Она нежно шлепнула меня по спине. Мы растянулись на полу, прижавшись щекой к щеке. Я не мог видеть ее лица.
— Я не верю тебе, я просто не осмеливаюсь верить. Стэн, такого, как сейчас, еще никогда не было. Откуда тебе известно, будто то, что ты говоришь, правда?
— А что? Я ничего не знаю об этом. Я бы наверняка вспомнила.
— Вспомни первое прилунение Олдрина и Армстронга.
— Я его хорошо помню. Я видела кадры по телевидению на приеме у Эрла по случаю прилунения.
— Олдрин и Армстронг сделали посадку на самой большой равнине Луны. Хотя фотосъемки, показанные по телевидению, и были не совсем четкими, но все же на некоторых из них можно было ясно различить следы ног, которые оставили космонавты на поверхности Луны… Кроме того, они привезли с собой образцы пород с Луны. Ты ведь знаешь, они сказали во время интервью, что им потребовалось время, чтобы найти эти образцы. Ученые тут же установили, что породы были наполовину расплавлены. Когда-то в прошлом, скажем 100 тысяч лет назад, — в науке нет возражений против этой точки зрения — на Солнце была вспышка. Эта вспышка была недолгой, и недостаточно сильной, чтобы оставить какие-либо следы на Земле. Но у Луны нет атмосферы, которая бы защищала ее. И на той стороне Луны, что обращена к Солнцу, все породы расплавились.
Воздух был плотным и душным. Я снял мое насквозь промокшее от дождя пальто, вынув из него сигареты и спички. Закурил сигарету и выпустил дым около уха Лесли.
— И все же мы бы узнали об этом. Следовательно, это было уж не так страшно, как ты изобразил, иначе бы и на Западе имелись следы.
— Я в этом не уверен. Представь себе, что вспышки на Солнце произошли над Тихим океаном. Это вызвало бы не слишком много несчастий. Или над американским континентом. Возможно, его излучение стерилизовало бы некоторые растения и животных, и от жары возникли бы пожары, в пламени которых погибли бы некоторые леса. Кто бы это заметил? Солнце тогда нормализовалось, а почему бы теперь нет? Солнце изменяется всего в пределах 4 %. Возможно, иногда оно превышает этот предел.
Из спальни раздался сильный звон и треск. Окно? Влажный поток воздуха хлынул на нас, завывание шторма стало слышнее.
— Тогда мы, может быть, и останемся в живых, — медленно пробормотала Лесли. — Выпьем!
Я быстро отпил глоток из своей рюмки. Между тем было уже три часа утра, а ураган ревел у нашей двери, пытаясь сорвать ее.
— Мы это и делаем.
— Может, попытаемся убежать в горы? Стэн, ведь будет наводнение.
— Тут ты можешь поклясться своей головой. Но вода не поднимется выше 14 этажа. Слушай внимательно! Я уже подумал об этом. Мы находимся в доме, который, как утверждают, сейсмически надежен. Во всяком случае, ты сама не раз это говорила. Так что ураган ему не страшен. А о горах ты забудь. Нам не удалось бы уйти далеко, так как все улицы уже затоплены. Предположим, что мы доберемся до горы Санта-Моника, а что дальше? Мы окажемся в заболоченной местности, так как при вспышке на Солнце испаряется достаточно воды, чтобы образовать из нее целое море. Дождь, видимо, будет лить сорок дней и ночей. Дорогая, твоя квартира — самое надежное место, которое мы могли найти в эту ночь.
— Хм… ну, и в этом случае мы находимся достаточно высоко. Наверное, эта доисторическая вспышка на Солнце вызвала всемирный потоп, во время которого спасся лишь Ной в своем ковчеге. Возможно, это сейчас и повторяется. Поверь мне, на всей Земле нет более надежного места, чем находиться в центре урагана. Эти два гигантских урагана, которые несутся друг на друга, наверное, уже столкнулись и превратились в сотни маленьких штормовых ветров.
Стеклянные двери с громким треском разбились. Мы инстинктивно нагнулись. Капли воды и осколки стекла посыпались на нас сверху.
— У нас, по крайней мере, достаточно продуктов. Даже если нас запрет здесь вода, мы, как Ной, сможем спокойно переждать, пока она спадет, — кричал я, пытаясь перекричать ураган.
— Если не будет электричества, то мы не сможем готовить. А холодильник?..
Голос Лесли утонул в шуме урагана.
— Мы сейчас же сварим все скоропортящиеся продукты. Яйца…
Ветер ревел оглушительно. Я уже не пытался перекричать его. Теплый дождь падал горизонтально в окно и промочил нас до костей. Готовить во время урагана на плите! Я, видимо, рехнулся. Мы ждали слишком долго. Ветер выльет на нас кипящую воду…
Лесли крикнула.
Конечно! Духовка закрывалась, и нам ничто не грозило. Мы тотчас же нагрели ее до 250? и поставили туда яйца в кастрюле с водой. Мы вынули из холодильника мясо и поджарили его на сковороде. В другой кастрюле мы сварили два артишока, другие оставшиеся овощи мы могли есть сырыми. Чего нам еще не хватало? Я лихорадочно соображал.
Воды! Если выйдет из строя электроснабжение, то не будет питьевой воды и телефонной связи с внешним миром. Я отвернул кран и принялся наполнять водой все имеющиеся сосуды: кастрюли, вазы, кофеварку на 30 чашек, которой пользовалась Лесли лишь когда устраивала приемы гостей, ведро. Она, видимо, решила, что я сошел с ума, но я не хотел зависеть от дождя как единственного источника воды.
Грохот! Мы уже перестали пытаться перекричать его. Сорок дней и ночей этого грохота — и мы совершенно оглохнем. Вата? Слишком поздно, теперь невозможно добраться до ванной. Бумажные салфетки! Я разорвал одну и сделал из нее четыре пробки. Туалет? Еще одна причина предпочесть квартиру Лесли. Если выйдет из строя туалет, то хоть останется балкон. А если вода достигнет 14 этажа; то тогда останется крыша, двадцатью этажами выше. А если вода доберется и туда, то тогда останется, черт побери, совсем мало людей.
А вдруг все же образовалась новая звезда? Я крепко прижал к себе Лесли. Если солнце превратилось в новую звезду, тогда все бесполезно. И все равно, я предпринял бы все сделанные предосторожности, так как человек не перестает планировать даже тогда, когда у него нет никакой надежды. Если ураган обрушит на нас кипящий пар, тогда останется только двавыхода: свариться живьем или смертельный прыжок с балкона в мокрую могилу. Но еще не настало время об этом говорить. Наверное, Лесли тоже уже подумала об этом. Свет погас около четырех часов утра. Я выключил духовку, на тот случай, если вдруг опять появится ток. Я решил охладить продукты и через час упаковать их в пластиковые пакеты,
Лесли уснула у меня в объятиях. И как она могла спать сейчас, когда будущее так ненадежно? Я положил ей под голову подушку, вытянулся удобнее и стал рассматривать, куря сигарету, игру света и тени, возникающих из-за вспышек молний, на потолке комнаты. Мне вдруг захотелось открыть бутылку бренди, но я воздержался.
Так прошло некоторое время. Я думал обо всем и ни о чем, но мои мозги работали вхолостую. Лишь с трудом и медленно я понял, что потолок надо мной окрасился в серый цвет.
Я осторожно выпрямился. Все было мокрым. Мои часы показывали 9 часов 30 минут. Я прополз вокруг кухонной полки в комнату. Из-за пробок в ушах завывание шторма доносилось приглушенно, и лишь теплый дождь, который падал мне в лицо, напомнил мне о нем. Ураган бушевал с той же силой. Но через черные облака просачивался бледный дневной свет. Все же хорошо, что не открыл бутылку с бренди. Наводнения, ураганы, невероятной силы огненные волны, лесные пожары, вызываемые вспышками на Солнце, — если разрушения достигнут такой степени, которую я предполагаю, деньги потеряют всякую ценность. Тогда начнется обмен товарами.
Я проголодался. И съел два яйца и кусок жареного сала, который еще не успел остыть. Оставшиеся продукты я упаковал. У нас было достаточно продовольствия на неделю, хотя выбор был небольшой.
Может быть, удастся обменяться продуктами с другими жильцами дома. Это ведь был большой дом. Конечно, здесь имелись и незанятые квартиры, которые можно использовать как склад для продуктов — и в качестве убежища для жителей нижних этажей, если вода выгонит их из своих квартир.
Проклятье, я забыл самое главное! Накануне вечером жизнь казалась такой простой. А теперь — разве у нас были медикаменты? Разве в доме были врачи? Скоро могут начаться дизентерия и другие эпидемии. Люди будут голодать. В доме был магазин, но есть ли возможность добраться до него?..
Вопросы, ответа на которые я не знал! Но сначала мне надо немного поспать. Все остальное устроится само собой.
Между тем стало светлее. Дела наши обстояли не так уж плохо, ситуация могла быть куда хуже. Я думал о лучевом шторме, который, наверное, промчался на другой стороне Земли, и спрашивал себя, смогут ли наши дети заселить когда-нибудь Европу, Азию или Африку…
Берк Винтерс оставался в отсеке для пассажиров во время посадки «Старфлайта» в Кагора Порт. Для него было непереносимо видеть, как другой — даже друг, которого он любил, Джонни Найлс, — будет командовать кораблем, так долго принадлежавшим ему. Он даже не хотел прощаться с Джонни, однако не было никакой возможности этого избежать. Молодой офицер ждал его внизу у трапа, и его чисто формальная улыбка не могла скрыть глубокого недовольства.
Джонни протянул ему руку:
— Пока, Берк. Ты заслужил этот отпуск. Используй его, как следует.
Взгляд Берка пробежал по просторной взлетно-посадочной площадке, протянувшейся на километры через пустыню цвета охры. Космодром был, казалось, в беспорядке — а на самом деле в строгом порядке, — усеян грохочущей двигателями техникой: транспортами с минералами, торговыми, грузовыми кораблями и элегантными линейными, такими, как «Старфлайт». Над ними бились флаги Трех Планет и не менее дюжины колониальных, а больше всего было, пожалуй, земных, надменно развевавшихся на ветру…
Джонни проследил за его взглядом.
— Тебя все это по-прежнему волнует, не так ли? — сочувственно спросил он.
Винтерс ничего не ответил. В нескольких километрах отсюда, вдали от оглушительного грохота ракетных двигателей, возвышался гласситовый купол Кагоры, Коммерческого центра Марса, как будто редкая драгоценность на границе красных песков. Крошечное солнце устало глядело на город, окруженный древними курганами и обдуваемый со всех сторон таким же древним ветром. Создавалось впечатление, словно планета еще терпела Кагору и ее космопорт, как будто это было незначительное местное воспаление, которое вскоре исчезнет само собой…
Винтерс уже успел забыть Джонни Найлса. Он забыл обо всем, за исключением своих мрачных мыслей. Молодой офицер продолжал смотреть на него с жалостью, и Берк понимал это.
Он был высоким, сильным и очень суровым, так как характер его формировался годами полетов в глубинах космоса. Жесткие лучи далеких солнц продубили его кожу, а волосы выгорели до белизны. А за последние несколько месяцев его глаза приобрели, казалось, такой же безжалостный, как у этих излучений, отблеск. В них исчезло прежнее свойственное ему выражение доброжелательности и некоторого легкомыслия, а морщинки, которые часто появлялись вместе с улыбкой вокруг рта, теперь застыли в гримасе постоянной горечи…
Это был крепкий и энергичный мужчина, в чьей душе теперь, однако, чувствовался надлом. Во время всего полета, как только они покинули Землю, он не переставал курить коротенькие венерианские сигареты с успокаивающим действием. Вот и сейчас он был занят этим же, но руки у него все равно дрожали, а нервный тик постоянно пробегал по правой щеке.
— Берк. — Голос Джонни доходил до него откуда-то издалека. — Берк, это меня, конечно, не касается, но… — Он поколебался, потом все-таки закончил мысль. — Ты уверен, что на Марсе тебе сейчас будет хорошо?
Винтерс довольно резко ответил:
— Береги «Старфлайт», Джонни. Пока.
И стал спускаться по трапу. Пилот смотрел ему вслед. К Джонни подошел второй.
— Этот тип, точно, готов, — сказал он.
Джонни кивнул. Ему было очень жаль, что все окончилось этим, так как все его успехи были связаны со службой при Винтерсе, и он обожал командира.
— Вот идиот, — сказал он. — Ему не надо было возвращаться сюда. — Он обвел глазами пустынные просторы Марса, которые раздражали его. — Его подруга пропала где-то здесь, — продолжал он. — Даже тело не нашли…
Такси перенесло Берка Винтерса в Кагору, и Марс исчез. Он снова был в одном из тех типовых Коммерческих городов, которые появлялись на всех освоенных планетах.
Вия на Венере, Нью-Йорк на Земле, Солнечный город на Сумеречном кольце Меркурия — гласситовые убежища Внешних Миров, все они были похожи, как близнецы. Посвященные культу богатства и жадности, они превратились в уголки рая, где спокойно выигрывались и терялись миллионы, где мужчины и женщины, прибывшие со всех концов Солнечной системы, могли лихорадочно растрачивать свою энергию, заботясь о таких скучных предметах, как температура и гравитация.
Но, кроме наживы, были и другие занятия в Коммерческих городах. Прекрасные здания из ценных минералов, террасы и висячие сады, связанные между собой совершенной системой движущихся тротуаров, предоставляли возможность познакомиться с любыми удовольствиями и пороками цивилизаций всех открытых миров.
Винтерс ненавидел эти Города. Он привык к элементарному благородству пространства. В этих же заведениях чувства, одежда, даже воздух были искусственными.
Ненавидеть их у него были еще и более веские основания.
В лихорадочной спешке покинул он Нью-Йорк, чтобы добраться до Кагоры, а теперь, когда уже был здесь, чувствовал, что не в состоянии ждать, пока такси пересечет город. Так он и сидел, вцепившись в подлокотники своего кресла, ощущая, что его нервное возбуждение нарастает с каждой минутой.
Прибыв на место, он даже не смог удержать в руке деньги для платы за проезд. Они прямо-таки выпали у него из руки, и водителю пришлось самому собирать их на полу глайдера.
Несколько секунд он стоял, изучая помпезный фасад здания цвета слоновой кости, возвышавшийся прямо перед ним. Ни один звук или луч света не вырывался оттуда, что придавало ему оттенок неизбежности и властности… Над дверью виднелась надпись зеленоватым серебром по-марсиански: «ШАНГА».
— Вот оно, «возвращение», — перевел он. — Путешествие назад…
Странная и в то же время ужасная усмешка исказила его лицо. Он открыл дверь и вошел.
Приглушенный свет, комфортабельные диванчики, тихая печальная музыка. Прекрасный зал ожидания. Тут была примерно дюжина мужчин и женщин, все земляне. На всех были простые и элегантные белые туники Коммерческих городов, которые подчеркивали волшебный блеск их украшений и экзотических причесок.
Лица у всех были бледными и изнеженными, как это и должно быть у людей, находящихся под постоянным нервным напряжением новой эпохи.
У стойки из глассита сидела женщина-марсианка. У нее была матовая кожа, красота ее была совершенной. На ней была коротенькая туника в духе античного Марса, приспособленная к вкусам современности, и она не носила никаких украшений. Она бросила на Берка Винтерса косой взгляд. Ее топазовые глаза выражали типичную профессиональную доброжелательность. Однако в глубине ее взгляда он смог различить презрение и высокомерие древней расы, по сравнению с которой утонченные земляне Коммерческих городов казались всего лишь дурно воспитанными детьми.
— Капитан Винтерс! — сказала она. — Как мы рады снова увидеть вас!
Но у него не было настроения поддерживать обычный светский разговор.
— Я хочу видеть Кор Хала, — сказал он. — И немедленно.
— Боюсь, что… — начала она, но тут взглянула повнимательней на его лицо и тотчас повернулась к интеркому. — Вы можете войти, — сказала она почти сразу же.
Берк открыл дверь, ведущую во внутреннюю часть здания. Здесь оно почти полностью было похоже на огромный солярий. Он был заставлен столами с регулируемой поверхностью, похожими на операционные. Над каждым столом было устроено нечто вроде огромной непрозрачной линзы с пультом управления.
Следуя вдоль прозрачных стен к бюро Кор Хала, Винтерс с презрением смотрел сквозь них на разворачивающийся перед его глазами вид внутреннего двора. Там буйствовал всеми невиданными здесь красками экзотический лес. Тропические деревья, папоротники, необыкновенной красоты цветы, ярко-зеленые газоны, тысячи птиц. На этой псевдопримитивной площадке для развлечений резвились мужчины и женщины, фанатики Шанги.
Сначала их укладывали на столы и подвергали воздействию определенного облучения. Все это было известно Винтерсу. Медики употребляли термин «нейропсихическая терапия». Наследие утерянной мудрости древнего Марса. Специфическое средство лечения нарушенного душевного равновесия у современного человека, вынужденного вести слишком бурную жизнь в слишком сложном окружении.
«Итак, вы располагаетесь, и все ваше тело подвергается воздействию облучения. Устойчивость ваших желез немного меняется. Ритм мозговых колебаний замедляется. В то время, как излучение очищает ваши нервные клетки, улучшает рефлексы и улучшает обмен веществ, с вами происходят странные и приятные превращения. И через некоторое время вы снова превращаетесь в ребенка, если рассматривать этот процесс с точки зрения эволюции».
Шанга — возврат назад. Умственно и совсем чуть-чуть физически, возврат к примитивной жизни, так что потом не останется никаких следов этого, и обычный уровень развития восстановится сам собой. И даже, на некоторое время, вы почувствуете себя лучше и счастливее, потому что вы воспользовались прекрасной возможностью отдохнуть…
Белые ухоженные тела, довольно легкомысленно одетые в звериные шкуры или в набедренных повязках из разноцветных кусочков материи. Так земляне Кагоры играли и боролись среди деревьев. И все их заботы ограничивались едой, любовью и ожерельями из цветных жемчужин.
Скрытые от посторонних взглядов, в укромных местах находились надзиратели с парализующими излучателями. Ведь случалось, что кто-нибудь из клиентов забирался слишком далеко на пути назад… Винтерс знал об этом. И последний раз, когда он был в этом саду, ему здорово досталось. Он смутно помнил, что пытался кого-то убить…
Во всяком случае, так ему потом сказали. А вообще-то никто потом ничего не помнил из того, что с ним происходило во время сеансов Шанги. Именно за это земляне ее и ценили. Потом не надо было мучиться угрызениями совести.
Этот порок был таким элегантным, одетым наукой в видимость респектабельности. Возбуждение от нового вида развлечения, новая возможность уйти от всепроникающих сложностей этой жизни. Земляне были без ума от этого.
Но они были единственными. Венерианские варвары были еще очень близки к своему прежнему состоянию дикости, чтобы испытывать хоть какую-то потребность в этом. А марсиане принадлежали к слишком древней цивилизации, они слишком хорошо разбирались в греховной опасности «возврата», чтобы это могло соблазнить их. «А кроме того, — говорил себе Винтерс, — они и создали Шангу. Они понимают».
Дрожь прошла по всему его телу, когда он вошел в кабинет Кор Хала, директора.
Кор Хал был худощав, темноволос и неопределенного возраста. Его марсианское происхождение скрывала строгая белая туника. Однако это был настоящий марсианин, и его обходительность была всего лишь бархатным футляром, скрывавшим ледяную сталь.
— Капитан Винтерс, — сказал он, — будьте добры, садитесь.
Винтерс сел. Кор Хал изучающе разглядывал его.
— Вы нервничаете, капитан Винтерс. Но я не хотел бы проводить процедуру снова. Ваш атавизм еще слишком близок к поверхности. — Он пожал плечами. — Вы помните, что было последний раз?
Винтерс кивнул.
— То же самое было в Нью-Йорке. — Он склонился к своему собеседнику. — Я больше не хочу, чтобы вы меня лечили. То, что у вас здесь, меня больше не устраивает. Cap Кри сказал мне об этом там, в Нью-Йорке. Он посоветовал мне отправиться сюда, на Марс.
— Он известил меня, — сказал Кор Хал совершенно спокойно.
— Что ж, тогда вы…
Винтерс не закончил фразу, так как у него не было слов.
Кор Хал не ответил. Он откинулся на спинку своего удобного кресла. Он был красив, на лице его застыло выражение спокойного безразличия. И только глаза, зеленые и суровые, выдавали наличие где-то там, в глубине, едва заметной заинтересованности. Жестокой заинтересованности кота, который лапой придавил парализованную ужасом мышь…
— А вы уверены, — наконец спросил он, — будто знаете, что делаете?
— Да.
— Есть разница между людьми, капитан Винтерс. У этих марионеток, там, — он показал в сторону сада, — нет ни ума, ни сердца. Это искусственные продукты искусственной среды. Но такие, как вы, Винтерс, играют с огнем, когда играют с Шангой.
— Послушайте, — сказал Винтерс. — Женщина, на которой я собирался жениться, как-то отправилась через пустыню на своем глайдере и не вернулась. Один бог знает, что с ней произошло. Я провел следствие. Я нашел ее аппарат в том месте, где он разбился. Но никаких ее останков я так и не обнаружил. После этого ничто не имеет слишком большого значения для меня. Только бы забыть.
Кор Хал склонил голову.
— Да, вспоминаю. Это трагедия, капитан Винтерс. Я знал мисс Леланд — очаровательная женщина. Она часто приходила сюда.
— Я знаю, — отвечал Винтерс. — По правде говоря, она не была типичной жительницей Коммерческого города, однако у нее было слишком много денег и времени. В любом случае, меня не беспокоит игра с огнем, Кор Хал. Я уже обжегся, и достаточно жестоко. Как вы сами говорите, люди очень разные. У этих типов там, в джунглях, нет никакого желания продолжить «Возвращение», так как для них это всего лишь игра. У них не хватит смелости, да они и не очень увлечены этим. В противоположность мне.
Взгляд Винтерса принял необычно дикое выражение.
— Я хочу вернуться назад, Кор Хал. Настолько далеко, насколько Шанга в состоянии это сделать!
— Иногда путь очень долог, — сказал марсианин.
— Мне все равно.
Кор Хал смотрел на него в упор.
— Для некоторых нет возврата…
— Мне незачем возвращаться.
— К тому же все не так просто, Винтерс. Шанга — настоящая Шанга, бледная копия которой воплотилась в этом солярии и излучателях, — была запрещена столетия назад городами-государствами Марса. Тут немало риска и проблем, так что операция стоит немало…
— У меня есть деньги. — Внезапно Винтерс вскочил, начиная терять терпение. — Идите вы к дьяволу со всеми вашими доводами! В любом случае, это все сплошное лицемерие. Вы прекрасно знаете, что людям надо от Шанги. И не морочьте мне голову, стоит людям дать вам денег, вы им дадите все, что угодно!
И он швырнул на стол чековую книжку. В первом чеке сумма не была проставлена, но он был подписан.
— Я предпочитаю наличные, — сказал Кор Хал, возвращая книжку Винтерсу. — И всю сумму авансом.
Берк Винтерс ответил только одним словом:
— Когда?
— Сегодня вечером, если угодно. Где вы остановились?
— В «Трех Планетах».
— Ужинайте там, как обычно. Потом оставайтесь в баре. В определенный момент за вами зайдет наш человек.
— Буду ждать, — сказал Винтерс и ушел.
Кор Хал улыбнулся. Зубы у него были очень белые и очень острые. Как будто клыки голодного хищника.
Наконец-то, когда взошел Фобос, Берку Винтерсу удалось установить местонахождение, и он догадался, в каком направлении они летят.
Они потихоньку выскользнули из Кагоры, он и молодой марсианин, который незаметно зашел за ним в бар «Трех Планет». В чьем-то частном владении их уже ждал глайдер. В нем сидели Кор Хал и еще один мужчина, похожий на одного из тех варваров, которые жили на курганах к северу от города Кеш. Управлял аппаратом Кор Хал.
Теперь Винтерс был уверен, что они направляются к Нижним Каналам. Это были древние водные пути со старинными городами всеобщего разгула на берегах, так и не подчинявшиеся законам городов-государств: Джеккара, Валкие, Барракеш. Воплощение рынков преступников, рабов и любых пороков. Землянам советовали держаться от них подальше.
Путь казался бесконечным. Видневшаяся внизу безжизненная пустыня действовала Винтерсу на нервы. Молчание в кабине аппарата становилось невыносимым. В нем было что-то угрожающее. Казалось, Кор Хала, великана Кеши и худощавого юношу объединяет какая-то тайная мысль, которая придает их молчанию особый криминальный характер. Ее отблеск можно было заметить в выражении их лиц. Наконец Винтерс решил заговорить.
— Здесь, что ли, ваш генштаб?
Никакого ответа.
— Чего уж тут скрытничать, — продолжал он с раздражением. — В конце концов, сейчас я один из вас!
— А разве животные говорят со своими хозяевами? — заметил худощавый молодой человек резким тоном.
Винтерс уже собирался взорваться, когда варвар поднес руку к рукоятке небольшого острого кинжала у себя на поясе. Тогда Кор Хал сказал ледяным тоном:
— Вы захотели попробовать настоящую Шангу, капитан Винтерс. За это вы и заплатили. Вам будет предоставлена такая возможность. Все остальное не имеет значения.
Винтерс пожал плечами с угрюмым видом. Он продолжал курить свою успокоительную сигарету и больше не произнес ни слова.
Через несколько часов, казалось, безбрежная пустыня стала меняться. Невысокие голые холмы стали появляться из песка и вскоре, становясь все выше, постепенно перешли в горную цепь.
Отроги гор спускались к дну исчезнувшего моря. В свете луны было видно, что оно постепенно понижается, превращаясь в бездонную пропасть. Тут и там блестели прожилки мела и кораллов. Они выпирали из мха, как кости из высохшей кожи давно умершего человека.
Винтерс увидел город, расположенный у подножия гор на берегу бывшего моря.
Было заметно, что город спускался вниз вслед за отступающим морем. С высоты полета Винтерс мог различить остатки пяти портов, покинутых один за другим по мере того, как море отступало. Еще сохранились просторные набережные. Дома сначала строились, а потом их тоже покидали, чтобы спуститься на следующий уровень. Теперь дома выстроились вдоль почти пересохшего канала, и именно здесь еще теплилась жизнь. Было нечто бесконечно грустное в этой еще живой темной ниточке все, что оставалось от когда-то голубого бурного океана.
Глайдер описал круг и сел. Кеши очень быстро сказал что-то на своем диалекте. Винтерс понял только одно слово: Валкие. Кор Хал ответил ему на том же языке. Потом он повернулся к Винтерсу и сказал:
— Нам уже недалеко. Держитесь рядом со мной.
Все четверо вышли из аппарата. Винтерс чувствовал, что его охраняют, и не только для того, чтобы защитить от неведомой опасности…
Дул сухой ветер, перехватывавший дыхание. Их ноги поднимали тучи пыли. Валкие лежал перед ними. Сплошная масса мрачных развалин поднималась к скалам, холодная и равнодушная в безжизненном свете двух лун. На самой вершине холма Винтерс различил полуразрушенные башни древнего дворца.
Они шли по выщербленным сандалиями бессчетных поколений мостовым, и у их ног еле слышно плескалась черная вода. Даже в этот поздний час Валкие не спал. Желтый свет факелов небезуспешно боролся с мраком ночи. Кое-где слышалась тихая музыка излюбленной на Марсе двойной арфы. Улицы, переулки, дворики, плоские крыши домов были полны жизни.
Не говоря ни слова, худощавые мужчины и женщины с вкрадчивыми манерами, глаза которых излучали странный блеск, наблюдали за чужаками. И в то же время Винтерс различал звуки, характерные для жизни городов Нижних Каналов: возбуждающий шепот и игривый звон колокольчиков, вплетенных в косы из темных волос, свободно падающих на шеи.
Да, пагубный городишко, и очень пагубный, но жизнь продолжала бурлить в нем. Винтерс прямо-таки чувствовал пульсацию этой порочной и горячей жизни, и ему стало страшно. Его одежда иностранца и белые туники его спутников слишком заметно контрастировали в этом месте с обнаженными по пояс фигурами местных жителей обоих полов, с набедренными повязками мужчин и коротенькими юбками женщин, украшенных широкими поясами с драгоценными камнями…
Никто не заговорил с ними. Следуя за Кор Халом, они вошли в большой дом. Кор Хал запер изнутри огромную дверь из старинной кованой бронзы. Винтерс вздохнул с облегчением. Он повернулся к Кор Халу и спросил, стараясь не выдавать охватившую его дрожь:
— Когда же?
— Все готово. Винтерс. Халк, покажи ему дорогу.
Кеши поклонился, и Винтерс последовал за ним.
Помещение совершенно не было похоже на зал Шанги в Кагоре. Среди этих каменных стен текла жизнь, мужчины и женщины проживали ее, любили друг друга и умирали сами или в борьбе. В трещинах каменного пола давно высохли попадавшие туда веками капли крови и слез. Древние ковры, занавеси и мебель наверняка стоили целые состояния. Их красота, отмеченная столетиями, пережила их.
В самом конце коридора находилась массивная бронзовая дверь с решеткой посередине.
Халк остановился.
— Раздевайтесь, — сказал он.
Винтерс колебался. У него был с собой карманный дезинтегратор, и ему не хотелось расставаться с ним.
— Почему это? Я хотел бы остаться в одежде…
— Раздевайтесь, — повторил Халк. — Таков обычай.
Винтерс послушался.
Раздевшись, он вошел в крохотную каморку. Здесь не было, как в Кагоре, комфортабельного стола, а всего лишь несколько шкур на голом полу. На противоположной стене был виден проход, закрытый решеткой.
Бронзовая дверь захлопнулась у него за спиной. Было совершенно темно. Теперь ему по-настоящему стало страшно. Ужасно страшно. Но было слишком поздно. Вот уж, в самом деле, слишком поздно…
Как раз с тех пор, как Джил Леланд исчезла…
