Он уронил нож, схватил барахтающегося ребенка и вытащил его. Он прижал его обеими руками к рубашке и рванулся вперед. Когда подоспел надзиратель, Хитча уже не было в детской и лишь на полу остался масляный след.
Убедившись, что его никто не видит, он неловко поправил ребенка в руке и нащупал на голове кнопку. Это был риск, так как у него не было гарантий, что в этом месте на Земле есть свободное пространство, но другого выхода он не видел.
Прошло пять секунд… и невидимый оператор вернул его в родную цивилизацию. Благополучно!
Торжественной встречи не было. Оператор лишь ввел межмировые координаты и открыл полог при помощи пульта дистанционного управления. Хитчу придется самостоятельно добираться до штаб-квартиры, чтобы сделать там свой сенсационный доклад. Следствием этого было бы приведение армий в боевую готовность, но у него не было настроения.
Теперь он еще бережнее держал ребенка, искал, куда бы его положить, чтобы снять остатки сбруи и поаккуратней запеленать. Он не знал, что можно было еще для него сделать, разве что согреть. А ребенок… Боже мой, он опять спал, доверчиво воткнувшись в грудь Хитча, только на щеке оставались следы засохшей крови. Язык, изуродованный, немой…
Хитч находился в коровнике.
И не удивительно. Коровники на разных планетах земного типа похожи до мелочей и располагаются в одних и тех же местах. На планете № 772 коровников было немного больше, чем на Земле, но все они чем-то отличались друг от друга. Тот коровник, в котором он сейчас очутился, земной коровник, был старомодным сооружением из красного кирпича. Он был построен по тому же плану, что и те, другие, но в нем держали коров. Или овец… или лошадей…
Хитч шел по проходу, баюкая спящего ребенка, своего ребенка, и заглядывал в стойла. Он миновал помещение для дойки и вошел в пустой загон, отметив про себя, что тот слишком изменился. Хитч не мог не зайти в правое крыло…
В первом стойле на сухой люцерне лежала больная корова, второе стойло было занято красивой телкой, которая замерла, посмотрела на Хитча огромными бархатистыми глазами и облизала зубы розовым немым языком. Неужели она только что после случки? А в третьем…
Здесь он был шокирован. Его еще тогда, в том коровнике, поразило, что человек может так безжалостно эксплуатировать другого человека. Там, на планете № 772, это было даже не покорение другой цивилизации, а такое угнетение менее удачливых сограждан, что о смягчении его нечего было и думать, если даже это касалось коров. Когда человека превращают в животное, никакие протесты с его стороны немыслимы.
А что такое животные этой цивилизации? Цивилизации планеты Земля? Может быть, у человека и было право относиться бесчеловечно к другому человеку, к себе подобному, а вот чем оправдать насилие над другими существами, не похожими на человека? Тысячи и тысячи лет назад свободно кочующие быки пришли к людям. Сами или их загнали в загоны силой? Какое непоправимое преступление совершил человек по отношению к ним!
Если Земля и пыталась установить справедливость, то чем это в конце концов кончилось? Никто не знал, каковы пределы Вселенной. Вполне вероятно, что где-нибудь существовали более развитые, более сильные цивилизации, чем земная. Миры, которые могли уничтожить всех млекопитающих планеты Земля, включая и человека тоже, и оставить птиц, змей, лягушек. Неужели подобное вмешательство отбросило назад цивилизацию планеты № 772?
Эти цивилизации могли вынести приговор жизни на Земле точно так же, как Земля судила цивилизацию планеты № 772. Цивилизации, которые вполне могли рассматривать любое одомашнивание любых живых существ как непростительное преступление против природы.
Иоланта, конечно, позаботилась бы о ребенке, в этом Хитч не сомневался. Таким уж она была человеком. Своевременное хирургическое вмешательство могло в значительной мере облегчить последствия увечья, а остальное?
Мир битком набит подобного рода трагедиями. Теперь Хитч знал, что, спасая одного ребенка, он решительно ничего не сделал. Его поступок мог только насторожить обитателей планеты № 772 и вызвать волну еще большей жестокости.
Но бессмысленность поступка была только одной из причин его растущего беспокойства. Разве он уверен, что у Земли есть право судить? Между Землей и планетой № 772 разница лишь в том, что стойла коровников занимали представители разных видов млекопитающих. И та, другая цивилизация была более гуманна к своим обитателям, нежели Земля.
Нет, он был неумно антропоморфичен. Было нелепо приписывать человеческие чувства коровам и требовать для них человеческих прав. Не заложены в коровах человеческие способности. Но у домашних животных, выращиваемых из человеческих детей, они были.
Вечер. Средневековая арена, вся в опилках, три манежа и сверкающие натянутые канаты. В своих клетках рычали и трубили звери. Инспектор манежа щелкнул кнутом и поклонился восьми огромным линзам, которые тускло светились. Позади этих линз находилась наша аудитория. Шестимиллионная аудитория, разбросанная по всему полушарию.
За кулисами рядом со мной трепетала Лиза. Я прошептал:
— Твой черед.
Она кивнула, пожав мне руку.
Выкатился барабан.
Наблюдая за ее выходом на сцену, я чуть не плакал. Она была восхитительна. Она шла так, как сокол двигается против ветра. Затаенная мелодия в ее голосе, магия, которой я ее обучил. Рядом со мной усмехнулся Поль Чанин:
— Нервы, Мидж?
— Нет, — ответил я.
Мне никогда не нравился Поль. Слишком самодовольный, холеный и красивый. Мне не нравилось, как он улыбался Лизе на этих репетициях и как Лиза отвечала ему улыбкой. Но Поль был неплох — для человека. Он мог делать стойку на одной руке на верхнем канате, мог сделать колесо с завязанными глазами над горящими углями. И он умел петь.
Мы оба вышли на сцену. Поль — упруго прыгая, такой роскошный в малиновом трико, я — неуклюже спотыкаясь из-за моих мешковатых панталон, с раскрашенным лицом, посылал поцелуи сияющим аркам наверху и плакал в бессильной ярости, когда Поль демонстрировал свою любовь к Лизе. Потом я подпрыгнул на тридцать футов в воздух и повис на проволоке, подцепив ее носком. Широкая улыбка. Мидж — клоун.
Иногда вы можете заметить, что представление изменилось. Сейчас это было именно так. Прямо с самого начала. Я знал, мы схватили их за горло. Огни эмоциональных реакций над арками подтверждали это. Они горели чистым сильным рубиновым светом. хороший здоровый знак сопереживания аудитории, но я не был удивлен. Наша пьеса была комбинацией двух примитивных форм искусства, и в ней было все — любовь, пафос, красота. И ужас. Лучше всего был финал, когда Зарл вырывался из клетки и чуть было не хватал Лизу. Я убивал Зарла, напевая «Двоих за паяца» и замирая, мой голос казался золотой трубой.
Занавес.
Директор Латам поспешил на сцену. Он аплодировал, его глаза были влажными от слез.
— Блестяще! — хрипло крикнул он. — Великолепно! Мидж, думаю, мы наконец сделали это!
Я покосился на огни реакций. Они сияли темно-малиновым светом одобрения.
— Похоже на успех, сэр, — сказал я. — Эти древние, конечно, знали свое ремесло. Надеюсь, это не просто интерес к новинке.
Тень тревоги промелькнула на толстом лице Латама.
— Узнаем после. Идешь на вечеринку?
Я покачал головой и усмехнулся.
— У меня запланирован особый праздник. Только я и жена. Увидимся завтра на репетиции.
Я пошел за сцену искать Лизу.
Ее не было в нашей костюмерной. Озадаченный, я вышел в холл к комнате Поля, открыл дверь.
— Поль, ты не видел… — мой голос оборвался.
Я уставился на них. Поль и Лиза.
— Привет, дорогой, — мягко сказала Лиза. — Разве это не прекрасно? Предложение Поля.
— И она приняла, — произнес Поль.
— Приняла, — повторил я.
— Это будет так здорово, — Лиза сияла. — Все трое вместе.
— Но мы андроиды, — прошептал я.
— Так что же? — счастливым голосом сказал Поль. — Вы актеры, вот что имеет значение. Это будет лучший дружеский брак!
Я, помню, сказал, что это будет замечательно. Помню, пожал Полю руку и произнес: «Нет, я не могу идти на вечеринку. У меня болит голова». Помню, я спотыкаясь вернулся в свою уборную, вытер краску с лица и сказал в зеркало:
— И ты, паяц?
Я не помню, как сел в пневматическое метро до дому, а потом в центробежный лифт до нашей квартиры на девяносто первом этаже. У нас была чудесная квартира. Пять комнат со стеклянной верандой в полумиле над городом. Я стоял на веранде и разглядывал свой сюрприз — обед, хрусталь, мерцающий в свете свечей, вино.
Мой маленький сюрприз.
Я сел и медленно открыл вино.
Ну почему?
Поль был человеком, вот в чем ответ. Он мог дать Лизе чувство уверенности, сопричастности. Прошло двадцать лет после Освобождения, но люди все еще думают, что делают одолжение андроидам, вступая с ними в брак. Хотя андроиды спасают расу от самоубийства.
Было далеко за полночь, когда пришла Лиза. На ней было розовое вечернее платье, ее золотые до плеч волосы были такими мягкими, а красота была ножом, полоснувшим мне по горлу.
— О, дорогой, — сказала она. — Тебе не нужно было ждать.
— Где Поль?
— Дома. — Она поколебалась. — Завтра мы вырабатываем нашу брачную политику. Ты не мог бы помочь Полю перевезти свои вещи?
— Конечно, — ответил я.
— Мы будем так счастливы, все трое, — в ее синих глазах была нежность. — Иди спать, дорогой.
— Я не хочу спать. Думаю сходить на прогулку.
Я любил гулять ночью по городу, с нездоровым любопытством разглядывая бары ненависти, кроваво-красные неоновые рекламы неистовства и неожиданной смерти. Бывало, я поздравлял себя, что не нуждаюсь в них, что не являюсь человеком.
В этот раз все было иначе.
Я стоял под дождем, дрожа и разглядывая рекламу: «Дом Ненависти Джо! Только ножи! Убей как мужчина!» Реклама взорвалась малиновыми брызгами пламени, потом трансформировалась и появился кинжал в сжатом кулаке. Я долго изучал кинжал. Я думал о Поле.
В конце концов я вошел внутрь.
По моему первому впечатлению, это была большая пещера, освещаемая дымными факелами. Играла музыка, дикая какофония с барабанным боем, который заставлял вашу плоть трепетать. Это была музыка преисподней, вроде той, что мог сочинить в своих смертных муках Зарл.
— Регистрация, сэр.
Толстый, маленький человек в синем вечернем костюме узнал мое имя, имя доверителя и получил десять кредиток.
— Зритель или участник, сэр?
Его улыбка была веселой, но маленькие свиные глазки были холодны и мертвы. Эти глаза наблюдали дюжину смертей каждую ночь. Моя работа заключалась в том, чтобы остановить эти смерти, уничтожить бары ненависти, но я был здесь, Актер Девятого Класса, неловко улыбаясь ему и говоря:
— Зритель.
Он поклонился и отвел меня к отгороженной канатом палатке зрителей. Я распорядился принести выпивку и пристально поглядел на обладающих странным очарованием участников.
Они сидели спокойно, лица неподвижны, уставившиеся в зеркало в стойки. Пили они в задумчивой сосредоточенности, глаза злые. Высокий человек в сером неожиданно швырнул свой стакан кому-то в лицо. Сверкнула сталь. Раздался стон. Человек в сером, корчась, упал на покрытый опилками пол. Раздались крики восторга среди зрителей, и два бармена в белых кепках уволокли тело прочь.
Забили барабаны.
— Недостаточно быстро, — раздался рядом голос. — А, Мидж?
Это был директор Латам.
— Удивлен, увидев меня здесь? — Он криво улыбался. — Для информации: шоу провалилось.
Я облизнул губы:
— Немыслимо. Индикаторы реакций…
— Всего-навсего новизна, сынок.
Он казался старым и усталым.
— Конечно, это красивое шоу. Они будут смотреть его неделю-две.
Он холодно посмотрел на участников:
— Мы проиграли.
Его голос замер.
Я прошептал:
— У нас было шесть миллионов зрителей, это то количество, что нужно совету. Они могли бы завтра принять законодательство…
— И через неделю уровень преступности утроится, — голос Латама был мрачен. — Человеческая жизнь будет в опасности даже при свете дня. Люди нуждаются в эмоциональной встряске в виде урока. Поэтому бои ненависти легальны. Поэтому совет выделяет миллион кредиток в месяц на наше шоу в надежде обуздать чернь, образовать ее. Но люди не тревожатся об этом. Да и зачем им? Зачем тратить жизнь, изучая музыку, когда ребенок-андроид может заставить вас плакать, насвистывая мелодию? Его улыбка была необыкновенно горькой.
— Существо, сложенное лучше, чем сам человек. Теперь-то он сожалеет, но уже слишком поздно. Он нуждается в андроидах, в красоте, которую они могут ему дать, и он со стыдом признает это. Здесь он встречает самого себя, хотя бы на время. Нашему шоу надо что-либо подобное, Мидж.
— Нет, — прошептал я. — Я первый откажусь.
— Неужели? — он криво улыбнулся. — Ты, мистер, не свободный исполнитель. Шоу должно продолжаться.
Три спокойно сказанных слова.
Моя голова взорвалась. Эти три слова были трубным гласом, радостным криком, который распрямлял позвоночник и делал тебя счастливым из-за того, что ты Актер, гордым своим наследием.
— Черт возьми, — пробормотал я.
— Мидж Уайт, Х09, — сардонически произнес он. — X: белый, кавказского типа; 0: специальное воспитание с яслей, высший тип; 9: очень хороший артист. Ты хороший артист, Мидж. Твой баритон напоминает орган. На сцене ты сама страсть, огонь и шторм. Ты можешь вырвать у публики сердце с улыбкой на лице. Ты добиваешься результатов, каких никогда не было ни у одного человека, у тебя крепкие нервы, моментальная реакция. Ты — театр. И ты позволяешь своей аудитории уйти.
Его грубый голос умоляюще шептал:
— Я только директор. Ты, парень, умеешь поставить себя на место других, ты знаешь, что нужно аудитории. Дай им это.
— Конечно! — я трясся в холодной ярости. — Пара мертвых андроидов под занавес! Мы теперь имеем право голосовать, вы слышали? Если вы кольнете нас, разве у нас не течет кровь?..
— Спаси их. — утомленно сказал он. — Вы освобождены уже двадцать лет, и что Совет все еще сохраняет право на создание специальных андроидов для чрезвычайных обстоятельств. Для испытания новых антибиотиков. Команды для высадки на неизведанных планетах. Подопытные кролики…
— Рабы, — жестко сказал я. — Девятый класс — это совсем другое. У нас есть свободная воля.
— Неужели? — его улыбка переросла в ухмылку. — Шоу должно…
— Не надо! — я дрожал.
— Подумай. Побудь тут, изучи атмосферу.
Он хлопнул меня по плечу.
— Мы рассчитываем на тебя, Мидж! Спокойной ночи.
Я сидел, пропитанный ненавистью, смотрел ему вслед, в жадные лица вокруг меня, на голодные улыбки. В секции участников было тихо. Никто не двигался. Фигуры у стойки были неподвижны. Руки на ножах, ждут.
Я встал. Я дрожал. Прошел через мрак по направлению к малиновой ограде, отделяющей зону зрителей. Когда я перемахнул через ограду, позади меня раздался общий вздох.
У стойки никто не двигался. Было очень тихо, только скрипели опилки под моими ногами. Я выбрал место у конца стойки, и ко мне улыбаясь подошел бармен.
— Самоубийство, да, приятель? Оружия нет?
— Вина, — потребовал я.
Он принес вино. В трех табуретах от меня маленький человек в коричневом деловом костюме повернул голову.
— В заведении, — весело сказал бармен, — тебе по правилам полагается одна проба, до того как ты станешь справедливой жертвой. У нас здесь не часто самоубийства. Лишь в прошлом месяце…
— Пошел вон! — сказал я.
Обидевшись, он ушел. Я уставился на вино. Человечек слева облизнул губы и улыбнулся.
— На прошлой неделе совершил первое убийство, — хихикнул он. — Иногда я удивляюсь, как мы жили раньше. Когда-то я потерпел катастрофу. Неудачи в бизнесе, любви — везде. Теперь я новый человек. Я личность. Понимаете, что я имею в виду?
— Вы хоть смотрите телешоу? — поинтересовался я.
— Фу! — хлопнул он ладонью. — Пустая пропаганда для детей и старух.
Я взял стакан. Его рука скользнула по стойке в направлении ножа.
Я потягивал свое вино. Рука человечка стала неясной. В свете факела сверкнула сталь.
У всех андроидов быстрая нервная реакция, а у андроидовактеров еще быстрей. Я перехватил нож в воздухе и удержал его большим и указательным пальцами в двух дюймах от моего горла.
У зрителей вырвался стон предвкушения. Бармен загоготал:
— Замечательно, — сказал он. — По правилам заведения он твой. Верни ему нож, пырнув его в живот.
Адамово яблоко низенького человека задвигалось.
— Нет! — пролепетал он. — Это нечестно! Разве вы не видели, как он схватил нож? Он андроид!
Глаза бармена блеснули:
— Это правда?
— Класс Х09, — сказал я.
Толпа зашевелилась и заворчала. Ненависть извивалась в воздухе как живая. Я смотрел на перекошенные лица. Злоба. Я швырнул нож на стойку. Он воткнулся, задрожав.
— Убирайся, — велел бармен.
Я вышел. Меня тошнило.
Я думал о Поле.
На следующий день я помог Полю переехать в нашу квартиру. Он был очень весел, а Лиза сияла. После их возвращения с регистрации Поль по традиции перенес Лизу через порог и подмигнул мне.
Я пошел погулять.
Следующую неделю я жил в состоянии тихого умопомешательства. Они все время были вместе: между репетициями, после спектакля — голова к голове, улыбаясь и держась за руки. Лиза была очень мила со мной, идеальная жена. Все было очень культурно, очень мило.
Не знаю, когда я решил убить Поля. Возможно, это случилось после репетиции, когда я услышал за кулисами их беседу обо мне.
— Я говорил утром с Латамом, — это самодовольный голос Поля. — Совет собирается вскоре прикрыть шоу.
Тяжелое дыхание Лизы:
— Но это чудесное шоу. Мидж говорит…
— Мидж просто старая шляпа. Латам хотел, чтобы он сменил сценарий. Он отказался. Публика хочет действия, солнышко, а не этой подслащенной водички, что мы ей скармливаем. Я хочу, чтобы ты развелась с Миджем.
— Поль!
— Ты его не любишь и никогда не любила. Слушай, малышка, Мидж принадлежит прошлому — динозаврам, опере и видео. Он не может адаптироваться. Вчера я получил предложение выступать в одном из лучших баров ненависти в городе. Пятьсот кредиток в неделю! У нас будет команда: ты и я!
Слабый голос:
— Бары ненависти будут запрещены.
Его смех был отвратителен:
— Не раньше, чем Мидж даст зрителям что-нибудь лучшее, а он не знает как.
— Я должна подумать, — сказала она.
Не знаю, долго ли я стоял, после того как смолкли их голоса. Помню, я в ошеломлении выбрался на сцену, глядя на клетки, трапеции, пустой клоунский ринг. Я чувствовал себя мертвым, совсем мертвым внутри. В одной из клеток кто-то двигался. Это был Зарл.
Мы ввозим Зарлов с Каллисто, в основном для нашего шоу. Представьте себе сошедшую с ума экологию, борьбу флоры против фауны с одним смертоносным доминирующим видом, и вы получите Зарла. Эта тварь трясла прутья решетки, изучая меня.
— Долго еще? — спросил он. Зарл телепат.
— Примерно шесть часов. Ешь мясо.
— Оно пропитано наркотиками. Это притупляет мои рефлексы, и ты можешь убить меня.
— По крайней мере, у тебя есть шанс, — отметил я. — Отказавшись есть, ты умрешь с голоду.
Зарл испытывал ужас перед голодной смертью. Его коготь без устали трепал кусок.
— Я ненавижу тебя, — прорычал Зарл.
— Ты ненавидишь всех.
— Тебя больше всех. Это ты все придумываешь. Зарл умирает каждый вечер.
Он в безнадежности обнюхал мясо.
Я уставился на Зарла. Мысль медленно обрела форму.
— Ты бы хотел, — мягко заговорил я, — перед смертью убить?
Зарл поднял морду. Потом усмехнулся. Я отвел взгляд.
— Человек, — сказал он. — Мужчина. Ты ненавидишь его.
— Да.
— Ты уберешь наркотическое мясо?
— Да, — ответил я.
Не мигая, он раздумывал. Потом сказал:
— Заметано.
Я хорошо помню этот вечер. Лиза была столь прелестна, что на нее было трудно смотреть. Она была огнем, ртутью; ее песня — солнечным светом, карнавалом, апрельским дождем. Я так ее любил, что хотелось плакать. Я помню, мы стояли за сценой, она сжала мою руку и прошептала:
— Мидж, я была такой глупой. Я хочу разойтись с Полем.
Я был не в силах вздохнуть.
— Я не люблю его, совсем не люблю, — ее глаза наполнились слезами. — Сегодня днем я поняла, какой он на самом деле. Скорее, дорогой, твой черед. Спеши.
— Развестись с ним… — тупо сказал я.
— Твой выход. Я расскажу тебе все потом.
Спотыкаясь, я пошел на сцену. Я хотел окликнуть Поля, предупредить его. Я хотел бежать к клетке Зарла и прочно запереть ее, но я был Артистом, и у меня не было выбора. Мидж — клоун. Теперь я пою, делаю колесо с другими клоунами, жонглирую и танцую на верхнем канате. Но музыка — это древний мрачный погребальный плач. Так неподходяще! Лишь слепой дурак мог вообразить, что влюбленность Лизы в Поля — что-то иное, а не временное увлечение. Она любила меня. Она всегда любила меня. Глупец, глупец и убийца! А теперь слишком поздно.
Поль и Лиза стояли в центре арены и пели финальный дуэт, а Зарл пригнулся в своей клетке перед прыжком. Дверь открылась.
Клоуны разбежались в поддельной панике. Лиза вскрикнула.
Все это было частью действия; предполагалось, что Зарл вылезет из клетки отупевшим от наркотиков. Он должен был не- уклюже броситься на Лизу, и я должен был убить его.
Но Зарл двигался быстро. Лиза опять закричала, а он приближался к ней в роковом прыжке. Я бросился к центру арены, чтобы перехватить его рядом с Полем, потом в ужасе понял, что слишком поздно. Он гнался за Лизой.
Медленное, как в ночном кошмаре, движение. Лиза пытается бежать, спотыкается. Падает. Зарл хватает ее.
Она больше не кричит. Навеки.
Зарл подымает свою морду и усмехается.
Я убил его голыми руками.
Несмотря на горе и ужас, я осознал, что кто-то поет. Поет надтреснутым ужасным голосом, в то время как падает занавес. Это мой голос. Грандиозный финал.
Ослепляя, зажглись огни. Поль рыдал. Служащие уносили тело Лизы. Кто-то тряхнул меня. Это был Латам. Его лицо было мокрым от слез.
— Ты сделал это! — задыхался он. — Великолепно! Каким товарищем была Лиза! Когда Зарл сказал мне сегодня днем, я не мог поверить. Какая жертва!
— Зарл сказал вам? — повторил я. Я не понимал.
— Это был недостающий штрих, смерть Лизы под занавес, финальная трагедия. — Латам лил слезы. — Ты истинный гений, Мидж! Посмотри на огни реакций!
Индикаторы горели ярким рубиновым светом, омывая сцену кровью. Латам хрипло продолжал:
— Только что звонили из совета. Мы добились потрясающего успеха. В течение недели бары ненависти будут осуждены. Выиграна великая борьба, Мидж! Познакомься с Лизой-II она только что из чана.
Я посмотрел на Лизу-II. Я все понял.
— О боже, — прошептал Поль.
Лиза-II была прекрасна. Она произнесла с сияющей улыбкой:
— Я надеюсь, завтра у нас будет хорошая репетиция. Я не так хороша, как Лиза-I, но я буду по-настоящему стараться.
— Репетиция, — повторил я, оцепенев.
Репетиция ее смерти. Завтра вечером, следующим вечером, все вечера, вечно наблюдать смерть Лизы.
Шоу должно продолжаться.
(Перевод с англ. Белова Ю.)
