Современная электронная библиотека ModernLib.Net

Дневники 1932-1947 гг

ModernLib.Net / Биографии и мемуары / Бронтман Лазарь / Дневники 1932-1947 гг - Чтение (стр. 21)
Автор: Бронтман Лазарь
Жанр: Биографии и мемуары

 

 


      - А чем бы ты занялся?
      Молчит. Я ему рассказал о том, как зародилась идея полета через полюс, как мы ее вынашивали с Леваневским. Сказал, что по-моему надо "Правде" выступить организатором большого, интересного полета. Володя согласился.
      Показал он мне с гордостью новые книги, которые купил.
      - Мольер. Смотри - Брокгауза! Сенкевич. Полный! Байрон. Люблю книги. Вот только некоторые переплеты не нравятся - отдам переплести.
      Пошли играть в преферанс. Он удивительно внимателен. Это очевидно профессиональное. Я побил десятку дамой и сделал чуть заметное движение пальцем, чтобы взять взятку. Он заметил:" Не всякая дама берет" и покрыл козырем.
      Полет на фронт видимо его очень заинтересовал. В полночь с 25 на 26 сентября он мне позвонил в редакцию:
      - Как?
      - Ровинский еще не говорил.
      - Ну ладно. Позвони завтра на завод.
      26 сентября
      Сегодня я выходной. Вечером по радио передавали сообщение о переговорах с Эстонским министром. Его объяснения о подводных лодках признаны неудовлетворительными и объясняется почему. Выводов нет. Интересно, какие оне последуют.
      Ночью позвонил Мержанову. Он дежурит.
      - Что нового?
      - Самолетом из Минска привезли материал от наших ребят с фронта. Много, но мелко. Леопольд утром вылетел из Киева на фронт, больше сведений о нем нет.
      - Ровинский меня не искал?
      - Нет.
      Значит, с Кагановичем он еще не говорил.
      27 сентября
      Сегодня в 6 часов вечера неизвестной подводной лодкой в Балтике потоплен наш пароход "Металлист". 19 человек подобрано, 5 погибло. Идет короткое сообщение без комментариев.
      Риббентроп прилетел на трех самолетах. Погода была отвратной, но прибыли вовремя.
      В 4 ч. ночи прибыло сообщение о том, что он был принят т. Молотовым. На приеме присутствовал т. Сталин. Беседа длилась два часа.
      Иностранная печать проявляет большую нервозность в связи с поездкой Риббентропа в Москву. Они выдвигают две версии: беспокойство Германии за усиление советских позиций на Балканах и 2) дальнейшее упрочение и развитие германо-советского сотрудничества.
      Утром Михельсон сообщил, что на кораблях Балтики появились спецкоры "Извести" из Москвы. Мы сообщили Ровинскому. Пока не надо.
      Но в 6 ч. утра он решил послать завтра (вернее, сегодня) в Ленинград двоих. М. Неймана и писателя Вс. Вишневского. До чего обидно!
      Позавчера на Белорусский фронт вылетел на самолете Костя Тараданкин от "Известий" и Мих. Розенфельд - от "Последних Известий по радио" Наши ребята за сегодняшний день не передали ничего. Весь материал делали из загона. Лишь в 5 ч. утра Володя Верховский позвонил, наконец, из Белостока и передал две вещи: "Будничная работа городского управления" (я ее поставил в номер) и очерк о жизни сегодняшней в Белостоке (сдали, но поставить не успели).
      Леопольд вчера вылетел из Киева на фронт, но пока о нем ни слуху ни духу.
      Настроение в редакции довольно бурное. Все хотят на фронт, остро завидуют уехавшим и посему ругают их на все корки за неповоротливость.
      Был у газете маленький курьез. Сегодня идет в номер статья архитектора Мордвинова о скоростном строительстве домов. Ровинский шутя заметил:
      - Наверное иллюстрационный отдел поставит сверху клише разрушенных улиц Вильно.
      Через час из его кабинета раздался гомерический хохот. Оказывается, иллюстрационный отдел действительно поставил снимок: разрушенные бомбардировкой дома Барановичей. Конечно, сняли.
      Трудно работать. В продолжении десяти дней мы ежедневно даем от 3 до 4 полос. А работает нас в отделе по существу трое: Коссов, Мержанов и я. Туговато приходится. Каждый день сидим далеко за зарю. Вот и сейчас около 7 утра, а конца еще и издали не видно.
      28 сентября
      В 7 часов утра заканчивая свое дежурство от 27 сентября, я зашел к Ровинскому. Газета уже была кончена, мы ждали первых экземпляров. Светило солнце, люди шли на работу - в общем обычная картина.
      - Ты звонил Кагановичу о Коккинаки? - спросил я его.
      - Нет и из этого ничего не выйдет. Его не пустят.
      - А, может быть, стукнуться в Аэрофлот? Стоит?
      - Безусловно стоит!
      Пошел спать В 6 вечера проснулся, позвонил Володе:
      - Ничего не выходит.
      - Я так и думал. Ты что сейчас делаешь?
      - Работаю.
      - Тогда не мешай. Пульку гоняем.
      Поехал к Молокову. У него сидит Картушев.
      - Куда собрался лететь? -спрашивает Василий Сергеевич.
      - Никуда.
      - Ну да, втирай очки! Затем ведь и пришел.
      Я изложил план. Заинтересовались.
      - Машину надо дать, - сказал Молоков. - Дадим "Дуглас", он возьмет тебя и газеты.
      Начали подсчитывать расстояния, достали карты. Подсчитали нагрузку. Выходит, тонны полторы возьмет.
      - А летчиков каких дашь?
      - Летчиков дадим хороших, - смеется Молоков. - Таких, чтобы до Москвы обратно долетели. Договаривайся с Ровинским.
      Дальше начали расспрашивать о международных делах. Особенно интересуются Эстонией. Со шкафа стянули карту. Посмотрели.
      - Ну, пойдем обедать, - говорит В.С. - У меня дома огурчики из деревни - самые чудесные.
      - Ты где отдыхал?
      - На даче, под Москвой. Физическим трудом занимался, ходил много.
      - Полетим, а, Василий Сергеевич?
      - Что ты! Мне сейчас без разрешения на 100 км. от Москвы отлететь нельзя (с грустью). Долетался Молоков!
      - А как с твоей книжкой?
      - Не знаю. Вот все мечтаю - отделаться от этих дел, взять рукопись и засесть за нее.
      Он молчаливо намекает на мою помощь. Я молчу. Некогда.
      - Ну, пойдем. Сейчас 10 часов, а мне завтра сюда к 8.
      - А что?
      - Лекция по истории партии.
      - Выкраиваешь все-таки время?
      - А что тут хитрого: встал пораньше - вот и все.
      Сошли. На улице - дождь, слякоть.
      - А где твоя машина?
      - Машина? Я вечером всегда пешком домой хожу. А то на свежем воздухе совсем не бываю.
      От Молокова я зашел к ГУСМП (главупрсевморпути) к Ширшову. Сидит. Большой кабинет. Карты.
      С наслаждением Петя сел в мягкое кресло для посетителей: "Устал в своем"
      Тоже накинулся - что слышно в мире. Объяснил. Дальше речь пошла об арктических делах.
      - "Сталин" сегодня пришел в Мурманск. Боялись мы за него очень. подойдет какая-нибудь "демократическая" лодка и утопит. Им заманчиво гробить такой ледокол! Так я его в такое укромное место упрятал, что никто и догадаться не мог. Кроме меня только два человека знало, где он находится. Даже начальник морского управления не знал. А потом молча дошел до Мурманска. Ну сейчас хоть Иван Дмитриевич приедет - разгрузит меня. А то совсем зашился. Когда меня назначили директором диетического института - я бесился. Потом отрегулировал дело, наметил: вот с 7 часов буду освобождаться, дальше все расписал. Займусь, мол, научной работой, обработкой наблюдений. Бац! - сделали замом по ГУСМП. А тут потом еще Папанин уехал. Все пришлось забросить. Ну ничего, нажму, закончу работу. Надо же: зимовали, а итогов нет.
      - Что слышно про "Седова"?
      - Суда по характеру дрейфа, между ними и берегами Шпицбергена (к NOот него) имеется или большая полоса чистой воды, или очень разреженный лед. для меня это несомненно. К марту их, видимо, вынесет в Гренландское море. Надо будет выводить.
      В полночь пришел домой обедать. Звонок. Звонит Антонина Дмитриевна Белякова:
      - Приехал Александр Васильевич. Он очень просит вас с супругой приехать завтра вечером к нам. Он хочет порассказывать в виденном. Будут только свои.
      Я обещал.
      Поехал в редакцию. Час ночи. Ровинский только что приехал из Кремля привез текст пакта о взаимной помощи с Эстонией. Как здорово сделано! Вот удар всем.
      Дали телеграмму М. Нейману и Макаренко возвращаться в Москву.
      Рассказал ему о разговоре с Молоковым.
      - А сколько будет стоить? Тысячи, десятки тысяч, сотни тысяч?
      - Не знаю.
      - Узнай!
      Сообщил о Белякове.
      - Во-первых, закажи ему немедленно статью, во-вторых - узнай, может быть можно полететь с ним.
      В 3 часа ночи пришло сообщение о том, что Молотов устроил обед в честь Риббентропа. Присутствовал Сталин. Затем приехал Мехлис. Сидел около часа и уехал вместе с Ровинским.
      В 4 ч. утра нам сообщили, что будут снимки в номер. Какие - неизвестно. В иллюстрационном отделе пусто. Срочно послали машину за двумя ретушерами и предупредили цинкографию.
      На том я уехал домой.
      На нашем западном фронте без перемен.
      Днем звонил в Минск. Оказывается, в Вильно собрались все наши: Лидов, Ярощук, Катаев, Черствов, Девишев, Темин. Ух!
      Лидов прибыл в Минск и начал проситься в Москву. Ровинский велел ему сегодня же вместе с Теминым вылетать в Варшаву. Вылетели. Черствов отзывается в Москву.
      Леопольд, наконец, прислал первую корреспонденцию, но о возвращении молчит. Материала по-прежнему чуть-чуть. Хорошую вчерашнюю вещь Верховского ("Старое и новое") и заметку Черствова в Виленской комендатуре ставим с благоговением.
      Ехал вместе с Кукрыниксами. Они приезжали специально к Ровинскому, чтобы их послали на фронт. Рассказали о трех категориях композиторов -" ведущие, завидущие и молодые ворования". Сказали, что некоторые писатели издают "полные содрания сочинений".
      29 сентября
      Вчерашняя газета вышла сегодня в час дня. Опубликован договор о дружбе Германии и СССР, снимок Сталина, Молотова и Риббентропа, подписывающих договор, карты границ СССР и Германии, письмо т. Молотова Риббентропу и ответ его, договор о взаимной помощи СССР и Эстонии.
      В Москву едет министр иностранных дел Латвии.
      Леопольд прилетел в Киев. Остальные - неизвестно где. Из Минска вылетел в Москву самолет с материалами.
      На приеме Риббентропа т. Сталин спросил Ровинского:
      - А где Калашников? Почему не снимает?
      30 сентября
      Вечером был у Белякова на даче. Пара удобных комнат. Серебряный Бор. Радио. Буфет. Приборы. За столом - Антонов, Гиллер, Анищенко, батальонный комиссар Рубинштейн, их жены.
      Беляков немного рассказывал о Львове, откуда он только что вернулся. До Киева он летел на СБ, дальше на "У-2", сам. Аэродромы все побиты, садиться на тяжелых машинах нельзя. Стоят там трофейные польские машины, немного немецких.
      Немцы механизированы отлично. К нам относятся корректно. Сел к ним по ошибке наш летчик, подломался. Починили, накормили, выпустили.
      1 октября
      Вчера из Западной Белоруссии вернулся Черствов. В военный форме, с револьвером. Рассказывает, что связь организовать, конечно, можно: в распоряжение журналистов можно получить и телеграф, и телефон, и военный провод, и послать самолетом.
      В Вильно жизнь понемногу утрясается. Магазины открыты, но купцы требуют русских денег. Цены сравнительно стабильны. Продуктов мало. Бойцы питаются хорошо. На улицах днем тихо, ночами постреливают. Так в одного часового выстрелили три шед9их мимо женщины, оказывается - офицерские жены.
      Сегодня, наконец, прилетел и Железнов с Калашниковым. Они вылетели позавчера из Киева и из-за непогоды застряли в Брянске.
      Нашелся и самолет, посланный два дня назад из Минска - тоже сидел где-то. Он привез очерк Катаева и иные материалы.
      Сегодня дежурил Ярославский. Заставил меня вдвое сократить какую-то статью, потом вызвал и попросил проверить, есть ли связь между абзацами. Говорит:
      - А то получается, как при цензуре Пушкина: "птичка гласу Бога внемлет, четь начальству отдает".
      Кончили сравнительно рано: в 5 часов. Аж все удивляются!
      Ночью пришло сообщение о приеме т. Молотовым турецкого министра ин. дел Сараджоглу. На приеме присутствовал т. Сталин. Беседа продолжалась 4 часа.
      Вчера узнал две тяжелые вести.
      В бою с японцами погиб Сеня Супрун.
      На Витебском аэродроме руливший самолет разбил винтом голову Грицевцу. Получив дважды звание Героя, быть в опаснейших переделках и так глупо погибнуть! Нелепо до безобразия...
      6 октября
      Вот уже целую пятидневку не писал ни строчки. Некогда. Каждый день уходим в 7-8 утра. Вчера подсчитал: за сентябрь мы дали 75 полос, в т.ч. 26 по Западной Белоруссии и Западной Украине.
      Но кое-какие события восстановить надо.
      Редакционная жизнь течет нормально., без событий. Иностранная развивается довольно бурно и в темпе.
      2 октября в Москву прибыл министр ин.дел Латвии г-н Мунтерс. Вечером того же дня его приняли т.т. Молотов и Сталин. Беседа продолжалась 2 часа. Сегодня в газете опубликован пакт о взаимопомощи между СССР и Латвийской республикой. Они дают нам возможность строить базы флота в Либаве, Виндаве и в проливе Ирбенском, и несколько аэродромов - тоже на "правах аренды по сходной цене."
      3 октября в Москву по приглашению т. Молотова прилетел мининдел Литвы г. Урбшис. Вечером 3-го он был принят т. Молотовым и т. Сталиным на 2 с лишним часа.
      3-го же турецкий мининдел Сараджоглу был принят раздельно Ворошиловым, а затем и Микояном.
      5 октября т. Молотов дал обед в честь Мунтерса. Присутствовали все члены ПБ во главе со Сталиным. Вчера же он уехал из Москвы.
      Англия и Франция пока не торопятся отвечать на предложения о мире. Оказывается, им нужно официальное предложение. Вспоминается 17 сентября. Дневные и вечерние газеты в Лондоне уже напечатали речь т. Молотова. Красная Армия во всю шагала по Польше. Журналисты вечером обратились в министерство иностранных дел. Им там объявили, что пока оно еще не располагает официальными материалами, позволяющими утверждать, что советские войска вошли в Польшу. К слову сказать, и на договор о дружбе с Германией английские газеты откликнулись лишь через день. Прикусили от внезапности язык!
      2-го Чемберлен выступил с речью в парламенте. Говорил он очень сдержанно по отношению к СССР, немного навалился на Германию, заявив, что не немцы, а Англия будет диктовать сроки войны. Судя по его речи ( и последовавшему затем заявлению Деладье в кабинете министров) союзники решили продолжать войну. С другой стороны, обращает на себя внимание, что к Гитлеру приехал итальянский мининдел г-н Чиано и, пробыв сутки, пулей помчался обратно в Италию, где был немедленно принят Муссолини.
      Поживем - увидим...
      4-го октября на летучку пришли писатели Лапин и Славин. На летучке и в личной беседе со мной они рассказывали всякие эпизоды о войне в Монголии.
      - На протяжении долгого времени война носила позиционный характер, говорит Лапин. - Это до того надоело войскам, люди до того рвались в бой, что дело доходило почти до ропота. Все рвались вперед, ходили выражения "полоскать портянки в Порт-Артуре" и т.д.
      - Японцы дрались хорошо. Солдаты, попадая в плен, быстро свыкались, офицеры часто кончали самоубийством. Иногда бывали курьезы. Офицерам было приказано в случае пленения - откусывать или прокусывать себе язык, чтобы не проболтаться. Захватили мы как-то двоих. Один прокусил, он у него распух, образовалась гангрена, пришлось оперировать. другой отнеся к приказу формально, и только надкусил язык, считая, что такой дисциплинированности вполне достаточно (Лапин).
      - Место там довольно голое. Примерно в 100 км от линии фронта находился небольшой городок в 250 юрт. Но он нам казался громадным. И мы его назвали "город-спрут" или "новый Вавилон". В 50 километрах от фронта помещалась редакция нашей газеты "героическая красноармейская" - в 5 юртах. Так что когда японцы вылетали бомбить тылы, то у них большого выбора не было: они бомбили либо "город-спрут", либо нашу редакцию (Славин).
      - В редакции там мы работали также, как в редакции здесь. Только разъезжали не в такси, а в танках и броневиках. Вот и вся разница. Люди свыклись с считали это вполне нормальным. Около редакции была вышка, на которой сидел цирик, обязанный предупреждать о появлении самолетов. Он трубил при виде каждой машины - нашей и неприятельской. А так как машин там довольно много, то он трубил с утра до вечера, так что все перестали обращать на него внимание. К тому же он бывал бдительным только при солнце, в плохую погоду - заворачивался в кошму и спал (Славин).
      - Фотографы Темин и Бернштейн работали блестяще, бывали в самых опасных местах. Но натура фотографа все же сказывалась. Поехали мы в одну часть. Нагнали политрука. В чем дело? Узнал, что в этой части находится его брат, которого он не видел десять лет. Произошла горячая встреча. Фотографы не сняли, а заставили братьев еще раз обняться (Славин).
      4-го октября во Львове состоялся большой митинг. Выступили Н.С. Хрущев и Тимошенко. Митинг транслировался по радио. Оказывается, в этот день во Львовской газете было опубликовано воззвание временного управления г. Львова к управлениям других городов о созыве народного собрания, которое должно решить, чем будет Западная Украина (также - и в Зап. Белоруссии) буржуазной республикой, социалистической республикой, присоединяться ли к СССР.
      Никита Сергеевич выступил как раз по этому поводу. Горячая речь, напоминающая речи 1919 года. Он сказал, что эти собрания состоятся в 20-х числах октября и будут абсолютно свободными. Встретили его ураганной овацией.
      В связи с этим редакция вчера сформировала и сегодня услала в Западную Украину бригаду в составе Железнова, П. Павленко, Л. Никулина, Лапина, Неймана, Рыклина и Озерского. Ребята уехали, а мы опять на кочегарской вахте.
      Приехал из Вильно и опять уезжает туда Н. Ярощук. Ходит стройно в форме старшего политрука. Он шел с передовыми частями корпуса Черевиченко. Рассказывает:
      1) Когда мы находились примерно в 100км. от Вильно, пришла телеграмма комдиву от Сталина и Ворошилова - взять Вильно такого-то числа. Черевиченко мигом собрал командиров, прочел им телеграмму и спросил:
      - Ну как, хлопцы, уважим просьбу т. Сталина?
      И все загудели:
      - Уважим, товарищ Комдив!
      Он коротко объяснил задачу. Попросил всех подвести часы, дал сроки, места.
      - Все ясно?
      - Все!
      - По коням!
      И ночью в один прыжок достигли Вильно.
      2) На кладбище, где похоронено сердце Пилсудского, засели несколько сот офицеров и орудиями и пулеметами. Постреливали. Наши были в городе уже сутки. Черевиченко вызвал к себе командира танковой группы и приказал:
      - Через два часа доложи о ликвидации группы. Наказ: ни одного бойца чтобы не было ранено и убито. Понятно?
      - Понятно.
      Танки со всех сторон ринулись на кладбище. Смяли все в крошку. Через два часа командир докладывал комдиву о выполнении задания.
      - Все наши бойцы целы?
      - Целы.
      - Офицеры живы?
      - Какие как. Есть живые, раненые.
      - Так. А могилу Пилсудского бачил?
      - Никак нет, не разобрал.
      Черевиченко подумал и сказал:
      - А мабуть ее там и не було.
      Могилу и впрямь сейчас уже не найти.
      Писатели по-прежнему дают неровно. С великими муками печатаем Катаева; два очерка Вашенцева и один Исбаха переслали в "Литературку".
      18 октября
      Много воды утекло. Подписаны пакты с Литвой и Латвией, в Москву без конца ездят финские уполномоченные, германские экономические делегации, демаркационные группы и т.д. и. т.п. Уехал, наконец, вчера обратно Сараджоглу в Турцию. Сегодня состоялось подписание советско-латвийского торгового соглашения. Сегодня же наши войска начали переход на территорию Эстонии. Все совершается чинно и очень торжественно.
      Несколько дней назад аэрофлот отправил в небеса стратостат-парашют "Комсомол", объемом в 19000 кубиков (подробный репортаж о нем, экипаже, старте см. в № "Правды"). Судя по сообщениям экипажа, он достиг высоты 16800 м. Пошел вниз. Оболочка превратилась в парашют. Связь с землей была нормальной. Сначала спускались со скоростью не больше 4 м/сек. Затем она стала возрастать. На 12 км. связь с землей прекратилась. Тут начали понемногу паниковать.
      Часика в 2 ночи я позвонил Картушеву домой.
      - Слава Богу, сели! Бандура в дым. Но хоть сами живы. Хорошо, что оболочка сгинула, а то бы нашлись охотники повторить.
      Оказывается (по рассказу командира экипажа Фомина) на высоте 9000 м. оболочка воспламенилась (те же разряды статического электричества от трения, которые сожгли 300 000 кубиков у Прокофьева). Экипаж пустил в ход гондольный парашют, но ему мешали раскрыться металлические тяжи оболочки. Все же остатки системы предохраняли кабину от вращения, служили стабилизатором. Это, собственно, и спасло экипаж: иначе они бы не могли выброситься.
      На высоте 4000 выкинулся Волков, за ним - пилот. Фомин сбрасывал балласт, чтобы облегчить удар кабины о землю и на 1500 м. прыгнул сам. Опустился он в 500 метрах от кабины, остальные - в 2-х километрах. Кабина шлепнулась в болото, изрядно помявшись, но приборы как будто целы.
      Вот не везет с этим поднебесным (или вернее, небесным) хозяйством!
      Вчера были у нас сразу три писателя: В. Катаев, Б. Левин, А. Эрлих. Все вернулись из Западной Белоруссии и сматываются обратно. Катаев ходит в штатском, Левин - с нашивками полкового комиссара, Арон - просто в военном.
      - Почему Вы не там? - спрашивает меня Левин.
      - А.. кочегарская вахта..
      Смеется.
      - Будете писать книгу? - спросил я Катаева.
      - Только не фактическую. Напишу на этом материале повесть. Это будет интереснее. Зреет. Дайте мне денег.
      Левин:
      - Скучно писать однообразный материал. Хочется найти новую форму. А информацию мы все равно даем хуже журналистов. Эотите, я вам дам фельетон смешной, а?
      - Хочу.
      Сегодня принес. "На разных языках". Забавно.
      - Я сам когда писал, смеялся. Годится?
      - Я прочел, годится.
      Обрадовался.
      - Я с дороги еще напишу. Вот это настоящая работа.
      9 ноября
      И до чего время быстро катится, аж спасу нет! Вот прошли уже Народные Собрания Западной Украины (26-го октября) и Западной Белоруссии (28 октября). Люди проголосовали за советскую власть. 31 октября открылась чрезвычайная сессия Верховного Совета СССР. Выступил т. Молотов. Всыпал по первое число турка, финнам, щелкнул по носу американцам.
      Это выступление в центре внимания иностранной печати. Финны наклали полные штаны: их правительство заседало до упора. Турки молчат, как ободранные.
      Вчера на сессии делегаты народного собрания Западной Украины докладывали о своем желании установить советскую власть. Особенно горячо, ярко, самобытно выступала батрачка Ефимчук. Это - прирожденный оратор. Мы слушали в секретариате, не переводя дыхания. К сожалению, в переводе на русский язык ее речь много потеряла в образности.
      Сегодня докладывают белорусы. С двумя из них - писателем Пестрак и ткачихой Дьячук - я беседовал 31 октября в гостинице "Москва" ночью (см. статью).
      Дней пять назад мне позвонил Сергей Ильюшин:
      - К 60-ти летию т. Сталина госполитиздат выпускает книгу. Они просили меня написать о моих встречах со Сталиным. Я очень прошу тебя помочь мне. Сделаешь?
      - Хорошо, с удовольствием. Ты откуда?
      - Из дома. Лежу, брат. Ишиас и почки..
      - Коррозируют?
      Смеется.
      - Да. Усталость материала. Я, брат, раньше не знал, что такое болезни.
      - Это всегда так: если долго машину оставляют без профилактики, то потом приходится делать средний ремонт.
      Доволен техническим сравнением.
      В тот же день позвонил Кокки.
      - Это я к тебе направил Сергея. Исходил из двух соображений - это тебе понадобится и для "Правды", второе - ты сделаешь это и для меня. Правильно?
      - Согласен. Что делаешь?
      - Работаю много, Лазарь. Только вот беда - погода держит. Ох, как она меня держит! Но на днях все-таки сделал один хороший полет. Очень хороший!
      - Далеко?
      - Не так, чтобы очень.
      - Высоко?
      - Не то, чтобы слишком.
      - Глубоко, что ли?!
      - Да ты не сердись, турка. Я на ней дал (столько то) с кругляшками. Понимаешь, на серийной!! Вот это работа. За два часа отмахал ... километров. Вот видишь и не то, чтобы высоко, и не то, чтобы далеко, а хорошо! Как футбол?
      С 25-го меня перебросили в советскую группу на выборы. Решили мы заручить несколько героев в корреспонденты. Звоню Водопьянову. Болен ангина.
      - Когда встанешь? Поедешь от нас?
      - К сессии. Куда угодно.
      Байдук:
      - Поедешь?
      - Нет. Работы много. Сам вот собираюсь к избирателям. После сессии.
      - Напишешь подвал?
      - С удовольствием.
      Мазурук:
      - Благодарю за честь. Поеду - обязательно дам. Сам собираюсь после сессии.
      Молоков:
      - Василий Сергеевич, поедем к твоим избирателям?
      - Скажи когда - поеду. Бить они меня будут: мало бываю. Так переписка наладилась хорошо, а вот бывать некогда. Каких только дел нет! Вот тут два типа из областного земельного управления забрали себе участок на четверых. Жил там сторож в халупе. Пришли с топорами, мать их.. Ну и он за топор. Отступили. И нигде управы найти не могли. Я писал на место, в Моссовет -не помогает. Написал выше - наконец, одернули.
      4 ноября был у Кокки. Посидели, сыграли в преферанс втроем. Зашел разговор о Супруне.
      - Треп. Живой.
      Я обрадовался.
      Валентина Андреевна в разговоре сказала, к какому-то слову, что Козляк получил квартиру. Оказалось, ему помогал Володя. Я выразил недоумение по адресу Козляка и сказал, что на его месте никогда бы не стал обращаться к высоким друзьям.
      - Нет, ты не прав, Лазарь. Я вот сам так мыслю, но отлично понимаю положение и состояние людей, которых прижмет к стенке так, что деваться некуда. Я такое состояние очень понимаю и всегда иду навстречу.
      Дальше зашел разговор о батисфере. Он слушал очень внимательно.
      - Надо сначала ее пробно испытать. Нельзя сразу лезть. Технических вопросов много встает?
      - Много.
      - Вот это интересное дело.
      Эти дни много возился с депутатами Западной Белоруссии - делал их статьи в октябрьский номер.
      Вот несколько штрихов:
      1. На следующий день по окончании сессии все снялись в Кремле с членами ПБ. Заморочившись, об этом не знал писатель Пестрак. Убивался:
      - Прямо плакать хочется. Ведь со Сталиным сняться - это один раз в жизни бывает.
      2. В коридоре "Москвы" на меня бросилась незнакомая молодая женщина:
      - Что же это такое, товарищ? Я до сих пор не верю себе - еще два месяца назад я сидела в тюрьме, а вчера была вместе со Сталиным в Кремле.
      9 ноября
      Был у Молокова. Вечером сидели в его кабинете. Он рассказывал о своих встречах со Сталиным. (стенограмма в редакции). Часиков в 11 пошли домой. Пешком. Сыро, мокро, топает.
      Встретил в Севморпути Ушакова:
      - Георгий Алексеевич! Есть одна авантюра!
      - На авантюру всегда согласен. В чем дело?
      - Потом скажу, зайду.
      - Так ты скорее заходи!
      21 ноября
      Вечером был у Кокки. Лежит - грипп. Сыграли три партии в шахматы. Играет вдумчиво, но средне. Потом сидели, пили чай. Я привез ему статью для сборника к 60-тилетию Сталина ("Наши встречи с т. Сталиным"). Ему не понравилось:
      - Слишком много "Я", "мне", о моих полетах. Надо переделать.
      Он был прав.
      Рассказывал во время чая. Сидели вдвоем, выключил радио.
      - Вызывает меня в начале августа Клим и говорит:
      - Поезжай на восток.
      - Зачем?
      - Надо, дело есть, один полет сделать.
      - Не поеду.
      - Почему?
      - Не привык так, налетом. Работу большую могу сделать, только дайте время, а на раз не пойду.
      - Боишься марку потерять?
      - Вот именно.
      - Реноме?
      - Да, реноме.
      - Пиши мотивированную записку об отказе.
      Написал. А вообще туда поехать поработать надо. Вот летом поеду. Только поездом долго, хочу смотать воздухом. Прошлый раз мы до Хабаровска летели около двадцати часов. Сейчас мне будет очень некогда: хочу смотаться за 16 часов.
      Он подумал, подсчитал в уме и, улыбаясь, сказал:
      - А может быть, и в 15 часов уложусь.
      - А машина?
      - Что ж машина! Начинаю собирать. У меня сейчас нет машины. Развалилась. Вот я и стреляю потихоньку, как барахольщик. На одном заводе мне обещали крылышки дать, я им сразу и задание дал бачки поставить. Бачки заказал по блату на другом заводе. Фюзеляж выжму из Журавлева. Моторы возьму на испытание на заводе.. С миру по нитке...
      - Так это же все арапство.
      - Чистейшей воды. Но до поры, до времени. Можно собирать на арапа, но готовиться и лететь на арапа нельзя. Тут надо все делать наверняка.
      - А что тебе даст этот полет?
      - Во-первых, чисто технический авиационный результат будет весьма солидным. Во-вторых - тогда можно будет через год податься и вокруг шарика.
      - Что?! (я опешил)
      - Да, да. Вот давай подсчитаем. Сколько Юз летел, я не помню?
      - Кажется за 82 часа... (я ошибся: Юз летел 91 час).
      - Сильно! Но побить можно. (Видно было, что расчет он делал впервые, со мной, вот в этот вечер). Посадки займут много времени. Садиться по утвержденной трассе надо в Москве, Омске, Номе, Нью-Йорке, Париже. Значит, четыре заливки. Сколько каждая может продолжаться?
      - Часа два.
      - Возьмем три. Итого - двенадцать.
      - В Номе аэродром маленький.
      - Это важно. Размеры не помнишь?
      - Нет. Помню, что Леваневский хотел лететь от Нома напрямую в Нью-Йорк, а потом побоялся, что длины не хватит для полной нагрузки.
      - А сколько в Щелкове бежал?
      - Много. С верху горки и до, знаешь, выхода из штаба.
      - Ну вот. А я снизу горки и оторвался у первого ангара. Нет, вылезу из Нома. Так, подожди. Заправки - 12 часов. Часов 10 надо иметь в запасе. Следовательно -22 часа, остается шестьдесят. Расстояние 22 500 км. Так. Если держать все время 400 км/ч -что с копейками или без копеек - то рекорд уже бит. А можно пройти и быстрее.

  • Страницы:
    1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12, 13, 14, 15, 16, 17, 18, 19, 20, 21, 22, 23, 24, 25, 26, 27, 28, 29, 30, 31, 32, 33, 34, 35, 36, 37, 38, 39, 40, 41, 42, 43, 44, 45, 46, 47, 48, 49, 50, 51, 52, 53, 54, 55, 56, 57, 58, 59, 60, 61, 62