Дождь, едва накрапывавший в воскресенье вечером, к утру заметно усилился, и конца ему не предвиделось. А когда стали сгущаться сумерки, Вдовья бухта разлилась до самой «Магнолии». Деревья во дворе гостиницы раскачивались при порывах ветра.
      Во вторник Лейни проснулась до восхода солнца и заметила под дверью спальни полоску света. Тогда она тихо встала, оделась и прошла в кухню, приволакивая перевязанную ногу.
      В ярко освещенной кухне было тепло и уютно. К своему удивлению, Лейни обнаружила там не только маму, но и тетю Оливию, и Сюзан.
      – Что случилось? – встревоженно спросила она.
      – Совершенно ничего, – ответила ей мама. – Ветер так громко воет, что всех нас разбудил.
      – Ох, какая же я глупая! – Тетя Оливия вдруг хихикнула. – Я этого ветра так испугалась, что и сама вскочила, и весь дом перебудила. Знаете, у меня предчувствие. Вот-вот что-то должно произойти. Я почему-то подумала про ураган. Вы помните?
      – Нет, – отозвалась Лейни.
      – Я приготовлю тебе кофе, – предложила мама.
      – Как, вы не помните ураган? – в изумлении воскликнула тетя Оливия. – Прошло всего несколько лет! Я-то отлично помню. Лето было ужасно жаркое. Еще сын Досона Андерсона попал тогда в июле под свой собственный трактор. Бедная жена Досона, она так убивалась на кладбище, что у меня сердце разрывалось. А как тогда солнце палило! Я все время обмахивалась перчатками во время похорон. Сюзан, когда это было?
      – Очень давно, мисс Ливи, – осторожно ответила Сюзан. – По-моему, в пятьдесят четвертом году.
      – Ну неужели вы не помните, небо было такое желтое, как будто… Ой!
      Дебора, стоявшая у окна, тоже охнула, когда дом содрогнулся от раскатов грома. Лампа мигнула и погасла. Дождь с такой силой лупил в окно, что при разговоре приходилось повышать голос.
      – Вот и тогда в «Магнолии» так же погас свет, – задумчиво проговорила Дебора. – Наверное, оборвались провода. Думаю, что в такую погоду электрики носа на улицу не высунут, так что сегодня у нас будет выходной.
      В семействе Блэкберн не было принято сидеть сложа руки, так что с раннего утра в доме началась генеральная уборка. К полудню небо слегка прояснилось, и четыре женщины отправились в гостиницу, чтобы навести некоторый порядок и там.
      В три часа дня Оливия, обессилев, прилегла на диван в одной из гостиных.
      – Вот и замечательно, – заметила Сюзан. – Бедная мисс Ливи не спала полночи. Буря ужасно на нее действует.
      Лейни зашла на кухню и выглянула из окна. Дождливая погода и на нее действовала удручающе, в особенности в такие дни, как этот, когда она чувствовала себя безнадежно одинокой. Она не смогла бы сказать, почему на нее нахлынула такая тоска. Однако это чувство одиночества было ей хорошо знакомо.
      Она припомнила другой, такой же дождливый день.
      Тогда с ней был Колли. Прикрыв глаза, она видела, как он проводит ладонями по мокрым волосам. Он смеется, и зубы его сверкают ослепительной белизной.
      Последний день счастья.
      Внезапный грохот совершенно оглушил ее, а молния ослепила. Земля – а может быть, только пол «Магнолии» – заколебалась под ее ногами.
      Когда Лейни пришла в себя через несколько секунд, то осознала, что до нее доносится громкий голос Сюзан и невнятные причитания тети Оливии.
      – Это молния. Это только молния. Ничего страшного не случилось, – уговаривала свою компаньонку Сюзан. – Буря свалила дерево.
      Дверь черного хода заклинило, так что Лейни, чтобы выбраться из кухни, пришлось выйти на боковое крыльцо. Зрелище, представшее ее глазам, обожгло так, что даже хлещущий вовсю ливень не мог ее охладить.
      Ветер вырвал с корнями один из старых кленов и распахнул старинную дверь, возле которой Колли когда-то целовал ее. Но самым страшным было другое. Рухнувший ствол фактически уничтожил один из трех флигелей здания гостиницы. Второй этаж центрального флигеля, того, где помещался ресторан, обрушился.
      Когда-то на втором этаже этого самого флигеля помещался кабинет отца Оливии, Лэнсинга Блэкберна. Отсюда он железной рукой управлял «Магнолией». Тяжелые ветви рухнувшего дерева переломили пополам даже его массивный письменный стол.
      Лейни была потрясена. Потрясена настолько, что не знала, текут по ее щекам слезы или же дождевые капли. Центральный корпус «Магнолии», где любили обедать и ужинать жители Спрингса, был разрушен.
      Посреди серой пелены дождя возникла Дебора. Она подошла к дочери, обняла ее. Она тоже плакала навзрыд.
      Когда стих очередной раскат грома, она зашептала на ухо Лейни:
      – Тетя Оливия очень расстроится. Хотя на самом деле, наверное, оно и к лучшему. В обеденном зале давно пора было сделать ремонт. Как только заработает телефон, я обязательно позвоню в страховую компанию.
      Лейни захотелось крикнуть: «Мама, нет у нас больше страховки! «Магнолии» больше не выжить! Рухнул наш мир, дождь смыл его без остатка».
 
      Нет, ни в тот день, ни назавтра, ни вообще в ближайшем будущем Лейни не нашла в себе сил, чтобы сообщить матери страшную новость. Что ж, по крайней мере, им с матерью не пришлось изъясняться обиняками. Спрингс – маленький городок, и в нем нет места секретам. Когда буря улеглась, известие о том, что «Магнолии» пришел конец, стало всеобщим достоянием.
      – Боже, какая жалость, – говорила, покачивая головой, Белла Фостер. – Гостиница простояла целый век, а тут один удар молнии, и пожалуйста. Дебора, скажи, когда вы снова откроетесь?
      – Честно говоря, Белла, не знаю, – ответила ей Дебора, не поднимая головы.
      – Послушай, милочка, наш Комитет благотворительности с радостью вам поможет. Ты же знаешь, благотворительность – основа христианской веры.
      Дебора вздохнула. Она так устала от этих слов. Не хватало только благотворительности. Что ж, «Магнолия» становится объектом попечения церковного комитета. Как же стыдно смотреть в глаза дочери…
      А дождь все моросил, и промозглая сырость давно пропитала не только одежду, но и все вокруг.
      – Лейни, погляди, что я нашла! – крикнула с крыльца тетя Оливия.
      Ее мокрое белое платье прилипло к телу, влажные серебряные волосы завились мелкими кольцами, и она больше всего походила теперь на старинную фарфоровую куклу. Даже руки ее, прижимающие к груди большую черную металлическую шкатулку, казались полупрозрачными.
      Судя по робкому выражению лица старой дамы, с находкой у нее были связаны не самые приятные чувства, хотя, на взгляд Лейни, в шкатулке не было ровно ничего особенного, за исключением разве что серебряного замка.
      – Что это, тетя?
      – Это папин сейф. Папа всегда прятал его от всех, и мы не знали, где он свой сейф хранил. А сейчас, представь себе, я нашла его под кучей хлама.
      – Наверное, он хранился в одной из верхних комнат, где обрушился потолок, – предположила вышедшая на крыльцо Сюзан. – Мисс Ливи, вам тяжело. Дайте-ка я его возьму.
      – Нет, Сюзан, я его сама понесу. Знаете, мои дорогие, в юности я даже побаивалась этой штуки. – Оливия вдруг смущенно хихикнула. – Папа открывал ее с таким суровым лицом…
      – У Лэнсинга Блэкберна всегда было суровое лицо, – заявила Сюзан. – Давайте пойдем в дом, там по крайней мере сухо. Вы сможете сесть на диван, мисс Ливи, и держать себе этот сейф, раз уж вам этого так хочется.
      – Да-да, надо поскорее отнести его в дом. Папа будет рад, что сейф нашелся.
      Лейни проводила Оливию и Сюзан взглядом, а Белла, неизвестно когда появившаяся на крыльце в обществе нескольких женщин, вздохнула:
      – Что ж, нет худа без добра. Мисс Ливи обрела частичку своего прошлого.
      – Да бедняжка чуть не все время живет в прошлом, – заметила другая женщина, и Лейни вдруг отчаянно захотелось взять метлу и вымести их всех из «Магнолии», как она обычно выметала кота, когда он укладывался на пороге.
      И так же неожиданно Лейни успокоилась, когда на стоянку въехал серебристый «Ягуар». Кумушки на крыльце умолкли, а из машины вышел высокий блондин в белоснежной рубашке и столь же белоснежных брюках и направился к Лейни. Он остановился у нижней ступени и огляделся.
      – Боже! – воскликнул он. – Воистину этот ураган достоин имени «Магнолии».
      Лейни закусила губу, чтобы не разрыдаться.
      – Ох, Престон, это ужасно, – пробормотала она невнятно, и Престон понял, что она делает последние усилия, чтобы удержаться от слез.
      – Ты это про гостиницу или про мою рожу? – спросил он.
      Только тут Лейни впервые взглянула на него. На одной его щеке красовался здоровенный синяк, а левый глаз заплыл. Она тут же вспомнила безобразную драку у затопленного карьера и осторожно погладила Престона по щеке.
      – Не волнуйся, я скоро буду в порядке. И «Магнолия» тоже. Мы с тобой ее восстановим. – Он обнял Лейни и притянул ее к себе, совершенно не обращая внимания на любопытствующих зрительниц. – Не расстраивайся, мой ангел.
      У нее едва достало сил прошептать:
      – Терпеть не могу реветь на глазах у всех.
      – Тогда пошли в дом, и ты поревешь на глазах у меня. – Он распахнул дверь и подтолкнул Лейни внутрь. – Как твоя нога?
      Пройдя через холл, они опустились на стоящее возле лестницы кресло для двоих, и Престон крепко обнял Лейни.
      – Ну, расскажи доктору Престону, что болит.
      – Мой дом унесло ветром, и приземлилась я, по-моему, не в стране Оз , – отозвалась Лейни.
      У нее не было настроения шутить. Ей нужен человек, которому она могла бы излить свое горе. Ей нужен Престон, который должен помочь ей выпутаться из беды.
      Когда Престон заговорил, Лейни показалось, что он прочитал ее мысли.
      – Ладно, попробуем поднять тебе настроение.
 
      Он сунул руку в карман, извлек оттуда небольшую белую бархатную коробочку и протянул ее Лейни. Она недоуменно взглянула на него, взяла коробочку дрожащей рукой и открыла ее.
      Внутри лежало кольцо с крупным бриллиантом, сверкающим всеми гранями даже в полумраке холла.
      Лейни вдруг стало страшно.
      – Что это такое? – спросила она очень тихо.
      – Именно то, что ты думаешь. – Престон двумя пальцами приподнял ее подбородок. – Нравится?
      – Естественно. Я никогда не видела настоящих бриллиантов.
      Престон довольно улыбнулся.
      – Значит, наконец я могу сделать для тебя то, чего не делал Колли.
      Лейни не ответила, а только судорожно сжала коробочку.
      – Лейни, я хочу подарить его тебе. Я помню, что со мной было тогда в Ло-Джо, когда ты упала в воду. Я собирался поговорить с тобой еще в воскресенье, но ты не захотела меня видеть. Вот когда мне стало по-настоящему страшно. Что бы я делал без тебя? Мы еще почти не говорили о будущем, но мне кажется, наши отношения уже позволяют мне просить тебя подумать о нем. Что скажешь?
      Она не могла поднять на него глаза, но говорить почему-то была в состоянии.
      – Хорошо… Я… Я должна подумать о браке? Ты это хотел сказать?
      – Я хотел сказать именно это. Кольцо означает помолвку. Правда, это повлечет некоторые проблемы.
      Лейни нахмурилась.
      – В чем дело?
      Престон повернулся к ней и нежно поцеловал складку между ее бровями.
      – Видишь ли, старик рвет и мечет из-за того, что я осмелился прикоснуться к тебе и взбесить Колли.
      Лейни гневно тряхнула головой.
      – Почему ни один наш разговор не обходится без Колли?
      – Думаю, – серьезно ответил Престон, – потому что ты до сих пор не пробовала выбросить его из своей жизни. Ладно, бог с ним! Дед велел мне отправляться в Нэшвилл в ближайшее воскресенье. Перед отъездом я хотел бы надеть это кольцо тебе на палец. Это будет означать, что ты даешь мне право искать квартиру для нас с тобой и объявить о помолвке моим родителям. Я хочу, чтобы о помолвке стало известно сразу, чтобы Колли не подходил к тебе в мое отсутствие. Я вернусь через неделю, максимум через две, и тогда увезу тебя отсюда.
      На эти самые слова рассчитывала Лейни, когда приняла решение сблизиться с Престоном. И вот они произнесены. Лейни ничего не видела вокруг себя; она вглядывалась в потаенные глубины своей души, надеясь обнаружить радость.
      Цель ее достигнута, и в такой короткий срок. Она получит все, что ей нужно.
      Новую жизнь.
      Деньги. У нее будет очень много денег.
      Имя – миссис Престон Ролинс.
      Она покинет Спрингс и полуразрушенную «Магнолию».
      Ее будущие дети не будут знать нужды. Они не узнают, как прекрасна ветхая гостиница.
      Они будут детьми Престона. А не Колли. Колли останется в прошлом.
      – Да, – прошептали ее помертвевшие губы.
      – Еще одно обстоятельство меня пугает, – серьезно произнес Престон.
      – Что такое? Я на все согласна. Почему тебя еще что-то пугает?
      – Меня пугает мысль о том, что я отдаю все, что имею, прекрасной женщине, которая, возможно, совершенно меня не любит.
      Сердце Лейни болезненно сжалось от острого чувства вины.
      – Что это тебе взбрело в голову? С чего бы я согласилась выйти за тебя замуж, если бы… если бы я тебя не любила?
      – Я ни в чем не уверен, так как твои чувства к другому – хорошо, я не стану называть его имя – сохранились. В общем, если ты станешь моей женой, нам придется время от времени видеть его, пускай и нечасто. Лейни, я не был здесь два года и очень хочу никогда больше сюда не возвращаться. Но рано или поздно мне придется сюда приехать. И ты приедешь как моя жена. Я могу тебе верить?
      – Если не веришь, не женись на мне.
      «Заклинаю тебя, не женись! Забери обратно кольцо. Я никогда не вспомню, что ты делал мне предложение. И я скажу себе, что старая любовь оказалась сильнее меня, и поэтому я должна остаться в «Магнолии» навсегда и жить своими воспоминаниями».
      – Я хочу лишь одного, – услышала она. – Дай мне доказательство. Лейни, дай мне залог того, что ты отныне моя.
      Вот так. Теперь все ясно.
      – Ты хочешь, чтобы я легла с тобой в постель? – ровным голосом спросила Лейни.
      – А что в этом странного, Лейни? Я знаю, ты не из тех женщин, кто отдается кому попало. Но и я не из тех мужчин, кто надевает кольцо на палец первой встречной. – Он наклонил голову, и его прохладные губы коснулись ее губ. – Клянусь тебе, у нас будет настоящая брачная ночь. Я полагаю, ты – девственница. Я буду обращаться с тобой как нельзя бережнее. Пойди мне навстречу, Лейни.
      Она подняла голову. Картины на стенах, старый розовый ковер на полу, часы, что показывают остановившееся время – скоро ей предстоит проститься со всем этим навеки.
      «Колли, ты просил меня о том же, и я готова была броситься к тебе, не колеблясь ни секунды…»
      Но та эпоха ушла безвозвратно. Началась другая.
      Почему судьба распорядилась так, что Лейни должна отдаться Престону? Почему с Престоном невозможно то неудержимое, пьянящее веселье, что она испытывала с Колли? Тогда против них был весь мир, и все равно то чувство было правильным.
      А теперь перед ней ее будущее – Престон, его образ жизни.
      Навсегда.
      Без Колли.
      Откладывать дальше нельзя, пробил час встречи с неизбежным.
      Она поднялась и чуть не застонала, неловко ступив на больную ногу.
      – Лейни, где же…
      Она прижала палец к губам.
      – Тише…
      Лейни прошла через холл к стойке регистрации гостей. На стене висела доска с ключами.
      Она выбрала ключ от комнаты, не пострадавшей во время бури. Когда Лейни подошла к Престону, щеки ее горели.
      – Дай руку. – Она положила на послушно раскрытую ладонь массивный, тяжелый ключ. – Последняя комната в дальнем крыле, наверху. Роскошное гнездо для медового месяца.
      Престон зажал ключ в кулаке. Губы его расплылись в невольной улыбке.
      – Лейни, ты не станешь раскаиваться. Ты мой ангел. Когда же? В воскресенье мне нужно ехать.
      – Значит, устроим тебе проводы. В субботу вечером.
      Престон замялся.
      – Послушай… Наверное, это предрассудок, но мне хотелось бы, чтобы кольцо было у меня до нашей первой ночи. Если не возражаешь, я его надену тебе на палец перед тем, как мы начнем любить друг друга. Оно станет символом нашей клятвы верности, – добавил он высокопарно.
      Все это время коробочка с кольцом буквально жгла Лейни, поэтому она с радостью передала ее Престону. Наверное, ей будет легче его надеть после того, как судьба ее будет решена бесповоротно.
      Он опустил футляр с кольцом в карман и горячо поцеловал Лейни в губы.
      – Ты у меня действительно ангел. Сегодня я вознесся на небеса.
 
      В тот день Лейни как будто вознеслась на небеса.
      Она знала, что ее отец опять отсутствовал – уехал куда-то с Альбертом Ролинсом, но Лейни не могла уйти из дома, ничего не сказав матери, поэтому она – в последний раз – отправилась в «Магнолию».
      – Тебе никак лучше? – удивленно воскликнула мама, когда Лейни появилась в дверях кухни.
      Лейни не сразу вспомнила, что утром отказалась идти в гостиницу, сославшись на плохое самочувствие.
      – Да. Я доехала на машине Уэя. Я почему-то забеспокоилась, и мне захотелось убедиться, что все в порядке.
      Дебора перестала месить тесто для хлеба и улыбнулась дочери.
      – Все хорошо.
      Тут Лейни решилась:
      – Мама, ты говорила Колли Ролинсу, чтобы он не общался со мной?
      Дебора вздрогнула и посмотрела Лейни в глаза.
      – Да, я просила его. Он дал мне слово чести и сдержал его. Он вел себя по-мужски.
      – Ты веришь, что он не тот, за кого его принимает папа?
      Дебора отвела взгляд от глаз дочери.
      – Ты никогда не убедишь в этом отца, Лейни.
      – Так что же мне делать, если я не в силах забыть Колли?
      – Боже, как я надеялась, что не услышу от тебя этих слов! Что ж, если так, значит, тебе придется выбирать: или этот мальчишка, или твой отец. Джон ни за что не смирится. Тебе придется расстаться с нами.
      – Мама, а ты? – прошептала Лейни. – Ты разлюбишь меня?
      Дебора вновь подняла голову.
      – Лейни, матери любят своих детей сильнее, чем дети их. Я буду любить тебя до конца своих дней, даже если ты предпочтешь Колли. – Она помолчала. – Ты уже приняла решение?
      – Не знаю, – тихо призналась Лейни, подошла к Деборе и торопливо поцеловала ее в щеку. – Мама, помни – я счастлива.
      Лейни вышла из кухни, а ее мать неподвижно стояла у рабочего столика; наверное, она плакала.
      Когда Лейни отъехала от «Магнолии», дождь лишь слегка накрапывал. Конечно, она любит и отца, и мать, но она выросла. Она должна начать собственную жизнь. И ей очень нужен Колли.
      Когда Лейни добралась до фермы, дождь заметно усилился. Тем не менее Колли поджидал ее у подножия холма.
      Он обнял ее и принялся целовать.
      – Я не верил, что ты вернешься, – говорил он, увлекая ее к реке.
      А когда они перешли речку вброд и углубились в лес, где капало с каждой ветки, Лейни пожаловалась:
      – Колли, я промокла и продрогла.
      Он остановился, отбросил назад прилипшие ко лбу волосы и поцеловал ее – торопливо и жадно.
      – Я тебя и высушу, и обогрею. Мне хорошо, когда дождь. Этот день – как сон. Как лучший из снов.
      Они еще раз перешли речку, и вдруг Лейни поняла, где они оказались. На этом самом месте она когда-то свистела ему.
      Они направлялись к хижине, где Колли когда-то жил вместе с Чарли.
      Раскат грома расколол небо. Колли прокричал что-то, но Лейни его не услышала.
      Наконец они взошли на крыльцо, Колли толкнул дверь, которая распахнулась со стуком, и отступил в сторону, пропуская Лейни.
      В доме была одна большая комната – почти пустая, неуютная, унылая.
      Откинув со лба мокрые волосы, Лейни удивленно выдохнула:
      – Так ты в самом деле здесь жил?
      Она не представляла, что человеческое жилище может быть таким примитивным. А Колли чувствовал себя так естественно, что вдруг представился Лейни первобытным дикарем.
      – Ну да. Я же тебе рассказывал. – Он облизал пересохшие губы. – Извини, тут грязно, хотя я сегодня попытался немного прибрать.
      – Колли, я не… – начала Лейни.
      – Не надо ничего говорить! – поспешно перебил ее Колли. – А то мы снова все испортим. Давай я обниму тебя и поцелую. А если ты больше ничего не захочешь, я тебя пойму.
      В этой убогой хижине он казался каким-то чужим, но она не боялась. Наверное, все ее колебания растают как дым, если он сию секунду повалит ее и сделает с ней все, что пожелает.
      А Колли как будто не знал, что ему делать и что говорить.
      – Я разожгу огонь. Сейчас так сыро и холодно… Садись.
      Он кивком указал на кровать.
      Лейни послушно присела на мягкую кровать, ожидая, что тут же поднимется облако пыли и откуда-нибудь выскочит мышь. Однако постыни оказались чистыми и приятно пахли.
      Колли, присевший на корточки возле камина, обернулся к ней.
      – Я постелил свежее белье, – сказал он. Щеки его покраснели – Лейни не знала, от жара огня, который уже успел разгореться, или по иной причине. – Я набил матрас свежей травой, подмел, принес белье. Знаешь, Лейни, я хотел, чтобы все было правильно. Я хотел, чтобы тебе понравилось.
      – А разве то, что мы хотим сделать, правильно? – несмело спросила Лейни.
      Колли подошел к ней, присел рядом на кровать и обнял ее.
      – Нет, если ты задашь этот вопрос своему отцу. Но, Лейни, в моей жизни никто и никогда не сможет занять твое место.
      Лейни погладила его по голове и посмотрела в глаза, в которых, как ей показалось, светились нежность и надежда.
      – Ты веришь мне? Веришь, что я не сделаю тебе плохого? – прошептал Колли.
      Жилка дернулась на ее щеке, от волнения перехватило горло.
      – Да.
      – Нет. Все еще нет. Но ты в этом скоро убедишься, Лейни.
      Он уже не прикасался к ней, а только ласкал ее глазами.
      Вдруг откуда-то у Лейни появилась отчаянная храбрость. Она упала на кровать и зарылась лицом в сладко пахнущую подушку.
      На низком потолке плясали отблески пламени, а дождь монотонно барабанил по жестяной крыше.
      – Я не притронусь к тебе, пока ты сама этого не захочешь, – едва слышно шептал Колли. – А потом, если тебе что-то не понравится, скажи, чтобы я перестал. Клянусь тебе, я тут же перестану.
      Он неловко прилег рядом с ней, следя за тем, чтобы его руки не коснулись ее.
      Ни единого прикосновения против ее воли.
      Внезапно Лейни ощутила себя свободной. Она придвинулась к Колли, прильнула к его теплому телу. Ее ладони легли ему на грудь, губы встретили губы, щека потерлась о щеку.
      Рубашки на нем не было.
      При мысли об этом она едва не сошла с ума. Много лет ее влекло это тело. А сейчас оно совсем близко, оно манит и обещает тысячу наслаждений.
      Лейни не ожидала, что его кожа покажется ей такой прохладной. Она поцеловала его грудь, провела по ней языком, а затем ее пальцы принялись знакомиться с его телом. Она ощутила биение его сердца и немедленно поцеловала это место. Увидела пульсирующую жилку на шее и тоже поцеловала.
      Колли не солгал. Он позволит ей властвовать, но достанет ли у нее характера, чтобы совладать с собой?
      А он тяжело дышал и что-то сбивчиво шептал, а потом вдруг взял Лейни за подбородок, притянул к себе и впился в ее губы.
      – Лейни, пожалуйста, Лейни, – бормотал он в краткие промежутки между поцелуями.
      Она взяла его ладонь и положила себе на грудь, туда, где отчаянно билось сердце. Пальцы Колли сжали маленькую пуговку, не решаясь действовать дальше.
      – Не спеши, Колли. Ведь ты обещал.
      Она перехватила руку, которая едва не разорвала ее блузку.
      – Помедленнее. Я постараюсь.
      Колли едва мог говорить. Его руки гладили ее по лицу, зарывались в волосы, но потом снова и снова возвращались к груди, словно притягиваемые магнитом.
      Страх Лейни куда-то пропал. Ей стало тепло, но огонь в камине был ни при чем. Она не испытала стыда, когда блузка соскользнула с ее плеч. Их губы слились в поцелуе, и Лейни ощутила, как его язык проникает ей в рот.
      Наступила несказанно долгая и невыразимо прекрасная минута. Его руки, губы, язык изучали ее, а тела их слились.
      А потом все разрушилось.
      Разрушилось навсегда.
      Дверь хижины со скрипом открылась, и Лейни услышала чье-то тяжелое дыхание. Оно было громче дождя, громче стука ее сердца.
      – Кто здесь… Элейна! Боже, нет!
      Джон Торн, ошеломленный, застыл в дверном проеме. У Лейни перехватило дыхание. Колли отпрянул от нее, а она по-детски неловко попыталась спрятаться за его спиной.
      – Ты?! В этой хибаре? Моя…
      – Папа, пожалуйста…
      Колли напрягся: в глазах Торна он прочел свой смертный приговор.
      – Мы только…
      – Я убью тебя!
      Торн поднял руку. В ней сверкнули вилы, которыми он работал на табачной плантации.
      Лейни закричала, перекрывая раскат грома:
      – Нет, папа! Не надо!
      Лицо Джона Торна перекосилось, и он ринулся на них. Колли, как хищник, прыгнул ему навстречу, стараясь перехватить его руку. Вилы задели его плечо, и он свалился на кровать с тяжелым стоном. Белые простыни окрасились кровью. Колли, морщась от боли, зажимал рану рукой.
      – Колли! Колли!
      Если он и услышал ее, то не ответил. Он попытался встать, но не удержал равновесия и рухнул на пол.
      – Нет!
      Лейни склонилась над Колли, но ее отец отшвырнул его ногой в сторону.
      – Прочь! Я убью его за то, что он сделал с тобой.
      Колли опять застонал, и тогда Лейни выкрикнула:
      – Он ничего плохого не сделал! Я люблю его и хочу быть с ним!
      Джон Торн медленно повернул голову.
      – Ты… Ты…
      Он не находил слов. Сильная пощечина обожгла ее щеку.
      Вероятно, этот удар предназначался Колли – столько сокрушительной силы вложил в него Торн. Лейни отлетела к стене. Раздался чей-то пронзительный крик – возможно, кричала сама Лейни, она не знала наверняка. Последнее, что она увидела, был Колли, который поднялся с пола, опираясь на край кровати, и кинулся на ее отца.
      После этого она провалилась в черноту.
 
      Лейни открыла глаза и не сразу поняла, что с ней и где она находится. В ее ушах все еще стоял гул, перед глазами все расплывалось.
      Колли. Где же он?
      Превозмогая страшную слабость, она ухватилась за спину кровати, поднялась на ноги… И закричала. На этот раз Лейни точно знала, что кричит она сама.
      Целую вечность не смолкал этот жуткий крик.
      Возле кровати в луже крови лежал уже не Колли, а ее отец.
      Вилы торчали у него в груди.
      Глаза Джона Торна были открыты, но больше уже ничего не видели.
      – Папа… Папа… Боже… Боже…
      Этот бессмысленный лепет на самом деле означал: «Прости меня. Я не представляла себе, что этот день закончится вот так. Я захотела счастья. Живи, папа. Дыши. Пусть все это окажется сном. Прости меня».
      Охваченная ужасом, Лейни тщетно пыталась поднять отца.
      – Оставь его.
      Этот хриплый повелительный голос проник в ее сознание, несмотря на обуявшее ее безумие, и она обернулась. В дальнем углу комнаты на коленях возле второго бесчувственного тела стоял Альберт Ролинс. – Колли, – шепнули ее губы.
      Руки ее, липкие от крови отца, дрожали.
      – Только не набрасывайся на меня, – просипел старик, утирая со лба пот и дождевую воду.
      В воздухе пахнет кровью. Господи, здесь же повсюду кровь. Кровь Колли и кровь папы, уже холодная кровь папы…
      В глазах у нее вновь потемнело, когда она решилась взглянуть на человека, лежащего возле Альберта. Старик зажимал рану на плече внука, силясь остановить кровотечение.
      Лейни сделала над собой отчаянное усилие, чтобы удержать слезы.
      Это всего лишь сон. Не могла такая беда приключиться на самом деле.
      Это сон.
      – Лей…
      Колли. Он жив. Он пытается говорить, а из уголка его рта течет струйка крови.
      – Давай, парень, давай же, – бормотал Альберт.
      Увы, никакие слова не в силах остановить смерть.
      – Он ум… умер.
      Лейни поняла.
      – Не надо разговаривать, – прошептал Дьявол Ролинс.
      Колли умолк.
      На долгий, долгий миг Лейни застыла, парализованная отчаянием и страхом. А потом Альберт Ролинс заговорил, обращаясь к ней:
      – Отцу ты уже ничем не поможешь. А вот моему мальчику помочь еще можно. Здесь в поле стоит наш джип. Поезжай в город, к Флавию Максвеллу. Ему ты скажешь, что произошел несчастный случай. Скажешь, что пострадал я и мне нужна немедленная помощь. Больше никому ни слова.