашем соглашении. Хитрый Гони обязательно всё опять испортит! Ну, до встречи!

Фехтне поднялся с кресла и накинул на голову капюшон.

— Постой, а куда же мне ехать?

— Не имеет значения. Просто выходи пешком из Брега в любом направлении, а я тебя встречу по пути, — пояснил маг и растворился в воздухе.

Увитая плющом площадка и водопад исчезли, Эдан проснулся.

Весь последовавший за загадочным сном день молодой жрец размышлял над словами своего необычного собеседника. Старый искатель приключений знал своё дело: его предложение глубоко задело Эдана, который по натуре был таким же авантюристом, как и сам Эльг. Несмотря на соблазн посоветоваться с кем-нибудь из богов, он хорошо помнил условие Младшего Брата.

— Эй, ты не заболел? — поинтересовался Талес, озабоченно поглядывая на своего ученика. — Хочу напомнить: магия без концентрации — ничто!

Огненный шар, вызванный из небытия и направляемый волей Эдана, бесцельно блуждал по просторному залу. Жрец Бринна отвлёкся и потерял над ним контроль, полностью погрузившись в раздумья.

— Нет, всё в порядке, — рассеянно ответил он. Когда клубок огня врезался в стену и с грохотом взорвался, Эдан вздрогнул от неожиданности.

— Думаю, на сегодня хватит, — заметил Талес, взмахами руки отгоняя прочь клубы едкого дыма. — Похоже, ты немного устал.

Не успел красный щит солнца коснуться кромкой горизонта, как Эдан принял решение. Наш герой проследовал в свои покои, располагавшиеся неподалёку от ворот, соединявших Город Мудрецов и Город Воинов. Брег, равно как и остальные Священные города, строился по единому плану, скопированному с легендарной Столицы, в которой некогда проживал сам Медный Правитель. По сравнению с другими городами он не блистал высокими зданиями и каменными стенами: две внутренние стены были бревенчатыми, а внешняя линия обороны и вовсе представляла собой обыкновенный земляной вал. Правда, поднаторевшие в магии Стихии Дерева брегские чародеи высадили по гребню вала специально выведенный сорт колючего кустарника; он охранял город не хуже высокого частокола. Эта растительность почти не горела, упруго пружинила под топором, обладала крайне острыми и длинными шипами и сплеталась так плотно, что даже кролик не отыскал бы для себя лазейки в живой изгороди. Вдобавок ко всему живая брегская стена в начале лета зацветала, а сказочный аромат её цветов ветер разносил по всем окрестностям города.

Жилище, ставшее временным приютом нашего героя, принадлежало святилищу богини Эйте. Это был бревенчатый дом с крышей, крытой тростником, и выходами на четыре стороны света. Посередине располагалась большая гостевая зала с очагом в центре; занавешенные циновками двери вели в небольшие подсобные помещения, хлев и конюшню. За домом присматривали несколько храмовых рабов, хорошо вышколенных для того, чтобы лишний раз не попадаться постояльцу на глаза. На полах в зале и примыкающих к ней комнатах лежал мягкий, пружинящий под ногами ковёр. Чудесное покрытие было живым: оно представляло собой породу растения, которую маги усердно выводили на протяжении нескольких столетий. Кроме того, его уходящая на большую глубину корневая система снабжала обитателей дома отличной питьевой водой, которая постепенно стекала с листьев в предназначенную для этой цели керамическую бочку.

Оказавшись дома, Эдан выбрал хороший лёгкий панцирь из воловьей кожи. За спину он повесил ножны с говорящим мечом; голени его прикрыли поножи, а предплечья — наручи из светлой узорчатой бронзы. На плечо лёг синий плащ, подбитый мехом речной выдры; а в левую руку он взял крепкий, окованный железом щит с заточенным краем.

За сборами его застал Кермайт, по обыкновению зашедший под вечер к другу пропустить кружку-другую медовухи. Хольдеринг слегка удивился, увидев Эдана в воинском снаряжении.

— Куда ты собрался на ночь глядя? — Он окинул удивлённым взглядом раскиданные по комнате вещи. — Похоже, намечается хорошая драка! Возьмёшь меня с собой?

— Извини, Кермайт, не могу. Более того, я попросил бы тебя никому не говорить о моём уходе. Пока это секрет.

— Опять какие-то дела, в которых замешаны светлоликие боги?

— Что-то в этом роде. Если всё будет в порядке, я скоро вернусь. У тебя случайно не найдётся хорошего шлема?

— Могу предложить тебе свой. — Кермайт свистнул мальчику-колесничему, и тот принёс из повозки во дворе цельнолитой бронзовый шлем с прорезями для глаз и красивым гребнем из раскрашенной конской щетины от уха до уха. — Такой подойдёт? Конечно, тяжеловат, зато надёжно. Только потом верни — всё-таки вещь дорогая. Мне на такой за полжизни не скопить.

— Спасибо, дружище. — Эдан повязал на голову платок и примерил шлем. В последнее время он пристрастился к ношению особой косынки взамен привычного в его родных краях войлочного подшлемника. Клетчатый платок, который воины всех пяти Священных городов завязывали строго определённым традицией образом, плотно держался на голове и впитывал капающий со лба пот.

Кермайтов шлем оказался и вправду тяжёл и довольно сильно уменьшал обзор. За всё в этой жизни приходится платить — хочешь остаться с непробитой головой, изволь пострадать немного в шлеме.

— Ты не берёшь колесничего?

— Я отправляюсь пешком.

— Ну, в таком случае ты и вправду недалеко собрался, — со вздохом облегчения заключил хольдеринг. — Вернёшься — дай знать! Смотаемся на праздник солнцеворота к жрицам любви! Или, может, на охоту в Багряный Бор? Знаешь, сколько там дичи? Даже куропатки размером с большой котёл! Возьмём с собой старину Талеса, он нам всю дичь сразу и зажарит!

— Непременно! — пообещал ему Эдан.

Сердечно попрощавшись с товарищем, он направился к Западным воротам Брега, а потом, выйдя за пределы внешнего городского вала, зашагал куда глаза глядят. Солнце уже почти село, и вся эта затея казалась жрецу Бринна всё более и более бессмысленной. На небе появились первые звёзды, Эдан уже начал подумывать о том, не повернуть ли • ему обратно, как за спиной он внезапно услышал знакомый голос:

— А вот и я!

В десятке локтей над землёй парил большой круглый щит с медными заклёпками по краю. На нём стояло проклятие пяти воинских родов, Фехтне собственной персоной. Как и следовало ожидать, наяву он выглядел точно так же, как и во сне.

— Рад, что ты принял моё предложение, Эдан. — Повинуясь лёгкому взмаху его руки, летающий щит мага плавно опустился на землю.

— Залезай ко мне, — пригласил он молодого человека. — Нас ждёт дальнее путешествие. Ты будешь очень удивлён, когда узнаешь, кого мы собираемся посетить.

— Разве мы летим не в храм Ллира?

— Не всё сразу. Сначала я планирую подготовить тебя к битве с Бресом. Да ты залезай, не бойся! — Фехтне повторил приглашение, заметив, что Эдан с сомнением взирает на небольшой щит. Было совершенно непонятно, каким образом на нём могут одновременно разместиться двое. Однако стоило ему лишь ступить ногой на кромку волшебного щита, как тот в мгновение ока увеличился в размерах раза в два.

— Как-то раз я перевёз на нём небольшую армию, — заметил маг. — Так что вдвоём мы можем здесь расположиться с достаточным комфортом.

Эдан уселся на щит, поджав под себя ноги. Чудесное средство передвижения тотчас же взмыло в воздух и, резко развернувшись, понеслось на юго-восток. Фехтне не прибегал ни к каким видимым усилиям для управления полётом своего экипажа — тот, казалось, хорошо знал дорогу и сам по себе летел по прямой в указанном ему направлении.

— Без своего щита я как без рук, — признался Фехтне. — Постоянно требуется моё присутствие в самых разных местах, а он позволяет экономить массу времени на дорогу.

— Позволь полюбопытствовать, а куда мы, собственно, летим? — осторожно спросил жрец у своего старого учителя.

— Увидишь. Пусть это будет для тебя приятным сюрпризом. Даже при такой скорости путешествие займёт несколько часов, а значит, времени у нас предостаточно.

Волшебный щит нёсся над лесами, горами и равнинами континента с головокружительной скоростью. Как ни странно, сидящие на нём люди не чувствовали силы встречного ветра, хотя сейчас она должна была быть подобной удару о каменную стену. Виды внизу проносились в таком темпе, что Эдан не успевал любоваться ими; вскоре жрец Бринна задремал.

Он проснулся лишь оттого, что летающий щит заложил крутой поворот.

— Почти приехали! — прокомментировал это событие Фехтне.

Они летели над береговой полосой. Безбрежная поверхность океана была покрыта белыми барашками: на море дул сильный ветер. Эдан впервые в жизни видел такую огромную массу воды, но больше всего его захватила другая картина. В десятке лиг от берега находился скалистый остров, или, скорее, гора, окруженная со всех сторон бурлящей водой. Вершину её окутывала чёрная туча. Между островом и сушей повисла удивительно яркая радуга. Приглядевшись, Эдан понял, что перед ним — грандиозный висячий мост, созданный неведомым строителем в виде многоцветной радуги. Один его конец вырастал из прибрежного песка, а другой обрывался в далёких скалах загадочной горы. Пробивавшееся из-за тучи солнце играло в цветных полосах чудесного моста, придавая суровому ландшафту сказочно красивый вид.

— Он воистину великолепен! — прошептал Эдан.

— Это и неудивительно, если учесть, кто его строитель, — заметил Фехтне. — Впрочем, ты скоро сам с ним познакомишься.

Послушный его приказу щит плавно опустился на песчаный берег.

— Пошли! — Маг жестом пригласил Эдана следовать за ним к началу радуги. — Мы идём в гости к Гофаннону!

ГЛАВА III

Неожиданно со стороны острова раздался яростный крик, и яркая раскалённая точка с воем понеслась в их направлении, оставляя за собой дымный след. Не долетев локтей пятьдесят до берега, этот загадочный предмет с громким шипением рухнул на мелководье; на месте его падения забурлила вода, и в небо поднялся высокий столб пара.

— Похоже, нас встречают не очень дружелюбно, — заметил Эдан, опасливо косясь на другую сторону пролива.

— Ничего страшного! Просто у старика в очередной раз ничего не получилось! — объяснил ничуть не смутившийся Фехтне.

Жрец Бринна заметил, что весь берег усеяли разнообразные металлические предметы. Многие из них выглядели совсем новыми, иные были покрыты ржавчиной и почти занесены песком. Он подошел к ближайшему, который напоминал рукоятку меча. Впрочем, так оно и было. Ухватившись за рукоять, Эдан поднатужился и вытянул из земли весь увязший клинок. У него в руках оказался меч с односторонней заточкой, весьма странных пропорций, размером почти с него самого. Казалось, оружие изготовили для воина вдвое более высокого, нежели средний человек.

— Эй, поосторожнее с этой игрушкой! — предостерёг его Фехтне. — Она всё-таки бракованная!

Маг оказался совершенно прав: Эдан заметил черную ломаную трещину, идущую вдоль всего клинка. Оружие было безнадёжно испорчено. Юноша разочарованно вздохнул, положив руки на перекрестье, слегка опёрся на меч.... и с трудом удержался на ногах. Клинок со свистом вошёл в песок почти по рукоять, хотя к нему не было приложено почти никакого усилия.

— Ну и ну! — пробормотал он, поднимаясь с колен. — Какой же он острый!

— Не стоит попусту играть с отходами производства кузни Гофаннона! — наставительно произнёс Фехтне. — Отыщешь, скажем, кинжал и захочешь подровнять им ногти — скорее всего, останешься без всей руки! Да и вообще — мало ли что можно здесь найти! Уже не одну тысячу лет Мастер выкидывает на противоположный берег неполучившиеся изделия...

Как бы в подтверждение его слов с противоположного берега вновь раздался неистовый вопль, вероятно обозначавший ругательство на неизвестном Эдану языке. Вновь неведомый раскаченный предмет прочертил в небе дымную дугу и с грохотом зарылся в землю далеко за их спинами.

— Теперь перелёт, — прокомментировал маг. — Похоже, старик сегодня немного не в духе. Ну, идём.

С этими словами Фехтне подобрал с земли волшебный щит, который тотчас же уменьшился до нормальных размеров, и повесил его себе за спину.

Они ступили на мост; семь цветных полос были откованы из какого-то неведомого Эдану металла. Каждая из них тихо пела на свой лад, стоило лишь коснуться ногой её поверхности. На шаги идущих по нему мост отзывался мелодичным звоном.

— Очень удобно! — заметил Фехтне. — Приближение гостей или недругов хорошо слышно заранее.

— Скажи, Учитель, а почему весь берег усеян испорченными клинками?

— Дело в том, что Мастер уже не одно столетие пытается создать величайший из мечей. Не меч из бронзы или стали, но суть саму овеществлённую идею оружия. Клинок, равного которому никогда не было и не будет.

— А зачем?

— Понятия не имею. Может, ему просто некуда девать свободное время? По сей день все попытки отковать его оканчиваются неудачей. Гофаннон век за веком оттачивает своё мастерство. Чего он только не пробовал! Какие только необычные материалы ни добывал, какие только неведомые силы ни привлекал — всё впустую. Думаю, что это закономерно, абсолютное совершенство вообще недостижимо. Может, оно и к лучшему. В нашем мире опасные игрушки и без того имеются в избытке. Кстати, веди себя поскромнее: старик Гофаннон не очень-то жалует людей.

— Но ты ведь тоже человек!

— Наполовину. По отцу я веду своё происхождение из Племени Ллеу, — заметил маг. — Кроме того, я Фехтне, ученик Ир.мина, который приходится Гофаннону сыном.

— Ты учился у самого Ирмина? — переспросил Эдан. — В легендах об этом ничего не говорится!

— Неудивительно. В пяти Священных городах по понятным причинам обходят молчанием данный исторический факт. С богами из Племён у меня сложные отношения: многие из них покровительствуют людям пяти городов, а значит, и воинской касте. Тем не менее то, что я тебе сказал, — чистая правда. Я единственный человек, удостоившийся чести учиться лично у Ирмина, Хранителя Мирового Древа, принёсшего людям вопреки воле богов дар магии. Думаю; эта история тебе известна: Ирмин даровал людям мудрость магии Стихий, а разозлившиеся боги в отместку натравили на него специально изготовленного ими великана. Славная была битва, скажу я тебе! Даже небесная твердь содрогалась от поступи глиняного страшилища!

— А правду ли говорят, будто великан ненароком разрушил первый город людей, в котором царствовал благословенный богами Медный Правитель?

— Чистая правда. Безмозглая ходячая гора наступила на город и расплющила его в лепёшку. Очень жаль: с выстроенными богами бронзовыми стенами и белокаменными башнями он был очень красив. Впоследствии пришлось возвести пять новых, каждый из которых получил по святилищу одной из Стихий.

— Но предание гласит, что Ирмин убегал от своего преследователя не один век, унося в ладонях украденную им из источника богов воду! За это время и возвели пять новых крепостей!

— Всё сказанное не более чем поэтическое преувеличение. Битва длилась около трёх суток, и всё равно к её концу мой учитель еле держался на ногах от усталости. Он действительно расплескал воду в тех местах, где сейчас находятся Священные города, но сами они были отстроены на столетие позже.

За подобной беседой прогулка по волшебному мосту прошла незаметно.

У подножия горы прилепился небольшой дом, сложенный из необработанных обломков скаты. Окон строение не имело; из-за ничем не прикрытого дверного проёма доносились мощные удары молота о наковальню.

— Почему у дома нет крыши? — полюбопытствовал Эдан у своего провожатого.

— А зачем Мастеру крыша? Он ведь бог, и ему всё равно, идёт дождь или нет! К тому же в его кузне обычно так жарко, что вода обращается в пар раньше, чем достигает раскалённых горнов!

Хозяин вышел встречать гостей сам. В Гофанноне было двенадцать локтей росту; его абсолютно чёрная кожа резко контрастировала с растрёпанными белоснежными волосами, перехваченными литым медным обручем, и сверкающими глазами. Мощные мускулы плеч. В руках он держал огромный каменный молот, насаженный на рукоять толщиной с дерево средних размеров. Вблизи голос кузнеца походил на рокот извергающегося вулкана.

— Здорово, малыш! — поприветствовал он склонившегося в почтительном поклоне Фехтне. — Зачем пожаловал? И что за обезьянку ты прихватил с собой?

— Перед тобой стоит Эдан, жрец Бринна из Племени Ллеу, — произнёс маг. — Я рассказывал тебе о нём.

— Да, припоминаю, — прогремел Гофаннон в ответ. — А откуда взялся этот Бринн? В Племени Ллеу сроду не водилось такого!

— Этот бог совсем юн. Он из второго поколения; к Племени Ллеу он относится по отцу, Огаму.

— Как же, знавал я старину Огама! Пару столетий назад он заходил сюда — мы славно с ним поболтали! Впрочем, моё время дорого — займёмся-ка делом!

Сказав так, Мастер удалился в свой дом, на ходу легко помахивая гигантским молотом. Зашипели мехи; через дверной проём в отблесках пламени был виден силуэт кузнеца, склонившегося над наковальней.

— Для работы он использует жар из жерла вулкана, — пояснил Фехтне своему попутчику. — В мастерскую отведена протока для лавы из ближайшей расщелины. А когда Мастеру нужна действительно высокая температура, он отправляется работать прямо в сердце огнедышащей горы!

Молот ударил один-единственный раз, и вскоре Гофаннон вышел во двор. В руке он нёс щипцы, которыми сжимал своё докрасна раскалённое творение. Он небрежно швырнул его в большое каменное корыто с кристально прозрачной водой, тотчас же забурлившей и помутневшей.

Через несколько мгновений Мастер выудил из воды остывший предмет и кинул его на песок перед Фехтне:

— Забирай свою безделушку! Сделал такую, как ты просил! Кстати, сына моего не видел? Совсем он меня позабыл, не навешает старика!

— Нет, уже очень давно, — покачал головой маг. — Даже не представляю себе, где он может быть. Когда я нужен Ирмину, он сам меня находит.

— Если увидишь, передавай ему привет от отца, — заключил Гофаннон и, не прощаясь, вернулся в свою кузню. Оттуда вновь послышались удары молота, от которых, казалось, вся гора ходила ходуном.

Фехтне, проворно подскочив к брошенному кузнецом предмету, поднял его с земли. Им оказался красивый пояс, составленный из скреплённых друг с другом металлических пластин.

— Отличная вещь! Впрочем, от старика халтуры ждать не приходится, — сказал он, любуясь вычеканенными узорами, покрывавшими каждую пластину.

— А каково его назначение? — спросил Эдан, подойдя поближе.

— Это пояс силы. Он увеличивает мощь того, кто его носит, примерно в девять раз. Одев такой пояс, сможешь запросто крошить пальцами камни. Во всяком случае какую-нибудь мягкую породу — например, песчаник. Если требуется прикончить величайшего из живущих смертных воинов, то без такой штуки — как без рук. Кстати, советую не одевать его без надобности: могут возникнуть непредвиденные неприятности. Захочешь ты, например, обнять дорогого друга после возвращения из героического похода и... Рёбра от подобного приветствия могут треснуть запросто. Ну, примерим?

Фехтне расстегнул пояс и протянул его Эдану.

Жрец Бринна осторожно принял могущественный талисман и, обернув его вокруг пояса, защёлкнул пряжку. Никаких особенных ощущений он при этом не испытал.

— Проведём опыт! — заявил маг и, подобрав с земли небольшой булыжник, подал его нашему герою. — Видишь вон ту стаю птиц? Добрось до них камень!

— Это невозможно! Они летят очень высоко — до них не меньше пятисот локтей!

— Кидай!..

...Вожак серых гусей, возвращавшихся к себе на родину из жарких стран, был очень напуган, когда неизвестный предмет на огромной скорости промчался в дюйме от его бока, больно зацепив правую лапу. Пожилой гусь возмущённо загоготал и повернул стаю на северо-восток: отныне во время своих сезонных перекочёвок они будут облетать опасное место стороной.

— ...Здорово! С таким поясом можно и против Бреса выйти!

— Я рад, что он тебе понравился. Нам пора в путь. Придётся многое рассказать тебе по дороге.

Чудесный щит вновь рассекал облака, проносясь в вышине над заснеженными горами. Фехтне устроился, скрестив ноги, на своём сложенном плаще, извлёк из складок хитона кожаный мешочек и загадочный предмет, напоминавший небольшую глиняную трубу с расширением на конце.

— Это музыкальный инструмент? — поинтересовался Эдан.

— Вовсе нет. — ответил маг. Он высыпан на ладонь горсть мелкого серого порошка из мешочка и затолкал его в трубу большим пальцем руки, после чего зажал вещицу в зубах. Жрец Бринна с большим интересом наблюдал за его манипуляциями: он был уверен, что присутствует при неведомом ему магическом обряде. На перстне, надетом на указательный палец правой руки мага, затеплился язычок пламени. Фехтне поднёс его к трубе, поджёг находящийся в ней порошок и жадно втянул в себя едкий дым.

— Ты питаешься дымом?

— Я просто вдыхаю его. Старая привычка. Мой порошок — высушенные и измолотые листья одного растения. Глотание этого дыма поднимает настроение и позволяет коротать время, — объяснил маг, с удовольствием попыхивая и подобно дракону выпуская дым из ноздрей. — Перейдём к нашему делу. Как тебе наверняка известно, в своё время я сгоряча проклял своих братьев, обделивших меня при разделе отцовского наследства. И не скажу, что я сделал это без особых оснований, — их поступок хорошим никак не назовёшь. Братья пытались оправдаться тем, что в те далёкие годы я не интересовался воинскими искусствами и боевое снаряжение покойного папы мне, стало быть, совершенно ни к чему. Однако я не счёл их объяснения убедительными, и проклятие осталось в силе.

— Скажи, Фехтне, — прервал его повествование Эдан, — а история с налокотниками Великого Воина — правда или это тоже всего лишь красивая сказка?

— С налокотниками? Откуда ты знаешь?! Ах да, небось Гонор рассказал... Так всё и было на самом деле. Я бы попросил тебя не предавать эту позорную версию легенды особой огласке — моя роль в мифологии и так весьма неоднозначна..: Однако вернёмся к вопросу о проклятии. Я произнёс его по всем правилам, в особом месте и в особое время, соблюдая все законы полузабытого в наши времена искусства ненависти. Результат не замедлил проявить себя. Видишь ли, природа проклятий такова, что они тем эффективнее, чем больше у человека оснований их произнести. Одно дело, если сосед пустил в твой огород свою свинью; совсем другое дело, если он в твоё отсутствие спалил дом, изнасиловал твою жену и продал в рабство детей. Как тебе известно, основания у меня имелись вполне веские; я решил не распыляться, проклиная моих братьев и весь их род, — потомков я проклял только до четвёртого колена. Это сработало. Последствия были весьма серьёзными для всех пяти братьев, но тем не менее в дальнейшем троим из них удалось прожить достаточно долгую жизнь. Нарсит и Хольдер живы и поныне. Что касается потомков, то проклятие проявилось очень любопытным образом. На каждого из них оно действует по-своему. Любой из сыновей, внуков, правнуков и праправнуков моих братьев имеет своё уязвимое место. Им может быть всё, что угодно: невозможность увернуться от скачущей по дороге синей в полоску лошади, если таковая существует в природе; обязанность выходить из дома только налево или прямо, но никогда направо, если хочешь дожить до заката, и так далее. Разумеется, все они тщательно скрывают особенности своего проклятия, иначе любой враг сможет их использовать. Понимаешь, к чему я клоню?

— Догадываюсь.

— Слушай внимательно. Уязвимое место Бреса таково: наш достойный витязь не может не посмеяться от души хорошей шутке.

— И как же мне использовать это знание? Думаю, ты неверно выбрал исполнителя своих замыслов: вместо жреца Бринна надо было найти священника Ханаля. Уж они-то знают толк в боевом применении юмора!

— Как ты его используешь — твоё дело. Наш уговор остаётся в силе. Я и не утверждал, что победить Бреса легче лёгкого. Тебе придётся хорошенько потрудиться!

На высоком берегу полноводной реки на свеженасыпанном кургане стайка мальчишек лет десяти—двенадцати играла в «богов и болгов». «Боги» защищали вершину холма, увенчанную поминальной пирамидкой из камней, а окружившие их «болги» всеми силами старались спихнуть или стащить оттуда своих соперников. Все «светлоликие» были на год-два старше и без особых усилий раз за разом отбрасывали к подножию кургана многочисленную болгскую рать. Предводитель «болгов», рыжеволосый пацан, настолько чумазый, что под слоем грязи слабо различались веснушки, не оставлял надежд на победу. В очередной раз он перестроил свои полки и шёпотом отдал приказания подчинённым. Повторная атака оказалась намного более слаженной: «болги» с визгом и улюлюканьем ринулись наверх, заставляя «богов» выдерживать натиск сразу со всех сторон. Нападавшие бесстрашно бросались под ноги и повисали на обороняющихся, сбивали их с ног и волокли вниз... Победа была одержана. Предводитель «болгов» с видом триумфатора взобрался на каменную пирамиду.

За сражением наблюдали двое: бывалый воин с причудливой татуировкой на лице, облачённый в потёртый кожаный панцирь, и его четырнадцатилетний колесничий, взиравший на игры своих сверстников с нескрываемой завистью.

Игра подошла к концу, мальчишки собрались расходиться по домам. Конопатый «болг» немного задержался на холме, приводя в порядок свою одежду. За порванную куртку да грязную тунику мама по головке не погладит...

— Скажи, малыш, кто здесь похоронен? — внезапно прозвучал у него за спиной незнакомый голос.

— Какой я тебе ма...

Слова застряли у парнишки в горле, когда он, обернувшись, разглядел своего собеседника. Вид покрытого шрамами витязя в полном боевом вооружении, опиравшегося на тяжёлое копьё с ясеневым древком, произвёл, на него сильное впечатление. Подле воина стоял мальчишка чуть постарше его самого, но тоже в панцире и бронзовых поножах.

— Ты что, немой? — спросил колесничий, напустив на себя как можно более важный вид.

— Почему немой? — обиделся рыжеволосый «болг». — Это могила одного воина, который недавно скончался от ран в нашей деревне. Мы все помогали её насыпать.

— Скажи, а остались ли от него какие-нибудь веши? — спросил пришелец.

— Все вещи положили на погребальный костёр, — пояснил парнишка. — Остался только пояс, очень красивый, почти как ваш! Его взяла на сохранение наша колдунья.

— А где она живёт?

— Первый дом от реки после ворот.

— Ну ладно, давай отсюда, — закончил разговор грозный витязь. — Чтобы духу вашего здесь не было!

Предводитель «болгов» без промедления исполнил это распоряжение. Бежал он к деревне — только босые пятки сверкали. Тем не менее от наблюдательного взгляда парнишки не скрылось, что губы бывалого воина дрожали, а в глазах заблестели слезы.

Когда Брес и его юный колесничий остались на кургане одни, воин распряг своих лошадей и, в знак траура, перевернул боевую повозку колёсами вверх. Целые сутки провёл Брес, стоя на коленях на могиле своего возлюбленного брата. Он трижды посыпал себе голову землёй с подножия кургана и обрезал мечом длинные волосы, заплетённые в косу.

— Зачем ты покинул нас, любящих тебя, о Дил? — стонал он. — Зачем ушёл ты в сумрачные владения Аравана? Родители твои, дети твои, народ твой оплакивают кончину великого воина, витязя крепкощитого и быстроногого, бесстрашного в сражении и нежного с жёнами! Ответь, кто убил тебя, Дил? От чьего меча погиб мой брат? Кого должен я настигнуть во исполнение кровной мести?

Так один день и одну ночь плакал Брес на могиле родного брата. Губы его беззвучно шевелились, вознося молитвы и посылая проклятия неведомым убийцам.

По истечении ночи, в предрассветных сумерках, когда первые лучи солнца окрасили гряду безлесных холмов на горизонте, воин услышал над собой тихий вкрадчивый голос, который произнёс: «Да не останутся мольбы о мести неудовлетворёнными!» Брес— вздрогнул от неожиданности: такого ранее не бывало, чтобы кто-нибудь мог подобраться к нему незамеченным!

Рядом с коленопреклонённым потомком Урга возвышалась тёмная фигура весьма необычных очертаний.

— Кто ты? — спросил Брес и тотчас же понял, что подобный вопрос не имел никакого смысла. Потому что перед ним стояла странная фигура человека в длинном плаще, левая половина которого была совершенно прозрачна. Или ее вовсе не было. Подобная внешность могла принадлежать лишь...

— Араван?!!

— Ты возносил мне молитвы? Я пришёл. Я помогу тебе, Брес, только потому, что когда-то мы были дружны с твоим дедом. Слушай же! Убийцу брата найдёшь там же, где и нефритовый жезл. Торопись, воин! Пока ты сидишь на пустой могиле Дила, время уходит!

— А где нефритовый... — начал Брес, но понял, что обращаться уже не к кому — Араван исчез так же незаметно, как и появился. Араван из Племени Ллира, Приходящий в Тени, Проводник Душ, Повелитель Демонов, одна нога которого попирает землю живых, а другая — Сумеречную Землю. Впрочем, все боги приходят и уходят тогда, когда считают нужным.

Воин встал с колен и направился прямиком к хижине колдуньи. Витязь не любил магов и чародеев всех сортов: от представителей этой древней профессии можно ожидать только неприятностей. Разговор с колдунами у него был короткий. Пинком ноги отворив дверь (хлипкая створка попросту слетела с петель от могучего удара), Брес вошёл в дом. Там он находился недолго и вскоре вышел наружу, держа в руках пояс Дила. На лице Бреса застыла мрачная улыбка: он выяснил от старухи всё, что ему требовалось.

Летающий щит спланировал на небольшую поляну росшего на склоне горы леса.

— Вылезай, приехали! — произнёс Фехтне.

Задремавший Эдан, позёвывая, спустил ноги с края щита, который завис на высоте локтя в три от замшелого гранитного валуна.

— Где же мы? И где святилище Ллира?

— Тут недалече. Лиг сорок—пятьдесят.

— Сколько?! А привезти меня прямо туда ты не мог?

— Нет.

— Почему?!

— На то есть несколько причин. Во-первых, сам я туда пока не собираюсь. Что будет, если Брес заметит меня в окрестностях храма? В таком случае дело примет совсем иной, нежелательный для меня оборот. Я же говорил тебе: проклятие — штука тонкая. При определённых обстоятельствах оно может потерять силу или даже обратиться против меня самого.

— А во-вторых?

— А во-вторых, все мы должны вести себя достойно. Может быть, нашим далёким потомкам это покажется смешным; может быть, стоило нанять сотню-другую хороших стрелков, заранее переправить их на щите к святилищу и организовать там засаду? Скорее всего, они в два счёта нашпиговали бы Бреса стрелами, не приближаясь к нему слишком близко. Но мы так поступать не будем. Твой поединок должен быть подвигом, а не ординарной военной операцией. Мир ещё молод, Эдан. Молоды боги, молод людской род. Ещё есть время для достойных деяний, которые станут примером для подражания последующих поколений!

Жрец Бринна удивлённо посмотрел на своего собеседника.

«Не повредился ли Фехтне рассудком? — подумалось ему. — Столетия, потраченные на изобретение способов мести своим родственникам, не могли не сказаться на его душевном здоровье!» Вслух же он сказал:

— Ну ладно. Может, ты хотя бы скажешь, в какую сторону мне идти?

— Конечно. Видишь вон ту гору? Она называется Синей, поскольку слагающие её породы имеют голубоватый оттенок. Сегодня пасмурно, но в яркий солнечный день это хорошо заметно. Святилище находится на одном из отрогов Синей горы. Найти его не составит груда, однако на всякий случай я приготовил тебе карту.

Фехтне извлёк из-под плаща бронзовую пластинку с вычеканенным на ней рисунком.

— Обходи гору с юга, — пояснил он. — Храм на плане помечен крестиком.

Эдан недоуменно повертел в руках бронзовую карту:

— А как же мне потом попасть домой? Я даже не представляю, где нахожусь!

— Пускай это тебя не заботит. Если останешься в живых, я появлюсь и отвезу тебя в Брег. Желаю удачи! И не забудь про уязвимое место! Впрочем, должен признаться, у Бреса, равно как и у его деда, чувство юмора развито слабовато.

С такими словами маг поджал ноги поудобнее и взмыл в небо.

Жрец провожал взглядом быстро удаляющийся щит, пока диковинный экипаж не скрылся за горизонтом. Эдана не оставляло ощущение, что его здорово надули.

— А ты что думаешь по этому поводу? — спросил он у своего меча.

— Раз уж взялся за эту работу, Бреса необходимо убить.'— послышался слегка приглушённый ножнами голос. — Я очень рад! Не каждый клинок имеет шанс испить крови внука самого Урга! Попробуем, каков сей витязь на вкус!

— Точно, — саркастически заметил молодой человек. — Тебе крупно повезло. На каждый меч внучат не напасёшься.

Он приладил висящий на груди шлем, чтобы не болтался, спрятал карту и зашагал по поросшему чахлыми елями каменистому склону в указанном направлении.

ГЛАВА IV

«Проклятый Эльг! То есть Фехтне! Фехтне его подери! То есть...» — Эдан окончательно запутался и пришёл к выводу, что наступило время привала. Последние несколько часов жрецу казалось, будто его мозги расплавились окончательно. День в горах, как назло, выдался жаркий. Подбирая снаряжение в поход, наш герой совсем не рассчитывал на продолжительный марш по пересечённой местности. Бронзовые поножи, наручи, щит, меч в ножнах, шлем и панцирь в общей сложности весили немало. К большому разочарованию первосвященника Бринна, выяснилось, что его новый пояс увеличивает силу не постоянно, а только если сконцентрироваться на каком-либо действии, для которого требуется её приложение. Груз висящей на Эдане поклажи он никоим образом не уменьшал, и к середине второго дневного перехода наш герой был уже сильно утомлён. «Так дальше не пойдёт. Надо что-нибудь оставить здесь, иначе к моменту встречи с Бресом я совершенно выйду из формы», — решил про себя молодой человек. Только вот что именно? В его снаряжении не было ничего бесполезного... Подумав немного, Эдан остановился на щите. Сражаться можно и без щита, а вот таскать за спиной эту большую круглую штуковину весьма утомительно. Его останавливало единственное обстоятельство: боец, бросивший свой щит, по традиции покрывался пожизненным позором. Жрец Бринна хорошо помнил сказание о некоем воине-вардинге, решившем во время битвы оставить щит в кустах. Ему срочно понадобилась свободная рука, чтобы вынести с поля сражения своего раненого друга. Товарища он спас, однако щит обнаружил неприятельский боец, который во время затишья проехался на своей колеснице вдоль лагеря вардингов, волоча за собой на острие копья злосчастный трофей. Вардинг, бросивший щит, не выдержал такого бесчестья и без промедления покончил с собой, прыгнув грудью на услужливо подставленный его верным рабом клинок.

Эдан не был столь щепетилен в вопросах чести, как вышеупомянутый воин, но и ему подобное решение далось не без внутренней борьбы. «В конечном счёте сейчас я не в бою, — убеждал он себя. — Я просто спрячу щит где-нибудь на время, а позже обязательно вернусь за ним».

Так наш герой и решил. Найдя небольшую пещерку, он аккуратно уложил туда свой круглый щит с остро заточенным краем, нарезал ветвей и замаскировал ими яму. «Отлично получилось! — радовался первосвященник Бринна, глядя на результаты своих трудов. — Только вот найду ли я его сам?»

Большая, поросшая лесом долина у подножия Синей горы лежала перед ним как на ладони. Славный денёк! Эдан невольно залюбовался открывшимся ему видом.

— А это ещё кто?!

Яркая искорка вдалеке была, несомненно, воином в доспехах. Солнце, отражавшееся на отполированной поверхности шлема и умбоне* щита, делало его хорошо заметным даже с такого расстояния. Молодому жрецу показалось, что он увидел также и боевую колесницу.

Эдан спрыгнул с камня, на котором сидел, и укрылся в нагромождении скал, отыскав себе наблюдательный пункт небезопаснее! Через полчаса стало ясно: воин движется тем же самым путём, который был недавно проделан им самим.

«Неужели Брес? Не ожидал повстречать его так скоро! Впрочем, может, оно и к лучшему — есть возможность приготовить ему тёплую встречу!» — так подумал наш герой, быстро карабкаясь по скалам. Он уже выбрал для себя подходящую позицию: в лиге к северу возвышались несколько выветрившихся каменных пиков. Природа изрядно поработала над ними, придав скалам самую причудливую форму. С трёх сторон пики окружали крутые осыпи. Ургит не минует их во время своего восхождения по Синей горе; лучшего же места для устройства обвала и не сыскать. Эдан присмотрел небольшую сосенку и направился прямо к ней — для его замысла требовались деревянные клинья.

Брес остановился, снял раскалившийся на солнце шлем и отёр пот с лица углом своего головного платка, украшенного цветными кистями. Очень жаркий день! Воин прищурился, пытаясь разглядеть оставленную в долине колесницу. С такого расстояния мальчик-возница и повозка казались муравьем, оседлавшим на зелёной поляне жука. Немного передохнув, ургит продолжил нелёгкое восхождение. Впереди возвышались три выветрившиеся скалы; самый удобный путь пролегал по лощине между правой и средней, чьи причудливые формы напоминали ему скрючившуюся старуху. В Кере не успела бы пройти и четверть стражи, как Брес уже оказался у входа в узкое ущелье меж двух пиков, на дне которого пролегала круто подымающаяся в сторону вершины тропа. Здесь было тенисто и прохладно, и человек в нагревшихся доспехах вздохнул с облегчением; он уверенно зашагал по тропе, не подозревая, что ему уже приготовлен знатный приём.

Внезапно Брес ощутил, как по его спине забегали холодные мурашки. Интуиция никогда не подводила старого бойца — где-то поблизости скрывалась опасность. Послышался приглушенный расстоянием стук. Валун средних размеров быстро катился по ложбине ему навстречу, увлекая за собой камешки поменьше. Брес высоко подпрыгнул, и камень пролетел у него под ногами. Однако это было только начало. Ещё три обломка породы внушительных размеров заскакали вниз по склону. За ними последовали новые камни, один крупнее другого.

Воин внезапно осознал, что оказался в ловушке, — в узкой теснине негде укрыться от грохочущего обвала, сметающего всё на своём пути. Он уклонялся и прыгал как безумный, стремительно уворачиваясь от несущих смерть массивных глыб, набиравших к середине пути весьма солидную скорость. Уже давно великий витязь не оказывался так близок к смерти, и это ощущение придавало ему сил.

Развязка наступила внезапно: небольшой камушек, на который Брес не обратил должного внимания, в неудачный момент попал ему под ногу. Воин поскользнулся и тотчас же увидел несущийся прямо на него валун размерами с молодого бычка. Он лишь успел выставить перед собой крепкий окованный щит, но тот в мгновение был снесён камнем, подобно тонкому медному листу, смятому кулаком.

— Есть! — ликующе вскричал Эдан, увидев, как скрылась в клубах поднявшейся пыли и скальной крошки фигура Бреса и как покатился под уклон, подобно соскочившему с обода колесу, тяжёлый круглый щит героя с эмблемой рода ургитов.

Когда пыль рассеялась, стало видно, что тропу меж двух скал перегородила свежая осыпь. Кроме того, был хорошо заметен торчащий из-под каменного завала шлем, украшенный парой воловьих рогов и высоким гребнем от затылка к переносице из конского волоса.

— Похоже, этот парень больше не доставит мне затруднений, — заметил вслух Эдан, собирая своё снаряжение. Из заплечных ножен донёсся какой-то звук, подозрительно напоминающий тихий смешок.

Он шёл весь остаток дня, а вечером позволил себе сделать привал. Метким броском дротика из копьеметалки удалось убить жирную куропатку, которую наш жрец зажарил по своему любимому рецепту — на решётке из лозы.

Хорошо выспавшись, он продолжил восхождение и вскоре вышел к указанной на карте Фехтне реке. Её чистый поток брал своё начало во множестве ручьёв, рождённых ледниками, сверкающими на обеих вершинах двузубой Синей горы.

Эдан ступил в быструю горную речку. Ледяная вода, проникая сквозь туфли из кожи и льняные обмотки, обжигала его ступни. Осторожно переставляя ноги, чтобы удержаться на склизких камнях в быстром потоке, молодой жрец зашагал к противоположному берегу. Речка в этом месте была ему примерно по колено. В кристально чистой воде хорошо различались рыбы, лениво дрейфующие по течению.

«Может, поймать пару форелей на ужин?» — подумалось нашему герою. Он извлёк один из трёх имеющихся у него дротиков и, действуя им как острогой, тотчас же загарпунил упитанную рыбку. Удача воодушевила Эдана — он собирался продолжить охоту, как внезапно что-то тяжёлое сильно ударило его в плечо. Не удержавшись на ногах, жрец с шумом рухнул в воду. Подхватившее его течение за мгновение протащило Эдана с десяток локтей; как оказалось, именно это и спасло ему жизнь. Когда он, сильно ободравшись о камни, отплевался от воды, подтянул ноги и встал на корточки, то в туче сверкающих брызг увидел несущегося к нему Бреса.

Внук Урга выглядел вполне живым и здоровым, хотя его одежда была изорвана, а на бронзовом нагруднике виднелись вмятины. Витязь занёс для удара огромное боевое копьё, намереваясь покончить с противником сразу. Теперь роль форели исполнял недавний рыбак. Подобно рыбине, преодолевающей пороги по пути на нерест, Эдан прыгнул в сторону, плюхнувшись в воду левым боком. Страшное копьё врезалось в воду в том самом месте, где он находился за мгновение до того; пока Брес с руганью выдёргивал своё оружие из песчаного дна, Эдан имел возможность спокойно встать и натянуть болтающийся на груди шлем.

Витязь вновь пошёл в атаку: высоко вздымая колени, он неуклюже подбежал по воде к нашему герою. Времени на то, чтобы выбраться на берег, уже не оставалось. Брес ударил во второй раз; Эдан не имел бы шансов отпарировать атаку столь сокрушительной силы, но чудесный пояс Гофаннона помог ему. Меч и древко из чёрного дерева сшиблись в воздухе; Брес стремительно обвёл кончиком своего оружия клинок и выбросил копьё вперёд, метя жрецу Бринна прямо в горло. Тот уклонился и в свою очередь контратаковал коротким режущим движением снизу вверх. Его меч также не достиг цели, ловко отведённый в сторону средней частью древка.

Соперники обменялись серией стремительных ударов, настойчиво целя друг другу в лицо — столь велико было их ожесточение.

— Я убью тебя, кто бы ты ни был! — прохрипел Брес. Наконечник его копья раз за разом поражал пустоту.

— Попробуй! — лаконично отвечал Эдан, сосредоточившийся на попытках перерубить древко. Даже удевятерённая поясом сила атак не приводила к сколько-нибудь ощутимому результату — он не раз состругал с него стружку, но твёрдое дерево не хотело поддаваться.

Брес же, хотя и не обладал чудесным поясом силы, из своих двухсот шести лет жизни сто девяносто девять посвятил совершенствованию в воинском искусстве. Столь почтенный срок, наполненный суровым и подчас жестоким учением в семье старшего из Братьев не мог пройти бесследно. Эдану пришлось признать, что его противнику нет равных: мастерство Бреса, закалённое в бесчисленных битвах, стало самим совершенством. Уплощенное жало копья сверкало подобно молнии; движения витязя, несмотря на окружавшую бойцов воду, были быстры и отточены. Постепенно Брес и Эдан вышли, сражаясь, на середину горной реки. Здесь вода почти достигала их бёдер и быстрое течение угрожало снести человека на острые, торчащие из воды камни при одном неловком движении.

Эдан обратил внимание на то, что противник немного подустал — его движения стали более затянутыми, потеряв былую упругую жёсткость. Воспользовавшись этим, молодой жрец внезапно перехватил свободной от меча рукой древко Бресова копья. Тот попытался стряхнуть запястье резким рывком в сторону, но безуспешно. Меч Эдана, сверкнув на солнце, тотчас нашёл уязвимую зону, проскочив параллельно копью к плечу витязя. Удар непременно достиг бы цели, но Брес защитился... захватив вражеский клинок голой рукой в одной пяди от собственной шеи. Эдан почувствовал, что пальцы, сомкнувшиеся на древке чёрного копья, будто бы опалило огнём. Наконечник его засветился багровым. Наш герой решил не выяснять, какую именно магию применил его могущественный оппонент, а попросту двинул последнего локтем правой руки в челюсть. Вероятно, в эту минуту Брес пожалел об оставшемся под обвалом шлеме: его голова безвольно мотнулась, и витязь погрузился в бурлящую вокруг поединщиков воду. Добить его Эдан так и не успел: река уже несла бесчувственное тело вниз по течению. Раз плечо и ладонь с зажатым в ней копьём показались среди белых бурунов, окружавших чёрные камни, и тело вновь исчезло из виду.

«Может, хотя бы на этот раз я его прикончил? — прикидывал жрец бога Бринна, выбираясь из злополучной речки на сухой берег. — Подумать только! И все эти мучения — ради какого-то куска нефрита!»

— Скорее всего, Брес жив! — заявил как бы в ответ на его сокровенные мысли меч. — Займись-ка делом — вытри меня насухо! Так и заржаветь недолго!

— Не раньше, чем вылью воду из своей обувки! — отрезал Эдан. — Так и простудиться недолго!

Отложив говорливый меч в сторону, он уселся на обломок скалы, снял поножи и начал развязывать пропитанные водой обмотки. Вся его одежда промокла, а сам он посинел и дрожал от холода после невольного купания в проклятой реке. Ко всему прочему ныли ссадины и ушибы, полученные при падении, — словом, настроение у нашего героя было хуже некуда.

— Настоящий воин прежде всего думает о своём оружии, а только потом — о себе самом! — наставительно произнёс говорящий клинок после недолгого молчания.

— Да кто ты такой, чтобы меня учить? Что же это такое происходит?! Того гляди скоро моя колесница, шлем или щит начнут давать полезные советы!

— Я же говорил тебе — я не всегда был мечом.

— А кем же, разрешите полюбопытствовать?

— Человеком, таким же как и ты, Эдан. Жрец Бринна извлёк своё оружие из заплечных ножен и недоуменно уставился на него:

— Ты? Человеком?! Кто же это тебя?.. Карикатурное личико между спиралями навершия нахмурилось:

— Давняя история. По представлениям одного колдуна легче всего изготовить одушевлённое оружие, вложив в него разум живого человека. К сожалению, ему под руку попался я.

— Ты хочешь сказать, в лежащей передо мной железяке запрятана твоя душа?

— Не совсем так. То, что обычно называют человеческой душой, или по крайней мере самая важная её часть, уже давно отправилась в царство мёртвых. Висит сейчас, бедняжка, на ветке Мирового Древа... Л может быть, переродилась в другом теле... В этой «железяке» осталась только индивидуальность — воспоминания, эмоции и прочее. Во всяком случае, так мне объяснил мой первый хозяин. Старик считался большим специалистом в своей области, так что нет причин ему не верить. Души в твоём понимании у меня нет, но от этого, знаешь ли, не легче...

— Извини. Я не знал... — Эдан тщательно протёр не подававший больше голоса меч и поместил его обратно в ножны. Пора отправляться в путь.

Отмеченная на бронзовой карте тропа, которая ввела вверх по обрывистым скалам ущелья, оказалась весьма трудным и опасным путём. Местами она была полностью разрушена осыпями; выветрившиеся и подмытые во время дождей потоками воды камни норовили выскочить из-под ноги зазевавшегося путешественника. То и дело приходилось взбираться на отвесные карнизы, а усталость, тянущий вниз вес оружия и полное отсутствие необходимого снаряжения вовсе не облегчали подъем.

Восхождение заняло почти половину дня; к его концу наш герой совершенно вымотался. Тяжело дыша, он преодолел последний уступ и выбрался на ровную поверхность — средних размеров скалистое плато. Здесь он рухнул без сил на камни и проспал около часа, не обращая ни малейшего внимания на пламенные призывы говорящего меча двигаться дальше.

Эдан проснулся на закате. Нависшее над ним высокое небо казалось огромной вогнутой чашей, западный край которой полыхал багровым светом; на востоке и в зените зажглись первые звёзды. Вытряхнув из туфель набившийся в них песок и мелкие камешки, он зашагал по направлению к святилищу Ллира. Впереди его поджидал неприятный сюрприз — большую часть плато занимало высокогорное болото. Кишащая мошкарой и разнообразными ползучими гадами, затянутая бледно-зелёной ряской унылая равнина окончательно вывела его из душевного равновесия. Посылая проклятия по адресу Фехтне, всей троицы Старых Богов и их Племён в целом, жрец Бринна т'Ллеу тащился по колено в холодной стоячей воде, с трудом выдирая ноги из противно чавкающего ила. Из непонятно как выросшей здесь чахлой осины он вырубил себе длинную вагу. Несмотря на эту предосторожность, Эдан всё же пару раз окунулся по грудь в предательски скрытые под слоем тины ямы, до краёв наполненные вонючей чёрной жижей. Воздух в окрестностях был пропитан запахами сырости и гниения. Вода из маленьких ручейков, текущих с ледников у двойной вершины Синей, годами скапливалась в котловине, образуя чудо природы — трясину, против всяких правил расположенную высоко в горах.

К утру чёрный от грязи жрец ступил на твёрдую почву. Впереди его поджидало узкое ущелье, через которое в далёком прошлом был выстроен указанный на карте мост.

— И кому могло прийти в голову возвести святилище в таком месте? — ворчал наш герой, безуспешно пытаясь привести в порядок свою одежду, или, вернее, то, что от неё осталось.

Здесь росло некоторое подобие леса, вероятно искусственно посаженное руками древних строителей горного храма. Большая часть вековых дубов и вязов, оплетённых буйно разросшимся плющом, давным-давно засохла. Голые, лишённые коры и листьев гигантские стволы уныло торчали на краю ущелья.

— Сто восемь проклятий!!! — Скорее стон, а не крик вырвался.из пересохшей глотки пошатывающегося от усталости оборванного человека, который увидел перед собой нечто ужасное.

Моста больше не существовало. Мощные опоры по обеим сторонам пропасти несли на себе остатки арки. Её центральная часть скорее всего уже не одно десятилетие как обрушилась вниз.

Эдан застыл на месте и долго взирал на противоположную сторону ущелья, не в силах поверить в постигшую его предприятие катастрофу. Неужели всё напрасно? Даже с поясом Гофаннона ему никогда не перепрыгнуть на другую сторону! Он безвольно уселся на землю, опершись спиной на массивные квадры кладки въезда на бывший мост. И вновь погрузился в глубокий сон.

Жреца пробудил порывистый холодный ветер и яркий дневной свет, пробивающийся сквозь сомкнутые веки. Он раскрыл глаза, потянулся всем телом и поднялся на ноги; немного размяв затёкшие мускулы, подошёл к росшему на краю ущелья дубу в три обхвата и попытался на глазок прикинуть высоту ствола. А может быть...

Эдан принял решение сразу. Вытащив из ножен меч, сообщил:

— Ты готов? Нас обоих ждёт славная работа! — и замахнулся, примериваясь.

— Эй, ты часом не собрался ли рубить мной это сухое полено? А если останутся зазубрины? Я же отличный клинок! Должен заметить, что для подобных целей людьми был в незапамятные времена изобретён топор!

— Извини, не запасся заранее. Придётся тебе временно переквалифицироваться в орудие дровосека!

Не слушая дальнейших возражений, Эдан нанёс первый удар, который отозвался громким треском в высохшем стволе. Раз за разом он крушил твёрдую древесину; удевятерённая волшебным поясом сила его ударов всё глубже и глубже погружала меч в ствол старого дуба. Щепки летели во все стороны; дерево трещало, поддаваясь его усилиям, и вскоре стало крениться над пропастью.

Достанет или не достанет? Хватит ли дайны ствола? Хруст теперь слышался непрерывно. Эдан рубанул в последний раз и проворно отскочил в сторону. Вековое дерево со стоном обрушилось поперёк пропасти, теряя по пути лишённые листьев ветки. От жесткого удара о камни по древесине побежали длинные продольные трещины. Эдан не ошибся в расчетах — длины хватило. Можно было сомневаться в прочности такого импровизированного моста, но молодой жрец не собирался пользоваться им долго. Достаточно будет и двух раз — туда и обратно.

Человек с мечом в руках осторожно ступил на перекинутое через ущелье бревно. Оно даже не шелохнулось — опора казалась крепкой, и он неторопливо, шаг за шагом, двинулся к противоположной стороне. Вниз смотреть не хотелось: острые скалы на далёком дне пропасти, казалось, только и ждали хоть одного неосторожно сделанного шага. Дерево не подвело — вскоре Эдан, переводя дух, стоял на твёрдой площадке. И в этот миг он услышал знакомый сиплый голос:

— Не торопись!

Жрец резко развернулся, машинально приняв оборонительную стойку.

С той стороны ущелья, откуда он только что так благополучно перебрался, стоял Брес. На витязя было страшно смотреть: его льняной хитон и штаны с тонкой вышивкой превратились в лохмотья, ни щита, ни внушавшего ужас чёрного копья не было и в помине; в каждой руке он держал по тяжёлому широколезвийному кинжалу; на грязном, покрытом полузажившими ссадинами лице бешено сверкали глаза.

— Привет! Ты ли это? — обратился к витязю из дома Урга наш герой, переборов маленькое замешательство. — Или, быть может, призрак утопленника решил нанести.мне визит? Вероятно, я должен провести соответствующие обряды для успокоения твоей неприкаянной души?

— Я, как видишь, жив, — злобно оскалился Брес. — А вот твой путь лежит прямиком в земли Аравана! Можешь быть спокоен — умертвив тебя, я справлю все причитающиеся обряды. Твой труп не останется непохороненным!

— Воистину, путь воина означает смерть! — учтиво ответствовал ему Эдан. — Но назови причину, по которой ты жаждешь именно моей кончины?

— Мне предсказано: в святилище Ллира я найду убийцу моего брата! Полагаю, убийца — именно ты!

— Клянусь лбом Дана, ты заблуждаешься. Более того, поведаю тебе, что брат твой умер у меня на руках в небольшом селении по дороге из Лорхи в Священный город Ар. Там же находится его могила. — Эдан скромно умолчал о загадочных обстоятельствах смерти ургита и о том, что курган его пуст.

Судя по выражению лица Бреса, воин был немало удивлён.

— Ты говоришь правду... Я ездил туда... Так, значит, ты и есть тот самый жрец?! Мой брат перед смертью рассказал тебе, где спрятан... — вскричал он, осенённый внезапной догадкой. — Но, значит, ты не убивал Дила? Тогда кто же?! Кто бы это ни был, он поблизости!

— Сомнительно, что кто-нибудь кроме нас двоих посещал это захолустье, — заметил жрец. — Может быть, договоримся? Я возьму жезл, а братоубийца, если он сейчас в храме, будет твой? У меня нет причин препятствовать кровной мести ургита!

— Нет! Мне нужен и убийца, и жезл, принадлежащий городу Керу по праву! Проваливай отсюда или умри, незнакомец!

— Неужели ты хладнокровно отправишь на тот свет человека, который оставался подле твоего возлюбленного брата в его последний миг? Принявшего на руки пояс умершего? Слышавшего его последний вздох?

— Ты прав... Твоя смерть стала бы чёрной неблагодарностью с моей стороны. Подобное злодеяние достойно страшного проклятия! Молю, уступи мне дорогу!

— Не могу.

— Тогда я должен убить тебя! Но... О бессмертные светлоликие боги, что мне делать? — Брес закрыл лицо рукавом. — Могучий Араван! Поведай мне, как поступить? Я должен идти через мост, но я не могу этого сделать!

Он отвернулся, опустил голову и долгое время стоял погружённый в раздумья. Затем вновь обратил свой взор на противоположную сторону ущелья:

— Последний раз прошу тебя дать мне пройти, добрый человек!

— Нет! — сурово отрезал Эдан, который тем временем развлекался, швыряя в пропасть камушки, и пробовал по звуку определить её глубину. Выходило очень много.

— Тогда я убью тебя!

— Так я и думал, — заключил Эдан. — От долгих разговоров у меня разболелась голова. Иди-ка сюда, и пусть с тобой поговорит мой меч!

— О да, я побеседую с ним! — прошелестел волшебный клинок и сам по себе на полпальца выдвинулся из ножен.

Брес ступил на бревно, но затем внезапно замер.

— Я разгадал твой замысел, сопляк! — заорал он. — Ты дождёшься, пока я не выйду на середину дерева, после чего метнёшь в меня дротик или сделаешь какую-нибудь другую подлость! Иди и ты навстречу — встретимся посередине!

— Думаю, ты просто боишься высоты, — подзадоривал его Эдан. — Может быть, тебя роняли из колыбели в детстве?

— Сражайся как мужчина! — проревел рассвирепевший витязь ему в ответ. — Ты не воин, если не выйдешь ко мне! Нет иного пути — один из нас должен погибнуть здесь!

Эдан внезапно понял, что ургит совершенно прав. Иного решения попросту не существовало. Он медленно водрузил на голову шлем Кермайта. Поправил пояс. Вытер скользкую от пота рукоять меча. Сделал первый шаг.

«...Нет страдания, и не бывает боли...»

Еше на полступни вперёд. Мягко пододвинуть опорную ногу. Брес приближается...

«...Не было рождения, и не будет смерти...»

«Не будет ли?» Ещё один шаг. И ещё один. Сухое бревно тихо поскрипывает под сближающимися бой-, цами. Подымающиеся из бездонной пропасти воздушные потоки обдувают лицо.

«...Нет богатства, и нет желаний...»

«Я уже мёртв. Он зарубит меня первым ударом. Кровавые ошмётки полетят вниз, на камни, и стервятники будут драться за них...»

«...Нет любви, и нет ненависти...»

Недрогнувшая рука навела остриё меча между глаз ургита. Брес выставил вперёд один из кинжалов, согнув руку со вторым на уровне груди.

«...Нет страстей, и не существует добродетели...»

Губы витязя беззвучно шевелились. Неужели тоже молится?

«...Не было прошлого, и не будет будущего...»

Брес издал воинственный клич и бросился вперёд, в то время как Эдан не прошёл ещё и четверти пути. Зазвенели клинки, и витязь немедленно повторил атаку, выбросив вперёд левую руку с кинжалом.

Больше не существовало мыслей; сомнений не осталось вовсе; лишь грохочущий каскад ударов и защит заполнил собой всё вокруг. Мир сузился до размеров переброшенного через пропасть шаткого ствола; а может быть, и менее того — до пространства, занимаемого обеими ступнями на этом бревне.

Соперники обменивались короткими прямыми ударами, целясь по преимуществу в самые уязвимые места — глаза, горло, солнечное сплетение, пах. Ни один из них не избрал более размашистую манеру: слишком велик был риск сорваться вниз в момент, когда сметающий удар вместо врага рассечёт воздух.

Брес использовал свои тяжёлые кинжалы подобно тому, как покойный Лонгас фехтовал парными мечами. В его лаконичных движениях чувствовалась та же школа боя. Эдан понимал, что долго ему не .выстоять. Было настоящим безумием решиться на битву с величайшим из смертных воинов континента. Собрав всю свою волю в кулак, молодой жрец ринулся в отчаянную атаку. Серия ударов благодаря поясу силы почти что смяла защиту ургита. Последний удар тот принял сразу на два своих коротких клинка, а затем попытался поразить полоску не защищённого под бронзовым шлемом горла быстрым секущим движением переднего, но Эдан вовремя перехватил его запястье и начал выкручивать вовнутрь. Кости Бреса хрустнули под натиском ужасной силы, ургит опасно склонился над пропастью. Жрец ударил его коленом в бедро — воин вновь пошатнулся; однако внезапно некая упругая волна прошла по его изогнувшемуся телу, и Эдан оказался отброшен ею назад. Одушевлённый меч, вылетев из скользкой от пота ладони, с низким гудением вонзился в толстый сук.

По счастливой случайности или по воле бессмертных богов, Эдан удержался на бревне, упав на колено и опершись о дерево предплечьем левой руки. Брес не дал ему времени подняться. Витязь подскочил к своей будущей жертве и, наступив на щиколотку, нацелил свой кинжал для последнего удара.

— Что скажешь ты перед лицом смерти? — грозно вопросил он своего поверженного врага.

«...Не может не посмеяться хорошей шутке? Похоже, сейчас не время для шуток, или...»

— Брес, ты никогда не победил бы меня, если бы не твой грязный трюк!!!

— Какой ещё трюк?! — Воин выглядел искренне удивлённым.

— У тебя развязались штаны, витязь. Гляди — весь . твой срам выставлен напоказ! Я смутился, а ты воспользовался этим! Разве подобная низость достойна ургита?

Брес опустил было голову, но вовремя спохватился и презрительно ухмыльнулся:

— Неужели ты подумал, что я, внук самого Урга, воин, хранимый богами, могу купиться на подобную подначку? Воистину, ДА ЭТО ПРОСТО СМЕШНО!.. Смешно? — Из горла витязя вырвалось странное бульканье. — Смешно?! Смеш...

Лицо Бреса побагровело, глаза, казалось, были готовы выскочить из орбит... Над горами прокатился раскат дикого, исступлённого хохота.

«Похоже, приятель немного отвлёкся», — промелькнуло в голове жреца; он попрочнее опёрся боком на бревно, и ребро его стопы врезалось ургиту точнёхонько в челюсть.

Хохочущий Брес пошатнулся и замахал руками, пытаясь восстановить равновесие. И тут Эдан прыгнул. Взлетев над лежащим поперёк ущелья стволом, он приземлился, удевятерив силу удара своих ног о дерево. Ствол затрещал, слегка прогнулся, поддав снизу балансирующего на нём ургита.

Жрец, оседлав бревно, провожал взглядом кувыркающееся в падении тело. Пропасть была очень, очень глубока. Долго ещё из неё доносился удаляющийся неистовый смех...

— По-моему, он принял сказанное слишком близко к сердцу, — сказал он себе. — А это была всего лишь шутка... Но, очевидно, бедняге она понравилась.

Как выяснилось, место для отдыха было выбрано неудачно: высохшее дерево продолжаю трещать, переламываясь посередине. Эдан вскочил, выдернул свой застрявший меч и в два прыжка оказался на краю обрыва. Очень вовремя — старый дуб-исполин прямо У него на глазах развалился на части, отправившись вслед за безвременно почившим витязем из Дома Урга.

ГЛАВА V

— Злой рок преследует меня в любом обличье! — горестно заключил меч из ножен на спине. — Как мог ты, хозяин, не обагрить меня в крови высокорожденного Бреса?! Не доставить мне одно маленькое удовольствие, которое я, несомненно, заслужил?

— Извини, так уж вышло. Не предложишь же ты мне спуститься в ущелье за бренными останками, чтобы добыть для тебя немножко крови ургита?! У меня есть на сегодня дела поважнее!

Эдан поднялся на ноги, отряхнул пыль с колен и зашагал по вымощенной дроблёным камнем тропинке к зданию заброшенного святилища, видневшемуся неподалёку. Это было небольшое одноэтажное строение с плоской крышей, расположенное на ровной террасе. Высаженная вокруг храма Ллира священная роща без должного ухода давно одичала. Многие деревья засохли, зато буйно разрослись мелколистный колючий кустарник, ежевика и плющ.

Продираясь сквозь заросли, жрец Бринна услыхал в отдалении странные звуки. Он немедленно вложил последний дротик в копьеметалку: Эдан хорошо помнил слова ныне покойного воина, утверждавшего, что в храме скрывается убийца его брата. Многое в происходящих событиях оставалось ему совершенно неясным. Фехтне наверняка сознательно водил за нос своего «наёмника», сообщив ему только часть правды.

Эдан присел на корточки за кустом и прислушался. Теперь он мог поклясться, что слышит музыку. В храме кто-то играл на флейте незамысловатую мелодию.

Бесшумно раздвигая заросли, молодой жрец перебежал под защиту стены святилища, вынув из ножен меч.

. — Ну что ещё? — недовольно пробормотан тот сонным голосом.

— Тсс!

Эдан бочком, прижимаясь к грубой каменной кладке, скользнул вдоль стены и, выдохнув, резко выскочил за угол с занесённым для удара клинком.

На невысоком крылечке у входного портала святилища Ллира сидел человек в длиннополом шерстяном плаще с надвинутым на лоб капюшоном. Он играл на костяной свирели. Ни дать ни взять — пастушок наигрывает своим овцам весёлые песенки. Подле него к ступеням был прислонён красивый круглый щит, окованный чеканной медью по краю.

— Учитель?!!

Фехтне аккуратно вытер свой музыкальный инструмент рукавом и приветливо помахал рукой:

— Привет, Эдан! Как дела? Впрочем, раз ты стоишь здесь живой и невредимый, значит, душа Бреса уже по дороге в Долину Теней. Пожелаем же ей счастливого пути!

— Похоже, здесь небезопасно! — предупредил молодой жрец. — Где-то поблизости скрывается убийца Дила, Бресова брата!

— А, это... — пренебрежительно передёрнул плечами его собеседник. — Убийца вовсе не скрывается.

— Так это ты?!

— Конечно же нет! Как -подобное могло прийти тебе в голову? Разве я не рассказывал о моих основных принципах взаимоотношений с родственниками? Убийцу ты найдёшь в храме. Да, кстати: захвати по дороге нефритовый жезл — он где-то там валяется!

И Фехтне, отвернувшись, вновь заиграл на свирели тот же самый мотив.

Эдан, недоуменно пожав плечами, поднялся по трём выщербленным ступеням и шагнул под своды храма божества, преподнёсшего в незапамятные времена свой бесценный дар Духа неблагодарным людям.

Изнутри эта постройка была ещё меньше, чем казалась снаружи. Немного замешкавшись при входе, он вложил свой клинок в ножны, ибо негоже входить в обиталище Ллира с обнажённым мечом.

Небольшая комната освещалась единственным окном в потолке. В лучах солнца, узким пучком— падавших на плиту алтаря сквозь световое отверстие, водили свой бесконечный хоровод пылинки. Здесь отсуствовали изображения Ллира, грубые каменные стены не покрывали рельефы и резные письмена; лишь прямоугольный алтарь из голубоватого с тёмными прожилками мрамора располагался точно посередине помещения. На его гладко отёсанной поверхности, в световом пятне, было вырезано стилизованное изображение раскинутого в полёте птичьего крыла. На алтаре лежали простой жезл-дубинка из голубого нефрита, перехваченный тремя медными кольцами на ручке, и изящной формы шлифованный кремнёвый топор с остатками сгнившей деревянной рукояти во втулке.

«Воспаряющий на крыльях духа...» — пробормотал жрец, переступив с ноги на ногу. Откуда эти слова? Из «Скрижалей Трёх Колец»? Пожалуй, нет... Запоминание длинных скучных сказаний и заумных сакральных текстов никогда не входило в число любимейших занятий нашего героя. Если бы не старый Эльг, который жестоко бил его в детстве за любую ошибку, за каждую забытую строчку, он вообще ничего бы не выучил.

Внезапно наш герой осознал, что в храме он не один.

У стены скорчилась маленькая дрожащая фигурка в лохмотьях.

— Ты кто?

— Меня зовут Мис. Дяденька, не убивайте меня, пожалуйста!

На полу сидела девочка на вид лет десяти—двенадцати. Худая, в оборванной одежде, трясущаяся от страха или от голода, а может, от того и другого одновременно.

— С чего ты взяла, что я собираюсь сделать тебе плохо? — как можно мягче обратился к ней Эдан. — Успокойся, дитя. Как ты попала сюда? Откуда ты родом?

— Я из селения в окрестностях Священного Ара, называемого Приречье.

— Приречье?! Знакомое название! Хочешь, мы отвезём тебя домой?

— Нет! — Девочка заползла ещё глубже в тёмный угол. — То есть да, хочу... Но не могу! — Она захлюпала носом и начала рукой размазывать слезы по чумазому личику.

— Тише, детка! — пытался успокоить её жрец бога Бринна. — Всё образуется! У тебя есть семья?

— Ба-а-бушка... — неслись рыдания из угла.

— Вот и отлично! Отвезём тебя к бабушке! Только сейчас захвачу эту штуку...

Эдан сделал шаг по направлению к алтарю, на котором лежал вожделенный нефритовый символ власти.

— Стой! — взвизгнула девчонка. — Опасно! Наш герой, уже потянувшийся было за жезлом, быстро отдернул руку и отступил на шаг назад.

— В чём дело? С ним что-то не в порядке?

— С ним как раз всё в порядке, — вздохнула она. — Не всё в порядке со мной!

— Что ты имеешь в виду?!

— Если ты возьмёшь его, я буду вынуждена убить тебя, — всхлипнув, пояснила Мис. — Я не хочу, чтобы ты умирал, дяденька. У тебя глаза добрые.

— Убить? Меня?! — Эдан от души рассмеялся. — Пожалуй, это лучшая шутка за весь сегодняшний день! Признаюсь, даже та, с помощью которой я отправил на тот свет Бреса, существенно ей уступает.

— Не делай опрометчивых выводов, хозяин, — раздался у него под ухом знакомый шёпот. — Помнишь последние слова мага у дверей?

— А что такого он мне ска...

Жрец застыл как громом поражённый. В храме он должен был найти убийцу Дила. Здесь нет никого, кроме девочки и него самого. Сам Эдан Бресова брата не убивал, значит... Но разве это может быть правдой? Как щуплый ребёнок мог прикончить здорового, опытного воина, вооружённого до зубов?! Мис утверждает, будто она родом из деревни, подле которой находится могила Медного Правителя...

— Скажи, а кто убил троих иноземных воинов на окраине вашего посёлка? — осторожно поинтересовался молодой первосвященник.

— Я. То есть мой... Ну, в общем, это я их убила. Они сами виноваты! — заявила Мис после недолгого колебания.

— Ну с этим не поспоришь. Ургиты действительно повинны в ужасном злодеянии, — сурово промолвил Эдан, про себя, впрочем, подумав, что сам он принимал участие в совершенно аналогичном святотатстве. Но каким образом ей удалось одолеть ургитов? Здесь дело нечисто!

Наш герой с ранней юности обладал одной чертой характера, которая может сыграть как положительную, так и роковую роль в жизни любого человека: временами на него находили приступы бездумной решительности.

«Есть только один способ разом всё выяснить!» — сказал он себе и, покрыв одним стремительным прыжком расстояние до алтаря, схватил нефритовый жезл.

Девочка вскочила на ноги. На её лице застыл невыразимый ужас.

— Не надо!!! — закричала она, обращаясь даже не к Эдану, а куда-то в пустоту перед собой.

Жрец замер на алтарной плите, внимательно наблюдая за её движениями. Может быть, у Мис под одеждой спрятано какое-то особенное оружие? Но того, что произошло, Эдан предвидеть не мог при всём желании.

Очертания фигурки Мис начали расплываться, будто девочку обволакивал невесть откуда взявшийся туман. Тень, отбрасываемая ею на стену, стала изменяться, разрастаясь и приобретая жуткие очертания. Теперь как бы две фигуры накладывались одна на другую: маленький силуэт девочки и огромный призрачный абрис неведомого существа.

Три пары холодных глаз изучают его. Две пары когтистых лап сплетаются и расплетаются в бешеном темпе... «Демон отсёк душу воина от тела!» — припомнились жрецу Бринна слова, поведанные ему душой Дила. Так вот он, этот самый демон! Судя по внешнему виду, обыкновенное оружие вряд ли на него подействует. Эдан присел, приготовившись спрыгнуть с алтаря, как только оживший ужас бросится к нему.

В этот миг на сцену вышло новое действующее лицо: в дверном проёме появился тёмный силуэт Фехтне. Маг всё ещё держал в руках свою свирель. Вероятно, его внимание привлекли доносящиеся из святилища крики.

— Что здесь происходит? — грозно вопросил он и, увидев злобно шипящего демона, добавил: — Ах вот в чём дело! Так я и думал! Эдан, будь поосторожнее — он пожирает не тело, но душу человеческую!

— Сделай что-нибудь поскорее, Учитель, или он расправится со мной так же, как и с Дилом! — отвечал тот, не отводя взгляда от своего противника. — Ты же великий маг! Эта тварь по твоей части!

— Не моя специальность, — поморщился Фехт-не. — Но попробовать стоит...

Чародей воздел руки над головой, и его тело окуталось мерцающим ореолом. Возможно, демон решил, что тянуть дальше не стоит, а может быть, это была совершенно безмозглая тварь; но так или иначе, длинные когтистые лапы метнулись в сторону нашего героя раньше, чем маг закончил подготовку к изничтожению.

В подобные мгновения никто не способен трезво проанализировать ситуацию и выбрать наиболее подходящее решение. Повинуясь простому тёмному инстинкту, Эдан с криком метнул во врага некий предмет, оказавшийся в левой руке (правая судорожно сжимала драгоценную добычу). Это был шлифованный топор без топорища.

Сверкающий вихрь, раскрутившийся вокруг торса Фехтне, ударил в демона и рассыпался на тысячу осколков. Но прежде чем оружие мага настигло призрачную тварь, она издала страшный, леденящий душу вопль, от которого завибрировали стены храма Ллира. Очертания демона расплылись, и он исчез в яркой вспышке.

В углу всё так же безутешно рыдала Мис.

— Поздравляю! — произнёс маг, обращаясь к Эда-ну. — Ты одолел его! Немного жаль: это был как-никак редкий экземпляр. Многие чародеи, из специалистов по отлову демонов, отдали бы за него добрую половину своей коллекции! Кстати говоря, как это тебе удалось?

— Не знаю! Просто мне под руку подвернулся каменный топор без рукояти, и я швырнул его прямо в пасть бестии.

— Вон тот? — Маг осторожно поднял с пола шлифованный кремень. — Неудивительно, что он им поперхнулся. Где ты нашёл эту вещь?

— Лежала рядом с жезлом. Возможно, её сюда принёс Дил вместе с драгоценным нефритом.

— Думаю, ты прав. Топор наверняка из могилы Медного Правителя. Просто чудо! — Фехтне вертел топор в руках, восхищённо прицокивая языком. — Даже и не скажешь, что волшебный!

— Разве он какой-то особенный?

— Несомненно. Очень древняя вещица. Не знаю, как он действует, но с таким орудием не страшно выйти и против полчища демонов!

Эдан перевёл взгляд на девочку и спросил:

— А с ней что будем делать? Маг усмехнулся:

— Да ничего! Налицо классический случай демонического одержания.

— Неужели! Не мог бы ты выражаться яснее?

— До сегодняшнего дня наша милая малышка носила в себе демона, который высвобождался по приказу или же сам по себе, помимо её воли. Это она, а точнее её ручной демон убил всех четверых ургитов, включая Дила. Однако брат Бреса умер не сразу — он бежал с найденным в могиле жезлом и, преследуемый девочкой, добрался до святилища Ллира. Можно лишь гадать, какой ужас ему пришлось пережить по пути.

— А зачем ей было убивать четверых воинов?

— Вероятно, затем, что перед нами сейчас — само проклятие кургана Медного Правителя собственной персоной. Она их прикончила, так сказать, по долгу службы. Я прав, детка?

— Наверное... Я не знаю... Всё произошло так неожиданно...

— Никаких сомнений! Скажи мне, с каких пор у тебя появился свой собственный демон?

— ...Подойди ко мне, Мис, девочка моя! Дай мне напиться!

— Я приготовила тебе целебный отвар из кореньев, бабушка! Выпей его, и кашель утихнет!

Она пила горячий настой долго, глоток за глотком опорожняя деревянный ковшик.

— Послушай меня, Мис. Я должна сказать тебе кое-что очень важное!

— Я слушаю, бабушка!

— У меня есть для тебя подарок. Этот дар передают в нашей семье из поколения в поколение, и ты, когда родишь ребёнка, тоже передашь его. Так завещали боги.

— Бабушка, да у тебя лихорадка! Может, позвать колдуна? Он поможет тебе!

— Ты думаешь, твоя бабушка бредит? Или старая совсем выжила из ума? Возьми вот это.

На запястье её правой руки оказался простой медный браслет. Во вправленном в него камешке теплился красный огонёк, делавший его похожим на маленький злобный глаз.

— Что это, бабушка?

— Сейчас узнаешь!

И старуха, приподнявшись с постели, обняла внучку за шею, притянула к себе её голову и, приложив иссохшие губы к темени девочки, с силой .дунула.

— Каррахг хороший! — всхлипнула Мис. — Он разговаривал и играл со мной, когда мне было скучно!

— А Каррахг называл тебе когда-нибудь причину, по которой он соединялся с одним из людей в каждом поколении вашей семьи?

— Он сказал только тогда, когда злые воины разорили могилу Правителя. Я узнала от него, что мы должны защищать курган от иноземцев. Любой ценой, как говорил Каррахг. Он рассказал, что мы с незапамятных времён — семья хранителей кургана. Воины разорили могилу и унесли из неё вот это. — Девочка показала на жезл в руках у Эдана. — Каррахг сказал: «Мы должны догнать и убить их». Но один из воинов оказался очень хитрый и живучий.

— А почему демон сам не погнался за Дилом? — спросил жрец Бринна. — Зачем потащил тебя с собой?

— Каррахг не мог ходить сам, — терпеливо объяснила девочка. — Только мы вместе; порознь — никогда, пока я не передам его тому, кто станет новым стражем кургана.

— Очень романтично, — ухмыльнулся Фехтне. — Выходит, Мис была последней хранительницей могилы. Впрочем, после того как курган ограбили подчистую, эта должность потеряла всякий смысл. Покажи-ка нам свой браслет!

Мис вытянула вперёд руку, и все увидели, что камень на нём угас.

— Так и есть. Демон мёртв, а ты можешь вернуться к себе домой. Идёмте же! Нам здесь больше делать нечего! — заключил маг и решительно поворотился к выходу.

— Не торопись, Фехтне, — раздайся негромкий пришёптывающий голос. В дверях храма показалось нечто. Или некто. Не человек, но правая половина человека.

— Араван?! — Фехтне отступил на шаг, поближе к алтарю. — Какими судьбами? Что подвигло светлоликого бога, только половину светлого лика которого могут лицезреть смертные, искать нашего скромного общества?

— А ты дерзок, Младший Брат, — промолвил бог ему в ответ. — Но перед тем как наказать тебя за эту непростительную дерзость, отвечу: я вовсе не искал вашего, как ты выражаешься, «скромного общества». Цель моего появления в этих краях состоит совсем в ином.

— И в чём же?

— Я явился, желая проводить в Сумеречную Долину погибшего Бреса. Сей достойнейший и благороднейший из витязей почил, так и не отметив за своего брата.

— Неудивительно, если сам Араван приходит за душой величайшего из воинов, — промолвил Фехтне ему в ответ. — Но по какой причине ты преградил мне дорогу? Мы торопимся!

— Как смеешь ты хамить богу из Племени Ллира, в чьём святилище мы находимся?! Но я готов простить тебя; я даже оставлю в живых этих людишек, если ты отдашь мне вон ту безделушку, которую держит в трясущихся от страха руках жрец некоего юнца из Племени Ллеу! — Араван указал своим чёрным когтистым пальцем на нефритовый жезл.

— Жезл — наш трофей, и не вижу причин с ним расставаться! — спокойно отвечал ему маг.

— Не видишь причин?! — прошипело божество. — Я укажу тебе на них! Ты слишком высокого мнения о себе, маленький выскочка! Сдаётся мне, Фехтне задержался на этом свете до неприличия долго для смертного! Или, быть может, ты намереваешься стать богом?

— А почему бы и нет? Признаюсь, меня всегда прельщала эта мысль, — заметил Младший Браг. — Вот как отвечу я тебе, о Араван т'Ллир: мне неинтересны твои пустые угрозы! Принимая облик могучего властителя загробного мира, не забывай, что на самом деле ты — всего лишь привратник, стоящий одной ногой на нашей бренной земле, а другой — по другую сторону Границы! Если окажешься у меня на пути, затолкаю на тот свет и правую твою половину! Узнаешь, на что способен ученик Ирмина, во многом превзошедший своего учителя!

Вибрирующее эхо голосов спорящих было слышно ещё несколько мгновений, отражаясь от стен и высокого храмового свода, после чего в святилище повисла напряжённая тишина. Фехтне и Араван молча сверлили друг друга глазами. Эдан уже приготовился к неминуемой гибели, как вдруг бог царства теней как-то сник. Процедив сквозь зубы: «мы ещё встретимся, Фехтне!», он повернулся на месте и вышел из святилища. Его странная фигура, хорошо видимая на фоне яркого горного неба, внезапно рассыпалась кучей пепла, который был подхвачен невесть откуда налетевшим ветром, превратившимся в быстро удаляющийся смерч.

— Уфф!

От взгляда жреца Бринна не укрылось, что по лицу мага струится обильный пот. Фехтне извлёк из складок плаща свою маленькую трубу и начал набивать её серым порошком из мешочка. Пальцы его заметно дрожали.

— Ты и в самом деле мог победить Аравана?

— Сомневаюсь. Почти уверен, что не смог бы. Тем не менее он мне поверил.

— Так ты взял его на испуг?

— Разумеется. Подобный метод в критических ситуациях ещё никогда меня не подводил!

Маг возжёг в трубке огонь, с видимым удовольствием затянулся и выпустил изо рта одно за другим несколько дымовых колечек.

— Сначала отвезём девочку домой, — промолвил он после недолгого молчания. — А тебя куда подбросить? Думаю, в Брег?

— Скажи, тебя не затруднит доставить меня сначала в Кер? В этом городе у меня есть одно дело.

— Неужели собираешься встретиться с семьёй Бреса? — Старый маг скорчил шутливую гримасу удивления. — Хочешь повиниться перед ними? Должен предупредить — ургиты могут не. оценить твоего искреннего душевного порыва!

— Вовсе нет. Просто я обещал вернуть одну вещь...

— Как пожелаешь. Разумеется, я отвезу тебя туда.

— Фехтне, я хочу напоследок кое-что спросить: знал ли ты об опасности, которая подстерегала меня в святилище?

— Конечно, хотя и без подробностей относительно Каррахга. А как ты думаешь, почему я не торопился туда заходить?

— И не предупредил меня...

— Сам посуди: в таком случае всё обернулось бы совсем по-другому. Ты должен был его взять — иначе зачем было затевать сражение с Бресом? Кстати, не передашь ли мне...

Эдан молча протянул ему жезл.

— Спасибо. Топорик оставь себе — вдруг когда-нибудь пригодится! По правде говоря, я тебе очень признателен. Не могу отвязаться от ощущения, что я у тебя в долгу. Прими-ка ещё один маленький сувенир на память!

Маг запустил руку за отворот своей необъятной хламиды и долго там копался.

— Куда же она запропастилась... а, вот!

На ладони Фехтне лежала небольшая изящная фибула, серебряная застёжка для плаща, исполненная в форме свернувшегося в кольцо дракона. Роль глаза ящера исполнял ошлифованный изумруд.

— Это не просто застёжка, сынок. Носящий её человек всегда отличит правду от лжи. Не могу гарантировать её эффективную работу при попытке изобличить вруна-профессионала, от чистого сердца, искренне лгущего тебе прямо в глаза, но от простого бытового вранья обережёт наверняка. Что касается тебя, дитя, — обратился маг к притихшей Мис, — то даже и не знаю, чем тебя одарить. Я мог бы достать тебе другого демона, взамен убитого Эданом Каррахга, но сомневаюсь, что это достойный подарок такой симпатичной девочке. Каррахг был вашим семейным демоном и относился к тебе, своей хозяйке, по-доброму. Вообще же для подобных существ такое поведение не свойственно. За ними нужен глаз, да глаз. Может, нужен какой-нибудь амулет? Талисман? Говори, не стесняйся, Фехтне сегодня в хорошем настроении!

— Не знаю...

— Я могу позаботиться о твоей судьбе. Лет через пять подберу тебе хорошего жениха. Могу даровать золота, серебра и красивых нарядов. Что ещё надо для счастья?

— Дяденька, я всю жизнь мечтала стать великой волшебницей — как вы! Сделайте меня колдуньей! Фехтне улыбнулся:

— Колдуньей? Но тебе придётся долго учиться! У женщин обычно не хватает стойкости и терпения для продвижения по нелёгкому пути знания! Это тебе не козу доить или вышивать крестиком!

— У меня обязательно получится! — горячо заверила его Мис. — Я буду стараться!

— Ну что же, раз ты так хочешь, я подумаю, к кому тебя отдать в учение. А пока возвращайся к бабушке, мудрая колдунья Мис!

Чудесный щит, на котором восседали двое мужчин и девочка, сделал прощальный круг над покрытой вечными снегами двойной вершиной Синей горы, набрал высоту и лег на курс. Мис визжала от восторга.

— Когда выучусь магии, сделаю себе точно такой же!

Приреченский староста давно перестал удивляться чему бы то ни было; по этой причине совершенно равнодушно лицезрел он, как на его огород с небес плавно спускается летающий щит, окованный медью. На щите стояли трое: высокий благообразный старец с наглыми глазами был старосте совершенно незнаком; воин в панцире, поножах и при мече в заплечных ножнах скрывал своё лицо под слегка помятым бронзовым шлемом; а девочка...

— Мис?! А мы уже не чаяли...

Девочка легко спрыгнула с зависшего на небольшой высоте щита и подбежала к старосте:

— Как там моя бабушка? Жива? Здорова ли? Старик отступил на шаг назад:

— Ты ли это? Или, быть может, дух ищет своё тело, сгинувшее в болотной топи?

— Она жива, поверьте Фехтне, — послышалось со щита.

— Фе... Кто?! Впрочем, теперь уж всё равно...

— Успокойтесь, милейший. Скорее всего это последний визит сильных мира сего в вашу деревню, — промолвил маг, с важным видом пригладив свою заплетённую в три косицы седую бороду.

— Всё в порядке с твоей бабушкой, — проворчал староста, обняв свою чумазую соплеменницу. — А ты-то как? Мы ведь и схоронили тебя... Поминки справили... Лучшего в стаде барана закололи...

— Похоже, нам здесь делать нечего, — заметил маг вполголоса, и щит с двумя пассажирами, повинуясь его воле, вновь взмыл в воздух.

Мис проводила взглядом волшебный экипаж, помахав ему вслед.

— Возвращайся! Обязательно возвращайся! — донеслось с удаляющейся земли.

— Кто знает, может, ей действительно суждено стать великой колдуньей, — заметил Фехтне, попыхивая своей излюбленной дымовой трубой. — Ибо учитель Ирмин, сын Кузнеца, не зря принёс людям пять капель воды из источника богов; воистину великий Дар! У богов Трёх Племён имелись все причины возненавидеть его за это!

Старый маг выглядел довольным; несомненно, рада была и Мис, возвратившаяся домой. Радость жреца бога Бринна омрачилась тем обстоятельством, что даже при многократном облёте так и не удалось обнаружить то место, где он спрятал свой щит.

ГЛАВА VI

— Интересно, а пустит ли меня стража в Кер?

— Это зависит только от тебя самого. Если будешь вести себя у ворот нахально и заносчиво, но притом с оттенком уважения к воинам караула, проблем не возникнет. Ургиты понимают только тогда, когда говоришь с ними на языке силы. Их прародитель, мой покойный братец, среди нашей семьи никогда не выделялся утончённостью и интеллектом; однако, вынужден признать, ему было свойственно своеобразное благородство по отношению к себе подобным. Людей Ург привык делить на воинов и прочее быдло.

— А что думала по этому поводу каста мудрецов Кера?

— Те, кто имел особое мнение, быстро попали в края Аравана. Остальные безоговорочно признали Ур-га и его потомков властителями Священного города; с тех пор и по сей день патриархи клана не только являются военными вождями, но и председательствуют в народном собрании Кера. Железным Городом правят воины, сынок.

Чародей высадил своего пассажира в нескольких лигах от Кера, сославшись на нежелание появляться около города, в котором его не очень-то жаловали. Нашему герою пришлось немного размять ноги, затёкшие от долгого сидения на щите, и пройтись пешком.

— Пожалуй, я продляюсь с тобой, — неожиданно заявил Фехтне после непродолжительного раздумья. — Давненько не посещал я этот гадючник! Я буду незримо сопровождать тебя, ибо облик мой здесь хорошо известен и многие в Кере искренне желают моей смерти.

Маг подмигнул Эдану и... исчез. Только что он стоял, опершись о щит, на зеленеющем пригорке, а теперь вокруг — ни души!

— Как у тебя получается исчезать, Учитель? — вопросил жрец Бринна у окружавшего его пустого пространства. — Может, ты и меня сделаешь невидимым?

— Не думай, будто это так просто! — Справа от него раздался смешок. — Я потратил на постижение искусства невидимости несколько лет жизни! Это ещё очень малый срок — у меня был превосходный учитель.

— Кто тебя обучил искусству быть невидимым?

— А ты ловкий парень! Думаешь, старый Фехтне всё так сразу тебе и выложит? Знания и информация о месте их обретения стоят дорого. Очень дорого! Скажу лишь, что моя незримость не имеет прямого отношения к тому, что обычно величают магией. Я не делаю своё тело прозрачным — это было бы слишком сложно. Я и сейчас здесь, поблизости, Но ты попросту не замечаешь моего присутствия! Смотришь мимо и не видишь.

— Как такое может быть?!

— А ты никогда не тратил полдня на поиски вещи, лежащей на самом видном месте? Скажем, оселка для точки ножей? Не проклинал себя, когда кто-нибудь другой входил в то же помещение и тотчас находил её? Вот я сейчас — как тот оселок, лежащий посреди лавки в самой освещённой её части: все сто раз пройдут мимо, посмотрят на меня, но никто не заметит!

— Ловко! Но ты ведь даже разговариваешь со мной! Я могу определить направление твоего голоса!

— Тебе так только кажется, — заверил его маг. — В действительности, как ни старайся, как ни вертись вокруг — ничего не выйдет. Я ведь не каменный брусок, я — Фехтне, ученик мудрого Ирмина, волшебник, первый из живущих! Не забывай об этом, юноша!

Наученный магом, Эдан обходил стороной скопления маленьких, насквозь прокопчённых землянок, во множестве окружавших город. Населявшие их жители плавили привозную железную руду в небольших печах, а потом проковывали получившиеся ноздреватые крицы молодого металла. Менее двух сотен лет прошло с тех пор, как найден был секрет его добычи и переработки, и, хотя кланы ревностно хранили тайны своего ремесла, железо постепенно отвоёвывало позиции у старой, дарованной богами бронзы. По традиции, перенятой у медников, семьи плавильщиков селились отдельно от прочих людей, за городской чертой, С точки зрения горожан, презреннее их были только углежоги, но металлурги не обращали внимания на мнение посторонних. В самом Кере жили лишь кузнецы, превращавшие синеватые пористые куски в ножи, мечи и лемехи плугов; однако даже они селились в отдельном квартале, куда не было хода чужакам, по праву рождения не причастным к таинству рождения Металла. Эдан знал, что формально и плавильщики, и кузнецы относятся к общинникам — касте работников, но в сущности, люди, имевшие дело с металлами, всегда держались особняком. Их положение было куда более привилегированным. Несмотря на то что многие жрецы, избегая осквернения, переходили при встрече с ними на другую сторону улицы, слово кузнецов и медников много значило на собрании городской общины.

Эдан вошёл в Кер в ранний час через Ворота Воинов, и стражники выставили свои длиннолезвийные копья, преграждая ему путь.

— Кто таков будешь?

Судя по их .татуировкам, в Священном городе не в обычае отвлекать на несение караульной службы представителей знатных воинских семей. Эти двое по своему рождению определенно находились в самом низу иерархии ургитов.

— Имя мне Эдан, и прихожусь я первосвященником Бринну, могущественному богу из Племени Ллеу! — нахально заявил он.

— Тогда почему же ты не входишь в Кер как положено, через Ворота Мудрецов? — спросил один из стражей, пожилой сухощавый ургит со сломанным носом и глубоким рубленым шрамом на правой щеке.

— Дело в том, что все священники Бринна ещё и воины — заодно! Мне нет нужды обходить ваш город только лишь затем, чтобы войти в него с другой стороны! — ответил ему Эдан. — Быть может, высокорожденный ургит желает испытать меня? Я с удовольствием выпущу ему кишки в честном бою, не сходя с этого места! Будет ли такой поступок достаточным подтверждением моего воинского достоинства?

Ургит сощурился. По его невозмутимому лицу трудно было предположить, какое впечатление произвели на него слова жреца.

— Воинское достоинство не получишь от отца и матери, не получишь в подарок от наставника. Оно взращивается в сердце человека: корнями его становится дух, стволом — воля. Ступай, чужестранец, в Кер через Ворота Воинов.

Копья раздвинулись, освободив проход, и Эдан, слегка кивнув стражам, проследовал в город. «Ещё не хватало, чтобы охрана с утра пораньше читала нравоучения, — думал он. — Вот как выходит, когда людям с детства начиняют голову всякой ерундой из сакральных текстов. Такие убивают не задумываясь, поскольку на каждый случай ими уже припасена соответствующая цитата».

Кер и в самом деле был огромным городом: в нём проживало не менее десяти тысяч семей, из которых почти полторы тысячи приходилось на семьи воинов клана Урга. Сразу за внешним городским валом жили люди без гражданства и многочисленные рабы, принадлежавшие общине. Именно их разгонял со своей дороги Эдан, немилосердно раздавая направо и налево тычки ножнами меча и покрикивая: «Прочь с дороги, смерды!» — ибо именно так надлежит вести себя воину, шествующему по улице Воинов.

Стена из камня высотой в двадцать локтей и шириной в восемь отделяла пригород от Города Общинников. На Ворота Воинов в этой стене витязи, возвращавшиеся из победоносных походов, помещали свои трофеи. Первыми сюда укрепили страшные трофеи сыновей Урга — головы двух полубогов — вождей Кера, умертвивших их отца-патриарха в его собственном доме. Черепа давным-давно истлели и рассыпались в прах, поэтому теперь о свершившейся кровной мести свидетельствовали лишь два пустых позеленевших бронзовых штыря. Однако не было недостатка и в других сувенирах: здесь находились в изобилии кости гигантских драконов из далёких земель, засушенные головы горных лопраканов, изрубленные шиты побеждённых воителей и оси их колесниц; меж прочими затесалась даже парочка болгских черепов в остроконечных шлемах.

Эдан ненадолго остановился и удостоил эту впечатляющую выставку побед и достижений беглым взглядом, после чего продолжил свой путь.

— Вот перед тобой свидетельство варварского обычая, как нельзя более наглядно демонстрирующее нам дикие нравы потомков моих незабвенных братьев! — послышался голос, принадлежащий невидимому для глаз Фехтне. — Известно ли тебе, о юноша, что эти кровожадные собиратели вражеских черепов приобщили к своей коллекции даже голову своего прародителя Урга?

— Я слышал нечто подобное, но считал это пустыми россказнями! Будто его голова служит ургитам вместо оракула и временами изрекает загадочные пророчества!

— Ничуть! Ничуть! Это чистая правда! Голова Урга хранится в церемониальном зале их дома, и действительно наделена способностью пророчествовать. Кстати, любопытный феномен! Быть может, он — также последствие моего проклятия? Хотя сомнительно: на самого братца оно действовало совсем иным образом...

По замощённой битыми черепками и строительным мусором проезжей части они шли дальше, по направлению к центру Священного города Кера. Пройдя сквозь ворота в каменной стене, Эдан очутился в Городе Общинников. Улочки и площади этого района, кольцом охватывающего Город Воинов, неприступную твердыню Кера, были заполнены народом. Спешил по своим делам мастеровой люд — горшечники и кожевники, ткачи и каменщики, медники и кузнецы. Брели, сгибаясь под своей ношей, рабы; купцы вышагивали рядом с тяжело гружёнными возами; проходящим же воинам все уступали дорогу — нерасторопный рисковал получить хороший пинок под зад или даже удар плашмя клинком по спине. Сразу же за каменными воротами располагалась рыночная площадь, встречавшая путешественников криками торговцев, толпами приценивающихся горожан и острой смесью запахов речной рыбы, свежеиспечённых ячменных лепёшек, парного мяса, прокисшего пива и навоза.

— Послушай, Фехтне, а как твоё проклятие подействовало на самого Урга? — негромко вопросил Эдан.

Где-то поблизости послышался смешок:

— О, это воистину трагичная история! О ней было сложено несколько песен, но потомки моего братца постарались изловить всех знавших их сказителей и отправить туда, где пение услышит лишь Араван либо Ирмин. Жрецы предсказапи Ургу, что страшные несчастья обрушатся на него и его дом, если будет он с женщиной. Пришлось моему братцу поумерить свои аппетиты в отношении противоположного пола! Правда, Ург мог не заботиться о наследниках, поскольку к тому моменту у него уже народились восемь сыновей и с десяток дочерей от семерых его любимых жён.

— И он удержался?

— Нет! В конечном счёте это и послужило причиной его гибели. А дело было так. Священным городом Кер правили в те времена два брата, сыновья светлоликого пращника Вана т'Ллеу. И была у полубогов сестра, красу которой уподобляли красоте бессмертных. Звали девушку Лоайне. Волосы её цветом походили на червонное золото; гладкие зубы были подобны ж:емчугам в драгоценной оправе; кожа — белее снега на высоких вершинах; стан — высок и строен, а поступь — величава. Не ступало по земле ни до неё, ни после женщины умнее, прекрасней и желанней, уж можешь мне поверить! — Фехтне горестно вздохнул и ненадолго замолк.

Эдан оставил шумную площадь позади и брёл по улице Воинов дальше, к следующим воротам.

— И случилось в те годы, — продолжал своё повествование невидимый маг, — так, что Ург, и дети его, и люди его, и родственники пришли к городу Керу. И обратились к братьям с просьбой поселиться в нём. Братья повздорили друг с другом: старший был склонен пустить в Кер эту команду головорезов, а младшему такая перспектива совсем не улыбалась. Тем не менее, соблюдая священные законы гостеприимства, братья пригласили Урга и его родичей на весёлый пир. На том пиру было вдоволь всего — и мёда, и эля, и хлеба; гости не испытывали недостатка в свинине, оленине и баранине. Но Ург оказался равнодушен к столу, поскольку его мыслями всецело завладела Лоайне. Лишь на неё смотрел он весь вечер, не реагируя на грубые шутки надравшихся сотоварищей. Наутро, протрезвев и осознав окончательно, что жизнь без этой девушки более нестерпима, воин отправился свататься. На беду, старший из братьев оказался на охоте, и в палатах правителей Кера его встретил один младший сын Вана. Не дослушав речь Урга до конца, он извлёк свой меч из ножен и недвусмысленно указал воителю на дверь. Сын Торнора мог бы в два счёта прикончить наглого юнца, но предпочёл не позорить себя, убив того в родительском доме.

Ург удалился молча; однако ночью тайно возвратился и похитил Лоайне. Справедливости ради добавлю, что девушка особенно не протестовала, ибо мил ей оказался этот старый козёл.

В голосе Фехтне почудилась застарелая обида, которую нельзя было объяснить лишь привычной ненавистью, с которой обманутый чародей отзывался о своих братьях. «Не был ли он сам замешан в той давней истории?» — подумал наш герой, обходя застрявший посреди дороги воз. Погонщики с неистовыми криками лупили упряжных буйволов по колышущимся блестящим бокам, однако без особого эффекта.

— Тем временем возвратился с охоты старший, и братья замыслили вернуть свою сестру и отомстить роду похитителя, — продолжал повествование старый маг. — Собрав двенадцать дюжин своих людей, дети Пращника Вана отправились к дому Урга. Четыре двери имел тот дом, выстроенный из дубовых брёвен в три обхвата каждое: на север, юг, запад и восток; и с каждого входа подошло по три дюжины неприятелей. В тот вечер праздновал Ург свадьбу с новой женой. Ночью он и его гости лежали мертвецки пьяны и не слышали, как враги подпалили дом с четырёх сторон разом. Наконец кто-то почувствовал запах дыма, 'сочащегося из проконопаченных мхом щелей, и принялся будить остальных. Поднялся переполох, и воины, кто в чём был, стали выскакивать на двор. Там их поджидали братья со своими бойцами; безжалостно пронзали они не защищённые доспехами тела и разрубали головы задыхающимся от дыма ургитам. Сам обезумевший Ург выскочил из полыхающего дома, захватив лишь молодую жену с ложа и проклятое отцовское наследство. Однако не помог ему шлем Торнора — младший из братьев, стоявший у порога, одним ударом снёс ему голову с плеч вместе со шлемом. Не смог Ург защититься или уклониться от смертельного удара: на руках он нёс Лоайне. Говорят, обезглавленный труп с помертвевшей от страха девицей в объятиях прошёл по инерции с десяток шагов по двору, заливая всё вокруг фонтанирующей кровью. На том месте его и похоронили. Так свершилась месть сыновей Вана и вместе с тем сбылось моё проклятие.

— А что делали ургиты после побоища?

— О, после того как сосчитали они и похоронили убитых, направились родственники Урга в Кер, умертвили детей Вана и всех их людей, после чего навеки поселились в Священном городе. Впрочем, это уже другая история.

За такой увлекательной повестью Эдан и не заметил, что они подошли к воротам, ведущим из Города Общинников в Город Воинов.

— Здесь, пожалуй, я оставлю тебя, — промолвил незримый Фехтне. — Не желаю подвергаться риску, без особой надобности разгуливая в местах проживания моих исконных врагов. Кое-кто из ургитов способен распознать меня даже в нынешнем виде. Ступай, а на обратном пути я тебя отыщу.

Ворота, ведущие из района общинников в Город Воинов, в высоту составляли двадцать пять локтей; сработаны они были из толстых дубовых досок и обшиты бронзовыми пластинами с острыми железными шипами-заклёпками. Стена, окружавшая кольцом район ургитов, казалась не меньше тридцати локтей в высоту. С внутренней стороны она была снабжена боевой галереей с деревянным настилом, откуда защитники могли обороняться от лезущего наверх неприятеля. Эдан только качал головой и прицокивал языком от восхищения; укрепления Кера были самой мощной крепостью, выстроенной людьми, из тех, что он повидал на своём веку. Днём ворота, навешенные на толстых медных стержнях, оставались гостеприимно распахнуты, поэтому горожане спокойно курсировали между внутренним и внешним периметром стен.

Жрец Бринна невольно поморщился: у него из головы никак не шёл яркий образ безголового патриарха, вышагивающего по двору собственного дома и поливающего хлещущей кровью белую от ужаса Лоайне. Старый Фехтне был отличным рассказчиком и никогда не забывал приправить своё повествование красочными подробностями.

День выдался ненастный; а к тому моменту, когда наш герой достиг следующих ворот, ведущих в Город Мудрецов, и вовсе полил дождь. Ливень тугими струями хлестал по мостовым Кера — вскоре клетчатый плащ Эдана отяжелел от влаги и обвис, прилипая к панцирю. Неглубокие сточные канавы на обочинах моментально переполнились водой, запылённая улица раскисла. В довершение всего промчавшаяся мимо колесница какого-то ургита обдала Эдана с головы до ног грязной водой из лужи, и молодой жрец в сердцах скверно выругался ей вслед. В глубине души он хранил уверенность, что никогда не полюбит город, горожан и городскую жизнь, пускай этот город будет хоть трижды священен. Непременные атрибуты — суета, грязь, скученность людей — отзывались в нём глухим раздражением. Гомон же многотысячного собрания граждан на площади Совета, где каждый пытался перекричать соседа, а решали всё в конце концов вожди, вдохновляемые богами-покровителями, и вовсе не мог вызвать ничего, кроме презрительной улыбки.

Под низкий гул большого колокола, в блестящий бок которого мокрые служители мерно били специальным бревном, подвешенным на цепях, вошёл Эдан в родовой мавзолей ургитов. У входа не стояла стража, ибо никому и в голову прийти не могло, что кто-либо решится осквернить святилище сильнейшего из воинских родов Пятиградья. Согласно традиции, он оставил свой меч у входа, где его почтительно, с поклоном принял служитель. Говорящий клинок осторожно водворили на специальную подставку, и жрец Бринна ступил под своды мавзолея. По левую руку от него, в цепочке неглубоких ниш, можно было разглядеть ряд бронзовых урн. Эти сосуды, накрытые воинскими щитами вместо крышек, вмещали прах прямых потомков патриарха, владевших правом на погребение в фамильной храмовой усыпальнице. Впереди виднелось медное изваяние самого Урга. Легендарный воитель грозно взирал на своих потомков, и скудный свет многорожковых масляных светильников отражался на его покрытых панцирем боках. Эдан застыл на месте, погружённый в созерцание идола. «Не здесь ли хранят засушенную голову бедняги?» — подумал он.

Медный Ург, пятнадцати локтей от пяток до макушки, стоял на фоне рельефа, изображавшего жуткую сечу. Перевёрнутые колесницы, вставшие на дыбы лошади и сражающиеся люди сплелись на нём в единый клубок. Над воинами простёр в благословляющем жесте руку Фэбур, Тучегонитель, Пьющий кровь из кубка, Расчленяющий и Сокрушающий. Фэбур — светлоликий покровитель города Кера. Патриарх рода сжимал в правой руке длинный кинжал, а металлические пальцы левой держали за волосы отсечённую голову врага. Внимательно присмотревшись к этой аллегорической сцене, Эдан неожиданно узнал в голове знакомые черты — несомненно, скульптор изобразил её похожей на Фехтне, семейное проклятие.

Откуда-то сбоку, неслышно ступая, к нашему герою подошёл седой согбенный старик. Его морщинистое лицо несло на себе татуировку, по которой даже слабо знакомый с такой знаковой системой Эдан мог прочесть, что стоящий перед ним человек по своему происхождению был близок к патриарху.

— Юноша пришёл в храм ургитов не просто так, — промолвил он. Судя по тону, это было скорее утверждение, нежели вопрос.

— Мой друг завещан мне вернуть сюда кое-что, принадлежащее роду, — ответствовал молодой жрец, разворачивая спрятанный под одеждой пояс Лонгаса. — Он погиб в бою. И похоронен по обряду.

Скрюченные пальцы медленно, почти нежно прогладили тонкую вышитую ткань, будто бы их обладатель руками читал узор на поясе.

— Последний в семье... — пробормотал старик. — Горе на наши головы...

Затем он обернулся к Эдану:

— Был ли он твоим другом? Ты сам похоронил его?

— Да.

— Хочешь принять его? — спросил старик, протягивая ему пояс.

Без сомнения, ему оказали великую честь. Однако, приняв пояс погибшего, Эдан автоматически принимал его имя и сам становился ургитом. В сложившихся обстоятельствах поступать таким образом вряд ли представлялось разумным.

— Прости, почтенный, но я не могу взять его, — промолвил жрец.

Старик склонил седую голову.

— Что же, поступим с ним как положено. — По его жесту из бокового предела вышла молоденькая девица, с поклоном приняла пояс, а затем, пятясь, засеменила обратно.

Эдан вопросительно посмотрел на старца, и тот кивнул. Они оба направились вслед за женщиной.

Во вместительном помещении, на подымающихся к возвышению в центре ступенях был разложен гигантский ковёр. Больше всего он напоминал лоскутное одеяло, потому что оказался сшит из бесчисленного количества воинских поясов. Их прихотливые орнаменты сплетались, переходили с пояса на пояс -от отцовского к сыновнему, от деда к внуку... Здесь лежала вся история клана Урга, вышитая узорами на поясах мёртвых витязей. Игла с продетой нитью мелькала в проворных девичьих руках, добавляя к летописи ещё одну прошедшую жизнь. Ковёр стал чуть больше.

У Эдана возникло непреодолимое желание поскорее покинуть это место. Старец-ургит не препятствовал ему; видя замешательство молодого человека, он чуть улыбнулся и сказал:

— Каждый слышал, что смерть служит возницей на колеснице у воина, но не каждый воин готов принять эту истину в своё сердце. Однако, не постигнув её, невольно принимаешь безупречность за жестокость, чувство долга за извращённое самолюбие, искренность за безумие. Не так ли?

Жрец Бринна пожал плечами:

— Разве имеет значение причина, по которой люди уничтожают друг друга? Мне пора. Прощай. — И он направился к выходу.

Дождь прошёл, оставив после себя большие лужи на храмовом дворе; в них брызгались воробьи, отбивая друг у друга оброненный кем-то кусок ячменной лепёшки. Проглянуло солнце, и потеплевший воздух напитался влагой от подымающихся с земли испарений.

Эдан у дверей обернулся, мельком взглянув напоследок на статую Урга. И вот что почудилось ему: не стало ни обнажённого меча, ни отрубленной головы — медный патриарх стоял скрестив руки, а взгляд его был преисполнен мудрости и благородства.

Он шёл по Городу Воинов, погруженный в тягостные раздумья, поэтому чуть не натолкнулся на сидящую у обочины девочку. Ребёнок этот был вёсен на шесть помладше Мис. Малышка сидела у дверей длинного каменного дома, который, судя по привязанному над дверью цветному темляку, принадлежал какому-то знатному ургигу, и горько плакала.

— Чего ревёшь?

— Друх куклу сломал! — сообщила та, сделав краткий перерыв между рыданиями, и начала размазывать слезы по личику грязным кулачком.

— А кто такой Друх? — спросил Эдан, присев на корточки подле неё.

— Брат... — Девочка выпростала из-под льняного полосатого плаща ручку, в которой сжимала некогда ярко раскрашенную, а сейчас грязную деревянную куклу с отломанной головой и без правой руки.

— Зачем же он так?

— Друх сказал: когда вырастет, папа возьмёт его с собой на войну! И он будет вот так убивать своих врагов!

Эдан заметил, что из-за приоткрытой дощатой двери за ними наблюдал мальчик лет шести. В руке он держал маленький, гладко оструганный деревянный меч, по форме совсем как настоящий. Мальчишка, судя по всему и бывший кровожадным Друхом, украдкой наблюдал за рыдающей сестрой. В его глазах читалась неуверенность: а вдруг нажалуется маме? И что она там рассказывает молодому воину какого-то варварского племени, лицо которого не украшено татуировкой ни одного из родов Пятиградья? Наконец любопытство возобладало — мальчик нерешительно приблизился к ним.

— Зачем ты испортил её? — укоризненно спросил Эдан, указывая ему на куклу.

— Мы играли, будто это — Фехтне! — сурово заявил Друх. — И я его победил! А когда вырасту, папа возьмёт меня с собой, и я убью Фехтне по-всамделишному! — Потом немного помялся и спросил: — Вы в далёких землях не видели нашего папу?

— Думаю, нет... А как зовут вашего отца?

— Моего папу каждый знает! Он самый великий из витязей рода! — гордо ответил ему мальчик. — Его зовут Брес, сын Трога, сына Урга, сына Торнора!

Эдану показалось, что его сердце и желудок разом провалились куда-то в ноги. Не так-то приятно повстречать детей человека, которого ты недавно отправил на тот свет. В довершение ко всему из дома вышла миловидная женщина средних лет; она приложила ладонь ко лбу, прикрывая глаза от слепящих лучей солнца, и присмотрелась к странному незнакомцу, беседовавшему о чём-то с её детьми.

— Скажите, вы не посланник Бреса? — спросила она, подойдя поближе. — От моего мужа уже месяц как нет вестей...

— Я и вправду видел его, — стараясь не встречаться с ней взглядом промолвил Эдан в ответ. — Судьба случайно свела меня с Бресом. Скажите, а много ли у него детей?

— От меня? Мальчик и девочка, самые младшие и самые любимые его дети. Остальные все от других жён, а старшему из его сыновей уже стукнуло лет сто пятьдесят.

— Он просил передать своей младшей дочери... — Эдан покопался за пазухой, и в его руку сама собой легла серебряная фибула-дракон. Больше жрецу было нечего подарить, — вот это. — Он протянул застёжку девочке.

— Красивая! — Дочь Бреса залюбовалась сверкающим крылатым змеем.

— Носи её всегда. Быть может, она тебе пригодится. — Жрец Бринна поднялся на ноги и зашагал, не оборачиваясь, по улице Воинов. Во всяком случае, эта ложь будет в жизни девочки последней — больше её никто не обманет.

Двое детей и женщина безмолвно глядели вслед уходящему воину. Девочка залюбовалась сиянием драконьего ока, а её мать украдкой вытирала навернувшиеся на глаза слезы. Для того чтобы догадаться о невысказанной правде, ей не потребовалась волшебная фибула.

ГЛАВА I

— В дальнейших поисках нет смысла, господин мой.

Эдан глянул на своё отражение на чёрной глади воды. Лицо у него оказалось очень уставшее и недовольное. Мимо лихо пронеслась водомерка, оставив на поверхности цепочку расходящихся кругов. Молодой жрец со скуки швырнул ей вслед маленький камушек, но промахнулся.

Он до сих пор не решил, как правильно обращаться к Бринну. Юному богу не слишком нравилось, когда его называли господином; с другой стороны, как ещё обращаться первосвященнику к своему светлоликому патрону? Одно наш герой знал твёрдо: в присутствии богов смертным нельзя забываться. Даже когда светлоликие ведут себя совсем по-человечески, выпивают с тобой море вонючей браги и горланят похабные песни, не след забывать, с кем имеешь дело. За последнее время Эдан хорошо усвоил, что даже боги не всесильны — и они могут ошибаться; но тем не менее эти могущественные существа определённо мыслили и реагировали на происходящее не свойственным человеку образом. Вот и сейчас уверенность Бринна в успехе, несмотря на двухнедельные неудачные поиски, была абсолютно непоколебима.

Они сидели на поросшем мхом берегу лесного озера. Шумели и поскрипывали вековые сосны; плескала в отдалённых камышах невидимая рыбина; Бринн невозмутимо выстругивал из высохшего корня какую-то фигурку, а его верный жрец со скуки охотился на жуков-водомерок.

«Следовало бы наловить рыбы на ужин», — решил Эдан и поднялся на ноги, оглядывая полянку в поисках подходящего удилища. А может быть, привязать к какой-нибудь жердине подлинней дротик и загарпунить щуку?

— Не тебе первому сегодня пришла в голову эта идея, — заметил бог в ответ на его невысказанные вслух мысли, — спроси лучше у того рыбака, может, он продаст тебе часть своего улова?

— Какого ещё рыбака? Я не вижу никого поблизости!

— Если тебе не лень промочить ноги, сходи за камыши — его лодка где-то там. И щуку он уже изловил.

— Да?!

— Разумеется, — пожал плечами Бринн и с прежним увлечением принялся за свою фигурку.

Эдан распустил завязки, стянул мягкие сапоги красной кожи и закатал штанины повыше. Стараясь не шуметь, он двинулся через заросли, осторожно раздвигая камыш, вымахавший в рост взрослого мужчины. Глубина оказалась примерно по колено; под ногами противно чавкало болотистое дно. Впереди заблестела открытая вода, и жрец увидел длинную узкую лодку. Бринн, как всегда, оказался прав; в долблёнке-однодеревке расположился совсем юный рыбак с гарпуном в руках. Он сосредоточенно высматривал что-то за бортом, поводя костяным зазубренным наконечником то вправо, то влево.

Собственно говоря, это был первый местный житель за шесть последних дней. Двое встреченных с неделю назад охотников недолго думая обстреляли незнакомцев из луков (без особого успеха), после чего поспешно ретировались в неизвестном направлении. Тогда Бринн двумя пальцами поймал нацеленную в него стрелу за древко и проводил недоумевающим взглядом мелькавшие в подлеске спины убегающих храбрецов. У прилетевшей стрелы оказался кремнёвый наконечник, исполненный с немалым искусством.

Вероятно, гостеприимство у населения дикого края озёр и лесов было не в чести, поэтому Эдан боялся опять спугнуть повстречавшегося им человека. Хотя упускать его он также не собирался, и подождал, пока челнок не приблизится к зарослям.

Удача в очередной раз улыбнулась рыбаку: внезапно он резким движением ударил гарпуном по воде и поднял его обратно с трепыхающейся на острие краснопёркой.

— Отличный выдался денёк! — поприветствовал мальчика Эдан, выходя из камышей. Ладони он держал перед собой в извечном жесте человека, демонстрирующего свои добрые намерения.

Однако юный рыбак не поверил — завидев чужака, он тотчас замахнулся гарпуном со всё ещё насаженной на него добычей. Вероятно, бедолага был настолько повергнут в ужас видом неизвестно откуда взявшегося воина в кожаном панцире и при мече, что от своего же неловкого движения пошатнулся, не удержал равновесия и полетел в воду.

Лодка перевернулась, снасти вместе с уловом посыпались за борт. Пока мальчишка отфыркивался от попавшей в рот воды, Эдан подобрался поближе, перевернул челнок в нормальное положение, а затем первым делом выловил плавающую кверху брюхом крупную щуку. Внезапно оказавшаяся на воле рыба ещё не окончательно пришла в себя, но подёргивающиеся плавники свидетельствовали о её достойной всяческого уважения живучести.

Мокрый рыболов наконец осознал, что неминуемая лютая смерть по какой-то причине откладывается на неопределённое время. Он снова был при гарпуне, но теперь не спешил пускать его в ход. Стоя по грудь в озере, он затравленным взглядом наблюдал за действиями чужеземца. Неизвестный человек на племенной территории, без сомнения, подлежал уничтожению; но, с другой стороны, подросток вообще впервые видел чужеземца на землях рода, если, конечно, не считать менового поля. Он также не мог припомнить рассказов сородичей о невесть откуда забредавших незнакомцах — если такое и случалось, то нечасто, и последний раз это произошло очень давно. Эдан беззлобно улыбнулся ему:

— Я не причиню тебе вреда. Скажи, где живут твои сородичи? Нам необходимо встретиться с вашим вождём.

Подросток в ответ разразился длинной тирадой на неизвестном нашему герою наречии. При этом он опасливо косился на оружие незнакомца.

— Честно говоря, я не понял ничего из того скрипения, прищёлкивания языком и горловых стонов, которые ты по величайшему недоразумению считаешь речью, — дружелюбно заметил Эдан. — Не мог бы ты выражаться по-людски? Я вижу, тебя заинтересовало моё снаряжение. В ваших краях, наверное, и металла-то в глаза не видели! Хочешь потрогать?

Молодой жрец протянул рыболову свой кинжал обмотанной кожей рукоятью вперёд:

— На, возьми! Я дарю его тебе!

Вместо того чтобы принять диковинный нож, парень шарахнулся от него в сторону подобно тому, как если бы Эдан предложил ему подержать ядовитую змею.

— Не нравится? Странно... — Упрятав нож обратно в наколенные ножны, жрец продолжал: — А не подскажешь ли, где мне найти служителей Вана-пращника? Этот бог, должно быть, очень популярен в ваших краях. Понимаешь? Ван! Ван т'Ллеу!

Парнишка и на самом деле что-то осознал, судя по тому, с какой мрачной решимостью он вновь схватился за свой гарпун с костяным наконечником.

— Как ты мне надоел! — промолвил Эдан, подныривая под нацеленное ему в лицо зазубренное острие. — У вас здесь все такие бешеные? — поинтересовался он, возникая у плеча незадачливого рыболова, одной рукой крепко прихватывая его горло, а другой — древко оружия. — Идём-ка лучше со мной! — заключил жрец Бринна, отбросив гарпун в застрявшую в камышах лодку.

Перебросив скрученного, но отчаянно пытающегося вырваться из захвата подростка через плечо, он спокойно зашагал сквозь шумящие на ветру заросли.

Часом позже на поляне весело потрескивал костерок, над которым коптилась тщательно вычищенная и порезанная кусками щука, насаженная на ивовые прутья. Мальчишка-рыбак немного пришёл в себя, но, однако, присел на валун подальше от увешанного оружием Эдана.

Бринну понадобилось некоторое время, чтобы освоить язык «пленника». Эдан понимал ровно столько же, сколько и его патрон, а понимал тот поначалу немного, и в голове жреца всплывали лишь обрывки фраз и тени смысла сказанного, накладываясь на слышимую им гортанную тарабарщину. Впрочем, Бринн мог бы выучить любое наречие в совершенстве за сутки, и не прошло и четверти стражи, как он уже вполне сносно болтал на языке жителей озёрного края.

— Спроси, почему он испугался железного ножа, — предложил Эдан своему богу, жадно впиваясь зубами в изрядно прокоптившуюся в дыму рыбью спинку. — Пока я вёл мирную беседу, этот злобный тип неоднократно пытался нанизать меня на свою острогу!

— Заветы предков запрещают прикасаться к железу! — отвечал парень. — Всем известно, что металл оскверняет его владельца. Мерзостно брать в руки хладный клинок, исполненный в исступлённом жаре огня: кто может знать, чьи руки изготовили его? Какую дурную службу сослужит оружие, порождённое коварными духами пламени?

— Это не твои собственные слова, — заметил Бринн, вороша поленья в костре. — Кто научил тебя столь благородной истине, юноша? — продолжал он успокаивающим тоном. — Прости моего раба, привыкшего с детства осквернять себя ношением металлических предметов, вдобавок исполненных по большей части неведомыми ему мастерами (парнишку передёрнуло от отвращения); тебя он вряд ли послушает, но, быть может, вашим племенным жрецам удастся наставить его на истинный путь? Кстати, где здесь ближайший храм светлоликого Вана Пращника?

Рыболова, который немного расслабился и придвинулся было поближе к Бринну (кстати, не имевшему при себе ни одного металлического предмета и вообще ничего, кроме штанов, сандалий и подпоясанной туники), буквально подбросило в воздух при этих словах. Он громко икнул, выронил щучью голову и часто замотал головой:

— Господин! Мне неведом ни один храм, посвящённый... как вы там сказали?..

— Ты не лжёшь, — заметил с лёгкой улыбкой бог. — Но теперь я задам вопрос иначе: разве в ваших краях не поклоняются Вану?

Мальчишка побелел, как льняное полотно, выжженное летним солнцем, и промолчал.

— Тебе мешает говорить зарок? Данный служителям Вана обет? Я освобождаю тебя от него — ибо я сородич Пращнику по Племени и рад он будет меня видеть.

Смысл сказанных слов не сразу дошёл до парнишки. Впрочем, по его лицу было хорошо заметно, что внешний вид молодого человека в замаранных болотной грязью штанах, пускай даже и в красиво расшитом хитоне, никоим образом не мог свидетельствовать о таящейся под ними сверхъестественной сущности.

— Проводи нас в свою деревню, сынок, — ласково попросил его Бринн.

— Вас немедленно убьют, как только вы появитесь на Долгом Помосте. Мы всегда убиваем чужеземцев.

— Не похоже, что ты из кровожадного племени, — вставил в разговор Эдан. — Надеюсь, у вас не принято съедать умерщвленных чужеземцев?

— Вовсе нет, — обиделся тот за своих родичей, — просто их высушенные головы с почётом помещаются на хранение в доме мужей.

— Ну-ну, беру свои слова назад, — склонился жрец в шутовском поклоне. — Приятно встретить в этакой глуши народ, столь заботливо хранящий мудрые, освящённые веками традиции. Боюсь, придётся отказаться от чести пополнить своими головами вашу родовую коллекцию. Отвези нас в посёлок, и мы попытаемся договориться с вождями миром.

...Вернувшись в Священный Брег, Эдан застал там развёрнутую богами бурную деятельность. Ханаль постоянно где-то пропадал, а возвращался обычно в компании очередных тёмных личностей, каждый раз представляя их как «ценных людей, могущих послужить нашему делу».

Покровители города были не в восторге от исхода Эданова путешествия, но восприняли известие о приобретении нефритового жезла Фехтне с поразительным спокойствием.

— Так тому и быть, — заключил Бринн рассказ своего жреца о похождениях последнего в компании вечного мстителя. — Нам же следует заняться подготовкой к неминуемой схватке с Кером. Сдаётся мне, что в предстоящей битве у нас будет один естественный союзник. Фехтне прозрачно намекал тебе о нём, но, боюсь, ты пропустил его рассказ мимо ушей. Запомни! Младший сын Торнора не болтает попусту!

— Кто же этот союзник?

— Ван Пращник! Изгнанный из Кера покровитель!

Прямо из бревенчатой стены храма появился Ханаль, увлечённо подрезавший себе кинжалом ногти. Бог-шутник плюхнулся на пустовавшую скамью и вытер грязные босые ноги о дорогой тканый ковёр.

— Я тут ненароком слышал последние слова вашего разговора, — признался старина Гони, — и вынужден огорчить всех собравшихся: с Ваном ничего не выйдет. Во-первых, формально его никто не изгонял. Пращник сам покинул Кер, обидевшись на грубое обращение со своими сыновьями. Вообще, нежная любовь к детям — характерная черта этого светлоликого. Наплодил он полубогов без числа, но каждого из них опекает и защищает, как добрая наседка.

Ханаль, приподняв бровь, придирчиво осмотрел свои ногти, удовлетворённо хмыкнул, отрастил их опять и начал обрабатывать кинжалом заново.

— Достоверно не известно даже, где он живет. В своё время я пытался разузнать о Пращнике побольше, но потерпел неудачу. Единственное, что удалось выяснить, — Ван обосновался в далёком северном краю озёр и торфяных болот. Надо сказать, он там неплохо устроился! Думаю, жрецы целенаправленно ограничивают распространение слухов о месте обитания Вана и его покровительстве над местными племенами.

Поглядев на лица Бринна и его верного служителя, старина Гони внезапно расхохотался.

— По-моему, я рассказал более чем достаточно, чтобы вы немедленно бросились на поиски светлоликого Пращника! — заключил он. — А мне недосуг — есть тут одно дельце...

Длинная узкая лодка, выдолбленная из цельного древесного ствола, легко и бесшумно скользила по тёмной озёрной воде. В таком судёнышке людям положено сидеть на корточках на равных расстояниях друг от друга и грести вёслами с коротким черенками и чрезвычайно широкими лопастями. Эдан сидел на корточках и послушно грёб с левого борта. Они плыли по направлению к деревне, где было принято непременно убивать чужестранцев. Справа по борту тянулись заросшие чахлым ельником топкие берега — сплошные торфяники простирались на десятки лиг вокруг. За лодкой волоклась особая снасть: раскрашенная деревянная рыбка со вставками из маленьких янтарей по бокам, снабжённая острым крючком, крепилась на длинном шнуре. Парнишка объяснил, что «рыбка» благодаря своей форме играет в воде и может послужить приманкой для хищного окуня, щуки или же судака. За время дороги шнур и вправду дёрнулся раза два, но, вероятно, виной тому были озёрные водоросли.

Внимание Эдан а привлекли неправдоподобно большие кувшинки, повстречавшиеся им по пути. Некоторые листья этих диковинных растений достигали двух десятков локтей в поперечнике и, казалось, могли бы выдержать вес взрослого человека. Первосвященник, заметив гигантский бутон нераспустившегося цветка, попросил рыбака подплыть к нему поближе. Тот наотрез отказался, замахал руками и торопливо закурлыкал что-то неразборчивое.

— Нельзя, — пояснил Бринн, — обычай запрещает. Он говорит, кувшинки — излюбленные цветы Хозяйки Озера, и смертному не должно касаться её цветов.

Парень закивал, а потом вновь стал о чём-то возбуждённо толковать.

— Говорит, нельзя также смотреть на цветы в ночь их цветения, — прокомментировал его речь бог, — ибо на залюбовавшегося их красотой может пасть проклятие.

— Я видел, сам видел! — гордо заявил парнишка. — И Хозяйку видел! Танцевала на цветке!

— Какую ещё хозяйку?

— Хозяйку Озера! Красивая — ух! Цветок раскрылся, а она там и пляшет, пляшет!

Эдан пренебрежительно хмыкнул:

— Спроси, сколько он выпил в тот день мухоморовой настойки? Слыхал я, что у лесных племён в обычае готовить сей бодрящий напиток, — от него ещё и не такое может привидеться!

Юный рыболов немного обиделся:

— Сроду не собирали мухоморы, а я ничего не пил! Видел Хозяйку — вот как вас сейчас вижу!

— Раз ты всё ещё жив, значит, проклятие действует не всегда, — заметил Бринн.

— Выходит, не всегда, — с готовностью согласился парень. — А может, я ей приглянулся? Хозяйке этой? Вот и пожалела меня, сироту!

Лодка, направляемая умелыми руками, обогнула по большой дуге гигантские кувшинки и взяла направление к желтевшему песчаному берегу на противоположной стороне.

— А живут ли в вашей деревне жрецы? — как бы невзначай поинтересовался Бринн между гребками.

— Жрецы? У нас нет жрецов. И не было никогда! — искренне удивился парень. — А зачем они нам?

— А кто в вашем племени служит богам? Приносит жертвы? Например, Хозяйке Озера?

— Мы никому не служим. А жертву Хозяйке или... — он понял, что чуть было не проговорился, и резко осёкся, — ну, каждый может принести жертву Хозяйке. Жрец не нужен.

— Интересный взгляд на вещи, — признал Эдан, с любопытством прислушивавшийся к разговору. — Думаю, члены касты мудрецов в городах придерживаются прямо противоположной точки зрения. Одно слово — глухомань!

— Вот и наша деревня, — промолвил рыбак через некоторое время, указывая на обширные прибрежные заросли камыша. — Почти приехали. Только уговор — вы мои пленники! Может быть, вас не сразу убьют, узнав, что мне удалось вас изловить и пленить в одиночку?

— Отличная идея, — Эдан подмигнул ему, — хочешь прославиться за наш счёт? Будь по-твоему, маленький хитрец! Однако я не вижу никакой деревни, если только вы не строите что-нибудь вроде бобровых хаток!

— Ты не прав, дружище, — ответил ему Бринн, указывая рукой в сторону берега, — посмотри внимательно: эти люди живут прямо на воде!

Бог. как всегда, не ошибся. Посреди небольшого залива, полускрытая от посторонних глаз прибрежными тростниками, располагалась деревня Долгий Помост. И надо сказать, она вполне оправдывала своё необычное название, поскольку посёлок был выстроен целиком на вбитых в озёрное дно сваях. На дощатых помостах располагались лёгкие хижины со стенами, по большей части плетёнными из ивовых прутьев; ровными рядами возвышались островерхие, крытые древесной корой крыши.

Жители издалека заметили приближение чужаков; от свайного поселения отделилось несколько длинных лодок, по десятку гребцов в каждой, которые стремительно понеслись навстречу их судёнышку. Заскрипели натягивающиеся тетивы луков, привычные руки вложили дротики в копьеметалки. Десятки пар глаз пристально наблюдали за двумя чужеземцами, ловя малейшее их движение, взгляд, слово. Они перестали грести, и долблёнка скользила по водной глади за счёт набранной скорости.

— Они смотрят так, будто собираются нашпиговать нас стрелами! — шёпотом заметил Эдан, не поворачивая головы.

— Так оно и есть на самом деле, лучше не шевелись лишний раз, — тихо промолвил в ответ Бринн.

Парнишка-рыбак отрывисто прокричал соплеменникам несколько слов. Ему односложно ответили после недолгого молчания; нос лодки зацепили багром и подтащили поближе к самому длинному из моноксилов. На банке этого судёнышка восседал молодой лучник, нацелившийся Эдану каменным наконечником своей стрелы прямо в середину лба. Жрец видел, как непроизвольно подрагивает веко у прищурившегося стрелка, и размышлял, успеет ли он пригнуться в тот миг, когда прозвучит команда, или же у бедняги сдадут нервы.

Длинный моноксил с их лодкой на буксире приблизился к торчащим из воды сваям деревенского помоста.

— Знаешь, Бринн, нам здесь не рады. Может, поедем домой?

— Не время паясничать! Будь внимателен: скоро начнётся самое интересное!

Лодки пришвартовались ко вбитым в дно сваям. Под настилом виднелось немалое количество привязанных долблёнок различных размеров — впрочем, неудивительно, если каждый в таком необычном посёлке располагает собственным водным транспортом. Несколько челноков, битком набитых любопытной галдящей малышнёй, курсировали на почтительном расстоянии от прибывших.

Стоявшие на помосте крикнули им что-то неразборчивое.

— Они приказывают мне вывести вас наверх, — пояснил их попутчик, — быстро забирайтесь по лестнице, или люди будут стрелять! Оставьте всё своё оружие в лодке, иначе никто не поверит, что я взял вас в плен.

— Мы воспользуемся приглашением, — ответил Бринн, ухватившись за первую перекладину спускающейся к воде деревянной лестницы. — Но я не ручаюсь за жизни тех, кто вздумает присоединить мою голову к хранящимся в вашем общинном доме, как только она покажется над жердями настила!

Желающих рискнуть не нашлось, однако окружившие их широким, но плотным кольцом жители не выказывали особого дружелюбия к поднявшимся на деревенский помост чужакам.

Вперёд выступил пожилой озёрный житель, облачённый в длиннополую ондатровую шубу без рукавов На его правой щеке виднелся характерный глубокий тройной шрам, повествовавший о том, как его обладатель в своё время не поладил со средних размеров медведем. В руке этот человек держал ясеневый посох, увенчанный вырезанной из дерева мордой бобра. На его поясе висел длинный деревянный кинжал с режущей кромкой, исполненной из искусно подогнанных одна к другой чешуек кремня.

— Я — Руг, — представился он. — Снимите с себя все металлические предметы и спустите их обратно в лодку — холодным вещам не должно осквернять наши жилища.

— Снимай пояс и панцирь, Эдан. Раз у них такие обычаи, нам следует подчиниться.

Недовольно передёрнув плечами, молодой жрец стянул с себя доспехи. Без ставшего привычным панциря он сразу же почувствовал себя очень уязвимым.

Руг, кем бы он ни был, несомненно обладал достаточно высоким положением. Столпившиеся вокруг «пленников» жители почтительно поглядывали на него, ожидая соответствующего случаю решения. Руг же долго безмолвствовал: он внимательно изучил чужаков с головы до пят, после чего неторопливо приблизился к Бринну:

— Ты кто?

— Бринн, — признался тот, одарив Руга широкой и приветливой улыбкой.

Не похоже, чтобы это существенно прояснило ситуацию, и Руг задал следующий вопрос:

— Что вам здесь надо?

— Вана, — честно ответил ему Бринн.

По толпе прокатился ропот, подобный нарастающей прибрежной волне. Приспущенные тетивы луков вновь заскрипели, а кремнёвые наконечники копий опять нацелились на .нахальных чужеземцев. Из плотного кольца деревенских жителей донеслось несколько голосов, предлагавших Ругу не затягивать с расправой.

Однако статный вождь, или, быть может, жрец, поднял руку, жестом призывая зачинщиков примолкнуть.

— По какому праву ты требуешь Вана?

— Я вовсе не требую. Спросите у него — вдруг Ван сам пожелает со мной встретиться?

По реакции жителей стало понятно, что эту фразу восприняли как не очень удачную шутку. Что думал Руг, предположить было нельзя, поскольку его грубое скуластое лицо оставалось абсолютно невозмутимым. После недолгого размышления он наконец принял долгожданное решение. Под разочарованные крики односельчан, несомненно предвкушавших ритуальное убийство чужаков, Бринн с Эданом были отконвоированы в пустовавшую хижину, у дверей которой выставили усиленную охрану.

Юный бог улёгся на набитый тростником тюфяк и, окинув взглядом тонкие стены их «темницы», заметил:

— А этот Руг не так прост, как кажется. Он наверняка понимает, что воины снаружи выставлены не для нас, а для спокойствия среди жителей свайного посёлка. Сбежать из нашего сарайчика легче лёгкого, только вот куда денешься с рукотворного острова? Кстати, Руг, несомненно, жрец Вана Пращника. Не удивлюсь, если он его родственник: на полубога наш новый знакомый не тянет, значит — внук или правнук.

— Откуда ты знаешь?

— Ну, это же очевидно. Жрец всегда отличается от простого человека или, скажем, мага.

— А чем? — заинтересовался Эдан.

— Не знаю. Отличается, и всё! Когда ты принёс мне клятву, ты тоже перестал быть тем, кем был прежде. Клятва, дорогой мой, не бывает просто так. Любое слово имеет силу — проклятые сгоряча твоим дружком Фехтне воины смогут подтвердить этот прискорбный факт. Таким образом устроен мир; о деталях можешь спросить у моего отца... впрочем, даже если когда-нибудь представится такая возможность, он вряд ли что-либо тебе ответит.

— Правду ли говорят, что отец твой Огам придумал письменность?

— Наверное... Он многое изобрёл. Думаю, проклятые значки — самая бесполезная из всех его задумок: они годятся только для дряхлых, ослабевших памятью сказителей. А кому нужен забывчивый сказитель? Насколько мне известно, сам Огам ими никогда не пользовался и пользоваться не собирается.

Они просидели взаперти до вечера. В час когда закатное солнце просвечивало сквозь плетение стен там, где обвалилась глиняная обмазка, а над ухом у Эдана зазвенели первые вышедшие на охоту комары, дверь отворилась и пленникам внесли неожиданно обильный ужин. За время заточения Эдан изрядно проголодался, поэтому с жадностью накинулся на чудесное жаркое из дичи с водяными орешками. Запивая его местной слабенькой брагой, он похрустывал маринованными побегами какого-то растения. Бринн, разумеется, не чувствовал голода и, отпробовав всего по кусочку, перевёл взгляд на вошедших гостей. Одним из них был уже знакомый Руг, вежливо дожидавшийся окончания трапезы. Вторым пришёл невысокий горбун, всё тело которого было странным образом перекручено набок; вдобавок ко всему посетитель сильно косил на оба глаза. Одевался этот странный абориген в какое-то полусгнившее домотканое рваньё, поддерживаемое поясом тончайшей выделки. На поясе висели потёртая праща с мешочком камней и маленький бубен.

Эдан прожевал последний кусок, вытер жирные руки о предложенное вышитое полотенце и в свою очередь уставился на посетителей. Внимательно изучив горбуна с пращой, он вполголоса спросил у своего патрона:

— Это, часом, не сам Ван к нам пожаловал? Бринн покачал головой:

— Нет. Думаю, он его родной сын.

— Похоже, Вану не повезло с детьми, — ехидно заметил молодой жрец.

Озёрные жители не поняли (или притворились, что не поняли) ни слова из их разговора. Молчание прервал Руг, который обратился напрямую к Бринну:

— Господин желал встречи с Ваном?

Юный бог просто кивнул.

— Господин получит встречу с Ваном, если проследует с нами.

Эдан приподнялся было со своего места, но Бринн остановил его жестом:

— Ты останешься здесь.

Недовольный жреп пожал плечами: спорить в столь странной обстановке — дело бесполезное. Бог и два его провожатых встали и скрылись за дверью, которую стражники тотчас же затворили за ними.

ГЛАВА II

Длинный моноксил бесшумно скользил по ночному озеру. Полная луна отражалась на поверхности воды, серебрила верхушки сосен прибрежного леса. Тоскливо выли волки где-то вдали на торфяных болотах; меж древесных стволов и в глубине озера перемигивались загадочные огоньки. Воистину, то была странная ночь в странных краях, и Бринн надеялся вскоре повстречать хозяина этих мест.

Двое гребцов привычно орудовали вёслами, направляя лодку в только им одним известном направлении. Довольно долго они лавировали меж маленьких заболоченных островков, пока наконец долблёнка не оказалась в обширной бухте, отделе иной от озера широкой песчаной косой. Посреди неё росли несколько огромных кувшинок, подобных тем, что уже видели юный бог и его жрец.

Лодка причалила к самому большому листу, на котором можно было бы смело выстроить пару хижин; над ним возвышался закрытый бутон диковинного цветка.

— Вылезай! — прошептал горбун, и Бринн, подчинившись приказу, ступил на чуть колышущийся и пружинящий под ногами лист. Как только он покинул лодку, моноксил, в два гребка отчалив от кувшинки, начал быстро удаляться. Скоро он и вовсе исчез во мраке сентябрьской ночи.

Бог сделал пару шагов по направлению к цветку, огляделся вокруг и уселся на пятки, приготовившись к долгому ожиданию. Что-то непременно должно было произойти, и, конечно же, произошло.

Не успела красная полная луна достигнуть зенита, как бутон начал раскрываться. Казалось, что цветок сиял неярким внутренним светом, окрашивавшим всё вокруг в тёплые желтоватые тона.

Бутон распустился; внутри, в чашечке цветка, сидели взявшись за руки двое, две недвижимые фигуры — мужская и женская.

Мужчина в простой неподпоясанной хламиде сидел скрестив ноги; веки его были сомкнуты — он, казалось, дремал. Обнажённая женщина бодрствовала; она, несомненно, заметила сидящего неподалёку чужака.

— Я приветствую тебя, Ван Пращник. Здравствуй и ты, Хозяйка.

Та склонила голову и чуть улыбнулась в ответ на приветствие. Ван даже не открыл глаз.

— Зачем ты пришёл сюда, сын мудрого Огама, даровавшего людям искусство увековечения слов? Что ищешь в забытом прочими богами краю? — Голос казался разлитым в окружающем пространстве; с Брин-ном говорило не неподвижное существо в распустившемся бутоне, то был плеск озёрной воды, которую всколыхнул плавник поднявшейся из глубин рыбы, шуршащий хор тростниковых зарослей на ветру, хруст веток под мягкими лапами неведомого зверя.

— Я искал тебя, Соплеменник Ван.

— Ты нашёл его. Что тебе нужно от Вана?

— Мы нуждаемся в твоей помощи. Владетели города Кера желают силой подчинить себе всё Пятиградье.

— Неудивительно. Рано или поздно должно было случиться что-то подобное. Воинам при оружии вообще свойственно убивать друг друга. При чем же здесь Ван?

— Но твои сыновья...

— Я любил моих сыновей. Но. даже пробив головы всех ургитов камнями из моей пращи, я не вернул бы их себе. Месть моя оказалась бесполезной, и я ушёл из Кера.

— Как твоя честь позволила тебе оставить кровную месть?

— Честь? — Тростник рассмеялся, и плеснула хвостом рыба в затоне. — Малыш Бринн слишком много общается с людьми. Постепенно ты сам начал мыслить подобно смертному племени. Что люди обозначают этим словом? Честь — суть осознание человеком своей ответственности перед другими людьми. В ней они без особого успеха извечно ищут смысл своего существования. Маленький человечишко осознаёт свою ответственность только лишь перед самим собой; большой человек — перед семьёй, великий — перед своим родом. Величайший из живущих осознаёт личную ответственность перед всеми людьми вместе, сколько их ни есть на земле, и перед каждым из них в отдельности; это он также называет честью. Те, кого люди величают Младшими Богами, подобны им во многом, но есть и отличия: мы не подвержены страстям и безумным желаниям. Раз страсти не подчиняют нас, нет и чувства долга, возникающего на болезненном надломе души. Для людей каждый из пас является воплощением какой-то одной из сторон бытия. раздирающих их самих на части: воинской доблести, звериной жестокости, благородства, хитрости, беспристрастности, честности, справедливости, любви или ненависти.

— Зачем же ты укрылся в этом отдалённом краю, если не для подготовки достойного отмщения? Или, быть может, ты спрятался на болотах, чтобы не достигали ушей поношения убийц твоих детей, почувствовавших свою безнаказанность?

— Не пытайся расшевелить меня оскорблениями, юный бог Бринн из племени Ллеу. Подобный способ заполучить содействие того, кто тебе нужен, стал хорошо известен задолго до твоего рождения. Что же касается металлов, то я лишь пытаюсь загладить вину Младших Богов перед своими племенами, как и перед всем человеческим родом.

— Какова же была наша вина? Дар богов люди восприняли как благодеяние!

— О да, так полагал и я в далёком прошлом. Но ошибался! Выслушай проповедь Вана, и ты всё поймёшь. Боги даровали людям секрет изготовления металла — вскоре из меди был отлит первый клинок. Первое лезвие простучали молотом по краю, чтобы легче входило оно в живую плоть. Воинское ремесло стало уделом немногих избранных, так как недёшевы оказались бронзовые доспехи и оружие...

Не прошло и половины тысячелетия, как люди сами, без чьей-либо подсказки, отыскали на болотах особую руду. Стали добывать её и ковать холодное железо. Они дивились прочности получившихся изделий. Хотя поначалу для всех было очевидно, что новый материал уступает сплавам меди в пластичности и лёгкости обработки, очень скоро выявилось его наиглавнейшее преимущество — доступность. Пройдёт ещё пара веков, и отойдёт в прошлое традиция распределения бронзовых слитков на площадях городов под неусыпным надзором приставленного к ним чиновника. Железа полно повсюду — хватит на всех! Помяни моё слово, Бринн. — настанут времена, когда даже самый бедный горшечник или углежог будет гордо носить на бедре короткий железный меч. Оружие станет общедоступным. Вот тут-то и начнутся настоящие войны! Отойдут в прошлое воинские роды с их разукрашенными колесницами, изысканными ритуалами поединков и старинными традициями: на поля сражений выйдет закованная в железо толпа. Каждый горожанин станет по необходимости бойцом, в битвах сойдутся новые бесчисленные армии. Сталь потопит в крови человеческий род. На смену благородному длинному мечу воина придёт короткий тесак, которым столь удобно орудовать в сомкнутом строю и вспарывать неприятелям животы в свалке.

Дальше — больше: раз не состоящие в касте воинов займутся войной, каждый начнёт заниматься не своим делом. Любой станет повсюду совать свой нос, и в Пятиградье воцарится хаос. Люди перестанут слушать мудрецов, а те безропотно пойдут на поводу у галдящей толпы, будут потакать плебсу и всячески ублажать его. Так железо неминуемо погубит цивилизацию!

— Твоему взгляду на вещи не откажешь в последовательности. Но разве возможно исправить уже совершённую ошибку?

— Я и не пытаюсь это сделать. Любые подарки богов вечно выходят людям боком; значит, самое разумное — не приносить им никаких даров вообще. Вполне достаточно было и вложенного в них стариками Ллиром, Ллудом и Ллеу. Всё, что могу пожелать, — охранить подвластные мне племена от холодного железа и насилия, которое является вместе с ним в людские души. Любой металл — будь то медь, железо или серебро — лишает человека разума; многие из племён ши давным-давно осознали эту очевидную истину и отказались от принесённых Младшими Богами горнов и литейных форм.

— Ты надеешься на то, что сможешь навеки оградить их, укрывшись в краю озёр и торфяных болот? Будешь любить и пестовать этот народ, словно своих детей?

— Нет, не надеюсь. Невозможно повернуть время вспять, а людей заставить жить в гармонии с богами, друг с другом и с самими собой, как в пору Благословенного века. Да и была ли она, эра гармонии и всеобщего благополучия? Спустя четырнадцать тысяч лет всё воспринимается не так, как было в действительности во времена, когда Племена были юны, подобно тебе нынешнему, а я пускал в ход свою пращу по любому поводу. С меня достаточно войн, Бринн. Ты ужаснулся бы, узнав, черепа скольких болгов пробиты пущенными моей рукой камнями.

— Что же нужно тебе? Ты не желаешь мести, не желаешь сражаться, но возлагаешь на себя ответственность за людей, которых не сможешь защитить? Ты отнял у них металл, но каков дар, что принесёшь им взамен?

— У меня нет желания становиться на пути ургитов. Их помыслы вполне искренни — чего ещё можно от них ожидать? Воинов в завоеваниях ведёт дух искренности, в этом подобны они степному льву, забывающему о себе и своей сущности в броске на добычу. И лев, и ургит уверены в том, что берут принадлежащее им по праву. Только безумец может препятствовать им. В ответ на вторую часть твоего вопроса скажу: взамен я принесу людям достойное их Учение. Учение, способное в равной степени возвысить дух, разум и волю. С его помощью люди приобретут безупречность в помыслах и делах своих, очистят мысли и чувства и воссоединятся с нами, теми, кого они называют богами.

— В чём же состоит твое учение?

— Ты когда-нибудь узнаешь о нём, — улыбнулся Ван и негромко добавил: — Когда-нибудь придёт время и для него, а до тех пор я буду сидеть в болоте.

Утром Эдан обнаружил, что стражи у дверей нет. Расценив это как молчаливое разрешение свободно ходить по свайному посёлку (да и как сбежишь за его пределы), молодой человек покинул хижину. Жители, которые накануне готовы были растерзать чужаков, сегодня не обращали на него никакого внимания или по крайней мере хорошо притворялись, будто он им совершенно безразличен. Первосвященник Бринна бродил по диковинной деревне, наблюдая за повседневными трудами её обитателей. По его наблюдениям, все без исключения дома не имели внутренних очагов. Огонь в выстроенном над озером посёлке разводили только в специально отведённых местах. Делалось это, очевидно, с целью уменьшить риск пожара, который бы мигом спалил и сам настил, и возведённые на нём хижины. Женщины собирались под навесами вокруг больших каменных очагов, покрытых прокалённой глиняной обмазкой, чтобы посудачить о последних новостях, дожидаясь очереди приготовить еду своей семье.

Планировка поселения была лишена какой-либо видимой разумной основы. Несколько настилов, возведённых на вбитых в дно сваях, располагались не вплотную друг к другу и вдобавок не совпадали по высоте. Между ними были перекинуты лёгкие шаткие мостки, по которым иногда приходилось карабкаться вверх или спускаться вниз. На каждом из отдельных помостов находилось несколько построек различного назначения; Эдан заинтересовался одним из таких рукотворных «островков». На нём возвышалось одно-единственное строение — длинная хижина с крепкими бревенчатыми стенами. Перед её входом в настиле торчали несколько рогатин и копий. Навязанные на их древки разноцветные нити и ленты трепетали на ветру. «Общинный дом», — решил про себя жрец.

Его внимание также привлекли две большие лодки; на них мужчины свозили валуны с берега к одному из подпорных столбов поселения. Было заметно, что для них это привычная работа, — камни с шумом падали в воду, туда же отправлялись ныряльщики, которых провожали и встречали шутками. Вероятно, песчаное дно озера не так хорошо удерживало сваи, потому их приходилось постоянно укреплять камнями.

За работой строителей наблюдал и сидевший на краю помоста человек, беспечно болтавший ногами над водой. По праще и бубну, висевшим у него на поясе, Эдан признал в нём горбуна, зашедшего вместе с Ругом за Бринном вчерашним вечером. «Родич Вана» удил рыбу — на его пальце подрагивала натянутая грузом жила.

Рыболов заметил, что за ним наблюдают, и с приветливой улыбкой обернулся к Эдану:

— Утро доброе!

— Доброе. Неужели все сваи приходится так крепить?

— Вовсе нет. Хорошо вбитая в дно свая стоит столетиями. Каркас большей части настилов нашей деревни держится сколько себя помню. Ему уже лет двести, наверное. А ежели вобьёшь плохо, то лёд зимой бревно наверх потащит. Вот и крепят эту угловую каждый год: никому не хочется проснуться как-нибудь поутру по горло в озере.

Эдан устроился на краю настила подле своего собеседника:

— А почему ваши люди селятся на воде? Тот пожат плечами:

— Традиция... Обороняться удобно — нежданных гостей видишь заранее, издалека. Диких зверей не надо опасаться. К тому же в начале лета в лесу роятся тучи гнуса — просто никакого житья от него нет! А на озере хорошо: мошкара до наших домов не долетает.

— Не знаешь ли, почтенный, где Бринн? Ну, тот... с которым мы приехали.

— Ничего не случится с твоим приятелем, — усмехнулся горбун. — Поболтает по душам с моим папаней и вернётся. Думаю, скоро будет.

— Так ты — сын Вана?!!

— Ну. Куллдом меня люди кличут. — Он звучно высморкался в два пальца и сплюнул в воду. — Родителей, к сожалению, не выбираешь! Отец и мамаша у меня — что надо! Я у них, видите ли, младшенький — так уже третий век как дитя малое опекают! Шагу не ступить, без родительского благословения! Куллд, не делай то, Куллд, делай сё, Куллд не водись с речными сазанами, Куллд, не играй в прятки с цаплями, не пугай малых лесных духов — словом, никакой нормальной жизни! Я вот спросить хотел у тебя — правда ли, что за моих братьев отомстить собираетесь?

— Ургиты, убийцы твоих братьев, изгнавшие ваш род из города Кера, ныне намереваются идти с мечом на Священный Ар. Покровители Огненного Града обратились к нам за помощью, — объяснил Эдан. — Мы же собираем силы в надежде дать им достойный отпор.

Куллд ненадолго задумался:

— Значит, Племена тоже будут замешаны в дело? Боги-покровители примут участие в битве с обеих сторон? Будут убивать людей и друг друга?

— Скорее всего так. Они не решатся поднять руку на армии смертных — подобного доселе ещё не бывало; но друг друга отделают — будь здоров!

Горбун помолчал немного, проверяя наживку на своём крючке. Забросив снасть, он с очень серьёзным лицом повернулся к своему собеседнику:

— Пращник не примет участия в сражении. Бринну не удастся его уговорить. Мой отец был одним из первых покровителей, способствовавших возведению древнейшего города людей. Он принимал участие во всех жесточайших битвах, вполовину уменьшивших численность трёх Племён. Из них он вынес убеждение, что насилие порождает лишь ответное насилие. что цепочка кровной мести может раскручиваться до бесконечности, уничтожая всех в неё вовлечённых. Ныне Ван проповедует только очищение разума, возвышение духа и концентрацию воли. Он желает лишь расправить крылья человеческой души.

— А ты?

— А я желаю стать на путь воина. Куллд присоединится к вам со своей дружиной.

При этих словах неподалёку от мостков плеснула по воде хвостом крупная рыбина. Эдан в изумлении уставился на горбуна-полубога; тот открыл было рот, намереваясь что-то добавить, но внезапно его снасть натянулась и зазвенела как струна на арфе, и Куллд, потеряв от неожиданного рывка равновесие, полетел с настила вниз.

Через несколько мгновений он вынырнул на поверхность, отчаянно отплёвываясь от попавшей в рот воды; в пяти локтях от него огромный налим выпрыгнул из озера и в туче брызг шлёпнулся на жерди настила.

Как только рыба коснулась мостков, она мигом обратилась в красивую черноволосую женщину. Её единственной одеждой служил венок из речных лилий.

— Эй, мама, полегче! — возмущенно заорал Ванов сын из воды. Он подгрёб к помосту и проворно вскарабкался наверх.

— Что я слышу, сынок?! — холодно произнесла их обнажённая гостья. — Куда ты собрался? На войну?! Не будет тебе на это моего позволения! Знай, что твой отец отказал им, — она небрежным жестом указала на жреца Бринна, — в нашей помощи.

— Об этом мне и так уже известно, — фыркнул Куллд. — Но я не мальчишка и имею право сам принимать решения!

— Откуда ты... А не тобой ли подосланный дух болтался у нашего цветка всю сегодняшнюю ночь? Как не стыдно — шпионить за собственными родителями?!

Эдан предпочёл отодвинуться в сторонку, с большим интересом наблюдая за столь необычной семейной сценой, невольным свидетелем которой он стал. Мать и сын стоили друг друга. Судя по скорости, с которой все местные жители поспешили убраться прочь, а те, кто не успел это сделать, попадали ниц, наш жрец заключил, что она и есть та самая Хозяйка Озера. Куллд, уродец-полубог, то капризничавший подобно пятилетнему ребёнку, то изъяснявшийся языком умудрённого жизненным опытом старца, появился на свет благодаря браку Вана из Племени Ллеу и этого странного существа. Эдан мог бы поклясться, что Хозяйка не принадлежит к Племенам: из неё не исходило яркое сияние, огнеподобный дух, присущий всем богам. Не ощущалось в ней и людского мерцания и внутренней циркуляции жизненных сил; чудились лишь холод, придонная илистая мгла и отражение луны на воде, подёрнутой лёгкой зыбью; такова была Хозяйка Озера.

— ...Раз папа перетрусил, должен же кто-то отомстить за братьев! — орал на неё подбоченившийся Куллд. — Между прочим, город Кер — по праву моя наследственная вотчина!

— За братьев?! Да ты их и в глаза-то не видел! Ты же родился через столетия после их гибели! Глянь-ка лучше на своё отражение в озере: где тебе, коротышке, с ургитами тягаться?

Услышав такое от матери, Куллд позеленел и не сразу нашёлся, что ответить. Хозяйка воспользовалась образовавшейся паузой.

— Словом, отправишься в Пятиградье — отлучу от рода! — пообещала она, вновь обернулась рыбой и прыгнула обратно в воду.

Куллд с тоской глядел ей вслед.

— Ведь отлучит, старая стерва, обязательно отлучит! Руг и все остальные старейшины решат так, как она повелит! Что делать-то? Не могу я с вами ехать! — монотонно бормотал чудной полубог. Сидя на мостках, он раскачивался взад-вперёд, вцепившись ладонями в длинные немытые космы. — А может, подсобить вам? — обратился он наконец к безмолвствующему Эдану. — Помочь, может, чем? Да! — Лицо карлика посветлело. Эта мысль ему определённо пришлась по душе. — Ты же будешь сражаться с проклятыми детьми Урга?

— Ну... В общем...

— Отлично! Ты — мне, а я — тебе! Идёт?

— Что?!

— Ты будешь сражаться — значит, отомстишь за братьев. А я помогу. Сделаю тебе хороший подарок.

— Какой ещё подарок?

— Куллд подарит тебе духа. Лучшего, любимого своего духа. Только вот какого? Надо подумать... Натасканный боевой призрак — отличное оружие, но ты с ним не управишься — опыта не хватит. С духами, знаешь ли, глаз да глаз нужен — как бы чего не выкинули! Впрочем, есть у меня один неплохой...

Горбун уставился в воду и бормотал всё тише и тише, пока его речь не стала совершенно неразборчивой.

— Что ты там лепечешь? Какого духа?

— Ничего не получится, — неожиданно внятно ответил Куллд. — Придётся тебя... того... переделать.

— Переделать?

— Ну да. Хочешь стать шаманом? Пройдёшь посвящение — сможешь разными духами управлять. Только есть тут одна трудность...

— Какая?

— Чтобы сделать из человека шамана, его необходимо сначала убить.

Эдан уставился на горбуна, на лице которого блуждала кроткая улыбка. «Шутит? Или всерьёз?»

— Это необходимое условие. Видишь ли, шаман — не совсем обычный колдун. Моему ремеслу попросту невозможно выучиться, сколько бы времени ты на него ни потратил. Я вижу, твою душу уже отделяли от тела?

— Да. — Эдан вспомнил деревенскую колдунью и давнишнюю встречу с погибшим ургитом; воспоминание нельзя было назвать приятным.

— В таком случае нет нужды говорить тебе, что путешествия, подобные некогда совершённому тобой, крайне опасны и трудны для обыкновенного человека. Маги, якшающиеся с разного рода духами, элементами стихий и демонами всех возможных сортов также сталкиваются с непреодолимыми трудностями на своём пути. Они вынуждены изобретать разнообразные приёмы и ухищрения, порой самые изысканные, желая обойти ограничения, наложенные на них самой Природой. Человек, по их мнению, — раб своего тела, двуногой и двурукой тюрьмы; в неё детская душа заключается при рождении и покидает только после телесной смерти. Шаман же — человек, делающий своё тело домом, двери которого всегда открыты.

— И потому его необходимо сначала убить?!

— Напрасно не веришь Куллду. Это действительно так. Посвящение — не просто ритуал. Духи приходят к будущему шаману, отрывают его душу от тела и немного её перестраивают. Только они способны иначе соединить все составляющие её элементы, вследствие чего человек и получит совершенно новые для него возможности. По окончании работы духи вновь скрепят тебя воедино. Так как всё необходимое для их труда время душа полностью отделена от своего тела, ритуал посвящения с полным правом можно считать временной смертью.

— Это опасно?

— Разумеется! В нашем деле вообще не бывает ничего безопасного! Впрочем, я рассчитываю на благоприятный исход.

— Изменюсь ли я от такого «преображения»? Останусь ли прежним Эданом? Жрецом бога Бринна?

— Что касается последнего вопроса, можешь не сомневаться. Духи, даже если захотели бы, не в состоянии были бы прервать связь между богом из Племён и его адептом. Но кто может обещать нам, что мы останемся прежними? Мир подвижен, текуч и изменчив; каждый миг изменяемся и мы вместе с ним. Утром ты просыпаешься уже не тем Эданом, которым был вчера. Как может малыш Куллд гарантировать тебе неизменность? Даже Старшие Боги не способны на это!

— Мне необходимо поразмыслить над твоим предложением, сын Пращника.

— Подумай, жрец, подумай. А вот, кстати, и наши светлоликие пожаловали!

Непринуждённо ступая по озёрной глади аки посуху, к свайному поселению приближались Бринн с Ваном т'Ллеу. Боги шествовали неторопливо, наслаждаясь прогулкой, и мирно беседовали друг с другом.

Дождавшись момента, когда они приблизились к помосту и взошли на него, Куллд подскочил к своему светлоликому родителю и заканючил:

— Отче! Позволь мне прогуляться в Пятиградье с этими достойнейшими отроками! Что мне, век вековать на ваших болотах? Скукотища здесь! Тоска зелёная! Хочу мир повидать! Пришибу там всего парочку-другую ургитов, и сразу же домой!

Ван покачал головой:

— Тебе что мать сказала? И думать забудь! Мал ты ещё по белу свету шастать — подрасти да выучись сначала как следует!

— Мал? Да я уже третий век разменял, а для вас, папаня, всё ещё словно ребёнок неразумный!

— Мне лучше знать. Как решил, так и будет, — завершил дискуссию Пращник. — Нам вмешиваться в ход их войны не имеет смысла. В тысячный раз повторяю тебе, сынок: каждый нанесённый удар рано или поздно возвращается к бьющему. Стоит только впустить борьбу в своё сердце — не увидишь конца сражениям!

Горбун лишь нахмурился и ничего не ответил своему отцу-богу. Тот улыбнулся, видимо решив, что его слова возымели должное действие, а затем неспешно удалился, заложив руки за спину и насвистывая себе под нос какой-то незатейливый мотив.

— Возможно, среди Племён он один из величайших; однако у Вана определённо не все дома, — заметил Бринн, задумчиво глядя ему вослед.

— Это точно. Его уже не переделаешь, — со вздохом признал Куллд.

— С моим родителем то же самое, — признался Бринн, — если уж что ему в голову втемяшится, переубедить не удастся никакими силами. Кстати, навещу-ка я его, пожалуй: вдруг он пожелает нам помочь? При участии Огама наши шансы на победу сильно возросли бы. Что скажешь, — обернулся он к Эдану, — поедешь со мной? Здесь недалеко — лиг семьсот—восемьсот. Хотя чуть не забыл: ты же собирался задержаться здесь немного — в гостях у нашего друга Куллда. Думаю, общение с его духами пойдёт тебе на пользу.

Бринн сунул четыре пальца в рот и издал лихой оглушительный свист, от которого даже помост свайного поселения слегка завибрировал. Ветер донёс ему из-за леса ответный птичий клёкот, и вскоре над верхушками деревьев загромыхала летящая колесница, запряжённая тройкой огромных лебедей. На иссиня-чёрных крыльях похищенных у болгов чудесных птиц ярко сверкало отражённое солнце.

Эдан предпочёл не спрашивать у юного бога, каким образом тот мог забыть разговор, которому не был свидетелем. Да и сам Бринн скорее всего не смог бы вразумительно ответить на подобный вопрос.

Лебеди спланировали вниз, но, не найдя достойного места для посадки, вновь с жалобным гоготом набрали высоту.

— Ну ладно. Смотаюсь-ка я к папе в гости. — произнёс Бринн, — встретимся позже, дружище!

Упряжка сделала круг над озером и снизилась вновь; бог, улучив момент, ухватился за борт проносящейся мимо на бреющем полёте колесницы и ловко запрыгнул в повозку. Вышколенные птицы в несколько слаженных взмахов крыльями выровняли полёт экипажа, вскоре он скрылся за сосновым бором, росшим у берега озера.

— Быстрые пташки! — промолвил Куллд, провожая упряжку взглядом. — Из каких краёв взялись такие? Слыхал я как-то одно из преданий о Благословенных веках; если мне не изменяет память, сказывалось в нём и об одном из болгских правителей, который выступил на битву с Племенами, правя в точности такой колесницей...

— Просто повезло. Достали как-то по случаю, — туманно ответил ему Эдан. — Что теперь? Когда мне выпадет счастье пообщаться поближе с твоими духами?

— Торопишься ещё раз побывать на том свете? — ухмыльнулся Куллд. Глаза горбуна сверкнули из-под кустистых бровей, словно две холодные колючие звёздочки на зимнем небосклоне. — Скоро. Собирайся в дорогу, если, конечно, тебе есть что собирать. Мы отправляемся в гости к одному моему приятелю.

ГЛАВА III

Как-то в середине дня, когда любой уважающий себя луговой лопракан погружается в сладкий послеобеденный сон, к поселению приблизился одинокий человек. Одно это уже было весьма необычно, поскольку любой здравомыслящий человек никогда не подходил к местам обитания лопраканов ближе чем на пару дневных переходов. Не то чтобы лопраканы недолюбливали людей — совсем наоборот, они очень любили их; однако любовь эта была чисто гастрономического свойства. Любой представитель сей древней расы предпочёл бы упитанного человека какой-нибудь иной исхудавшей живности, которую с немалым трудом удаётся изловить в лесу; однако с большим удовольствием он позавтракал бы и жирным барашком. С человеками всегда много возни — они сопротивляются, лишат, норовят улизнуть или исколоть голодного лопракана каким-нибудь острым предметом из тех, что люди так любят носить с собой.

У околицы деревни стоял молодой лопракан, погружённый в необычное занятие: обхватив своими лапищами ствол огромного дуба, он тянул его вверх, словно пытаясь вырвать несчастное дерево с корнями из земли. Он был всецело увлечён этим делом, поэтому не сразу заметил беззаботно насвистывающего человека в накидке из птичьих перьев. Тот подошёл к пыхтящему от натуги лопракану и приветливо окликнул его низким вибрирующим басом:

— Привет, сынок! Чем же не угодило тебе старое почтенное дерево?

— Отец говорит, я стану взрослым в тот час, когда смогу выдрать этот проклятый дуб из земли, — не оборачиваясь ответил лопракан. — Вот почему с детства заведено у меня приходить сюда каждый день и пробовать свою силу!

— Воистину, такое упорство достойно лучшего применения, о юноша! — улыбнулся пришедший. — А чьим же сыном ты, богатырь, будешь?

— Странно, что ты не знаешь моего отца, ибо он царь всем луговым лопраканам! — заметил его собеседник, вытер пот со лба заскорузлой ладонью и обернулся. Сын царя всех луговых лопраканов не сразу переварил увиденное: перед ним стоял маленький нахальный человечишка в каком-то дурацком наряде! Каким же образом этой малявке удалось столь искусно имитировать зычный голос взрослого лопракана? Долгие раздумья не были привычны для подростка девяти с лишним локтей в высоту, поэтому он так и не смог отыскать ответ на мучивший его вопрос. После недолгого замешательства он злобно заурчал, растопырил свои огромные лапы и двинулся прямо к оскорбительно ухмыляющемуся незнакомцу. Кувалдоподобный кулак описал в воздухе длинную дугу, но лишь разметал опавшие листья в том месте, где совсем недавно находился некто в накидке из птичьих перьев. В тот же миг лопракан запнулся о невесть откуда взявшийся корень, и по окрестностям разнёсся грохот падения его массивного тела.

— А вот и не поймаешь! — пропищал кто-то у него за спиной. Попытка встать также окончилась неудачей: невидимый силач ухватил его за ногу и быстро поволок по земле, не давая времени подняться. Молодому лопракану оставалось только лишь реветь от чувства собственного бессилия; его скрюченные пальцы оставляли в мягкой земле глубокие борозды. Когда же сыну царя удалось-таки вновь обрести под ногами твёрдую почву, он смог наблюдать ещё более необычную картину. Пришедший глубоко вдохнул, и его грудная клетка увеличилась в объёме раза в полтора. С каждым новым вдохом незнакомец надувался подобно кузнечному меху, на глазах разрастаясь до размеров взрослого лопракана. Впрочем, он не остановился на этом, и вскоре исполинская фигура склонилась над трясущимся от страха подростком. Невообразимых размеров кулак загородил собой весь мир, а громовой голос предложил:

— Ну что, подерёмся?

Так как бедняга не изъявил желания подраться, Ханаль сделал досадливый жест, сложил губы трубочкой и со свистом выдохнул из себя весь воздух, разом вернувшись к своим привычным габаритам.

— А не проведёшь ли ты меня к своему отцу? Есть У меня к нему одно дельце!

...Царь луговых лопраканов. являвший собой устрашающую пародию па помесь человеческого существа и гориллы неимоверных размеров, расположился в своём излюбленном месте — округлой ванне, созданной природой в скальном выступе. На дне миниатюрного озерца бил горячий ключ. Промозглый осенний денёк особенно располагал к тому, чтобы приятно понежиться в его бурлящей воде. Среди подымавшихся с поверхности воды клубов пара были хорошо различимы лишь могучие плечи великана и свалявшиеся нечёсаные космы, увенчанные короной из ветвей колючего кустарника.

Царь находился в дурном расположении духа; временами из ванны доносился нечленораздельный рёв, который являлся отражением невесёлых мыслей, посещавших правителя всех без исключения луговых лопраканов. Причина его плохого настроения заключалась в подлости и бесчестности соседнего рода лесных лопраканов. Царь всегда был уверен в том, что не следует доверять этим жалким обгладывателям коры и поедателям муравейников, но учиненное ими совсем недавно беззаконие привело его в настоящее бешенство.

— Чего припёрся? — неприветливо окликнул царь своего сына, понуро бредущего по направлению к горячему озерцу. — И кого ещё сегодня ты притащил с собой?!

— Он говорит, его. звать Гони, — промычал юный лопракан, стараясь не глядеть отцу в глаза. — Он меня поборол! И он желает говорить с тобой!

— Кто? — Царь не поверил своим ушам. — Вот эта малявка? Поборола? Тебя?

— Мы и вправду немного померились силой с вашим наследником, великий царь, — скромно признал весёлый бог. — Уверен, что стоит ему немного подрасти, и во всей округе ему не будет равных по силе и уму!

— Это точно! — Лопракан слегка подобрел. Каждому родителю льстит, когда хвалят его любимое чадо.

— Слыхал я, — продолжат Ханаль, — будто не так давно лесные соседи нанесли твоему роду тяжкое оскорбление...

Царь мрачно кивнул. Многие столетия луговых и лесных лопраканов связывал унаследованный от предков обычай похищения невест. Юношам, достигшим брачного возраста, настрого воспрещалось брать себе жену на своего собственного поселения. В условленный день они должны были тайком проникнуть на территорию другого рода и похитить предназначенных им невест. Разумеется, поскольку это был всего лишь обычай, молодым лопраканам не препятствовали в осуществлении замысла, и только самый нерасторопный из женихов рисковал получить удар дубиной по черепу от «пробудившегося» отца похищаемом девицы. Однако на сей раз, помимо трёх невест, из поселения луговых лопраканов в темноте ночи исчезло большое стадо коров. Никакого приданого по местным обычаям не предполагалось; вот почему случившееся вызвало ярость всех луговых от мала до велика.

— Народ говорит, настало время перебить кости лесовикам! — подал голос наследник престола, поместивший свой зад на плоский камень неподалёку от купальни.

— Заткнись! — рявкнул на него отец. — Нашим могучим воинам ничего не стоит сломать спины всем лесным лопраканам. Однако подумал ли ты, откуда в таком случае мы будем брать невест? Где найдём жену тебе, когда придёт срок?

— Нет... Мне это как-то не приходило в голову...

— И напрасно! Пусть это будет для тебя образцом того, что называется государственной мудростью!

— Воистину! — произнёс Ханаль без тени улыбки на лице. — Однако всё же надлежит проучить лесовиков, не так ли?

— Тебе-то что за дело? — Царь уставился на него с нескрываемым подозрением. — Откуда ты вообще взялся?!

— Это слишком долгая история для одного вечера. И пришёл я сюда вовсе не для того, чтобы развлекать тебя сказками. Я хотел бы помочь вам вернуть несправедливо похищенный скот!

— Как так?

— Очень просто. Я отыскал угнанное у вас стадо и, в свою очередь, похитил его из-под носа у лесных лопраканов!

— Ловко! — ухмыльнулся царь, продемонстрировав ряд неровных жёлтых клыков. — Так где же наши быки и коровы?

— В рощице неподалёку. Я немедленно пригоню их сюда, как только прикажешь. Тем не менее, полагаю, ваши обидчики заслуживают и иного наказания!

— Верно говоришь! — признал царь, шлёпнув ладонью по воде с такой силой, что всех присутствующих обдало горячей сернистой волной.

Его сын при этих словах оживился и вскочил с места:

— Я сейчас же всех соберу, мы пойдём к короедам и открутим десяток-другой их голов! Повеселимся на славу!

Отец немедленно отвесил ему звучную затрещину:

— Сиди уж! Забыл, что я тебе говорил про государственную мудрость?!

— Почему бы вам не отплатить лесным лопраканам той же монетой, — хитро прищурился их необычный гость, — угнать весь их скот?

— На что нам их вонючие козы? — удивился царский сын.

— Дело не в козах, а в достойной мести! — терпеливо объяснил ему Ханаль.

— Решено! — подытожил царь. — Ты, маленький незнакомец, кажешься мне смекалистым парнем. Ты и угонишь их скотину. Мой сын и несколько его товарищей помогут тебе в деле. Справитесь — я щедро вознагражу тебя: а если же нет. жариться тебе самому завтра на вертеле в моём доме!

Ханаль низко поклонился:

— Истинно справедливое решение, достойное мудрейшего из правителей, каковым ты, несомненно, и являешься!

Царь довольно фйркнул и погрузился в озерцо по брови. Кипящая вода, вытесняемая его могучим торсом, выплеснулась на каменистый берег.

— Проваливайте! Аудиенция была окончена.

На старинном родовом троне, сделанном из пня клёна, некогда разбитого ударом молнии, восседал царь лесных лопраканов. Могучего правителя, увенчанного короной из желудей и еловых шишек, одолевали недобрые мысли. Причина плохого настроения царя заключалась в подлости и бесчестности соседнего рода луговых лопраканов. Мудрый правитель давно подозревал, что не следует доверять этим жалким охотникам за куропатками и пожирателям недозревших колосков дикой ржи. Однако то, что учинили луговые совсем недавно, переполнило чашу царского терпения. С раннего утра он измышлял различные способы достойного отмщения похитителям родового стада, в том числе и тому тупому злобному коротышке, который являлся правителем луговых лопраканов, а также, по досадной ошибке природы, его .двоюродным братом по материнской линии.

Тягостные раздумья были прерваны криками, доносившимися из окружавшего тронную поляну ивняка. Внезапно из кустов кубарем вылетел личный телохранитель царя с расквашенным носом и нелепо рухнул под ноги своему повелителю. Вслед за ним на поляну не спеша вышел некто в коротком плаще из птичьих перьев.

— Приветствую тебя, о благороднейший из правителей! — произнёс он, ничуть не смутившись. — Прости, что пришлось немого повздорить со стражем: он не хотел допускать меня к твоим очам, однако же дело моё не терпит отлагательств!

Опешивший от неожиданного вторжения лопракан не сразу пришёл в себя, а пришедши, рявкнул:

— Да кто ты такой, демон тебя дери?!

— Указанным обитателям нижних миров до меня нет никакого дела, — отпарировал Ханаль. — -Я принёс тебе весть, о царь! Весть, за которую смею рассчитывать на достойную награду!

— Говори, щенок, пока не выбил из тебя дух!

— Не очень-то вежливо, — заметил бог-шутник. — Наведаюсь-ка я лучше к твоему кузену: он, говорят, первый из лопраканов по части гостеприимства!

— Минутку! — забеспокоился царь. — Какую весть ты принёс мне, чужестранец?

— Дело вот в чём, о мудрейший из правителей. Гуляя сегодня по окрестным диким лесам, я совершенно случайно обнаружил потаённое место, где похитители укрывают ваших коз!

— Где оно?!!

— Сейчас расскажу. Обнаружив поляну, на которой паслось стадо, я решил немного понаблюдать за ним и выяснил, что его охраняют посменно несколько молодых лопраканов. Ничего не стоит послать туда твоих подданных в большом числе и отбить коз. Однако будет ли это достойным отмщением за столь тяжкое оскорбление, вот в чём вопрос!

— Конечно нет! — Царь тряхнул своей косматой башкой, после чего несколько шишек вместе с пригоршней желудей попадали из его короны наземь. — Только связывающие нас старинные обычаи удерживают меня от немедленного истребления всех луговых лопраканов! В противном случае я украсил бы их головами частокол вокруг этой поляны, а их кишки размотал бы на ветках окрестных деревьев!

— Не сомневаюсь, вышло бы чудесное зрелище, —признал старина Гони. — Однако послушай, царь, моего совета. Между юношами, охраняющими похищенных коз, есть и сын правителя луговых лопраканов. Его черёд стеречь стадо, как мне удалось подслушать из разговора, наступает завтра ночью. Напав внезапно на их стоянку в это время, ты захватишь и стадо, и наследника своего недруга в заложники! Восхитительная месть, не правда ли?!

Уродливая рожа царя расплылась в широкой улыбке:

— О да! Так мы и поступим! А ты завтра ночью незаметно проведёшь к стаду отряд моих воинов. Если всё получится, я вознагражу тебя и посажу на праздничном пиру слева от себя; если же нет, на том же самом пиру тебя ждёт тёпленькое местечко на вертеле!

Веселье в доме владыки луговых лопраканов не утихало до самого утра. Приглашённые пожирали огромные куски плохо прожаренной козлятины, и обильный жир стекал по их длинным бородам. Ханаль равнодушно выслушивал славословия, думая о том, что, пожалуй, надуть их было еще проще, чем он рассчитывал. Угнать злополучное стадо в ночь похищения невест оказалось легче, чем стянуть пирожок со стола в доме глухого слепца!

Подвыпивший царь приобнял гостя за плечи и сказал:

— А ты ловкий парень, Гони! Хочешь быть моим советником?

— Всю жизнь мечтал! — отвечал тот, глядя прямо в глаза лопракану преданным взглядом.

— Решено! — Царь покопался в мусоре, скопившемся под его троном, и извлёк оттуда огромный серебряный браслет. По своим размерам он вполне годился для того, чтобы новоиспечённый советник мог носить его в качестве гривны на шее. Ханалю хватило лишь беглого взгляда, чтобы понять: серебро в браслете — весьма низкой пробы. Однако, перед тем как выйти на двор освежиться, он всё же вежливо поблагодарил дарителя за немыслимую для лопракана щедрость.

Снаружи наступила холодная ночь; лужи подёрнулись ледком. Бог улыбнулся своим мыслям и быстро, не оборачиваясь, зашагал в сторону темнеющего леса.

Налёт на украденное стадо прошёл без сучка без задоринки; сын царя луговых, слегка задремавший на своём посту, проснулся только в тот момент, когда его, уже связанного, волокли через лес чьи-то волосатые руки. Во рту у него оказался огромный кляп, изготовленный из древесного гриба. Зубы молодого лопракана безнадёжно увязли в смолистой пористой мякоти, и пленнику только и оставалось, что всю дорогу нечленораздельно мычать и бешено вращать глазами.

При подсчёте победителями голов обнаружилась недостача. В отбитом стаде не хватало пяти козлов и четырнадцати коз. Слушая поток проклятий лесных лопраканов, Ханаль мысленно ещё раз пожелал приятного аппетита пирующим в доме царя лугового рода.

Утреннее похмелье луговых было омрачено неприятным известием о пропаже и стада коз, и охранявшего его царского отпрыска. Во владениях же лесных лопраканов царило ликование. В соответствии со своими простыми нравами они подвесили сановитого пленника вверх ногами на ветку высокой сосны. Раскачиваясь на крепкой верёвке словно маятник, он мысленно изрыгал проклятия в адрес лесовиков. Местная детвора, весь последующий день забавлялась, швыряя в царского сына еловые шишки и мелкие камушки.

Днём позже двое царей встретились на нейтральной территории — Голом Поле, унылой каменистой равнине, считавшейся для обоих племён великанов священной. Тем не менее разговор постепенно принимал совсем не мирный оборот. Цари, подогреваемые криками расположившихся неподалёку соплеменников, готовы уже были броситься врукопашную. Их столкновение непременно переросло бы в массовое побоище, однако в этот кульминационный момент на поле появился Ханаль.

— Рассуди нас, о чужестранец! — взмолились цари. — Только тебе под силу удержать нас от взаимного истребления!

— Вообще-то я хотел зайти попрощаться, — заметил тот. — У меня ещё уйма дел. Однако, чувствуя некоторую симпатию к вашим древним мудрым народам, я, пожалуй, задержусь ещё ненадолго. Ждите меня здесь; мне необходимо немного поразмыслить.

Ханаль удалился на вершину ближайшего холма и целый день просидел там, поедая маленькие груши-дички, сохранившиеся на одном из деревьев. Лопраканы терпеливо ждали. Утром следующего дня весёлый бог вновь объявился на Голом Поле, поприветствовал собравшихся и вопросил:

— Доверяете ли вы мне решение данного конфликта к обоюдному удовлетворению?

— Да! — заорали собравшиеся.

— В таком случае разрешим дело судом судьбы. Пусть цари племён состязаются друг с другом, а проигравший будет считаться виновным и заплатит победителю установленную виру!

Судя по одобрительным возгласам, идея нашла поддержку у аудитории. Ханаль предложил:

— Пусть цари состязаются в беге!

Дистанцию определили до опушки леса в пяти лигах к северу. Оба великана расположились у стартовой черты, которую старина Гони прочертил в пыли прутиком.

— Приготовились...

— У тебя с детства были кривые -ноги, братец! — прорычал правитель луговых лопраканов, повернув башку к своему изготовившемуся к старту кузену. — Ты и шагу не успеешь ступить, как я уже буду у леса!

— Смотри лучше себе под ноги, суслик! — огрызнулся тот.

Царь луговых лопраканов не успел наградить его не менее оскорбительным эпитетом, так как в этот самый момент Ханаль раздавил сапогом специально припасённый им гигантский гриб-дымовик и крикнул:

— Начали!!!

Оба царя очень резво рванулись с места. Владыка лесных лопраканов, подгоняемый собственной злостью, даже выбился на старте немного вперёд, но ноги у него были и впрямь кривоваты, поэтому вскоре его двоюродный брат сократил дистанцию. Огромные ступни бегущих подняли тучи пыли, которые мешали зрителям наблюдать за ходом борьбы во всех подробностях. Вскоре царь луговых обошёл своего противника и оставил его далеко за спиной; он не сомневался в собственной победе до тех пор, пока с ним не начали твориться очень странные вещи. Пару раз он спотыкался и падал на ровном месте; внезапные порывы ветра, дувшего ему прямо в грудь, замедляли темп бега, хотя, похоже, нимало не препятствовали продвижению вперёд соперника. Словом, вышло так, что, как ни старался царь луговых лопраканов оторваться от преследователя, к финишу они пришли совершенно одновременно.

Подоспевший Ханаль осмотрел лежащих в изнеможении царей, горестно качая головой и с трудом подавляя душившие его приступы смеха:

— Ну что же, придётся придумать что-нибудь ещё!

На следующий день назначили состязание царей в кулачном бое. Согласно давнему обычаю лопраканов, подобные соревнования происходили следующим образом: каждый из участников по очереди наносил противнику удар, причём тот не имел права защищаться. Боец, который был не в состоянии атаковать противника в свой черёд, автоматически признавался побеждённым.

Бог-шутник удобно устроился на месте судьи — высокой куче из замшелых валунов и провозгласил начало поединка. По жребию первым выпало бить царю лесных. Злобно ухмыляясь, он подошёл к стоящему смирно кузену и заметил:

— После моего удара ещё никто не подымался!

— Давай бей! — процедил тот в ответ.

И лопракан ударил. Руки у этих существ весьма длинны, а плечевой пояс развит значительно больше, чем у людей; кулак лопракана может запросто раздробить скалу или переломить средних размеров сосну. Царь покачнулся, но устоял на ногах. Выплюнув несколько выбитых клыков, он наградил своего оппонента потоком отборных ругательств, после чего отвёл лапу для своего удара. Вождь лесных лопраканов встретил сокрушительный ответ не менее стоически. Помотав головой и отерев кровь со своего покатого подбородка, он сделал уверенный шаг вперёд, метя противнику в челюсть.

Так они обменивались зуботычинами, ударами по рёбрам и в грудь на протяжении весьма продолжительного времени. Ханаль только диву давался, увидав воочию хвалёную мощь и выносливость этой расы. Солнце уже близилось К закату; оба царя падали после каждого удара, но с не меньшим упорством вставали, чтобы продолжить поединок. Тем не менее силы у них были уже на исходе, удары постепенно теряли свою разрушительную мощь. Царь луговых лопраканов в очередной раз замахнулся, прохрипев: «тебе конец!», однако его кулак лишь слабо скользнул по скуле двоюродного брата, на котором он безвольно и повис, обхватив его за плечи.

Ханаль слез со своего места, упругим шагом обошел вокруг подпирающих друг друга и тихо скулящих лопраканов, после чего бодро заявил:

— Боевая ничья! Завтра решим, каким образом состязаться дальше!

На следующее утро оба племени вновь собрались на Голом Поле. Избитых царей привели под руки: оба ещё не успели прийти в себя после вчерашнего и представляли собой довольно жалкое зрелище. Оглядев собравшихся, бог начал свою речь:

— Два предыдущих дня не выявили победителя, посему я решил назначить вашим царям третье, заключительное испытание. Всем народам известна сила лопраканов. Свои дома вы возводите из огромных каменных глыб и брёвен, которые не под силу было бы поднять человеку или ши.

— Не тяни, чужеземец! Какое испытание ты измыслил?

— Сейчас объясню. Каждый из вас, о владыки лопраканов, будет строить стену вокруг одного из священных городов людей. Ты, царь луговых лопраканов, будешь строить стену вокруг Ара; ты же, вождь лесных, — вокруг города Брега. В незапамятные времена боги возвели центральные цитадели указанных городов за один день и одну ночь; внешняя стена выйдет намного более длинной, поэтому положим вам целую неделю сроку. Тот, кто построит стену быстрее, выше и прочнее, будет мной провозглашён победителем. Проигравший платит ему за все причинённые убытки и моральный ущерб двести гривен серебром, а мне — тридцать гривен, за потраченное время. Справедливо ли моё решение, лопраканы?

— Справедливо! Справедливо! — загомонили собравшиеся на Голом Поле.

— Так и решим. На рассвете седьмого дня каждый из участников состязания должен быть готов к началу работы на месте. Я же, со своей стороны, обязуюсь уладить все проблемы с местными жителями. И да восторжествует справедливость!

ГЛАВА IV

— Значит, здесь обитает твой приятель? Я не вижу никакого дома! — Эдан повертел головой, пытаясь высмотреть спрятавшуюся в лесной чаще хижину.

Куллд хихикнул:

— Мой приятель не любит незваных гостей. По этой причине он выстроил своё жилище таким образом, что ты ничего не заметил бы, даже если бы прошёл прямо по его крыше. Эй, Финн, покажись-ка нам!

Неожиданно замшелый пригорок у корней большой сосны отвалился в сторону, открывая широкий лаз. Из него на белый свет выбрался худощавый старик, в облике которого не составляло труда признать представителя расы ши. Его длинные седые волосы были заплетены в три косы, вместе перехваченные на затылке шитой бисером лентой. На плече старик нёс длинный лук, украшенный серебряными накладками.

— Радуйся, Куллд! Приветствую тебя. Рад, что не забываешь обо мне — зашёл навестить старика!

— Рассказывай, как тебе живётся!

— Да как живется в мои-то годы? Совсем дряхлым стал — руки дрожат, да и видеть стал плохо...

— С трудом верится! — улыбнулся Куллд. — Ты и сегодня выглядишь таким же крепким, как в первую нашу встречу. Думаю, дрожь в руках не помешала бы тебе и сейчас поразить своей стрелой лесной орех с расстояния в триста локтей.

— Старая сноровка осталась при мне, — довольно хмыкнул Финн. — Ещё в молодости я осознал, что не суждено мне достигнуть истинных вершин мастерства и сравняться со своим Учителем. Тем не менее вашему покорному рабу всё же удалось стать неплохим стрелком.

— Не прибедняйся! — подмигнул ему горбун. — Из ныне живущих смертных ты один из лучших лучников, если не самый лучший. Светлоликих в расчёт не берём — они всё-таки боги. Может, покажешь моему другу истинное искусство стрельбы из лука?

— Показать можно, — тряхнул седыми косами старик. — Отчего же не показать? Пусть назовёт мне цель!

Финн поднял лук, упёр один его рог в землю, и натягиваемая тетива послушно запела под его узловатыми пальцами. Петля из жил легла на своё место, он отпустил изготовленное к стрельбе оружие.

— Укажи ему, куда стрелять, — предложил сын Вана. — Назови любую цель.

— Любую? — Эдан прищурился, высматривая подходящую мишень на высокой сосне, росшей в сотне локтей от них. — Ну... Хотя бы вон ту шишку на дереве...

Куллд с Финном переглянулись и захихикали.

— Назови настоящую цель! Эту шишку любой мальчишка плевком собьёт!

Жрец Бринна подумал, что хотел бы взглянуть на мальчишку, который может сбить метким плевком шишку с верхушки дерева. Видя его замешательство, Куллд предложил Финну:

— Вон в том направлении, за кустами, на большом гранитном валуне сидит молодая лиса. Попади своей стрелой в кисточку на её хвосте!

— Там не лиса, а лис, — ворчливо поправил его ши, бросив взгляд в указанном направлении. — От кисточки на его хвосте отстало несколько волосков; я попаду именно в них.

— Идёт! — кивнул ему в ответ горбатый полубог.

Эдан, как ни вглядывался, не смог увидеть ничего, кроме густых кустов волчьих ягод, росших вокруг деревьев в некотором отдалении. Между тем Финн двумя пальцами извлёк из колчана стрелу с оперением из совиных перьев и придирчиво осмотрел её острый каменный наконечник.

— Он тоже приверженец учения твоего отца? — поинтересовался молодой жрец у Куллда. — Почему бы ему не воспользоваться бронзовыми наконечниками?

— Настоящий лучник стреляет только стрелами, изготовленными собственными руками, — ответил ему тот. — Иначе в этом древнем искусстве не достигнешь настоящих высот. Финн не один десяток лет перенимал мастерство обработки камня у лучших мастеров.

Старик поднёс каменное остриё к губам и прошептал несколько слов; затем он приблизил стрелу к левому уху, словно надеясь расслышать её ответ. Наш герой в изумлении следил за этими чудаковатыми манипуляциями.

— Что он делает?

— Финн просит свою стрелу об одолжении; тихо шепчет ей ласковые слова, чтобы та не пролетела мимо цели, — пояснил Куллд.

— И стрела послушается?

— Увидишь!

Старик медленно натягивал свой длинный лук, пока пальцы его левой руки не замерли напротив виска. Взгляд миндалевидного глаза с чуть расширенным зрачком пронзал бесконечность, располагавшуюся впереди чуть подрагивающего наконечника. Ветер шевелил пёстрые перья на древке. Казалось, так прошла целая вечность. Эдан не заметил сам момент выстрела; он лишь понял, что это уже произошло, увидев несколько сорванных стрелой с куста листьев и расщеплённый надвое прут. Издалека донеслось испуганное тявканье лисы, и лучник с досадой в голосе произнёс:

— Я срубил ему всю кисточку!

— Пошли посмотрим, — предложил Куллд.

— Трудно было попасть, — признался Финн. — Он постоянно вертелся на камне, играя с собственным хвостом.

Эдана не оставляло ощущение, словно над ним просто подшутили; но очень скоро он смог убедиться, что это не так.

— Отличный выстрел! — заметил Куллд, проведя рукой по чёрному древку.

Стрела вонзилась в ствол росшей у валуна ели; из пробитого остриём отверстия в коре виднелись несколько рыжих щетинок. Самого лиса, разумеется, нигде не было видно.

— Как тебе удалось попасть в него? Сквозь заросли невозможно разглядеть даже самого лиса, не говоря уже о кончике хвоста!

— Э, сынок, одно дело глядеть, а совсем другое — видеть! Настоящий стрелок не смотрит на цель, а ощущает ее всем телом, пребывает в единстве с мишенью. Лучник посылает свою волю в полёт впереди стрелы и без промаха поражает цель ещё до того, как спустил тетиву, — охотно пояснил Финн. Он радовался как мальчишка, успешно продемонстрировавший своим сверстникам недавно разученный фокус. — Впрочем, что это мы здесь стоим? Дурной тот хозяин, кто держит гостей у порога и кормит их пустой болтовнёй вместо плотного обеда!

Они спустились в жилище Финна — землянку, вырытую под корнями старого дерева, — и уселись за крепкий широкий стол. Сам хозяин немного задержался наверху, пояснив, что должен заглянуть в кладовку.

— Зачем ты привёл меня сюда? — спросил Эдан у Куллда, когда они остались одни. — Неужели только хотел потешить Финновой меткой стрельбой?

— В здешнем лесу мы проведём твоё посвящение духам. Лучше места не найти — здесь тихо, чего не скажешь о нашем озёрном жилище; Финн — мой старый товарищ и с удовольствием примет у себя гостей на недельку-другую. А вот, кстати, и он сам возвращается!

Деревянная лестница заскрипела под чьими-то ногами, Эдан обернулся ко входу, но вместо хозяина увидел миловидную девицу лет семнадцати от роду. В руках она держала копчёный кабаний окорок.

— Угощайтесь, будьте как дома! — прощебетала девушка, водружая деревянное блюдо на стол.

— Ты кто такая, красавица11 Внучкой Финну приходишься? — полюбопытствовал Эдан, окинув взглядом её соблазнительные формы.

— Племянницей! — широко улыбнулась та.

С той стороны, где сидел Куллд донёсся сдавленный смешок. Эдан повернулся к горбуну, намереваясь поинтересоваться, что именно забавного он нашёл в племяннице Финна. Сын Вана Пращника корчил какие-то странные гримасы, указывая жрецу за спину. Тот развернулся обратно и, к немалому своему изумлению, вместо девицы обнаружил там дряхлую полуслепую старуху, шамкающую беззубым ртом. Невесть откуда взявшаяся бабуля пыталась управиться с узким обсидиановым лезвием для нарезки копчёной свинины.

— Оказывается, у Финна большая семья! — заметил Эдан, обращаясь к Куллду. — А куда же подевалась племянница? Она будет обедать с нами?

Полубог буквально корчился от смеха; на глазах у него выступили слезы. Добиться вразумительного ответа от него казалось невозможным, и слегка рассерженный первосвященник Бринна вновь обратился к старухе:

— Мамаша, а где...

— Какая я тебе мамаша?! — возмутился ещё один Эдан, сидевший напротив. — Глаза протри, истребитель ургитов!

Наш герой остолбенело взирал на самого себя, вальяжно развалившегося на рундуке у стены землянки.

— Чего вылупился? — грубовато вопросил Эдан-второй, по-хозяйски нацеживая себе в кружку брагу из внушительных размеров корчаги. — Или не признал меня? Делаешь вид, будто мы не знакомы?

Он поднялся с места, отхватив кинжалом здоровенный кусок от окорока, положил его на ржаную лепёшку и вцепился в мясо зубами.

— Думаю, наш хозяин немного задержится! — произнёс двойник с набитым ртом. — Начнём трапезу без него!

— Вы сговорились? Разыгрываете меня? — возмущённо обратился Эдан к Куллду. — Что здесь, Араван вас всех забери, происходит?!

Ванов отпрыск рыдал взахлёб; не в силах произнести ни слова, он лишь помотал головой и громко икнул.

— А что, в самом деле, здесь творится? — удивился Куллд номер два, внезапно объявившийся на месте Эданова двойника. — Определённо, кое-кто кое-кому морочит голову, вот оно как!

Молодой жрец уже сообразил, что сидящее подле него существо легко меняет свой облик, стоит лишь чуть отвести глаза. Эдан попытался было неотрывно смотреть на лже-Куллда, но из этой затеи ровным счётом ничего не вышло: он смигнул; тут же его внимание отвлекла какая-то слабая тень, мелькнувшая на краю поля зрения, а когда он вновь сосредоточился на загадочном шутнике, рундук у стены пустовал.

— Я зверски проголодался, — признался доверительный голос у него за спиной, и рука Финна легла Эдану на плечо. Тот мог бы поклясться: старый ши не спускался в своё подземное жилище по лестнице.

— Может, объяснишь мне... — начал наш герой, обращаясь к Куллду.

— Я думал, ты и сам уже догадался. Дедушка Финн продемонстрировал тебе своё искусство. Он обучался охоте и стрельбе из лука у одного бога, достигшего совершенства в выслеживании добычи. Он легко выслеживает любую дичь, для чего сам полностью растворяется в её сущности, на время становясь ею. Правду я говорю?

Финн согласно кивнул, подтверждая слова Куллда.

— Дедушка Финн отличный охотник. С равной лёгкостью он охотится на оленя и тигра, мужчину и женщину, бога и самого себя. Каждый миг своей жизни Финн выслеживает кого-то, а посему он столь изменчив. По правде говоря, — Куллд понизил голос и заговорщицки подмигнул Эдану. — я даже сам не знаю, кто он в действительности — мужчина или женщина. Он с лёгкостью изменяет себя, становясь то зверем, то мухой, то жабой, то цветком, то камнем.

Старик одобрительно квакнул, подтверждая сказанное.

— Хочешь сказать, что Финн может принимать облик всех этих существ и предметов?

— Ты не понял. — Финн покачал седой головой. — Я не принимаю ничей облик, я на самом деле становлюсь другим. Вот, например, сейчас я — это ты Узнаёшь свои интонации? Свой голос? — Эдан-вто-рой улыбнулся Эдану-первому. — Желаешь испытать меня? Спроси о любом событии, сохранившемся в нашей памяти, и получишь ответ!

Эдан с благоговейным ужасом смотрел на сидящего напротив него старого ши:

— Финн, а какова же твоя настоящая форма?

— У меня её нет, — просто признался тот. — Я давным-давно потерял свою настоящую форму. Есть лишь несколько наиболее излюбленных, одну из которых ты видишь сейчас.

На лесной поляне весело потрескивал костёр, сложенный из смолистых сосновых сучьев. Ветер изменил направление, задул со стороны озера, едкий дым потянуло прямо на Эдана. Тот поморщился и предпочёл пересесть на другую сторону; однако на новом месте его тотчас же атаковали прожорливые комары.

Расположившиеся у костра Финн с Куллдом внимательно следили за его манёврами.

— Из чего же будет состоять посвящение духам? Будешь ли ты, Куллд, танцевать ритуальный танец, призывая своих незримых помощников? Приносить им жертвы?

— Что касается жертв, то в них сегодня нет нужды, — мило улыбнулся шаман-калека, — духам вполне хватит тебя самого. Призывать их мне гоже не потребуется — они уже здесь. Разве ты не чувствуешь присутствия моих помощников?

Эдан покачал головой. Проклятые кровососы мешали сосредоточиться. Он выругался и прихлопнул разом двух-трёх комаров, впившихся ему в шею. «Интересно, а почему костёр такого странного цвета? Огонь отливает фиолетовым!» Языки пламени, стоило только всмотреться попристальнее, постепенно приобретали очертания фантастических существ. Нашему герою невольно припомнился оставшийся в Священном городе Талес. Истеричный чародей любил поиграть с огнём в очаге, заставляя его принимать совершенно невероятные формы, — это своего рода искусство было популярно среди магов его стихии.

Эдан протёр глаза; на периферии зрения постоянно переливались, мерцали и мелькали какие-то бесформенные тени. Были ли они свидетельством присутствия духов на поляне или нет, но в окружающем мире нечто неуловимо изменялось. Отлетающие от костра искры казались неправдоподобно большими, сливаясь в сознании молодого жреца с рассыпанными по небосводу звёздами. Очертания сидящих подле костра Куллда и Финна обволакивала белёсая дымка. Они сидели, поджав под себя ноги и уставившись в огонь с лёгкой улыбкой на губах.

«Кто же они такие? — лениво удивился разомлевший от близкого жара Эдан. — Финна человеком не назовёшь, а уж Куллда-то и подавно... Не боги, не люди, не демоны, а так... кто-то... нечто...»

— Взгляни-ка, что это там?!

Повинуясь внезапному указующему жесту Финна, Эдан быстро повернул голову в сторону чернеющего леса; но всё же он успел-таки заметить какой-то тяжёлый предмет, с силой обрушившийся ему на голову сзади.

Куллд склонился над ним; рука горбуна всё ещё сжимала странного вида деревянную колотушку.

— Извини, приятель, так надо, — почти ласково произнёс он, и первосвященник Бринна провалился в темноту.

«Убийца! Надо же было так попасться!» — Мысль эта обрела себя в сумеречном краю, и вслед за ней обрёл себя сам Эдан. Или пустота, бывшая им ещё совсем недавно. Сколько же, прошло времени? Мгновение? Одна дневная стража? Год? Тысячелетие? Он не помнил. Не мог вспомнить, кто он такой; помнил лишь, что он — это именно он, и никто другой.

Затем пришло понимание, что он лишился чего-то очень важного; так бывает, когда утратишь необходимую вещь, на которую не обращал ни малейшего внимания, пока вещь эта была при тебе.

На границе серого и чёрного появилось серебристое пятно. Оно увеличивалось в размерах, и только поэтому Эдан понял: пятно приближается к нему. Пятно казалось живым, но существовало иной, неведомой ему жизнью. Оно пыталось что-то сказать Эдану, но тот не смог понять ни слова.

На границе серого появилось ещё нечто, напоминающее блестящее веретено. Веретено вращалось с бешеной скоростью вокруг своей оси, издавая при этом неприятный визг. Оно также приблизилось к Эдану и остановилось в некотором отдалении.

Возникли ещё трое незнакомцев — барсучья морда без шеи и тела, катящееся колесо серебристого цвета и забавно переваливающийся на задних лапах медведь.

Все они кольцом обступили Эдана и задали ему вопрос. Но он не смог им ответить и не понял, о чём его спросили.

Появившиеся ждали, и он ждал вместе с ними. И вот у раздела чёрного и серого появился ещё один. Это был ослепительно белый шар безупречной формы.

Шар подмигнул ему и произнёс:

— Привет! Не бойся нас!

И Эдан ответил:

— Привет! Я не боюсь!

Пришедшие придвинулись и сомкнулись над ним.

Сознание опять возвращалось по крупицам, мир вокруг Эдана неспешно собирался подобно гигантской головоломке. Тело вновь чувствовалось; родные руки и ноги вернулись на место. Жрец застонал и попытался пошевелиться. Получилось не слишком хорошо — каждое движение отзывалось жаркой болью. «Наверное, так чувствует себя деревянный манекен, измочаленный за день закалёнными кулаками бойцов» — пронеслось в голове глупое сравнение.

— Жив, однако! — произнёс далёкий Куллд. — Эдан? Ты слышишь меня?

— К сожалению! — прошептал жрец Бринна и попытался открыть глаза. Результат был ужасающим: в первый момент нашему герою почудилось, что он лежит на самом краю бездонной пропасти. Одно неосторожное движение — смерть на дне ущелья ему обеспечена.

Эдан инстинктивно зажмурился, подавляя сильные позывы к тошноте, потом, переждав немного, вновь разомкнул веки. Наваждение не исчезло, но голос внутри собственного тела настойчиво подсказывал ему: с пропастью что-то не так. Наконец он понял, что именно, — бездонный провал располагался под каким-то необычным углом: если молодой жрец упал бы туда, он просто покатился бы по наклонной плоскости. Стоило Эдану немного скосить глаза, и пропасть ещё больше изменила наклон; он рассеянно наблюдал за ней ' до тех пор, пока она не оказалась прямо у него перед глазами. Если бы не ощущение земли и древесных корней под спиной, можно было бы представить, будто паришь, подобно орлу, над грандиозных размеров каньоном. Впрочем, теперь стало ясно, что перед ним и не ущелье вовсе: скорее глубокий кратер... или долина, на дне которой клубится серый туман...

— П-пропасть... — с усилием пробормотал он, — не упаду...

— Видишь провал? Очень хорошо! — обрадовачся Куллд. — Собери на нём свой взгляд!

Эдан последовал совету невидимого ему шамана, и, к его удивлению, чернеющий кратер начал расплываться. Теперь первосвященник Бринна видел одновременно две наложенные одна на другую картинки: загадочное призрачное ущелье и покачивающиеся верхушки сосен, сквозь которые просвечивал багрово-красный диск восходящего солнца.

— Теперь ты можешь представить себе, каким видит наш мир светлоликий Араван каждый день, — с загадочным смешком произнёс невидимый Куллд. — Не шевелись! Тебе сейчас нельзя двигаться!

Эдан охотно последовал совету. Лёжа на лесной поляне, человек вспоминал произошедшее с ним, и воспоминания эти не были слишком приятными.

Пятно, Веретено, Колесо, Барсучья Морда, Медведь и Шар разом бросились со всех сторон, вцепились мёртвой хваткой и тотчас разодрали его на части. Он уже был не один, его стало множество, и каждая из частей отражала происходящее по-своему. Пятно без формы, бешено вращающиеся Веретено с Колесом, Медведь и Барсучья Морда вертели их, мяли подобно мягкой речной глине и слепляли заново, на этот раз уже в ином, только им известном порядке. Они потрудились на славу, хотя ни один человек никогда не смог бы понять, в чём именно заключалась эта работа. А когда она была завершена, издалека до Эдана вновь донёсся знакомый стук — то проворные пальцы горбатого шамана барабанили по маленькому бубну с каркасом из заговорённого оленьего рога...

Пятно, Веретено, Колесо, Барсучья Морда, Медведь и Шар подхватили его и понесли на зов хозяйского бубна. Они оставили Эдана на полпути, у границы своего серо-чёрного края; Шар задержался ненадолго, пристально посмотрел на него и, вероятно довольный результатом своего осмотра, произнёс: «увидимся!», после чего отправился вслед за своими товарищами.

— Жутковато он всё-таки выглядит! — заметил Куллд, рассматривая обнажённое тело, лежащее на земле. Оно казалось столь невесомым, что лишь слегка сминало лесные травы. Призрачный контур человеческой фигуры оставался абсолютно неподвижным, а веки его — плотно сомкнутыми.

— И долго он будет висеть между мирами? — спросил у него ещё один Куллд, сидевший напротив.

— Пока не затвердеет. Смотри, его стопы и колени уже выглядят довольно плотными! Если так пойдёт и дальше, потребуется не более двух-трёх дней. — Куллд номер один поднялся и расправил ноги, затёкшие от долгого сидения на пятках. — Необходимо развести подле него костёр или даже два и поддерживать огонь постоянно, в противном случае наш друг рискует серьёзно простудиться.

Оба Куллда с усердием принялись за дело: чуть позже вокруг дремлющего Эдана был возведён каркас из жердей, который прикрыли грубо выделанными шкурами. Сквозь отверстие в центре этой конструкции поднимался дым от двух небольших очагов, устроенных по правую и по левую руку от распростёршегося на земле человека.

Капли осеннего дождя, зарядившего надолго, барабанили по листьям кустарника и оседали подобно мелкому бисеру на растянутых кожах навеса. Ручейки, воды стекали вниз, с шипением испаряясь в языках пламени. Двое в низко надвинутых капюшонах замерли, скрестив ноги, по обе стороны от спящего. Дело сделано. Теперь спешить некуда.

ГЛАВА V

Круглая площадь посреди цитадели Священного города Брега до отказа заполнилась гомонящим народом. До собрания, назначенного на полдень, оставалось немного времени; жрец-распорядитель озабоченно поглядывал то на короткую тень, отбрасываемую большим каменным гномоном, водружённым здесь в незапамятные времена, то на вливающиеся на площадь новые толпы. Граждане славного Брега прибывали на собрание в строгом соответствии со своей кастой — маги и жрецы чинно шествовали через Ворота Мудрецов, витязи-тординги — через Ворота Воинов, а прочие — через Ворота Общинников. В последних, как всегда, образовалась давка. Распорядитель поморщился; по традиции ворота, ведущие в цитадель из Города Мудрецов, должны были быть заперты ровно в двенадцать, с тем чтобы до рабов и жителей, не обладающих привилегией гражданства, не доносились произнесенные на сходе свободных слова. Однако в дни подобные сегодняшнему, когда в собрании обсуждались наиболее животрепещущие темы и явка граждан превышала две трети от списочного состава, указанный обычай почти не соблюдался. Толпы чумазых ремесленников являлись в последнюю минуту, ссылаясь на постоянную занятость; а разве закроешь, ворота перед носом у полноправного гражданина? Словом, распорядителя сегодня ждала очередная выволочка от высочайшей Коллегии Двенадцати за несоблюдение регламента и затягивание начала схода.

Тень от столба вновь удлинилась примерно на треть локтя, когда все ворота цитадели всё же были заперты. Удар в огромный бронзовый гонг возвестил начало собрания граждан Брега. В тот день его выпало вести богатому землевладельцу, представлявшему в Коллегии Двенадцати касту общинников. Немолодой полный мужчина занял своё место на помосте для ораторов, обратив к толпе обрюзгшее лицо, с которого никогда не сходило недовольное выражение.

— Именем Старших Богов, даровавших Медному Правителю мудрость общинного устройства, именем Младших Богов — покровителей Брега открываю я это собрание, о свободные граждане Священного города, — монотонно забубнил он. Смысл традиционной формальной фразы в его устах невольно приобретал чуть ли не саркастический оттенок. — Начиная сие собрание, вопрошаю прежде всего: имеет ли кто-то из граждан иск для предъявления, или обвинение другому гражданину, либо претензии кому-нибудь из городских магистратов? Если да, пусть выйдет и объявит это перед лицом общины.

Молчание было ему ответом; на сегодня никаких судебных тяжб не планировали. Вовсе не для того собрались здесь сегодня две с половиной тысячи зрелых мужей, чтобы обсудить кражу какой-нибудь запаршивевшей овцы или раздел земельного участка между поссорившимися после смерти отца братьями. Нынче у граждан имелась значительно более интересная тема для обсуждения.

— Раз так, я объявляю причину сегодняшнего схода, — произнёс председатель. — Как было объявлено ранее, трое из членов Коллегии Двенадцати предлагают гражданам Брега заключить военный союз с общиной Огненного Города. Первым слово получит глава сословия мудрецов в Коллегии, наимудрейший Кайма из рода Лорков.

Кайма был далеко не настолько дряхлым, насколько желал казаться. Хотя во время восхождения к бревенчатому помосту его с боков заботливо поддерживали двое дюжих жрецов-послушников с выбритыми макушками, на саму площадку Кайма легко взобрался и без посторонней помощи. Окинув море голов по-отечески добрым и внимательным взглядом, он склонил свою загорелую лысую голову в лёгком полупоклоне и внятно произнёс:

— Приветствую тебя, народ!

Народ одобрительно зашумел. Он любил, когда его приветствовали. Кайме из Лорков это было отлично известно. Выдержав точно рассчитанную паузу, он продолжил:

— Легко и приятно обсуждать с соплеменниками насущные дела общины в благословенные времена мира. Однако сегодня всем нам, соплеменники, предстоит решить вопрос войны...

— Красиво молвит! — заметил черноволосый человек среднего роста в небрежно наброшенной на одно плечо накидке из пёстрых ястребиных перьев, обращаясь к своему соседу. Стоящий рядом с ним пожилой полноватый крестьянин кивнул, не оборачиваясь.

— А правда ли, кум, что все тординги выступили за отправку дружины на помощь Ару?

— Говорят... — буркнул крестьянин. — У этих рубак одно на уме. Ишь куда собрались! В такую-то даль! Кого они должны защищать — чужаков или нас? Мы, а не люди Ара, кормим их, одеваем, вооружаем!

— Полностью согласен с вашим мнением, кум! — эхом откликнулся его чернявый собеседник. Сквозь ряды плотно стоящих граждан к нему протолкнулись двое — симпатичная девушка с накинутым на голову зелёным льняным покрывалом в сопровождении седобородого благообразного старца с жезлом в руках. По некоей оставшейся неясной причине никто из сотен присутствующих не обратил внимания на появление на площади народных собраний женщины, вход которым сюда был настрого заказан традицией.

— Привет, Эйте! — помахал ей рукой мужчина в птичьей накидке. — А куда подевался Видар? Я сегодня всё утро проторчал в приёмной его храма!

— От этого пьяницы и развратника никакого толку, — ответила богиня, — только и знает, что накачивается с утра пораньше медовухой и носится в голом виде по собственной священной роще за смазливыми молоденькими жрицами. Дан его знает, где он сейчас!

— Ты несправедлива ко мне, сестрица! — произнёс чей-то сиплый голос у них за спиной.

Эйте обернулась и окинула презрительным взглядом подошедшего к компании Видара. Действительно, помятый вид божества лесов и пустошей свидетельствовал о неумеренных возлияниях и беспорядочных связях, которым тот посвящал своё свободное время. Впрочем, для младшего бога из Племён всё его время — свободное.

— Как ты только могла подумать, что я, один из покровителей Брега, пренебрегу своим долгом явиться на столь важное собрание! — обиженно возгласил он.

— От тебя приходится ожидать чего угодно, братец! — с горькой иронией в голосе заметила богиня. — В то время как я не покладая рук склоняю на нашу сторону нужных людей в Совете, чуть ли не униженно упрашиваю этих хитрых старцев голосовать за военный союз, ты болтаешься неизвестно где! Последнюю неделю даже твой собственный первосвященник был не в состоянии сообщить мне, где тебя отыскать!

Во время её гневной тирады Видар нервно икнул.

— Ты совершенно права, Эйте. Временами я бываю немного рассеян. Так приятно побродить иногда по полям, на которых зеленеет трава и распускаются цветы, послушать шум ручья, пение птиц на рассвете...

— Должна тебе напомнить, на дворе сейчас осень. Впрочем, вернёмся к нашему вопросу. Что мы будем делать, если народ проголосует против? Граждан Брега пока ещё не очень-то вдохновляет идея сражаться вдали от дома. Реальным влиянием в Совете обладает каста мудрецов, но они по своему обыкновению юлят, как всегда пытаясь набить себе цену и одновременно указать богам их место.

При этих словах стоящий неподалёку Ханаль издал короткий смешок:

— По правде говоря, меня всегда забавляли взаимоотношения светлоликих патронов и горожан в Священных городах. Почему бы вам самим не выступить перед людьми? Богоявление при таком стечении народа непременно произвело бы должное впечатление.

— Ничего не выйдет, — развёл руками Видар. — Так уж повелось: мы именно священные покровители общины, а вовсе не её члены. Следовательно, не имея прав гражданства, и выступать в собрании свободных граждан Брега мы не можем. Дело народа воздавать нам моления в храмах и проводить установленные ритуалом жертвоприношения четырежды в год; мы же можем обращаться к местной элите с поощрениями, порицаниями, ободрениями и мудрыми советами. Дело самих людей — прислушаются ли они к ним или нет.

— Поневоле начнёшь сомневаться в разумности поступков тех из Племён, кои обустроили государственность у людского племени! Впрочем, во времена Медного Правителя руководство городов было куда более лояльно по отношению к своим благодетелям! — заметил бог-шутник.

— Времена меняются... — вздохнула Эйте. — Теперь нам приходится частенько посещать неузнанными этот птичий базар, чтобы всегда быть в курсе последних политических новостей. В противном случае рискуешь услышать о каком-нибудь идиотском постановлении народного собрания только в тот момент, когда делегация заявится к тебе в храм с мольбой о его немедленном благословении!

— И каковы же наши шансы на благоприятный исход сегодняшнего голосования?

— Не столь велики, как хотелось бы. Во время предварительного обсуждения мнения в Совете Двенадцати разделились примерно поровну. Значит, всё решит само собрание граждан. Кому удастся перетянуть основную массу земледельцев на свою сторону — тот и победил.

— Неужели приходится подсчитывать голоса всех находящихся на площади?

— Разумеется, нет. Голосование происходит по родам. Члены большой семьи обсуждают вопрос между собой, после чего патриарх семейства сообщает о своём решении ответственному за голосование магистрату.

Между тем мудрый Кайма продолжал свою речь. Возбуждённый гул многотысячной толпы заглушал голос, но общий смысл его слов можно было уловить. Старейшина напомнил собравшимся о неурожае, поведал о том, как непросто удерживать в подчинении диких варваров и взимать с них дань, красочно обрисовал все проблемы, возникшие на границе со степью после последних кочёвок скотоводческих племён. Он уже приготовился подвести свои размышления вслух к заключительному выводу, как на помост внезапно выскочил витязь в сверкающих доспехах. Судя по татуировке на лице, сей витязь причислялся к знатнейшим потомкам Торда. Грубо оттолкнув почтенного старца в сторону, он упёр кулаки в бока, обвёл площадь свирепым взглядом и заорал:

— Хватит болтовни! Мы здесь собрались для того, чтобы принять достойное своего города решение, а не хныкать и жаловаться на жизнь. Правду ли я говорю?

— Так! Валяй дальше! — завопили в толпе.

— Уберите этого выродка с помоста! Дайте Кайме сказать! — перекрикивали их другие.

— Молчать! — Витязь поднял руку, и площадь действительно ненадолго притихла. — Слушайте, что вам скажет Транд из клана тордингов. Мне ли не знать опасность, исходящую из бескрайних пространств на юго-востоке? Мне ли не ведома тупая злоба северных варваров?

— Мы знаем тебя, Транд! — выкрикнул кто-то из стоящих в задних рядах.

— Многим известны мои дела по защите земель, подвластных нашей общине. Четыре последних года я провёл в южных поселениях, расположенных вдоль русел пересыхающих на лето рек. Кайма вам говорит: «Кочевники воспользуются слабостью города, из которого надолго ушла большая часть дружины». Любому ребёнку в тех краях хорошо известно: кочевники не воюют осенью, зимой и весной! Время для их набегов на наши земли — всегда середина лета, потому что они продвигаются на север вместе со своим скарбом, семьями, рабами и стадами по мере прорастания свежих трав. Их животным нужны обширные пастбища, и любая дорога в степях — путь за водой и кормом! Возможно, к тому времени мы уже успеем вернуться домой. И самое главное: слышали вы хоть об одном случае нападения скотоводов на сами Священные города за последнюю сотню лет? Они не умеют осаждать мало-мальски укреплённые поселения и не любят тратить время на осады, предпочитая грабить незащищённую сельскую округу. Даже ограда наших предместий скорее всего станет для них серьёзным препятствием. Мы оставим дома достаточно воинов для наблюдения за юго-восточным пограничьем, в крайнем случае крестьяне со скарбом успеют уйти под защиту городских стен.

— А кто возместит нам убытки? Потерянный урожай?

— Это не составит труда. Сходим в набег к оседлым земледельцам лесостепи и вытрясем из них столько продовольствия, сколько потребуется!

— Пусть так! Объясни лучше, за кого ты собираешься пролить кровь своих сородичей!

— Потомки Хольдера — наши родственники. Мы всегда были дружны с его кланом, множество раз наши воины выступали под одними штандартами против варваров! Неужели теперь их просьба о помощи останется без ответа?! Если община примет такое решение, мне придётся покончить с собой. Хольдер приходится мне двоюродным дедом по отцовской линии!

Кайма не без помощи своих сторонников вновь отвоевал место в углу помоста.

— Уважаемый Транд забывает, что род ургитов также целиком состоит из его дальних родственников, — вкрадчиво заметил мудрец. — Если двое братьев машут батогами, не поделив свою долю в отцовском наследстве, стоит ли третьему брату лезть с кулаками в их драку? Может, стоит переждать немного? Так, подобно тому третьему брату, сегодня, на этой благословенной площади, мы вопрошаем себя...

К сожалению, столь блестяще подготовленная речь так и осталась незавершённой: в горле благородного мужа из рода Лорков страшно запершило, и он зашёлся в приступе надсадного кашля. Воспользовавшись образовавшейся паузой, через толпу жрецов протиснулся новый оратор.

— Всем привет! — Ханаль помахал собравшимся рукой. — Что-то не слышу восторженных оваций в свою честь. Странно. Впрочем, я всегда был равнодушен к дешёвой популярности. Иногда даже к лучшему, если тебя не узнают в лицо.

— Да кто ты такой? — выкрикнул какой-то плюгавый мужичонка в войлочной безрукавке, высовываясь из-за плеч первого ряда.

— Не будем об этом. Не всё ли равно? Я бы желал отнять у граждан Священного города Брега всего лишь несколько минут их бесценного времени. Слышал, что многие здесь говорили о безопасности. Дескать, ежели воины уйдут в поход, некому будет защищать город. Воистину, это мудрая мысль!

Народ одобрительно зашумел.

— Однако если вокруг Города Общинников Брега была бы возведена стена, равная по мощи стенам этой цитадели, разве страшились бы вы внезапного нападения кочевников? Небольшого отряда хватило бы для несения гарнизонной службы!

— Так если бы стена была!

— Значит, надо её построить до того, как воины тронутся в путь!

Кайма покачал головой:

— Уведите этого человека с трибуны. Мы не знаем его. Очевидно, он сумасшедший.

— В таком случае следовало бы выслушать меня до конца, — улыбнулся старина Гони. — Всем известно, что устами помрачившегося рассудком гласят сами боги!

Двое громил, двинувшиеся было к нему с разных сторон помоста, притормозили и обратили вопросительные взоры к своему хозяину. Площадь затихла в предвкушении назревающего скандала. Кайма же, ничуть не смутившись, отпарировал:

— Именно! Только самим богам и под силу построить крепостную стену за несколько недель!

— Неужели? Думаю, скоро вы убедитесь в обратном. А вот, кстати, и наш работник принялся за дело!

Грохот, донёсшийся с северо-восточной окраины города, подтвердил его слова. Все, кто сидел, тотчас вскочили со своих мест. Тординги немедленно схватились за оружие.

— Это ещё что, Араван тебя раздери? — вскричал Транд, мигом запрыгнувший обратно на помост. — Тревога! Враги у ворот!

— Араван неоднократно пытался сделать со мной нечто подобное. Как видите, безуспешно. Теперь отвечу на первую часть вашего вопроса: никаких врагов у ворот Брега пока не наблюдается, источник шума — всего лишь приглашённый мною строитель!

В собрании началось настоящее столпотворение. Воины сбили засов с ворот цитадели и нестройной толпой бросились по направлению к внешним укреплениям Брега. Мирные граждане в ужасе прислушивались к плывущему над площадью гулу и рокоту, напоминающему звуки отдалённого горного обвала. У трибуны образовалась давка; в то же время отцы города пребывали в глубоком замешательстве и не были в состоянии отдавать какие-либо вразумительные распоряжения. Несколько жрецов, возглавляемых Каймой, окружили беспечно улыбающегося Ханаля плотным кольцом:

— Откуда эти звуки? Ответь нам, незнакомец!

— Думаю, сейчас он подтаскивает поближе необходимый строительный материал. Затем придётся выкорчевать высаженные по периметру города кустики, а вал срыть и насыпать заново — иначе хорошую стену не возвести. Я попросил работника выкапывать ваши насаждения поосторожнее, с тем чтобы потом кусты можно было пересадить на новую линию укреплений. Словом, не беспокойтесь ни о чём — я всё предусмотрел!

...Коллегия Двенадцати в полном составе степенно шествовала по улице Мудрецов. Своим •уверенным видом старейшины отчаянно пытались продемонстрировать согражданам, будто бы ситуация находится под полным контролем. На сыплющиеся со всех сторон вопросы они отвечали односложно, не вдаваясь в подробности, о которых сами не имели ни малейшего представления.

Зрелище, открывшееся им на окраине брегского Города Общинников, оказалось настолько впечатляющим и в то же время нереальным, что оно повергло отцов города в ещё более глубокий шок. Подле живой колючей изгороди, заменявшей Древесному Городу внешнюю стену, орудовал кряжистый великан двенадцати локтей росту. Неподалёку высились горы неизвестно откуда взявшихся камней, каждый из которых в поперечнике был никак не меньше круглого воинского щита. «Строитель» увлечённо сносил кольцевой оборонительный вал, не прибегая при этом к помощи каких-либо инструментов, кроме своих собственных лап. Выходило у него очень ловко.

Вокруг незваного гостя широким полукольцом расположились с полторы сотни готовых к атаке воинов; несколько патрулирующих боевых колесниц закладывали круг за кругом, обозревая место действия с почтительного расстояния. Из-за спин вооруженных тордингов выглядывали мирные общинники. Старина Гони в очередной раз с удивлением отметил про себя. что все люди перед лицом неведомого подобны малым детям: как только пропадает первая угроза, сразу же проявляется жгучее любопытство.

Царь луговых лопраканов никак не реагировал на повышенный интерес к своей персоне. Натужно пыхтя, он подтаскивал к городу огромные камни для строительства стены, а в промежутках в качестве отдыха сносил очередной участок старого вала. Работа спорилась — любо-дорого посмотреть. Ханаль помахал ему издалека рукой:

— Как дела?

— А, вот и ты, чужеземец! Дела идут отлично. Очень лёгкая работа. Семь дней много для такой работы — справлюсь и за пять!

— Да? Кстати, я только что из Ара. Там твой соперник клятвенно обещал возвести новую стену за четыре дня! — поделился новостями весёлый бог.

— Тогда я справлюсь за три! — прорычал лопра-кан. — Этому сопляку нипочём не перегнать меня!

— Не сомневаюсь в твоём успехе. Однако не забывай, прочность и высота стены — обязательное условие вашего состязания. Если ты наскоро обнесёшь город тоненькой загородкой для скота, пускай даже и за сутки, победа будет засчитана твоему царственному кузену.

— Я возведу такую стену, что сама сложенная богами цитадель покажется рядом с ней изгородью овчарни! — заявил правитель луговых лопраканов.

— Чудесно. А я пока отправлюсь проведать твоего двоюродного брата. Посмотрим, как идут дела в Огненном Городе. Кстати! — хлопнул себя по лбу Ханаль. — Не забудь проделать в стене трое ворот!

— О воротах мы не договаривались!

— А как же, по-твоему, люди будут попадать внутрь и выходить из города?

— Да... — Лопракан растерянно поскрёб в затылке своей огромной пятернёй. — Об этом я как-то не подумал...

— А вот твой соперник пообещал выстроить шесть башен, по паре на каждые ворота, — заметил Ханаль. — И выкопать с наружной стены ров глубиной в десять локтей!

— Отличная мысль! Я отрою ров глубиной в пятнадцать локтей. А сколько локтей в высоту будут его башни?

— Не знаю. Надо будет уточнить...

— Как только выяснишь — скажи мне. Я построю ещё выше!

— Непременно. Ну, я пошёл.

Ханаль двинулся было прочь от города, когда сзади его окликнул Кайма. Старик быстро семенил следом за ним, опираясь на свой посох.

— Постой, чужеземец! А нам-то что с ним делать?

— Да ничего особенного. Этот лопракан будет работать бесплатно — просто он желает сделать людям приятное, надеясь хоть немного подправить репутацию своего народа в ваших глазах. Ежедневно привозите ему три коровы и трижды по пять овец, котёл ячменной каши и три бочки пива: иначе бедняга окочурится с голоду раньше, чем построит вам стену. Лопраканы в быту неприхотливы, но невероятно прожорливы — уж можете мне поверить.

В Священном городе Аре строительство также шло полным ходом. Царя всех лесных лопраканов нимало не смущало выставленное вокруг него оцепление из воинов-хольдерингов. Он без передышки выбрасывал комья глины из глубокого рва; над поверхностью земли виднелись только его могучие плечи. Ханаль подошёл поближе и попинал носком сапога каркас из толстенных брёвен, укреплённый засыпкой из камней — основу будущего оборонительного вала.

— День добрый! — поприветствовал бога лопракан, выбравшись изо рва. — Как идут дела у моего двоюродного братца?

— Ничего себе. Ты работаешь споро, но он, по-моему, справляется с заданием немного быстрее. И фундамент под стену заложил потолще...

— А башни он тоже строит? — с тревогой в голосе вопросил царь.

— Конечно!

— Надо что-нибудь придумать. Все равно моя стена будет лучше!

— Пусти по всей длине стены крытую боевую галерею для лучников, — посоветовал Ханаль. — До такого твой кузен ещё не додумался.

— Ты прав! Именно так я и поступлю!

— Желаю удачи. Не буду тебя отвлекать.

Бог собрался было уходить, как внезапно его окликнул низкий приятный баритон:

— Гонор? Подожди немного. Мне необходимо переговорить с тобой.

— Приветствую тебя, мудрейший Нудд. Кланяюсь твоим серебряным бороде и руке. Какие новости у светлоликих покровителей Ара?

— Твоя работа, пострелёнок? — гневно вопросил Нудд, указывая своим сверкающим металлическим пальцем на увлечённого работой лопракана. — Инген сгоряча чуть не прикончил его, когда этот громила объявился под стенами нашего города!

— Ястреб чересчур вспыльчив. Ещё неизвестно, чем бы закончился их поединок, — заметил Ханаль. — Среди лопраканов он — один из самых могущественных. Однако приношу свои извинения за то, что не успел заранее оповестить вас о его прибытии.

— Лучше сказать — предпочёл насладиться переполохом, вызванным своей очередной невинной шуткой! — хмыкнул Нудд. — Надо признать, работает он славно. Поведай, как удалось тебе заставить царя лесных лопраканов строить стену вокруг города людей? Чем заплатишь ты ему за работу? Признаюсь, последний вопрос вызывает у меня наибольшее опасение, принимая во внимание твои обычные методы.

— На что ты намекаешь, светлоликий Нудд?! — притворно возмутился Ханаль. — На этот раз я и не Думал никого выдавать замуж. Просто-напросто наш уважаемый лопракан побился об заклад со своим двоюродным братом...

— ...И его брат строит сейчас такую же стену в Бреге? — В уголках глаз Нудда заиграли искорки. — Похоже, ты их здорово облапошил. Будем надеяться, что лопраканы достаточно глупы и не поймут, что к чему. Ведь тот, кто возведёт стену, сможет её и разрушить, не так ли?

— Воистину, ты, мудрейший Нудд, наделён великим даром прозревать истину до самых корней. Даром, которого лишён я, твой недостойный соплеменник. Однако смею заметить, всё в нашем мире имеет свою цену; маленький риск — невысокая плата за такую чудесную стену, не правда ли?

— Может быть, может быть. Однако присутствие этой гигантской обезьяны на территории Ара меня несколько нервирует. Когда они намереваются завершить строительство?

— Братьям дано семь дней сроку; оба похваляются закончить работу быстрее, но я в этом сомневаюсь. К тому же у вашего лопракана проблемы со строительным материалом — на окружающих Ар равнинах непросто отыскать хорошие скальные выходы для каменоломни.

— Неделя?! Да они и за месяц не управятся!

— Готов побиться об заклад, что оба справятся менее чем за две недели! Какова будет твоя ставка, Нудд? Может, поспорим на поножи Торнора из вашей коллекции? Готов поставить против них меч покойного!

— Нет, Гонор. Спорить я не буду. — Мудрый бог пригладил пятернёй свою серебряную бороду. — Любой, кто заключит с тобой пари, рискует остаться без последней туники. Думаю, тебе под силу обмануть и всех троих Старших разом.

— Хорошая идея. Как-нибудь обязательно попробую, — улыбнулся ему в ответ Ханать. — До встречи, Нудд т'Ллуд.

— До встречи. Гонор т'Ллуд.

Когда солнце шестой раз после начала состязания окрасило холмистые дачи в охристые тона, владыка луговых лопраканов водворил последний камень на новую стену Священного Брега. Царь имел довольно бледный вид — неделя труда без сна и без отдыха не могла не сказаться отрицательным образом даже на его могучем здоровье. В то же самое время (а может быть, несколькими мгновениями раньше или позже, кто знает?) в сотне лиг от него, в городе Аре, пошатывающийся от усталости и недосыпания царь лесных лопраканов выбил деревянные клинья, и освободившийся замковый камень арки новых Ворот Воинов легко вошёл в предназначенное для него место. Работа была окончена; предстояло назвать законного победителя.

Ханаль внимательно обошёл новые укрепления Брега; следом за ними он не менее придирчиво обследовал стену, возведённую в Аре. Оба лопракана потрудились на славу: в кладке не обнаружилось ни малейшего изъяна. Каждый каменный блок был так тщательно подтёсан, что никому не удалось бы отыскать щель, в которую прошло бы лезвие ножа. Стена, возведённая царём лесных при толщине в двенадцать локтей, составляла тридцать шесть локтей в высоту; стена же его двоюродного брата уступала ей восемь локтей в высоте, однако была тремя локтями толще на всём своём протяжении. Как даже самому беспристрастному судье не прийти тут в замешательство!

Измотанные лопраканы сошлись на высоком берегу реки Бругге, подле поминальной пирамиды, сложенной кем-то в незапамятные времена из замшелых валунов. Туда же явился и их добровольный арбитр.

— Непростая задача — рассудить ваш спор, — признался Ханаль. — Дважды состязались вы, и оба раза никто не выходил из спора победителем. Закончилось и третье испытание: вы оба с честью выдержали его. Невозможно найти ни мачейшего изъяна в вашей работе; брегская стена ничем не уступает стене Ара!

При последних словах лопраканы злобно заурчали и уставились друг на друга с нескрываемой ненавистью.

— Тем не менее три испытания завершены, и негоже назначать четвёртое. Слушайте же моё решение: обе стороны признаются в равной степени виновными. Следовательно, царю лесных лопраканов надлежит вернуть своему брату его сына в целости и сохранности. Луговые же лопраканы обязаны возместить своим лесным сородичам убытки, понесенные из-за сокращения стада. И да воцарится мир меж вашими народами! Справедливо ли моё решение, цари?

Оба правителя просияли. Вероятно, подобное решение проблемы просто не приходило им в голову.

— Воистину, мудро ты рассудил нас! — ответствовали лопраканы весёлому богу. — Наши народы в неоплатном долгу у тебя, чужеземец! Ты спас нас от кровавой междоусобной войны!

— Почему же «в неоплатном»? Я оцениваю свои услуги всего лишь в триста серебряных гривен, — заскромничал Ханаль. — Больше я все равно постыдился бы с вас взять!

— Мы пришлём тебе награду. Твой труд стоит её. Прощай же. Назовёшь ли ты своё имя, чтобы мы смогли передавать его из поколения в поколение?

— Гм... Зовите меня просто — старина Гони.

Царственные лопраканы с достоинством удалились.

«Интересно, как они поступят, когда сообразят, что надрывались зря?» — думал Ханаль, провожая их прощальным взглядом. Гонор т'Ллуд имел богатый опыт такого рода авантюр. Он не тешил себя иллюзиями, что цари никогда не задумаются над вопросом: зачем, собственно говоря, они бегали как загнанные кони, дубасили друг друга и, в конце концов, даром построили чудесные укрепления вокруг двух человеческих городов? Если не сообразят сами, кто-нибудь им непременно подскажет. Однако Ханаль рассчитывал на то, что это произойдёт не скоро.

ГЛАВА VI

В славном городе Кере, в пиршественном зале своего родового дома, собрались витязи-ургиты. Семижды семь лучших из лучших, знатнейших из знатнейших; в деле разрубания, дробления и уничтожения вам не сыскать им равных. Мускулистым плечам воинов было тесно в праздничных расшитых туниках; сорок девять пар холодных внимательных глаз сфокусировались на сидящем во главе стола Троге. Он же, казалось, не замечай пристального внимания своих соплеменников. Бронзовый шлем его деда, светлолицего героя из Племени Ллуда, прародителя пяти воинских родов, украшал седины вождя.

Трог был очень стар. Злые языки поговаривали, будто сын Урга, в сражениях прошлого заслуживший славу непобедимого воителя, стремительного, как кобра, и беспощадного, как горный лев, в последнее время сильно сдал. Шёпотом передавались из уст в уста слухи о том, что он уже более года не тешил себя охотой на хищных зверей и перестал посещать даже самых любимых наложниц. Что запястье витязя утеряло свою железную крепость и колесничная упряжка самых быстрых и свирепых во всём Пятиградье боевых коней не слушается своего хозяина. Что его орлиный взор часто туманится и огромный лук с бронзовыми накладками давно пылится в своём золочёном горите без дела. Говорили также, что близится пора, когда Трог должен будет передать бразды правления Кером своему среднему сыну, Белгу. Многие из собравшихся не были склонны верить в подобные предположения, однако перемены в облике вождя были очевидны для всех. Недавняя смерть младшего сына правителя, Дила, осела тенью тоски и неуверенности в глубине его непроницаемых серых глаз, взгляд которых уже не одно столетие приводил в трепет многочисленных врагов. Последовавшая же вскоре за этим гибель старшего отпрыска, Бреса, которому Трог втайне намеревался уступить кресло патриарха через какой-нибудь десяток лет, поразила его сильнее вражеского копья. Целую неделю после прихода печального известия властитель ургитов не показывался из свеих покоев; в последующий месяц он также редко появлялся на людях, проводя день за днём в полном одиночестве (разумеется, если не считать мумифицированный череп его отца за компанию). Раз за разом он вопрошал оракул о совете, но голова Урга безмолвствовала.

Так она упорно отмалчивалась до того самого дня, когда у Ворот Мудрецов города Кера появились трое. Стражники, укрывшиеся от холодного осеннего дождя в караульном помещении, заметили их приближение только в тот момент, когда все три фигуры бесшумно выплыли из тумана у самого въезда в город. Подобно диким варварам с дальних равнин и плоскогорий, чужаки восседали прямо на спинах своих лошадей; однако кочевниками они не были. Все трое были одеты в длинные пурпурные хитоны, подпоясанные пурпурными же кушаками; их плечи укрывали плащи с капюшонами из такой же удивительной ткани. Пришельцы не носили обуви; каждый держат в руках по три дротика с ясеневыми древками и наконечниками из ошлифованного кремня. Пока двое молодых ургитов пытались понять, кого они видят перед собой — сгустившихся из клочьев тумана призраков или просто мирных гостей, незнакомцы уже стояли напротив.

— Мы желаем говорить с вождями, — промолвил первый из них. Говорил он негромко, со странным пришёптывающим акцентом, произнося вместо твёрдых согласных странные свистящие звуки. Однако такова была сила, скрытая в его голосе, что от него молодых ургитов-часовых бросило в дрожь.

В тот самый миг, когда трое в пурпуре появились у ворот города, в своей нише в родовом доме воинов отверзла глаза голова праотца Урга. Вновь пробудившийся от смертного сна священный оракул изрёк пророчество. Но случилось так, что свидетелем откровения оказался лишь слуга, дважды в день смахивавший с реликвии пыль. Старик в благоговейном ужасе рухнул на колени и внимал словам основателя рода. Чеканные фразы одна за другой обрушивались на его почтительно склонённую лысину. Ург говорил о смерти. Его слова порождали картины несчастий, гибели, разрушений и потоков крови. Он говорил о горе, стоящем у порога каждого дома его рода. О Священных городах, превращающихся в погребальные костры, дым и пламя от которых достигают небес; о светлоликих богах, сходящихся в беспощадном бою друг против друга, брат против брата. Он говорил о проклятых дарах Племён и о том, кто навеки проклял своих родных братьев. А когда голова окончила пророчествовать и бескровные губы вновь сомкнулись, её единственный слушатель с пронзительным криком бросился прочь из пиршественного зала. Точно безумный, старик носился по просторным залам дома, задевая лавки и натыкаясь на стены.

Истошные крики «Горе грядёт! Горе ургитам!» оторвали Белга от весьма приятных размышлений, которым он предавался в своих личных покоях. Средний сын Трога замечтался о том недалёком будущем, когда он займёт резное кресло правителя города Кера. После смерти двух других законных отпрысков нынешнего патриарха, Бреса и Дила, он неожиданно для самого себя оказался единственным полноправным наследником своего отца.

Витязь не очень-то горевал о смерти братьев, С юным Дилом он никогда не водил дружбы; что же касается Бреса, Белг был младше его почти на столетие и никогда не ощущал себя с ним на равных. Внезапная гибель сурового ургита на чужбине, от руки неведомого воителя, открыла Белгу путь к резному креслу главы рода. Путь, о котором он прежде не смел бы и мечтать. Узнав в доносящихся снаружи воплях голос приставленного к оракулу слуги, Бел г быстро сообразил: случилось нечто экстраординарное. Когда трясущийся от страха старик начал свой сбивчивый рассказ перед сбежавшимися на крики слугами-рабами, и женами воинов, чьи-то железные пальцы сграбастали его за шиворот, приподняли от земли и пару раз крепко встряхнули для острастки.

— Что это ты здесь мелешь? — грозно рявкнул ему Белг.

— Голова... Должен сказать Трогу... — чуть слышно прохрипел тот: ворот его хитона перекрутился и душил несчастного лучше всякой удавки.

Сын вождя нахмурился. Дурные пророчества вовсе не входили в его планы. Решив в корне пресечь досужие сплетни, он пообещал собравшимся:

— Клянусь Старшими Богами: кто сегодня сболтнёт лишнее, завтра прокатится по окрестностям, привязанный за ноги к моей колеснице!

Домочадцев как ветром сдуло; через несколько мгновений в палатах остались только сам Белг да старик. О чём говорил с ним витязь, неизвестно; однако ни в тот день, ни в последующие никто в городе Кере так и не узнал о предсказании Урга.

Тем временем странные послы явились в Дом Воинов клана. Рабы провели их прямо к Трогу. Властитель Священного города Кера восседал в своём кресле за столом из чёрного мрамора. Он внимательно наблюдал за вошедшими; казалось, ни малейшая деталь из их облика не смогла бы от него ускользнуть. Послы вежливо молчали; миндалевидные глаза с угольно-чёрными зрачками созерцали хозяина не по-человечески холодным немигающим взглядом. Впрочем, людьми они и не были.

— Что привело истинных ши в наш презренный мирок? — нарушил наконец затянувшуюся паузу Трог— Нечасто можно видеть ваших послов в людских поселениях. После того как половина вашего народа покинула отстроенные под покровительством Младших Богов города, нога истинного ши не ступала по мостовым Кера.

— Мы никогда не давали зарока невозвращения, — заметил старший из послов. — Наши вожди посчитали недостойным пользоваться бронзой и заключать смешанные браки с людьми; по этой причине многие племена ши ушли в окружавшие Пятиградье дикие леса, холмы и пустоши.

— Чем же вызвано ваше нынешнее появление, о мудрые ши?

— Мы пришли предложить свою помощь.

— Забавно. Более тысячи лет мы ничего не слышали о вашем народе. И вот сегодня в Дом Воинов приходят загадочные послы, явившиеся будто из легенд, сказок, смутных преданий с потерянным началом, и предлагают нам дружественный союз!

— Ты ошибаешься, Трог. Нас не интересует союз с людьми. Мы здесь для того, чтобы предложить свою помощь в войне против Огненного Города — и только.

— С чего вы взяли, будто ургиты собираются идти в поход против Ара?

— Нам многое известно. Рано или поздно даже самая затаённая мысль обнаруживает себя во внешнем мире.

— Что вы желаете получить в оплату своих услуг?

— Ровным счётом ничего. Ты и твои люди не располагают ничем из того, что может нас заинтересовать.

— Уж не хотите ли вы убедить меня, будто действуете бескорыстно?

— Нет. В мире всё имеет свою цену. Однако в данном случае платить будешь не ты. Не воины твоего клана. Не город Кер.

— Почему я должен верить вам?

— Ты можешь не верить. Никто не в состоянии заставить тебя согласиться. Если ты откажешься, мы уйдём. Возможно, в городах Аре или Бреге нас выслушают с большим вниманием.

В очах Трога сверкнула неподдельная ярость:

— Тех, кто приходит в Кер с угрозами, как правило, ждёт незавидная судьба — их привязывают за руки и за ноги к двум боевым колесницам, после чего возницы задают упряжкам жару!

Н'а ши столь мрачная перспектива, казалось, не произвела ни малейшего впечатления. Один из них, скривив рот в презрительной гримасе, порывался было что-то ответить Трогу, но гуг в беседу вмешался Белг, сидевший на циновке подле кресла правителя:

— Отец! Эти диковинные варвары недостойны твоего праведного гнева! Казнить же их ты всегда успеешь. Дозволь послам высказать то предложение, с которым они пришли в наш дом!

— Не тебе, щенок, учить меня мудрости правителя! Говорить будешь тогда, когда я позволю! — Сын Урга обернулся к послам: — Так что там у вас?

Семижды семь витязей ожидали вердикта своих вождей. Трог молчал, и тогда слово взял Белг:

— Отец! С помощью ши наша победа предрешена. Дозволь мне повести в бой воинов клана, и мы до заката следующего дня положим к твоим ногам весь Ар! Предки возрадуются такому мщению!

Трог покачал головой:

— Я не верю словам этих ши. Глазастые бестии всегда ненавидели людской род. Послушаем их — и войско окажется в западне!

Белг громко, демонстративно расхохотался:

— Неужели кровь в жилах главы ургитов сделалась жиже воды? Какой вред может причинить лучшим воинам на всей земле горстка дикарей, пускай даже и искушенных в тайных знаниях?

— Способному на подлость достаточно одного бойца, чтобы победить сотню. Охотник, правильно расставивший капкан, изловит в него тифа. Зверь несравненно сильнее и свирепее своего ловца, но железные зубья вонзятся ему в тело и изранят лапы!

— Не ты ли учил нас, своих сыновей, с презрением относиться к опасностям? Теперь я вижу, что люди говорят о тебе правду, отец: ты состарился! Ты уже не тот Трог, который вёл ургитов в битвы после кончины деда. Народу нужен новый, молодой вождь, способный принимать решения! Способный взвалить на свои плечи бремя власти!

— Уж не себя ли прочишь в правители? — покачал головой Трог.

— Народ решит, какой вождь ему нужен! — заявил ему Белг. — Я сам поведу дружину, раз ты отказываешь своим соплеменникам в праве на кровную месть!

Лицо властелина Кера, наполовину скрытое сдвинутым на затылок шлемом, посерело от оскорбительных слов, брошенных ему собственным сыном.

— Пусть будет так! Все вы слышали слова Белга. Он возглавит войско в походе. Исполняйте всё, что бы он ни приказал вам, о воины Кера. Выступайте тогда, когда он сочтёт нужным. А сейчас — прочь с глаз моих!

Воины повиновались. Белг не обращал внимания на перешёптывания у себя за спиной; хотя лицо витязя, как обычно, хранило выражение угрюмого равнодушия, душа его пела. Походя спихнув с крыльца слугу, не успевшего вовремя убраться с пути, он вместе со своими людьми от души посмеялся, глядя на беднягу, беспомощно барахтающегося в грязной луже. Поскольку обычно наш славный витязь не был склонен к подобного рода забавам, это могло быть истолковано как свидетельство овладевшего им хорошего настроения.

— Эй, Бал! — подозвал он к себе родственника и Друга детства, забравшись в колесницу, украшенную по углам бронзовыми головами грифонов. — Собирайся в дорогу! Мы идём в набег!

Бал желал что-то сказать или спросить, но не успел: повозка Белга уже выкатилась со двора.

— Хиийя! — взвизгнул он, стегнув лошадей длинным хлыстом. — На Ар!

Однако за воротами дома путь колеснице Белга внезапно заступила согбенная старуха, одетая во всё черное. Сделав шаг навстречу, она смело ухватила лошадей под уздцы.

— Ты что, женщина, рехнулась? Жить надоело? Прочь с дороги! — С этим возгласом витязь вновь занёс своё кнутовище, решив проучить безумную.

Но она даже не дрогнула и не отпустила узды у псалий.

— Выслушай моё пророчество, Белг!

— Я не верю в предсказания, дура! — ответил тот. — Заткнись и освободи дорогу; а не то не посмотрю на седины и стопчу тебя!

— И всё же я скажу тебе, Белг: вижу потоки крови и горькие слезы! Слышу тяжкую поступь воинов могучих, яростных, крепких, усталых! Вижу — искусны они в боевых приёмах и радуются смерти! И вижу ещё — встанет перед тобой стена из камней, из валунов огромных, и не суждено тебе будет перебраться через неё!

— Что ты мелешь? Уж не хочешь ли ты сглазить наш поход?!

— ...и ещё скажу тебе, — неумолимо тараторила старуха, — будешь осмеян ты жертвенной птицей!

— Чушь!

— Будешь обманут ты бычьей кишкой, которую принесёт родственник! Берегись бычьих кишок, Белг! Берегись!

— Страшиться каких-то кишок? Ну это уж слишком! — заорал витязь и взмахнул кнутом.

Прорицательница попыталась прикрыть лицо, но вороной конь вдруг взбрыкнул, ударив её копытами в грудь; женщина всплеснула руками и тут же исчезла под рванувшейся с места колесницей. Белг даже не взглянул назад, судьба старой ведьмы больше не волновала его. Стоявший поодаль Бал не слышал ни слова из их беседы, но зато заметил, как из-под колёс боевой повозки вождя выпорхнула крупная чёрная ворона и, сердито каркая, полетела прочь. Никакого тела на земле не осталось; впрочем, никому и не пришло в голову искать сумасшедшую старуху.

Войско продвигалось быстрым маршем. С Белгом вышла лишь родовая дружина: четыреста ургитов на ста двадцати боевых повозках последовали за своим молодым вождём. Большего собрать за указанный послами ши срок не представлялось возможным; разосланным к союзникам гонцам потребуется время, чтобы привести подкрепления к стенам Огненного Города. Более всего Белг надеялся на союзные племена южных степей; три дружественных рода, вожди которых были издавна связаны с ургитами династическими браками, пришлют не менее пятисот всадников при вдвое большем количестве коней. Впрочем, предводитель воинов Кера рассчитывал занять Ар ещё до появления союзников у его стен.

Опершись ладонями о плетёный борт своей колесницы, Белг созерцал окрестности, проплывающие мимо него под мерный скрип колёс. Неподалёку ехали послы. Молодой вождь про себя признал, что ши весьма ловко держались на спинах своих лошадей, можно даже сказать — с известным изяществом, если в подобной нелепой позе вообще можно сохранить какое-то изящество.

— Далеко ли нам ещё до места? — осведомился Белг, жестом подозвав к себе посла. Тот осадил коня и приблизился к колеснице военачальника.

— Что значит «далеко», витязь? Что для степного льва один прыжок, то для тебя три шага; что для тебя три шага — день пути для улитки, несущей свой собственный дом на спине... Далёкое может оказаться и в трёх шагах, а близкое — в тысяче лиг от этих мест.

— Вы обещали показать нам особый, кратчайший путь. Однако не припомню, чтобы нанимал тебя в свою свиту в качестве философа! Не морочь мне голову, ши, и отвечай — когда дружина будет у Ара?!

— Скоро. Не успеет солнце во второй pas коснуться горизонта, как ты увидишь стены Огненного Города.

— Хорошо, коли так. Если же ты обманываешь меня, большеглазый варвар, смерть твоя будет ужасной! Я накормлю тебя твоей же собственной печенью, а затем прикажу своим людям заживо содрать с тебя кожу, выдубить и изготовить из неё боевой барабан!

Ши склонился в лёгком поклоне, пряча от глаз собеседника невольную улыбку:

— У тебя воистину богатое воображение, витязь. Надеюсь, тебе не представится возможность испробовать на мне столь изысканный способ казни. Прошу, повремени с этим до завтра; а пока прикажи своим людям расположиться на ночлег на склонах вон того высокого холма!

Белг обратил свой взор в указанном направлении и покачал головой:

— Плохое место ты выбрал. Слишком заметное и открытое всем ветрам; да и воды поблизости не видно. Рано ещё становиться лагерем! Не будем терять время, продолжим наш путь, пока не зашло солнце.

— Ты велел провести тебя кратчайшей дорогой к Ару. Дорога начинается от этого холма.

— За холмом? В каком направлении? Мы немедленно направимся по ней!

— Завтра. Вспомни, я говорил тебе: ты увидишь стены Ара не позднее, чем солнце дважды коснется горизонта. И ты увидишь их, витязь, клянусь тем, чем клянётся мой народ. Это так же верно, как и то, что ты держишь в руках оружие из проклятого металла.

— Хорошо. Мы станем здесь лагерем. Однако если что-то случится, ты умрёшь первым.

Ши молча кивнул.

Белг с отвращением глянул на его бледное, нетатуированное лицо и сплюнул сквозь зубы:

— Вождей ко мне! И выделить по воину из каждой семьи в охранение!

Дружина встала на ночлег. Крытые кибитки обоза, буковые колёса которых достигали в высоту роста взрослого мужчины, выставили плотным кольцом у подножия холма. Эта импровизированная стена была призвана защитить полусонных воинов на случай внезапного нападения. Вожди расположились подле верхушки, увенчанной тремя стоячими камнями. Люди остерегались приближаться к ним слишком близко: кто может знать, чьими руками и чьим именем давным-давно возведён таинственный знак. Сам Белг разбивать шатёр не стал; подобно рядовому воину, он распряг коней и улёгся спать под днище своей боевой колесницы, завернувшись в грубый шерстяной плащ.

Послы же отправились прямиком к венчавшим холм менгирам. В этом месте им нечего было бояться. Троим крепким братьям-близнецам, приставленным Белгом следить за ши, пришлось обосноваться рядом. Они хорошо помнили приказ: внимательно наблюдать и прикончить чужаков при первом же подозрении. Впрочем,.те, казалось, вовсе не собирались что-либо предпринимать. Каждый из троих облюбовал себе по столбу и уселся скрестив ноги, прислонившись спиной к шершавой поверхности камня.

Кроваво-красный диск светила скрылся в собиравшихся на горизонте тучах; окрестности быстро погрузились во мрак ноябрьской ночи. Чернеющая масса холма покрылась перемигивающимися огоньками походных костров. Близнецы также разожгли себе огонь, собрав по окрестностям немного высохшего кизяка. Света и тепла он давал немного, зато вони — хоть отбавляй.

— Дурное место. — заметил старший. — Мне здесь немного не по себе. Те камни как будто немного шевелятся — стоит только немного скосить глаза. Словно кто-то или что-то выталкивает их из-под земли наверх. А посмотришь прямо — сразу же замирают.

— Чушь! — фыркнул младший из витязей. — Холм как холм. Обычные камни. Просто ты объелся плохо прожаренной бараниной накануне. От несварения желудка и не такое может примерещиться.

— Спать охота! — заметил средний, позёвывая. — Может, вздремнём часок? Те, на вершине, небось уже давным-давно дрыхнут.

— Да ты обезумел, брат! Белг всем головы снимет, если узнает, что мы спали на посту!

— Тогда будем спать по очереди. Вы, братья, отдыхайте одну стражу, а я пока постерегу.

— Что-то и правда в сон потянуло, — пробормотал старший, сворачивая плащ себе под голову. — Пожалуй, я посплю немного. Не забудь разбудить, когда придёт мой черёд!

— Не забуду.

В лагере постепенно воцарилась ночная тишина, гасли один за другим походные костры ургитов. Заснул их молодой предводитель под днищем своей боевой колесницы; сон сморил всех его могучих воинов, даже опиравшиеся на длинные копья часовые всё глубже и глубже погружались в черную пучину дремоты. Разом заснули и трое братьев, так и не успев договориться, кто из них будет дежурить первым.

Неизвестно, бодрствовали ли ши на вершине холма. Нарождающийся месяц показался в разрыве туч и залил призрачным серебристым светом покосившиеся от времени менгиры. Площадка у подножия камней была пуста.

Бринн натянул поводья. Лебеди, подчинившись воле возницы, начали снижение. Встречный ветер топорщил перья их широко распластанных крыльев. Хорошо различимый с высоты небольшой посёлок имел форму неправильного треугольника: с двух сторон подступы к нему защищали откосы старых глубоких оврагов, а с третьей предусмотрительные жители насыпали вал, дополнительно укреплённый плетёным тыном. Юному богу не сразу удалось высмотреть место для посадки: почти всё пространство в пределах вала было занято домами и хозяйственными постройками.

В конце концов лебеди приземлились прямо на чей-то огород. На счастье хозяев, урожай на нём уже давно собрали, поэтому колёса небесной повозки помяли только несколько пожухших листьев ревеня. Бринн сошел с колесницы, привязал поводья к подпорному столбу навеса над крыльцом и вежливо постучался. Никакой реакции на стук не последовало. Подождав ещё немного, он толкнул незапертую дверь и вошёл.

Внутри длинного бревенчатого строения царил полумрак, который не могли рассеять ни лучи восходящего солнца, проникающие сквозь узенькие окна, ни огоньки чадящих жировых плошек. Циновки из лыка делили внутреннее пространство на несколько отдельных закутков; оттуда доносилось прерывистое дыхание спящих людей. Воздух был пропитан запахами пота, прокисшего молока и отсыревшей кожи. Бог наклонился и потряс за плечо кого-то, развалившегося на лавке у стены. Человек только промычал что-то нечленораздельное, натягивая меховое покрывало себе на голову.

— Где Огам?

Бринн вновь потрепал его по плечу.

— Ммм?.. Огм... В хлеву, наверное... — пробормотал тот, повернулся носом к стене и вновь захрапел.

Добиться большего от лежебоки оказалось невозможным, и Бринн вышел обратно на улицу. Посёлок тем временем потихоньку просыпался; издалека доносились щелчки хворостины и возгласы пастуха, выгонявшего скот на пастбище.

Хлевом оказался приземистый покосившийся сарай неподалёку. В нём-то и находился Огам. Мудрый бог из Племени Ллеу как раз закончил выносить навоз из загородок. Взявшись за деревянный скребок, он принялся усердно чистить бока дородному, черному как смоль борову. Тот довольно похрюкивал в ответ на ласку.

— Здравствуй, отец. Что я вижу? Мудрый Огам, могучий победитель болгов, ухаживает за свиньями, а его разящая палица ныне подпирает дверцу хлева?!

— А что здесь такого? Должен же кто-нибудь о них заботиться! Да, я неравнодушен к этим благородным животным; знаешь ли ты, сын мой, что свинья была самой первой скотиной, которую одомашнил человек? — Огам неторопливо уселся на деревянный чурбачок у перегородки и тщательно оттёр грязь с рук о длинный подол своей домотканой туники. — По правде говоря, я полюбил окрестные земли. Жизнь здесь тиха и почти беззаботна, если не брать в расчёт периодические набеги соседей. Здесь меня не тревожат попусту мои жрецы, коих по всей земле развелось бессчётное множество; нечасто посещают окрестные края и собратья по Племени. Знаешь, Бринн, я слишком много сделал для смертных, и теперь люди без конца пытаются выразить мне свою признательность. Обычно при этом они рассчитывают получить какую-нибудь награду. Мне ни к чему их благодарность, и я не даю ничего взамен неё, а люди на меня обижаются.

— Но что тебе стоит отплатить благодарностью за благодарность?

— Мне кажется, Племена слишком увлеклись помощью людям. Мы строили им города, учили ремёслам и искусствам. Все наши усилия оправдывались желанием вырастить себе сильных союзников в борьбе с бешеными болтами. Однако природа смертных такова, что жизнь для них не имеет никакой цены. В глубине души каждый человек уверен в том, что земное его существование весьма недолговечно, подобно выставленному на ветер огоньку масляной лампады. Поколение за поколением уходят в небытие, не оставляя после себя ничего, кроме щедро посыпанных охрой костей в курганах. Зачем же заботиться о поддержании этого неверного пламени? Они убивают друг друга сотнями без всякой нужды, используя нашу мудрость и наше оружие. Однако самое страшное — они втягивают и Племена в свою бессмысленную борьбу. Боги, оказывающие разным народам своё покровительство, могут невольно оказаться по разные стороны поля битвы.

— Ты полагаешь, Младшие Боги смогли бы погубить друг друга в междоусобной войне?

— Именно так. Ты сам уже попался на их удочку. Все люди безумны; и дружок твоего первосвященника Фехтне с его ненасытной жаждой истребления собственных братьев ничем не хуже и не лучше прочих. Временами мне представляется, что внутри каждого смертного человека живёт его собственный бешеный болг и человек всю жизнь ведёт с ним нескончаемую борьбу. У нас с тобой нет внутренних болгов; вот почему мы испокон веков сражались с болгами внешними.

Бринн улыбнулся:

— Слыхал я, отец, что ты в давно позабытые времена обратил противостоящее тебе войско болгов в стадо чернобоких свиней. Истинно ли это?

— А как же! — Огам добродушно похлопал лениво привалившегося к стене сарая борова по загривку. — Вон тот, скажем, отважный князь Руадах. За много тысячелетий до твоего появления на свет постиг он вершины искусства управления силами природы. Вон там, в соседнем загоне, у полной свежих отрубей поилки, дремлет его брат-близнец Куадах. Не было во все времена среди болгов витязя свирепей и опытней его! Здесь у меня и вся его дружина, и дочь Руадаха, красавица Лух. Я никогда не входил в число ценителей болгских девиц, но из неё, признаюсь, получилась очень симпатичная свинка. Знатное стадо у дедушки Огама! Кто ещё сможет похвастаться таким же?! — Мудрый бог поднялся со своего места, прошествовал в угол хлева и откупорил пузатый кувшин: — Эль будешь?

Бринн кивнул. Огам разлил бурый пенящийся напиток в две глиняные кружки, протянул одну из них сыну, а другую опорожнил сам одним глотком. Довольно крякнув, он поставил кувшин на место и продолжил:

— И не проси меня о том, что ещё не произнёс. Я не намерен покидать свой любимый хлев ни при каких обстоятельствах. Если молодость и неразумность толкают тебя на подвиги, не буду препятствовать. Однако если матушка узнала бы, что я потакаю твоим детским шалостям, она была бы недовольна. А я не желаю расстраивать твою мать.

— Я понял. — Бринн склонился перед Огамом в лёгком поклоне. — До свидания, отец. Мне пора.

— Скатертью дорожка.

Юный бог кивнул и переступил через порог.

— Постой-ка!

— Да, отец?

— Слышал, Араван зол на тебя и твоего жреца. Учти, он может быть опасен.

— Спасибо.

— И... береги себя.

— Постараюсь.

— Отлично.

— Прощай, Огам.

— Прощай, Бринн.

Бронзовая колесница, запряжённая тройкой черных лебедей, взмыла в небо, стрелой пронзила низкие предгрозовые тучи и взяла курс на юг. Её возничий торопился, погоняемые им лебеди неслись, опережая ветер.

Белг с трудом разлепил отяжелевшие от сна веки. Хотя сквозь полог его походного шатра уже давно пробивались лучи восходящего солнца, никто не торопился разбудить полководца. Это было необычно. Ургит резко сел на своём жёстком ложе и нащупал пару коротких мечей на перевязи. Оружие, как всегда, лежало в изголовье. «Эй, Хур, принеси умыться!» — окликнул он своего колесничего. Возница не отозвался. Зато из угла шатра, из-под кучи медвежьих шкур, доносилось сладкое посапывание. «Что они все, накурились с вечера конопляного семени? — злобно пробурчал Белг, спуская ноги на землю. — Вот я вам покажу, как дрыхнуть в походе! Вместо волов в повозки запрягу!» Первое, что он увидел, откинув льняной полог шатра, были двое его телохранителей, крепко спящих на посту у порога. Один из них ухитрился заснуть в вертикальном положении, опершись на собственное копьё, и громко храпел; другой удобно расположился на травке, пристроив под голову любимый Белгов щит.

— Подъём! — Ургит больно пнул нерадивого стража в бок, однако спящий лишь перевернулся на другую сторону, громко засопев. Внук Урга просто опешил. Такого не могло случиться. Лучшие мужи клана заснули на посту! В ярости он выбил ногой копьё из-под первого воина. Тот повалился на землю как набитая соломой кукла, но так и не пришёл в чувство. Подобное поведение подчинённого, вместо того чтобы ещё более взбесить военачальника, мигом его отрезвило. Взмокшая от холодного пота нижняя рубаха прилипла к спине под наспех наброшенным кожаным панцирем; Белг дико озирался по сторонам, отчаянно пытаясь вникнуть в суть происходящего. А вокруг не происходило ровным счётом ничего. Весь лагерь спал. Храпели свалившиеся вповалку витязи-ургиты; прядали во сне ушами крепкие боевые кони в упряжках их колесниц. Ничто не нарушало окружающую тишину, за исключением чириканья стайки воробьев, слетевшихся на овёс из конской кормушки...

Полог соседней палатки откинулся, и из неё показался двоюродный племянник Белга, витязь по имени Бал. Он потянулся, протёр глаза, а потом, сладко позёвывая, неторопливым шагом направился к своей повозке.

И тут Белга прорвало:

— Поднимайтесь, дети ящерицы! Ослиные отродья! Жизнь свою проспите! Где часовые?! Да я вас всех... — Он метался как безумный по лагерю, опрокидывая составленные в пирамиды копья и щиты, выбивал опорные колья шатров и раздавал крепкие пинки попадавшимся под ноги спящим.

Отовсюду неслись жалобные стоны, ржали лошади, мычали разбуженные волы, люди в ужасе вскакивали, инстинктивно хватаясь за оружие, В этот момент под ноги полководцу ургитов бросились трое близнецов. Припав на левое колено, они застыли перед ним в позе глубочайшего раскаяния.

— Убей нас, Белг! Мы упустили ши! Косоглазые бестии исчезли!

— Как?!

— Мы лишь прикрыли глаза на минутку...

— Таким воинам нет оправдания! — прорычал Белг. — Приготовьтесь как следует — я уже ожидаю ваше ритуальное самоубийство!

— ...Всего лишь на минутку... А они возьми да исчезни с холма... Впрочем, и сам холм куда-то пропал...

— Да что вы мелете?! Что значит «пропал»?! Куда может исчезнуть холм?

— А холма-то и вправду нет... — пролепетал у него за плечом Бал. Витязь в благоговейном ужасе указывал туда, где с вечера был склон. Теперь в том направлении на много лиг простиралась ровная, как стол, степь.

— О всемогущие боги, а это как понимать?!

Лигах в трёх к северо-востоку от лагеря ургитов возвышались стены и башни какого-то крупного города.

— Ар? Быть такого не может!

Утренняя дымка скрывала очертания построек, а какие-либо отличительные детали с такого расстояния разглядеть было невозможно.

— Нет, не Ар. Слишком высокая стена, — заметил Белг. — Может, мы сбились с пути и вернулись обратно домой?

Все присутствующие сошлись во мнении, что город на горизонте Кером быть не может. Родные валы они узнали бы издалека.

— Бал, собирай сотню самых быстроногих воинов и отправляйтесь на разведку. Нужно узнать, где мы находимся. Прихватите пару-тройку местных и выпытайте из них всё!

Витязь, молча отсалютовав копьём, бросился исполнять приказ.

Войско ургитов поспешно снялось с лагеря; Белг торопился до наступления дня отвести армию под прикрытие гряды холмов, чтобы прежде времени не обнаружить себя перед возможным врагом.

...Босоногий подросток лет тринадцати осторожно спускался вниз по пологому склону древнего оврага, насторожённо озираясь по сторонам. Сейчас его мало волновала пара дюжин коз, выпасать которых входило в его обязанности. Прежде всего следовало отыскать товарища по игре. Где же он мог укрыться? Может, вон за тем валуном? Мальчик снял с плеча свой лук и извлёк из колчана стрелу. Разумеется, не боевую, с бронзовым остриём, а предназначенную для игры — с мягким тряпочным шариком вместо наконечника.

— Выходи, подлый ургит! Я все равно знаю, где ты прячешься! — грозно рявкнул он, держа камень на прицеле. — Воин из дома Хольдера вызывает тебя на поединок!

«Подлый ургит» не отозвался. Пастушок начал медленно приближаться к подозрительному валуну, лавируя между боками мирно щиплющих травку коз. Резким рывком преодолев последние десять локтей, он заскочил за камень, но так и не спустил тетивы: здесь его приятеля также не оказалось. Однако на земле мальчик обнаружил оборонённую старенькую сандалию.

— Вот раззява! Мама бы ему здорово всыпала, если бы вернулся домой без обувки! — Он потянулся было к своей находке, однако в это время чья-то рука легла ему на плечо и незнакомый голос произнёс:

— Что ты болтал про ургитов, вояка?!

Пастушок крутанулся на месте и обнаружил рослого воина с татуированным лицом, насмешливо разглядывающего своего пленника. Забрало скрывало верхнюю часть его лица, а из-под шлема свешивались углы головного платка. Расцветка последнего, равно как и замысловатый орнамент на расшитом воинском поясе не оставляли сомнений в принадлежности их владельца к роду потомков Урга.

Мальчишку с головы до ног окатила холодная волна ужаса. Не нужно быть семи пядей во лбу, чтобы понять: перед ним — неизвестно откуда взявшиеся враги. Он резко рванул в сторону, увернувшись от пытавшейся его сграбастать пятерни, и кубарем покатился вниз по грунтовой осыпи. Осенние дожди промыли склон балки наподобие широкого жёлоба, по которому он мигом долетел до самого дна. Помотал головой, преодолевая головокружение после столь стремительного спуска, вскочил на четвереньки и изготовился было бежать прочь, но его остановил взрыв добродушного хохота. Полдюжины сверкающих жалами копий преграждали пути к бегству со всех сторон. Те же самые солдатские сапоги с кожаными обвязками, широкие расшитые пояса и по-чужому татуированные лица.

— Этого тоже взять! Бел г просил парочку местных!

Повсюду были враги.

ГЛАВА VII

Всеобщее веселье царило под сводами храмовой трапезной в городе Бреге. Янтарная медовуха и чёрный пенистый эль лились рекой во славу богов-покровителей; впрочем, в своих тостах собравшиеся не забывали упомянуть и хитроумного Гонора из Племени Ллуда, стараниями которого священный Брег, равно как и Священный Ар обзавелись неприступной крепостной стеной. Ханаль самодовольно ухмылялся и кивал, внимая песням сказителей, усердно бряцающих по латунным струнам сладкозвучных арф. Видар предавался своему привычному времяпрепровождению — пьянству в весёлой компании молоденьких жриц. Во главе стола возвышались два кресла из ясеня, покрытых чепраками с богатым золотым шитьём; на тех тронах восседали Многоискусный Бринн и Ясноокая Эйте. Были они на празднестве женихом и невестой, а прочий собравшийся народ — гостями на их свадьбе. Первосвященник новобрачного расположился за столом по правую руку от него. Рядом устроился Ханаль в венке из простеньких полевых цветов, с гирляндой жёлтых лилий на шее. Он, по своему обыкновению, балагурил и подшучивал над соседями, доводя окружающих смехом до нервного истощения. Никто здесь не испытывал недостатка ни в снеди, ни в выпивке, все приглашённые наедались и напивались до тех пор, пока ещё были в состоянии пошевелиться или по крайней мере открыть рот. Из всех присутствующих лишь воины-тординги не злоупотребляли угощением, так как строгие традиции их семьи предписывали соблюдать умеренность во всём.

Поскольку Эдан не принадлежал ни к одному из пяти воинских родов, он не был стеснён подобными этическими ограничениями и исправно поглощал кружку за кружкой, вполуха прислушиваясь к непринуждённой болтовне, которую Ханаль вёл с невестой.

— Милая Эйте, я вовсе не жалею, что однажды чуть было не выдал вас замуж. Признайте, вождь племени Эоху — не самая плохая партия: богат, славен и силён, как сто быков. Умишком, правда, подкачал, но ведь с точки зрения женщины для мужа неразумность может обернуться главным достоинством, не правда ли? А как мы славно поразвлеклись, умыкнув невесту прямо из-под венца!

— Надеюсь, сегодня ты не замыслил чего-либо подобного?! — насупила брови богиня, инстинктивно вцепившись руками в перила своего кресла.

— Как знать, как знать... — широко улыбнулся её собеседник. — Ведь я — знаменитый Ханаль: я люблю пошутить и повеселиться всласть. Некоторым не нравятся мои забавы, но что мне за дело до них? Не выношу угрюмые, кислые лица, а также физиономии людей, сосредоточенных на еде. Похоже, самое время позабавить публику каким-нибудь трюком или розыгрышем...

Однако чем именно Ханаль намеревался позабавить гостей, так и осталось неизвестным: двери зала внезапно широко распахнулись, и появившийся на пороге раб-распорядитель с побелевшим как мел лицом объявил:

— Фехтне, сын Торнора, ожидает на крыльце позволения войти!

Тординги разом поднялись со скамей, по привычке хватаясь за пояса: оружия при них на пиру, разумеется, не было.

Эйте бросила быстрый взгляд на Ханаля; тот только пожал плечами и кивнул.

— Пускай войдёт, — распорядилась богиня.

Фехтне, проклятие воинов Пятиградья, не заставил себя долго ждать. Согласно этикету, он провёл ладонями по заросшим седой бородой щекам и припал на колено в ритуальном поклоне. Раб-распорядитель усадил гостя на подобающее его роду место; тординги же, сидевшие за столом напротив, предпочли пересесть за другой стол.

Младший из сыновей Торнора сделал вид, будто не заметил, какой фурор произвело его внезапное появление. Приняв из рук слуги вместительный серебряный кубок, он извлёк засапожный нож, отхватил от лежащей перед ним на блюде бараньей ноги внушительный кусок и набросился на еду.

— Осмелюсь спросить, чему мы обязаны визитом столь редкого гостя? — поинтересовался Бринн после того, как Фехтне утолил первый голод.

Маг тщательно сполоснул руки в поднесённой ему чаше с водой, извлёк из-за пазухи свою любимую дымовую трубу, неторопливо набил её серым порошком из кожаного мешочка, а потом запалил огонь. С видимым удовольствием пару раз затянувшись, он выпустил через ноздри струю черного вонючего дыма, от которого у всех соседей сразу же заслезились глаза и запершило в горле, после чего произнёс:

— Недобрые вести принёс я вам, о светлоликие покровители, жрецы, маги и воины города Брега! В то время как вы беспечно предаётесь пьянству и чревоугодию на этом чудесном пиру, свирепые мужи клана ургитов уже встали осадой под стенами Ара!

— Ты лжешь, коварный Фехтне! — выкрикнул со своего места воин по имени Транд, приходившийся Торду внуком. — Желаешь заманить нас в какую-нибудь хитроумную ловушку! Виданное ли дело — отправляться в дальний поход в начале ноября! Да если войско ургитов и выступило бы на Ар, нам о том давно бы стало известно. Большая дружина — не браслет. Под длинным рукавом не спрячешь!

— Ты прав, мой внучатый племянник, — кивнул маг, — обычно никто не рискует начинать войну так поздно осенью. Однако теперь ургиты решились на это. Их молодой предводитель Белг раздобыл для своей армии особенных проводников; тех, кто смог провести дружину кратчайшей дорогой, доступной лишь немногим.

— Что это за дорога?!

— Такие тропы не отыщешь на лике земли, — туманно пояснил Фехтне, попыхивая своей трубой, — они проходят сквозь странные места, а их начало и конец теряются в густой тьме стоячих камней на вершинах древних курганов. Лишь тот, кто помнит дошедший из далёкого прошлого секрет перемещения по ним, может пройти по такой дороге и провести за собой других. Как выяснилось, есть ещё те, кто помнят; некто, кто желает людям Пятиградья взаимного уничтожения в междоусобной войне.

— Это похоже на правду, — прозвучал в наступившей тишине голос Бринна, — но думаю, речь твоя ещё не закончена. Фехтне пришёл сюда с каким-то предложением, не так ли?

— Да. Я собираюсь предложить вам свою помощь.

За столом тордингов поднялась настоящая буря. Бринну пришлось грохнуть кулаком по столешнице, чтобы прервать поток возмущённых возгласов и оскорблений, посыпавшихся на старого чародея.

— Послушай, Фехтне, разве ты можешь выступить против ургитов лично? — удивился Эдан.

— Разумеется, нет, сынок. Я не собираюсь сражаться с самими ургитами. Однако уверяю вас, что и мне, старику, в предполагаемой заварушке найдётся работёнка. Араван из племени Ллира собирает в помощь Белгу сильное войско. Скоро его армия будет у Огненного Города, и следует поторопиться, если вы хотите успеть атаковать ургитов до прихода подкреплений!

— Совершенно невозможно, дядя! — заявил почтенный Керп, патриарх рода тордингов. — Отсюда до Ара около двенадцати дюжин лиг. Армии потребуется почти две недели, чтобы преодолеть такое расстояние.

— Если путь далёк, всегда можно отыскать тропинку покороче. А среди вас есть кое-кто, кто сможет провести вас кратчайшей дорогой, если вы его хорошенько попросите, — заметил Фехтне и многозначительно подмигнул Ханалю. Тот закатил глаза к потолку.

— Допустим... Ты обещаешь нам победить Аравана. А какова цена участия Фехтне в битве?

— Мне нужен меч моего отца, Гонор т'Ллуд. — Маг понизил голос для того, чтобы его не расслышали тординги. — Я прослышал, будто бы он находится у тебя. Верните меч, и получите в моём лице сильного союзника. Взамен же принадлежащего мне по праву оружия я отдам людям Брега и Ара вот эту безделушку: мне она ни к чему.

На разделявшем собеседников столе появился небольшой жезл из шлифованного голубоватого камня. Ханаль покачал головой и небрежным движением отпихнул реликвию по столешнице в сторону Фехтне.

— Разве плюгавый обломок нефрита, пускай даже некогда принадлежавший Медному Правителю, может сравниться по стоимости с мечом Торнора, воинственного бога из Племени Ллеу?! Известны ли тебе чудесные свойства сего меча? Даже десятка таких же жезлов не хватит, чтобы за него расплатиться!

— Не забывай о моём участии в битве, — вежливо напомнил ему Фехтне, — подобные услуги тоже обходятся недёшево!

Ханаль задумчиво почесал в затылке.

— Возможно, мы смогли бы договориться, если бы Младший Брат снял старинное проклятие со своих родственников, — наконец изрёк он.

— Ты просишь слишком многого, весёлый бог. К тому же сомнительно, что я в силах изменить сложившееся положение.

— Кому, как не тебе, под силу сделать это! Попытайся!

— Самое большее, на что я мог бы согласиться, — сложить проклятие с плеч хольдерингов и тордингов. Никто не сможет заставить меня простить ургитов. Я всегда ненавидел своего старшего брата. В детстве он дразнил меня и даже частенько поколачивал.

— Отлично! Меч Торнора в обмен на нефритовый жезл, службу и снятие проклятия!

— Договорились. Но меч — вперёд!

— Получишь перед началом битвы.

— Ладно. Распорядитесь подготовить жертвенных животных. У нас мало времени!

Бринн поднялся со своего кресла и обвёл взглядом возбужденно шумяший зал:

— Все слышали? Мы выходим немедля. Витязи, запрягайте колесницы и готовьте оружие; жрецы, собирайте свои амулеты; певцы, зачехляйте арфы! К концу дневной стражи готовая к бою дружина должна стоять у ворот Брега!

Когда Эдан подошёл к воротам своего дома, он застал там Кермайта. Хольдеринг выводил из конюшни упряжку лошадей. Кони были уже вычищены и накрыты защитными черпаками; в кузове колесницы стоял улыбающийся Талес с большим овальным шитом в руках.

— Жрецы поведали народу Брега, что сами боги-покровители будут сражаться вместе с воинами в готовящемся походе. Дружинники не сомневаются в нашей победе. Жены с радостью провожают своих мужей на битву; все говорят, что война будет недолгой!

Первосвященник Бринна окликнул двух рабов, чтобы те помогли ему облачиться в панцирь и боевой фартук.

— У ургитов тоже есть могущественные покровители, — заметил он, натягивая рукавицы из толстой кожи, — и число их союзников велико. Битва будет кровопролитной, и многие герои не вернутся к своим очагам. Поторопимся же на место сбора! — Его меч сам по себе, как бы в подтверждение слов хозяина, лязгнул гардой о ножны.

У последних Ворот Воинов, на славу отстроенных царём луговых лопраканов, собралась вся воинская дружина, которую смог выставить народ Брега в помощь осаждённому Огненному Городу. Было здесь семь десятков колесниц, запряжённых лошадьми, ослами и онаграми; на каждой — по воину-тордингу, его щитнику и колесничему. Стояло сто не имевших колесниц воинов, облачённых в длинные стёганые панцири, с крепкими копьями и огромными щитами в руках: за каждым таким щитом помимо хозяина могло спрятаться двое легковооруженных. Рядом расположилось двести тордингов-лучников с ростовыми луками: издревле их род славился своим искусством стрельбы. К воротам подошло также несколько сотен бойцов, присланных окрестными охотничьими племенами. Каждый из них принёс с собой сплетённый из лозы лёгкий шит, пращу или несколько копий. Обоз войска был невелик — три десятка повозок, нагруженных припасами и оружием.

Перед предводителем дружины появилась небольшая процессия. В сопровождении группы жрецов к колеснице Гнатала подошли трое: полуголый субъект в венке из дубовых листьев, лихо сдвинутом на затылок, темноволосый мужичок в коротком плаще из перьев ястреба и голубоглазый юноша в простой холщовой тунике.

— Время выступать. Построй своих людей и следуйте за нами. Не вздумайте остановиться или свернуть куда-либо в сторону! Я буду показывать дорогу, — распорядился темноволосый.

— Отец! Мы не знаем этого человека! — подал голос сын вождя Транд, служивший у Гнатала колесничим. — Следовало бы найти проводника понадёжней. Если понадобится, я и сам могу провести войско до Ара!

— Ты ошибся, дорогой. Я не человек. Эй, Бринн, поехали!

Юный бог, стоявший рядом с Ханалем, поднёс два пальца ко рту и свистнул.

Возникший в отдалении шум крыльев быстро приближался. Тройка черных лебедей, впряженная в чудесную повозку Дон па. явилась на зов своего нового хозяина и спланировала на близлежащий пригорок. Из восьми сотен глоток одновременно вырвался изумлённый возглас. На глазах всего войска легенды становились явью: боги вместе со своими жрецами взошли на колесницу. Лебеди взмыли в воздух, описав в небе над построенной армией широкий полукруг; на земле остались лишь Ханаль да седовласый старец, за спиной которого висел большой оббитый медью шит.

Ханаль зашагал, не оборачиваясь, куда-то в сторону от наезженной дороги. Гнатал повернулся к своим соратникам, стоявшим на соседних колесницах. Их взгляды красноречиво говорили: «ты — вождь, тебе и решать».

— Хийя! — Длинная плеть протянула по спинам коней упряжки, и они резво рванулись с места, догоняя удаляющуюся фигуру бога. Всё войско тордин-гов послушно двинулось следом за своим патриархом.

Дружина растянулась в длинную походную колонну. Её голову составляли боевые колесницы; в арьергарде двигались обозники с охраной. Повозка за повозкой, воин за воином исчезали в туманной лощине меж двух высоких курганов, воздвигнутых над могилами древних правителей города Брега. Стороннему наблюдателю, случись таковой в этой местности, вероятно показалось бы весьма странным, что ни один из них так и не появился по другую сторону холмов.

— Что-то я не узнаю окрестностей, — признался Кермайт, удивлённо озираясь по сторонам. — Откуда здесь взялась эта гряда? И вон той рощицы я раньше тоже не видел!

— Следил бы лучше за дорогой, — порекомендовал Эдан своему колесничему, — не ровён час кому-нибудь отстать от отряда. Слышал, что сказал наш проводник9 В странном краю, в который он нас завёл, потерявшихся вовек не отыщешь!

Их провожатый как ни в чём не бывало бодро шагал по прямой, словно не замечая загадочных трансформаций окружающего пейзажа. Рядом с ним шествовал Фехтне; старый чародей от души забавлялся, ловя преисполненные ненависти взгляды, которые бросали на него ехавшие во главе колонны воины-тординги. Однако и для него был внове путь, избранный Ханалем для войска.

— По каким землям пролегает наша дорога, Гонор? Кроме людей и их колесниц, всё вокруг кажется каким-то нечётким, зыбким, изменчивым... Взгляни-ка, да здесь два солнца: одно только-только приподнимается над горизонтом на востоке, а другое уже клонится к закату! Над головой у нас ущербный месяц и звёзды, яркие, как в морозную зимнюю ночь! Где же находится такая страна, если в ней все часы суток слиты воедино?

— Считай, что мы в краю моих грёз, — отвечал ему Ханаль. — Я обязался провести воинов в Огненный Город кратчайшим путём; а может ли быть дорога короче, чем путь сквозь сны? Здесь стёрта грань между реальным и нереальным; невозможное возможно, время же не существует вовсе. Поэтому и торопиться необязательно. Вы снитесь мне; и я переношу дружину из одного своего сна в следующий, всё ближе и ближе к тому, в котором все мы проснёмся в Аре.

— Осмелюсь полюбопытствовать, о светлоликий! Если мы снимся тебе, означает ли это, что все мы сейчас спим? И видим тебя в своих грёзах? А если так, то кто из нас спит?

— Что бы ты хотел услышать? Признаю, на твой вопрос нет ответа. Это парадокс, а меня забавляют парадоксы! — улыбнулся Ханаль и широко зевнул, прикрывшись тыльной стороной ладони. — Такому любопытному трюку меня обучил мудрец, влачащий своё убогое существование в одной из пещер в горах Кайшанг. Годами истязая себя длительным постом, медитацией и дыхательными упражнениями, а также поглощая неимоверное количество особых корешков, от которых разум человека меркнет, а мир духов приближается, он открыл секрет — как спать не засыпая и сниться самому себе. И временами я задумываюсь о том, не снимся ли все мы заросшему по уши грязью отшельнику? Быть может, наше существование, людские страсти, страдание, счастье, рождение и смерть — лишь мрачный кошмар, регулярно посещающий его вследствие хронического несварения желудка?

Маг поморщился:

— В далёкую пору моего ученичества владыка Ир-мин говорил мне о чём-то подобном. По его словам, единственная существующая реальность — Древо, источник всего сущего. Миры — лишь ветви и плоды на его ветвях, а всё окружающее нас — изменчиво и иллюзорно.

— Короче говоря, повсюду — сплошное надувательство, — хмыкнул Ханаль. — Все мы — объект чьей-то удачной шутки, и кому, как не Ирмину, знать об этом. Хранитель дерева, скрепляющего ткань вселенной, прозревает мир от его корней до самой вершины. Ничто не может укрыться от взора владельца источника, проистекающего из-под корней Древа и наполняющего Озеро Мудрости!

— Постой-ка! — воскликнул Фехтне. — Всем известно, что владелец озера — Болг, прародитель болгов!

— Разумеется. Владыка Ирмин, сын Гофаннона, и Болг — одно и то же лицо. Неужели ты полагаешь, ему удалось бы похитить драгоценную влагу из источника богов, не будь он приставлен к нему в качестве сторожа? Когда Старшие опомнились и попытались спасти положение, оказалось, уже поздно что-либо исправлять. Неистовый всегда по-своему любил вас, людей. Однако в отличие от Племён, по мнению которых человеку было дано чересчур много, Ирмин считал, что дарованного явно недостаточно. По его замыслу магия должна была приблизить людей к богам, но человек и её быстро обратил в орудие взаимоистребления.

— Невероятно! — пробормотал Фехтне, покачивая головой. — Выходит, люди — причина тысячелетней борьбы Племён и болтов?

— Угу. От вашей расы одни неприятности. Минуточку... — Ханаль встал как вкопанный и приложил ладонь ко лбу, всматриваясь в даль. — Похоже, в мой безмятежный сон проник некто чужой. Взгляни-ка, маг, не знаком ли тебе этот коротышка?

Посередине прямой как стрела дороги, по которой продвигалась армия Брега, виднелась аляповатая фигурка: горбатый уродец в длиннополом балахоне, криво сшитом из оленьих шкур, приветливо помахал рукой приближающемуся воинству. За его спиной происходило что-то странное —там клубился мглистый туман, временами закручивающийся в небольшие вихри; перемигивались загадочные огоньки, из темноты тянуло сыростью, запахами мокрой травы и гнили.

— Куллд?! — Колесница Эдана вырвалась вперёд и поравнялась с улыбающимся сыном Вана. — Как ты здесь оказался?

— Здорово, дружище. Я решил присоединиться к походу и привёл с собой всю свою дружину. Поскольку мама не хотела отпускать меня из дома, пришлось сбежать через окошко, заранее напоив до беспамятства парочку водяных, приставленных ко мне в качестве стражи. — Горбун выглядел очень довольным своим поступком. — И вот мы здесь!

— Похоже, этот шут гороховый — твой старый приятель, — бросил Ханаль Эдану через плечо. — Ладно, Куллд. Мне нравится твоя наглость; думаю, ты можешь быть нам полезен. Полезай в колесницу!

Сияющий от счастья Куллд 'вскарабкался в повозку Эдана; вслед за ним потянулась и та мерцающая хмарь, которая служила ему дружиной. Войско двинулось дальше. Голые равнины по обеим сторонам дороги внезапно сменялись то искрящимися в лучах солнца ледниками, то залитыми дождями джунглями; День смешался с ночью, а буйство красок природы чередовалось с унылым одноцветьем гор вулканического пепла. Казалось, что где-то впереди сквозь туманную дымку проглядывают далёкие стены и крыши, но стоило лишь обратить туда внимательный взгляд, как призрачный город расплывался, подобно всем прочим деталям окружающего ландшафта.

Однако настал момент, когда Ханаль остановился, подняв указательный палец вверх в предупреждающем жесте, и произнёс:

— Вот мы и пришли. Ар где-то рядом... ОП-ПА!!!

Послышался оглушительный треск, похожий на звук раздираемой ткани, и наваждение вмиг улетучилось. Вся брегская армия стояла в замёрзшей степи, по которой холодный ветер гонял лёгкую снежную позёмку; по левую руку на расстоянии одной лиги блестела река. На противоположном берегу возвышались неприступные бастионы Ара, а прямо напротив дружины на расстоянии в пять сотен локтей было хорошо различимо войско ургитов, построенное в боевые порядки. Чуть дальше виднелись окруженные возами шатры и очаги походного лагеря.

— Извините, друзья... похоже, я немного ошибся в своих расчётах, — признал старина Гони, окинув взглядом столь ошеломляющую панораму. Тем временем из стана врага донеслись первые изумлённые вопли и хриплый рёв длинных бронзовых труб. Ур-гиты, оправившись от первого шока после внезапного появления походной колонны противника прямо у себя под носом, намеревались перейти к решительным действиям.

— Чего ты ждёшь? — набросился Ханаль на Гнатала. — Мы здесь как на ладони! Немедленно командуй отступление!

Лебединая упряжка со свистом пронеслась у них над головами, заложила крутой вираж над позициями воинов Кера и полетела в сторону города.

Возможно, именно громкое хлопанье крыльев в воздухе вывело патриарха тордингов из минутного оцепенения, в каковом он пребывал, бессмысленно таращась на готовую к битве армию неприятеля.

— Всем к реке! — заорал он, поворотившись к своим людям. — Подле Ворот Воинов раньше был широкий брод! Двадцать колесниц — прикрывать отступление!!!

Взвыл сигнальный турий рог в руках его возницы, и потерявшая форму походная колонна потянулась к воде.

— Слышал, что сказал Гнатал? — обратился Эдан к Кермайту. — Вперёд!

Два раза хольдерингу повторять не пришлось. Щёлкнули длинные поводья, кони рванулись вскачь. Пара дюжин передовых колесниц понеслась в сторону левого фланга ургитов, подобрав по дороге по одному лучнику каждая. Оказалось, что ургиты также не были готовы к столь неожиданной стычке; большая их часть осталась на месте, ожидая приказов командиров; те же из воинов, кто считал ниже своего достоинства выслушивать распоряжения, бросились преследовать отступающих тордингов. На середине пути они столкнулись с отрядом прикрытия, и в степи завязался короткий, но кровопролитный бой.

Левой рукой Эдан вцепился в плетённый из лозы борт, стараясь удержаться на ногах в отчаянно подпрыгивающей на кочках повозке. Кермайт же стоял как влитой, безостановочно нахлёстывая лошадей. Наперерез им летела выкрашенная в чёрное колесница, несущая рослого воина. Чеканка на посеребрённом забрале его шлема изображала бородатое лицо, оскалившееся в демонической усмешке. Первосвященник Бринна потянулся к дротикам в притороченном к передку колчане, на глаз прикидывая дистанцию до цели.

— Не нравится тебе его образина? — раздался сзади голос Куллда. — Сейчас уберём!

Краем глаза наш герой заметил, как горбатый полубог вкладывает скатанный камешек в ременную петлю; хотел заметить, насколько глупая и небезопасная затея — метать пращой камни с колесницы на полном ходу, но не успел: резкий свист рассекаемого воздуха, и... витязя в шлеме с личиной будто бы сдуло. Возница и щитник не сразу заметили исчезновение своего патрона. Когда же отсутствие воина обнаружилось, колесница попыталась затормозить. -При подобной скорости эта попытка была чистым безумием, и добром она не кончилась: повозка опрокинулась набок, затрещала рвущаяся упряжь, экипаж посыпался на землю вперемешку с собственным оружием и снаряжением.

Эдан пытался высмотреть поверженного врага, с тем чтобы снять с него дорогие доспехи, но в окружающей сумятице разглядеть какие-либо детали было невозможно.

Отряд колесниц тордингов пронёсся сквозь порядки наступающего противника и высадил десант стрелков у него за спиной. Пока набравшие скорость боевые повозки разворачивались, собираясь в единый кулак, лучники безостановочно засыпали ургитов стрелами, без промаха разя наименее защищённых членов экипажа — возничих, тем самым расстраивая ряды неприятеля.

На обратном пути тординги вновь подобрали своих лучников и атаковали с тыла.

Условия позволяли обеим сторонам в полной мере проявить искусство ведения боя на колесницах: в голой степи было предостаточно места для хорошего разгона и разворотов. Вновь над равниной разнеслись крики раненых и хруст сшибающихся повозок; однако Эдан не пропустил жеста Транда, сына Гнатала, командовавшего отрядом прикрытия; витязь красноречиво помахал большим пальцем в направлении хвоста колонны — «отступаем!». Их стремительная атака не прошла даром: в войске ургитов наблюдалось некоторое замешательство. Тем не менее несколько дюжин прорвавшихся вражеских колесниц всё же продолжали наседать на отступающую к реке дружину подобно ястребу, преследующему уползающую под прикрытие скал змею. Своими внезапными налётами они замедляли продвижение войска и не позволяли ему перестроиться.

Нападение возвращающихся людей Транда рассеяло этих ургитов по степи, а между тем первые тординги двинулись через брод. Яростно шипящие чёрные лебеди утюжили землю, гоняясь за отдельными вражескими повозками.

— Они опомнились! — заметил Кермайт, указывая на восток. Действительно, командирам бойцов Кера удалось совладать со своим воинством; основные силы ургитов быстро приближались к переправе.

— Интересно, куда подевался Ханаль? Его помощь сейчас очень пригодилась бы! Хольдеринг пожал плечами:

— Сложно сказать. Исходя из того, что я видел в поле целых пять колесниц ургитов, намертво сцепившихся дышлами, думаю, он где-то поблизости. Очень напоминает его фокусы. Беднягам теперь придётся распутывать свои поводья не менее получаса!

Очевидно, в схватке наступал критический момент. Если преследователям удалось бы прижать к реке дружину, не переправившуюся целиком на другой берег, дело грозило обернуться для тордингов полным разгромом.

— Надо их задержать!

— Пришёл черёд поработать и моему маленькому воинству, — заявил Куллд, извлекая из-под полы своей парки миниатюрный, чуть больше ладони, разукрашенный бубен. Смачно плюнув на самую середину этого музыкального инструмента, он растёр слюну рукавом по всей его поверхности. Находившиеся в колеснице Кермайт и Талес в изумлении следили за его манипуляциями. Тем временем в руке горбуна появилась деревянная колотушка; он легонько дотронулся ею до своего бубна; привешенные к нему деревянные колокольцы задрожали, и инструмент издал неожиданно низкий, вибрирующий рокот.

Эдану почудилось, будто у него что-то происходит со зрением. Он протёр глаза и убедился, что с ними всё в порядке; зато вокруг быстро темнело.

Куллд ударил вновь. Казалось, его бубен немного подрос, да и звук стал громче.

Новый удар колотушки; ещё один... Гул от каждого нового удара разносился всё дальше; бубен же продолжал увеличиваться, пока не достиг размеров большого воинского щита. Тьма, вызванная его звуками, сгущалась. Всё вокруг — арьергард тордингов, наступающие ургиты — тонуло в непроницаемой черноте, сквозь которую с трудом проглядывай красный диск близящегося к закату солнца. Вскоре скрылся и он. Мрак гасил все звуки, и голоса перекликающихся людей доносились приглушенно, словно из-под земли. Из темноты веяло сыростью; перемигивающийся хоровод болотных огоньков вёл там свой причудливый танец, а загадочные шорохи, хлюпанье и стоны, доносящиеся из неведомого, вселяли неуверенность в сердца даже самых опытных воинов.

— Необходимо поторопиться с переправой: темнота не может продлиться долго, — предупредил Куллд. Он продолжал' постукивать по бубну, но с каждым разом — всё тише и тише; звуки замирали, а вместе с их угасанием начинала понемногу развеиваться мгла.

Над самим бродом по-прежнему продолжало светить солнце, и ничто не препятствовало форсирующим реку тордингам. Река здесь в самом глубоком месте была по пояс, поэтому большая часть повозок пересекла брод без особых сложностей. Вскоре и направляемая Кермайтом колесница вошла на переправу; лошади осторожно продвигались вперёд по топкому илистому дну, размягчённому копытами сотен их предшественниц. Эдан, Талес и Куллд слезли в студёную осеннюю воду, чтобы помочь упряжке.

Чёрная туча, укутавшая южный берег реки Бо, не выпускала из своих объятий заплутавшую дружину преследователей. Несколько повозок ургитов выскочили к воде значительно выше по течению, но под немедленно начавшимся обстрелом лучников им пришлось отойти назад.

— Как это тебе удаётся? — спросил жрец Бринна, махнув рукой в сторону застлавшей степь тьмы.

— А разве ты не видишь — как? — тоненько хихикнул Куллд. — Ведь у тебя есть тот, кто может это знать! Ну-ка, ребята, помогите ему сами!

Те, кого он звал, немедленно явились, и Бринн узрел их вновь. Пятно и Веретено, Медведь, Барсучья Морда и Катящееся Колесо расположились на гриве и поводьях коня, которого он тянул под уздцы; явился также Белый Шар. И произнёс:

— Здравствуй!

— Здравствуй! — ответил ему Эдан.

— Гляди! — сказал Белый Шар и почернел.

— Гляжу! — И Эдан взглянул на мир глазами Шара. Впрочем, глаз у того, разумеется, не имелось, по этой причине мир предстал перед нашим героем в облике весьма непривычном. Никакой чёрной тучи не существовало вовсе; было множество движущихся теней, каждая из которых в отдельности обладала чем-то подобным сознанию. Они перемещались с места на место, сливались, разделялись, замирали, тихо перешептывались друг с другом на неведомом языке.

— Э, друг, что ты там бормочешь? Не иначе заснул? — Талес толкнул его локтем в бок и, повернувшись к Куллду, вопросил: — Поведай, какими же силами нужно обладать для создания такой преграды? Воистину, перед нами — великий чародей!

— Подумаешь! Пустяки! — засмущался горбун. — Всё, что требуется, — это сотня-другая болотных и лесных духов. Мои маленькие помощники всегда рады послужить мне. когда я их вежливо попрошу!

Наконец колёса повозки захрустели по кучам полусгнивших стеблей камыша, покрывавшим песчаный берег. Отряд прикрытия практически полностью перебрался на другую сторону реки, когда к броду вышла армия ургитов. Судя по доносимым ветром яростным крикам, вид ускользнувшего от неминуемого поражения врага произвел на воинов Кера крайне удручающее впечатление. Впрочем, даром времени они не теряли; передовые направили своих коней в реку, намереваясь взять переправу с ходу.

— Спешиться! — прорычал Транл и, подавая пример своим воинам, спрыгнул ео своей колесницы и побежал обратно к берегу, продираясь через заросли осоки. Брод был узок, и выезжающим на твёрдую землю боевым экипажам было негде развернуться; десяток славных бойцов в гаком месте вполне мог бы сдержать целую дружину.

— Давай-ка поработаем, хозяин! — просвистел Эла-нов меч, нетерпеливо постукивая гардой о ножны. — Я голоден! Страсть как хочется испить воинской крови!

— Кермайт! Вы трое останетесь здесь, — распорядился он. — Будьте наготове. Очень вероятно, что скоро нам придётся быстро отступать отсюда, имея на хвосте всех лучших витязей клана Урга!

...И воинской крови хватило в избытке. Непросто бежать по вязкому песку в массивном кожаном панцире и длиннополом боевом фартуке; глазные прорези опушенного на лицо бронзового шлема позволяли видеть лишь малую часть окружающего пространства. Для нашего героя, равно как и для каждого из присутствующих на том пятачке тяжеловооруженных воинов, границы мира сузились наподобие Серой Долины, по которой пролезет последняя дорога души; по этой причине многим из них было так и не суждено заметить тот миг, когда перед их взором предстали истинные Сумеречные Земли.

...Передовой колесничий получил в переносицу стрелу, древко которой украшали перья малиновки; такова оказалась мощь лука тордингов, что трёхлопастный наконечник легко пробил цельнолитой шлем. Возница тяжело перевалился через борт, не выпуская из рук двух пар поводьев. Эдан схватил его обезумевших лошадей под уздцы, подобрался поближе и, уцепившись за передок, резким рывком опрокинул колесницу набок. Для владельца чудесного пояса Гофаннона это не составило труда.

Стоявший в ней знатный ургит легко соскочил на землю, тут же столкнувшись с Транлом. Оба не уступали друг другу богатырским телосложением; удар длинного чекана был отпарирован выставленным над головой древком копья, и сцепившиеся оружием воины закружили по берегу, нанося друг другу свирепые удары сапогами по голени и бёдрам. Щитника с той колесницы легко прикончил другой тординг, пробив бедняге грудь своим тяжёлым копьём, но и его самого через .мгновение насадили на копья двое ургитов, спешивших на подмогу своим соплеменникам.

Воины бились на берегу, позабыв об обычаях ритуальных приветствий; сражались в реке,. топя друг друга в помутневших от крови водах, и вместо передававшихся через поколения боевых кличей из их горл вырывался лишь хриплый вой.

Вылетевший из чьей-то пращи камень угодил Эдану в голову тогда, когда он с обагрённым кровью клинком наседал на второго по счёту противника; шлем спас ему жизнь, но в момент прояснения он обнаружил себя лежащим меж качающихся стеблей пожелтевшего камыша, а над собой — занесённое для последнего удара вражеское древко. Впрочем, копьё тут же исчезло из поля видимости, так как вознамерившийся добить упавшего ургит сам внезапно лишился головы.

Эдан помотал головой, пытаясь изгнать кружащиеся перед глазами радужные искры, и приподнялся, опершись на локоть. Чья-то сильная рука ухватила его за предплечье, рывком поставила на ноги, а голос Транда рявкнул в ухо:

— Пока ты здесь прохлаждаешься, нас всех раздавят, как комара на ладони!

Проследив за направлением, которое указывал палец Гнаталова отпрыска, Эдан убедился в справедливости этого предсказания. Большому отряду ургитов удалось форсировать реку выше по течению, и теперь они неслись к броду, намереваясь одним-махом покончить с горсткой его защитников.

Турий рог вновь созывал тордингов; Транд скомандовал отступление, но лишь половина воинов вернулась к своим колесницам — остальные остались лежать у брода недвижимыми.

— Куда подевался Талес? — набросился на своих друзей Эдан, заскочив в свою повозку. — Не лучшее время он нашёл для отлучки!

Кермайт молча указал влево от переправы. Там, в зарослях пожухшего камыша, танцевал небольшой огненный вихрь. Сухие высокие стебли занимались быстро, и вскоре путь наступающим по берегу ургитам преградила стена жаркого огня.

Живое пламя сделало ещё один большой круг, скакнуло в колесницу и обернулось тяжело дышащим магом. Кермайт тут же огрел лошадей кнутом — те резко рванулись с места вслед за удаляющимися тор-дингами.

Упряжка, несмотря на свою перегруженность, летела по прямой с головокружительной скоростью. Ветер свистел в щетине гребня, украшавшего шлем Эда-на, и рвал разноцветные ленты, заплетённые в гривы скачущих во весь опор коней.

Первосвященник Бринна обратил свой взор к преследователям. У брода возникло временное замешательство: вероятно, несколько перевернувшихся экипажей перегородили наступающим дорогу, потому скорость переправы замедлилась. Зато часть повозок продвигавшегося по берегу отряда, не останавливаясь, промчалась сквозь пылающие заросли. Одна за другой, подобные огненным демонам, колесницы выносились из стелющегося по земле черного дыма, окутанные взлетающими из-под колес облаками искр.

— Почему Ворота Воинов до сих пор затворены? — проорал Эдан в ухо своему вознице. — Дружина не успеет войти под прикрытие городских укреплений!

— Вот потому они и закрыты, — пояснил хольдеринг. — Судя по всему, мои соплеменники не рискнули открыть путь для тордингов, — иначе, может статься, ургиты ворвались бы в Ар на наших спинах!

— А почему Гнатал не перестраивает своих воинов для битвы?

— Он видит, что принимать сражение сейчас невыгодно. Люди должны отдохнуть и прийти в себя. Думаю, Гнатал вознамерился оторваться от преследователей, обойдя город по кругу.

— Но ведь Ворота Воинов на этой стороне! Каким же образом мы попадём в Ар?

— Вероятно, через другие ворота!

— ?!

— Судя по всему, Гнатал отдаёт приказы не просто так. Он знает, что делает.

— В любой Священный город не позволяется вступать иначе, чем через ворота своей касты!

— Разумеется. Однако, полагаю, лебеди твоего патрона не зря приземлились внутри Города Мудрецов. Если светлоликие покровители договорятся между собой, они смогут убедить олигархов Ара открыть перед воинами неподобающие им двери. В противном случае нам придётся ещё долго бегать вокруг этих чудесных новых стен!

Под дробный топот копыт пролетели они мимо обращённых на север Ворот Мудрецов; и те оказались тоже закрыты. На западе светило опускалось в собравшиеся у горизонта тучи, и в окрестностях Ара быстро темнело. Близилась ночь.

ГЛАВА VIII

В наступивших сумерках стоял Белг у брода, наблюдая за тем, как проходит подготовка к церемонии погребения погибших. Двадцать четыре костра были сложены напротив переправы; тринадцать изломанных колесниц ожидали своих хозяев, снаряжённые для самого последнего путешествия.

Минувшие дни для вождя ургитов превратились в один непрерывный кошмар. После того как разведчики доложили, что чудесным образом появившиеся неподалёку от лагеря укрепления и есть цель их похода. Священный Ар, Белг распорядился немедленно ворваться в город. Ургиты подошли к Воротам Воинов. Часовые на высоких башнях успели заранее заметить приближение противника, поэтому ворота захлопнулись у них перед носом. Только вблизи воины Кера смогли по достоинству оценить новую стену, охватившую кольцом весь Ар, включая даже лачуги рабов и ближайшие огороды жителей. Весь накопленный Белгом опыт войн, дальних набегов и поединков не мог помочь его дружине в штурме каменных бастионов тридцати локтей в высоту. Новые Ворота Воинов Ара имели две створки, исполненные из нескольких сбитых вместе слоев крепкого дубового бруса и обшитые снаружи толстыми бронзовыми листами. Ни он сам, ни один из его витязей — никто не смог бы выломать такие ворота. Белг приказал своим людям забрасывать на зубцы стены арканы и взбираться по ним наверх; но стоявшие там хольдеринги со смехом перерезали волосяные верёвки, и ургиты падали обратно, в ощетинившийся острыми кольями ров. Потеряв таким образом пятерых отпрысков благородных семейств,. Белг приказал прекратить бессмысленные попытки.

Далее он распорядился поднести к воротам связки просмоленного хвороста, чтобы поджечь их. Подобный способ был известен уже много поколений и никогда не подводил. Кроме этого раза. Огромные плахи из морёного дуба, вдобавок защищённые слоем металла, слегка тлели, но по-настоящему разгораться не желали. Хольдеринги же обрушили сверху град тяжелых камней, не подпуская вплотную к воротам ургитов, пытавшихся подложить в затухающий костёр дров.

Время шло. Защитники Ара вели себя неподобающим образом: вместо того чтобы выйти в открытое поле на битву и погибнуть, как пристало настоящим воинам, они заперлись в своём неприступном городе и всячески поносили ургитов с безопасной высоты его стен. В своих речах горожане сравнивали их с речными крысами, ужами, а также с кошкой, облизывающейся при виде птички, сидящей на самой верхней ветке высокого дерева. Слова свои они иллюстрировали самыми что ни на есть непристойными жестами. Долго внимал Белг нескончаемому потоку насмешек и издевательств, но наконец его терпение лопнуло.

Он потребовал вызвать для разговора с ним самого Хольдера, предводителя воинов Ара. Требование было выполнено, хотя и не сразу: сослались на занятость вождя. После окончания жертвоприношения во имя победы, проводившегося в главном храме Нудда, Хольдер пировал вместе со своими приближёнными; пришлось Белгу подождать до утра следующего дня.

— Здравствуй, внучатый племянник! — поприветствовал его позёвывающий спросонья патриарх, взойдя на городскую стену. — Вижу я тени тёмных дум на твоём челе. Зачем пришел ты к Ару вместе со всей дружиной? Очевидно, не в гости. Зачем разоряешь ты окрестности города? Очевидно, не в знак миролюбия. Зачем умерщвляешь и обращаешь ты в рабов наших людей? Зачем кони твои вытаптывают наши поля?

— Не буду я отвечать на вопросы, на которые ты сам знаешь ответы, — грубо отрезал Белг. — Почему бы вместо пустой болтовни Хольдеру не выйти с войском на равнину и не познать вновь радость битвы? Прячась от меня, подобен ты трусливой землеройке, трясущейся в своей норе при приближении лисы!

— Воистину, несправедливы твои слова. Вот он я, стою в своём городе и не прячусь от сына Ургова! — отвечал мудрый воин, скрывая невольную улыбку в своей бороде. — Почему бы тебе самому, вместе с преданными витязями или же в одиночку, не подняться сюда ко мне?

— Чтобы ты проломил мне голову, старый хитрец, пока мои руки будут заняты верёвкой.

— Война вообще полна опасностей, дружок. Путь воина означает смерть, не так ли? «...Нет страдания, и не бывает боли, не было рождения, и не будет смерти...»

— Можешь не пересказывать мне молитву, составленную нашим общим божественным предком, — хмыкнул Белг. — Я выучил её наизусть в тот день, когда мне исполнилось шесть лет, и в тот же день я впервые взял в руки настоящее оружие. Выйдешь ли в ровное поле на поединок со мной, Хольдер? Если откажешься — не воин ты и не мужчина!

— Я не намереваюсь отказываться от поединка, мальчишка. Однако время и место его проведения изберу сам, — ответил ему патриарх воинов Ара, после чего покинул стену и неторопливо направился в свои покои.

Переборов накативший приступ бешенства, подталкивавший его немедленно идти на приступ, Белг благоразумно отвёл свою дружину от стен и разбил лагерь по другую сторону реки, решив дожидаться подкреплений. Рассылаемые им по всем направлениям отряды методично жгли один за другим окружавшие город посёлки, грабили и убивали не успевших бежать в Ар жителей. Подвоз продовольствия в Огненный Город был надёжно перекрыт, но среди его населения пока что не наблюдалось никаких признаков голода.

Так продолжалось ещё с неделю. Вечером очередного дня Белг решил выдвинуть войско поближе к Воротам Воинов. В его голове зрел ещё не оформившийся план, детали которого сам военачальник представлял себе довольно смутно. Следовало соорудить из дерева и земли напротив ворот особое укрепление наподобие башни. С его высоты лучники смогли бы вести эффективную стрельбу по засевшим наверху хольдерингам и прикрывать атакующих ворота товарищей; при случае можно также попытаться перебраться с верхней площадки такого укрепления прямо на гребень стены.

Когда же буквально из воздуха в прямой видимости от лагеря ургитов показалась дружина, над передовыми колесницами которой развевались штандарты клана тордингов, Белг поначалу даже усомнился в твёрдости своего рассудка; но затем, выслушав донесения приближённых и заметив, что враг находится в не меньшем замешательстве, он отдал приказ к атаке.

Тординги предпочли уклониться от решающей схватки, начав отступление к переправе. Лучшие из витязей бросились в погоню и неминуемо прижали бы врага к берегу, если бы не вмешательство некоей безымянной силы. Вызванная кем-то тьма спустилась на переправу, поглотив передовой отряд воинов Кера. Возничие не были в состоянии разглядеть дорогу даже на десяток локтей вперёд; воины потеряли из виду свои родовые штандарты. Появившиеся во мгле огни своим призрачным неверным светом подчиняли разум, заставляя следовать за собой. Так двенадцать колесниц угодили прямиком в зыбучие пески, расположенные в доброй лиге от злополучного брода.

Большая часть дружины всё же смогла выйти к воде, но значительно выше по течению, чем следовало. Они разделились на два отряда: один двинулся к броду вдоль реки и вскоре окончательно увяз в прибрежном болоте. Четырнадцати колесницам удалось отыскать ещё один брод и с грехом пополам переправиться на другую сторону. Те же немногие, кого ни мрак, ни предательские огни не сбили с пути, были встречены у переправы свирепейшими витязями из тордингов. Воины Кера не дрогнули: выбили они врага с переправы подобно тому, как выбивает затычку из бочки перебродившая брага; однако слишком велика оказалась цена одержанной победы. Во всяком случае, Белг справедливо рассудил, что она того не стоила. Его дружина форсировала реку. Некоторое время вожди пытались продолжать преследование, но вскоре остановились, в полной мере осознав бесполезность этой затеи. Время было упущено.

— Бал?

— Да, вождь.

— Как идут приготовления к похоронам?

— Почти всё уже сделано. Воины поднесли топливо к погребальным кострам и подыскали славное место для трёх курганов. Есть у нас и жрецы, и плакальщицы в количестве достаточном для проведения обряда.

— А имеется ли у вас хотя бы один пленник для жертвоприношения? Если не окропить кровью врага свежую могилу, трудным может быть путь душ умерших сквозь Долину Теней. Да и Араван будет недоволен: ты же знаешь, он любит жертвоприношения в свою честь.

— Есть двое пленников, но... — Бал замялся.

— Что значит «но»?!

— Один из них — то, что надо. Судя по татуировке — знатный тординг. К сожалению, во время боя на переправе ему проломили палицей череп, и хотя он и жив, но не приходит в сознание.

— Это плохо. Полудохлый витязь в жертву не годится. Он даже не осознает мига своей смерти: его душа и так уже наполовину по .Ту Сторону. А как насчёт второго?

— Второй — так себе матерьяльчик. Судя по всему, он — щитник или возница того витязя. Его заарканили, когда он, склонившись над бездыханным телом, пытался привести своего хозяина в чувство. Не уверен, что Аравану придётся по вкусу подобная жертва: мерзкий слизняк уже обделался от страха перед собственной участью. Ползает в ногах моих людей и лижет им сандалии, умоляя о снисхождении. Отвратительный тип: если так пойдёт, от его слез Бо скоро выйдет из берегов.

— А больше никого нет на замену? Бал помотал головой.

— Плохо. Если бы тординги стали лагерем, я бы послал парочку отважных юношей добыть пленника для церемонии. Но поскольку эти трусливые дети ящерицы предпочли бежать в Ар, да к тому же через неподобающие воинам Ворота Общинников, — на этом месте Белг сплюнул, тем самым выражая крайнюю степень презрения, — мы сегодня лишены возможности добыть подходящий экземпляр. Придётся довольствоваться тем, что есть. Идём, продемонстрируешь мне кандидатов!

Сотня ургитов работала не покладая рук до заката солнца. Они сравняли каменистую вершину округлого холма и возложили тела погибших на просмолённые поленницы. На середину утоптанной площадки доставили носилки с воином-тордингом, а потом приволокли его отчаянно упирающегося и истошно визжащего слугу. Приглашённый жрец хладнокровно раскладывал на плоском валуне походный набор жертвенных ножей из чёрного обсидиана, аккуратно протирая свои жуткие инструменты специально припасённой для этой цели тряпочкой.

— Ты кто таков будешь? — поинтересовался подошедший вождь ургитов, с брезгливой гримасой поддев скорчившегося на земле пленника носком сапога под рёбра.

— Меня звать Роног, — отвечал тот, обратив свой затравленный взгляд на высившегося над ним Белга.

— А кто твой господин?

— Господина нашего звать Хнеффл. — Зубы несчастного выбивали громкую дробь; он отчаянно кутался в свой куцый грязный плащик, с внутренней стороны которого виднелась пёстрая пушистая подкладка. — Его, то бишь господина нашего, каждый знает!

— Значит, твой хозяин — знатный тординг, не из последних в роду? — улыбнулся Белг.

— Да, да! — оживился Роног — Мой господин очень важный. У его семьи овец и свиней двенадцать дюжин загонов! С ним надо хорошо обращаться!

— Отлично. Раз господин Хнеффл такая важная птица, придётся тебе его немного проводить. А то вдруг он заплутает по пути в Серую Долину?

Когда смысл сказанного полностью дошёл до Ронога, бедняга затрясся ещё пуще прежнего.

— Нет! Нет! Пожалуйста, не надо! — вопил он, пока двое дюжих ургитов волокли его под руки к импровизированному жертвеннику.

— Как скажешь, мудрый, кого принесём в жертву прежде — воина или эту падаль? — обратился Белг к своему жрецу.

Тот призадумался:

— Думаю, начнём с коротышки. Хотя он и не настоящий воин, но всё же здоровый и довольно сильный; заодно погадаем об удаче предстоящей битвы на его внутренностях.

— Отлично. Приступай!

По мановению руки жреца загудели бронзовые трубы девяти локтей длиной; поднесли огонь к поленницам, и двадцать четыре погребальных костра вспыхнули в один миг. Двенадцать плакальщиц в длинных траурных одеждах возопили хором, двинувшись гуськом вдоль огней. Оплакивая погибших, они в ритуальном исступлении выдирали себе клочья волос и густопосыпали головы пеплом.

Коротышку Ронога бросили спиной на плоский камень; двое силачей-ургитов держали его за щиколотки, а двое — за запястья, чтобы своими корчами он не мешал жрецу работать.

Священнослужитель снова переложил ножи, выбирая нужный; взвесил его на руке, как бы примериваясь, и наклонился над распластанным на камне телом, прищурив левый глаз.

— Могу ли я полюбопытствовать, о господин, что вы собираетесь со мной сделать? — пролепетал Роног, в ужасе наблюдающий за этими манипуляциями.

— Думаю сначала распороть тебе брюхо и вынуть кишки, а затем вырезать из груди сердце, — пояснил тот.

— А мне будет больно?

— Немного. Не отвлекай меня! Своей болтовнёй ты мешаешь мне сосредоточиться.

— Извините, господин.

Трубы исступлённо взвыли в тот миг, когда жрец занёс над головой руки с зажатым в них острым обсидиановым лезвием. Пробормотав традиционную формулу, он обрушил нож вниз и... промахнулся. Раздался противный скрежет каменного клинка о камень; обсидиановое лезвие от удара раскололось надвое. Жрец в глубоком недоумении глядел на половинки своего пришедшего в негодность инструмента; стоявшие в отдалении воины зароптали: плохая примета! Боги рассержены!

Как бы в подтверждение этому прямо под ноги Белгу шлёпнулась лягушка, которую выронила пролетавшая мимо сова; расстроенная потерей добычи птица скрылась в темноте, сопровождая свой полёт недовольным уханьем, Воистину недобрый знак!

Взяв другой нож, поуже первого, вставленный в изящную изогнутую рукоять, жрец повторил попытку. На этот раз он не смог даже как следует замахнуться: костяная рукоятка запуталась в длинном рукаве шерстяной хламиды; когда же незадачливый гадатель на человеческих внутренностях начал яростно трясти рукавом, нож внезапно высвободился, вывалился из рукава и, ударившись о камень, вдребезги разбился.

— Ты что вытворяешь?! — набросился на него озверевший Белг. — Уже наглотался своих дурманных листьев? Не мог до вечера подождать? Хочешь, чтобы вся моя дружина уверовала в дурное знамение и вернулась домой?!

— Я не...

— Я сам его прикончу! — Белг, подняв свою медную палицу, что есть силы врезал лежащему на камне Роногу по голове; но попал держащему его ургиту в руку. Тот взвыл от страшной боли и отскочил в сторону, ухватившись за сломанное запястье. Недолго думая, вождь нанёс ещё один удар; теперь он приложился точно по шлему второго склонившегося над жертвой витязя. Бедняга рухнул на четвереньки, но довольно быстро пришёл в себя, поднялся на ноги, а затем нетвёрдой походкой приблизился к своему командиру.

— Да по какому праву ты, степной шакал, поднял руку на меня, Гразма, сына Грока, внука Гремлира, правнука Бреса, праправнука Урга, прапраправнука Торнора? — грозно вопросил он и с размаху двинул Белгу кулаком в челюсть. — Не вождь ты мне больше!

Сознание предводителя ургитов затуманилось: пошатываясь, отступил он на несколько шагов и рухнул прямо на руки своему вовремя подскочившему колесничему.

Стоявшие подле бойцы схватились за оружие. Неизвестно, чем бы всё это закончилось, если бы не голос, который заорал срывающимся фальцетом:

— Стойте! Угомонитесь! Разве вы не понимаете? Всё от него! Он виноват! — Указующий перст жреца был нацелен на застенчиво улыбающегося Ронога. — Истинно говорю вам! У него дурной глаз! Он наводит порчу! Посмотрите — да ведь он потешается над нами!

— Похоже, ты несколько умнее, чем кажешься на первый взгляд, — заметил Роног. Его уже никто не держал, теперь маленький человечек вальяжно расселся на жертвенном камне, подогнув под себя ноги.

— Не упускайте его из виду! — распорядился жрец, в глазах которого разгорался холодный огонёк. — И подайте сюда сыромятный ремень подлиннее!

Ургиты обступили камень плотным кольцом. Впрочем, Роног и не пытался бежать. Он покорно подставил шею, на которой ловко захлестнули принесённый повод; за один конец взялся сам жрец, а другой передал стоявшему поблизости воину.

— Тяни!

И они принялись тянуть. Оба шипели от натуги, сами покраснели и запыхались, но Роног не проявлял ни малейших признаков удушья. К перетягиванию ремня присоединились ещё двое, затем ещё четверо; всё было по-прежпему. Пришедший в себя Белг смог лицезреть совершенно нереальную картину: шестеро здоровых мужчин душили одного, а тот даже не предпринимал попыток стащить с шеи удавку. С лица Ронога не сходила добрая, немного усталая улыбка.

— Может, попробуем разорвать его надвое колесницами? — пропыхтел один из участников экзекуции. — Привяжем за руки, за ноги и...

— Отличная мысль! — немного оживился жрец. — Бросайте-ка этот ремень и хватайте его покрепче!

— Вот уж дудки! — внезапно заявил коротышка, скинул с плеч свой куцый плащ и вывернул его наизнанку, открыв на всеобщее обозрение подкладку, выполненную из множества пёстрых птичьих перьев. Руки воинов ухватили лишь пустоту — на камне сидел белый ястреб-перепелятник.

— Оборотень?! Не уйдёшь!

— Посмотрим! — ответил ястреб и больно клюнул жреца в нос. Спрыгнув с камня, птица проковыляла по земле к— носилкам, на которых лежал раненый тординг.

— Ловите! Ловите его! — Хлынувшие из глаз слезы слепили священнослужителя, он с трудом ориентировался в окружающем пространстве. Тем временем ястреб подскочил вверх и полетел. В когтях он нёс так и не пришедшего в сознание Хнеффла.

Каким образом столь небольшая птица смогла поднять в воздух взрослого мужчину, осталось неизвестным. Воины в изумлении уставились в небо, провожая взглядом два удаляющихся силуэта. Кто-то потянулся за луком и стрелами; однако в этот самый момент на середину освещенного догорающими погребальными кострами пространства вынеслась боевая колесница, запряжённая двойкой взмыленных коней.

Возница спрыгнул на землю, подбежал к Белгу и рухнул перед ним ниц. Его лицо перечеркнул свежий глубокий шрам, а на изодранной тунике расплывалось липкое багровое пятно.

— Вождь! Тординги... наш лагерь...

Белг резко повернулся к востоку. Там, где его дружина во время преследования отступающих к броду врагов оставила свой обоз, на фоне звёздного неба было хорошо различимо зарево большого пожара.

— Что?! Откуда они там взялись?

— Очевидно, обошли город вокруг и снова переправились через реку выше по течению, вождь! В то время как наши колесницы преследовали их арьергард, передовые отряды врага громили лагерь, оставленный без должной охраны! — разумно предположил Бат, озабоченно поглядывая в восточном направлении. У него самого в обозе оставалось две молодых жены, несколько рабов и кое-какое имущество, судьбой которого витязь был весьма обеспокоен.

— Неужто ты меня будешь учить воевать?!

— Вовсе нет. Я сказал только то, что не следовало оставлять обоз без прикрытия, — огрызнулся Бал.

— Так... А тординги всё ещё там? Гонец помотал головой.

— Их было сотни две. Они выскочили из прибрежных кустарников, как демоны, и вмиг перерезали всех часовых, — поведал он, — а затем принялись за остальных. Выставленные вокруг лагеря телеги загорелись сразу со всех сторон, в результате все мы оказались в огненном кольце. Видать, дело не обошлось без волшебства.

— Много ли воинов погибло?

— Думаю, не менее десятка. Иные даже не успели как следует проснуться и облачиться в доспехи — их прикончили в шатрах на собственных ложах.

— Многих ли женщин и рабов полонили тординги?

— Большинство разбежались по степи. Враги не брали пленных — спалили лагерь, немного пограбили и быстро отошли обратно к реке. Скорее всего преследовать их бессмысленно. Они давно уже возвратились в Ар, — заметил Бал, задумчиво почесав в затылке. — Да и опасно: в темноте на колесницах не повоюешь; а вот засаду организовать — легче лёгкого.

Голова племянника вождя, несмотря на его относительно молодые годы, была голой как колено. Ургиты частенько посмеивались над этим, прозрачно намекая на то, что отсутствие волос на голове более достойно жреца, нежели настоящего воина. В подобные минуты, когда Бал оказывался взволнован или размышлял над какой-либо проблемой, он машинально потирал ладонью свой розовый блестящий череп. Бал действительно временами погружался в раздумья — занятие, столь не свойственное его сородичам, — за него он и получил от друзей унизительное прозвище Умник.

— Хорошо. Возьми несколько родов и отправляйся в... на место обоза. Соберёте всех, кто остался в живых. Погрузите уцелевшее имущество и раненых на повозки, после чего возвращайтесь к Воротам Воинов, — распорядился Белг. — Там расположимся лагерем в ожидании подмоги. Храмовые жрецы обещали нам множество союзников и всемерное покровительство богов в этом походе.

— Вы уже дождались, — произнёс негромкий голос.

Белг резко обернулся, и его взору предстал характерный силуэт, у которого отсутствовала левая половина.

— Араван!

Приходящий в Тени выступил из полумрака; в огромном зрачке его единственного глаза сверкнул кровавый отблеск догорающего погребального костра, а тонкие губы правой половины головы божества скривились в саркастической усмешке.

Специального напоминания не потребовалось: все присутствующие мигом распростерлись на земле, дабы не давать повода Проводнику Душ усмотреть в их манерах даже намёк на малейшую непочтительность.

— Вижу, вы не теряете времени даром, — язвительно заметил Араван, усевшись на импровизированный алтарь, — осада Огненного Города идёт полным ходом! Мало того, что ваши люди не препятствуют проходу в Ар подкреплений, так вы ещё позволяете им безнаказанно хозяйничать в собственном лагере! Кстати, что вообще здесь происходит? Издалека я слышал крики и видел птицу, которая несла в когтях человека.

Жрец, не поднимая головы от земли, сбивчиво поведал своему патрону о неудавшемся жертвоприношении.

Араван нахмурился:

— Как, говоришь, звачи того странного коротышку?

— Он именовал себя Роног...

— Роног... Р-о-н-о-г?! ИДИОТЫ! Разве можно быть такими тупицами? Вы не достойны даже моего сопровождения в Серой Долине! Нашли кого тащить на мой алтарь! Скажите спасибо, что хоть остались в живых!

Распростёршегося в пыли священнослужителя била мелкая дрожь — от страха перед гневом господина и от пробиравшего до костей ночного холода. Что же было сделано неправильно? Ведь он всего лишь старался в точности исполнить все положенные обычаем обряды...

Ночью выпал первый снег. Снежинки медленно, торжественно кружились, спускаясь с чёрных небес, и постепенно засыпали холмистые берега Бо тонким белым покровом.

Старый Хольдер прокашлялся и поплотнее закутался в длиннополый меховой плащ.

— Сегодня праздник Окончания Года, — с различимой горечью в голосе промолвил он. — Время песен, небылиц и обильной выпивки. В иные времена мы всю седмицу до праздника и всю седмицу после него не покидали пиршественного зала. И вот — на тебе!

Гнатал пожал плечами. Его взгляд был. прикован к ползущей по затихшей степи веренице огоньков. Факелы. Как много факелов!

— Война есть война, дядюшка. Гляди-ка: ургиты, похоже, вознамерились переправить всё войско на эту сторону реки.

— Да. Кстати, тебе не кажется, будто бы их стало больше? Наверное, к Белгу тоже подошла помощь.

— Этого следовало ожидать. А что ты намереваешься делать дальше? Отсиживаться в крепости? — Гнатал перегнулся через парапет боевой галереи и плюнул вниз.

«Какая высокая стена!» — ещё раз подумал он, глядя на быстро удаляющуюся во мрак белую точку плевка. Внизу, на самом дне опоясывавшего город рва, слабо мерцали лужи, покрывшиеся тонкой ледяной корочкой; белели вкопанные в землю под разными углами и славно заостренные колья.

— Я намереваюсь задать ургитам жару, — отрезал седовласый патриарх. — Завтра или послезавтра настанет день решающей битвы. Налёт трёх десятков твоих бойцов на оставленный без присмотра лагерь оказался хорошей идеей: теперь они будут шарахаться даже от собственной тени. Несколько посланных мной быстроногих юношей взялись обеспечить ургитам бессонную ночь. Человек, проведший всё тёмное время суток не смыкая глаз, на ледяном ветру, вслушиваясь в малейшие шорохи, и ожидающий нападения в любой момент, — наутро уже не воин. Тебе, думаю, известно, что Белг вызван меня на поединок?

— Неужели ты всерьёз намереваешься драться с ним? — искренне удивился Гнатал. — Боюсь показаться невежливым, дядя, но не смогу оценить твои шансы очень высоко. Тот, кто разменял уже девятую сотню годков, может сохранить и ясность мысли, и твёрдую руку; но силы-то уже не те! Белг, напротив, молод, здоров и напорист; после гибели Бреса он может считаться одним из лучших бойцов их клана, если не самым лучшим!

Патриарх улыбнулся:

— У старика Хольдера всегда найдётся, чем попотчевать молодого балбеса. Я хаживал в набеги в ту пору, когда ещё не была зачата его мать! Не беспокойся за меня, племяш. Сила в нашем деле не самое главное. Иногда важнее иметь на плечах голову, а не корчагу с варёными отрубями!

— Ты имеешь право выставить вместо себя замену. Я бы сразился с Белгом! Моё копьё быстро понаделает в нём дырок: не успеет проклятый ублюдок прочитать первые три строчки «Нет страдания», как его уже можно будет использовать заместо решета!

— Даже и не думай. Ты ошибаешься, полагая, что я собираюсь устроить из этого поединка отличное зрелище, которое должно потешить воинов перед началом битвы. Хольдер вам не ярмарочный борец на поясах. В своей жизни я никогда не изменял одному важному правилу: поражение противника должно быть предопределено ещё до начала боя. Если хочешь победить, всегда сражайся в нужном месте и в правильно выбранный момент, никогда не лезь в драку сгоряча. Вот почему я до сих пор жив и здравствую.

— Желаю здравствовать вождю хольдерингов многие лета, во славу рода и во благо общины, — учтиво произнёс Гнатал. Хольдер устало кивнул.

Неподалёку от благородных воинов по стене Ара прогуливалась ещё одна парочка. Благообразный старец, правая рука которого до локтя была отлита из чистейшего серебра, но двигалась как живая, и его как всегда неунывающий собеседник, машинально жонглирующий дюжиной усеянных шипами шариков.

— ...Я же, конечно, постарался извлечь из этого недоразумения максимум удовольствия; не каждый день, признаться, кому-нибудь приходит в голову восхитительная идея принести меня в жертву! Хотя несколько смущало то обстоятельство, что я уготован в качестве приношения Аравану или его трём миленьким жёнушкам. Если бы меня принесли в жертву самому себе, это ещё куда ни шло; но Араван... он никогда не вызывал у меня особой симпатии, поскольку совершенно не понимает шуток.

— И далеко ли зашли ургиты, Ханаль? Собирались ли они погадать на твоих внутренностях? Говорят, посвящённые Одноглазого достигли немалых высот в искусстве гадания!

— О да, Нудд, всё уже было готово. Главного жреца буквально трясло от радостного предвкушения того момента, когда он размотает мои кишки на полную длину и тщательнейшим образом изучит каждую их пядь. К сожалению, приближение Аравана с собранным им воинством принудило меня прервать забаву, спешно ретировавшись. Этот пройдоха раскусил бы меня сразу и испортил бы весь спектакль.

— Жаль, если тебе не удалось позабавиться всласть. — ответил Нудд. — Надеюсь, очень скоро у тебя снова будет такая возможность. Кстати, ты до сих пор не ответил, что желаешь получить в качестве оплаты за свои услуги. Мне не хотелось бы чувствовать себя твоим должником, Ханаль, так что давай определимся с этим вопросом прямо сейчас.

— Я не запрошу много, — скромно потупился старина Гони. — Возведите мне в Аре святилище на средства муниципального бюджета! Я как раз присмотрел отличный пустующий участок на Храмовой площади, между твоими апартаментами и святилищем Ингена.

— Ты желаешь войти в число покровителей Ара? — оживился Нудд.

— Вот ещё! Ненавижу всяческую ответственность. Тем не менее иметь здесь свой культовый центр было бы забавно. При храме я учредил бы весёленький ежегодный фестиваль с народными гуляньями, карнавалом и органистическими танцами. Попрошу также, в память о планируемых мной на завтра подвигах у стен Огненного Города, во время всех праздничных шествий носить по улицам мою статую вслед за твоим собственным изображением. Фигура должна быть исполнена из трёхсотлетнего дуба, а от головы до пят составлять локтей эдак двадцать. Покройте её чеканными пластинами из серебра не менее чем в четверть пальца толщиной, а в глаза вставьте изумруды покрупней. Я сам попозирую скульптору, когда смогу выкроить денёк-другой свободного времени!

— Послушай, Гонор, даже моя парадная статуя достигает всего лишь шестнадцати локтей в высоту! Двадцать — это уж слишком. Четырнадцать.

— Семнадцать. Я ведь рослый парень!

— Пятнадцать, и точка.

— Пятнадцать с половиной.

— Договорились. Относительно святилища у меня нет возражений. Однако указанный тобой участок я, признаться, давно уже присмотрел для собственных вспомогательных служб. Храмовое хозяйство растёт — требуются новые кельи для послушников, продовольственные склады, странноприимный дом... Словом, предлагаю тебе отличный пустырь на улице Горшечников.

— Храм Гонора на улице Горшечников?! — вскричал возмущенный Ханаль. — Может, ты ещё предложишь мне какую-нибудь незанятую хибару в квартале рабов-метельщиков? Либо я получаю своё святилище на Храмовой площади, либо без промедления отправляюсь в какие-нибудь более тёплые края. Ваш климат вреден для моего здоровья.

— С тобой невозможно торговаться, Гони, — тяжело вздохнул Среброрукий. — Вероятно, следовало бы учредить твой культ в ипостаси светлоликого покровителя всех мошенников, аферистов, купцов, а также сомнительных финансовых операций.

— Для оформления сделок имеется Митар, бог справедливости, — ухмыльнулся Ханаль. — Сомневаюсь, что кто-либо доверился бы денежному обязательству, скреплённому клятвой с моим именем. Так ты согласен?

— Да!

— Отлично. Теперь перейдём к обсуждению конкретных вопросов...

ГЛАВА IX

Поднявшийся ветер раздул затянувшую небо серую пелену, и наутро над окрестностями Ара проглянуло неяркое осеннее солнце. Выпавший за ночь снег быстро растаял, оставив в напоминание о себе небольшие лужицы и тонкий слой грязи на незамощённых, пыльных улицах города.

— Эй. подымайся, лежебока! — Бринн бесцеремонно пнул своего первосвященника, сладко похрапывающего на куче сена. Ночная переправа в холодной воде и атака на пустующий обоз ургитов его изрядно вымотали, но, вопреки ожиданиям, отоспаться всласть не удалось.

— В чём дело? Нас уже штурмуют? — осведомился Эдан в промежутке между зевками.

— Что-то в этом роде. Пошли на стену к Воротам Воинов. Там есть на что посмотреть!

Мутным спросонья взглядом Эдан обвёл внутренний интерьер старого сарая, сквозь проломы в соломенной крыше которого виднелось хмурое небо: ветер нёс по нему обрывки снеговых туч. На остатках подгнившего сена в живописном беспорядке лежали спящие тординги и сваленное как попало снаряжение. От басовитого храпа тряслись стены — вся постройка, казалось, грозила обрушиться на их головы в самое ближайшее время.

Со стоном напялив на себя панцирь из кож и боевой фартук, Эдан поднялся со своего не очень-то комфортабельного ложа и направился вслед за Брин-ном. Во дворе он повстречал своего колесничего. Кер-майт никогда не изменял своим привычкам: поднявшись спозаранку, первым делом он занялся лошадьми. Кони оказались уже накормлены и вычищены; измазанный дёгтем хольдеринг внимательно изучал ступицы колёс распряжённой повозки.

На улицах по причине раннего часа было немноголюдно, однако на площади рядом с Воротами Общинников воинского района Бринн и его жрец попали в большую толпу вооруженных людей. Хотя все они держали в руках плетённые из лозы и обтянутые кожей щиты, на головах у многих имелись шлемы, а в руках — копья, к хольдерингам это галдящее сборище не имело никакого отношения. Собравшиеся люди казались жалкой пародией на представителей касты воинов: доспехи висели на них как попало, оружие они держали неловко, а в глазах вовсе не наблюдалось той холодной уверенности человека, который каждый свой день назначает свидание смерти.

— Кто они такие?

— Ополчение общины Ара.

— Опол... что?!

— Насколько мне известно, это идея принадлежала Хольдеру и светлоликому Нудд'у, — пояснил Бринн. — Они приказали каждой семье ремесленников и крестьян выставить по одному мужчине, вооружённому за собственный счёт. Последний месяц Хольдер со своими сыновьями гонял этих несчастных под стенами города до седьмого пота, заставляя их исполнять разнообразные воинские упражнения.

— Не очень-то многому научишься за столь малый срок, — покачал головой Эдан. — После первой атаки ургитов всё это «ополчение» останется лежать на поле. По-моему, довольно глупая затея.

— Однако тебе наверняка известно, что у многих кочевых племён нет разделения на касты, — заметил бог. — Там каждый мужчина старше тринадцати становится воином в случае необходимости. Наверное, в подобном устройстве войска есть свои преимущества.

— Отличие цивилизованных людей от грязных дикарей, перегоняющих свой скот по степи взад-вперёд и непрерывно грызущихся друг с другом, заключается именно в том, что каждый занимается тем, к чему предназначен судьбой, — заявил Эдан. — Воин защищает своих соплеменников, мудрец управляет, посвящённый служит своему богу во благо народа, а общинник кормит и одевает мудрецов, жречество и воинов. Рабы также необходимы: должен же кто-то прислуживать представителям всех трёх каст! Если общинник будет воевать, кто будет кормить настоящих воинов?

— Мне неизвестны все детали, но похоже, Нудд собирается использовать ополчение каким-то особенным образом. Может быть, он просто поставит их на стены? Для того чтобы швырять на головы неприятеля камни и брёвна, профессиональным бойцом быть необязательно.

— Может, оно и так... — недоверчиво протянул Эдан, разглядывая компанию пожилых мужиков в войлочных доспехах, степенно лузгавших дынные семечки у испещрённой трещинами шероховатой стены глинобитного дома.

По скрипучей деревянной лестнице Бринн и его жрец поднялись на новую стену, опоясывающую весь Ар с предместьями. У Ворот Воинов наблюдалось оживление: за ночь снаружи вырос новый лагерь ургитов. Враги подтаскивали ко рву целые брёвна и связки хвороста, прикрываясь от обстрела лучников огромными плетёными щитами; за подобными «циновками» могли одновременно спрятаться два-три человека.

На стене уже собралась весьма представительная компания: Инген, как всегда, пребывал в дурном расположении духа. Он злобно шипел на улыбающегося Ханаля, по-птичьи дёргая шеей и хлопая руками по бёдрам. Среброрукий Нудд был поглощён созерцанием пейзажа, открывающегося с высоты бастиона.

— Привет, Гони. Что у вас стряслось?

— Наш Ястреб разнервничался по пустякам, — развёл руками бог-шутник.

— Полсотни лопраканов — по-твоему, пустяки? — взвился Инген. — Если бы не твои фокусы, у нас сегодня было бы значительно меньше врагов!

— Однако мы не имели бы и этой отличной крепостной стены, которая встала на пути ургитов непреодолимым препятствием! — заметил Ханаль.

— Если их царь построил нашу стену всего лишь за неделю, ему будет вполне достаточно пары суток, чтобы развалить её вокруг Ворот Воинов по камушку! — резонно предположил Нудд. — И что ты скажешь вон о тех болтах? С каких это пор болги выступают в союзе с кланом Урга и светлоликими покровителями города Кера? Вам ничего не напоминает штандарт некоего Донна, вождя племени Эоху?

Стоявший во главе своих дружинников князь, закованный в начищенные до яркого блеска бронзовые латы, поднял голову. Три его глаза яростно пылали сквозь прорези богато разукрашенного шлема.

— Эй вы, там! — заорал он. — Отдайте мне невесту! Если вернёте Эйте и мою колесницу, обещаю сохранить вам жизнь! Всем, кроме одного мерзостного обманщика, позорящего своих сородичей, трусливого пакостника по имени Гонор т'Ллул! Вас, нарушивших в моём доме священные законы гостеприимства, я превращу в своих рабов. Его же смерть будет особенно ужасной: мой повар сначала обжарит Гонора на противне с кипящим маслом, а затем насадит на вертел и приготовит нам для свадебного ужина!

— Ты требуешь невозможного, князь, — спокойно ответил ему Бринн. — Светлоликая Эйте теперь моя законная жена. Ты намеревался обманом завладеть девушкой из Племени Ллира; почему же возмущаешься, сам попавшись на обман? А лебединую колесницу мы присвоили в качестве трофея; так что убирайся со своей дружиной из-под стен Священного Ара, пока цел. Как бы не пришлось тебе припомнить последнюю битву богов!

— Я сражался с твоими соплеменниками задолго до того, как ты, мальчишка, появился на свет! — огрызнулся князь. — Племена Ллуда, Ллира и Ллеу до сих пор с содроганием вспоминают смертную тяжесть моей разящей палицы!

— Боюсь, этот болг несколько преувеличивает свои заслуги, — подал голос Ханаль, — лично я не испытываю ни малейшего содрогания. Какую палицу ты имеешь в виду, Донн? Уж не о том ли ершике для прочистки дымоходов речь, что судорожно сжимает твоя левая лапа?

Вождь болгов Эоху, казалось, позеленел от злости; он замахнулся, намереваясь метнуть свой великолепный медный шестопёр в голову насмешнику, но вовремя сдержался, сообразив, что в таком случае потеряет его безвозвратно.

— Мы ещё встретимся с тобой на поле битвы, бог воров! — процедил он сквозь зубы, запахнулся в просторный меховой плащ и двинулся прочь от стены.

Ханаль послал ему вслед воздушный поцелуй.

— Как Белгу удалось собрать такое огромное войско? — удивился Эдан. — По сравнению со вчерашним днём численность неприятеля, судя по размерам лагеря, выросла чуть ли не вчетверо.

— Наверняка стараниями Аравана, — ответил Нулд. — Ханаль вчера ночью видел его во главе дружины, шедшей на подмогу ургитам Белга. Там не менее трёх-четырёх сотен вардингов из Священного Бангора, около тысячи кочевников из союзных Керу племён, небольшая дружина лопраканов во главе с обоими царями, а также ваш старый приятель Донн со своими болгами, числом около сорока.

Тем временем к стене приблизилось шестеро лопраканов, тащивших в лапах огромное бревно. Его комель был обит медными листами. На расстоянии примерно в полсотни локтей они перешли на неуклюжую рысь, набирая скорость.

— По-моему, лопраканы собираются вышибить ворота, — заметил Ханаль.

— Очень ценное наблюдение, — фыркнул Хольдер. — Однако для этого им придётся хорошенько потрудиться! Эй, лучники, залп!

Засвистели срывающиеся с натянутых тетив стрелы, и большинство из них нашло свою цель. Однако для средних размеров лопракана стрела длиной в два локтя немногим более опасна, чем комариный укус. Эпитет «толстокожие» как нельзя лучше подходит для описания представителей этого народа.

Таран с разгону врезался в окованную металлом древесину. Створки завибрировали, но не поддались. Лопраканы отступили на пару дюжин локтей назад и повторили попытку.

Защитники крепости обрушили им на головы град крупных булыжников и копий; но нечувствительные к боли великаны продолжали методично крушить запертые ворота. Один из камней удачно пришёлся прямо в темечко правому в первой паре; он зашатался и выпустил бревно. Соплеменники быстро оттащили оглушенного лопракана на безопасное расстояние, а его место занял другой.

— Упорства им не занимать, — заметил Нудд, задумчиво поглаживая бороду. — Рано или поздно, но ворота падут!

— Значит, самое время начинать полевое сражение, — произнёс Хольдер. — Пойду отдам распоряжения своим людям.

— Каким образом ты собираешься вывести армию из Ара? Ведь Дорога Воинов заблокирована!

— У нашего города есть и другие двери, — хитро прищурился престарелый сын Торнора. — Если вам ничто не помешало вчера войти через Ворота Общинников, что может воспрепятствовать нам сегодня выйти из Ворот Мудрецов? Взгляните: дружина Белга зажата между излучиной реки и нашими стенами; если вывести войско из Ара и построиться с севера, наша позиция будет во много крат выгоднее!

— Правда... я как-то об этом не подумал, — признался Нудд. — Хотя здесь явное нарушение традиций, всё же...

— Не будем терять времени даром! Когда обезьяноподобные демоны вышибут нам ворота, придётся драться на улицах города. Многие из граждан погибнут. Я вывожу свой клан на битву и предлагаю всем присоединиться.

— Мы идём, Хольдер, — подал голос Гнатал, — мы все идём вслед за тобой.

Порывистый ветерок трепал разноцветные пучки конского волоса на воинских штандартах. Остатки снеговых туч относило на юго-запад. Такой тихий погожий день, нечасто выпадающий под конец осени, обычно слегка бередит человеческую душу, навевая мимолетные воспоминания о чём-то спокойном и радостном, что навсегда остаётся в детстве, когда весь мир представлялся таким же безмятежным и прозрачным; горизонт — далёк, а небеса — чисты и высоки.

Хольдер, сын Торнора, был очень стар и не помнил почти ничего из своего детства; и он размышлял о смерти. О ней же думал каждый из без малого двух с половиной тысяч мужчин, выстроившихся от стен родного города до берега реки: кто-то — с ужасом и содроганием, кто-то — распаляя в себе яростный азарт предстоящей резни, а кто-то — с абсолютным равнодушием, выкованным древней традицией и умелым воспитанием. Одни оживлённо болтали со стоящими рядом, пытаясь заглушить накатывающий страх и волнение; другие молились, проверяли ремни доспехов или просто молчали.

Перед тем как прикрыть свою грудь великолепным чешуйчатым панцирем из бронзовых пластин и одеть доставшиеся ему при разделе отцовского вооружения поножи и налокотники, Хольдер подозвал своего раба. Тот помог хозяину закрепить поперёк живота загадочный предмет — узкий и длинный кожаный мешочек, в котором что-то переливалось и булькало.

Стоявший неподалёку Фехтне оторвался от пристального созерцания злополучных налокотников и, будучи приведённым в полное недоумение этими манипуляциями, поинтересовался:

— Скажи, брат, что за предмет ты поместил под свои доспехи? Уж не особый ли талисман? В жизни не видел ничего подобного!

— Можно сказать и так, — усмехнулся Хольдер. — Назовём это талисманом!

Облачившись в боевое снаряжение, патриарх принял из рук слуги глиняную миску с красной охрой, зачерпнул краску ладонью и принялся втирать её себе в лицо. Каждый из его соплеменников, стоявших на поле предстоящей битвы, последовал примеру своего вождя.

— Зачем вы покрываете охрой лица? — полюбопытствовал Эдан, глядя, как Кермайт извлекает заранее припасённый мешочек с краской из-за пазухи.

— Таков обычай.

— Обычай столь же символичный, сколь и полезный, — откликнулся маг Taлec. — Раскрашивая кожу в цвет смерти, воин демонстрирует свою решимость, как бы заранее справляя над собой похоронный обряд. К тому же толстый слой краски скрывает татуировку на лице, и враг не сможет по ней определить, кто именно перед ним.

Они находились на правом фланге армии, построенной лицом на юг. Рядом шипели и хлопали крыльями чёрные лебеди. Бринн запретил своему жрецу исполнять в сражении роль возницы: слишком опасно было бы смертному находиться в летающей повозке во время схватки богов. Место колесничего в воздушном экипаже вновь занял Ханаль.

Обе армии разделяло расстояние в четыре полёта стрелы; то там, то тут виднелись легковооруженные инженерные отряды, в чью задачу входило срыть кустарник и сравнять все буфы на предполагаемом направлении атаки боевых колесниц. Вопреки сыпавшимся на него советам, Хольдер построил своё войско совершенно особенным образом: колесницы тордингов и хольдерингов, а также конницу двух союзных кочевых племён и приведённых Гнаталом охотников он поставил на флангах; в центре же армии разместилась тысяча ополчения Ара, выстроенная в пять шеренг.

— Зачем вождь поставил их так тесно? Эти горе-вояки будут только мешать друг другу! — Эдан упёрся ладонями в борта колесницы и подтянулся, распрямив локти, желая увидеть всё поле разом. — Их линия мгновенно рассыплется и потеряет всякий смысл, когда ургиты подойдут поближе и бойцы начнут выбегать из шеренг вперёд, чтобы сразиться с неприятелем!

— Хольдер и Нудд настрого запретили ополченцам покидать свои места в строю, — пояснил Бринн. — Все они торжественно поклялись не выбегать из строя даже для того, чтобы добить раненого врага и забрать его оружие.

— Попробовал бы он лишить людей из своего собственного клана их священного права на трофей!

— Патриарху не могла прийти в голову даже сама идея попытаться построить хольдерингов в тесные шеренги, — осклабился Кермайт. — Набрасываться на неприятеля сразу всей стаей достойно скорее диких волков, нежели воинов. Поединок — суть беседа двоих, где взгляд — рукопожатие, сокращение мышц — слово, а удар подобен законченной мысли. В свалке не увидишь даже глаз противника, о каком же разговоре может идти речь?

— Может быть, Нудд и Хольдер рассчитывают как раз на то, что в ополчении нет ни одного настоящего воина? Для крестьянина, плотника, гончара или литейщика война, в сущности, жуткая штука, — заметил сидевший неподалёку Куллд, задумчиво подёргав себя за кончик носа. — Все они вовсе не в восторге от возможности полить это поле своей кровью и щедро удобрить его собственными трупами. Даже если ты не раз желал всяческих напастей на голову своего соседа, когда рядился из-за межи после передела поля или когда заставал его, вернувшись домой пораньше, в постели собственной жены, всё переменится, как только ты увидишь его корчащегося на земле в предсмертных муках и придерживающего руками вываливающиеся внутренности! Они не готовы умереть; но за спиной у каждого семьи, дети, нехитрое имущество. Полагаю, что это сомкнёт ряды фаланги и превратит её в грозную силу...

Пока они таким образом беседовали, обстановка на поле переменилась. От войска ургитов отделилась одинокая упряжка, которая поскакала по направлению к армии Ара. В колеснице стоял сам вождь Белг. Притормозив в трёх сотнях локтей от передних рядов воинов, он торжественно возгласил:

— Выходи, Хольдер, биться со мной! Победишь — и мои люди вернутся домой с позором. Если же суждено одержать верх мне, отдашь свой город, а людей твоих обращу я в рабов!

— Ты просишь много, Белг, — ответил ему сын Тор-нора. — Слишком много. Ты заносчив, глуп и не слушаешь, что тебе говорят. Если ты желал во что бы то ни стало сразиться со мной лично, зачем пришёл сюда со всей дружиной? Я уже говорил тебе: место и время нашей схватки я выберу сам. Оно ещё не настало; убирайся, иначе прикажу лучникам сделать из тебя ежа!

Белг с трудом сдержался: никто прежде не оскорблял его подобным образом. Пальцы вождя побелели от напряжения, с которым он сжимал разукрашенное древко церемониального копья.

— Смотри, как бы я не отказал тебе в праве достойного погребения сегодня вечером! — процедил он, хлопнув по плечу своего возницу. Тот развернул лошадей, и колесница помчалась обратно.

Негромко шелестел обледеневший степной ковыль; тысячи людей замерли в ожидании, переминаясь с ноги на ногу и переговариваясь вполголоса с соседями. Ход времени замедлился, однако ненадолго; вскоре колесо в повозке судьбы вновь тронулось с места и стало раскручиваться всё быстрее и быстрее, как ременная петля с вложенным в неё камнем в руке умелого пращника. Глухо зарокотали боевые бубны, взревели бронзовые трубы, тонко пропели костяные флейты; войско Священного города Кера двинулось на север.

— Гони, как насчёт нашего уговора? — спросил появившийся около лебедей Фехтне, выразительно поглядывая на торчащую из-за пояса бога рукоять меча, украшенную обмоткой из тонких серебряных нитей. — По-моему, очень скоро начнётся заварушка!

Ханаль, ни слова не говоря, извлёк чёрный клинок и передал его младшему сыну Торнора; тот осторожно принял реликвию, подставив раскрытые ладони. На лице старого мага запечатлелось искреннее благоговение.

— Я знал... — прошептал он, — всегда был уверен, что он станет моим!

— Хочу напомнить: ты также взял на себя некоторые обязательства, — заметил Ханаль, любуясь сей трогательной сиеной, — такой подарок следует ещё отработать!

Фехтне кивнул. Он осторожно дотронулся до удобной рукояти, обхватил её обеими руками и прочертил в воздухе плавную кривую кончиком лезвия. Письмена, выбитые на клинке Гофанноном, полыхнули синеватым пламенем.

— «Н-т стр-д-н», — прочёл по складам маг. — Странно! Прошло столько времени... может быть, изменилось начертание знаков?

— Просто Огам впоследствии усовершенствовал систему записи слов, — пояснил Ханаль. — Когда ковалось вооружение первого из воинов, в алфавите ещё не существовало гласных букв. Здесь написано «Нет страдания».

— Ну да, разумеется... — Фехтне снова взмахнул клинком, любуясь игрой света на его матовой поверхности. — А как ты думаешь, он был прав?

— Кто?

— Торнор. Временами мне кажется, что из всех богов именно мой отец преподнёс людям самый великолепный и самый ужасный урок. Он показан истинную дорогу к вершинам духа, но указанная им дорога пролегает мимо смерти и ведёт только лишь к смерти.

— Не люблю я высокопарных речей, — отмахнулся Ханаль. — Быть может, сам сегодняшний день даст отпет на твой вопрос? Смотри, они приближаются. Пора приниматься за дело!

Так вышло, что вместо сладких яств, пенистого сидра и тёмного пива на праздник Окончания Года получили жители Ара лишь звон оружия; вместо песен — боевые кличи; вместо весёлых танцев — битву, длившуюся от рассвета до самого заката.

Белг расположил две линии числом в сто сорок колесниц ургитов и вардингов в центре, намереваясь одним ударом смести пешее ополчение и расчленить армию Ара надвое. На правом, примыкающем к городским стенам фланге он поставил конницу нескольких кочевых племён — данников Кера, а на левом, упираюшемся в реку. — дружину Донна, отряд лопраканов и несколько десятков колесниц. Часть людей осталась у Ворот Воинов Ара, где упрямые лопраканы под руководством своих царей продолжали штурмовать город.

Хольдер поднял ладонь правой руки в воздух, фаланга зашевелилась и тронулась с места. Крестьяне и ремесленники шли неторопливым шагом, нестройно выпевая одну-единственную ноту и громко бряцая оружием по своим щитам. Вскоре они зашагали быстрее, а тональность их пения стала выше; когда же патриарх взмахнул рукой, все перешли на мелкую рысцу, выставив вперёд длинные копья. Вероятно, Эдана позабавило бы зрелище ополченцев, с громким визгом и улюлюканьем бегущих навстречу летящим на них боевым колесницам, но нашего героя больше заботило происходящее напротив.

— Араван идёт впереди болгов, — заметил Фехтне, забираясь в лебединую повозку. — Скоро мы с ним встретимся. Смотри, Транд, у реки здесь топкие берега. Если бы удалось опрокинуть их левый фланг в болото, исход битвы был бы предрешён!

Могучий витязь согласно кивнул и опустил сдвинутый на затылок шлем Все воины тотчас же поступили так же, а возничие взялись за свои хлысты и Длинные поводья.

Войско Хольдера встало «кочергой»; основные силы тордингов и своего клана предводитель сосредоточил в мощный клин на правом крыле и предоставил командование им высокорожденному Гнаталу.

Колесницы неспешно двинулись с места, постепенно набирая скорость. Навстречу им по степи катилось огромное облако пыли, взметённой копытами сотен лошадей и колесами вражеских повозок. Реявшие над ним тёмные силуэты с большого расстояния можно было бы принять за стаю ворон; однако то были вовсе не птицы, а огромные крьыатые ящеры, направляемые болтами племени Эоху. Две стремительные лавины столкнулись посередине поля и тотчас же рассыпались на множество ожесточённых схваток. Каждый, высмотрев себе врага по вкусу, сходился с ним в поединке; скрежет металла, боевые кличи и хруст ломающегося дерева разнеслись по всем окрестностям. Гром битвы поднялся до самых небес, даже демоны нижних миров несколько забеспокоились, услыхав издалека этот шум.

Издав пронзительный вопль, дракон Донна устремился к небесной колеснице, которой управлял Ханаль. Бестии удалось слегка цапнуть клыками одного из лебедей за крыло, и в воздухе закружилось несколько черных перьев, каждое в целый локоть длиной.

Фехтне взмахнул рукавом — с его ладони сорвались одна за другой шесть или семь шаровых молний. Один из трещащих и плюющихся искрами сгустков белого пламени попал в плечо, а другой — прямо в переносицу дракону. Хотя морда и была надёжно защищена литой бронзовой маской с глазными отверстиями, яркая вспышка на время ослепила его, и ящер глупо замотал шеей, пытаясь сориентироваться в окружающем пространстве.

Маг, недолго думая, занёс меч. Клинок Торнора коротко свистнул, рассекая воздух, и легко перерубил чешуйчатую шею гада. Судя по удаляющемуся яростному рёву, не прекратившемуся и после глухого удара тяжёлого тела о землю, вождь был сильно раздосадован внезапной потерей своего «скакуна». Оказавшийся поблизости тординг вознамерился прикончить рухнувшего с небес наездника, но благоразумно решил этого не делать: Донн, с неожиданным для его сложения проворством выкарабкавшись из-под дёргающейся в агонии драконьей туши., поднялся на ноги и стал стремительно увеличиваться в размерах. За несколько мгновений он подрос локтей на пятьдесят и принялся вносить беспорядок в ряды армии Ара, пинками расшвыривая проезжающие мимо колесницы.

— Снижаемся! — крикнул Бринн. — Его надо остановить!

— Эй, куда же вы, мужественные витязи? — глумился Донн, преследуя и топча разбегающихся хольдерингов. — Неужто среди вас нет ни одного храбреца, который решится бросить вызов старому болгу?

— К твоим услугам, князь! — пропел вдруг позади него тоненький мелодичный голосок. Болг обернулся, изумленно уставившись на обольстительно улыбающуюся ему миловидную девицу лет шестнадцати-семнадцати.

— Когда ты сердишься, ты становишься совсем несимпатичным! — заявила юная особа, сложив губки бантиком.

Донн смигнул, отгоняя наваждение, и открыл свой третий глаз:

— Гонор?!! Опять ты?!

— Разочарован? Быть может, образ светлоликой Эйте придётся тебе больше по вкусу? Или снова, как в старые добрые времена, сыграем в шашки?

Под тяжёлым взглядом среднего ока болга трава вокруг Гонора задымилась. В глотке князя что-то заклокотало, словно в сточной трубе во время половодья. Он поднял свою палицу, сравнявшуюся теперь размерами со стволом лиственницы в два обхвата, и грозно навис над маленькой фигуркой.

— Ты слишком часто обманывал меня. Гонор т'Ллуд! — через силу прохрипел он. — А я не люблю, когда меня, великого вождя племени Эоху, выставляют на посмешище. Ты заплатишь за мой позор, трижды проклятый Гонор. Сейчас!

Донн ударил.

Ханаль легко отскочил в сторону, vf гигантский шестопёр разрыл дёрн в трёх локтях от него. Затем бог подпрыгнул, ухватившись за мизинец бол га, повис на нём всем весом и резко отогнул его в сторону. Князь племени Эоху. взвыв от внезапной боли в суставе, выронил палицу. Старина Гони продолжал выкручивать палец, удерживая его обеими руками за последнюю фалангу, и весьма преуспел в этом деле: вскоре всё запястье провернулось почти на полный оборот, напряжённый локоть выпрямился против воли хозяина, а Донн со стоном упал на колени.

— Как-то раз, давным-давно, я взял пару уроков у славного Торнора, — сообщил ему Ханаль, сам проворачиваясь под скрюченным пальцем, чтобы усилить нажим, — и знаешь, что покойный поведал мне? Он сказал: «Контролируя запястье, контролируешь и локоть; контролируя локоть, контролируешь плечо; ну а уж если ты держишь плечо, значит, ты — хозяин своему противнику!» Как видишь, с помощью одной фаланги можно также контролировать весь мизинец; если контролируешь мизинец, не составляет проблемы властвовать над запястьем; а если властвуешь над запястьем... Впрочем, о том я уже поведал тебе, Донн. — С этими словами Ханаль резко присел, согнувшись в пояснице, и воющий от боли гигант взвился в воздух, перелетел через его голову, затем с оглушительным шумом ударился плашмя оземь, сплющив своей массой небольшой пригорок. Бог распрямился, выпятил грудь и принял горделивую позу.

— Я положил его на лопатки! Чистая победа! — Пока Ханаль раскланивался перед воображаемыми зрителями, Донн снова оказался на ногах. Очевидно, это падение далось князю тяжелее предыдущего — судя по тому, как он охал и потирал ушибленный крестец. Тем не менее вождь Эоху не стал дожидаться, пока старина Гони вновь повернётся к нему лицом, и нанёс обидчику удар раскрытой ладонью. Со стороны это напоминало движение человека, пытающегося прихлопнуть назойливую муху. Великанская оплеуха сбила отвлекшегося Ханаля с ног — весёлый бог кубарем покатился вниз по пологому склону, спускавшемуся к берегу реки. Рассвирепевший болг непременно догнал бы и раздавил его, но путь князю вовремя заступил новый соперник.

— Помнишь ли ты эту руку, Донн? — вопросил он, демонстрируя свою правую конечность, предплечье, запястье и ладонь которой были отлиты из сверкающего металла.

— Конечно, я помню тебя, Нудд. Помню и твою прежнюю руку, — ведь именно я отрубил её в достопамятной битве у Черных Полей! — отвечал Донн, тяжело дыша.

— А ведома ли тебе история моей новой руки? — вновь спросил мудрый бог, заметно увеличиваясь в размерах. Вскоре он сравнялся ростом с высящимся над полем битвы болгом.

— Ведома. Её по просьбе Племён отлил в горне и проковал сам Гофаннон, подмастерье Создателя.

— А известно ли тебе, из какого материала изготовил Гофаннон сию волшебную руку?

— Известно! Рука твоя отлита из серебряной секиры, которой сражался ты у Чёрных Полей, и именно её извлекли из твоих помертвевших пальцев. Говорят, будто жизненная сила твоей прежней руки перетекла в её металл. Это обстоятельство позволило Мастеру создать столь совершенный протез. Говорят также, что сила новых пальцев во много крат больше старых живых и множество подвигов совершил ты с помощью своей серебряной руки!

— Истинно так! — воскликнул Нудд. — А сейчас тебе самому придётся удостовериться в этом! — Его кисть блеснула подобно молнии и мертвой хваткой вцепилась в горло болгского князя. Тот попытался вырваться из захвата, но безуспешно: Нудд всё сильнее сжимал его гортань, придавливая противника вниз. Донн захрипел; ноги его подгибались, а могучие ладони вслепую шарили по воздуху, пытаясь нащупать шею недруга.

— Это тебе за Чёрные Поля! За Торнора из Племени Ллеу! За то, что сделал меня калекой! — промолвил Нудд; кости князя громко хрустнули, и он повалился на землю.

— Как, говорится, богу — богово, а болгу — болгово! — процитировал Ханаль старинную пословицу, отряхивая свою одежду от налипшей грязи. — Однако не будем останавливаться на достигнутом, друзья. Битва ещё только начинается!

Вокруг них кипела жаркая сеча; лучшие воины кланов Торда и Хольдера упорно прокладывали себе дорогу в рядах бесчисленных врагов. Тучи мела поднимались с круглых белёных щитов, сотрясаемых могучими ударами. Ургиты и лопраканы сражались отчаянно; болги же, несколько приуныв после потери своего вождя, более не выказывали особенного рвения.

Кермайт вновь показал себя искуснейшим возницей; кони мгновенно слушались его крепких запястий, и влекомая ими боевая колесница, не сбавляя скорости, ловко огибала сцепившиеся упряжки и перевёрнутые, изломанные повозки, которыми была усеяна степь. Густая пыль заволокла всё вокруг, не представлялось возможным что-либо увидеть даже на расстоянии в жалких тридцать—сорок локтей. Эдан без устали метал дротики, рубил, колол, и его вкусивший свежей крови меч вновь звенел в неистовом восторге.

Несмотря на то что время приближалось к полудню, со стороны реки начал подниматься плотный белёсый туман, в котором мелькали смутные тени. Жреп Бринна предположил, что Куллд снова ввёл в бой свою странную дружину. Под ударами соединённых сил двух воинских родов на правом фланге ургиты начали постепенно отступать. Их прижимали к берегу; здесь, в болоте, колесницы теряли маневренность, лошади увязали в топком грунте, а воинам поневоле пришлось спешиваться. Вскоре в этой части поля битва распалась на множество отдельных поединков.

Витязь Транд углядел неподалёку штандарт Бала и, вмиг разметав его приближенных, сам схватился с предводителем левого крыла дружины Белга. Лысый ургит был не столь силён, как его противник, но зато более ловок и подвижен. Длинная пальма в его руках вращалась так быстро, что сливалась в один сверкающий диск, издавая громкое равномерное гудение. Легко он парировал ею удары чекана Транда и производил ответные выпады с быстротой молнии. Семеняшим шагом Бал огибал своего опасного соперника по плавной дуге, заходя слева, ибо знал он, что у каждого пользующегося щитом с левой стороны обзор намного хуже. Один раз хищно загнутый клюв чекана всё же зацепил его плечо, сорвав пару медных чешуек с кожаной основы панциря, после этого ургит стал действовать ещё осторожнее. Наконец Транд ошибся, прикрывшись щитом от ложной атаки в шею, и Бал тут же воспользовался этим: лезвие его пальмы рассекло тордингу бедро.

Транд бросил мимолётный взгляд на красную борозду, перечеркнувшую длинную полу его панциря, и со свистом втянул сквозь зубы воздух. Бал всё кружил вокруг, презрительно улыбаясь, а его оружие вычерчивало в воздухе замысловатые петли и восьмёрки. Клевец тординга метнулся вперёд, целя в незащищённое шлемом лицо. Ургит легко поднырнул под него, но не успел заметить возвратного движения, и тяжёлый обух чекана врезался в его скулу. Транд снова замахнулся, решив добить опрокинувшегося на спину врага, но Бал ловко подцепил его щиколотку скатом своей стопы, а второй стопой резко надавил на голень. Тординг тоже упал, больно ударившись о железный обод собственного щита; ургит же винтом взвился в воздух и, приземлившись на одно колено, обеими руками вогнал пальму в грудь Транду по самое древко.

Он прижимал своё оружие вниз до тех пор, пока воин не затих; затем встал, размазывая тыльной стороной ладони по лицу кровь, сочащуюся из сломанного носа, и произнёс: «Как забавно!» Бал больше не слышал грохота битвы; земля под ним плавно раскачивалась — то вправо, то влево; спешащий на помощь своему командиру ургит вдруг превратился в двоих спешащих на помощь ургитов. Умник неожиданно улыбнулся по-детски ясной улыбкой, повторив «как забавно!», выронил окровавленную пальму и рухнул на тело побеждённого им витязя.

Подбежавший боец так и не узнал, что именно Бал счёл забавным — факт своей победы над могучим потомком Торнора или изменения в восприятии окружающего, наступившие вследствие полученной травмы: сознание не возвращалось к командиру левого крыла.

Подоспевшие соратники быстро уложили его на подстилки на дне повозки и повезли прочь от центра схватки. Никто не преследовал колесницу Бала.

— Ну вот, мы окончательно засели. Вылезайте! — скомандовал Кермайт и сам первым выпрыгнул на покрытую серым мхом кочку. Их колёса почти по ступицы погрузились в болотную хлюпающую жижу. Оба коня понуро опустили головы и тихо всхрапывали, обмахиваясь заплетёнными в косички хвостами. Всем своим видом лошади словно говорили людям: «Вытаскивайте свой тарантас сами. Мы и так уже сегодня с ним намучились».

— Проклятый туман! — Талес прополоскал глотку разведённым сидром из припасённой глиняной фляги и сплюнул в чёрную лужу. — Куда подевался этот проходимец Куллд? Его привычки начинают действовать мне на нервы. Пускай прикажет своим духам немедленно разогнать всю эту мерзость!

— Эй, поднажали! Ещё разок! — Поддаваясь толчкам и рывкам своего экипажа, колесница выкатилась из коварной грязевой ямы. Болото неохотно отпустило свою добычу; разбуженная трясина возмущённо забулькала, прежде чем успокоиться вновь.

Они шли пешком до тех пор, пока копыта лошадей вновь не застучали по твёрдой земле. Туман ощутимо приглушал все звуки; издалека доносились только отдельные возгласы и звон оружия сражающихся.

— Хотел бы я знать, где мы сейчас находимся, — заметил Эдан, — и что происходит в центре.

— В своё время мы всё узнаем, — ответил ему Кермайт.

Поблизости никого не было видно, однако на земле то тут, то там виднелись следы недавних схваток: расколотые щиты, сломанные копья, стрелы, расплющенные шлемы... Тел оставалось немного: все воинские роды Пятиградья предпочитали забирать своих покойников с поля битвы.

— Эдан, тебе не кажется знакомым вон тот штандарт?

Жрец Бринна посмотрел в указанном Талесом направлении. На небольшом пригорке криво торчало воткнутое в землю копьё, на древке которого трепетали несколько конских хвостов, выкрашенных в белый цвет.

— Да, вчера мне случалось где-то видеть его... Транд?!

Тординг лежал возле своего родового знамени широко раскинув руки. Он не дышал, в груди зияла огромная рана; неподалёку лежали ещё трое — два ур-гита и один хольдеринг.

— Поднимем его на колесницу. Надо отвезти тело Гнаталу.

— Подождите... — Эдану почудилось, что посиневшие губы слегка пошевелились. Он поднёс к лицу витязя отполированный умбон своего щита, и на гладкой бронзе проступило матеkькое инеистое облачко.

Эдан взялся за обмотанное сыромятным ремнём запястье Транда; витязь внезапно пошевелился и застонал.

— Жив?!

— Вопреки всему, — заметил Талес, присевший на корточки рядом. — Но с виду — гак чистый покойник! С такой дырой нормальный человек не прожил бы и минуты; этот, впрочем, великий герой. Эй, хольдеринг, подай-ка сюда пару копий покрепче и все подстилки со дна!

Соорудив импровизированные носилки, они осторожно возложили воина на них и поместили в кузов колесницы.

— Очень странно, — заметил Кермайт, когда с тем делом было покончено. — Куда подевались его люди? И почему победивший Транда витязь не забрал оружие и доспехи?

В этот миг с северо-востока до них донесся громкий крик, который сразу же подхватили тысячи глоток. Дело близилось к развязке.

ГЛАВА X

В то время как усиленному лучшими витязями обоих союзных кланов правому крылу армии Ара удалось сломить врага и опрокинуть отступающих в реку, в центре и слева, под стенами города, события битвы развивались менее благоприятно. Белг не сомневался, что его воинам будет достаточно одной-единственной атаки, чтобы смять стоящих в центре вражеской армии пехотинцев. Ургиты прекрасно знали: любая пехота в ужасе разбегается при одном лишь виде несущихся на неё серпоносных колесниц.

Однако на этот раз вышло по-иному; как ни странно, глупая затея Нудда и Хольдера сработала. Ни один конь по доброй воле не налетит грудью на частокол острых копий; и упряжки отворачивали в сторону, стоило лишь им приблизиться на полсотни локтей к сомкнутым рядам ополченцев Огненного Города. Они просто шли, локоть к локтю, щит к щиту, выставив вперёд свои копья и пальмы, и пели свою песню. Никто не выбегал из строя, чтобы бросить дротик, метнуть копьё или сразиться с приглянувшимся противником; каждый прикрывал соседа слева, а сосед справа прикрывал его самого. За спинами последних двигалась редкая цепь людей, облачённых в льняные балахоны и красные плащи. В руках они несли большие бубны, раскрашенные крестами и свастиками; так в бой вступили огненные маги города Ара. Когда они подняли свои бубны и ударили по ним в первый раз, на наконечниках копий бойцов запылало багровое пламя; когда ударили во второй — огонь засветился на дне глаз и в глубине зрачков идущих. Их шеренги стали ещё плотнее, а поступь — увереннее.

Порядки атакующих смешались; скопившаяся на ограниченном пространстве масса колесниц не давала возможности маневрировать и стала весьма уязвимой. Всё же воины не были бы настоящими воинами, если бы не умели сражаться в любых условиях. Многие из ургитов и вардингов спешились и бесстрашно бросились на наступающую фалангу, лавируя между копьями и прорубаясь сквозь щиты. Воины расчистили себе путь, прорвав ряды в нескольких местах. Там, где ополченцам удавалось удержать подобие плотного строя, они могли какое-то время противостоять яростному напору; однако там, где фаланга рассыпалась, каждый из них в отдельности, вновь становясь простым крестьянином, горшечником или кожевником, обращался в бегство или терял голову от страха. Профессионалы, с раннего детства проходившие суровое воспитание воинской касты, играючи разделывались с ними.

В разгар этой резни Белг встретился на поле с Хольдером. Оба сошли со своих колесниц и двинулись навстречу друг другу, на ходу обнажая оружие.

— Настало ли время для нашей схватки? — крикнул издалека предводитель ургитов.

— Куда ты так торопишься, внук моего брата? — отвечал патриарх. — Неужели не понимаешь, что битва тобой уже проиграна?

— Взгляни вокруг себя, Хольдер! Или ты окончательно ослеп от старости? Мои воины с лёгкостью одолели толпу твоих сиволапых ремесленников! Зачем только ты заставил жалких человечишек сражаться? Никогда взявший копьё и шит крестьянин не сможет сравняться духом с потомственным воином!

— Ты ошибаешься, Белг, — медленно покачал головой старик. — Они победят, даже если все как один останутся на этой равнине. Простым людям недостаёт присущей воинам алмазной крепости духа, но они нашли свою силу в другом.

— Чушь. Не бывает иной силы! Так мы начнём нашу битву?

— Воистину, начнём.

— Умри, Хольдер, сын Торнора!

— Умри, Белг, сын Трога!

Ургит сжимал в каждой руке по секире с короткой костяной ручкой; Хольдер держал свой длинный железный меч обратным хватом, плотно прижимая его лезвие к предплечью.

Белг был моложе и сильнее, а патриарх — искуснее; поэтому бились они очень долго. Предводитель ургитов осыпал своего противника градом ударов, поднимаясь и -опускаясь, атакуя справа и слева, с запада и с востока, с севера и с юга. Казалось, ему была неведома усталость. Хольдер не подпускал его чересчур близко, но и не отступал слишком далеко; когда враг стремительно наступал, он откликался быстро, как ветер; когда же Белг замедлял свои движения, старый воин послушно замедлялся вместе с ним. Они не могли нанести друг другу ни одной сколь-нибудь серьёзной раны, но на доспехах уже виднелось множество отметин, а открытые участки кожи были испещрены лёгкими порезами.

— Ты прилипчив, как навозная муха! — бросил ему Белг, задыхаясь.

— Неужели? — наигранно удивился Хольдер и ударил его ребром стопы в грудь.

Ургит отскочил назад на несколько локтей, резко выдохнул, мотнул головой, как молодой бычок, и снова ринулся в бой. Вскоре он наконец почувствовал, что патриарх утомлён — его концентрация слабела, а движения становились всё менее и менее уверенными. Белг удвоил ярость своих атак. Проведя блестящую серию обманных ударов, он завершил её, рубанув секирой в горизонтальной плоскости. Хольдер запоздало пытался втянуть живот, чтобы пропустить лезвие перед собой, но немного не успел. Из широкого разреза в его панцире хлынула тёмная кровь; Белг тут же подсёк соперника закованной в бронзу голенью под колено, и сын Торнора упал на спину. Выглядел он очень скверно: лицо посерело даже под толстым слоем охры, а кровотечение было столь сильным, что не оставляло никаких сомнений в скором конце. Пошатывающийся от страшного напряжения ургит поднял шлем и отёр краем наголовного платка струящийся со лба пот. Приблизившись к лежащему, он наступил Хольдеру на грудь, потом, занеся секиру, примерился, собравшись срубить причитающуюся ему в качестве трофея голову великого воина. Тем не менее перед этим он грозно вопросил у своего двоюродного деда: «Что скажешь ты перед лицом смерти, о Хольдер?»

Тот открыл глаза и ответил неожиданно ясным, спокойным голосом:

— Скажу, Белг, что ты порядочный осёл!

Его рука, сжимавшая спрятанный до времени кинжал, метнулась вверх, проникнув под полу панциря ургита, и вонзила оружие в низ живота. По самую рукоять. Так и умер Белг — с выражением безмерного удивления на лице. Ни разу за всю свою жизнь он не отступал от принятых решений, поскольку таким было для него действие проклятия Фехтне.

...А в городе Кере, в пиршественном зале дома, за старым деревянным троном, в особой нише, вновь открылись глаза Урга. Никого из прислуги или воинов клана не оказалось поблизости в момент пробуждения вещей головы, поэтому никто не был свидетелем редкого чуда: из правого глаза патриарха вниз по мёртвой щеке скатилась крупная слеза. Лишь старый слуга вечером заметил влажную дорожку на серебряной подставке, но не придал этому особенного значения.

Между тем Хольдер без посторонней помощи поднялся на ноги и направился к своей колеснице. Там его уже поджидал Гнатал.

— Как тебе удалось одержать победу?!

— Пустяки. Всего лишь старый трюк — просто привязываешь под одеждой небольшой мешочек из кишок, наполненный бычьей кровью...

— Ты обманул его?!

— Разумеется! Неужели ты никогда не слышал выражения «военная хитрость»? Конечно, и у этого способа есть ряд существенных недостатков; например, необходимо очень точно рассчитывать свои движения. Иначе рискуешь получить действительно серьёзное ранение!

Слуги Хольдера уже разоблачили тело предводителя ургитов и погрузили его доспехи на колесницу патриарха. Возница взялся за секиру, но старый воин жестом остановил его.

— Пускай голова Белга останется при своей шее; мне самому она без надобности. Этот был из истинных воинов; вероятно, сейчас он уже присоединился к своим братьям на пиру в доме отца нашего Торнора. После битвы похороним тело со всеми почестями!

— А что ты намереваешься делать сейчас? — спросил Гнатал.

Хольдер проковылял к своей повозке, извлёк из чехла небольшую прорезную арфу и уселся на землю, прислонившись спиной к спицам колеса.

— Ничего. Я уже совершил всё, что должен был, — ответил старик и прикрыл глаза, беря пробный аккорд.

Вопли, услышанные Эданом и его друзьями через поле, скрытое магическим туманом и неосевшей пылью, издали лопраканы в тот миг, когда пали Ворота Воинов Ара. Остававшиеся у ворот люди и великаны устремились в город через широкий пролом в правой створке, ощетинившейся острыми краями бронзовых листов обшивки и торчащими обломками досок. Рассвирепевшие ургиты не собирались никого щадить, но и жители города подготовили им достойную встречу. На узких улочках Огненного Города закипела ожесточённая схватка. Сражались все — и воины, и простые общинники, и общественные рабы из лачуг на окраинах; даже женщины и дети швыряли во врагов черепицу и камни с крыш глинобитных домов. Наступающие увязли во множестве мелких стычек, из-за чего продвигались вперёд слишком медленно.

Воины кланов Пятиградья достигли несравненных высот в искусстве убивать, поэтому их поединки бывали быстротечны, а раненых почти не оставалось. Поле к западу от Ара являло собой с птичьего полёта ужасающее зрелище: повсюду степь усеивали тела павших в сражении бойцов. Такая картина отразилась в чёрном зрачке огромного ястреба с пёстрым оперением, кружившего над равниной; запечатлелась в нём и процессия, состоявшая из чёрного человека без левой руки, левой ноги и левой части головы, за которым следовали три женщины в тёмных одеяниях. Птица издала пронзительный крик, сложила крылья и камнем упала вниз, целя когтями в идущего. Однако тот вовремя заметил тень на траве и вмиг обратился маленьким ужом, серой ленточкой скользнув под плоский валун.

Острые когти лязгнули о камень; ударившись оземь, ястреб превратился в статного юношу. Волосы его были пепельного цвета, а длинный нос с горбинкой напоминал изогнутый клюв хищной птицы.

— Тебе не скрыться от меня, Араван! Выползай из своего убежища, будем биться! — проклекотал он.

— Сразись сначала с моими жёнами, Инген! — прошипел уж из-под камня. — Если победишь их — придёт и мой черёд!

— Воистину, не привык я сражаться с женщинами! Кто они, твои супруги, если ты предлагаешь их мне в противники?

— Нетрудно ответить на твой вопрос, — молвила невидимая змея, — первую из них зовут Страх, имя второй — Неистовство, третью же люди прозывают Безумием. Всегда мои жёны там, где мечи стучат о шиты, там, где смерть собирает мне обильную жатву. Они, великие воительницы, приносят воинам дар одержимости боем.. В любой битве разят без разбора своих и чужих направо и налево; затем обращаются в ворон и пируют на телах павших! Инген кивнул:

— Теперь я узнал твоих жён, Араван. Без колебаний я прикончу сих ненавистных человеческому роду фурий!

Сказав так, он шагнул вперёд, но одноглазые богини опередили Ястреба. Неистовство бросилась ему под ноги, Страх вцепилась железной хваткой в запястья, а Безумие запрыгнула на плечи Ингену и, обхватив подбородок, мигом перерезала ему горло своим кривым кремнёвым ножом.

Совершив эго ужасное злодеяние, они занялись разделом добычи.

— Чур, пояс будет мой! — заявила Безумие и потянулась к узорчатой пряжке ремня Ингена, украшенного серебряными нашивными бляшками тончайшей работы.

— Это ещё почему? — возмутилась Неистовство. — Если бы не я да сестрица Страх, вовек бы тебе не одолеть Ястреба!

— Вы можете забрать себе сандалии и плащ, — предложила Безумие.

— Какой-то рваный плащ да пару стоптанных сандалий? — взвизгнула Страх. — А ну-ка отдавай нам пояс! Кинем жребий!

— Вот ещё!

— Последний глаз выцарапаю!

— Попробуй! Я тебе голову оторву!

— Карр!

— Каррр!

По земле запрыгали три крупные черные вороны. Они кричали хриплыми голосами, хлопали крыльями и отчаянно молотили друг друга крепкими клювами так, что перья летели во все стороны.

Выбравшийся из своего убежища Араван с тоской наблюдал за потасовкой, не делая попыток вмешаться. Проводнику Душ было отлично известно, что в подобных случаях никому не под силу разнять его дерущихся жёнушек.

Однако долго скучать ему не пришлось; с небес спускалась волшебная колесница, запряжённая тройкой чёрных лебедей. Как только её колеса коснулись земли, оба пассажира, выпрыгнув из кузова, бросились к месту схватки.

— А, старые знакомые! — Араван запахнул свой плащ поплотнее и склонился в шутовском поклоне. — Нахальный человечишка, страдающий манией величия, и беспокойный юнец из племени Ллеу! Рад, что нашли время поприветствовать меня в этом негостеприимном краю!

— Займись им, маг! — промолвил Бринн. — А я пока сверну шеи его птичкам!

— Легко сказать «займись», — пробормотал Фехтне себе под нос. — Однако, как говорится, назвался стрелой — укладывайся в колчан... Эй, Владыка Теней, готов ли ты к битве?

Вместо ответа Араван взмахнул рукой, вызвав сильный порыв ледяного ветра.

— И это всё, на что ты способен? — Фехтне усмехнулся, стряхнув осевший на бороду иней. — Тебе придётся придумать какое-нибудь более действенное средство, если хочешь меня остановить!

Маг занёс над головой легендарное оружие своего отца и прыгнул вперёд. Проводник Душ просто исчез на мгновение удара меча, а затем вновь материализовался на том же самом месте. Ответный удар раскрытых ладоней отбросил Фехтне локтей на тридцать назад и поверг его наземь; однако чародей быстро встал, поднял с земли обыкновенный булыжник и швырнул его в бога. Блеснула вспышка — камень взорвался с оглушительным грохотом: Араван успел возвести перед собой ледяной шит, который разбился от удара на тысячи кусков, на уберёг хозяина от столь необычного метательного снаряда.

Тем временем справа к Приходящему в Тени приблизился Бринн. Юный бог пытался преследовать трёх ворон, но те предпочли бросить своего супруга вместе с добычей на поле битвы и улетели в неизвестном направлении.

— Эй, посмотри-ка на меня!

Араван, обернувшись на голос, тут же получил сокрушительный удар кулаком, пришедшийся в правую скулу.

— Держи его покрепче, Бринн! Не дай ускользнуть! — завопил Фехтне, лихорадочно совершая странные движения, будто раздирая пальцами невидимую ткань в пространстве перед собой.

Бринн ухватил Аравана за горло, но тот превратился в большого чёрного скорпиона и попытался ужалить своим ядовитым хвостом противника в бицепс. Безуспешно: Бринн крепко сжал хвост, а бог загробного мира черным грифом-падальщиком затрепыхался у него в руках. Фехтне наконец добился желаемого результата: в воздухе перед ним раскрылась узкая шель; из темноты в её глубине раздавалось завывание ветра и тихий шелест, напоминающий шуршание песчинок. Маг, хрипя и отдуваясь, обеими руками раздвигал края невероятной рваной бреши в пустоте; шум ветра становился всё громче и громче. Было видно, что стоило это ему немалых усилий.

Затем Араван внезапно обратился в жирного паука и, ловко выскользнув из держащих его ладоней, вернулся к своей обычной форме. Широкий взмах плаща, и солнечный свет померк; глаза бога засветились, как пара углей из горна, а тонкогубый рот разверзся, испустив жуткий протяжный стон. Тот звук был способен исторгнуть душу из тела слышавшего его; хотя Бринн не имел человеческой души, он всё же скорчился от боли, зажав уши руками.

Возможно, грозные перемены в облике Проводника Душ продолжились бы, но в этот миг что-то просвистело в воздухе — бог упал как подкошенный. Неподалёку из низко стелющегося тумана появился Куллд. Горбун порылся в сумке на поясе, извлёк ещё один окатыш, вложил снаряд в свою пращу, а потом окинул озабоченным взглядом распростёршееся тело, приготовившись повторить бросок. Араван застонал и, согнув руку в локте, перевернулся на живот.

— Тащи сюда, быстрее! — пропыхтел Фехтне. — Убить ты его всё равно не убьёшь; запихнём Аравана в Серую Долину целиком. Посмотрим, как такое ему понравится!

Бринн последовал совету и поволок яростно упирающееся божество к зияющей бреши. Чем ближе была щель, тем большей тяжестью наливалось тело Аравана и тем более отчаянно пытался он вырваться из рук Бринна, крепко придавившего его кадык своим предплечьем.

— Что ты там возишься?! — простонал Фехтне. По его лицу лил в три ручья холодный пот. — Я устал! Не могу больше держать!

И верно, края щели начали постепенно смыкаться.

— Взгляни, Эдан, что здесь происходит? Не иначе как битва богов!

— Там Бринн! Скорее! — Жрец, спешившись, бросился бежать вверх по распаханному ногами сражающихся пригорку; по пути он споткнулся о труп Ингена и сильно ободрал ладони. Мёртвый бог показался на ощупь твердым, как будто высеченным из камня. На земле боролись Бринн с Араваном; Эдан подскочил было к ним, но его крепко лягнули ногой в колено.

— Не стой как идиот! Помоги мне! — взмолился Фехтне; открытая им брешь между мирами уже почти совсем сомкнулась. — Сделай что-нибудь!

— Что я могу сделать?

— Мы можем! — произнёс знакомый голос. — Взгляни на меня!

Эдан моргнул; какая-то пылинка попала ему в глаз. Когда же он снова обрёл способность видеть, подле него уже был старый знакомец — Белый Шар.

Теперь зрение нашего героя раздвоилось; он снова получил возможность взглянуть на мир глазами духа. У чёрной черты трепетали тени Веретена, Пятна, Барсучьей Морды и Колеса, пытавшихся помочь своему хозяину удержать неумолимо сходящиеся края. Вдалеке водили хороводы сотни светлячков: то любопытные духи и малые демоны собрались со всех краёв земли посмотреть на невиданное зрелище. Эдан теперь видел и изнанку своего мира, на земле которой извивалась правая половина Аравана. В восприятии Белого Шара она вовсе не казалась долиной, а тем более серой: во всех направлениях простиралась ровная, переливающаяся перламутром поверхность. Впрочем, у Эдана не было времени любоваться этими красотами: умножив свою силу поясом Гофаннона, он схватил Аравана за ногу и вместе со своим патроном поволок его к дыре.

— Кидаем по счёту «три», — скомандовал Бринн, раскачивая пленённого бога для того, чтобы бросить подальше. — Раз... два...

— Фэбур! — надрывался Приходящий в Тени. — Фэбур!!! Помоги мне!!!

Белый Шар сжался и, хорошенько разогнавшись, тараном ударил в почти закрывшиеся ворота. Щель вновь разошлась — только на мгновение; однако и этого мгновения хватило, чтобы швырнуть Аравана в серый гудящий и посвистывающий на все лады сумрак Долины.

— ...ТРИ!

Межмировая брешь охотно приняла бога в свои объятия; но до того как она окончательно сомкнулась, издав противный чмокающий звук, все находившиеся рядом стали свидетелями необычного зрелища: они увидели Аравана, кружащегося, как подхваченный ветром осенний лист; теперь его тело состояло одновременно и из правой, и из левой половины.

— Отличная работа! — Обессилевший Фехтне плюхнулся на землю, извлёк свою закопчённую дымовую трубу и аккуратно набил её порошком из кисета. — Не знаю, как вы, а я намереваюсь немного отдохнуть.

— Он вернётся?

— Само собой. Но не думаю, что его возвращения следует ожидать в ближайшее время!

С невысокого пригорка, на который приземлилась лебединая колесница, открывалась захватывающая дух панорама почти всего поля битвы. Посередине равнины продолжали поединки немногие оставшиеся в живых воины; на юге часть ургитов, преследуемая колесницами правого крыла, скопилась у вчерашнего брода и приняла там свой последний бой, пытаясь переправиться на другой берег. К западу от холма, подле заболоченной низины, двадцать восемь оставшихся в живых болгов окружили тело своего князя. Превратившись в крутящиеся снежные вихри, они выстроились кольцом и не подпускали пытавшиеся приблизиться к ним колесницы, выбрасывая навстречу чересчур осмелевшим воинам тонны ледяной крошки.

— Судя по их поведению, болги не намерены принимать дальнейшее участие в сражении, — заметил Бринн.

Фехтне кивнул:

— Будет лучше для всех, если их отпустят без боя. Пусть забирают Донна и катятся на все четыре стороны. Впрочем, Нудд по праву победителя может потребовать его доспехи...

Мимо них в обратном направлении, с севера на юг, проскакала сильно поредевшая конница кочевников — данников Кера, Очевидно, они направлялись на помощь прижатым к берегу реки ургитам.

Вверх по склону холма неторопливо поднимались двое — обладатель длинной серебристой бороды и Ханаль с неизменной улыбкой на устах и огромным болгским копьём на плече.

— Привет честной компании! Вижу, вы тут славно позабавились. Впрочем, мы с папашей Нудцом тоже не теряли времени даром: видели бы вы, как я в одиночку разогнал войско лопраканов!

— Кто здесь? Инген?! — Нудд склонился над телом и положил ладонь на холодный лоб. — Мёртв? Не может быть!

Ханаль помрачнел:

— Очевидно, сегодня день крушения всех законов и традиций, раз мы докатились до убийства Соплеменников. Вам не кажется, что это уже слишком? И куда делся Араван?

— Ты прав, шкодливый пёс из племени Ллуда! — пророкотал незнакомый бас. — Настало время расплаты. Содеянное вами сегодня превосходит все границы дозволенного. Я явился на зов своего коллеги — светлоликого покровителя города Кера. Где Араван?!

— Фэбур?!

Перед ними, широко расставив ноги, возвышался сам Тучегонитель, облачённый в сверкающие красным металлом доспехи.

— Таково моё имя; и это настолько же верно, как то, что все вы — покойники!

— Тяжело не признать очевидное, — заметил вполголоса Ханаль. — Может, самое время задуматься о бегстве?

— Что здесь за шум? — послышался ещё один, намного более мелодичный голос. На холм ступила статная женщина, облачённая в простой балахон из некрашеной шерсти. У вновь пришедшей были чёрные жесткие волосы, смуглая кожа, ноги её были босы, а каждую руку украшали по девять серебряных браслетов. Следом подошел отряд — сотня пеших воинов в чёрном, татуированные лица которых скрывали расшитые башлыки.

— Здравствуй, сестрица! — Ханаль галантно поклонился и прикоснулся губами к изящному запястью. — Мы тут немного пошалили...

— Я заметила, братец, — холодно промолвила Дана; её взгляд, скользнув по застывшим в воинственных позах богам, остановился на Ингене.

— Кто это сделал?

— Безумные жёны Аравана, — торопливо пояснил Ханаль. — Впрочем, Бринн тоже слегка ощипал им крылышки...

— Кто она такая? — шепотом спросил Эдан, склонившись к сидящему на земле Фехтне.

— Скиат т'Ллуд, светлоликая покровительница Десса, — ответил тот, не выпуская дымящуюся трубку изо рта. — а люди у неё за спиной — несомненно, нарситиды, воины Города Воды.

— Вижу, что вы на грани серьёзной ссоры, — промолвила богиня. — Молю, остановите междоусобицу — ибо последующая кровная месть между Племенами может привести всех нас к взаимному истреблению. Не лучше ли народу Племён на время забыть о людских дрязгах и всем вместе сразиться вон с теми болтами, неизвестно как оказавшимися в окрестностях нашего Священного города?

Красное белобровое лицо Фэбура приняло задумчивое выражение; некоторое время он размышлял над перспективой немного отыграться за Чёрные Поля (в те времена по божественным меркам он был ещё мальчишкой) и уже почти совсем утвердился в этой мысли, как на холме появилось очередное действующее лицо.

— Э нет, так не пойдёт! — заявил невысокий плешивый старичок, в единственном глазу которого располагались сразу три зрачка. — Мои детки уйдут отсюда целыми и невредимыми, не будь я...

— Хранитель Мудрости ? — воскликнул Бринн.

— Болг! — хором сказали прочие боги, отступив на шаг назад.

— Ирмин! — выдохнул Фехтне, падая ниц.

— Здорово. Ученик. Давно не виделись. Привет и тебе, юнец из Племени Ллеу; тебя, как погляжу, уже разморозили?

Сражение продолжалось от рассвета до самого за.ката дня Окончания Года; и ближе к его завершению мало кто из оставшихся в живых смог бы уверенно сказать, чья сторона завоевала победу. Ургиты одержали верх на своём правом фланге, но наголову были разбиты на левом; атака колесниц ургитов и вардингов на фалангу ополчения также не принесла желаемых результатов — горожане во множестве погибали, но остановленные сплочённым строем колесницы теряли столь необходимые им скорость и пространство для манёвра. Лошадей хватали под уздцы, воинов стаскивали с повозок и валили на землю.

Прорвавшиеся в город быстро обнаружили, что некому пополнить их ряды. После ранения Белга какое-либо единое командование вовсе перестало существовать; витязи, по своему обыкновению, разъезжали по полю в поисках достойных соперников и совершенно не интересовались участью своих товарищей, попавших в затруднительное положение. Очень скоро горстка людей и лопраканов, выжатая обратно за пределы новых городских стен, начала нестройное отступление к броду подле Ворот Воинов. Преследовать их оказалось некому.

Наступил вечер; всё выше и выше катилось по небосводу колесо луны; её холодное серебристое сияние мешалось с багровыми отсветами гуляющих по городу пожаров. В по-осеннему быстро сгущавшихся сумерках боевая повозка Эдана мчалась по полю в поисках Гнатала. Кермайт направлял лошадей от костра к костру, но гревшиеся у мерцающих в темноте огней воины в ответ на расспросы лишь качали головами. Некоторые припоминали, что видели вождя тордингов ещё засветло, прикрывавшим во главе своей ближней дружины пятящуюся под непрекращающимися ударами врага фалангу; говорили также, будто Гнатал вместе с сыновьями Хольдера возглавил преследование отступающих к броду колесниц вардингов.

— Остановись, Кермайт, — промолвил наконец Куллд. — Транд очень плохо выглядит; если мы продолжим свои блуждания в темноте, завтра Гнатал получит лишь остывшее тело любимого сына. Следует хотя бы согреть воды, чтобы промыть ему раны!

Так они и поступили. Топлива в округе оказалось в избытке: насобирав расколотых щитов, изломанных древков копий и стрел, а также разбив парочку отлетевших от чьей-то повозки колёс, Талес наскоро развел небольшой костерок. Куллд сразу же занялся раненым. Транд был совсем плох; его загорелое широкоскулое лицо побелело и осунулось; у рта постоянно выступала розоватая пена, которую горбун заботливо вытирал краем клетчатого головного платка, тихо постукивая пальцами по маленькому бубну.

— Ты сможешь его вылечить?

— Сомневаюсь. Удивительно, что он вообще ещё жив, — заметил Куллд, прислушиваясь к неровному похрипывающему дыханию Транда. — Я сделаю всё возможное, однако даже моим духам не под силу вытащить душу умершего с того света обратно!

— Сейчас нам как никогда пригодилась бы помощь наших богов, — заметил Талес. — Куда же они все подевались?

— Удалились на ту сторону реки для серьёзного разговора, — объяснил сын Вана Пращника, смешивая кончиком ножа на ладони какие-то перетёртые травы. — Думаю, на данный момент численность богов из Племён в округе уже достигла двух полных дюжин; кроме того, непрерывно прибывают новые. Разделившись на два лагеря, они спорят и угрожают друг другу. Тем не менее дело до драки не дойдёт — всех слишком напугала смерть Ингена и та расправа, что вы во главе с Фехтне устроили Аравану. Ещё никогда до сегодняшнего дня Младшие Боги не гибли от руки своих Соплеменников!

— Откуда тебе известны такие подробности? — поразился Талес.

— Я держу пяток духов-лазутчиков. Они регулярно докладывают мне обо всём происходящем вокруг на расстоянии до десяти—пятнадцати лиг.

— Наверное, это очень удобно! — Огненный маг впервые поглядел на горбуна с искренним уважением.

— Само собой!

— Как они поступят с болгами? — спросил Эдан.

— Скорее всего отпустят и позволят забрать с собой тело князя. Племена побаиваются прародителя бол-гов, поэтому они не пожелают вступать с ним в новый конфликт. Разозлившийся хозяин Мирового Древа совершенно непредсказуем: он может выкинуть всё, что угодно! К тому же люди знают его как Ирмина и почитают за своего героя-заступника. Словом, война с Болгом не добавит Младшим популярности.

Куллд сменил перевязку, наложив на рану Транда компресс из приготовленного снадобья. Аккуратно приподняв пальцем веко воителя, он внимательно изучил радужную оболочку и мрачно заключил:

— Вряд ли протянет до утра!

Они сидели, поджав ноги, вокруг костра. Тишину ночи лишь иногда нарушали голоса птиц, доносившиеся от воды, или далёкие оклики людей, занятых поисками раненых товарищей на поле боя.

Через некоторое время маг насторожился и стал озираться вокруг, взяв в руки свой резной ясеневый посох:

— Скажи, Куллд, что за тени бродят повсюду, издавая такие странные стоны?

— Это всего лишь гэнит, хищные призраки, пришли на место прошедшей битвы, — ответил шаман, не переставая выстукивать на своём бубне замысловатый ритм. — Они питаются душами умерших, по тем или иным причинам задержавшимися на этом свете. Гэнит слетаются к местам смерти подобно осам, слетающимся на мёд. Сейчас, к тому же, совершенно особое время: ночь Окончания Года. Эти сутки не принадлежат ни прошедшему году, ни наступающему завтра; они вне времени, вне круговорота сил и цикла природных явлений. По этой причине грани между нижними и верхними мирами, а также между царствами мёртвых и живых ненадолго истончаются, проникнуть через преграды в обоих направлениях не составляет большого труда. Один день и одну ночь каждому позволено путешествовать между мирами, хотя немногие о том знают, а среди них ещё меньше тех, кто пользуется этим знанием. — Смех горбатого полубога слышавшим его больше напоминал сухой кашель. — Не следует страшиться гэнит; живым они не несут угрозы. Боюсь, что вокруг сейчас прогуливаются значительно более могущественные существа, привлечённые из отдалённых миров светом нашего костра! Как бы в подтверждение его слов из темноты выплыла чья-то фигура. Эдан потянулся к рукояти меча, но Кермайт быстрым движением остановил его руку: на освещённое пространство неспешной походкой вышла молодая женщина. Она носила длинную, до пят, льняную тунику, её русые волосы были заплетены в три косы; на плече гостьи примостился серый дрозд, а у левой ноги ковылял седой пёс.

— Радуйтесь, добрые люди! — промолвила гостья. —Не пустите ли нас погреться в эту холодную осеннюю ночь у своего огня?

Куллд заметно напрягся; он во все глаза пялился на девушку и её животных, но не проронил ни слова.

— Радуйся и ты, — ответил хольдеринг, — мы готовы принять каждого, не имеющего дурных намерений. Не назовёшь ли ты нам своё родовое имя, женщина?

— Ты можешь называть, меня как тебе заблагорассудится, Кермайт, — улыбнулась она. — В разных краях меня величают по-разному, а полное перечисление имён заняло бы всю эту волшебную ночь. И что такое имя? Лишь шум листопада, шорох песка на дне ручья, слово без чувства, дождь без облака, струна без арфы, крыша без дома.

Воин, которого подобные словесные упражнения всегда ставили в тупик, бросил взгляд на своих товарищей. Эдан вопросительно смотрел на Куллда, Куллд смотрел на гостью.

— Почему же мы не слышим песен и музыки? Вы расселись здесь словно на похоронах, а не на празднике Окончания Года, — недовольно заметила девушка, нарушив затянувшееся молчание.

— Не до веселья нам, — неохотно ответил Эдан. — Слишком многие сложили сегодня головы; слишком много смерти и страдания выпало на этот день. Один из лучших витязей славного рода умирает сейчас у нас на руках; воистину, мы не намерены шутить и смеяться.

Юная особа кокетливо наморщила носик:

— Ты удивляешь меня, жрец Бринна из младших Племён! С каких это пор смерть перестала быть предметом для смеха и шуток? Поверь мне, природа человека такова, что именно распад и увядание он всегда находил наиболее забавным. И разве может быть иначе? За бытием всегда приходит небытие; за расцветом — упадок; после поры сбора урожая непременно наступает праздник Окончания Года, на котором жизнь передаёт свои права на весь мир госпоже смерти. Однако каждый дурак знает, что после зимы настанет весна; травы снова зацветут, а из лопающихся почек на деревьях распустятся молодые листья. Так было всегда. На смену смерти вновь приходит жизнь, потому можно лишь радостно смеяться, наблюдая этот непрерывный танец вселенной по кругу!

Старый пёс подполз на брюхе к лежащему на носилках тордингу и сочувственно лизнул его в щёку; дрозд спорхнул с плеча своей хозяйки и приземлился Транду на лоб.

— Быть может, ты ведунья, раз говоришь столь мудрые речи? — спросил Хольдер. — Нашему другу нужен хороший лекарь, не согласишься ли ему помочь?

— Я не занимаюсь врачеванием, да и лекарь вашему товарищу без надобности. Век человеческий ограничен, а срок — предопределён: от этой болезни не бывает лекарства.

— Что же нам остаётся делать? Пёс поднял свою лобастую голову и, .показав ряд неровных жёлтых клыков, отчётливо произнёс:

— Радуйтесь! Эта волшебная ночь — время, в которое нет времени, здесь место, в котором нет места!

Эдан не удивился бы, если бы и дрозд начал вешать загадками, но тот лишь кивнул с важным видом, подтверждая правоту своего приятеля.

Гостья, улыбнувшись, потрепала собаку по загривку.

— Подобно тому, как в природе для последующего обновления непременно наступает пора смерти, душе человека присуще свойство временно умирать от безысходности, тоски, одиночества — лишь только с тем, чтобы вновь возродиться обновлённой — в своей весне. Пусть будет сброшена пожухшая листва со стволов ваших душ! Весёлого праздника вашему роду!

Подул ветер, запорошив глаза сидящих тонким снежком пополам с пылью; а когда он стих — девушка исчезла, словно бы её никогда не было, куда-то подевались и пёс с учёным дроздом. Остались лишь радостно гудящие угли в праздничном огне, чьи искры взлетали до самых небес.

— Куллд, кто они?

Сын Вана покачал головой и упрятал бубен за отворот своей меховой безрукавки:

— Не знаю. В какой-то миг мне показалось... Впрочем...

Транд часто задышал и открыл глаза.

— Гляди-ка! Он очнулся! Твоё снадобье помогло!

Куллд не сомневался, что искусно подобранная комбинация дурманных и болеутоляющих растений не в состоянии излечить человека со сквозным ранением в грудной клетке; но происходившие с его пациентом изменения вовсе не напоминали предсмертную агонию. Воин пришёл в сознание и сразу же попросил воды. Сын Вана смочил ему губы влажной тряпкой, с удивлением отметив про себя признаки улучшения. На щеках Транда проступил слабый румянец.

— Не чувствую... ног, — прошептал он, ловя языком капли, стекающие по уголку рта.

— А ты вообще хоть что-нибудь чувствуешь?

— Немного жжёт... вот здесь. — Рука раненого прикоснулась к повязке на груди.

— Для человека, выглядящего так, словно его насадили на вертел вместо вепря, это совсем неплохо, — заключил Куллд. — Не шевелись! — Он поспешил удержать воина, неуверенно шарившего рукой по земле в поисках опоры. — Тебе нельзя садиться!

Постепенно перемены к лучшему становились всё более и более заметны. Транда временами мучили сильные боли, но дыхание стало ровнее и тише, а лихорадочный блеск в глазах исчез. Небо на востоке слегка посветлело: ночь подходила к концу.

— Мне приснился странный сон, — сказал он, дожёвывая второй сухарь. — Видение было таким ярким, что мне даже представилось, будто всё происходило на самом деле.

— Многих тяжелораненых посещают удивительные видения, — ответил ему Куллд. — А что тебе приснилось?

— Я очутился в просторных чертогах с высокой крышей и крепкими стенами из лиственничных брёвен. Восемь дверей было в том доме, по входу на каждую сторону света; и ни одна из них не запиралась на ночь. Посреди дома сложен очаг, дрова в котором — дубовые стволы в три обхвата каждое Медный котёл в очаге столь велик, что можно сварить в нём сразу целое стадо овец, а вертел над огнём столь огромен, что не повернуть его и дюжине мужчин. На длинных скамьях в том чертоге сидят плечом к плечу воины; там они пируют, поют и по очереди рассказывают истории о великих подвигах. С ними пировал и мой дед Торд, и двое моих сводных братьев; с другой стороны стола меня поприветствовали Ург и сидящие подле него Брес, Дил и Белг. Все оказались рады моему приходу. Они подняли наполненные пивом кубки в мою честь и разом грянули кулаками по дощатым столешницам — так, что затрясся весь дом. Мне подали наполненный до краёв турий рог, подвинулись, освобождая место у стола; но только я собирался присоединиться к пирующим, как ко мне подошел Хозяин. Был он высок, как сосна, грозен, как лев; ноги его — как брёвна, плечи — как потолочная балка, а голова — размером с большой казан.

«Постой-ка, Транд, — молвил он, взяв меня за плечо, — ещё не пришло тебе время присоединиться к пирующим в моём Доме. Место за ним для тебя всегда найдётся, но пока — возвращайся назад!»

И все, кто слышал его слова, весьма опечалились и грустными взглядами провожали меня до дверей. Хозяин сам, взяв меня за руку, вывел из дома во мрак ночи, сказав напоследок: «Не забывай о нас! А если увидишь сынишку моего Хольдера, передай, что отец скучает без него в своём доме!»

Затем я очнулся у разведённого вами костра.

— Любопытный сон, — подал голос Кермайт.

— Да, любопытный.

— Наверное, не следует придавать твоему видению слишком большого значения, — грустно улыбнулся горбун. — Иногда наш разум шутит с нами странные шутки.

— Думаю, ты прав.

— С другой стороны, приятно, наверное, иметь уверенность в том, что место у стола, кусок от бока чёрного вепря и рог с пенистым пивом всегда ждут тебя там, в конце долгого и многотрудного пути? Что предки — это не только цепочка поросших горькой лебедой курганов на родовом кладбище?

— Да.

— Так я и думал. Радуйтесь — ибо подходит к концу волшебная ночь. Круг замыкается!

— Радуйся и ты, Куллд!

Утро выдалось пасмурным; снова повалил мокрый снег, укрыв белым саваном холмы и рытвины, сломанные колесницы и падших лошадей.

Время битвы окончилось, настало время, неминуемо приходящее следом, — время оплакивания и похорон погибших. Кермайт с Эданом шли пешком, ведя упряжку под уздцы. Горбатый полубог ещё на рассвете отправился по каким-то своим делам; Транд, лежащий на носилках, и Талес расположились в колеснице. То и дело навстречу им попадались траурные процессии: вардинги и ургиты, хольдеринги и тординги несли своих павших к местам погребения. Посреди поля стояли Бал с Хольдером и о чём-то мирно беседовали, активно жестикулируя. Оба, однако, были невеселы; Бала поддерживали под локти двое рабов, на животе у патриарха белела свежая холщовая повязка, где уже проступало пятнышко крови. Неровный слой краски на лице, размытый потёками пота, придавал сыну Торнора странное сходство с постаревшим комическим актёром на рыночной площади.

Неподалёку от Ворот Воинов (точнее, от того, что от них осталось после вчерашней атаки лопраканов) было многолюдно. К югу от дороги длинная вереница ургитов двигалась мимо растущего кургана, и каждый из проходящих вносил свою лепту в его возведение, высыпая землю из своего шлема, со щита или из свёрнутого плаща. По другую сторону высились две пирамиды из камней, и каждый из проходящих мимо хольдерингов клал туда свой камень. У самых ворот Эдан заметил старых знакомых — Ханаль что-то втолковывал Фехтне, а старый маг слушал его, угрюмо насупив брови. Рядом находилась и лебединая колесница вместе со своим хозяином. К тому моменту, когда Эдан подошёл к ним ближе, Фехтне громко запел.

— Что за чушь он несёт? — Жрец Бринна изумлённо прислушивался, но не мог разобрать ровным счётом ничего из долетающих обрывков фраз.

выразительно декламировал маг, приложив ладони рупором к губам.

— Неужели от всех пережитых ужасов младший сын Торнора повредился умом?

— Он всего лишь выпевает слово в слово задом наперёд своё давнишнее проклятие, — пояснил Ханаль. — Именно таким образом можно обратить его действие вспять.

— А почему у него такой рассерженный вид?

— Он уже в восьмой раз ошибается. Недавно споткнулся на девятой строфе; а в прошлый раз — на пятой!

— Наверное, непросто без запинки произнести всё это!

— Конечно. Но кто сказал, что ему будет легко? Таково условие нашего маленького соглашения!

Наконец Фехтне завершил чтение и, утерев со лба пот, повернулся к Ханалю:

— Теперь всё в порядке. Я исполнил свои обязательства. Мы в расчёте? Если так, я намерен убраться отсюда поскорей, прихватив с собой честно заработанный меч.

— Да. Никто тебя не задерживает. Всего хорошего!

— И вам счастливо. Может, когда-нибудь наши пути ещё пересекутся!

— Не сомневаюсь.

— Я пошёл.

— Ступай.

Фехтне поправил висящий у него под мышкой длинный свёрток, привесил за плечи щит и двинулся по дороге прочь. Старина Гони наклонился, загрёб пригоршню снега, с озорной миной скатал его в большой снежок, а потом запустил им в спину удаляющегося мага. Тот внезапно обернулся, резко выбросив вперёд руку. «Снаряд» со звучным хлопком разбился о поставленную на его пути ладонь, и испуганное выражение медленно сползло с лица чародея.

— Ох уж мне эти твои шуточки. Гонор! — Он стряхнул снег с рукава, удовлетворённо хмыкнул и зашагал дальше.

Когда удаляющаяся фигурка смешалась с отдыхающими у брода воинами, Эдан перевёл взгляд на Ханаля и с большим удивлением обнаружил знакомую посеребрённую рукоять, торчащую из-за пояса весёлого бога.

— Что у тебя там?

— Меч Торнора, а что же ещё?

— Разве Фехтне не забрал его с собой?

— Вот и я всё никак не возьму в толк — почему он довольствовался поддельным? — простодушно отвечал бог. — Не спорю, вышла очень хорошая копия; её изготовил мой знакомый кузнец, один из лучших мастеров в своём ремесле. Впрочем, как-то неудобно получилось; надо будет при случае вернуть Фехтне оригинал. Как ты думаешь, Эдан, скоро ли он обнаружит подмену? Бьюсь об заклад, не раньше чем через пару лет!

Бринн расхохотался:

— Ты неисправим, Гони! Если бы я был человеком, непременно стал бы твоим жрецом. Однако наверняка есть кто-то, кого ты не в состоянии обмануть!

— Кто же это?

— Например, Старшие, Говорят, они сейчас среди нас. Может, попробуешь подшутить над стариной Ллу-дом?

Боги непринуждённо болтали и смеялись, позабыв обо всём на свете. А Эдан подошёл к возведённой каменной пирамиде, поднял с земли камень и аккуратно уложил в её основание. Стоявший неподалёку жрец, облачённый в шерстяную хламиду, кивнул ему.

— Скажите, почтеннейший, кого здесь хоронят?

— Сыновей Хольдера. Ты знал их? Эдан покачал головой.

— Близнецы родились в один день и погибли в один час. Великое горе для клана Хольдера!

— А над кем возводят курган воины Кера?

— Над телом Белга, последнего из сыновей Урга. Наш патриарх сразил его в честном поединке.

Первосвященник Бринна заметил на груди собеседника пучок пестрых птичьих перьев.

— Ты поклонялся Ингену?

— Да.

— А что теперь будешь делать?

— Не знаю. Старейшины говорят, что все мы должны взойти на погребальный костёр вместе со своим богом. Сейчас они совещаются в храме: как решат, так и будет.

— А много ли жрецов было у Ястреба?

— Здесь, в Аре, вместе с послушниками около ста сорока.

Эдан повернулся и, не попрощавшись, пошел прочь.

«Предо мной встают картины смерти и разрушения, однако почему я не чувствую печали и скорби? Быть может, именно так наступает зима моей души?»

Запоздалый клин серых гусей, передохнув на берегу реки Бо, поднялся в воздух и взял курс на юг, печальным криком прощаясь с насиженными местами до следующей весны.

Порывы холодного ветра сорвали последние красно-жёлтые листья с клёнов священной рощи при храме Нудда; глядя в окно из своих покоев, среброрукий бог вновь задумался о подходящем месте для постройки странноприимного дома и хозяйственных служб...

Меж двух каменных пирамид сидел Хольдер и играл на арфе...

Бал, закончив тризну на свеженасыпанном кургане, собрал остатки дружины и готовился в обратный путь...

По полю шествовала странная троица — женщина с дроздом на плече и старый хромой пёс. За ними шел старик; у него имелся лишь один глаз, но в нём было целых три зрачка. Куллд т'Ван, сидевший на болотной кочке в заснеженных камышах, проводил идущих долгим внимательным взглядом. Как он ни щурился, сколько ни прибегал к помодци своих духов, шаману не удавалось вернуть мимолётное видение, посетившее его ночью у костра; тогда на мгновение ему довелось увидеть три высеченных из цельной скалы трона, на которых высились сияющие красной медью истуканы...

Осень подходила к концу; новый год вступал в свои права.

ГЛАВА XI

За зимой, как всегда, пришла весенняя пора; деревья зазеленели, на курганах поднялись степные травы; в ручьях, текущих по улицам городов и малых деревушек, брызгались ребятишки со своими самодельными лодочками из древесной коры; повсюду звенел девичий смех, принося в сердца юношей и зрелых мужчин беспокойное томление. Затем настало жаркое лето и весёлые фестивали сбора урожая; следом вновь пришло время увядания природы; в храмах на огненные алтари возложили щедрые жертвы; источаемый ими терпкий дым щекотал ноздри тем богам, которым они предназначались. Боги остались довольны, о чём, как обычно, торжественно возвестили жрецы перед началом ежегодных праздничных процессий. Всё шло своим чередом: год проходил за годом, и каждый последующий был ничуть не хуже и не лучше, чем предыдущий.

Однажды, в самый канун венчающих лето праздничных дней, через Ворота Мудрецов в город Ар вошли двое путников. Они весело подшучивали над неповоротливым бородатым стражем, стоявшим у входа; тот смерил молодых зубоскалов мрачным взглядом, но останавливать не стал.

Улицы города заполнялись разношёрстным народом, стекавшимся в Ар из окрестных деревень пахарей и рыбаков, из племён скотоводов, перегонявших свои стада и отары овец по веками устоявшимся маршрутам; нельзя было не заметить одетых в меха охотников из северных лесов и бритоголовых путешественников из дальних стран, облачённых в хламиды из пёстрых тканей. Фестиваль притягивал в Ар всех тех, кто желал обменять, продать свои товары, повстречаться с родственниками, попросить помощи и защиты в храмах или у городской общины или просто поглазеть на красочное шествие.

— Странное дело! — сказал один из путников, обращаясь к своему товарищу. — Вовсе не только жрецы и маги входят теперь в город через Ворота Мудрецов; по крайней мере, среди них я не заметил вообще ни одного представителя этой касты!

— Вероятно, многое изменилось здесь за прошедшие годы, — ответил другой, ловко огибая вставший поперёк улицы воз и его яростно ругающегося хозяина.

— Во всяком случае, здесь не стало чище!

Вдалеке послышались глухие удары больших церемониальных барабанов, и люди засуетились, сдвигаясь ближе к стенам домов, чтобы освободить проезд. Ворота между Городом Воинов и Городом Общинников медленно отворились, в них показалась голова процессии. Бринна с двух сторон притиснули две толстые бабищи, у одной под мышкой гоготал осипшим басом большой гусь, а вторая поставила своё корыто с бельём прямо на ноги молодому богу. Его первосвященник также оказался в довольно неудобном положении: стоявший впереди него худощавый ремесленник свирепо расталкивал своими острыми локтями соседей, вытягивал шею и даже подпрыгивал, пытаясь получше рассмотреть приближающееся шествие. А посмотреть было на что: впереди процессии брели двенадцать храмовых музыкантов, рёвом своих длинных медных труб возвещавшие начало праздника; следом шли двенадцать обливающихся потом рабов, тащивших на спинах огромные барабаны, и двенадцать послушников, ритмично лупивших в них ярко раскрашенными колотушками.

Далее шествовали молодые крепкие жрецы в деревянных и глиняных масках; на своих плечах они несли длинные шесты, на которые опирались задрапированные тонкими льняными тканями помосты. На каждом из них возвышалась статуя одного из богов — покровителей Ара. Первым показалось великолепное деревянное изваяние мудрого Нудда высотой в шестнадцать локтей; борода и правая рука статуи были изготовлены из чистого серебра, а вместо зрачков в глазницы вставлены ошлифованные рубины.

Горожане радостными криками встречали появление своих богов; они кидали под ноги идущим срезанные колосья и целые хлебы, а многие даже пытались прорваться поближе к идущим, чтобы прикоснуться если не к идолу, так хотя бы к краешку драпировок или одежде жрецов-носильщиков.

— Как тебе это нравится? — Бринн толкнул своего клирика в плечо, указывая куда-то за спину деревянного Нудда.

В недавнем прошлом следом за изображением Среброрукого, перед статуями Митара и Ану т'Ллуд, выносили изваяние Ингена; однако после гибели Ястреба в достопамятной битве у городских стен ритуал пришлось немного откорректировать. Второй в тот день жрецы несли шикарную статую Гонора, пятнадцати с половиной локтей в высоту. Она была вырублена из ствола трёхсотлетнего дуба и вся, за исключением лица и рук, покрыта чеканными серебряными пластинами в четверть пальца толщиной. Изваявший её мастер, несомненно, был наделён особым талантом, — столь живым и выразительным вышел из-под его резца лик бога Племени Ллуда. На губах Ханаля играла лёгкая ироничная усмешка; ладонь его левой руки поддерживала три неизменных шарика, а пальцы правой оказались сложены в не очень пристойный жест.

— А ведь действительно похож!

— Да, даже мороз по коже дерёт, — признался Эдан, зябко поёжившись. Ему казалось — ещё немного, и старина Гони, спрыгнув со своих носилок, снова отколет что-нибудь невообразимое.

Однако почти ничего сверхъестественного не произошло: деревянный Ханаль лишь слегка скосил на старых знакомых взгляд своих изумрудных глаз и чуть заметно подмигнул застывшему в изумлении Эдану.

— Привет тебе, старый фокусник! — выкрикнул Бринн, размахивая над головой пёстрым платком. Но статуя не ответила ему; ведь всем известно, что статуи не умеют говорить.

— Идём! — Эдан потянул своего патрона за рукав. Они выбрались из толпы зевак и двинулись своей дорогой, вдоль расставленных по пути следования процессии курильниц, густой стелющийся дым которых скрывал ступни и колени празднично разряженных священнослужителей, вдоль лотков со снедью и зловонных мусорных куч.

Миновав очередную стену и вал, наши герои вступили в район воинов. Здесь изменения также бросались в глаза: вместо лишенных внешних окон угрюмых домов, некогда принадлежавших родам хольдерингов, то там, то тут .виднелись украшенные незамысловатыми фресками стены жилищ состоятельных общинников.

— «Голосуй за Дулта, изгони Кривого», — разобрал Бринн надпись, неровно нацарапанную на выбеленном мелом фасаде. — Судя по всему, страсти в народном собрании здесь кипят, как похлёбка в котле!

Эдан окинул взглядом развешанные на перилах ближайшего навеса цветастые половички и выставленные на продажу тонкостенные лощёные кувшины, заметив:

— Всё же старый Ар мне нравился больше!

Ворота, ведущие из Города Воинов в центральную часть Ара, называемую Город Мудрецов, были по неведомой причине затворены; на боевой галерее стены, построенной в незапамятные времена Младшими Богами, прогуливались несколько часовых.

Бринн помахал рукой воину, укрывшемуся от палящих солнечных лучей в тени надвратной арки:

— Эй, открывайте-ка ворота! Нам необходимо пройти на священный участок.

— А кто ты такой, чтобы мы отворили перед тобой ворота?

— Разве необходимо быть кем-то, если хочешь войти в Город Мудрецов?

— Да. Такова воля старейшин. Назови своё ремесло или уходи. В храмах — время богов; они откроют свои двери прихожанам только через семь дней, по окончании праздничной недели.

— А каким ремеслом необходимо владеть, чтобы войти сейчас?

— Назови своё, и я отвечу, имеешь ли ты такое право.

— Я придаю форму тому, у чего нет формы. Стражник презрительно сплюнул на землю:

— Да знаешь ли ты, чужеземец, сколько в Огненном Городе гончаров? Почитай каждый второй — мастер в гончарном деле. Скажешь ли, что нет человека искуснее тебя в этом ремесле?

Бринн задумался.

— Нет. Возможно, есть кто-нибудь искуснее, — честно признался он.

— Тогда прощай, — ответил стражник и, развернув узелок с прихваченным из дома завтраком, принялся за еду.

Эдан двинулся было в сторону от ворот, но Бринн придержал его, приобняв за плечи, и вновь обратился к нелюбезному охраннику:

— Послушай, почтенный!

— Чего тебе?

— Есть у меня и второе ремесло. Привычен я разрушать то, что обладает формой.

— Воин, стало быть? Эка невидаль! — махнул рукой стражник. — Мы не испытываем недостатка ни в бойцах, ни в героях. Уходи. Ведь не будешь же ты утверждать, будто ты — лучший из воинов?

— Нет.

— Значит, не подходишь.

— Погоди немного. Владею я ещё одним ремеслом: могу сливать воедино и форму, и не имеющее формы!

— Медник! Этих в Аре тоже в избытке. Однако, может быть, ты лучший из бронзолитейщиков?

— Не думаю...

— Приходи через семь дней, — добродушно посоветовал ему стражник. — А сейчас не мешай моей трапезе!

— Неужели нет на свете ремесла, в котором Бринн из Племени Ллеу может считаться лучшим? — иронично произнёс кто-то, незаметно подошедший к ним со стороны. Был он костист и широк в плечах и имел жёсткие, как солома, русые волосы, небрежно перехваченные холщовой тесьмой. Крупные черты, широкие скулы и мясистые губы не придавали его лицу изящества, однако живые ярко-голубые глаза как магнит притягивали к себе всё внимание наблюдателя.

— Твой голос кажется мне очень знакомым, — заметил Бринн, окинув собеседника внимательным взглядом.

— Мы уже встречались и беседовали, — пояснил тот, поправив перекинутый через плечо широкий ремень своей пращи.

— Ван?

— Именно так.

— Я думал, ты предпочитаешь не покидать свои леса.

— Так оно и было — до поры до времени. Сейчас многое изменилось, и я решил совершить путешествие по населённым людьми городам; заодно я разыскиваю своего сына. О его судьбе ничего не известно со времён войны ургитов с хольдерингами, или, как теперь её называют, битвы пяти кланов. Стервец обманул нас и сбежал из дому вместе с моей любимой пращой. Пришлось сделать себе новую!

Эдан развёл руками:

— Куллд остался жив и даже не был ранен. Говорят, что Гонор пригласил его отправиться вместе с ним за какими-то древними сокровищами.

— Этот прохвост — не лучшая компания для моего сына, — недовольно нахмурил брови Ван. — Хорошему от него не научишься. Впрочем, ничего не поделаешь, дети растут... Если увидите Куллда, передайте мою просьбу вернуться домой.

— Непременно. А давно ли ты пребываешь в Аре?

— Несколько дней. Неудачное время для визита — повсюду такая сутолока...

— Может быть, ты объяснишь, почему нас не пропускают в Город Мудрецов?

— Таково распоряжение нынешнего князя. Оно гласит, что в течение праздничной недели во внутренний город, кроме его постоянных жителей, могут войти только лучшие в своём ремесле. Вероятнее всего, эту штуку изобрёл Нудд, решив таким образом ограничить приток зевак в храмы во время праздников. Его, видите ли, раздражают толпящиеся под окнами грязные паломники.

— Разве в Аре есть князь? А как же старейшины?

— Теперь есть. И уже не первый, насколько могу судить. Предыдущий имел глупость в прошлом году разогнать ^народное собрание, за что и поплатился. Новый князь при поддержке Совета и при бурном одобрении народа прикончил своего предшественника и немедленно сам занял освободившуюся должность. Вместо того чтобы, как ожидалось, навеки её упразднить. Говорят, покойный со своим родом доблестно сражались, но ополчение вынесло их к порогу дома на копьях. Впрочем, нынешний правитель, по имени Турм Росомаха, тоже приходился бывшему князю дальним родственником; ведь все они — хольдеринги!

— Как же так? — Эдан не поверил своим ушам. — Разве может родич пойти против родича?

— Выходит, может. Во всяком случае, у хольдерингов в последнее время это неплохо получается! Вкус власти делает всех воинов безумными; она бьёт им в головы, как брага на пустой желудок. Так вы идёте? — Ван подошёл к жующему стражу и, наклонившись, что-то прошептал ему в ухо. Тот быстро вскочил, поперхнувшись куском баранины в тесте, и бросился отворять ворота.

— Что ты сказал ему? — поинтересовался Бринн, когда они уже шли по замощённой деревянными плахами улице Города Мудрецов.

— Ничего особенного. Сам посуди: раз в храмах сейчас время богов, то почему боги не могут свободно пройти туда?

После недолгой прогулки они оказались у массивного здания с плоской крышей, парадный фасад которого был оформлен двумя парами круглых массивных колонн. Святилище Среброрукого с полным правом могло считаться наиболее монументальным сооружением Огненного Города, а жреческий орден бога Нудда, без сомнений, в местной касте мудрецов считался самым богатым.

Проигнорировав пытавшегося заступить им дорогу привратника, все трое вошли в храм через служебный вход — маленькую калитку, прорубленную в восточной стене. Дом Нудда многократно расширялся и достраивался без всякого плана, постепенно занимая близлежащие кварталы, и со временем превратился в настоящий лабиринт из залов, келий, крытых переходов и двориков. Ван, по всей видимости, уже неоднократно посещал этот храм и уверенно вёл их лишь ему известным путём.

Хозяин сидел посреди круглого зала с куполообразным сводом на мозаичном полу из мелкой речной гальки. Подле на специальном коврике расположился, поджав по себя ноги, первосвященник Нудда; в руках он держал стопку деревянных табличек, испещрённых столбцами мелких значков.

— ...Двенадцать плащей тёмной шерсти, восемнадцать плащей светлой шерсти, пятнадцать пурпурных туник, дюжина красных, туфель с медными пряжками... с медными пряжками... эээ... — Он со стуком переложил дощечки и отыскал среди них нужную, — с медными пряжками — три дюжины. Меховых плащей на холодное время года, с серебряными фибулами, две дюжины по полгривны за штуку. Теперь припасы: мёда шесть бочек по гривне за две малых меры, сидра три дюжины бочек, зерна засыпано восемнадцать ям по гривне за три больших меры...

— Постой-ка! — прервал его Нудд, задумчиво поглаживая свою заплетённую и умащённую бороду. — Как это — по целой гривне? В прошлом году...

— Так ведь неурожай, — ответил жрец и вновь забубнил: — Патоки три дюжины мер, меди восемь дюжин слитков, свинца...

— Отвлекись ненадолго, о лосось мудрости, о парящий орёл, с высоты своего полёта в равной мере прозревающий прошлое и будущее! — бесцеремонно рявкнул Пращник, приблизившись к ним вплотную.

Жрец осёкся на полуслове и вопросительно посмотрел на своего патрона. Тот радостно ухмыльнулся, махнув ему в сторону дверей:

— Продолжим позже!

Священник смиренно поклонился, собрал рассыпанные дощечки и направился к выходу; однако не по прямой, как следовало бы ожидать, но строго следуя причудливым изгибам и кривым растительного орнамента напольной мозаики.

— Радуйтесь, светлоликий Ван и ты, Бринн т'Ллеу. В моём доме вы всегда лучшие гости. Однако скажите, разве при входе вас не задержала охрана?

— Мы её не заметили, — объяснил Пращник, — а охрана, вероятно, не приметила нас.

— Впрочем, это неважно. — Повинуясь небрежному жесту бога, из воздуха появились низкий стол и четыре пиршественных ложа. — Сейчас распоряжусь подать угощение. Жертвенный барашек оказался сегодня особенно сочным!

Барашек не заставил себя долго ждать; когда же гости расположились на ложах, Нудд продолжил:

— Итак, рассказывайте. Ты, Ван, всё проповедуешь?

— Время от времени.

— И каковы успехи?

— Похвастаться нечем. Вчера на рынке опять пытались побить камнями.

— Такова горькая судьба всех пророков, — притворно вздохнул Среброрукий. — Людская неблагодарность у Племён вошла в поговорку; именно по этой причине я не чиню тебе препятствий, хотя вовсе не разделяю твоих странных идей. А что поделывает наш юный друг? Сына Огама и его первосвященника не было видно в наших краях со времени битвы пяти кланов!

— После окончания войны мы некоторое время провели в Священном Бреге, а затем отправились в странствия, — ответил Бринн.

— Очень интересно. Когда-то, пару-тройку тысяч лет назад, я тоже исходил весь белый свет вдоль и поперёк. Изменился ли мир за прошедшее с той поры время?

— Не думаю. Если и изменился, то совсем незначительно.

— Расскажи, где вы побывали и что видели. — Нудд прищёлкнул пальцами, в зал вошла вереница приписанных к храму рабов, нёсших глиняные тазы с водой для омовения пальцев, блюда с закусками и кувшины с напитками.

— Мы были в далёком городе Дессе, стоящем на берегу залива озера, которое столь велико, что никому не под силу разглядеть его противоположную сторону; к берегу там подплывают огромные лодки из дальних краёв. Каждая такая лодка вмещает в себя целых две дюжины гребцов и множество редких и дорогих товаров; люди Десса сами спускаются на плотах и лодках по лесным рекам и выменивают у местных племён шкуры и меха за бесценок. Меха они, в свою очередь, обменивают на товары чужеземцев, а живут на средства, вырученные от торговли. Мы также бывали в племенах охотников; большинству из них неведом секрет выплавки бронзы.

Услышав это, Ван довольно улыбнулся.

— Далее наш путь пролегал через дикие земли, где на сотни лиг вокруг не найти живой души. Местные племена предпочитают на всякий случай убивать всех незнакомцев. Были мы и на юге, в открытой степи, по которой гуляют жаркие ветры, пылевые бури и малочисленные народы скотоводов. Мы заходили в курганы — жилища ши и беседовали со странными незримыми обитателями древних дольменов, слушали тихие голоса горных шахт и пение каменных кругов; побывали на Чёрных Полях и у Наковальни Дана.

— Воистину, множество нераскрытых тайн хранит наш мир, в особенности его окраинные земли!

— Однако не менее любопытно происходящее в хорошо известных нам областях, — заметил Бринн. — Странные вещи творятся в Священных городах; пришедши снова в Ар, мы обнаружили больше перемен, чем их накопилось за последние две-три сотни лет!

— Чистая правда, — признал Нудд, потянувшись к блюду с крупными яблоками. Выбрав из спелых плодов один, он с аппетитным хрустом надкусил его и затем продолжил: — Прошедшая война ощутимо подорвала силу воинских кланов. Наши витязи слишком искусны; своё боевое мастерство они передавали из поколение в поколение, оттачивали веками. Сражение у стен Ара повлекло за собой, как вам, наверное, известно, огромные жертвы: так, хольдерин-ги потеряли в нём более половины своих бойцов. С другой стороны, народу отныне хорошо известен и иной способ защищать свою общину. Железо — дешёвый металл; с его распространением становится возможным хорошо вооружить не жалких несколько сотен мужей, а тысячи ополченцев. Теперь каждая семья касты общинников в Аре обязана содержать за свой счёт одного тяжеловооруженного пехотинца. Пускай это со временем станет их священным правом и обязанностью, подобно голосованию в народном собрании, — о том я позабочусь лично. Все молодые юноши по достижении зрелости будут проходить особую подготовку у опытных учителей из воинского сословия на протяжении одного года и заодно нести службу по охране стен и окружающих Огненный Город поселений от набегов кочевников.

— А какое же место ты в своих планах отводишь хольдерингам?

— О, после смерти досточтимого патриарха в руководстве касты -произошли некоторые... э-э... перестановки.

— Хольдер умер?!

— Да. Через год и день после битвы. Славный старикан; он был моим другом, и сейчас мне его очень не хватает. Впрочем, хотя сын Торнора тихо скончался в своей постели, а не на поле брани, никто не сомневается в том, что отец с почётом принял его в своих потусторонних чертогах. Вслед за ним в курган добровольно последовали все его четырнадцать жён, а также девять дюжин специально отобранных невольников при двенадцати колесницах и пяти дюжинах боевых коней из моих собственных конюшен. В Чертогах Торнора найдётся кому прислуживать и ублажать Хольдера, и ни в чём он не будет испытывать недостатка! Тризна же на могиле продолжалась целую седмицу, в течение которой воины съели целое стадо свиней и выпили небольшое озеро пива. Воистину, устроители понесли тогда немалые расходы!

— Печально слышать весть о кончине достойнейшего из героев. И кто же теперь занял его место?

— Я стараюсь не вмешиваться в дела клана; воины очень болезненно воспринимают частичную потерю прежней роли своего сословия в общине и навёрстывают её за счёт политической борьбы. В последнее время не без успеха. Кипы жалоб от касты мудрецов на моём столе и количество возносимых жрецами молитв с прошениями о защите растут с каждым днём!

Небрежно смахнув— обглоданные кости со стола на пол, Нудд вновь наполнил себе кубок и предложил:

— Не хотите ли прогуляться на террасу? Я частенько провожу там время в размышлениях о судьбах мира. Вид на окрестности — изумительный!

Мудрый бог не солгал: с плоской крыши храма обозревался не только весь город, но и окружающие его просторы. Выпитая медовуха ударила Эдану в ноги, превосвященника слегка качало; ступни ощущались слепленными из расползающейся речной глины. Сами боги также опьянели от напитка Нудда и отпускали в адрес друг друга весьма плоские шутки.

Жрец Бринна осторожно уселся на удобную каменную скамью, пытаясь унять головокружение. Дневная жара понемногу спадала; дул слабый тёплый ветерок, мягко ласкавший лицо. В ночном воздухе носились мерцающие светлячки; внизу теплились огни масляных фитилей в домах городских жителей. На дальних степных курганах также виднелись огни. Были ли они кострами пастухов, или стойбищами перекочевавших к городу племён, или предусмотрительно выставленными воинскими постами — как знать? А может быть, неведомые призраки водили там свои хороводы? В свете звёзд слабо блестел изгиб полноводной Бо, несущей свои воды с отрогов затянутых тучами гор в неведомые дали; с реки тянуло свежестью, и тихо шелестели деревья храмовой рощи.

— Скажи, Среброрукий, неужели не жалеешь ты о том времени, которое уходит? — спросил Ван, машинально наматывавший и разматывавший ремень пращи вокруг предплечья.

— Если и сожалею, то что с того? — ответил Нудд, не отрываясь от созерцания тёмных далей. — Даже Племена не вольны остановить его ход. Так случилось, что с появлением проклятого тобой железа постепенно уходит в прошлое век героев. Время колесниц — великая эпоха! Однако нет и не будет силы, способной искоренить тайное воспоминание о ней из людских сердец. Легенды и предания будут жить вечно и какими бы нескладными, скупыми и сухими ни казались составляющие их фразы, раз за разом будут загораться огни в глазах слушателей — отблеск особенного духа, вложенного в слова песен.

— Что же в них, о мудрейший?

— Нетрудно ответить:

В них искры от обрабатываемого мастером кремня; жар плавильного горна, в котором встречаются олово с медью;

пламя во взоре сошедшихся в поединке;

источник силы воина;

яркая вспышка, падающая звезда — воспоминание о детстве;

чуть слышный шепот далёких предков.

На этом Нудд печально умолк, закончив свою речь.