Внук Дьявола

      Престон оперся обеими руками на кухонный стол, словно стараясь сдержать раздражение.
      – Сейчас ты кажешься себе Большим Парнем. – Престон старался говорить свысока, но это ему плохо удавалось. – Ты идиот, Колли. Опомнись. Разве ты еще не понял? Тогда слушай меня внимательно: старик сам хотел, чтобы я оттрахал Лейни. Понял? Дед меня поощряет.
      Эти слова ошеломили Колли.
      – Ты врешь, – проговорил он севшим голосом.
      Престон выпрямился и пожал плечами. При виде замешательства Колли его взгляд обрел прежнюю безмятежность.
      – Можешь сам его спросить. Именно ради этого он вызвал меня сюда после Атланты. «Сшиби ее с пьедестала, – сказал он, – и Колли от нее откажется». Я согласился только ради того, чтобы сквитаться с тобой, но нашел в этом деле удовольствие. Так что, Колли, я тебя по всем статьям переиграл.
      – Ну и хватит. Оставь ее, – выдавил из себя Колли.
      Престон засунул руки в карманы своих щегольских летних брюк.
      – Знаешь, Колли, мне важно не переиграть тебя. Мне важно получить то, что обещает твоя драгоценная леди. Она – мой приз, и нечего меня шантажировать. Я от нее не откажусь. Я, собственно говоря, выполняю распоряжение деда. К тому же девочка вполне доступна.
      – Заткнись. Не смей называть Лейни доступной. Тебе пришлось подарить ей обручальное кольцо, чтобы к ней прикоснуться.
      – А, так она тебе рассказала? Знаешь, твоя Лейни неглупа, но весьма наивна. Она воображает, что золотой ободок связывает людей на всю жизнь. Я пообещал ей кольцо, и она на него купилась, как я и рассчитывал. Рано или поздно она должна понять, что жизнь мало похожа на романтическую сказку. Колли, то, что должно произойти, произойдет. Смирись, братец.
      Престон торжествующе усмехнулся.
      Темная туча, окутавшая душу Колли, ослепила его окончательно. Он шагнул к кузену, уже не обращая внимания на тихий внутренний голос, который твердил ему: «Не надо. Остановись!»
 
      По субботам в «Магнолии» всегда кипела жизнь.
      – Народу – как на хлопковой плантации в сезон урожая, – смеясь, заметила Дана. – Когда это у нас бывало столько людей?
      Она обошла сваленные у выхода с задней веранды чурбаны, на которые утром распилили поваленный ураганом клен мужчины из Комитета благотворительности, и споткнулась о пыльный мешок. Лейни и Харгис Лоу, который швырял в кузов грузовика отломанные ветки, поддержали ее. Она прижимала к груди объемистую сумку.
      – Это что еще такое? – с раздражением воскликнула Дана. – Он же тяжелый как черт!
      – Как всегда, вы правы, – отозвался Харгис. – Там цемент. Если изволите отойти в сторону, я его уберу.
      Дана отступила, и Харгис, кряхтя, взвалил мешок на спину. Его окутало облако белесой пыли.
      – Лейни, наверное, это стоит отнести в подвал? Когда мы утром сюда приехали, дверь уже кто-то поставил на место. Но она в плачевном состоянии. Сюзан говорит, что ее надо будет замуровать.
      – Согласна. Мы вчера спускались в погреб; там нет ничего, только старый насос, которым пользовались тогда, когда в наших местах обнаружили минеральную воду.
      – Судя по тому, как близко к сердцу вы, юная леди, держите вашу сумку, – сказал Харгис, обращаясь к Дане, – в ней заключено нечто весьма драгоценное.
      Дана опустила сумку на землю. Харгис поволок тяжелый мешок к подвалу.
      – Он умнее, чем кажется на первый взгляд, – негромко заметила Дана.
      Она огляделась. Дебора была далеко, она возилась у другого крыла «Магнолии».
      – Это твое, Лейни, – сказала Дана и кивком указала на сумку.
      – Мое? – Лейни взяла сумку, которая оказалась неожиданно тяжелой. – Что там такое?
      Дана смущенно кашлянула.
      – Это подарок Престона. Нет, не открывай! – поспешно воскликнула она, заметив, что Лейни хочет расстегнуть «молнию». – Я заглянула туда, – призналась она. – Я знаю, это нехорошо, но я не могла удержаться. Он ее вчера принес, когда ты возила тетю Оливию к врачу. Он велел мне никому ничего не говорить, пока я не увижу тебя. Только не открывай ее здесь!
      – Да что же там?
      Дана сделала круглые глаза и прошептала на ухо Лейни:
      – Шоколадные конфеты, бутылка джина и… атласная сорочка.
      Лейни почувствовала, как краска заливает ее щеки.
      – Чудное зрелище! – услышала она голос Ллойда Тейта и обернулась. Ллойд стоял за ее спиной, уперев руки в бока. Глаза его были скрыты за темными очками. – Две подруги мило шепчутся. Держу пари, что о мужчинах!
      – Между прочим, некоторые мужчины уже замешивают цемент со щебенкой, – сообщила ему Дана. – Вы бы не хотели им помочь?
      – Мешать – это как раз по мне! – хохотнул Ллойд и отошел.
      – Вечно он шныряет тут и что-то разнюхивает, – пожаловалась Лейни. – Человек с двойным дном. Не люблю таких.
      – Да ну его к черту, – весело сказала Дана. – Судя по тому, какие подарки тебе дарит Престон, тебя ожидает кое-что приятное.
 
      Начинало темнеть, когда Альберт Ролинс вошел в кухню, где его поджидал Колли. Одежда Дьявола была вымазана в грязи, и он сильнее обычного приволакивал ногу. Впрочем, это обстоятельство не вызвало у Колли жалости.
      – Я тебя жду, дед, – жестко сказал он.
      Альберт остановился у стола и с удивлением взглянул на внука.
      – Неужели? А где твой кузен?
      – Его нет. Остальное меня не колышет.
      Дьявол взял с плиты кофейник, налил себе в чашку кофе, не торопясь выпил и только после этого заговорил:
      – Вы опять с ним поцапались? Надеюсь, не по той же причине, что в прошлый раз?
      – Послушай, Дьявол, однажды я дал тебе слово и честно старался его сдержать. Но больше я не могу.
      Старик стащил с головы кепку и аккуратно повесил ее на высокую спинку орехового стула, налил себе еще кофе, поставил дымящуюся чашку на стол, уселся напротив Колли и сделал глоток, после чего провел ладонью по губам и вопросительно глянул на Колли.
      – Судя по твоему виду, – язвительно заметил он, – ты успел побывать в преисподней.
      Ни один мускул на лице Колли не дрогнул.
      – Где ты шлялся всю ночь? – продолжал старик. – Развлекался на реке со шлюхами?
      Молниеносным движением Колли смахнул со стола чашку. Она полетела в стену и разбилась. По полу растеклась темно-коричневая лужа.
      Альберт обрел дар речи первым:
      – Я бы тебе советовал…
      – Хватит! Ты меня слышишь?
      – Тебя и мертвец услышит. Да ты потерял последний рассудок. Что с тобой стряслось?
      – Повторяю тебе, Дьявол: Престона нет. Мы остались вдвоем. Причем ты знал, что нам предстоит разговор. Ты знал, на что шел, когда позволил Престону протянуть лапы к… – Он сглотнул слюну и с трудом выговорил: —…К Лейни Торн.
      Произнесенное вслух имя вызвало у него физическую боль.
      Альберт медленно поднялся на ноги.
      – Теперь я понял. Значит, ты опять взбесился из-за этой девчонки. Черт возьми, Колли, если Престон с ней спутался, это его личное дело. При чем здесь я?
      – Лжешь. Ты всю жизнь мне лжешь. Это ты его натравил.
      – Престон и сам…
      – Это ты предложил ему заняться ею. Для этого ты и вызвал его в Спрингс. И меня ты вызвал специально для того, чтобы я увидел, как она падает к нему в объятия. Не надо обманывать, старик. Мне все ясно.
      Руки Колли дрожали от ярости.
      – Ну что же, кое в чем ты прав. Я сказал Престону: посмотри, устоит этот ангелочек или падет в грязь. Но помни, Колли: она сама принимала решение.
      – Ты не мог не понимать, что она ему не пара. Это все равно, как если бы ты предложил ему совратить младенца. И ты же поставил ее в безвыходное положение. Ты дал ей возможность узнать о долгах, которые числятся за «Магнолией».
      Альберт стукнул кулаком по столу.
      – Черт побери, никто не заставлял ее отдаваться Престону. Она сама захотела! Мне надоело, что ты впустую тратишь на нее свою жизнь! Именно поэтому она ляжет в постель с Престоном. Она такая же, как все женщины. Она пойдет на все, если у мужчины есть деньги. Когда ты наконец это усвоишь?
      – Значит, ты отдал ее Престону, чтобы преподать мне урок?
      – Мне нужно, чтобы твоя голова была занята тем, чем положено.
      – Нет, Дьявол, я сыт по горло. Пойми, я не такой, как ты. Ты живешь одной фермой. Ты не способен любить. А вот она когда-то знала, что такое любовь. Когда мне было семнадцать лет, я вернулся из-за нее. Раньше я боялся тебе признаться, а теперь мне плевать. Я вернулся на ферму, потому что люблю Лейни.
      – Не будь размазней!
      – Как Броди? Между прочим, я хотел бы быть похожим на отца. Кстати, это и в твоих интересах. Он простил бы тебя, а я не могу. И сегодня я дожидался тебя, чтобы сообщить, что наш договор расторгнут.
      Альберт изменился в лице. По-видимому, он наконец начал понимать.
      – Подумай, Колли. Как следует подумай. Если ты сейчас откажешься от всего, потом непременно пожалеешь. Это ведь уже однажды случилось.
      – Сейчас все по-другому. Твои деньги не принесли мне счастья. Ты никого не любил и не страдал от того, что никто на свете не любил тебя. А я хочу любить. Хочу знать, что хоть одно человеческое существо пожалеет обо мне, когда я умру. Я хочу, чтобы рядом со мной была любимая женщина. Я хочу, чтобы она отдала мне тело и душу. Наверное, я – размазня, признаю. Так что можешь больше этого не повторять.
      Колли рывком встал, но окрик деда остановил его:
      – Эй! Ты помнишь, что ты мне обещал шесть лет назад?
      – Я свою часть соглашения исполнил. А ты – нет. И пусть горит синим пламенем твоя ферма вместе с деньгами и с тобой. Я продал тебе душу, Дьявол, а сегодня я забираю ее обратно.
 
      В семь часов вечера Дебора собралась домой.
      – Я еще немного поработаю, – сказала ей Лейни. – И не приду домой. Переночую здесь, чтобы завтра пораньше заняться делами.
      Дебора вздохнула.
      – Я знаю, ты беспокоишься из-за страховки. Из компании не звонили? После бури прошло уже четверо суток.
      – Мама, я все узнаю, – проговорила Лейни, надеясь, что голос ее не выдаст. – В начале следующей недели все выяснится.
      – Ну хорошо. Запри дверь, если остаешься. Наверное, я бы и не стала волноваться, просто мне все эти люди действуют на нервы. Я бы с тобой осталась, но Сюзан тревожится за тетю Ливи. Она сидит, смотрит в одну точку и не реагирует, когда Сюзан к ней обращается.
      – После грозы тете стало заметно хуже. – Лейни покачала головой. – Она сильно расстроилась, когда нашла шкатулку.
      Дебора сокрушенно кивнула.
      – Она в тот же день подобрала ключ, открыла шкатулку и где-то спрятала ее содержимое. Мы даже не знаем, что там было. Какие-то бумаги, наверное. Они пролежали там пятьдесят лет. Думаю, Ливи боится, что ее отец придет и накажет ее.
      – Он в самом деле был таким грозным?
      – Все так говорят. Бедная Оливия даже сейчас места себе не находит. Вчера мне пришлось отключить телефон. Белла названивала каждые полчаса, и Оливия всякий раз пугалась. Сюзан всю ночь глаз не сомкнула. Сегодня утром бродила как сомнамбула.
      – Что же вы не позвали меня? – с упреком спросила Лейни.
      – Ты и так провела с ней полдня в клинике, а потом возилась с уборкой. Да и Сюзан не оставила бы тетю на тебя. – Дебора подошла к двери, но задержалась у порога. – Если ты в самом деле решила остаться в «Магнолии», будь осторожна.
 
      Это последнее предупреждение – «будь осторожна» – вспомнилось Лейни два часа спустя, когда она украдкой пересекала темный двор. Ей в самом деле следовало быть осторожной, чтобы мать не увидела ее.
      Луна светила ярко, но сделалась заметно меньше с той ночи, когда Колли поджидал Лейни у реки. Лейни не стала на нее долго смотреть.
      Она миновала дверь погреба. В воздухе пахло свежим бетоном. На месте старого клена осталась только гора веток, которые за день не успели увезти. Лейни подумала: как хорошо, что пейзаж так сильно изменился и не вызывает тягостных воспоминаний.
      Лейни не сумела бы ответить, от кого она прячется. Никто не мог ее здесь увидеть. В доме тети Оливии не горело ни одно окно. Наверное, старушка наконец успокоилась и заснула. Выбранная Лейни комната находилась в самом дальнем крыле гостиницы, и ее окно прикрывал высокий вяз.
      Подойдя к двери, она повернула ключ в замке и толкнула дверь. Замок был пустой формальностью; чтобы открыть дверь без ключа, достаточно было толкнуть дверь плечом. Сердце ее билось так, как будто Престон уже дожидался ее.
      Однако в комнате никого не было. Была там только старинная кровать начала столетия, такой же древний платяной шкаф и торшер. В темноте Лейни лишь смутно различала контуры предметов.
      В «Магнолии» не было кондиционеров, но в номере было прохладно, так как Лейни оставила окно открытым, и к тому же работал электрический вентилятор. Воздух был напоен пряным ароматом роз, которые стояли возле торшера в стеклянной вазе.
      Не так много времени на последние приготовления. И на раздумья.
      Лейни не хотелось зажигать электричество; ночью будет достаточно свечи, тогда комната приобретет романтический вид.
      Осталось постелить чистые, белоснежные простыни и взбить подушки.
      С какой стороны он ляжет? Интересно, она хихикнула. Наверняка в одном из журналов, которые она недавно листала в аптеке , есть советы женщине, которая собирается впервые в жизни лечь в постель с мужчиной.
      Порывшись в сумке, которую передала Дана, Лейни достала бутылку излюбленного Престоном джина, завернутую в тонкую бледно-розовую ночную рубашку с короткими рукавами. На одеяние невесты не похоже, и это хорошо. В эту ночь Лейни не должна чувствовать себя новобрачной. Вот он, вкус Престона: нечто сексуальное, приторно-соблазнительное.
      Итак, что еще осталось?
      Принять душ. Распустить волосы и расчесать их.
      Створка открытого окна хлопнула, испугав Лейни.
      Черт возьми, где же романтические чувства? Где ощущение счастья? Где радость, которую она испытывала с Ко…
      Нет, нет, нет. Все не так. Все слишком реально и – слишком расчетливо.
      Можно еще кое-что предпринять, решила она, и предпринять немедленно.
      Она отвинтила крышку бутылки, типично мужским жестом опрокинула ее и сделала большой глоток.
      Отвратительный вкус. Она заставила себя проглотить обжигающую жидкость. На глаза навернулись слезы, но легче почему-то не стало. Тогда Лейни вновь поднесла бутылку ко рту.
      Крепкий джин поможет ей испытать романтическое волнение.
      За «Магнолию», да процветает она в веках.
      За папу. Сегодня ночью состоится расплата за его смерть.
      За маму и тетю Оливию, за их тихую, безмятежную жизнь, за ту жизнь, которая будет им обеспечена нынешней ночью.
      За тебя. Да, да, и за тебя, Колли. За тебя, который заставил меня полюбить раньше, чем я поняла, что это невозможно.
      За кровь и горе, которых, видит бог, мы не желали.
      За то, как я смотрела на тебя издалека, жаждала впустить тебя и не могла, за мои страдания, которые множились с каждым днем разлуки.
      Посвящаю эту ночь тебе.

Глава 13

      Лейни не могла понять, что с ней происходит.
      Что-то непонятное настойчиво извлекает ее из опустившегося на нее непрозрачного облака. Что же это может быть? Впрочем, не стоит и думать. Мысли не помогут, ибо в ночной тьме торжествует плоть.
      К ней прикасается мужчина.
      Конечно же, это мужчина; у него грубые, властные руки. Они обхватили ее лицо и смахивают с него слезы.
      А отчего она плачет? Почему она оказалась здесь? Лейни сделала усилие, чтобы припомнить.
      Он должен был прийти сюда, и она его ждала.
      Для чего?
      Он пошевелился. Она знала это, хотя и не открывала глаз.
      Ага. Он сбросил с нее покрывало, и теперь она лежит обнаженная. Прохладный ветерок от лопастей вентилятора овевает ее. Слышно его дыхание.
      Она вытянула руки, пытаясь защититься от него.
      Руки легкие, как пушинки, и не слушаются.
      А вот он их сжал. Жестко. С силой. Завел их ей за голову.
      Больно.
      Он отпустил ее.
      Так быть не должно.
      Она пыталась протестовать, но лишь издавала нечленораздельные звуки.
      Он сердится на нее?
      Это Колли.
      Это Колли, бывало, на нее сердился, но ведь Колли, кажется, не должен был приходить. Как же это случилось? Почему? Как он сюда попал?
      Лейни рванулась, стараясь стряхнуть его с себя.
      Ничего не видно. Черная, непроглядная тьма.
      – Нет, – хотела она сказать, но на самом деле сумела только пискнуть.
      Он опустил ее руки, положил их вдоль тела и замер, а она услышала свое шумное, сбивчивое дыхание.
      Ее ладони нащупали гладкую поверхность накрахмаленной простыни. Значит, кровать. Ей захотелось смеяться.
      А потом он вынырнул из темноты. Его теплые губы неожиданно оказались на ее груди, и она вскрикнула.
      Что-то – маленький хрустальный колокольчик? – негромко звякнуло.
      И от этого звука в ее голове внезапно прояснилось. С ней Колли. Это Колли на ее груди, между ее ног… Колли держит ее за руки.
      Это должен быть он. Она не может быть здесь с другим.
      Прошу тебя, боже. Я так хочу, чтобы это был Колли.
      И опять ей захотелось смеяться. Но как он здесь оказался? Да ее и не интересует ответ. Может, он явился к ней из бутылки дорогого джина. Она не станет больше задавать вопросов. Она примет чудо как должное.
      Он здесь. Он, кого она ждала с того самого дня в хижине. Может, и не было того дня. Может, то был страшный сон, а действительность – вот она.
      Так должно быть.
      Никогда в жизни она не испытывала ничего подобного.
      Она уже не могла больше. Его губы ласкали ее грудь. Это мечта, наслаждение, страсть. Они вместе, они куда-то плывут.
      Он соскользнул с нее, и она схватила его за руку, стараясь удержать.
      – Оста… Останься.
      Одно-единственное слово, но чего оно ей стоило!
      – Хорошо, – прошептал он. Его голос обволакивал ее. – Я не хотел… тебя… будить… детка.
      Она вслушивалась в слова и даже как будто понимала их, но в то же время искала его губы, которые зачем-то говорят, вместо того чтобы заняться совсем другим.
      – Хочу, – удалось ей выговорить. Чего «хочу»? Как сказать, чтобы он сразу понял? – Хочу.
      – Ш-ш-ш.
      Его палец лег на ее губы, и она умолкла. Ей необходимо узнать вкус кожи Колли.
      Она приоткрыла рот, слегка укусила его и принялась целовать его пальцы, не давая ему времени почувствовать боль. Целовать, целовать…
      Он перевел дух.
      – Лейни.
      Его голос накрыл ее невидимым покрывалом.
      И вот он уже встает, и пружины кровати скрипят. Она пытается сесть и разлепить веки, но голова кружится и падает на подушку.
      Что-то вспоминается ей. Не то имя. Не Колли. Это…
      – Колли?
      Мужчина прохрипел что-то невнятное, возможно, проклятие. Потом его ладонь оказалась под ее затылком и грубым рывком приподняла ее голову.
      Он запустил пальцы в ее волосы. И она медленно отдалась наслаждению. Некогда раздумывать, потому что его пальцы гладят ее, и губы гладят шею, сжимают груди…
      Он знает, как доставить удовольствие женщине. Знает, возможно, лучше, чем Колли.
      На мгновение Лейни задержалась на этой мысли, а потом подалась к нему, вверх, отчаянно застонала и нашарила губами его рот. Ее руки освободились от его хватки и обвили его шею. А он приподнял ее, прижал к себе, уткнулся лицом в ее грудь.
      У него гладкая от напряжения и влажная кожа. Бицепсы перекатываются под подушечками ее пальцев.
      Что-то не так.
      И опять-таки думать некогда.
      Наконец-то он с ней. Он продолжает обнимать ее, продолжает то, что начал в тот день.
      «Пусть он поцелует меня. Почему он не целует? Колли любит целоваться…»
      Он держит ее за плечи, прижимает к кровати, целует ее груди, живот, а ей остается только извиваться под ним.
      «Он жесткий… Он сильный. Где же нежность прикосновений Колли?»
      Их пальцы переплелись. Ей уже не нужно нежности.
      «Я хочу его. Целуй меня!»
      А он не обращает внимания на ее беззвучные мольбы.
      Он отпустил ее руки. Его пальцы оказались между ее ног, стали шарить, нашли… Она опомнилась.
      – Нет!
      Это единственное слово пронзило тишину ночи. В ужасе она сжала ноги, желая вытолкнуть его из себя.
      Но он неумолим. Он знает, что ему нужно. Он… невероятно… смеется.
      – Эта ночь наша. За все ночи…
      Опять его рука. На этот раз Лейни не стала сопротивляться, а с тихим стоном отдалась его воле.
      Кто-то тихо умоляет его. Кто-то? Наверное, она.
      – Нет, Колли. Да. Пожа… Пожалуйста…
      Он – дерево, а она лианой вьется вокруг него. Он – солнце, а она планетой вращается вокруг него, не видя ничего, а только помня, что он есть.
      А потом земля перевернулась. Солнце проникло внутрь и разорвалось, заливая ее сладчайшим жаром. И продолжало биться внутри и взрываться.
      Она выкрикивает его имя, вцепившись ему в волосы.
      – Лейни, ангел. Девочка моя…
      Сквозь темную пелену она слышала его хриплый голос, но в ней в то же время царило блаженное молчание. Покой и свобода.
      Она не может шевельнуться. А он? Может.
      Он убрал руку, оказался на ней. Ее ногти впились в его плечи.
      Она заставила себя подавить рвущийся из горла крик. А потом боль отступила, и Лейни снова могла дышать. Лежащий на ней мужчина выдохнул воздух и приподнялся на локтях. Его шершавые ладони торопливо погладили ее по щекам, убрали пряди волос с висков.
      Он что-то шепчет.
      Век или более того они лежали неподвижно на старинной кровати. И были с ними ее слезы, его тяжелое дыхание и биение двух сердец.
      Он не двигался… и не покидал ее тело.
      Он все еще был внутри, и она чувствовала в себе то тайное и темное, что приносило ей высшее наслаждение.
      – Не могу… тебя отпустить…
      А потом он сделал то, о чем она так долго молча умоляла его: завел ладони ей за голову и поцеловал.
      Этот поцелуй принес искупление.
      Отныне нет пути назад. Радость переполняет ее, рвется наружу.
      И собственное тело уже не в ее власти. Оно тянется к Колли, растворяется в нем. Ее руки и ноги обвивают его, губы впиваются в плечо. Она опять молит его.
      – Лейни?
      Нет, не спрашивай. Ты все знаешь. Заканчивай. Сделай то, что нужно.
      Она все отдаст ему за этот поцелуй.
      Легко и стремительно он вошел в нее.
      Лейни гладила его по потной спине. Как удержать его? Вознаградить его, дать ему испытать то же, что испытала она. Он действовал сосредоточенно и быстро и лишь однажды застонал.
      А потом он рухнул вниз, скатившись с нее. Она зарылась в его густые волосы и обхватила его руками. Он дрожал, как в лихорадке.
      Вселенная вернулась, готовая вновь принять их из черного безумия.
      Вот он, реальный мир: шум в ушах, его тяжелое дыхание, ровный гул вентилятора.
      Тонкий луч мгновенно ворвался в ее смутные мысли, она вспомнила!
      Это не может быть Колли. Она хотела, чтобы это был Колли, но… Лейни вздрогнула, холодея от ужаса.
      Престон? До сих пор ее сознание отказывалось вспоминать это имя.
      Она не думала, что это Престон. Однако это он. Это он должен был прийти.
      – Прес… Престон?
      Она справилась с собой и произнесла его имя. И голос ее дрожал совсем чуть-чуть. Мужчина пошевелился. Это был именно он, Престон Роллинс.
      Ее сердце разорвалось в груди. Целую вечность он молчал, а потом прошептал:
      – Спи.
      Он прикрыл ладонями ее глаза, но в этом не было нужды. Ее окутала пелена более черная, чем сама ночь. Ее мысли, ее душу.
      Это Престон. Он пришел, как и обещал.
      Вот что было неправильно.

Глава 14

      Глаза болели от утреннего света. Болело все тело – голова, живот, ноги.
      Лейни долго лежала в постели, боясь шевельнуться. Если она сдвинется с места, ей придется думать.
      Но ей было плохо, ее мутило, и она вскочила наконец, отшвырнув простыни, направилась в ванную, но пошатнулась и подвернула ногу.
      В ванной она тяжело навалилась грудью на раковину, повернула дрожащей рукой кран и принялась полоскать рот.
      Она выпила столько, что едва помнила прошедшую ночь.
      И все-таки она помнила, что он приходил. Он лег с ней в постель, получил свое и ушел, пока она спала.
      Колоссальным усилием воли Лейни заставила себя выпрямиться и взглянуть в зеркало. Из зеркала на нее посмотрела расширенными глазами девушка с копной растрепанных темных волос, бледным лицом и припухшими губами.
      Увидев небольшие синяки на груди, она охнула и инстинктивно прикрыла их ладонями. Во что бы то ни стало нужно отбросить воспоминания о губах, которые наградили ее этими отметинами. Но она, увы, все помнила: как он держал ее руки, как целовал ее груди, как касался самых интимных мест, как…
      Она заставила себя остановиться.
      Доковыляв до комнаты, Лейни уселась на кровать, подперев гудящую голову ладонями, и только тогда заметила, что и в комнате остались следы событий минувшей ночи. Простыни были скомканы и перепачканы. На столике возле кровати стояла наполовину пустая бутылка.
      Слезы потекли по ее щекам.
      «Мама, что же я наделала? Прости меня. Сделай меня опять той девочкой, которой я была. Я ненавижу ту, в которую превратилась».
      Слезы все капали, и она не утирала их. Лейни потащилась в душ, встала под обжигающие струи воды и прислонилась к стене, чтобы не упасть.
      Когда она вернулась в комнату, вентилятор подул на нее прохладой, но сдуть истину он был не в силах.
      Боль во всем теле не прошла и после того, как она оделась.
      «Уэй, как ты был прав! Я на это не способна. Я не могу спать с мужчиной без любви».
      Она прибрала в номере, перестелила постель, спрятала бутылку, и эта простая, привычная работа немного успокоила ее.
      Прошедшей ночью Элейна Торн рассталась не только с девственностью, но и с уважением к себе.
      Первое утрачено навсегда. Зато второе можно и нужно возвратить, ибо жить без него нельзя. Без этого она никогда не посмотрит Колли в глаза.
      Престон использовал ее, это верно, но ведь и она использовала его. Она убедила себя, что она не с Престоном, а с его двоюродным братом, и, отдаваясь Престону, на самом деле отдавалась Колли. Она решилась на любовь в память о Колли. И, даже занимаясь сексом с другим мужчиной, она искала своего маленького колдуна.
      А если бы это и вправду был Колли…
      Лейни застонала, не решаясь додумать эту мысль до конца.
      Если бы это и вправду был Колли, с каким наслаждением вспоминала бы она сейчас его ласки, его поцелуи, его близость… И не было бы этого гнетущего ощущения позора.
      Нужно сказать себе правду: она не спасет «Магнолию», как не спасет и себя. И она, и «Магнолия» погибли навек.
      Выходит, Престон обманут, хотя едва ли ему от этого будет плохо. Колли был прав. Обещанного кольца нет и в помине, чему Лейни несказанно рада.
      Она собиралась доказать себе, что ей не нужен Колли Ролинс. Что она способна причинить ему боль, равную той, что испытала сама. Что она заставит его заплатить за смерть отца, в которой виновна она сама, и за то, что он оказался внуком Дьявола, а не просто мальчишкой с реки.
      А доказала она себе совсем другое: что она любит его, кем бы он ни был.
      А что, если мама заглянет Лейни в глаза и увидит в них то, что произошло ночью?
      Нет, едва ли. Дебора слишком расстроена горькой правдой, которую Лейни после долгих колебаний открыла ей: страховая компания не возместит «Магнолии» ущерб. К тому же все домочадцы были встревожены состоянием Оливии. Старуха не вставала с постели, пялила глаза в потолок, плакала и тряслась от необъяснимого страха. Она всех гнала из комнаты, всех, кроме Сюзан, а преданная компаньонка, в свою очередь, не желала оставлять ее. Она осталась при Оливии даже тогда, когда приехал Флавий Максвелл и прописал своей старой пациентке снотворное.
      Как только доктор уехал, Оливия взяла Сюзан за руку и всхлипнула.
      – Папа был прав, – произнесла она. – Нельзя мне было ее открывать. Но я не хотела, чтобы он…
      – Тише, Ливи, тише. Папа вас любит. А теперь, – строго сказала Сюзан, – давайте-ка спать.
      – Я эту чертову коробку выброшу, – заявила Дебора после того, как старуха наконец забылась беспокойным сном.
      – Так будет лучше всего, – без колебаний согласилась Сюзан. – Пусть Оливия никогда больше эту штуку не увидит. С глаз долой, из сердца вон, как говорится.
      Эти слова вспомнились Лейни вечером, когда она ворочалась на раскладушке в комнате тетки; настала ее очередь дежурить возле старухи. «Хорошо бы можно было выбросить ко всем чертям прошлую ночь», – подумала она.
      Наконец настал понедельник, и жизнь вроде бы начала возвращаться в нормальное русло. Оливия вроде бы успокоилась, и Лейни перестала тревожиться, что мама заметит в ней перемену. Теперь она думала только о том, как собрать в кулак всю свою силу в случае, если появится Колли. Он-то поймет, что с ней приключилось.
      Каким-то образом она нашла в себе достаточно гордости и решила, что смело будет смотреть в глаза Колли. И никогда, никогда он не узнает, что она ласкала Престона и воображала, что ласкает его, Колли.
      «Он убил моего отца». Она постоянно напоминала себе о чудовищном преступлении Колли, но почему-то ей никак не удавалось разбудить в себе застарелую ненависть к нему.
      Какая-то часть ее даже хотела, чтобы Колли пришел, и поскорее. Она чувствовала, что ей необходимо с ним поговорить. Понять, станет ли он ненавидеть ее за ночь с Престоном. Ей пришлось признаться себе: она не вынесет, если он отплатит ей такой же ненавистью, какую она испытывала к нему на протяжении трех лет.
      Но Колли не приходил. А что, если он вовсе не вернется? Что ж, тогда окажется, что она добилась своей цели, только и всего.
      Во вторник жизненные тяготы взяли свое. Лейни пришла к непростому решению: нужно продать что-нибудь из вещей, чтобы несколько недель можно было сводить концы с концами. Впрочем, она давно усвоила, что единственный способ получить хоть сколько-нибудь серьезные деньги – расстаться с коллекцией антиквариата.