- Мы позвали вас затем, т. Синилов, - говорит т.Сталин, - чтобы вы, как новый комендант Москвы сказали, какие у вас есть вопросы к правительству. Что нужно сделать, чтобы помочь вам поддерживать порядок в Москве?
      Я опешил, но кое-что ответил. Из своих ответов кое-что помню, а кое-что забыл. Потом т.Сталин говорит:
      - Хорошо, мы сделаем, что вы просите. А теперь у нас есть вопросы к вам. Вот мы с т. Молотовым ездили и видели, что машины плохо соблюдают светомаскировку. В большинстве - это фронтовые машины. Можно, конечно, запретить им въезд, но тогда Москва будет отрезана от фронта. Нельзя ли сделать так, чтобы они соблюдали маскировку? (он не сказал "запретить", а "нельзя ли").
      Я ответил, что как раз перед этим мы испытывали новые фары (лягушки), и они очень хороши и надежны.
      - А нельзя ли ими снабжать фронтовые машины, въезжающие в Москву? спросил Сталин.  - Вы сможете взяться за это, чтобы их было достаточно?
      Я ответил, что берусь. В тот же день мы занялись этим, поехали на заводы. За три дня мне сделали 65 тысяч лягушек и мы на КПП снабжали ими все идущие в Москву машины.
      Прошло несколько дней и наша служба сообщила мне, что ночью т.т. Сталин и Молотов ездили по разным районам Москвы. И вот вызывает меня т. Молотов.
      - т. Синилов. Мы ездили с т. Сталиным по Москве и у нас нигде не спрашивали пропусков. Это не годится. т.Сталин очень недоволен.
      Я ответил, что мы знали, что едут именно они, и мы им давали "зеленую улицу".
      - Это не годится, - повторил т. Молотов.  - Мало ли какие машины ездят, и мало ли кто в них сидит. Обязательно надо спрашивать пропуска.
      4). Видел там архитектора Алабяна. По его проекту будет восстанавливаться Сталинград. 22 августа СНК СССР утвердил в основном его проект. Договорился с ним о подвале.
      - И там можно некоторые общие вопросы поставить? - спросил он.
      - Конечно.
      - Поедем на юбилей Армении?
      - Обязательно, - ответил я.
      Он был чудным мне спутником в 1940 году в дни празднования 20-тилетия Армении. Он, Суре Кочарян, Рачик Григорян, Иосиф Орбели и другие.
      5). Видел арх. Бориса Михайловича Иофана. Когда-то я давал беседу с ним о проекте Дворца Советов (на месте Храма Христа Спасителя. - С.Р.) Сейчас я его еле узнал: маленький, сухой и очень постарел. Сказал он мне, что сейчас в проект внесены некоторые изменения. Когда Молотов вернется из Лондона с конференции министров иностранных дел, он посмотрит и утвердит (он по-прежнему председатель Совета Строительства). Договорился о беседе.
      6). Сидели, курили. Композитор Вано Мурадели сообщил, что написал новую песню о Берия, хотя тот и очень не любит, когда о нем пишут. Потом рассказал чудную грузинскую сказку о молодоженах и трусиках.
      ЦК принял решение - выпускать 6 полос с 1 октября. По этому поводу Поспелов вызывает завов с докладами о подготовке. Гершберг и Объедков уже были. Моя очередь, видимо, завтра.
      Сегодня он вызвал меня, спросил - подойдет ли мне замом Володя Верховский? Еще бы! (Три дня назад мне утвердили замом Шабанова - быв. корр. Информбюро по 1-му Украинскому фронту). Рекомендовал не гнаться за количеством, а брать орлов. "И чтобы вы побольше писали". И тут же заказал мне передовую - о разгроме Японии и заселении Дальнего Востока.
      ЦК принял решение - всем центральным газетам выходить в 4 часа. О каждом опоздании давать письменные объяснения.
      Вчера получил выписку из постановления редакции о назначении меня завом Информации с 1 июня (все недосуг было Сиротину оформить).
      Сегодня на приеме Папанин сказал мне, что они переделывали список и решили представить меня не к "Знаку Почета", а к "Красной Звезде". Олл-райт!
      Пора спать - 5 ч. утра.
      Уж какой день холодище. Весь конец лета и осень - дырявые, дождь по несколько раз в день. С 19 августа и по сей день не могут выбрать дня для авационного праздника - видимо, отменят. Хлеб гниет. Худо.
      18 сентября.
      Несколько дней назад нам сообщили, что в воскресенье открывается мавзолей Ленина - впервые после четырехлетнего перерыва. А я уже месяца два собирался побеседовать со Збарским о том, как готовятся к открытию, и как раз накануне узнавал его телефоны.
      Позвонил, его нет дома, скоро будет. Дело было в пятницу, 14 сентября. Звали на прием в ВОКС, в честь английского писателя Пристли. Решил поехать и оттуда звонить. Шикарный прием, много представителей литературы, искусства. Встретил там академика, секретаря Академии Медицинских наук Василия Васильевича Парина. Спрашиваю, кто главный по всей работе, связанной с мавзолеем.
      - Збарский.
      Ага, правильно!
      Познакомили с Пристли. В сером костюме, невысокий, полный, лицо невыразительное, лавочника средней руки. Но сказал несколько хороших слов:
      - Я имел приглашение во многие страны, но очень хотел приехать в Россию потому, что чувствовал глубокую дружбу английского народа к русским. Я говорю о чувстве широких масс, рабочих, интеллигенции. Многие из вас могут спросить - почему же, при этом, так мало издается в Англии советских книг и фильмов. Дело в том, что у нас издатели - собственники, и они заинтересованы в доходности.
      Потом он говорил в Шолохове:
      - Я завидую Шолохову. И не только толщине его романов, хотя это большое дело уметь написать толстый роман, но и его темам и образам.
      Наконец, я дозвонился Збарскому и поехал к нему. Живет он в Доме Правительства, на 7-м этаже, окна на реку. Большая, комфортабельная квартира, прекрасный просторный кабинет. По стенам - картины, фотографии, на полу - ковры, диван, огромный письменный стол, маленькие столы, мягкие кресла, безделушки. Столы завалены книгами. Вдоль всех стен - книжные полки и шкафы.
      Борис Ильич Збарский - основной автор метода бальзамирования тела Ленина. Он и покойный академик В.П. Воробьев и провели эту гигантскую работу. Суть ее изложена в книжке Збарского "Мавзолей Ленина", которую он и подарил мне с авторской надписью. За эту работу его наградили двумя орденами Ленина, двумя Трудового Знамени, знаком Почета. 26 или 27 июля этого года ему присвоили звание Героя Соц. Труда и дали третий орден Ленина. Он лауреат Сталинской премии, действительный член Академии Медицинских наук, профессор.
      Встретил он меня очень приветливо, усадил, предложил на выбор трубку, папиросы, сигары, сигареты.
      - Честерфилд? - спросил я.
      - Нет, мексиканские. Но не хуже!
      Закурили. Я сказал, что хотели бы к открытию дать беседу или статью. Он задумался. Я глядел на него и удивлялся. Ему 60 лет, но можно дать 45-50. Среднего роста, плотный, широкий, очень подвижный, энергичный, правда седой, но волос много, волевое широкое лицо, живые глаза. Серый, отлично сидящий костюм. Чем-то неуловимо напоминает Капицу, м.б. внутренним излучением силы (физической и интеллекта).
      - Я готов всегда дать беседу или статью, это несложно. Материал у меня весь в голове, и я его за час продиктую стенографистке. Но тут есть один момент: можно ли касаться эвакуации тела? Вопрос этот может разрешить только т. Берия - он председатель правительственной комиссии по эвакуации. Сможете ли вы с ним договориться? Правда, сейчас - это история, но раньше шло лишь строгое запрещение.
      - Когда было эвакуировано тело?
      - 3 июля 1941 года. Еще в конце июня меня вызвали т.т. Коганович и Микоян и сказали, что так как есть опасность воздушных налетов, то правительство считает необходимым эвакуировать тело Ленина. Мне предложили подготовить проект постановления. Мы написали такой проект и дали т. Берия. Место эвакуации мы обозначили точками. Меня вызвал С.С. Мамулов - помощник Берия и сказал, что Лаврентий Павлович спрашивает: какой я предлагаю город? Я ответил, что я считаю наиболее подходящими университетские города на Волге: Куйбышев, Саратов или даже Свердловск, там есть лаборатории, ученые, заводы - все это может понадобиться. В 2 ч. утра 3 июля мне позвонил комендант Кремля и попросил приехать. Я приехал. Он показал мне постановление, подписанное т.Сталиным и датированное 3 июля. Предлагалось эвакуировать тело Ленина 3 июля в 7 ч. вечера и стоял город - Тюмень. Ни таких сжатых сроков, ни этого города мы не предполагали. Очевидно, т. Сталин советовался с военными о том, до куда могут летать самолеты и, кроме того, хотел выбрать наиболее тихий, медвежий угол. В постановлении предлагалось выехать и мне. И вот в 7 ч. вечера 3 июля мы уехали.
      - Очевидно, перевозка была связана с большими техническими и научными трудностями?
      - О, с громадными. В мавзолее тело 17 лет лежало неподвижно, а тут его надо было везти и на машине, и несколько суток поездом. В мавзолее оно сохранялось при неизменной температуре в 16 градусов (правда, она нами была выбрана довольно случайно, но сохранялась строжайше, ее регулировали зимой и летом особые приборы и целый штат постоянно следил за термометрами). А 3-го июля на улице была адская жара, 37 град. в тени, такая же жара в вагонах и в самой Тюмени. О, мы натерпелись страхов и намучились. Но наш метод выдержал все испытания.
      - Ждали ли вас в Тюмени?
      - Там об этом не знала ни одна душа. Мы прибыли туда своим большим поездом с войсками охраны, вызвали на вокзал представителей власти и объявили им решение правительства.
      - Представляю, как они растерялись!
      Збарский смеется.
      - Заняли мы там небольшой домик и вели там всю работу. Конечно, через полгода о прибытии тела Ленина знали все жители города, они собирались толпами. Перед домиком всегда стояли люди.
      - Вы допускали их к телу?
      - Нет. В декабре 1943 года в Тюмень приезжала правительственная комиссия, назначенная по моей просьбе. Возглавлял ее нарком здравоохранения СССР Г.А. Мителев, члены - академики А.И. Абрикосов, Н.Н. Бурденко и Л.Н. Орбели. Они признали, что "тело Ленина за 20 лет не изменилось. Оно хранит облик Ильича, каким он сохранился в памяти советского народа". Комиссия признала, что можно твердо говорить, что наш метод позволит сохранить тело Ленина века, даст возможность видеть его многим поколениям.
      - Когда вы привезли тело обратно?
      - В апреле 1945 года. К 1 мая мы предложили открыть доступ в мавзолей, но нам сказали, что еще рано. И вот позавчера, 12 сентября, т. Сталин подписал постановление об открытии мавзолея. В нем два пункта: 1. Открыть доступ в мавзолей с воскресения 16 сентября. 2. Поручить комендатуре Кремля и нам установить дни и часы посещений. Вообще же все постановления, связанные с работой над телом Ленина, подписывал лично т. Сталин.
      - Были ли члены правительства в мавзолее?
      - т. Молотов был три раза. Очень часто бывал т. Берия. Были и другие. т. Сталин еще не был. Перед самым отъездом из Москвы был румынский премьер Гроза - он очень просил об этом, и ему разрешили. Сопровождал его т. Вышинский.
      Мы договорились, что я поговорю с Поспеловым о характере беседы, и на том закончили нашу встречу. Перед уходом я попросил разрешения осмотреть кабинет.
      - Пожалуйста, - ответил Збарский. - Вот портрет Дзержинского, с которым мы вместе начинали эту работу.
      На портрете надпись: "Борису Ильичу Збарскому. На память суровых времен (кажется, там стояли еще слова "1924 года"  - Л.Б.) Ф. Дзержинский.". Над этим портретом - портрет Ленина: открытый, прямой, в пиджаке и галстуке, с откинутой назад головой (этот портрет воспроизведен на титульном листе книжки Збарского).
      - Я считаю этот портрет наиболее удачным, - ответил Збарский на мой вопрос. - У меня есть очень много снимков Ленина, в том числе малоизвестных. Вы знаете, например, его снимок с кошечкой под рукой? ("нет"). Нам ведь пришлось очень тщательно изучать все снимки, чтобы добиться наибольшего сходства. Так вот, этот портрет я считаю наиболее удачным и похожим. Между прочим, почти на всех снимках Ленин снят в пиджаке, с галстуком, а в мавзолее он во френче. Это многим бросается в глаза. Я помню, Бернард Шоу как только вошел, остановился и спросил меня по-французски: "почему он в военном?". Сейчас, по возвращении, мы ставили вопрос о том, чтобы переодеть тело, нам сказали - не надо, все уже привыкли.
      Я уехал в редакцию, рассказал Поспелову. Он долго думал, но на следующий день сказал, что, по его мнению, эвакуационного периода в беседе касаться не надо.
      В воскресенье я вместе с Марусей Калашниковой поехал в мавзолей. Шел мелкий дождь, нас впустили внутрь. Там был Збарский, Лидия Алексеевна Фотиева (личный секретарь Ленина), журналисты - в том числе, Петя Белявский - из "Известий", Анна Караваева, которая должна была писать очерк для нас, писатель Юрий Либединский и другие. Познакомили меня с профессором скульптуры Борисом Ивановичем Яковлевым - высоким, седым и желчным человеком, автором проекта нового саркофага. Он хорошо сказал мне об ответственности этого дела: "художник ложится под свой памятник".
      И вот мы вошли. Светлый зал "могильного зала", недвижные часовые в изголовье и ногах Ленина, часовые вокруг. Мягкий свет, невидимый. Стеклянные стены саркофага не видны. Кажется, что Ленин лежит прямо на ложе. Живой, вот только заснул. Закрыты глаза, огромный лоб, чуть розовато-желтая кожа лица и рук, левая рука свободна, правая - сжата в кулак (как после объяснил Збарский, это - конвульсия удара, парализовавшего правую половину тела). Темно-зеленый френч со значком члена ВЦИК, ноги прикрыты черным знаменем на котором видны буквы "РКП (б)". Это знамя ЦК РКП(б), которое было возложено на гроб Ленина. По бокам - бронзовые знамена саркофага, в изголовье - герб СССР.
      Мы простояли минут десять. Фотиева сказала:
      - Он такой, каким его помню в постели в первые минуты после смерти. Сходство поразительное. Даже улыбка сохранилась.
      Мы вышли. На площади уже стоял хвост очереди. Это были работники завода "Красный Пролетарий", которые делали саркофаг. Им разрешили придти первыми. Мы прошли с ними еще раз. И снова тоже ощущение: вечности и величия. Впереди меня шло двое ребятишек: 10-тилетний вел за руку малыша лет 5-6, одетого в легкую, донельзя истрепанную кофту, без шапки, голые ноги в галошах, стоптанных до верху. Шли молча, как-то свято.
      Вечером я приехал со стенографисткой к Збарскому. Он дал беседу (стенограмма ее и обработки литературная - см. в архиве). Из не записанного в стенограмму стоит отметить:
      - Сложной ли была научная работа в эвакуационный период? - спросил я.
      - Еще бы! Очень. Особенно - в момент перевозок.
      - Где ваша лаборатория?
      - Постановлением правительства созданы две лаборатории. Одна при мавзолее, сбоку от могильного зала. Мы имеем возможность перевозить туда тело. Вторая - большая, отдельно. Там мы проводим всю исследовательскую работу, готовим себе смену, ведь за телом нужно будет следить века.
      - Вероятно, в процессе этих опытов и обучения новых кадров - сохранится на века и ряд трупов совершенно безвестных людей?
      - Да, много.
      - Были ли на западе попытки подобного рода?
      - Да. Очень напряженную работу ведут ученые в Америке. Я удивляюсь, как они до сих пор не раскрыли секрета - ведь он очень прост. Там хотели сохранить тело Рокфеллера - вы сами понимаете, что средств на научную работу не жалели. Были попытки сохранить тело Пилсудского, тело Сун-Ят-Сена.. Ничего не вышло. Между прочим, несколько лет назад американцы официально вели переговоры о покупке секрета, они давали 1 млн. долларов, дали бы и больше. Но стало известно, что они собирались коммерчески эксплуатировать этот метод, и переговоры сразу прекратились. Представляете, они бы рекламировали "по методу бальзамирования тела Ленина"!
      - Ленин выглядит живым, спящим, - сказал я.
      - Да, это общее впечатление: спящий человек. Вы знаете, есть одно явление, понятное биологам. (он назвал его, но я забыл - Л.Б.) Оно заключается в следующем: если у живого человека надавить на кожу, сделать углубление, даже сделать складку и держать так несколько дней, то потом ткань выполняется, выправляется, и ни углубления, ни складочки не остается. У мертвого человека, даже недавно умершего, ткань не выправляется. У Ленина - выправляется. Когда Бурденко увидел это, он воскликнул: "Это уже не медицина, это - чудо!". Больше того, у Ленина на скулах были морщины после смерти, в эвакуации мы их выправили.
      - На нем тот френч, в котором он умер?
      - Нет, - улыбается Збарский, - другой. Беда в том, что материя не выдерживает и разрушается временем, и притом - очень быстро. Из прежнего на нем осталось только знамя, и то мы специально его укрепляем и бережем, как зеницу ока. Это то самое знамя, которое было возложено на его гроб, только кисти я отрезал себе на память.
      - Сейчас у вас полная уверенность в успехе?
      - Да. Сейчас странно вспомнить, что на первом совещании в январе 1924 года, когда перед крупнейшими учеными страны правительством был поставлен вопрос о сохранении тела Ленина, все ученые отказались от решения этой задачи.
      - Над чем вы сейчас работаете?
      - Над проблемой рака. Это страшная болезнь, единственная, против которой наука пока бессильна.
      - А туберкулез?
      - Ну, туберкулез сейчас лечат успешно, особенно, если захватят вовремя. Вот рак... Его обязательно надо одолеть, - и в его тоне чувствовалась уверенность, что он одолеет и эту болезнь.
      - Вы знаете Неговского, Брюхоненко? - спросил я.
      - Да.
      - Что вы скажете об их работах?
      - Ну, они пока дали методы, применимые лишь в условиях пунктов скорой помощи. Но там в некоторых случаях они бесспорно дают эффект. Не подлежит сомнению, что мы хороним много людей преждевременно, при надлежащем лечении клинического периода смерти, они могли бы еще жить.
      Я уехал, написал беседу, прочел ее Збарскому по телефону, согласовал. Пока лежит у редактора.
      (Беседу со Збарским ( в т.ч. и об эвакуации тела) разрешили опубликовать, кажись, в 1946 году в "Огоньке" - на первой странице. - ЛБ комментарий вписан в 1946 г.)
      Сегодня генерал Галактионов вручил мне медаль "За победу над Германией". Кроме меня получили еще: Митницкий, Потапов, Лукин, Дунаевский, Юриков, завхоз Бычков.
      Сегодня - хороший день, солнце, но холодно очень.
      19 сентября
      Сегодня ЦК вынес решение увеличить тираж "Правды" до 2 млн. Последнее время был 1.5 млн, до этого - 1200 тыс. Выходить предложено в 2:30 (подписать последнюю полосу). В последние дни выходили в 4-5, а сегодня закончили номер в 2:24. Сейчас сижу дома, пью чай и записываю перед сном.
      Сегодня у меня какой-то день авиационных разговоров. Днем позвонил генералу Затевахину. Он сказал, что Аминтаев собирается в новый прыжок. К полету все готово. Хочет прыгать с высоты в 14 000 м. Самолет нашел. Остались контрольные полеты. Дело - на днях.
      Позвонил Кокки. Вчера его наградили четвертым орденом Ленина, а вообще в этом году награждают его, кажется, в третий раз.
      - Когда пойдешь в Ленинград?
      - А что?
      - Обгонят.
      - Кто? - забеспокоился.
      - Не в этом деле, а во внимании. Ты же хотел начать компанию, а начнут другие.
      - Кто?
      Я рассказал о полете Аминтаева.
      - Погоди. Сейчас минуту подумаю 14000. Это значит, надо подняться на 14500. Я там был и должен сказать, что для этого надо иметь мое бычье здоровье. И быть абсолютно в форме. Сейчас бы и я не мог. Треп!
      - Погоди, - ответил я.  - Ну будет тринадцать - и то шум на весь мир. А если 14000- даже без прыжка - и то дай Бог!
      - Я на высоту сейчас не пойду. Надо идти на 16-17 тысяч. Без скафандра нельзя. А скафандра нет.
      - Да я не о том. Нужна скорость.
      - Это погоди. Мне сейчас нужна погода, чтобы сходить на высоту, так для пробы машины. Потом переткнем моторы и буду ждать погоды на трассе. Дело недели. К тебе просьба: узнай подробнее об Аминтаеве, что за машина, завтра встретимся.
      Заело его.
      Вечером позвонил Валя Аккуратов. Когда-то мы вместе летали на полюс (он был штурманом у Мазурука), потом он зимовал с Мазуруком на Рудольфе, в поисках Леваневского ходил до полюса, много летал потом с Черевичным, в войну - с Орловым (в частности, сделал 47 рейсов в осажденный Ленинград, и вывез в числе прочих ЕФБ), потом ушел в АДД, летал там флаг-штурманом дивизии Лебедева на ТБ-7, бомбил Кенисберг и прочее, сделал 190 боевых вылетов, был ранен, и посейчас трещина через весь череп, запретили пить. После войны вернулся в полярную авиацию, слетал два или три раза с Черевичным на Чукотку.
      - Ты знаешь, что 25-го уходим?
      - Нет. Куда?
      - До девяностого. А мне Мазурук сказал, что в экипаже будет корреспондент "Правды". Я решил, Что кроме тебя некому.
      - Ты дома? Сейчас приеду.
      Тут же вызвал машину и поехал. Полночь. Просторный старый дом в Шведском тупике. Второй этаж. Уютная квартира. Много книг, безделушек. Жена - известная балерина Наташа Конюс - уехала с бригадой артистов на Дальний Восток. На рояли - секстаны, на столе - астрономические таблицы "положение светил в октябре", графики, расчеты. Валентин за время войны почти не изменился. Такой же ладный, широкоплечий (бывший боксер-любитель), в коричневом костюме, два ряда ленточек на восемь клеток. Поздравили друг друга с наградами. Закурили, сели за кофе.
      - Рассказывай.
      - Ну вот. Вызвал меня Мазурук. Сказал. Составил я докладную записку. Маршрут: Москва - Архангельск - мыс Челюскина - полюс - о.Котельный. Оттуда либо в Тикси, либо в Кресты Колымские, либо еще куда-нибудь, в зависимости от погоды.
      - Почему с Челюскина?
      - Ближе всего к полюсу.
      - Когда солнце уходит с полюса?
      - 22 сентября. Значит, будем там в полярную ночь, вернее - сумерки, а это очень затруднит ориентировку: звезд-то не будет. Очень трудно будет выходить на меридиан Котельного. Компаса-то почти бесполезны: склонение неизвестно. Расчет держу на две звезды, может, их увижу, и на ГПК.
      - А радиомаяк?
      - На Рудольфе нет, там зимовка законсервирована, а маяк Котельного будет слышен только за 400 км.
      - Расчетное время?
      - На Челюскине сидим неделю: выбираем погоду. Полет от Челюскина до полюса и обратно на Котельный - 14 часов (кажется, я не напутал - ЛБ). Взлет с большой перегрузкой - вся машина в баках. Всё - месяц.
      - Резерв горючего?
      - На три часа - 700 км.
      - Машины?
      - "Си-47". Моторы американские, надежные. Сейчас заканчиваем оборудование. Институт Истернберга дает завтра расчетные таблицы на светила. Берем аварийку, палатки, 200 кг. непзапаса, хватит на 3 месяца.
      - А если на одном моторе?
      - Аварийный слив опорожняет в три минуты баки. Тогда пойдет на одном.
      - Экипаж?
      - Летчик - Титлов. Сейчас он в Южной Германии, завтра прилетает. Говорят, отличный пилот. В прошлом году он за один месяц в Арктике налетал 300 часов. Ходил до 87°. Ни разу не интересовался погодой. Штурман - я. Бортмеханик - Дима Шекуров, помнишь - летал с нами, он же и второй пилот. Да и я вожу... Радист, гидролог - Сомов, будет следить за льдом. И ты.
      - Почему я?
      - Ясно. Кто же еще?! Я сказал Диме - он сразу говорит: "вот бы хорошо!". Тебя знаем, дело интересное, Арктику ты знаешь. Пойдем, а?
      - Цель?
      - О цели ты должен больше нашего знать. Помнишь, ты мне говорил по телефону об одной авантюре? (Я и впрямь после разговора с Папаниным, когда я его подначивал насчет новых экспедиций в Арктику, позвонил Аккуратову и сказал, что есть интересное дело).
      Я рассказал ему о своем разговоре с Папаниным, Новиковым.
      - Ну вот. Оно и есть. В развитие. Ты знаешь о полете на полюс англичан на "Ланкастере". Утереть им нос - пусть полетают не днем - это проще простого, а полярной ночью. Во-вторых - наблюдать лед. В-третьих - найти землю, то что ты хотел.
      - Где?
      - Вообще-то она вернее всего между ЗФИ и Северной землей, к норду от о.Ушакова, там, где ты говорил. Но в 1941 году мы с Черевичным летали километров за 200 к норду от мыса Молотова, видели там без конца громадные айсберги и характерную шапку тумана, которые бывают только над землей. Посмотрим сейчас. А обратно идем совершенно необследованным путем.
      - А где еще есть земли?
      - Я думаю, что к северу от наших посадок у полюса недоступности: глубины к северу падали, было много птиц, дрейф был забавным - не по ветру, а как будто его отклоняло препятствие. Может быть, есть и земля Андреева - к северу от Врангеля. А вот земли Санникова - бесспорно нет: мы там ходили десятки раз, все облазили. Или ее не было, или остров исчез, как исчезают и некоторые другие острова в этом регионе. А ты где еще ждешь?
      Я ответил, что, видимо, есть земля Джиллиса. Рассказал, как искали мы ее в 1935 году. Кстати, Н.Н. Зубов и сейчас, нынче летом, клялся, что она есть.
      - Может быть, - ответил Валя.  - Я этот район не знаю. Да, кстати, ты знаешь, что мы тогда нашли второй северный магнитный полюс в районе недоступности? Сейчас ученые согласились.
      - А может - он перемещается?
      - Может быть. Англичане на "Ланкастере" установили его на севере Канады. Геофизически возможно и перемещение. Тогда грош цена нашим всем расчетам склонения.
      Рассказал он мне об одном чрезвычайно любопытном явлении, которое они наблюдали во время зимовки на Рудольфе. Ехали они с купола. И вдруг увидели мираж: в бухте стоит трехмачтовый обледенелый корабль, старой конструкции, вмерзший в лед. Видели все: Мазурук, Аккуратов, весь экипаж. Обалдели. Потом немедленно повернул вездеход, поехали на купол, хотели сразу лететь туда туман. И так неделю. Через неделю вылетели на "У-2", облазили все - пусто.
      - Это очень интересно, - сказал Валентин задумчиво.  - Ты знаешь, что от Брусиловской "Св. Анны" с 1912 года и до сих пор ничего не выбросило на берег? Может быть, она вмерзла в паковый лед и носится?
      - Вернее, могла застрять где-нибудь в архипелаге ЗФИ, в бухте какой-нибудь, особенно в фиорде, невидном с боков. - возразил я.  - Если бы в паковом льду - вынесло бы в Гренландское море - дрейф идет туда. А тот стоит себе на здоровье, а рефракцией - подняло мираж.
      - Очень возможно. В этом архипелаге еще целые острова валяются неизвестные, - сказал Валентин, - не то, что корабль.
      Вспомнили Леваневского.
      - А что ты думаешь, может и жив? - сказал он.  - Жили же матросы на Шпицбергене 15 лет. И без продуктов.
      Вспомнили полярников. Сережа Фрутецкий - в морской авиации, очень доволен. Шмандин - опустился, но летает. Ивашина - у Сырокваши, завел молодую жену.
      - А полынья есть? - спросил я.
      - Есть. К северу от Новосибирских островов я зимой почти всегда видел чистую воду или лед 5-6 баллов. Я предлагал там и пускать корабли - легче. Южнее почти всегда лед тяжелый и забито.
      - А севернее Врангеля?
      - Тоже неплохо. Тоже 5-6 баллов. Но там я летал меньше.
      Поговорили еще.
      - Слушай, - сказал он. - А нельзя ли поставить вопрос об Антарктике? Еще в 1822 году там плавали русские, есть остров Беллинсгаузена, Петра I, Александра I. Сейчас все страны открывают там земли и берут себе. Что же мы будем отставать?
      - Туда надо идти на корабле.
      - Да. конечно. Но года на два - на три. На палубу - самолеты, вездеходы. Все, как полагается.
      Я рассказал ему о нашем "разговоре в палатке" на полюсе, о последующих беседах со Шмидтом.
      - А о другом моем полете знаешь? - спросил он.  - Вокруг шарика? Экипаж - летчик-испытатель Галлай, второй пилот летчик-испытатель Афонин, штурманом пригласили меня, радистом, видимо, будет наш полярный - они лучшие, наверное, Макаров.
      - Машина?
      - Месищева. Сейчас сделана модель, с моторами, проверяем расположение оборудования. Двухмоторная, моторы Климова. Уже делаются три штуки: тренировочная, основная и запасная. Запасные моторы - в пунктах посадки.
      - Маршрут?
      - По утвержденной трассе: Москва - Новосибирск - Якутск Фербенкс-...-Нью-Фаунленд - Париж - Москва. Шесть посадок. (И он показал разграфленную кругом схему). Срок - 70 часов, рекорд Говарда Юза - 93 часа.
      - Резерв горючего?
      - 600-800 км при ураганном встречном ветре. Старт - не позднее июня 1946 года.
      - Вот сюда бы я пошел.
      Он засмеялся.
      - Давай и туда и сюда!
      Договорились, что я говорю с Поспеловым и Папаниным. В любом случае лечу или нет - полностью обрабатываем экипаж.
      20 сентября.
      Довольно многоразговорный день: звонил Жене Федорову - он ныне генерал-лейтенант, нач. главного управления гидрометеослужбы РККА. Рассказал ему о разговоре с Аккуратовым по поводу магнитного полюса в районе недоступности.
      - Верно, - сказал Женя, - они нащупали там полюс.
      - Но англичане тоже нашли, в другом месте.
      - Верно.
      - Может быть - два магнитных северных полюса?
      - Вполне.
      - А, м.б., он просто шляется, и это - один и тот же?
      - Возможно.
      - И наука не против?
      - Наука всегда "за". Вот и интересно поэтому сейчас там побывать и выяснить дотошно.
      Спросил я его о полете стратостата.
      - Готовимся, но не раньше зимы пойдут.
      Я напомнил о своей рекомендации в экипаж - профессора Семенова.
      - Пришли его. Поговорим.
      Позвонил Папанину. Я послал ему статью на просмотр - в связи с готовящимся награждением полярников.
      - Рано еще, Микоян уехал.
      Рассказал он мне о полете Титлова. Я сделал вид, что не знаю.
      - Ты думаешь полететь? - спросил он.
      - Не знаю, не говорил еще.
      - А то есть хороший паренек из "Московского большевика" - Фельдман. Очень просится. Я ему сказал, чтобы договорился с тобой - если может полететь от "Правды" - возьмем. Ты как?
      - У нас и своих хватает.
      Сказал о полете Сережу Бессуднову. Он загорелся. Буду говорить с Поспеловым.
      Позвонил Ушакову.
      - Что нового?
      - Готовлюсь в океан. Уйдем, видимо, в середине будущего года. Срок год и два месяца. Но, наверное, придется разбить на две очереди.
      - Меня учитываешь в команде?
      - Если пойдешь - место найдем на камбузе. Заходи!
      - Зайду.
      - Только до отхода корабля заходи!