Квартира состояла из маленькой кухни, небольшой гостиной и еще меньшей спальни с ванной и туалетом. Она очень напоминала типичные советские квартиры — маленькая, плохо обставленная, тесная, но уютная.

В квартире было пусто. Но в ней явно кто-то жил некоторое время.

Командир штурмовой группы включил рацию на шлеме.

— "Молот-3", я — «Штурм». Зона цели пуста. Продолжаем поиск. — По данным разведки и не предполагалось, что «объект» будет находиться здесь. И хотя такое положение вещей было вполне нормальным — нельзя слишком рассчитывать на то, что все пройдет так, как задумано, — оно означало еще большую опасность для штурмовой группы, потому что теперь ей предстояло обыскивать все здание, включая два подземных этажа.

На третьем этаже, расположенном под «жилым комплексом», размещались кабинеты офицеров КГБ, которые руководили охраной конструкторского бюро. Предполагалось, что там будут находиться только рабочие ночной смены и, возможно, небольшая охрана из омоновцев. Необходимо было как можно быстрее очистить весь этаж, чтобы обеспечить свободное продвижение подкрепления. Один из участников штурмовой группы охранял выход на лестницу, другой взрывал стену или дверь выстрелом из гранатомета, а третий из пулемета ликвидировал оказавшихся в комнате. Пользуясь инфракрасным фонариком, третий морской пехотинец осматривал каждую комнату, бросал гранату с усыпляющим газом, чтобы вывести из строя спрятавшихся, затем закрывал дверь и минировал ее «растяжкой», которую помечал инфракрасной лентой, видимой только в очки ночного видения. А затем группа переходила к следующему кабинету. На осмотр и очистку каждого помещения уходило около пяти секунд. Когда осматривающий кабинеты обнаруживал кого-нибудь в комнатах или коридоре, он, прежде чем выстрелить, пару секунд изучал его лицо в свете инфракрасного фонарика. Любого, кто хоть отдаленно был похож на Люгера, он осматривал более внимательно.

Арсенал омоновцев находился на втором этаже, планировка которого отличалась от планировки других этажей. Кабинеты начальника арсенала, его сержантского состава и писарей располагались вдоль коридора сразу у входа, но остальное помещение этажа было отделено железным стеллажом, на котором лежали мешки с ветошью, банки с оружейной смазкой, а рядом с окнами стояли столы для чистки оружия. За стеллажом находилась кирпичная стена с единственной дверью, какие бывают в банковских хранилищах, и уже за этой дверью был сам арсенал. Оставив двоих охранять лестницу на случай появления противника, семеро морских пехотинцев двинулись к двери, ведущей в арсенал, и начали штурм этого важного этажа.

Вот тут и разгорелся первый серьезный бой между морскими пехотинцами и омоновцами.

Несколько омоновцев, вооружившись пулеметами и автоматами, укрылись за стеллажом, готовые отразить атаку. И как только гранаты морских пехотинцев пробили дыры в двери и стенах, они открыли огонь. Одного морского пехотинца ранило в живот огнем из АКМС, пуля с высокой начальной скоростью легко пробила его кевларовый бронежилет. Товарищ оттащил его к лестнице, пока остальные прикрывали их огнем.

Морские пехотинцы не могли позволить себе терять время и ввязываться в затяжной бой. Их единственными союзниками были быстрота и внезапность — стоило им лишиться этих важных факторов, и исход всего боя был бы не в их пользу. Столкнувшись на втором этаже с вооруженными до зубов омоновцами, да имея еще свыше пятидесяти омоновцев на первом этаже, малочисленная группа морских пехотинцев запросто могла бы потерять контроль над всем зданием, если бы выпустила инициативу из своих рук. Двое морских пехотинцев уже начали штурм первого этажа, но встретили сильный ответный огонь. Атаку необходимо было завершить как можно быстрее.

Решение о порядке штурма второго этажа, на котором размещался арсенал, было принято несколько дней назад. И если бы Люгера прятали на этом этаже, ему бы предстояло погибнуть. И тут уж морские пехотинцы ничего не смогли бы поделать, потому что им надо было любой ценой быстро и полностью уничтожить всех, кто находился на этом этаже.

Сначала они выпустили несколько гранат со слезоточивым газом CN, затем шесть осколочных гранат, и только после этого двое морских пехотинцев ворвались в помещение. Прозвучало несколько выстрелов, но они никого не задели. Пехотинцы слышали только кашель и стоны раненых. Первые три кабинета были осмотрены и заблокированы, морские пехотинцы начали медленно приближаться к стеллажу, скрываясь за облаком медленно распространяющегося слезоточивого газа...

Внезапно из-за стеллажа выскочил омоновец.

Его явно задело взрывами гранат, он был весь в крови, а правая сторона и шея выглядели, как после жуткой автомобильной катастрофы. Он закричал и открыл огонь, поливая все вокруг автоматными очередями. И хотя глаза его были закрыты и их щипало от газа, он не промахнулся. Оба морских пехотинца были изрешечены пулями, прежде чем их товарищи добили этого последнего уцелевшего омоновца.

Затем они осмотрели тела остальных омоновцев, валявшиеся за стеллажами, и проверили дверь, ведущую в арсенал. К счастью, она была не заперта, потому что у морских пехотинцев не хватило бы взрывчатки взорвать эту толстую стальную дверь и уничтожить арсенал. Двое пехотинцев быстро проверили, нет ли в помещении арсенала ловушек, и дали знать остальным, что путь свободен.

— Командир, я — «Штурм». Тут у них большой запас оружия, — передал по рации один из морских пехотинцев своему командиру, оставшемуся на крыше. И в это же время двое других пехотинцев понесли на крышу тела убитых товарищей.

— Действуйте по плану, — ответил Снайдер, руководивший всей операцией. — Установите заряды, заблокируйте двери, убитых и раненых отправьте на крышу, а сами продолжайте очищать здание. В случае чего мы сами взорвем арсенал.

— Понял вас. Трое убитых отправлены к вам. «Объект» пока не обнаружен. Продолжаем очищать первый этаж и подвал. Конец связи. — Установив заряды, оставшиеся одиннадцать морских пехотинцев поспешили вниз, чтобы продолжить штурм.

На первом этаже они столкнулись с самым ожесточенным сопротивлением, но к этому времени — а прошло всего четыре минуты с момента первого взрыва двери, ведущей с крыши на лестницу, — света уже не было во всем здании, а взрывы на верхних этажах вызвали панику среди обороняющихся. Половина омоновцев, защищавших первый этаж, пыталась в темноте вести прицельный огонь по атакующим, а вторая половика намеревалась сдаться. Большинство «черных беретов» были вооружены автоматами или пистолетами, они укрывались в дверных проемах кабинетов, расположенных вдоль центрального коридора первого этажа.

Сначала морские пехотинцы выпустили несколько гранат со слезоточивым газом, чтобы выгнать омоновцев из коридора, потом из винтовок перебили лампы аварийного освещения. И все же было слишком опасно продвигаться по коридору и очищать кабинеты, поэтому морские пехотинцы сделали лучше — они вернулись на лестницу, пробили гранатометами дыры в стенах и ворвались в кабинеты, расположенные в самом начале коридора. Очистив их, они не пошли в коридор к дверям кабинетов, а просто стали пробивать дыры в стенах в следующие кабинеты.

Наблюдать в прибор ночного видения за тем, как человек пытается что-то сделать в полной темноте, — все равно что наблюдать за слепым ребенком, попавшим в незнакомую комнату, и не пошевелить пальцем, чтобы помочь ему. Любой звук для омоновцев был враждебным, многие из них стреляли на каждый скрип и стон, зачастую убивая при этом своих же товарищей. И эти случайные выстрелы только еще больше нагоняли на них страха. Ведь они не видели окружавших их врагов. Один омоновец задел рукой цветочный горшок, резко повернулся и четыре раза выстрелил из пистолета себе же в руку. Он вопил от ужаса и боли, пока подошедший ближе морской пехотинец не добил его. Пехотинцы видели охваченные ужасом лица «черных беретов», видели, как у них трясутся руки, глаза лихорадочно бегают из стороны в сторону при малейшем звуке, видели, как они плакали и мочились, не в силах совладать с собой. Когда морской пехотинец поднимал оружие и стрелял, он зачастую оказывался всего в нескольких дюймах от своей жертвы, которая понятия не имела, что убийца находится так близко. Никогда не забыть морским пехотинцам выражения искреннего удивления на лицах омоновцев, когда они чувствовали, что в них попала пуля.

Чем дальше продвигались американцы, тем ожесточеннее становилось сопротивление, но полная темнота и слезоточивый газ помогали быстро расправляться с обороняющимися. За две минуты трое морских пехотинцев очистили целый этаж, убив или выведя из строя всех омоновцев.

Снайдер и начальник штаба перевязывали раненого, когда сержант, возглавлявший штурмовую группу, доложил по рации:

— Командир, я — «Штурм», верхние этажи свободны, заряды установлены.

— Вас понял, — ответил Снайдер, переключил рацию на тактическую частоту и передал: — «Молот-4», я — «Командир». Верхние этажи свободны. Начинайте высадку.

На борту «Молота-4».

В задней части десантного отсека по обе стороны от двери стояли Хэл Бриггс и сержант Уол. Они крепко ухватились за веревки толщиной в дюйм, готовые быстро спуститься на крышу, как только «Молот» зависнет над ней. Еще по одному морскому пехотинцу стояло у правой и левой двери, они тоже были готовы к десантированию. Сразу за Бриггсом пристроился Макланан, а другой сержант — за Уолом. За Маклананом следовал Ормак, а лейтенант Маркс, которому предстояло спускаться в паре с Ормаком, стоял возле инструктора. В задачу инструктора входило спустить вниз рацию Маркса, после того как все морские пехотинцы покинут самолет.

Сквозь очки ночного видения Макланан мог видеть, как другие морские пехотинцы уже высадились на крышу конструкторского бюро и принялись с помощью топориков и ножниц для разрезания проволоки сносить радиоантенны, которые могли бы задеть самолет. Трое пехотинцев из группы охраны зоны высадки установили тяжелые пулеметы М-249 и гранатометы М-203 в углах крыши.

Макланан сдвинул на лоб очки ночного видения, и все вокруг моментально погрузилось в темноту. Он не видел ничего — ни крыши, ни людей, ни пулеметных позиций. Его напугало внезапно появившееся головокружение, и Макланан быстро водрузил очки на место. Из соображений безопасности и скрытности «Молот» сменил позицию над крышей после того, как высадил первых двенадцать морских пехотинцев, потому что противник мог взять на прицел зависший вертолет. Теперь ему предстояло высадить троих офицеров ВВС и оставшихся морских пехотинцев.

— Нам предстоит высадка на край крыши, — предупредил Уол летчиков, — поэтому помните: когда отпустите веревку, немедленно смещайтесь к центру крыши. Покинув самолет, вы можете запросто растеряться, поэтому, если потеряете ориентацию, опускайтесь на колено и оставайтесь на месте. Я заберу вас и покажу, куда идти. Смотрите от растерянности не шагните через край крыши. И не забудьте после приземления сделать шаг в сторону от веревки, иначе следующий морской пехотинец свалится вам прямо на голову. Только оглядитесь, прежде чем двигаться.

«Молот» прекратил продвижение вперед, развернулся влево, чтобы его нос смотрел в сторону от здания, и сдал назад, пока дверь десантного отсека и боковые двери не оказались над краем крыши. Наблюдатели-стрелки, дежурившие возле дверей, подсказывали пилоту, помогая занять нужную позицию.

Когда «Молот» окончательно завис, раздалась команда инструктора:

— Пошли!

Уол и Бриггс повисли на веревках. Не удержавшись, Бриггс отпустил одну руку, показал Макланану большой палец и широко улыбнулся, а затем исчез за краем десантного отсека.

Снова прозвучала команда инструктора:

— Приготовиться следующим!

Макланан осторожно придвинулся к краю, чтобы не выпасть, если самолет сильно тряхнет, вытянул руки и ухватился за толстую, мягкую нейлоновую веревку. Его охватило такое чувство, как будто его намерены выпихнуть из десантного отсека, поэтому он сильнее вцепился в веревку. Из-за шума почти ничего не было слышно, Макланан испугался, что не услышит команду, но спустя три секунды инструктор крикнул:

— Пош...

И в эту секунду «Молот» так резко подбросило вверх, что у Макланана подкосились ноги. Самолет тут же рванул влево, поднялся еще чуть выше, потом рванул вправо, заработала 25-миллиметровая пушка, установленная слева от подфюзеляжной гондолы шасси. Ноги Макланана скользнули в пустоту, и он оказался висящим на веревке, которую так сильно раскачивало, что он не мог забраться назад в десантный отсек.

«Молот» отлетел от крыши, набирая скорость и высоту, необходимые для быстрого отражения неожиданной атаки.

— Патрик! — закричал генерал Ормак. Он стоял на четвереньках на полу десантного отсека, а один из морских пехотинцев оттаскивал его назад к сиденьям. Напарника Макланана, спускавшегося одновременно с ним из десантного отсека, нигде не было видно, и Макланан с ужасом подумал, что тот, наверное, сорвался с веревки, когда «Молот» резко рванул вверх и в сторону. Эта мысль заставила его еще крепче вцепиться в веревку.

Инструктор, обвязанный страховочным поясом, подошел к самому краю десантного отсека и показал Макланану рукой на свои лодыжки. Макланан моментально понял его. Крепко держась руками за веревку, он обвил ее левой ногой и прижал правой. Получив таким образом прочную опору, Макланан позволил рукам немного расслабиться...

Внезапно из ангаров, расположенных справа, взметнулись желтые вспышки выстрелов. «Молот» резко отвернул влево, но огонь был слишком стремительным, и он поразил гондолу правого двигателя, которая взорвалась огненным шаром, осыпая Макланана осколками металла и белыми языками пламени. В правый двигатель попала запускаемая с плеча зенитная ракета, наверное, советского производства — СА-7 или СА-11.

Их подбили.

«Молот» отвернул влево. Продолжая висеть на веревке, Макланан уже не разбирал, где верх, а где низ. Щеки пылали болью от пламени горящего правого двигателя. Когда «Молот» задрал нос, его стукнуло дверью десантного отсека.

А затем «Молот» внезапно нырнул носом вниз — и Макланан заскользил вниз по веревке со скоростью камня, выпущенного из рогатки.

Здание конструкторского бюро «Физикоус».

Взрывы трех одновременных атак морских пехотинцев чуть не сбили с ног Вадима Терехова, который спешил вниз по этой же лестнице на второй этаж подвала. «Черт бы их побрал! — мысленно выругался он. — Они уже близко!» Откуда-то сверху на него полетели осколки цемента и пыль, лампы замигали и погасли.

Терехов забился в угол лестничной площадки, прижался спиной к стене и помотал головой, чтобы остановить звон в ушах. Внизу над последней дверью вспыхнула лампочка аварийного освещения. Майор подождал еще несколько минут, переводя дух, крепко сжал свой «Макаров» и направился на свет. Сначала он поднял пистолет над головой, держа под прицелом лестницу, полный решимости застрелить любого, кто появится там. Если это будут нападающие, то они враги, а если свои, то, значит, трусы. И те и другие заслуживали смерти. Но, дойдя до двери, ведущей в последний этаж подвала, Терехов сосредоточился на своей главной задаче, забыв обо всем остальном.

Он взглянул в зарешеченное окно двери. Сама дверь была заперта, а за столом охраны никого не было. Терехов быстро открыл толстую стальную дверь своим личным ключом, с глухим стуком захлопнул ее за собой и снова запер. Подвал секретного здания представлял собой лабиринт отопительных и прочих труб, здесь же находилось всевозможное оборудование, издававшее самые разнообразные звуки. Освещался он всего несколькими лампами аварийного освещения, поэтому Терехов снял одну из ламп с кронштейна над дверью и, пользуясь ею как фонариком, отправился на поиски камеры Люгера.

Пилот «Молота» машинально задрал нос самолета для набора высоты, когда ракета попала в правый двигатель. Это было ошибкой, о которой ему чуть не пришлось сильно пожалеть. В этой ситуации нельзя задирать нос самолета, от этого только больше теряется скорость. Нужно опускать нос и пытаться набрать скорость. Осознав свою ошибку, пилот моментально опустил нос и нажал правую педаль управления по углу рыскания, чтобы парировать левый штопор. Но при скорости менее шестидесяти узлов нельзя было добиться от самолета авторотации, несмотря на все точные действия пилота. А вот прибавив к скорости падения несколько дополнительных узлов, он мог удержать самолет вертикально при аварийной посадке. Аварийную посадку «Молот» должен был выполнять вертикально, любой другой вариант означал серьезные повреждения фюзеляжа, трещины и пожар.

«Молот» был оснащен системой, которая могла распределять тягу одного двигателя одновременно на оба винта, и в большинстве таких случаев самолет оставался управляемым. Такое распределение должно было осуществляться автоматически, но в третьем пункте инструкции о порядке действий при поломке двигателя в полете предлагалось проверить срабатывание аварийного переключения винтов на один двигатель.

— Проверь аварийное переключение! — крикнул пилот второму пилоту.

Второй пилот, моментально пробежав мысленно по пунктам той же самой инструкции, прекрасно понял пилота и посмотрел на сигнальную лампочку.

— Индикатор показывает срабатывание переключения! — крикнул он в ответ. Этот обмен репликами занял у них полсекунды, и еще оставалось пять секунд, прежде чем самолет рухнет на землю.

Взрыв повредил электропитание приборов, поэтому пилот не мог определить скорость, но понимал, что полетной скорости у него недостаточно. Пора было вспомнить другую инструкцию — о порядке аварийной посадки.

— Включи противопожарную систему! — крикнул он, потому что уже не было времени выполнять остальные пункты инструкции.

И все же пилоту удалось сделать все так, как он задумал. Когда несколько секунд спустя «Молот» коснулся земли, хватило скорости, чтобы задрать нос самолета, и это спасло «Молот» — он не «клюнул носом». Касание земли произошло на скорости примерно сорок миль в час, дополнительная тяжесть левого крыла грозила опрокинуть самолет, но, к счастью, этого не произошло.

Висевший на конце веревки длиной тридцать футов Патрик Макланан несколько секунд болтался в воздухе, как лист, гонимый ветром, пока наконец не смог больше держаться за веревку и выпустил ее. Но до земли оставалось всего несколько футов, поэтому его полет был коротким, но зрелищным. Макланан приземлился в нескольких десятках футов от места аварийной посадки «Молота», упав на левый бок и несколько раз перевернувшись.

Совершенно ошалевший, он поднялся с земли и осмотрел себя. Очки ночного видения приказали долго жить, всю аппаратуру шлема покорежило, поэтому Макланан расстегнул его и отбросил в сторону. Ныло левое плечо, которым он ударился при падении, но, похоже, перелома или вывиха не было. Ступни и лодыжки были целы.

Единственным источником света поблизости были горевшие обломки правого крыла «Молота». Макланан побежал к самолету, чтобы посмотреть, уцелел ли экипаж. Он чувствовал, как что-то ударяет в землю вокруг него, вырывая куски асфальта и траву. Кто-то стреляет — морские пехотинцы или противник? Выяснить это было невозможно. Но все же он осторожно приблизился к задней двери десантного отсека подбитого самолета и крикнул:

— Эй! Морская пехота! Есть кто живой?

— Патрик! — раздался в ответ голос Джона Ормака. Он склонился над инструктором, и Макланан понял, что Ормак осматривает его раны. — Боже мой, я не могу в это поверить! Никогда не думал, что снова увижу тебя живым! С тобой все в порядке? А где твой шлем?

Просто смешно, какую чепуху может иногда нести человек в критической ситуации, подумал Макланан. Ведь Джон Ормак наблюдал из самолета, как он болтается в воздухе, а сейчас его интересовало, куда он дел шлем!

— Я его выбросил. А вы-то в порядке?

— Не уверен, — ответил Ормак. — Эй, ты отлично спустился по веревке! Аккуратно и красиво.

— Сержант Уол будет расстроен. Я испортил единственную настоящую попытку.

Ормак рассмеялся, но тут же скорчился от боли.

— Черт побери, Патрик, не смеши меня. Похоже, я сломал ребро. — Он кивнул в сторону самолета. — Инструктор действительно тяжело ранен. Он оттащил меня на сиденья, а самого его швыряло по всему отсеку. И лейтенант Маркс, — Ормак показал на морского пехотинца, лежавшего на сиденьях. Это был лейтенант Маркс, которому предстояло спускаться по веревке в паре с Ормаком. — Он то приходит в себя, то теряет сознание. Наверное, контужен. Я вытащу их, а ты проверь кабину.

Нос «Молота» был слегка опущен вниз, передняя левая часть помята. В тусклом свете аварийного освещения кабины было видно, что ремни безопасности на кресле второго пилота разорвались, а может, он и сам расстегнул и отбросил их, чтобы не мешали работать с рычагами и переключателями. Но как бы то ни было, второй пилот был мертв — его тело врезалось в левое переднее лобовое стекло.

С мертвым все было ясно, сейчас надо было думать о живых. Первым делом следовало позаботиться о поврежденном «Молоте». Макланан хорошо был знаком с этим типом самолетов, во время работы в Технологическом центре аэрокосмических вооружений ему приходилось разрабатывать системы вооружения для модификаций этих самолетов, использовавшихся в ВВС и пограничной авиации. Поэтому для него не составило труда работать в темноте. Оторвав взгляд от трупа второго пилота, Макланан убедился, что противопожарная система включена. Затем отыскал на верхней панели тумблеры аккумуляторов и отключил их. Далее он перевел регулятор мощности двигателя в положение «малый газ», убрал ограничитель и поставил регулятор в положение «выключен». Вытащить из правого кресла и оттащить в десантный отсек потерявшего сознание пилота оказалось просто, но как же ужасно было вытаскивать мертвого второго пилота.

— Второй пилот мертв, — сообщил Макланан Ормаку, появившись в десантном отсеке.

— Проклятье, — пробормотал Ормак. — Давай вытащим отсюда остальных. — Он попытался тащить инструктора, одновременно помогая лейтенанту Марксу подняться на ноги, но застонал от боли в ребре.

— Помогите Марксу добраться до здания, а я займусь инструктором и пилотами, — предложил Макланан.

Ормак помог Марксу, находившемуся в полубессознательном состоянии, выбраться из самолета, а Макланан схватил потерявших сознание инструктора и пилота за воротники курток и бесцеремонно поволок их по асфальту и траве к стене здания конструкторского бюро. Ормак разыскал дверь бокового входа и усадил Маркса возле нее.

— Посмотрите, открыта ли дверь, — попросил Макланан.

Ормак подергал, но дверь оказалась заперта.

— Я пойду за вторым пилотом. А вы, если понадобится, вышибайте замок выстрелами. — Макланан побежал назад к «Молоту», совершившему аварийную посадку в пятидесяти метрах от здания, как раз между ним и ангарами.

Тяжело дыша, Макланан замедлил бег и перешел на шаг, и в этот момент скорее почувствовал, чем услышал, как пули впиваются в землю у его ног. Он не знал, кто это стреляет — свои, литовцы или омоновцы, но целились определенно в него. Ощутив прилив адреналина, Макланан рванул к самолету, виляя каждый раз при звуке выстрелов.

Забравшись в десантный отсек, Макланан уже собрался схватить второго пилота за куртку и потащить его тело к зданию, но выстрелы снаружи подсказали ему более удачную мысль. Он прошел в переднюю часть отсека и забрал оттуда два автомата МР-5 и два подсумка с магазинами. Машинально Макланан отвел затвор одного из автоматов, осмотрел при тусклом свете аварийного освещения патронник, отсоединил магазин, потом вставил его обратно, ударив снизу, и отпустил рукоятку затвора. И все это он проделал так быстро и естественно, что даже сам удивился. Поставив флажок на полуавтоматическую стрельбу короткими очередями по три патрона, он взял автомат в правую руку, а левой потащил тело второго пилота, начав свой опасный путь к зданию.

На этот раз Макланан уже с уверенностью мог сказать, что по нему стреляют из ангаров. Он двигался так быстро, как только мог, не решаясь передохнуть и ведя огонь по вспышкам выстрелов. И все же на половине пути он был вынужден остановиться, чтобы поменять магазин и дать отдохнуть левой руке. Стрелявшие, похоже, подошли ближе, и Макланану показалось, что он заметил какое-то движение возле «Молота». Но четких целей видно не было, поэтому он схватил тело второго пилота и потащил...

...И в этот момент возле задней двери десантного отсека «Молота» появились два солдата, они целились в Макланана из автоматов, похожих на АК-47, с длинными рожковыми магазинами. Их силуэты были ясно видны в свете горящего двигателя, и Патрик понял, что его, наверное, тоже хорошо видно. Прозвучали выстрелы, и Макланан инстинктивно бросился на землю, прикрываясь трупом, как щитом. Но солдаты находились всего в нескольких десятках ярдов от него — они не могли промахнуться.

Терехову пришлось пройти почти половину коридора, прежде чем он подошел к бетонной камере размером три на три метра, построенной КГБ много лет назад. Охранника на посту не было, значит, Люгер мог находиться без присмотра с самого момента объявления тревоги. Ладно, не имеет значения. Все равно он...

При очередном взрыве, по мощности в десятки раз превосходившем все три предыдущие вместе взятые, Терехов от неожиданности выронил лампу. Взорвали арсенал? Без сомнения, триста автоматов и тысячи патронов были уничтожены этим взрывом. Кто бы они ни были — морские пехотинцы или дьяволы, — но действуют они очень быстро.

К счастью, лампа не разбилась, когда Терехов уронил ее, и поблизости горело еще несколько ламп, поэтому в самом подвале не было темно. Он шагнул к двери камеры, открыл глазок и, подняв лампу, заглянул внутрь.

В камере никого не было видно. На ее стенах лежали густые тени, потому что света его лампы было недостаточно, чтобы осветить всю камеру. Кровать Люгера пуста, система жизнеобеспечения и прочее оборудование выключено. Значит, Люгеру удалось освободиться, и он как сквозь землю провалился.

Терехова охватила паника. Что же с Люгером — сошел с ума или мертв? Майору срочно нужна была помощь. Он попытался позвонить по телефонам охраны, но все они не работали. Рации у него не было. И вообще — он один. В подвале темно, горит только его лампа и еще несколько в отдалении. Терехов порылся в столе охранника в надежде отыскать гранату со слезоточивым газом, дубинку или что-нибудь такое, с помощью чего он мог бы в одиночку справиться с Люгером. Но ничего не нашел. Что ж, решил он, ложь ничуть не хуже других средств.

Терехов вернулся к камере и, держа в руке «Макаров», крикнул по-английски:

— Лейтенант Люгер, я — майор Терехов, помощник генерала Габовича. Меня отправили сюда, чтобы увести вас наверх. Выходите, чтобы я мог видеть вас. Немедленно.

Никакого ответа не последовало.

Прозвучавшие где-то наверху взрывы сотрясли здание — два, четыре, может быть, десять, и все такие громкие, пугающие. Терехов почувствовал, что у него вспотели ладони. Он вытер их о брюки и снова крепко сжал пистолет.

— Вы слышите меня, лейтенант? Штурмовая группа американских морских пехотинцев приказала нам взорвать арсенал и привести вас на первый этаж для обмена пленными. Если вы не согласитесь с моим требованием, морские пехотинцы решат, что вы убиты, и взорвут здание. Вы и все остальные, находящиеся внутри, погибнут. Неужели вы станете рисковать жизнью, когда освобождение так близко? Но я тоже не хочу рисковать своей жизнью. Выходите, чтобы я мог вас видеть, и я провожу вас наверх.

И вновь никакого ответа.

Люгер прижался к двери камеры, чтобы его не было видно снаружи в глазок. Ты больше не безвольный, одурманенный наркотиками, обезумевший заключенный, сказал он себе. Терехов пришел сюда, чтобы убить тебя. Собери все силы, Дэйв, потому что второго шанса не будет.

Он знал, что камера закрыта на замок и два засова, ее не вышибешь, даже если она будет закрыта только на засовы. Он если и мог бы справиться, то лишь с одной задвижкой. Люгер начал собирать в кулак все силы, всю ярость, думая только о том, зачем Терехов явился сюда. У него будет один-единственный шанс.

Звучали выстрелы, и тело Макланана подпрыгивало при каждой очереди, но стрельба велась не спереди, а сзади! Джон Ормак, не снявший свой шлем и очки ночного видения, подбежал к Макланану, стреляя на ходу из пистолета.

— Сукины дети, — выругался Ормак. Патрик услышал громкий, глухой щелчок — у Ормака кончились патроны.

Торопливо перезаряжая пистолет, Ормак крикнул:

— Патрик! Беги!

Двое вражеских солдат нырнули под фюзеляж «Молота». Макланан воспользовался этой возможностью, вскочил на ноги, схватил труп второго пилота и потащил его к зданию. Он услышал, как Ормак вставил в пистолет новый магазин и снова открыл огонь.

Несколькими выстрелами из своей «беретты» Ормак вышиб замок в двери, они заскочили внутрь здания и закрыли за собой дверь. Макланан еще дополнительно забаррикадировал ее изуродованным телом второго пилота.

— Господи, Джон, вы подоспели как раз вовремя, — поблагодарил Макланан, тяжело дыша. — Я в долгу перед вами.

— Забудь об этом, — буркнул Ормак. Он осмотрел труп второго пилота через очки ночного видения. — Да, бедняга явно мертв. — Генерал вытащил из подсумка портативную рацию и несколько раз попытался связаться с кем-нибудь, но из этого ничего не вышло. — Попробуй связаться по своей, Патрик, — предложил он Макланану. Но, как только тот достал рацию, стазу стало ясно, что она разбита и работать не будет.

— Что вы видите вокруг? — спросил Макланан. — Где мы?

Ормак достал из подсумка инфракрасный химический осветительный патрон, согнул его, чтобы расколоть ампулу, заключенную в мягкую пластиковую трубку, и потряс. Макланан не видел вообще ничего, не мог разглядеть даже свои руки. Но для Ормака, смотревшего в очки ночного видения, коридор и лестница были ярко освещены.

— Другой двери здесь нет, это вход только в подвал, — сообщил Ормак, оглядевшись по сторонам. — Есть только лестница, которая ведет вниз.