Дневники 1932-1947 гг

      Мы встретились с ним в ВОКСе, в банкетном зале, и разговорились. Принял участие в беседе и комендант Москвы - генерал-майор Козьма Романович Синило в - грузный представительный мужчина, ярый болельщик спорта и - особенно шахмат.
      - Ну как вы оцениваете турнир? - спросил я.
      - Все идет так, как предсказывала "Правда", - улыбнулся Ботвинник.  Впереди Керес, Смыслов и Болеславский, вплотную за ними - Бронштейн.
      - А кто возьмет? - вмешался Синилов.
      - Сейчас Керес оторвался на полочка (это было после 10-го тура - ЛБ). Впереди еще очень много испытаний. Если бы Керес за время с 1940 года играл в крупном чемпионате, он бы несомненно взял первое место. А сейчас может и не вытянуть. Но шансы у него очень значительны.
      - Не хотелось бы видеть его в короне чемпионата, - сказал комендант.
      - Я знаю, что вы имеете в виду, - засмеялся Ботвинник.  - Но не забудьте, что когда Красная Армия приближалась к Эстонии, он был в Норвегии (или в Швеции? - ЛБ), мог там остаться, но вернулся. Он любит своих двух детей, любит свою Эстонию. Правда, он, кажется, предпочел бы, чтобы она не была советской, но это он него не зависело.
      - А как вы считаете шансы Болеславского? - спросил я.
      - Очень высокими. Мы все недооцениваем его. Это очень крупный шахматист. Через десять лет он будет играть еще лучше.
      - Чем объясняется странный миролюбивый старт Бронштейна? -продолжал я пытать.  - Он с маху сделал шесть ничьих.
      - Во-первых, он почему-то решил попробовать себя в позиционной игре, хотя всем ясно, что это - не его стихия. Во-вторых, - тонко заметил иронический собеседник, - он женился. Так что причину надо спросить у Игнатьевой.
      - У кого?
      - У Игнатьевой. Это его жена, шахматистка. Заняла, кажется, четвертое место в женском чемпионате. Она стала играть немного лучше, он немного хуже. Так и должно было получиться, иначе пришлось бы опровергнуть закон сохранения энергии.
      Мы посмеялись.
      - Что слышно с чемпионатом мира? - спросил я.
      - Я махнул на это рукой. Вы помните, при вас же, здесь, в этом зале, осенью, мы бились с Эйве, еле-еле уломали его играть не весь матч в Голландии, а половину в Москве. Эйве знает, что он хорошо играет только в Голландии, кроме того, для него это дело коммерции. Недавно они прислали два приглашения, чтобы официально все закрепить. Ваш милый Романов (председатель комитета по делам физкультуры и спорта)...
      - Последний из династии Романовых? - перебил генерал.
      - ... ответил, что матч должен играться в Москве. А это значит, что он не будет играться тут вообще, и его выиграют без нас. Напрасно думать, что они заинтересованы в нашем участии. Они знают, Что без нас кто-нибудь из троих - Эйве, Файн или Решевский - будет чемпионом мира. А если будут участвовать трое наших - тут всякое может получиться. Но вот пойди, докажи. Я уже всюду писал и махнул рукой. Что мне - больше всех надо, что ли?
      - А если мы сейчас упустим эту возможность?
      - Сейчас мы можем автоматически, по уговору, послать трех: Ботвинника, Кереса и Смыслова. А дальше - надо лезть в угольное ушко. По утвержденным правилам следующий раз можно оспаривать звание чемпиона мира в 1949 году. Но для этого претендент должен занять первое место в международном турнире, затем сыграть в отборочном турнире претендентов, и только тогда допускается.
      - А не чешутся у вас сейчас руки на ленинградский турнир? - спросил я.
      - Очень чешутся, - просто ответил он.
      - Не кажется ли вам, что Смыслов незакономерно проиграл Кересу? спросил генерал.
      - Очень закономерно, - живо ответил Ботвинник.  - Он был убежден, что он черными проиграет, и блестяще реализовал свои убеждения. Я это увидел еще накануне, когда Вася в партии с Левенфишем (кажется -ЛБ) имел лишнюю пешку и хорошую позицию, но не смог ничего сделать. Он уже накануне думал о завтрашней партии с Кересом, считал, что проиграет ее, и поэтому не смог довести и партию с Левенфишем. Это же совершенно ясно. Надо знать Васю. Я, помню, играл с ним одну очень важную для него партию. Долго думал над длинным вариантом, а когда сделал ход, то увидел, что он вторым ходом может опровергнуть все задуманное. Но Вася верил в меня. Он видел, конечно, этот ход, но полагал, что я не мог ошибиться, поэтому не сделал этого хода, пошел так, как я вначале рассчитывал, - и проиграл партию.
      Вскоре меня остановил Романов. Он был навеселе, и весьма сильно, лицо его обрюзгло, но, как обычно, он был очень самоуверенный и чуть снисходительный.
      - Что вы к нам не заходите? - спросил он.
      - А что у вас делать? Рекордов нет, успехов у вас мало. ЦК вас не слушал еще?
      - Нет, и - видимо - не будет. Готовится постановление Совета Министров, материально-техническое. Может, дадите тогда передовую?
      - Ладно, напишу.
      - Остро ставим вопрос о профсоюзных обществах, должно решиться.
      - А как с розыгрышем первенства мира по шахматам?
      - Будем участвовать, - без запинки ответил Романов.  - Они не хотят играть в Москве, а мы настаиваем на своем. Вот в июне будет конгресс ФИДЕ, мы решили войти в эту международную организацию. И тогда внутри ее и решим этот вопрос.
      - А где еще будем участвовать?
      - Да вот скоро должно разыгрываться первенство Европы по боксу. Королев мне житья не дает - устрой ему встречу с Джо Луисом на звание чемпиона мира. Он до известной степени прав. У нас ему драться не с кем. И первенство Европы он сможет выиграть. Вот осенью во время поездки в Чехословакию и Польшу он встретился с четырьмя чемпионами - бывшими чемпионами Европы - и всех нокаутировал в первом же раунде.
      К нам подошел Арам Хачатурян, композитор. Высокий, с гордым красивым лицом, высоким лбом, густыми черными волосами с блестками седины. Отличный черный костюм, три значка - золотом - лауреата Сталинской премии.
      - Наши женщины-артистки только что высказывали зависть с спортсменам, шутливо обратился он ко мне.  - Наша пресса не только пишет только о спортсменах, а не об искусстве, но и беседует только со спортсменами.
      Я сказал ему, что накануне ночью слушал концерт из его произведений для зарубежных радиослушателей.
      - У меня нет приемника, - ответил он, - и я только расстраиваюсь от таких сообщений.
      - Над чем вы работаете?
      - Пишу сейчас торжественную вещь - вроде победы, торжества. Не знаю, что получится, и как ее будут играть. Я там даю очень сложную инструментовку. Даже не знаю, как оркестр справится. Только что приехал из Армении, как там хорошо!
      Мы разговорились о наших армянских друзьях - Вагаршяне, Григоряне, Демирчане. Он сказал, что сейчас на сцене драм. театра поставлена новая хорошая пьеса Демирчана, а Вагаршян там отлично играет сравнительно любопытную роль.
      - Но он же пьет вино вечной молодости, - засмеялся я.
      - Да, из Вагаршапата, древнего города. Знаете, после этих вин - здешнее кахетинское просто безвкусный квас, как "Чижик" после Вагнера, - ответил он.
      Избирательная группа, слава Богу, закончила свою работу, и я вернулся в отдел. Устал предельно. Похудел, осунулся, мучает бессонница. Был у врача вроде, все в норме, надавал всяких пилюль. Надо будет съездить за ними в аптеку.
      20-го открылась Сессия ВС СССР. Выходим на 6 полосах. Сидим до утра. Написал передовую о Дне Красной Армии.
      Позавчера позвонил Кокки. Сказал, что увлекся фотографией, снимает днем и ночью. "Дошла бацилла до печенок". Предложил через недельку смотаться с ним на неделю в Среднюю Азию. Маршрут: Баку - Ашхабад - Самарканд - Хива Бухара - Ташкент - Москва. На "Ил-14", пассажирский, двухмоторный.
      17 марта.
      Что-то забыл даже, что надо записывать.
      Во-первых, 10 марта открылась Московская Сессия Совета Министров иностранных дел. Даем ежедневно по полосе. Пока большой драки не чувствуется.
      Три дня назад выступил президент США Трумэн с пакостной речью. Гольденберг о ней сказал: "Раньше, после такой речи, отзывали посла и объявляли войну". Как мы ответили - пока не ясно. Дали на следующий день передовую в "Известиях", потом - у нас.
      Было 30 лет "Известий". Прошло тихо, несмотря на ожидания известинцев.
      У нас особых новостей нет. Места нам дают с гулькин нос. Вопим, но не помогает. Принято решение ЦК (по инициативе Хозяина) о значительном расширении номенклатуры. У нас раньше утверждались только члены редколлегии. Сейчас будут зав. отделами, первые замы редакторов и замы отв. секретаря. Послали характеристики.
      Подал заявление в Союз Писателей.
      У нас идет сокращение штата. Надо поджать на 60-70 человек. Сократили фотографов Лагранжа и Кунова, лаборантов Шмакова и Шаталову, у меня Джигана, корреспондентов Воронова (Ленинград), Ляхта (Харьков), Власова (Тула), Кучина (Сталинабад), Дубильера (Ижевск), и др., писателей, которые только числились - Брагина, Горбатова, Хубова, Баяджиева, Первомайского и др. Это лишь начало.
      Да, надо записать. 23 февраля был у нас вечер Кр. Армии. Должен был выступать маршал бронетанковых войск Рыбалко. Встретил меня секретарь партбюро Креславский.
      - Пойдем тащить Рыбалко. Не хочет выступать.
      Зашли в кабинет Поспелова. Маршал там. Сидит за столом, рядом Брагин, Яхлаков и член партбюро Рабинович. Поздоровались. Маршал - низкий, толстый, заплывшее квадратное лицо и очень маленькие, но очень умные глаза. Крупные черты лица. Протестует.
      - Нет, не пойду. Я думал, что надо выступать перед работниками типографии и поэтому согласился. А перед работниками редакции -не буду. Обманули (к Рабинович).
      Она извивалась.
      - Нет, не буду. Ну о чем я буду говорить? Моя главная обязанность молчать. Я за это деньги получаю.
      - Вы можете молчать целый год, - сказал я, - но сегодня смеете право на речь.
      - Не буду, - упрямо повторял он. - Не о чем говорить. Ведь эти люди сами доклады делают и статьи пишут.
      - Ну ладно, - сказал Брагин. - Давайте я буду рассказывать о ваших делах, а вы будете меня поправлять. И Бронтман тоже.
      Маршал скосил глаза в мою сторону.
      - Да, - подтвердил я.  - Я расскажу о вашей операции на Переяславском плацдарме, и как вы потом перебросились под Киев - на Вышгород.
      - Уже неправильно, - быстро сказал маршал.  - Я не перебросился, а форсировал Днепр.
      - Ну вот видите, уже у меня ошибка. А я собирался рассказывать так, как писал, - шутливо сказал я.
      - Тогда идемте, - засмеялся Рыбалко, и все пошли в зал.
      20 марта.
      Вчера позвонил мне Георгий Алексеевич Ушаков и сказал, что он едет заместителем начальника экспедиции по наблюдению солнечного затмения в Бразилию. Хотел бы написать нам оттуда пару очерков - надо ли? Я поговорил с Сиволобовым, Викторовым. Надо. Попросил его приехать, поговорить.
      Сегодня он приехал. Потолстел, чудно выглядит. Яша Гольденберг взглянул на него:
      - Да вы настоящий бразилианец!
      Затмение состоится 20 мая. Наблюдать его будут с плоскогорья, отстоящего от Рио-де-Жанейро в 400-500 км. Состав экспедиции 32 человека. Маршрут - поездом до Либавы, там погрузка на пароход и прямиком в Рио. Начальник экспедиции - членкор Академии Наук Михайлов.
      Яша рассказывал о положении в Бразилии, об интересующих нас вопросах, в частности, просил осветить тему о проникновении американского влияния и капитала в Бразилию.
      - Уже могу ответить, - засмеялся Ушаков. - Американцы посылают туда экспедицию из 200 человек. Я убежден, что во всех штатах не наберется столько астрономов. Наверняка 9/10 из них звездочеты в чине майора.
      Посмеялись.
      - А сколько продлится затмение? - спросил я.
      - Полное? Четыре минуты и сколько-то секунд.
      - Сколько продлится экспедиция?
      - Туда месяц, там - полтора, обратно месяц.
      - Недурно, - заметил я.  - Три с половиной месяца для того, чтобы пять минут посмотреть в закопченное стеклышко. Георгий Алексеевич, я тоже хочу получить протуберанец!
      Потом мы сидели у меня и он рассказывал о планах своей тихоокеанской экспедиции. Он мне уже не раз вскользь говорил о ней и раньше. С полгода назад на похоронах Белоусова и он, и Ширшов, и Бочаров усиленно звали меня принять в ней участие. Сегодня он подробно рассказал о ней. Он идет начальником экспедиции, Веня Бочаров - заместителем по научной части. Мы взяли атлас мира и смотрели по нему.
      - Маршрут?
      - Ленинград - Панама. Оттуда - Тихий океан, где и начинается вся колбаса. Делаем несколько разрезов от 5о до Калифорнии - зигзагами. Доходим до меридиана Гавайских островов, оттуда - на Гавайи и на Алеутские острова, затем - длинный разрез от Алеутских островов до кромки Антарктических льдов ( примерно, до 60о Ю.Ш.), затем вверх, снова зигзаги около экватора до Филиппинской впадины.
      - Время?
      - 12-14 месяцев. Это - первый этап. Затем два следующих - это изучение треугольников: Гавайи - Алеуты - Калифорния и Гавайи - Филиппины - Алеуты.
      - Судно?
      - Уже есть. Их трофейных. Чудный корабль, красивый, и капитанская рубка в фальшивой трубе. Сейчас он специально оборудуется и переоборудуется. Водоизмещение около 5 тыс. тонн, грузоподъемность - 2200-2300 тн. Удлиняем надпалубные постройки, ставим стрелы, лебедки и т.д. Будет эхолот, радар и все, что полагается.
      - Как поведет себя на волне?
      - Поезжай, увидишь.
      - Стоянки?
      - Каждый месяц - заход в порт за водой, углем, продуктами.
      - Программа?
      - Полный комплекс. Вся океанология - течения, особенно экваториальное (они, говорят, идут вдоль экватора, слева и справа, мощные, со скоростью до 4 миль, а посередине - в обратную сторону), изучение воды, глубины, грунт, бентос, рыбы, планктон, земной магнетизм и проч.
      - Зачем это нужно?
      - Для развития науки.
      - Ага, сокровищница?
      - Вот именно - наш вклад в нее. До сих пор в таком масштабе никто Тихого океана не изучал. Были частные экспедиции у берегов Японии, Калифорнии, Южной Америки. Но такого комплекса никто не поднимал. Наиболее близкая по масштабу - это русская экспедиция на "Витязе".
      - Состав?
      - 70 ученых и 60 команды.
      - Радисты?
      - Подбирает команду МорФлот.
      - Возьми полярных!
      - Ты прав. Надо будет подумать. Найти Гиршевича и других.
      - Газета будет?
      - Обязательно.
      - Правительство разрешило?
      - Есть постановление Совнаркома за подписью Берия: разрешить тихоокеанскую экспедицию в 1946 году.
      - Стоимость?
      - Шесть миллионов рублей плюс 300 000 долларов.
      - Когда?
      - Думаем в августе-сентябре.
      Я подсказывать ему не форсировать этого дела. Подождать нового урожая. если урожай будет хорошим - разрешат. Если сунется сейчас.... Он согласился.
      - Ну как? - спросил он меня под конец.
      - Занятно.
      - Да, знаешь, на земном шаре осталось только несколько таких маршрутов для настоящих бродя вроде нас, - сказал он убежденно.  - Едем, не пожалеешь!
      Вчера закрыли журнал "Спутник агитатора". Он ухитрился весь последний номер забить официальным материалом, уже давно опубликованным в газетах. Хозяин написал на нем: "Это сборник официальных материалов, а не журнал". Обсудили на оргбюро и закрыли.
      Сегодня шел дождь. Все развезло. А снега - ужас, зима была бесконечно снегопадная. Сугробы всюду до крыш. И дождь!
      21 марта.
      Тихий день. Уже почти неделю отдел не получает ни строчки. Я говорю, что мы превратились в общественную организацию, типа МОПРа или "Друга детей". Все сочувствуют, но места нет. Вся газета занята Советом Министров иностранных дел, откликами на решения Пленума ЦК о сельском хозяйстве. Вчера опубликовали Указ о Героях сельского хозяйства и Указ о награждении орденами передовиков сельского хозяйства. Об орденах дали начало и, по обычаю, сегодня продолжения не дали, думали сойдет. Однако, позвонили из ЦК, сказали, что Указ имеет очень важное значение и предложили напечатать полностью. На завтра даем на 4 колонки на первой полосе.
      Сегодня было заседание редколлегии. Обсуждали планы сельхозотдела, партийного и экономического в связи с решением Пленума. Утвердили.
      Утвердили характеристики на номенклатурных работников для представления в ЦК на утверждение в должностях, в т.ч. и на меня. Назначили Азизяна зам. редактора пропаганды, а Креславского - зам. редактора партотдела.
      На улице - дождь и снежные лужи. Тепло.
      22 марта.
      Сегодня утром позвонил мне домой Водопьянов.
      - Поздравляю!
      - С чем? - недоумевая, спросил я.
      - 10 лет назад я повез тебя на полюс.
      И верно. Я сразу вспомнил. Такое же хмурое, облачное утро. Оттепель. Лужи на аэродроме. Долгий спор - с 6 ч. утра до полудня - на чем вылетать: на лыжах или колесах. Улетели на колесах.
      - Что ты в это время делал? - спросил Михаил.
      - Блевал, - ответил я чистосердечно.
      - Правильно, - подтвердил он, - сейчас 2 часа дня - в это время мы болтались в воздухе. Я хочу написать статью к 21 мая - ко дня посадки на полюс.
      - Хорошо, поговорю. Я - за. Как поживает твой бильярд на даче?
      - У, вспомнил! Давно продал и деньги уже проел. Вот хуже, что наша экспедиция на полюс недоступности лопнула. Надо что-то выдумывать - ты бы посоветовал.
      Я решил позвонить участникам экспедиции и поздравить их. Занятно записать, что делает сейчас, спустя 10 лет каждый из них.
      Позвонил Шмидту. Женский голос попросил позвонить спустя полчаса, т.к. у него сидит врач. Последние два года он был очень болен - обострения туберкулеза, врачи считали его уже приговоренным, тем более, что начался процесс в горле. Но на зло медицине он выжил. Врачи рассказывали мне, что изобретатель стрептомицина американский (он же одесский) химик Ваксман, который прошлой осенью приезжал в СССР по приглашению Академии Наук с докладами, привез О.Ю. в подарок порцию стрептомицина, и она подействовала изумительно. Тем временем Шмидт разработал математическую теорию происхождения вселенной, которая, по словам С.Вавилова, вызвала исключительный резонанс среди ученых мира и получила общее признание в Европе и Америке.
      Через полчаса я позвонил, поздравил. Он был очень тронут.
      - Рад слышать, что вы не забыли меня. Я сегодня уезжаю в Ялту, а то бы обязательно устроил встречу с друзьями. Своего рода маленький старт перед новыми делами.
      - Надолго?
      - До июня. На гнилой период. Сами видите, как все развезло. Врачи меня буквально выгоняют. А потом, когда там начнется жара, вернусь под Москву.
      - Как вы себя чувствуете?
      - Гораздо лучше, чем пару лет назад.
      - Видимо, стрептомицин - чудодейственное средство?
      - Стрептомицин - чудодейственное средство, но не в моем случае. Он мало помогает при хроническом процессе, а замечателен при начинающемся или очень остром развитии. А у меня было основным климатическое лечение, а главное - я ни за что не хотел умирать. Это чрезвычайно важно для легочных больных. Их спасение - в твердой, непреклонной воле к жизни. Даже в самые тяжелые дни я продолжал очень интенсивно свою научную работу. Результаты были отличными и для науки, и для меня. Не забывайте меня, и обязательно увидимся по приезде.
      Позвонил Ширшову. Ныне он - министр Флота СССР.
      - Что? Какой юбилей? А, совсем забыл. Спасибо за память и напоминания. А я совсем запарился с подготовкой к навигации.
      Женя Федоров, начальник Гл.Упр. Гидрометеослужбы при Совете Министров СССР, генерал-лейтенант. Он тоже захлопал сначала ушами.
      - Точно, точно. И погода была такая же - лужи, облачность. Только она была еще ниже и плотнее - я сейчас разбираюсь лучше.
      - Когда выдашь весну.
      - А это тебе не весна? Самая настоящая. Будут, конечно, заморозки, но она началась.
      - Чем ты сейчас занят?
      - Подготовкой к паводку. На юге уже началось. Севернее - мы шлем предсказания, чтобы готовились. Вот сейчас москвичей пугаем. Кое-кого затопим здесь. Паводок будет высокий. Река Москва вскроется между 10-15 апреля, снег в окрестностях сойдет в первой декаде апреля. Ты поинтересуйся, хлопот у москвичей много. Кстати, ты думаешь публиковать статью Острекина о втором Северном магнитном полюсе?
      - Да сейчас места нет, все Совет Министров занял. Устареет.
      - Не устареет. За это время полюс не переместится, хотя, вообще говоря, он не стоит на месте, а все время перемещается по эллипсоиду. Надо, надо дать. Во-первых, это интересно, во-вторых - утвердить приоритет русской науки. (Эту статью Федоров мне и прислал с весьма мотивированной запикой).
      Позвонил Марку Шевелеву. Он сейчас генерал-лейтенант, депутат СССР, зам. нач. Аэрофлота, занимается строительством.
      - Спасибо, Сан-Лазар! Позвони бороде!
      - Чем занимаешься?
      - Да вот выкраиваю, как прокормить рабочих на моих стройках и дотянуть до нового урожая. Самая главная проблема и больше всего сил трачу. Зашел бы на коньяк.
      - Да ты не пьешь!
      - Зато ты пьешь!
      Позвонил Илье Мазуруку. В начале февраля он был у меня в редакции, сидел часа два, рассказывал, как лезут американцы в Арктику, бесился по поводу безрукости ГУСМП, мрачно оценивал нынешнее состояние полярной авиации. Я советовал ему написать в ЦК, но он что-то не шел на это. В связи с уходом Папанина его освободили от обязанностей зам. нач. ГУСМП и члена коллегии и оставили только нач. полярной авиации. Видимо, в связи с этим он, хотя говорил о жажде учиться, хотел уйти в Академию Генштаба. Не в пример многим другим знатным летчикам, в феврале 1946 г. его снова избрали депутатом СССР.
      - Здравствуй, здравствуй, спасибо!
      - Что делаешь?
      - Готовлю людей и машины к глубокой разведке. Крузе уже улетел на восток, скоро пойдут другие.
      - А как с Академией?
      - Лопнуло. Придется на будущий год отложить эту задачу. Ты бы заехал распили бы пол-литра за наши общие дела. А?
      Позвонил Папанину. Он, после снятия из ГУСМП, сначала лечился на юге, потом охотился, затем провел два-три месяца в Москве, перед Новым годом звонил со страшной обидой ("Забыли! Никогда не думал, что ты будешь блядью! Из одной чашки хлебали, один хлеб ели!"). Сейчас уже месяц отдыхает в Барвихе. Он тоже забыл о дате. Очень обрадовался звонку.
      - Обнимаю тебя за заботу. Это для меня лучшее лечение. Вообще, чувствую себя хорошо, о припадках забыл. Скоро смогу сидеть за столиком с врачом и пить кисленькое винцо не как с доктором, а как с приятелем.
      - Желаю тебе долечиться до возможности пить водку!
      - Спасибо. Я ее не пью с 1938 года. И не буду.
      Я сообщил ему, что, судя по сообщениям ТАСС, его книга "На льдине" пользуется большим успехом за границей.
      - Очень рад. Я сейчас строчу новую вещь. И есть один план. Вот выйду из санатория - все расскажу тебе. Похлеще Северного полюса. Буду говорить со Ждановым и т. Сталиным. И обязательно твое участие - только не корреспондентом, это -говно, а парторгом. Пойдешь? Ну передавай обязательно привет женушке и ребяткам, обними их за меня.
      Позвонил Юре Орлову. У него в конце войны стряслась беда. Летел из Германии домой на "Дугласе" пассажиром, загорелся в воздухе, остальные сгорели, а он обжег всю левую половину. Долго лежал по госпиталям. Вылечился, назначили его командиром московского отряда Полярной Авиации. И вот с полгода назад - паралич, отнялась левая (или правая) половина, лицо не двигается и застыло в гримасе, один глаз не видит.
      - Сейчас почти прошло, - говорит он, - только нижняя губа еще не двигается, да легкий перекос лица. Продолжаю ежедневно лечиться в институте физических методов лечения на Петровке: массаж, УВЧ, высокая частота. Помогает.
      - А потом?
      - Снова летчиком на север. Командиром больше не буду - это не по моему характеру. Учусь, зубрю - надо сдавать экзамен на звание командира корабля.
      Сообщил он мне, что Саша Погосов снова засыпался. В декабре 1945 г. он заплутал с летчиком Томилиным и сел на вынужденную в 500 км. от Дудинки. Сейчас он заплутал, подлетая к Красноярску из Якутска, а на днях - из Свердловска -к Москве, были полные баки, а сели из-за недостатка бензина на колесах в сугробы под Москвой. Сейчас туда выехали рабочие делать аэродром для взлета. Видимо, попрут его из Арктики.
      Позвонил Лиде Виленской. Сидит дома, не работает, продает вещи.
      - Почти ничего не осталось. Живу плохо. Марику учиться еще год (ему 21 год). С женой не живет, а она ему родила двоих.
      Ну что ты скажешь?
      - Да, Лазарь, - продолжала она, - Многих уже нет за эти годы!
      И верно. Погиб при аварии в 1938 г., возвращаясь с ЗФИ, Миша Бабушкин ( в Архангельске, на взлете самолета Мошковского). Разбился на празднике Морского флота в Химках с парашютом Яша Мошковский. Умер в 1938 г, возвращаясь с ЗФИ с поисков Леваневского, Симка Иванов. Погиб при взрыве дирижабля "В-6", направляясь на спасение папанинцев в 1938 г., Алеша Ритсланд. Погиб при испытании самолета (еще до войны) Паша Головин. Погиб в войну Костя Сугробов. Умер Эзра Виленский под операционным ножом. Это только те, о ком дошла весть...
      Позвонил Василию Молокову. Он сейчас начальник авиации Главного Управления Гидрометеослужбы. Я его искал весь день и нашел только дома вечером.
      - Я уже думал, что ты снова улетел на какой-нибудь полюс!
      - Ну куда же я без тебя полечу, - засмеялся он.
      - Как здоровье?
      - Ничего, в полном порядке.
      - Заспиртовано?
      - Да, и давно.
      - Что делаешь?
      - Да вот подводим финансовые балансы наших предприятий за прошлый год. Втерли меня председателем комиссии. Хожу весь в активах и пассивах. Ну и работа для летчика! Да кроме того, свое хозяйство большое: самолеты, шарики.
      - А как большой пузырь?
      - Видимо, в этом году не пойдет. Поставили нам очень жесткие условия не успеем.
      - Смотри, американцы обгонят. Там Пакар собирается.
      - Знаю. Ты водку пьешь?
      - Нет.
      - Тогда заходи, выпьем. А то Надежда Ивановна мне не велит с пьющими пить.
      Позвонил Эрнсту Кренкелю. Он всю войну был начальником АртикСнаба, а сейчас - нач. управления полярных станций.
      - Весь протух от табачного дыма. Кое-где на станциях цинга. Вот и думаю, как им свежинки подбросить. Опять же готовимся к навигации. Слушай, как бы отметить 10-тилетие?
      - А вы поставьте вопрос по начальству.
      Позвонил Вале Аккуратову. Подошла его жена - Наташа Конюс, балерина театра Станиславского.
      - Вали нет. Он снова в воздухе. Улетел с Крузе. Вчера получила радиограмму с мыса Роджерса. Это восточный сектор? А я - хандрю и танцую, танцую и хандрю.
      Занялся приведением в порядок папок. Ну и работка! Уже, в общем, потратил с неделю, а конца еще не просвечивает. И это только накопленное за время войны! А еще - довоенные годы. Уй-ю-ю-ю!
      23 марта.
      Вчера вечером позвонил мне Кокки. Рассказал, что вернулся из Адлера, летал на один день.
      - Какая там весна, Лазарь!
      - А ты не дразнись!
      - Да, ведь вместе там пировали. Слушай, как летели обратно - умора! Пришли в Москву в 9 ч. утра 21 марта, впрочем, это ничего тебе не говорит, т.к. для тебя это - глубокая ночь. Еще на маршруте получаю сообщение, что ни один московский аэродром не принимает, все закрыты облаками, туман, видимости никакой. Ладно. Летим дальше. Подлетаем к Москве, получаем комплимент: "Сумасшедший, куда лезешь!" Ладно. Находим свой аэродром, садимся. Уже на рулежке слышу, как с командной вышки спрашивают: "Где вы находитесь?" Отвечаем: "У ангара" "Как?!" Представляешь, какая погода, если нас даже не видели, как мы садились.
      - Такой полет приятен для пассажира, понимающего в авиации, - заметил я.  - Вот "оценил" бы тебя.
      - Да. Но у меня же дома Валюша больна воспалением легких. Я не мог ждать - температура 39о, когда улетал. Мой радист сказал: 16 лет летаю, а такого полета не видел.
      26 марта.
      Сегодня - 29 лет со дня смерти папы. 29 лет!!
      9 апреля.
      Кожевников рассказывает, что Сталин прочел в "Звезде" (ленинградской) пьесу Симонова "Русский вопрос" и сказал:
      - Многие были за это время в Америке, а только он один заметил и написал то, что надо.
      Сейчас пьеса уже идет в Москве в театре им. Ленинского комсомола и репетируется еще в 4-х (по другим данным - в 6-ти) театрах Москвы, идет в Ленинграде, во многих городах провинции.
      16 апреля.
      Солнечный день - второй или третий за всю весну. Снег в городе весь сошел, остался кое-где во дворах, мостовый уже сухие, но тротуары в нашем районе еще сочатся. Холодно.
      Редакция внутренне живет самой полнокровной жизнью. По инициативе партбюро решили ознаменовать 35-тилетие "Правды" ( 5 мая) организацией юбилейной выставки, которая затем превратится в кабинет истории "Правды", а затем - в музей "правды" и музей большевистской печати. Создана комиссия партбюро под председательством Поспелова.
      Предполагается обширнейшая работа: собирание всех документов за 35 лет, реликвий, фотографий, воспоминаний старых правдистов, наиболее интересных оригиналов, комплектов и т.д. На первых порах порах, к 5 мая, решили организовать выставку в конференцзале 5-го этажа. Председателем Блисковский. Мне поручен раздел (1.5 стенда) - Отечественной войны. Сегодня собираю совещание военных корр-тов, чтобы подсказали - как интереснее сделать это и какие экспонаты нужны. Это должно быть совещание "выдумщиков".
      Параллельно бурлит и учебная жизнь. По средам читаются лекции семинара публицистики, по вторникам - лекции по психологии.
      Позавчера были в Доме Актера на творческом вечере артиста театра Вахтангова - В.Г. Кольцова. Были показаны отрывки из "Фронта", "Дороги победителей", Чеховского "Предложения", "Егора Булычева". Участвовали М.С. Державин, Мансурова, Астангов, Блажина и др. Очень хорошо.
      После спектакля встретились с Рубеном Симоновым - художественным руководителем театра.
      - Мы сразу были сегодня на двух веерах - сказал я., - творческий вечер Кольцова и творческий вечер Державина. Он отлично участвовал во всех сценах.
      - Да, талантливейшие актеры, - сказал Симонов. - Они выросли у меня на глазах, и я просто любуюсь на них. Когда вы к нам?