Любопытно: в Воронеже нет почти совсем милиционеров-мужчин. Вместо них - девушки. Отлично регулируют, вежливы, но неимоверно много свистят. Лица у большинства - интеллигентные.
      Возвращаясь из дансинга в гостиницу, услышали около 11 ч. вечера радио-доклад о последних соглашениях СССР с США и Англией. Я высказал предположение, что это - речь Молотова. Одначе - не знали. Уснули.
      Утром 19 июня на домах красные флаги. Почему?
      19 июня.
      Оказалось флаги - по случаю сессии Верховного Совета СССР, ратифицировавшей международные соглашения. И вчерашняя передача действительно доклад Молотова.
      Встретил Брауна - старшего батальонного комиссара, редактора фронтового радиовещания. Говорит, что положение наше улучшилось и настроение хорошее. Немы заняли Бел. Колодезь и там их остановили.
      Вот гады - пролезли-таки к ж.д.!
      Вечером Боде уехала на фронт.
      20 июня.
      Вчера веером говорил по телефону с Лазаревым. Предлагает мне выехать в Москву. Я выдвинул идею поехать на южный фронт. Он считает, что надо возвращаться, но решил посоветоваться с Поспеловым.
      Сегодня утром в столовой ДКА встретил двух летчиков - из полка пикировщиков, в котором мы были в конце мая. Полк погорел, осталось два экипажа. Остальные погибли в полетах. Какие были ребята!
      Командует полком сейчас майор Якобсон (раньше - помощник командира). Бывший командир - полковник Егоров, сибиряк - назначен командиром дивизии.
      Вечером видел полкового комиссара Баева, начальника отдела кадров ГлавПУРККА. Он сообщил, что Мехлис снят и разжалован приказом наркома в корпусного комиссара (видимо - за Керчь). Начальником Глав ПУР назначен Щербаков. Отсюда - усиление агитационной работы. Баев приехал подбирать кадры агитаторов. В отделе агитации создан Совет, в который вошли цвет партии, в т.ч. Ярославский, Поспелов и другие.
      Днем видел Безыменского. Приехал с Брянского фронта. Скучный. Матерно рубал Союз писателей и Фадеева. "Пишешь что-нибудь?" "Ничего путного..." Съел он бутерброд с икрой у нашего воронежского собкора Жуковина и написал ему стихотворное извинение-послание.
      Реут сегодня ночью уезжает в Москву, Куприна отправляю на КП.
      21 июня.
      День тихий. Бездельничали. В сводке появились "бои с наступающим противником на одном из участков Харьковского направления". Где бы это могло быть?
      Днем зашел писатель Славин с женой. Он - скучный, спецкор "Известий" на Брянском фронте.
      - Пишите?
      - Да, должен закончить пьесу. Идет медленно.
      Она - артистка, художественный руководитель женской бригады Всероссийского театрального общества. Говорит о ней без всякого энтузиазма, спрашивает, как пролезть в Москву и где достать очищенную водку. Бригада выступает в частях.
      Вечером пошли в летний театр ДКА. Смотрели "Богдан Хмельницкий" в исполнении театра им. Шевченко (Харьковский). Хорошо! Декорации - убогие, на гривенник. Играют здорово, чувствуются традиции, школа. Народу - полно. В парке - девушки, ищущие командиров с пайком.
      22 июня.
      Харьковский участок из сводки исчез. Зато вечерняя сводка за 21 сообщила, что ценой огромных жертв немцам удалось вклиниться в нашу севастопольскую оборону. Очень погано!
      Англичане сдали Тобрук! Вот так так...
      Вечером были у Безыменского Он уехал обратно к себе на Брянский фронт.
      Оттуда зашли к Славину. Там нас напоили отличным крепким чаем. Благодать!
      Увидели у него настольную зажигалку, сделанную из электро-патрона. Элетро-бензиновая. Жена его сказал, что оные делает какой-то учитель физики. Пошли к нему гуртом.
      Прелюбопытнейшая фигура. Зовут его Константин Фирсович. На вид 35-40 лет, худощав, худоват, круглые очки (не роговые), курчавые, спадающие на лоб черные волосы, вышитая украинская рубашка. На самом деле - 50 лет. Живет во дворе музыкальной школы, над гаражом, две комнатки и кухня. Чисто. В его комнатке - много проводки, пара столов, заваленных инструментами, кусками проводов, в углу - станочки. На стенах - семейные фото, портреты композиторов. Он кончил когда-то физмат Московского университета (тогда еще "императорского"), был долгие годы преподавателем физики и математики, но последние 4 года преподает музыку в муз. школе. А сейчас - делает зажигалки.
      Разговорились. Оказывается, был летчиком в империалистическую войну. В 1920 г. на польском фронте на "Фармане" потерпел аварию. Падал с 1500 м. Упал, поломал в нескольких местах череп, все ребра на правой стороне, все зубы, оба бедра. Очнулся на шестом месяце. Нажил эпилепсию. Ходил на костылях 8 лет, оставлял их только за сохой - жил на хуторе на Украине. Выжил, выздоровел ("хотя и не лечился я"). Организм крепкий. "До сих пор не знаю, что такое теплое пальто, шапка, калоши".
      Месяцев 7 назад, когда была угроза Воронежу, подал заявление в военкомат - предложили в морскую авиацию (на связь, санитарную). Дал согласие, потом отказался ("не знаю моря и морской авиации"). Через месяц вызвали - предложили в санитарную. Согласен. Послали на медкомиссию: полная браковка. Комиссар говорит: "ничего, сделаем - пошлем на свою комиссию" и позвонил председателю по телефону: "окажите товарищу содействие". Но и те вынуждены были подтвердить бракованный скелет.
      Занялся по-прежнему музыкой и новой отраслью - зажигалками. Последними не столько из-за денег, сколько для отвлечения мыслей, чтобы не думать. Дело в том, что у него трое детей - все комсомольцы. Сын, дочь - лет 20-22 и дочь 15 лет. Сына 8 месяцев назад взяли в армию и вот он попал в окружение и пропал без вести. Семь месяцев ничего не известно. Горюет, тоскует, не спит ночью. "Начал смиряться с мыслью, что он погиб". Старшая дочь замужем за чекистом и живет в Коротояке (он был там уполномоченным НКВД, а сейчас переброшен на фронт, она осталась в селе), младшая учится. К среде (послезавтра) сделает и нам по 2 зажигалки.
      Сегодня утром дважды палили зенитки. Мы спали, не слышали.
      23 июня.
      Харьковского направления в сводке нет. Вечером, вернее ночью, зашел Славин с женой. Посидели, выпил водки. Зашел разговор о литературе. Славин ругал Ставского, Вишенцева за безграмотность и прозаические вирши. Зашел разговор о том, что будет делать литература после войны, как сумеет отразить те катаклизмы, которые произошли в характере народа, моральных устоях и пр. Я высказывал мнение, что сейчас мы показываем только действия людей, но не даем их облика психологического. Он согласился.
      Договорились оба о том, что читатель страшно истосковался по лирике. Отсюда тяга и огромный успех стих. Симонова "Жди меня", повести Панферова "Своими глазами" и пр. немногих вещей.
      Сказал Славин о своем любопытном разговоре с генералом Игнатьевым (автором "50 лет в строю"). Генерал сказал: "Самые храбрые люди журналисты".
      - Почему?!
      - А они все время возвращаются на фронт. Это - самое страшное.
      И верно замечено.
      24 июня.
      Вечером были в театре им. Шевченко. Смотрели пьесу "Талант" украинского классика Старицкого. Отлично. Ночью приехал с КП Ляхт. Сидели до 3-х, разговаривали. Два-три дня назад мы предполагали начать наступление. Немцы опередили. Бои идут по данным на 22 июня за Белым Колодезем (он у немцев), на подступах к Ольховатке, в 38 км. от Валуек. Основная сила - авиация. заменяющая даже арт. подготовку и танки. Пехота наша держит слабо. Отлично показала себя вся танковая бригада Еременко, в которой мы были 9-10 июня. Она сдержала натиск на Валуйки. Валуйки все время бомбят, сильно разрушена Россошь: пострадало 300 домов. На фронт идут большие пополнения, особенно техники, в т.ч. американской и английской.
      Сегодня (во вчерашней вечерней) сводке говорится: "..на Харьковском направлении наши войска вели бои с наступающим противником. Наши войска несколько отошли на новые позиции". Такая формулировка по Харьковскому направлению. За последние полтора месяца - впервые. Тревожно!
      Редакция предложила мне задержаться на ЮЗФ на некоторое время, усилить информацию о боях. Это понятно: сейчас на всем фронте только два активных участка: Севастополь и тут. Думаю послезавтра выехать на КП.
      Вот только узнать где он: не переехал ли?
      Гриша Ляхт привез мне с КП 10-12 писем. Читаю весь вечер. Тут и от Зины, и от Славки ("папа, сколько немцев ты укокошил?") и от Абрама, и деловые. Сейчас буду продолжать чтение.
      28 июня.
      В ночь на сегодня немцы устроили полный концерт. Еще в ночь на вчера, часиков в 11 вечера они прощупывали оборону Воронежа. Объявили тревогу, постреляли. Мы не вышли из номера, сидели, банковали.
      Вчера, в 10:20 вновь начали строчить зенитки. Круто. Я сидел дома один, ребята ушли в город. Писал о танкистах ("Единоборство"). Стрельба усилилась. Вышел в фойе, сидит старик книжник. Купил у него "Одиссею" в переводе Жуковского. Пришел обратно. Стучат. Повинуясь какому-то предчувствию, сложил бумаги со стола, убрал зажигалки в шкаф и уложил чемодан. Потом вышел в коридор. Полно народу, все пережидают. Слышно, как где-то кладут бомбы.
      В коридоре увидел режиссера театра им. Шевченко Шарлотту Моисеевну Варшовер. В халате. Предложил ей спуститься вниз, в вестибюль. "Я должна взять сумку". Зашли к ней в номер. Окно открыто. Подошли. Ночь лунная, чистая. Вблизи виден пожар. Вдруг - свист, присели, квартала за полтора взрыв. Фонтан искр и пламени.
      - В коридор!
      Снова свист. Мы вниз. Она поискала уголок потемнее (из-за халата), сели на вешалки в гардеробе у окон. Я закурил. Снова свист, взрыв. Вскочили, кинулись к колоннам. В тот же миг раздался страшный взрыв, повылетали все стекла и двери, погас свет, здание заходило ходуном. Это бомба легла у тротуара гостиницы, как раз у окон моего номера.
      Режиссер мой присела, голову опустила до земли и закрыла лицо руками. И страшно и смешно.
      Прислушиваюсь - взрыв чуть дальше. Значит, пронесло. Народ голосит, крики, разом все рванулись в бомбоукрытие. У улицы уже бежали: помогите, где санитары - погибает раненый. Не шелохнутся - испугались. Я и еще несколько человек вышли. Взрывом оторвало ногу постовому милиционеру. Мы взяли его, подняли, внесли в подъезд, он без сознания. Одна женщина разорвала свое белое платье, перевязала, но не помогло. Через полчаса он умер.
      Зенитки продолжали стрелять валом. Строчили пулеметы - шли низко. Канонада сливалась порой в один гул. Неподалеку от нас полыхали три пожара. В вестибюле не осталось никого. Нашел бомбоубежище. Битком. Темно. Окликнул Ляхта, Устинова. Их нет. Откликнулась Варшовер. Протиснулся к ней, встал у стенки. Так пробыли до 2-х часов ночи. Зенитки продолжали бахать. Слышались и взрывы.
      Мы разговорились. Оказалось, что Варшовер - жена Корнейчука (умолчала только о том, что он ныне женился на Ванде Василевской). Рассказала забавную историю, как она зимой попала в Уфу, застряла. А надо было ей двигаться к семье в Семипалатинск. В нее влюбился какой-то железнодорожный начальник, занимавшийся трофейным имуществом. Он решил отправить ее в трофейном вагоне с трофейным паровозом. Неожиданно Москва потребовала трофеи. Отдали. Тогда начальник начал делать комфортабельную теплушку, обили ее всю войлоком, сделали салон, поставили зеркало, печи, мебель и т.д. Получили разрешение Москвы на прицепку к пассажирскому. Потом потребовалось разрешение Куйбышева (это их дорога). Все сделано. Вдруг выясняется, что прицепить нельзя - у поезда автосцепка. Варшовер решила ехать просто поездом. Но заболела воспалением легких. Начальник тем временем начал ладить новую комфортабельную теплушку с автосцепкой. Почти закончил, но его нежданно отозвали в Москву. А она уехала на ЮЗФ. Театр этот им. Шевченко готовился переезжать в Харьков...
      Забавно она попала и в Уфу. Летела самолетом в Семипалатинск. Авария, посадка в поле. Семь суток добирались по снегам до Уфы.
      Ребята провели ночь в каком-то домишке, недалеко от гостиницы, лежа в сенях на полу.
      В 2 ч. ночи я поднялся в номер. Страшное дело. Все вверх дном. Повылетали рамы, двери. Сила взрывной волны была такой, что распечатало и разорвало письмо Куприну, лежавшее на столе. В закрытой уборной разнесло в кусочки зеркало. Вышибло наружную дверь. На кровати - кусок дерева с сучьями (росло на улице).
      Пришли ребята. Убрали свои вещи, ушли в другой номер, уснули.
      В 12 проснулись. Бьют зенитки. Умылись. Пришел Жуковин. В городе нет ни одного не пострадавшего района. Видимо, клали по секторам. Было около 30 самолетов. В городе вильное возбуждение - все стремятся скорее уехать.
      В час приготовились ехать на фронт. Опять зенитки. Поехали.
      29 июня.
      (запись сделана в Коротояке, на квартире у редактора Гринева, пока готовится обед)
      Ехали караваном - три машины. Я и Устинов, спецкоры ТАСС Зиновий Липавский и Щукин и корреспондент информбюро ст. батальонный комиссар Антропов. Вчера к вечеру доехали до Коротояка - там уже через Дон не паром, а понтонный мост.
      В Коротояке пообедали, во тьме двинулись дальше. До Острогожска. Ехали, конечно, без фар. С трудом нашли квартиру. Спали все в ряд на полу, на шинелях. Ночь провели спокойно.
      Из-за разных хозяйственных хлопот выехали только к концу дня. Доехали до с. Щербаково. Тут решили заночевать, т.к. дольше - ж.д. станция, а мы ж.д. дорог во время войны не любим. Тут - колхоз им. Карла Маркса. Переселенцы, почти сплошь украинцы.
      Ночевали в школе, натащили свежего сена. Пили яблочное вино. До полуночи наблюдали цирк над Лисками. Пятую ночь подряд бомбит. Прожектора, гул самолетов, разрывы зениток, слышны взрывы, видно зарево большого пожара.
      30 июня.
      Утром выехали. Приехали в Россошь к 2 ч. дня. Нашли всех. Городок пыльный, большой. На улицах непрерывное движение, машина за машиной. Немедля отправил отсюда очерк "Единоборство" о танкисте Фокине из 6-й бригады, уничтожившем за 2 боя 11 танков и 5 орудий.
      Увидел здесь Алешу Суркова. Ругается. Тоскует по Западному фронту. Встретил Федю Константинова - лектора ЦК, бывшего зав. отделом библиографии "Правды", ныне корреспондента Информбюро. Его уже начали тягать делать доклады для партактива, для жителей.
      Сняли хатку на окраине. Позже выяснилось, что рядом - зенитки, а с другой стороны - аэродром. На Россошь налетов не было недели две. Зато тогда - три дня подряд. В дым разбило вокзал, депо, поезд. Много жертв.
      1 июля.
      Россошь. Получали бензин, всякие карточки. От редакции - ворчливая телеграмма - недовольны оперативной информацией, предлагают мне взять это лично на себя.
      Встретил Рузова - корреспондента "Известий". Он только что вернулся из 21-й части. Три дня назад немцы начали там сильное наступление. Очень много танков и авиации. Самолеты крестят все слева направо. Его сопровождали от передовой до Валуек. Валуйки не трогали 4 дня - сейчас (вчера) начали опять В городе - пустынно.
      Бомбят и Овчинниково по старым следам (там было ПУ ЮЗФ).
      Вечером пожелали друг другу спокойной ночи. Только на войне познаешь истинный смысл этих слов.
      2 июля.
      День тихий, солнечный. Утром прошел разведчик, довольно низко. Зенитчики хитро молчали. Вечером узнали, что все наши корреспонденции с 29 июня лежат на узле, некоторые отправлены самолетом.
      .....!!!
      К вечеру натянуло облака. Видимо, будет дождь. Я, Антропов и Рузов собираемся играть пульку.
      Собрались, просидели до 3 ч. утра.
      3 июля.
      Россошь. В сводке появилось: "сегодня бои с наступающим противником на Белгородском и Волчанском направлениях." Речь идет об участках 21 и 28-ой.
      На участке 21-ой они еще в конце мая рванули восточнее Тернового (отбитого ими обратно) двумя дивизиями и 200 танков. Пошли быстро. Заняли Волчанск, потом вышли к Осколам.
      На участке 28-ой заняли Ольховатку (плакала Сашкина фуражка), Волоконовку. Т.о. ж.д. перерезана в двух местах.
      Пошли делать информацию. Связи с частями нет, только по радио.
      Утром летал над Россошью самолет. Сбросил пару бомб у вокзала.
      Узнав о нашем приезде из поезда "Красный Артист" прилетела Боде. Рассказывает о страшной бомбежке Валуек. Бомба попала в поезд. Кругом убитые, раненые. Останавливала бойцов, заставляла оказывать помощь под бомбежкой. Вся была залита кровью. Ушла оттуда пешком!
      4 июля.
      Россошь. Днем пролетело 4-5 самолетов. Шли на 2000-3000 метров над центром города. Я как раз брился. Зенитки. Рядом с нашей хатой - батарея. Аж стекла зазвенели. Сын хозяйки Виктор прибежал тревожный:
      - Лазарь Константинович! Кипяток-то продолжать кипятить?
      - Давай, давай.
      Сразу успокоился и занялся делом. Видимо, это были разведчики. По всем правилам надо ждать налета. Сейчас немецкая авиация зверствует. Бомбят города один за другим, стремясь морально подавить. Вчера или позавчера сильно утюжили Острогожск (сейчас его эвакуируют), Лиски и др. города.
      Приехал Ляхт. Рассказывает, что все дни немцы сильно и днем и ночью бомбят Воронеж. На днях днем налетело 52 самолета. Утюжили без всякого сопротивления. В гостинице осталось 12 человек - переехали жить в подвал, штаб разбежался. Учреждения уже два дня не работают. Толпы жителей уходят пешком. На обочинах шоссе стоят сотни людей, молча протягивающих вперед полулитровки. Шоферы за подвоз берут по 3-5 тыс. рублей. Столовые (даже обкома и ДКА) не работают.
      Город психологически подготовлен к сдаче, хотя несомненно, что армия будет его защищать упорно. Это слишком важный пункт, да и рубежи (Дон, Воронеж) солидные.
      Началась эвакуация. Готовят ко взрыву. Кое-что неладно. Из Киева эвакуировали рацию в 50 kW (типа "Коминтерн"). В Воронеже ее демонтировали. А сейчас готовят ко взрыву.
      Судя по разговорам, немцы заняли Касторное, находятся в 40-60 км. от Воронежа, заняли Большие Лавы, снаряды ложатся у Валуек.
      Вечером на 6 машинах выехали ночевать в хутор Висицкий (7 км. от Россоши). Военных тут нет. Приехали сюда: я, Устинов, Антропов, Константинов, Ляхт, Куприн, Рузов, Зельма, Липавский. Заняли несколько хат. Потолковали. Сели играть пульку. Кончили в 4.
      5 июля.
      Утром все разъехались по делам. Я остался писать очерк. Хочу написать "Руки пахаря" о бронебойщике Переходько, уничтожившем за один бой три танка.
      Хатка наша небольшая, да и все село небольшое, вытянулось по склонам песчаной горы вдоль яра. Хозяйка уложила нас на перинах и подушках. Выспались чудно. Утром прибрала, на пол насыпала листьев сирени для запаха, на окно - ромашку и шелковицу, на стены - ветки сирени. Уютно, чисто.
      6 июля.
      Устинов вчера уехал снимать в танковую бригаду, расположенную к N от Россоши. Остальные - в городе. Часиков в 12 я поехал в Ново-Постояльный в ПУ. Там застал большое оживление. Все укладываются. Немедленно послал машину за Устиновым.
      Ожидая, наблюдал непрерывный цирк немецкой авиации. Шли бомбардировщики, истребители. Поблизости каждые 15-20 минут стукали зенитки. Иногда трещала одиночная пулеметная очередь. Пошел бриться - опять под зенитки. Брадобрей Каминский побрил молниеносно, но худо.
      Часика в 3 разыгрался над селом на высоте 200-400 м. воздушный бой: 3 мессера и 2 наших. Длился минут 10-15, долго! Одного сбили (какого неизвестно), летчик на парашюте - километрах в трех.
      Часов с 4 дня машины начали уходить. Приехал Устинов и Боде. Устинова я послал в хутор за вещами. Ребята встревожены (немцы находятся уже в 20 км. от нахождения бригады), но съемку делали.
      В 5 мы выехали. Ехали через Россошь. Утром и днем немцы основательно побомбили станцию, нефтебазу, эшелоны. База и один эшелон горят. Дым огромный.
      Машин до хрена. Наш маршрут дан через Богучар, но регулировщик говорит, что там переправы нет и направляет на Белогорье. Едем туда.
      Несколько налетов. Останавливаемся в лесах. На дорогах видны свежие воронки.
      Не доезжая километров 15 до Белогорья, встречаем (часиков в 9 вечера) возвращающиеся машины. Что?!
      Переправа горит. Решил ехать дальше. Машин все больше и больше. Вот и подступы к Белогорью. С горы в полутьме видно несколько больших очагов пожара. Горит почти весь городок, в т.ч. и переправа. Бомбить ее начали с 2 часов дня, но подожгли около 8 часов вечера.
      Решаем ехать на соседнюю переправу против Павловска (село Басовка). Огромный поток. Узнаю, что в леске находится дивизионный комиссар Член Военного Совета Гуров. Нашел, представился. Знает. Просит подождать. Пока выясняется где-что, лежим. Ночь. Ракеты. Бомбежка. Устинов - заяц. Потеряли Гурова. Снова ракеты. Принимаем решение пойти к переправе пешком. Ракеты, бомбежка, пулеметы. Перевернутые машины. Разбитая рация "Nord". Раненый лейтенант - киевлянин.
      Идем пешком. Отъезд Курчанкова. У переправы дискуссия бат. комиссара с бойцами. Плоты. Бакенщик. Конники. Переезд. Поход. На машинах. Вокруг раненые - легко и тяжело.
      7 июля.
      Казинка. Здесь застали несколько человек из ПУ. Остальные съезжаются. Где остальные ребята - неизвестно. Руководит всем делом зам нач. ПУ полковой комиссар Александров. Ведем беседу, днем поспали несколько часов.
      Эвакуируют скот, слухи о бомбежке школы, все сидят в погребах. Весь день в воздухе немцы. Пикируют на аэродром и паромную переправу, бомбят ее второй день, но ничего сделать не могут.
      Народ из ПУ подъезжает. Едут через Старую Кальтву (на пароме) или через Богучар, там мост, хотя и бомбят, цел. Через день его зажгли и машины шли через огонь, заливая его ведрами и по огненной улице.
      Вечером распространился слух о взятии Павловска - десант. Устинов переживает. Я успокаиваю, бойтесь очевидцев!
      Ночевка. Часть машин ушла дальше.
      8 июля.
      Утром поехали. Я и Боде с Александровым. Дорожные впечатления. Солдаты. Раненые. Эвакуировавшиеся беженцы. Куда они идут? Жена ГСС Григорьева.
      В 5 часов прибыли куда надо - штаб в Калаче, ПУ - в хуторе Николинка. Пообедали. Концерт вахтанговцев., отличный спектакль. Они на фронте - с февраля.
      9 июля.
      Николинка. Ребят наших все нет. Искупались, позагорали. Устинов завтра поедет по всем переправам искать Курганкова. Как передает радио, Совинформбюро сообщило: 1. о создании Воронежского фронта 2. о больших боях на ЮЗФ. Немцы пишут о большом нашем наступлении на Орловском направлении ("большие силы, наши части в ряде пунктов переходят в контратаки"). Очень интересно.
      Вечером дежурный доложил, что пришла машина за корреспондентом. Пошел. Курганков! Испытал до х... Ждал нас час, затем бомбежка, ракеты, решил, что надо ехать, а без нас де лучше, надежнее. Бомбили его три дня. От переправы к переправе. Перебрался в станице Вешенской, в 100 км. от Ростова. Ехал на керосине, доставал в МТС. Отлично!
      Корреспондентский корпус, оказывается, в Урюпинске. Ух, куда их занесло!
      10 июля.
      Николинка. Немцы сообщили, что заняли Воронеж. Липа! Просидел все утро в разведотделе у полкового комиссара И.Мельникова. Показал интересные материалы. Ребята в городе. Невыносимо жаркий день.
      Вечером было совещание о задачах печати у зам. нач. ПУ полкового комиссара Александрова. Приехали Антропов, Константинов, Липавский - были в Урюпинске.
      Немцы жмут до Дона и вниз по Дону. Расчет: окружить 38, 28, 9 армии. Идут бои на улицах Воронежа. Поблизости Дон не форсирован.
      11 июля.
      Николинка. Проснулся в 6 ч. утра. Ясное голубое небо. Уже третью ночь спим непосредственно под яблоней, хорошо!
      С 6 ч. утра до 9 ч в воздухе непрерывно шум моторов. Идут высоко, невидно, на Восток.
      Днем все гудят - то наши, то "тощие" мессеры. Четыре мессера в течение получаса пикировали и расстреливали бензобазу в Калаче. Зажгли, было 3 грандиозных взрыва. Сбросили несколько бомб на соседний с нами аэродром, зажгли у нас на глазах "Р-6", погнались за ТБ-3 (тот шел прямо на них), но тот ушел чудом.
      Незадолго до этого был над нашим хутором воздушный бой. Стрельба из пулеметов. Но безрезультатно.
      Липавский рассказал, что жил рядом со штабом 21. К слову говоря, до этого путешествия он в течение недели 8 раз менял место.
      Ляхта и Куприна что-то все нет.
      14 июля.
      Сталинград. События развивались так. Штаб решил переехать в хутор Ново-Анненковский. В ночь с 11 на 12 мы выехали. Газетчики решили идти самостоятельно. Отправились я с Устиновым, Липавский со Щукиным, работники "Сов. Украины" на полуторке. Ночь непроглядная. Дорогой моя машина села сломалась шпонка задней полуоси. Мой шофер и шофер Липавского Жеребцов два часа во тьме в степи что-то стругали, ладили и, все-таки, сделали. Через 20 км. опять сломалась. Полуторка взяла нас на буксир. Машин - море. Пылища каракумовская, солнца не видно. Дотянули до ближайшей МТС - оставили машину ладить.
      На переправе через Хопер я увидел Рузова, затем Куприна - разыскивали меня. С Куприным поехал в Урюпинск - нашли там Ляхта. Слава Богу - все целы. Оттуда - в Ново-Анненковскую.
      Вечером 12-го, когда мы не успели еще расположиться, пришло сообщение о преобразовании нашего фронта в Сталинградский и выезде нас в Сталинград. Поехали опять. Ночевали в казацком хуторе Витютин. Вечером сегодня прибыли в Сталинград.
      Около города много техники, танков, на запад и юг непрерывно идут составы с танками, орудиями, зенитками. Приятно!
      15 июля.
      Все попытки, предпринятые для связи с редакцией - безрезультатны. Телефон не работает, телеграф забит по пробку. Ночь на сегодня просидели с Липавским в обкоме, дожидаясь ВЧ. В к час ночи к Чаянову (1-му секретарю обкома) приехал Хрущев. Мрачный. Сидел до 4 утра.
      Я пару часов говорил со вторым секретарем Прохватиловым и двумя другими секретарями. Рассказал о положении. Для них - новость. Сталинград до вчерашнего дня полностью спокоен. Сегодня и город и секретари нервозны. Повсюду пошли директивы: в случае чего - уничтожать, вывозить. Последними уходят райкомы. Это хорошо.
      Сталинград пока не бомбят. Но очень сильно бьют по узлам, в частности, Поворино. В итоге только сегодня получили "Правду" за 7 июля - раньше получали на 3-ий день.
      В 5 ч. утра связался по ВЧ с редакцией. Поспелов был очень рад: "Мы вас потеряли, послали Потапова и Болкунова из Саратова искать". Говорил потом с Лазаревым. Предложили прилететь, чтобы рассказать обо всем.
      В 8:40 утра я и Устинов вылетели. Летели вдвоем на целом Дугласе. Шли бреющим. Я спал всю дорогу - Устинов разбудил над Москвой. Пришли в 12:20.
      Вечером докладывал обо всем Поспелову, Лазареву. Все меня чуть не похоронили.
      Обрисовал обстановку: немцы рванули танками от Коротояка до Вешенской, пехота отстала - в эту прореху ринулись наши части. На левый берег немцы нигде не переправились, но создана очень серьезная угроза нашим армиям, еще остающимся там (на правом берегу) и всему южному фронту.
      Тем паче, что усиливая клин, немцы начали наступление на Лисичанском направлении и заняли Миллерово. Южный фронт волей-неволей должен податься.
      Наши части отходят без боев. Как заявил мне вчера вечером нач. ПУ дивизионный комиссар Галаджев, за последние три дня соприкосновений с противником не было. Мы занимаем оборону по левому берегу Дона. Подошла 5-ая резервная армия. Прибыло еще 200 самолетов. Хорошо!
      16 июля.
      Общее внимание приковано к Воронежу. Стоит отлично. Бои идут на улицах, и немцев заставили перейти к обороне. Командует там Голиков, членом ВС у него Мехлис.
      На калининском немцы тоже предпринимают атаки, но небольшие. На западном мы - тоже самое.
      17 июля.
      Был у Коккинаки. Встретил, как брата. Говорили долго. Занимается по-прежнему выжиманием максимума с самолетов из своих многочисленных заводов. Как раз сегодня в полете предложил Ильюшину сделать самолет для тарана.
      - Вот это будет дело. Надо бить, а самому быть целым. Как правило. А по нолям - это к чертям. Правда, иногда надо таранить. Вот тут на днях пришло два разведчика немецких. Ходили на 5000 м. Все кольцо палило, весь город смотрит, зубоскалит. Ушли - обидно. Да я бы сам первый пошел таранить!
      Очень опечален гибелью генерала Логинова - своего друга, командира дивизии. Эту дивизию Володя собирал для себя, выдергивал по одному человеку отовсюду. Сейчас - лучшая дальняя дивизия.
      - Хочу пойти на фронт. Тошно стало. Раньше хоть инспекционными делами занимался. Летал на Эзель по бомбежке Берлина. Вернулся - Сталин принял через 2 часа. Летал на юг - тоже. Обещал, что потом пустит. Вчера подал заявление: пишу совершенно конкретно, что летчики летать не умеют, прошу разрешить научить, показать, доказать. Жду ответа.
      25 июля.
      Редакция приняла решение остаться мне в Москве, сесть в прежнее кресло. Пока отписываюсь о поездке, пишу передовые - написал две: о стойкости и о задачах авиации (напечатана сегодня).
      В связи с передовой об авиации позавчера говорил с командующим ВВС РККА Новиковым. (в 3 ч. ночи по вертушке). Он просил обязательно поставить следующие вопросы: бить в первую очередь танки и артиллерию, бить бомбардировщики, хорошо маскировать свои машины и притом каждый день менять лицо аэродрома, знать оружие ( в частности штурмовика - "там всего до черта"), менять тактику.
      - А как с тараном?
      - Я бы его не популяризировал. Раз подошел близко - стреляй.
      Вчера вечером долго говорил ( в 3 ч. ночи по вертушке же) с командующим авиацией дальнего действия генералом-лейтенантом Головановым. Особенно он напирал на маневр.
      - Маневр позволяет усиливать авиацию многократно. Один самолет стоит при маневре трех. А без маневра - три самолета работают, как один. Вот немцы, посмотрите как маневрируют. Кидают все куда надо. Сначала в Керчи, потом - на юго-запад. И не отвлекаются. А самолетов у них меньше, чем у нас. Это точно, по документам.
      Зашел разговор о взаимодействии. Жалуется.
      - Просили меня помочь под Воронежем. Надо было занять село у единственной немецкой переправы через Дон. Договорились. Мы работаем с 12 до 3, а в 3 ч. утра встает пехота в атаку. Начали. Метода: сначала сотки (меньше у нас нет, мы мелочью не занимаемся), потом 250 кг., потом 500, потом -тонну. Нагнетаем мораль. Пехотинцы аж аплодируют. Кончили. А они пошли в атаку в 9 ч. утра. И залегли, конечно: "там, говорят, стреляют". А вот другой пример. Там же. Укрепился немец отчаянно, не могли взять. Побомбили. Пехота пошла сразу и взяла без выстрела! Но таких примеров довольно мало.