Дневники 1932-1947 гг

      - Как позовете.
      - Вы этого спектакля не видели? Советую. Но приезжайте быстрее, а то я сам уеду в Армению.
      Внизу, в подъезде, я увидел Державина. Месяца два назад вахтанговцы были у нас в доме культуры с показом для журналистов "Правды". Тогда, за сценой, за рюмкой (как раз в это время был оглашен по радио Указ об их награждении в связи с 20 или 25-тилетием). Мы долго с ним говорили. Он жаловался мне на скудость нового репертуара и рассказал между прочим о своей работе над образом советского генерала.
      - Меня не удовлетворяло то, что я видел на сцене других театров. Не совсем устраивало и то, что я видел в жизни. После долгих поисков я создал свой тип. И. знаете, ко мне после спектакля нередко заходили генералы и говорили: "Вот такими мы и должны быть! Спасибо!"
      Занятно и необычно: не театр черпает у жизни, а жизнь равняется по образу, созданному театром.
      Я поздравил Державина с отличным вечером Кольцова и его собственного.
      - Да, много пришлось поработать, - сказал он, - знаете, это труднее, чем полностью сыграть один спектакль. Надо не только быстро разгримироваться и загримироваться, но и внутренне перестроиться. Зритель-то артист! Да, кроме того, не просто играть, а подыгрывать товарищу! А завтра с утра снова на репетицию. Готовим "Русский вопрос" Симонова. Я играю Мерфи. Приходите смотреть запросто: я хочу посоветоваться.
      Наконец-то решился, вроде, вопрос о переиздании "Вершины мира". Включена в план "Молодой гвардии". Сегодня буду писать заявку на договор. Надо будет не просто переиздать, а заново переделать книжку, показав весь объем нашего наступления на север, наиболее значительные походы и довести до сего дня.
      Задумал также книжку "У последних параллелей" -цикл очерков из трех экспедиций "Садко", полюс и вывод "Седова". Предположительно 15 печатных листов. Хочу предложить издательству "Главсевморпути".
      А после этого надо сесть за книжку "Они говорили..." Первую прикидку сделал. Должно получиться интересно. Надо будет посоветоваться с Поспеловым, Морозовым, а м.б. Александровым и Ждановым.
      Вообще, хорошо бы в ближайшие 3-5 лет реализовать эту программу и дать еще книжку "Летные встречи". Тогда на покое можно будет засесть и за "Встречи журналиста". Это должно быть итогом моей журналистской деятельности. Задумал я ее лет 15 назад. В дальнем плане - за все годы газетного творчества. Может получиться интересно. Однако, размечтался, пане!
      18 апреля.
      Сиволобов поздравил меня с тем, что я уже "законнорожденный". 12 апреля секретариат ЦК утвердил меня зав. отделом информации. Получена выписка за подписью Жданова. Такие же выписки получены на Гершберга и Объедкова, Романчикова, Шишмарева.
      Принято решение Политбюро о переводе "Правды" на непрерывный выход. Итак - снова! В ближайший понедельник уже работаем.
      Позавчера был на читке новой пьесы в клубе Осоавиахима. Читал поэт Вершинин. Пьеса о Чкалове. В стихах. Мне звонил Байдук и очень просил послушать: считает большой удачей. Автор был у меня несколько дней назад, говорил о своей работе (работал 6 лет), об идее - внутренний дружеский конфликт между ясной волей Сталина и неорганизованной стихией Чкалова. Говорил, что очень понравилось Ольге Чкаловой, и она, мол, обещала продвинуть ее ("а она, знаете, бывала у т.Сталина на даче в день именин") и т.д.
      Я пошел на читку. Был Байдук, сказал вступительное слово, но говорил не о пьесе, а о Чкалове. Был Микулин, Чкалова. Пьеса мне не понравилась. Тоже сказал открыто автору Микулин.
      - Сталин у вас непрерывно говорит. И говорит напыщенно. Это неправильно. Мне приходилось много раз бывать у Сталина. Он всегда очень немногословен. И говорит очень просто. Но скажет немного, всего несколько слов, но они сразу по-новому освещают вопрос. Вот мне недавно рассказывал Черкасов о своей встрече. Он был там с женой. Ужинали. Сталин говорил очень немного, хотя и в домашней обстановке. Но эти несколько слов, которые он сказал, были для Черкасова откровением. А у вас все на так. И Чкалов -не такой - сплошной оратор. И пьесы нет, один разговор.
      Чкалова тоже была обескуражена и спрашивала меня - участвовать ли ей в обсуждении. Я посоветовал не выступать.
      24 апреля.
      Все заняты выставкой к 5 мая. Я лично загружен по горло. Ребята охотно таскают мне фотоснимки, интересные документы и проч.
      К юбилею Сенька выпускает "Правдист" на 36-ти полосах! Я написал вчера туда подвал - полосу о сопроводительных письмах военкоров - по их личным запискам ко мне. Получилось занятно. Назвал - "При сем препровождается..." В числе других привожу одно письмо из партизанского отряда Ковпака от некоего Филиппа Рудя, который писал, что с удовольствием будет сообщать обо всем интересном, "если позволит время и связь". Но где он, что с ним? Позвонил Вершигоре.
      - Рудь? Как же, знаю. Он был политруком 2-ой роты. Отличный человек! Он раньше, кажется, работал в Черниговской газете и был корреспондентом "Правды Украины" до войны. И рота была хорошая, и он сам молодец. Жаль, погиб. Осенью 1942 года. Был жаркий бой, убили командира роты, он принял командование и тоже погиб.
      Он долго и тепло рассказывал о нем.
      - А не сохранилось ли у вас каких-нибудь документов, связанных с темой - "Правда" в тылу врага?
      - Вряд ли. По-моему, нет. Тогда же мы никак не думали, что вы нам сейчас позвоните. Но вообще я должен вам сказать, что настоящая ценность газеты познается только там. Здесь газету читают два-три человека и часто не читают, а просматривают. Там читают 300-500 человек каждый номер, читают все, даже телефоны редакции. Лично мне "Правда" спасла жизнь. Я очень хорошо помню этот номер - от 12 июня 1942 года. Меня сбросили в тыл для диверсионной работы. С радиостанцией. Ну, попал в расположение партизан. "А, шпион, и рация - немецкая". Рация была правда с английскими обозначениями, но тогда в отрядах еще не было людей, понимавших эту разницу. Сколько не доказывал - ни капли толку. Повели расстреливать. Перед расстрелом стали обыскивать и нашли в кармане этот номер "Правды" - я утром читал в штабе фронта перед отлетом и машинально сунул в карман. Я сразу уцепился: "Какой же я шпион, какой немец, если "Правда" за вчерашний день у меня в кармане?" "Ну, мол, еще посмотрим, что за "Правда" и что там написано". Ух, думаю, все-таки два часа выиграл. Ну, а где два часа - там и два года. Так и спасся.
      Уже три дня стоят ясные солнечные дни. Теплынь. Днем ходим в костюмах. Но сегодня жестоко простыл.
      Сегодня закончилась конференция министров иностранных дел в Москве. Результаты, вроде, скудные. Интересно, какое будет общее коммюнике. Яша Гольденберг говорит:
      - Если осенью будет хороший у нас урожай - они будут гораздо сговорчивее. А если у них разразится или приблизится кризис - будут на задних лапках служить.
      25 апреля.
      Позвонил сегодня Валентин Аккуратов.
      - Здравствуй! Вчера прилетел. Есть интересные новости. Нашли остров.
      - Где?
      - В 600-700 км. от Врангеля. Мы возвращались с разведки. Шли на одном моторе. Заметили остров в самом неподходящем месте - по всем старым представлениям - глубины, бассейн.
      - Координаты?
      - 76°10' и 173° западной.
      - Размеры?
      - Примерно 30 км. на 25 км. Покрыт ледниковым щитом. Отчетливо видна замерзшая речка. Высота его небольшая, на глаз - метров 50, ровный низкий.
      - С какой высоты видели?
      - С 2500. Ниже опуститься не могли - один мотор, боялись. Но все члены экипажа видели отчетливо.
      - С кем летел?
      - С Крузе.
      - А, может, это - паковое поле?
      - Непохоже. Вокруг виден припай, паковые поля. Да и характер не льда, мы уже знаем ведь лед всякий. Дает тени.
      - Когда это было?
      - 19 марта. Мы вернулись на Врангель, сели. Потом получили мотор и пошли на Москву. Сейчас снова собираемся туда лететь. Задание - сесть.
      - Давай уговоримся: прилетаете, подымаете флаг и даете оттуда мне радиограмму. Тогда и дадим в печать.
      - О-Кей!
      Занятно очень. И местечко хорошее - на стыке с американской зоной. Удобно. А сколько еще может быть земель в Арктике!
      Сейчас, наконец, снова берутся за нее. Вызывали Афанасьева, дали инструкции.
      Впрочем, писать не пришлось в газету ничего - острова там не оказалось. Очевидно, они приняли за остров большую льдину.
      4 мая.
      Все майские дни работал. 1-го давал в номер полторы полосы, второго тоже. Да еще возился все время с организацией выставки к 5 мая.
      Ночью с 30 апреля на 1 мая меня вызвал Поспелов и спросил:
      - Как сыграли наши баскетболисты в Праге?
      В Праге шли баскетбольные соревнования на первенство Европы. Участвовало 14 стран. Мы к этому времени сыграли 2 игры - с Венгрией и Болгарией, обе встречи выиграли. Но особого интереса редакция к этому не проявляла: мы с трудом впихивали по 5 строк. Последнюю заметку дали, кажется, 29-го.
      Оказалось, что звонил Маленков, звонил из кабинета Хозяина, сказал, что вот позавчера напечатали и больше не информируете читателя.
      Я начал узнавать: никто в Москве еще не знал результатов. Спешно заказали Прагу. Удалось получить быстро. Оказалось, что выиграли снова. Дали строк 50. Поспелов немедля продиктовал через Поскребышева записку Маленкову. Наши выиграли первенство Европы.
      7-го - День Радио. Сегодня звонил мне министр связи К.С. Сергейчук. Предложил свою статью, спросил - нельзя ли дать передовую.
      Я поехал к Сергею Лапину, зампреду Всесоюзного Радиокомитета консультироваться к передовой. Разговор перепрыгивал с одного на другое, шел откровенно и непринужденно.
      - Интересное дело, - говорил он..  - Я ведь всю жизнь был газетчиком, а когда по окончании ВПШ меня направили сюда - я был внутренне недоволен. А сейчас очень увлекся, нельзя этим не увлечься. Недостатки? Мало у нас станций на длинных и средних волнах, а на коротких - там почти никто не слушает. Типичный массовый заграничный приемник не имеет коротковолнового диапазона, это, по большей части, роскошный ящик, а внутри 2-3 лампы. У нас же вообще мало приемников, а существующие - малодоступны. Недавно Совет Министров обсуждал цены на приемники и забраковал. У нас нет доступного, народного приемника.
      Мы увлекались проволочной трансляцией. Она очень несовершенна, срезает и искажает высокие тона, а заменить пока нечем. Да, кроме того, сеть мала у нас радиофицировано всего лишь 2 процента колхозов. Это - капля. Вещаем на 70-ти языках народов СССР и 33 иностранных.
      Много он говорил о новом способе записи: магнитофоне. Это немецкая и очень совершенная система: точнейшее звучание, дешево, быстро, можно править звук, выбрасывать, устранять кашель, заикание и т.д. Показал мне ленту: узенькая полоска, матерчатого вида, серо-коричневатая.
      Рассказал о Хозяине любопытные вещи. Он очень внимательно относится к вещанию, часто слушает.
      - Мы знаем совершенно точно, что он любит. Он превосходно разбирается в музыке. К примеру, как-то нам позвонили и сказали, что он просит поставить "Полонез" Шопена в исполнении оркестра п/у Голованова. Поставили. Новый звонок: тот же "Полонез" в исполнении оркестра п/у Орлова. Поставили. И начались сердитые звонки слушателей: что у вас там не смотрят, одну и ту же пластинку ставите два раза подряд!
      - А какой приемник у него?
      - Дома - не знаю, а в кабинете - тарелка.
      - То есть?
      - Обыкновенный репродуктор сети. Да-да! Иногда нам заказывают целый концерт. Как-то ночью, часиков в 11 нам позвонили и сказали, что на даче гости, и просят дать концерт. Заказывали - и мы ставили. Самое трудное было заполнить паузы. Концерт длился часа два. Потом нам позвонили от его имени и благодарили. Иногда мы посылаем запись на пленку или пластинки домой. Посылали в дорогу в Берлин. И всегда нам аккуратным образом возвращает.
      - Почему вы рано кончаете передачи? - спросил я.
      - Не рано, а в 2 часа. Правда, сеть кончает в час. Это тоже имеет свою историю. Раньше у нас сеть кончала в полночь. Однажды, это было, кажется, в 1941 году, позвонили от него и сказали, что он просит - нельзя ли кончать в 3. Так и сделали. Посыпались звонки и письменные проклятия от москвичей. Оказывается, многие не выключали на ночь радио, чтобы слышать воздушную тревогу или вставать на работу. А как отменить? И вот однажды в кулуарах, как раз перед выступлением Хозяина, за три-четыре минуты до начала, Пузин (председатель радиокомитета) стоял с Поскребышевым и объяснял ему это. Хозяин услышал и обернулся.
      - Чем вы недовольны? - спросил он.
      - Да вот, мы сейчас даем программы до 3 ч. ночи. Москвичи жалуются, что мешает спать.
      - А как вы предлагаете?
      - До часу, двух.
      - Делайте, как знаете, - ответил он и пошел на трибуну.
      Я рассказал, как Маленков интересовался баскетболом.
      - У нас был подобный случай, - ответил Лапин.  - Правда, до войны. Шел футбольный матч. Велась передача, как часто делается, со второго тайма. Позвонили от Хозяина и сказали, что он просит, чтобы комментатор рассказал, что было в первом тайме, и как он протекал. Созвонились с Синявским на "Динамо", и он успел перестроиться.
      11 мая.
      Стоят чудные дни: тепло, солнце. Сегодня я в первый раз за время с перехода на непрерывный выход - выходной. Очень много работы было с первомайскими днями, потом с выставкой по истории газеты. Открыли ее 8 мая. Вступительную речь произнес Поспелов. Потом выступал Креславский (секретарь партбюро) и огласил постановление партбюро, отмечающее активное и добросовестное выполнение этого задания группой товарищей, в т.ч. назвал и мою фамилию. Затем он огласил постановление редколлегии о премировании организаторов выставки и художников.
      Вечером 8 мая состоялся торжественный вечер, посвященный 35-тилетию "Правды". Выступал Поспелов, затем был роскошный концерт. Я почти не был, т.к. писал передовую о Дне Победы. Зашел в зал, когда он уже кончался. Потом сидели с артистами за столом. Были Барсова, Михайлов, Иванов, Марецкая. Наши "башиловские" (с ул. Ст. Башиловка - С.Р.) жены стали требовать, чтобы спела Зина. Она страшно смутилась. И сколько маститые не настаивали - не стала.
      Барсова в концерте разливалась ручьем и бисировала сколько угодно.
      - Любопытно у вас выступать, - сказала она, когда я благодарил. Хороший народ.
      Алексей Иванов приехал после "Риголетто" очень усталый, но пел и сидел долго.
      - Вы -совсем правдист, - пошутил я.
      - А в штат зачислите - перестану ездить, - ответил он.  - Я ведь так всегда в доверие втираюсь.
      20 мая.
      В субботу был у нас Борис Горбатов. Он сидел весь вечер, уехал поздно ночью, сидел взволнованный и горячий, толстый, похожий на японца.
      - Как работается, - спросил я его.
      - Отлично. Пока к нашему союзу писателей отношение превосходное. Только пиши!
      Я сказал ему, что переиздаю "Вершину мира".
      - Подожди, - сказал он. - Сейчас правительственная комиссия разрабатывает новые ставки и тиражи. Через 2-3 недели будет решение. Я тоже пока не подписываю договоров.
      - Когда пойдет твоя пьеса "Закон зимовки"?
      - Если бы я знал. Там нашлись полярные ортодоксы, которые никогда в Арктике не бывали, и говорят, что она неверна. А много ли театру надо - уже подслушал и струсил.
      - Когда будете нас, грешных, принимать в Союз?
      - Скоро. Там, кроме твоего, есть еще 4 заявления. Вот разом. Тут такие новости у нас!
      Он рассказал, что руководство Союза написало письмо Хозяину о своих делах - о гонораре, тиражах, жилье и проч. Неожиданно их вызвали туда: Фадеева (генсека), Симонова (зам) и Горбатова (зам и секр. партгруппы правления).
      Дело было в понедельник, 12 мая. Борис страшно волновался, чтобы не опоздать, и чтобы не было какого-нибудь недоразумения. Назначено было на 6 ч. вечера. Он приехал в бюро пропусков к 5 ч. Там выписали пропуск. Дали провожатого. Пришел он к Александру Николаевичу. Извинился, что рано. Тот засмеялся:
      - Вы можете подождать вот в той комнате.
      Большая комната, мягкая мебель. Стол, заваленный новейшими иностранными журналами, в том числе и "Лайфом" и газетами. Без 15 минут шесть приехал Фадеев. Время подходит, а Симонова нет. Они страшно нервничали. Без 10, без 5... Он появился без 2-х минут шесть. А в 5 минут седьмого А.Н.Поскребышев вышел и сказал: "Вас ждут."
      Они построились по старшинству - Фадеев, Грбатов, Симонов и вошли. За столом сидели Сталин, Молотов и Жданов. Сталин встал навстречу, с трубкой в руке, поздоровался с каждым и жестом пригласил садиться. Поздоровались и остальные. Молотов сразу сказал:
      - Мы получили ваше письмо. Прочли. Ваши предложения правильны. Надо будет составить комиссию для выработки практических мер и утвердить их. Вот вы и будете нашей комиссией.
      Это посетителей сразу ошарашило. Уж очень все неожиданно. Первым опомнился Фадеев.
      - Мы думали - будет комиссия ЦК.
      Сталин улыбнулся и ответил:
      - Вот вы и будете комиссией ЦК, нашей комиссией.
      - Мы бы хотели, - сказал Фадеев, - чтобы туда вошли государственные деятели, - и посмотрел на Жданова.
      Жданов сказал:
      - Я согласен им помочь и могу войти в комиссию.
      - Хорошо, - сказал Сталин.
      - Мы бы просили ввести и т.Мехлиса, - сказал Фадеев.
      - Мехлиса? - засмеялся Сталин.  - Да он вас зарежет. Непременно зарежет, - повторил он, смеясь.
      Фадеев объяснил, что они считают Мехлиса большим другом писателей, что он хорошо знает дела и нужды писателей.
      Сталин согласился.
      - Ну, раз просите, у нас возражений нет.
      Разговор зашел об отдельных предложениях писателей, изложенных в письме.
      - Вот, вы просите пересмотреть положение о тиражах, - сказал Сталин.  Мы ввели тогда этот закон потому, что некоторые писатели предпочитают жить на переизданиях, а ничего нового не пишут. А нам надо, чтобы писатели творили новые веди.
      Фадеев стал говорить, что они пишут, а положения о тиражах очень задевает материальные интересы писателей.
      - Ну, что же, - сказал Сталин.  - Мы не возражаем. Нам для писателей денег не жалко. Только учтите эти соображения.
      В письме писатели жаловались на налоги - их берут не как с рабочих и служащих.
      - Это надо пересмотреть, - сказал Сталин.  - Это ведь писатели, они не мыло варят, а искусство делают.
      Зашла речь о жилье. Тогда решили ввести в комиссию т.Попова, чтобы он им практически помог.
      Фадеев сказал, что они сейчас расширяют работу и поэтому просят расширить штат союза до 70 человек. Говорят, что это нельзя, сейчас везде штаты сокращают.
      - Мы сокращаем штат там, где он разбух, - сказал Сталин.  - А это организация молодая, растущая. Можно дать. Ну, какие еще вопросы? Нет?
      Хотя беседа шла очень непринужденно, но писатели решили, что уже всё, и пора уходить.
      - Тогда у меня к вам есть вопрос, - сказал Сталин.  - Над чем сейчас работают писатели?
      Фадеев начал рассказывать. Сказал о том, что во время войны накопили много материала, много мыслей, кое-что уже появилось, еще больше будет многие работают над военными темами. Вот хуже - с показом труда, людей, современных тем будней. Да и меньше знают это писатели. Надо, чтобы они больше ездили по стране, наблюдали, жизнь изучали.
      - Это правильно, - сказал Сталин.  - Но не только в поездках и командировках дело. Вот Лев Толстой никуда не ездил, а писал.
      Фадеев рассказал о других основных темах, над которыми трудятся писатели. Сталин внимательно слушал, потом сказал:
      - Все это хорошо. И, все же, нет главного. А главная задача писателей, генеральная задача - это борьба с низкопоклонством перед заграницей.
      И в течение получаса т.Сталин развивал эту мысль (между прочим, впервые он ее высказал на приеме папанинцев в 1838г). Он обрисовал исторические корни. Петр I, несмотря на то, что выл выдающимся деятелем, и многое сделал для России, но не доверял способностям русских. Он наводнил Россию немцами, отсюда пошло низкопоклонство перед немцами. Следующая волна - это начало 19 века. Русские разбили наголову Наполеона, который считался непобедимым, завоевал всю Европу, завоевать хотел весь мир. А, все-таки, пошло низкопоклонство перед французами.
      Сейчас мы разбили немцев, спасли всю цивилизацию Европы, справились с противником, перед которым трепетал весь мир. В этой войне советский человек показал, что он на три головы выше других. А, между тем, наблюдается низкопоклонство перед англосаксами. У военных этого уже нет, а среди интеллигенции - сильно развито это чувство. Вот Клюева. Сделала великое изобретение. А из-за низкопоклонства сама отдала в руки американцев, и они его присвоили. Вот вам и тема для литературы, острая, очень нужная.
      - Какая тема для пьесы! - воскликнул Симонов. (Борис говорит, что он и подумать не успел, как Симонов поставил заявочный столб)
      - Сколько тут драматических моментов, - подхватил Шолохов.
      Беседа продолжалась в очень дружелюбном духе, очень непринужденно и просто.
      Сталин спросил: "А что делает Тихонов?" Фадеев ответил, что пишет, переводит. Сталин сказал, что это очень хорошо: сильному человеку встряска полезна и он начинает лучше работать. Затем он спросил, над чем работает Ванда Василевская? Фадеев ответил.
      - А вам нравятся ее последние вещи? - поинтересовался Сталин.
      Фадеев ответил, что не очень.
      - А мне нравятся, - сказал Сталин, но таким тоном, что они почувствовали, что он просто высказывает свое личное мнение.
      - Ну, какие еще вопросы? - опять спросил Сталин.
      Симонов попросил увеличить объем "Нового Мира". Сталин сказал, что бумаги не жалко, но есть ли в журнале хорошие вещи. Вообще, журналы за последнее время стали лучше. Симонов заявил, что есть и он, как редактор, обещает улучшить журнал. Сталин согласился увеличить объем.
      Фадеев сказал, что в Союзе есть еврейская секция. Есть отделения в Киеве, Минске. А журнала нет, был до войны, а сейчас нет. И сейчас еврейским писателям негде печататься.
      - А почему не пишут на русском языке? - задал вопрос Сталин.
      Фадеев ответил, что большинство еврейских писателей пишут на русском. Но есть старики писатели - Перец Маркиш, Фефер - которые пишут на еврейском.
      - Это правильно, - сказал Сталин.  - Им надо печататься. Но для журнала не хватит вещей. А надо выпускать альманах - пусть там печатают свои произведения. (Борис говорит, что еврейские писатели после этого известия прямо ликуют).
      На этом беседа закончилась. Продолжалась она 1 час 10 минут.
      27 мая.
      Встретил в Кремлевке Б.И. Россинского.
      - Ты зачем сюда? Больше дела - и врачи не нужны. Я всем интересуюсь, даже астрономией и медициной. Поэтому - и к врачам не обращался. И ты не ходи.
      Вышел из поликлиники и на стоянке столкнулся с Кокки, Ильюшиным, и бывшими с ними Максимом Максимовичем Литвиновым и Яковом Захаровичем Сурицем (наш полпред в Бразилии). Все в штатском. Ильюшин, кажется, еще ниже, чем обычно, дипломаты - седые, пожалуй, даже важные. Поздоровались.
      - Ты что нас забыл совсем, - попенял Ильюшин.
      - Да вот все хочу посмотреть твою новую машину.
      - Едем сейчас, - предложил он.  - Немедля. Садись с Володей.
      Поехали. Володя за рулем своего "Бьюика", Ильюшин ведет свою машину, с ним же дипломаты. Володя гонит - "надо чехлы снять с кресел, пока старики тянутся". От Кремлевки до аэродрома - за 5 минут! Шофер он чудесный, расчет точнейший, реакция мгновенная. На спидометре - 80-100. Обгоняет впритык. На баранке - одна рука. У переезда к ул. Расковой внезапно выскочил и завернул грузовик. Я думал - в машину. Володя так спокойно про себя говорит: "Ну, и куда? Сюда что ли?" - и на всем скаку свернул вправо по бровке тротуара.
      - Да, знаешь, - сказал он между прочим, - Я позавчера горел на этом хреновом "Забеле". Летим, вдруг Павел (брат) говорит: "Горим!" "Где?" (Он рассказывает так, как будто в полет просто из любопытства поинтересовался где горит. Впрочем, он настолько спокоен и привычен в воздухе, что психологически, видимо, так и было). Смотрю - из правого мотора так и хлещет пламя. Ну, начали тушить пожар - раз горит, надо потушить. Погасили в воздухе, а мотор-то не хочет работать. И так его, и сяк - нет. Плюхнулись в Саранске.
      - Никуда сегодня не летишь?
      - Да особенно и некуда. Сегодня пару полетов сделаю, а вот завтра надо смотаться в Астрахань на денек.
      Приехали. В стороне от кольцевой дорожки, на площадке у ангара стоит громадная четырехмоторная машина - "Ил-18". Это и есть - оно. Я помню, как зимой прошлого года я ночью как-то ехал от Кокки и у Академии нам перегородил дорогу фюзеляж - его везли на аэродром. Он был в два раза шире шоссе, и мой шофер все уверял меня, что это дирижабль. Так он и выглядел действительно.
      Светлозолотистая металлическая обшивка. Могучие моторы (Швецова, по 200 л.с., новые. "Ресурс у них маловат - 25 часов, я из них выжал 40, хорошие, не хуже американских", - говорит Володя.)
      Высокие, убирающиеся ноги, далеко выдающаяся летная рубка.
      По высокой стремянке ( на 2 этажа) влезли в пилотский отсек, так как у двери в пассажирскую кабину работали. Вскоре приехали и дипломаты. Кабина театральный зал. 66 мест. По 5 кресел в ряд и бесконечные ряды. Кресла удобные, откидные, с движущимися подголовниками. Трубки люминесцирующего света вдоль бортов и плоские тюльпаны в центре. Трубы кондиционного воздуха. Полки для ручных вещей, карманы на креслах для мелочи. Багаж - в пузо машины. Три уборных. Буфет. Просторно, воздуха - полно. Обогрев. Ковры на полу. Приятная обшивка. Радиола. Светящиеся указатели. Громкоговоритель от пилота.
      Две радиостанции (рубка между пассажирами и пилотом). С особым удовольствием Кокки показал мне пилотскую рубку. Великолепный обзор. Два управления. Автопилот. Телефон.
      - Да ты сядь, погляди, как удобно.
      Я сел в кресло и сразу захотелось нажать педали и подвигать рычажки. Приборов, ручек, стрелок - без числа.
      - И ты их все знаешь? - пошутил я.  - Какой ты умный!
      - А ты думал?!
      Все сделано культурно, чистенько, аккуратно.
      - Можно с такой машиной выходить в люди? - спросил я Литвинова.
      - Не стыдно куда угодно прилететь, - ответил он.  - Тут мы догнали Америку.
      Ильюшин рассказал, что у него разработано 4 варианта этого самолета: на 66 мест, спальный - на дальние расстояния - на 32 места, салон и еще какой-то, кажется, на 12 мест.
      - Высота? - спросил Суриц.
      - 10 000 метров. Кабина герметичная. Но, на всякий случай, будет и индивидуальное кислородное питание - баллоны под креслом.
      - Скорость?
      - рейсовая - 400км/ч. На высоте 300- 450км/ч. На 7500 (после того, как поставят нагнетатели) - 500 км/ч. Владимир Константинович ходил в Ленинград и обратно за 3 часа. Вот думаем поставить ее на линию Москва - Сочи. Путь туда займет 3.5 часа, а сейчас на "Дугласе"- 5 ч. 50 минут.
      - Добавьте к этому, - сказал Кокки, - что она дешевле летает, чем "Дуглас", берет на человека меньше бензина. Спокойнее в полете. В Аэрофлоте стонут: дайте нам ее скорее на Ленинград, и мы снизим цену до железнодорожного билета.
      - Радиус с полной нагрузкой? - спросил я.
      - 3000 км.
      - То есть: все средние расстояния?
      - Вполне, - улыбнулся Кокки.
      Суриц только что прилетел из Бразилии. Он летел через океан на одном самолете (кажется, "Консолидейтед"), через Европу до Хельсинки - на другом, и оттуда - на третьем - на "Дугласе". Он говорит, что "Ил-18" вполне с ними равняется и даже лучше.
      Обратно повез меня Ильюшин. Ехали вместе с дипломатами. Ильюшин сказал, что хочет написать об этом самолете сам в "Правду". Я одобрил, он обещал в ближайшие дни завести к Поспелову статью. Суриц расспрашивал меня что стоит посмотреть в театрах. Я порекомендовал "Глубокие корни" у Вахтангова и "Русский вопрос" Симонова.
      - Я читал пьесу. Она очень плакатная, там нет драматургического элемента, действия, - сказал он. - Хотя очень жизненна. Вот и в Бразилии сколько угодно таких жуков.
      Я сказал, что приезжают грузины.
      - А Хорава тоже? - спросил он.  - Вот бы посмотреть его в "Отелло".
      Рассказал я ми, как были недавно у нас англичане-журналисты. После осмотра редакции они вежливо спросили:
      - Есть ли в редакции Красный уголок?
      - Есть, - ответил Сиволобов и повел их в Дом Культуры. Они обалдели.
      Дипломаты смеялись от души.
      28 мая.
      Сегодня позвонил генеральному прокурору СССР Горшенину.
      - Ну, как вам передовая?
      - Большое спасибо за нее. Лучшая из всех передовых сегодняшних газет. Особенно ценно то, что она спускает юбиляров на землю, конкретно указывает на задачи. Я приказал всюду ее проработать.
      А я маялся вчера - что писать?!
      Был сегодня у меня художник Кручина. Он задумал написать серию рисунков о Сталине - "Творец победы". Несколько принес с собой. Сам маленький, подвижный, худой, с острым лицом, седоват, в форме капитана. Рисунки мне понравились. В числе других - рисунок: Сталин в метро с детьми и женщинами, укрывающимися от воздушных налетов. Маленькая девочка прильнула к нему и обняла его, кругом - топчаны, женщины, спящие дети.
      - А был такой факт? - спросил я.
      - Да, мне рассказывал об этом Новиков, директор метро. В ночь с 5 на 6 ноября 1941 года Сталин приехал на ст. Маяковская. Сначала он остановился в начале зала, посмотрел, потом пошел по залу. В первые минуты его не узнали, затем кинулись к нему.
      Другой рисунок: Сталине в госпитале сидит у постели раненого, положил на него руку. С соседней койки приподнимается боец, кругом сестры.
      - А такой факт был?
      - Да. Когда Еременко лежал раненый в госпитале (это было, видимо, летом 1941 г., если не ошибаюсь в датах, когда летчик Таран вывез раненого Еременко из окружения - Л.Б.), Сталин навестил его и обошел другие залы, беседовал с ранеными.
      Я посоветовал ему написать письмо о своих планах Ворошилову. На том и порешили.
      27 июля.
      Ого, какой перерыв. И как-то сразу не придумаешь и не вспомнишь, о чем надо записать.
      В последнее время много работаем. Месяц назад звонил Хозяин и сказал: поменьше занимайтесь экономикой, побольше политикой. Разговор был часа в 4 утра, в ту же ночь перестроили газету, и пошло в тот номер полторы полосы информации. Вновь вынесли "По Советскому Союзу" на первую полосу, и так - до сих пор. Идет в среднем около полосы в день, иногда больше. Серьезных экономических и с/х материалов редакция избегает.