Патрик Макланан (№4) - Ночь ястреба

Фелл слышал эти сигналы по внутренней связи и менял курс, направлял вниз исходящие газы двигателя или пикировал на деревья. Ватанабэ также управлял «Стингерами», именно он сбил СУ-17, так что теперь у них с Феллом было по одному сбитому противнику за время службы в спецподразделении «Отчаянный волшебник». Мог он управлять и пушкой на случай появления наземных целей, представляющих угрозу.

— Внимательно следите за левым бортом, — приказал Фелл по внутренней связи. — Найдите этот чертов истребитель, Хосе!

— Слушаюсь, — откликнулся сержант Хосе Лобато, командир подразделения «Яд кобры».

— Ты думал еще раз о том, чтобы оставшуюся часть пути пройти пешком? — спросил Фелл.

— Должен сообщить вам, сэр, что мы остаемся, — ответил Лобато. — Мне и моим парням не нравится идея шлепать пятьдесят миль по болотам. Мы заплатили за билеты на самолет, так что остаемся.

— Это ваше дело. — Фелл начал выполнять резкий левый поворот. — Приглядите поляну, нам надо...

— Я вижу его! — закричал по внутренней связи один из морских пехотинцев. — Слева над нами, примерно двести сорок градусов, дистанция три мили!

Ватанабэ, сидевший в левом кресле, моментально заметил МиГ-27.

— Вижу этого гада. Прекрати левый поворот, Хэнк!

И только он это произнес, как увидел вспышку под левым крылом МиГа, и система оповещения подала сигнал.

— Ракета! — закричал Ватанабэ.

Автоматически включилась инфракрасная система помех, которая с целью увода в сторону ракеты с тепловой головкой самонаведения имитировала энергию исходящих газов двигателя «Отбойного молотка», а с правого борта вылетела ракета-ловушка. Она представляла собой небольшой планер, который передавал высокочастотную энергию по всему электромагнитному спектру — от инфракрасного до ультрафиолетового, — что делало ее гораздо эффективнее обычных ракет-ловушек или дипольных отражателей. Система могла на несколько минут заглушать РЛС вражеского истребителя и даже притягивать ракеты с большого расстояния или ракету, которая прошла мимо цели и разворачивалась для повторной атаки.

* * *

Система постановки ложных целей прекрасно справилась с первой ракетой. Лейтенант Дольский мог только наблюдать — сначала с изумлением, а затем с чувством полной беспомощности, — как его ракета Р-50 с тепловой головкой самонаведения грациозно ушла вправо, в пустое пространство, и взорвалась почти в километре от американского самолета. И хотя он не видел ярких вспышек, было совершенно ясно, что его ракета атаковала ложную цель. Ракета Р-50 считалась устаревшей моделью (белорусские войска очень редко получали от СНГ современное вооружение, которое предназначалось главным образом для России) и очень четко реагировала на ложные цели и ракеты-ловушки. Когда Дольский попытался повернуть влево и выпустить в американца свою последнюю ракету Р-50, головка самонаведения даже не переключилась на режим автоматического сопровождения, хотя он находился менее чем в четырех километрах от цели и точно позади нее. Приемник обнаружения радиолокационного облучения постоянно подавал сигналы, а это означало, что радар американского самолета захватил его или посылает сигналы помех.

Дольский в очередной раз попытался переключить головку ракеты в режим самонаведения. При минимальном расстоянии до цели около трех километров она наконец переключилась, и лейтенант осуществил пуск. Он тут же перевел свой радар в режим «воздух-воздух» и приготовил 30-миллиметровую пушку для стрельбы по воздушным целям. Хотя боезапас пушки составлял триста снарядов, ее обычно заклинивало после ста или двухсот выстрелов, но на таком близком расстоянии даже несколько снарядов представляли смертельную опасность для цели. Предвидя следующий маневр американца, Дольский с помощью правого руля направления отклонил нос самолета немного вправо и прицелился в ту точку, куда, по его мнению, американский самолет должен был повернуть через несколько секунд.

«Отбойный молоток» действительно резко отвернул вправо. Ракета Р-50 слегка виляла в полете, словно пыталась погнаться за второй ракетой-ловушкой, выпущенной слева, но все же продолжала идти к цели. Но было видно, что ракета реагирует и на солнечные лучи, и на отблески от реки, а может, даже и на первую ракету-ловушку, потому что Р-50 прошла над американским самолетом, совершенно не отреагировав на тепло двигателей, пролетела еще несколько десятков метров и взорвалась.

* * *

Шум Р-50, пролетавшей над кабиной, заставил Мартина Ватанабэ инстинктивно нырнуть вниз и отвернуться, как инстинктивно горбится человек, въезжая на машине в гараж с низким потолком, и это как-то уберегло его от последствий взрыва ракеты над самым фонарем кабины. А Хэнк Фелл, наблюдая, как ракета пролетает мимо, смотрел прямо на нее, когда она взорвалась всего в нескольких ярдах от самолета. Взрывом разнесло правое боковое окно кабины и правое лобовое стекло. Фелл почувствовал, как осколки вонзились ему в голову, затем ощутил тепло и ударную волну взрыва. И больше он уже ничего не чувствовал...

Ватанабэ закричал и вцепился в рычаги управления. Левый двигатель моментально заработал на полную мощность, потому что взрыв четырнадцатифунтовой боеголовки вывел из строя правый двигатель и компьютерная система управления полетом автоматически переключила тягу на работающий двигатель. Система также попыталась переключить тягу от левого двигателя на правый винт, но когда из этого ничего не вышло, вывела из флюгерного положения правый винт и моментально начала переключать самолет в вертолетный режим для посадки.

И хотя руки Ватанабэ лежали на рычагах управления, он не управлял полетом в полной мере. Взрыв, который убил Фелла, едва не вывел из строя и второго пилота. Ватанабэ успел только выровнять крылья и задрать нос «Отбойного молотка», как самолет врезался в деревья. Он завалился на нос, повисел несколько секунд хвостом вверх и рухнул на землю левым бортом. Правый двигатель задымил, его охватили языки пламени, одна из ракет «Стингер» вывалилась из пускового контейнера и взорвалась на земле, но автоматическая противопожарная система не позволила огню распространиться на топливные баки.

* * *

— Цель сбита! Я — 711-й, цель сбита! — победно закричал Дольский в микрофон рации, настроенной на частоту командного пункта. «Черт побери, — подумал он, — это мой первый сбитый самолет!» Он дышал так тяжело, что ему не хватало воздуха, и лейтенант сорвал кислородную маску. Боже мой, вот это да! Ему приходилось вместе с отцом и дядей охотиться на оленей и фазанов в лесах Беловежской пущи на западе Белоруссии, он помнил, какая его охватила радость, когда он подстрелил своего первого зверя, но теперяшняя была в миллион раз сильнее. Огромная железная птица рухнула на землю, и все, кто находился на ее борту, наверное, закричали, испуская последнее дыхание. Дольский не испытывал абсолютно никаких угрызений совести, а только счастье и огромную радость от сознания того, что они погибли от его руки. Его упорство и терпение победили первоклассную американскую технику.

Лейтенант передал по радио свои координаты, пытаясь выбрать заметные ориентиры. Подлетая ближе к месту падения американского самолета, он заметил, что тот выглядит относительно неповрежденным: горит, но не развалился. Черный дым продолжал подниматься вверх, но уже начал сменяться белым, а это означало, что работала противопожарная система. Надо бы еще пострелять по самолету на тот случай, если там кто-то остался в живых...

Белорусский пилот тут же навел пушку на сбитый самолет и выпустил двухсекундную очередь — но все снаряды прошли по верхушкам деревьев, гораздо выше американского самолета. Дольский вспомнил, что пушка установлена на режим воздушного боя, а перестраивать ее на поражение наземных целей было уже поздно, и он пролетел над целью. Повернув вправо и не теряя из виду сбитую машину, лейтенант пошел на новый заход. Имевшиеся у него ракеты и мины могли слишком сильно повредить американский самолет, а командир предупреждал, что тот ему нужен целым.

Дольский уже вышел на участок между вторым и третьим поворотом для повторной атаки, когда клуб и струя дыма вырвались из леса вблизи места падения американского самолета. Лейтенант моментально резко бросил свой МиГ-27 вправо, выпустил дипольные отражатели и нажал кнопку спуска ракет-ловушек, яркие магниевые ракеты вылетели из-под хвоста МиГа.

Но струйка белого дыма тянулась прямо к нему...

Она могла попасть в него...

Дуга, по которой летела ракета, становилась все больше и больше, ракеты-ловушки отвлекли ее, и она не попала в цель, пролетев всего в нескольких метрах от МиГа и не взорвавшись. Экипаж сбитого американского самолета выпустил по нему ракету «Стингер»! Значит, американцы не были беспомощны, они даже атаковали!

— База, я — 711-й! Экипаж сбитого американского самолета выпустил в меня ракету «Стингер»! Предупредите все самолеты, чтобы соблюдали осторожность. — Слава Богу, что ракета не попала в него, но она еще послужила и хорошим целеуказателем. Когда Дольский выполнил последний поворот для захода на цель, дыма пожара над местом падения американского самолета уже не было, но дым, оставшийся после запуска «Стингера», точно указывал на местонахождение цели.

Лейтенант начал готовиться к атаке на высоте тысяча метров, при скорости четыреста километров в час и на удалении десяти километров от цели. Когда до нее осталось восемь километров, Дольский наклонил нос МиГа, поймал американский самолет в перекрестье прицела и бросил взгляд на дальномер. Дальномер остановился, потом цифры замелькали очень быстро, затем снова остановился. Значит, РЛС определения дальности явно ставили помехи. Ладно, не имеет значения. Он просто подождал, когда американца четко стало видно в прицел, выбрал нужный момент и нажал гашетку...

Внезапно что-то замелькало перед глазами. Дольский бросил взгляд влево и увидел нечто, похожее на большое насекомое, оно скользило прямо над верхушками деревьев... Потом их стало два, три, и справа появилось три или четыре. Одно за другим эти насекомые наскакивали на него, сверкая яркими глазами. Лейтенант ненадолго отвлек свое внимание на счетчик расхода боеприпасов: он израсходовал сто пятьдесят снарядов. Но все они легли в цель — превосходный заход. От американского самолета снова потянулись вверх клубы черного дыма, а правое крыло обломилось и рухнуло на землю...

Плечи Дольского, пристегнутые ремнями, здорово тряхнуло, словно в борт МиГа врезалась кувалда. Он потянул на себя штурвал и снова увидел перед лобовым стеклом снующих насекомых. Только на этот раз он уже понял, что это были не насекомые, а маленькие двухместные вертолеты со спаренными пулеметами, установленными на полозковых шасси. И все они вертелись вокруг него, словно пчелы вокруг улья. Дольский успел за секунду насчитать пять вертолетов, как тут же появилось еще шесть, и все они вели по нему огонь из пулеметов. Пули мелкого калибра стучали по бронированной кабине, словно молоточки. Лейтенант понимал, что они не смогут пробить керамическо-стальную броню толщиной пятнадцать миллиметров или пуленепробиваемый фонарь кабины, но остальная часть обшивки его истребителя была выполнена из тонкого стального сплава.

В кабине загорелись сигнальные ламы, в пушечном прицеле замигали предупредительные штриховые сигналы. От ударов пуль самолет вибрировал все сильнее, невозможно было пользоваться штурвалом, а если бы даже Дольский смог им пользоваться, нельзя было этим устранить вибрацию. Он включил дополнительные гидравлические подкачивающие насосы и проверил педали рулей направления — они работали нормально. Значит, уже восстановлен кое-какой контроль над управлением. Отлично...

Наверное, пора сделать еще один заход...

Дольский так стремился спасти свой самолет и сделать еще один заход, обстреляв цель из пушки или забросав бомбами, что не заметил горящие сигнальные лампы, показывающие отказ двигателя, не заметил и стремительную потерю скорости и высоты. Он врезался на своем МиГе в землю, выполняя левый поворот. Самолет протащило среди деревьев, раздался взрыв, и вверх взметнулся огненный шар.

* * *

— Я никогда не верил в эти букашки — до настоящего момента, — произнес Мартин Ватанабэ. Он лежал на мягком мхе, а санитар из подразделения Лобато обрабатывал его раны на груди и лице. Но Ватанабэ находился в полном сознании и наблюдал, как над ними кружатся маленькие вертолеты, действительно похожие на букашек. — Кто они такие?

— Не знаю, — ответил санитар. — Сержант направился на встречу с ними...

Хосе Лобато шел к одному из вертолетов, который садился на близлежащую поляну. Возле поляны зависло четыре или пять вертолетов, и Лобато мог разглядеть, что это были вертолеты американского производства «Макдоннелл-Дуглас», модель 500, «Защитник» — легкие двухместные патрульные вертолеты, оснащенные инфракрасным сканером и двумя 7,62-миллиметровыми пулеметами, установленными в передней части полозковых шасси.

Командир подразделения «Яд кобры» укрылся за деревом, пока один из вертолетов садился на поляну. Из кабины вертолета вылез некто с пистолетом советского производства и направился к Лобато. Сержант поднял винтовку и крикнул «Стой!» по-английски и по-русски.

Человек сделал знак пилоту вертолета заглушить двигатель, остановился и поднял вверх пистолет. Стараясь перекричать шум двигателя, он громко крикнул:

— Вы «Яд кобры»? Американские морские пехотинцы? «Яд кобры»?

— Кто вы такой, черт побери?

— Я — майор Балис Пакстас, «Бригада Железного Волка», 3-й батальон воздушно-десантной пехоты Литовских Сил Самообороны. А вы — старший сержант Лобато, командир подразделения «Яд кобры»?

Лобато не мог поверить, что этот человек прибыл сюда в поисках его подразделения, поэтому решил не выдавать секретную информацию.

— Что вы хотите, майор?

— Меня послали сопровождать вас до зоны высадки в Крово, — ответил Пакстас. Лобато не поверил своим ушам, этот парень точно знал их предполагаемый район высадки — небольшое селение вблизи лесистого холма возле авиабазы Сморгонь. Может, захватили в плен кого-нибудь из другой штурмовой группы? — Вы полетите с нами в район высадки, мы поможем вам выполнить задание.

— Я не знаю, о чем вы говорите, — крикнул Лобато. — Выкладывайте все, или я прикажу своим людям открыть огонь.

— Старший сержант Лобато, я знаю, что у вас задание захватить на базе Сморгонь командный пункт управления ракетами СС-21 «Скарабей» с лазерной системой наведения, обнаружить ракеты и уничтожить их, — выложил Пакстас. Его английский был хорош, очень хорош, но это только усилило подозрения Лобато, он знал, что так хорошо по-английски говорят только подготовленные разведчики. — О вашем задании нам сообщил полковник Уайт, и мы готовы помочь вам или забрать вас отсюда, если вы не можете продолжать операцию. Мне надо передать генералу Пальсикасу и в американское посольство, как обстоят дела у вашего подразделения.

— И какой идиот наплел вам все это?

— Тот самый, который будет гнать вас пинками всю дорогу до «Таверны Пибоди», когда вы вернетесь домой, — ответил Пакстас. Он убрал пистолет в кобуру и — так, чтобы видел Лобато, — поднял вверх средние пальцы на обеих руках. Улыбнувшись, литовский офицер добавил: — Вы понимаете смысл моих слов и жестов, старший сержант?

Лобато еле удержался от смеха.

— Конечно, понимаю, майор. — Он увидел и почувствовал, как облегченно вздохнули все остальные солдаты его подразделения, когда литовский офицер произнес условную фразу и сделал условный жест. Одной из уловок Пола Уайта были условные фразы и жесты. Фраза — "Будет гнать вас пинками всю дорогу до «Таверны Пибоди» — являлась ссылкой на популярный бар в городе Платсберг, штат Нью-Йорк. В этом городе Лобато учился в колледже, и фразой этой мог воспользоваться только Пол Уайт, и, конечно же, она должна была быть подкреплена поднятым средним пальцем, но не на одной руке, а на двух.

Лобато забросил винтовку на плечо, подошел к Пакстасу и поздоровался с ним за руку.

— Конечно, мы воспользуемся вашей помощью, сэр. У нас двое покалеченных, один из них серьезно, и один погибший. И еще нам нужно уничтожить наш самолет.

— В этом нет необходимости, — пояснил Пакстас. — Через пять или десять минут сюда прибудет еще одна рота, они эвакуируют ваших раненых и убитых. И в вашем посольстве им объяснили, какие черные ящики надо снять с самолета в случае его неисправности. Мы даже постараемся вывезти ваш самолет из этого района, прежде чем сюда явятся белорусские солдаты, но гарантии, конечно, дать не можем. А нам надо двигаться дальше, до заката предстоит еще сделать две остановки для заправки, а с наступлением сумерек проскользнуть в зону высадки. Учитывая ваше снаряжение, мы сможем взять только по одному морскому пехотинцу на борт каждого вертолета, но позже подлетят еще вертолеты.

— Очень хорошо, сэр. Благодарю вас. — Лобато дал указания своим людям, и они принялись грузиться в маленькие «Защитники». Пока морские пехотинцы из подразделения «Яд кобры» занимались этим, Лобато спросил Пакстаса: — Вы прекрасно говорите по-английски, сэр. Если не секрет, где вы его так хорошо выучили?

— Никакого секрета. Я родился в Америке, — ответил Пакстас. — Шейкер-Хайтс, штат Огайо, мои родители до сих пор живут там. Они бежали из Литвы от Гитлера и русских в тридцатых годах, как раз перед войной. Я вырос в Огайо, но в 1991 году вернулся в Литву, когда она обрела независимость. А когда я принял двойное гражданство, генерал Пальсикас присвоил мне офицерское звание, и я стал служить в Литовских Силах Самообороны. В 1978 году закончил колледж в Мидвилле, штат Пенсильвания, по профессии психолог. Мне кажется, я даже был в «Таверне Пибоди» в Платсберге, когда ехал как-то в Лейк-Плэсид. Это сразу за ночным клубом «Мама», да?

— Совершенно верно, сэр.

— Да, в этом городе есть где поразвлечься. Когда все закончится, я проведу вас с ребятами по некоторым клубам Клайпеды, и вам покажется, что вы вернулись в Платсберг. У нас тоже празднуют день Святого Патрика, не так, конечно, как в Бостоне или Платсберге, но очень похоже. А пока нам предстоит еще долгая дорога до сумерек. Так что лучше отправляться...

* * *

Командный центр ВС США, Пентагон,

13 апреля, 12.45 по местному времени.

— Ситуация меняется стремительно, сэр, — доложил дежурный по командному центру. Аудитория, к которой он обращался, состояла всего из трех человек, не считая их помощников и штабных офицеров, но именно эти трое являлись высшими военными руководителями США: председатель Объединенного комитета начальников штабов генерал ВВС Вилбор Кертис, министр обороны Томас Престон, командующий морской пехотой генерал Венс Кундерт. Они сидели в первом ряду просторного, похожего на амфитеатр командного центра ВС США в Пентагоне. Отсюда люди, принимающие решения в Пентагоне и Белом доме, могли связаться с командиром почти любой части, с любым самолетом, с любым иностранным правительством или посольством, сюда стекалась самая последняя информация о ходе военных операций.

Сейчас предметом всеобщей озабоченности являлось вторжение белорусских войск в Литву и связанные с этим ответные меры США.

— Как и ожидалось, оккупация Литвы осуществляется белорусскими войсками как изнутри, так и извне, — продолжил дежурный. — На территории Литвы белорусские войска действуют медленно и относительно неорганизованно — главным образом из-за налетов, осуществленных литовскими партизанами из Сил Самообороны. Белорусские войска занимают большую территорию вокруг их авиабазы в Шяуляе, но дальнейшее продвижение затруднено отсутствием связи и плохой координацией действий. Партизанские налеты литовцев продолжаются. Но что касается вторжения в Литву извне, то оно осуществляется довольно успешно. Белорусская армия, что оказалось неожиданным, проигнорировала все предупреждения русских в Калининградской области и в самом Калининграде и двинулась на Литву.

— И русские совсем не оказали им сопротивления? — спросил изумленный Кундерт. — Черт побери, что там происходит? Как такое могло случиться?

— Мы считаем, что здесь несколько причин, сэр, — ответил дежурный. — Удары белорусских войск были быстрыми и решительными, и сопротивление, возможно, было бесполезным. Мы также не сбрасываем со счетов возможность сговора между Вощанкой и русскими генералами в Калининграде. Ведь Калининградская область всегда обладала относительной независимостью от Москвы, и уж тем более от СНГ, а после распада СССР там появилось множество местных амбициозных военачальников...

— А я-то считал Калининградскую область оплотом России, — оборвал дежурного министр обороны Престон. — Почему же теперь за нее такая драка?

— Калининградская область всегда была частью России, — пояснил дежурный, — но когда-то давно она входила в Польско-Литовскую империю. Ее отняли у Польши во время Второй мировой войны, когда советские войска выгнали из Польши нацистов. Калининград, безусловно, советско-российский город, но после развала СССР и ослабления советской военной мощи большую силу набрали там местные военные[6].

— И когда перед бывшими советскими военачальниками встала дилемма — быть уничтоженными или пойти на сотрудничество с Беларусью, они выбрали сотрудничество, — подвел итог Кертис.

— Белорусские войска наступают на Литву по трем основным направлениям: вдоль побережья в направлении порта Клайпеда, из Калининградской области в направлении Каунаса, и с востока в направлении Вильнюса, — продолжил докладчик. — Передовые отряды уже перешли границу Литвы.

— Значит, мы опоздали, — заметил министр обороны Престон. — И что бы мы ни предпринимали, белорусские войска мы уже не остановим, так?

С другой стороны на подиум поднялся второй докладчик, и первый моментально уступил ему место.

— Я так не считаю, господин министр, — заявил генерал-лейтенант ВВС Брэд Эллиот. — Мои... наши «Мегакрепости» могут значительно замедлить продвижение белорусских войск.

Престона внутренне разозлило это замечание Эллиота. Он понимал, что следует предпринять какие-то решительные меры, чтобы остановить эту войну, но не считал для этого идеальным решением план Эллиота, предусматривающий отправку в район конфликта бомбардировщиков В-52. Министр обороны вообще не любил одобрять военные планы, разработанные не им самим, а в конкретной ситуации ему еще не нравилось то, что и его осуществлением будет заниматься кто-то другой, тем более — Эллиот. Но президент и Вилбор Кертис пришли к соглашению, и в данном случае «Мегакрепости» являлись их единственными оборонительными силами.

— Я знаю, для каких объектов предназначены удары «Мегакрепостей», генерал Эллиот, но что они могут сделать сейчас, когда белорусские войска уже вторглись в Литву?

— Фотоснимки со спутников свидетельствуют, что передовые отряды состоят из легковооруженных разведчиков, легкой бронетехники и только патрульных вертолетов, — пояснил Эллиот. — А основные танковые части все еще находятся в нескольких часах хода от границы. Мы можем нанести удар по белорусским танкам, прежде чем они пересекут границу Литвы.

— Всего несколькими «Мегакрепостями»? Что-то не верится, — скептически заметил Престон.

— Каждый бомбардировщик ЕВ-52 «Мегакрепость» стоит целого полка тактических бомбардировщиков А-10 или F-16, — возразил Эллиот. — Возможно, они и не сумеют за одну ночь остановить все белорусские войска, но, если уничтожить хотя бы первую волну наступающих, это сможет оказать значительную помощь в приостановлении вторжения.

В глубине души Престон согласился с оценкой Эллиота, но говорить ему об этом не собирался. Из его уст прозвучали совсем другие слова:

— Но это только в том случае, если бомбардировщики отыщут свои цели. Где они сейчас находятся?

— Ожидается, что через сорок минут основная группа из четырех бомбардировщиков пойдет посуху.

— Посуху?

— Пересечет прибрежную линию Балтийского моря и пойдет вглубь территории, — пояснил Эллиот. — Одна «Мегакрепость» полетит через северную Литву с целью нанесения удара по бронетехнике, которая движется с востока из Сморгони. Два бомбардировщика пересекут северную и центральную Литву, нанесут удар по белорусской авиабазе в Шяуляе, а затем отправятся на юг, чтобы атаковать бронетехнику, следующую их Черняховска на Каунас. Четвертый бомбардировщик займется войсками, двигающимися вдоль побережья на Клайпеду. Удары бомбардировщиков будут нанесены примерно через два часа после пересечения прибрежной линии.

— А что насчет подразделения «Яд кобры», которое уже находится в Сморгони? — поинтересовался генерал Кундерт. — Думаю, их мы тоже должны обеспечить поддержкой с воздуха.

— Да, сэр, мы так и сделаем, — ответил Эллиот. — У нас имеются две «Мегакрепости» в резерве. Пока четыре основных бомбардировщика будут отходить после выполнения задачи, эти два будут продвигаться вглубь территории. Эти «Мегакрепости» предназначены для атаки не только наземных целей, но и воздушных, поэтому они смогут прикрыть отход основной группы, а потом установят контакт с группами спецназовцев, действующими на территории Беларуси. Их общая задача — обнаружить и уничтожить систему управления Вощанки, включая и систему управления ядерным оружием.

— Это очень существенно, джентльмены, — подчеркнул Престон. — Мы можем сколько угодно перебить танков и пехоты Вощанки, но если он выполнит свои угрозы и применит ядерное оружие, то полностью проиграем это сражение.

— Сэр, нам требуется вся возможная помощь, чтобы обнаружить эти ракеты с ядерными боеголовками, — обратился Кертис к Престону. — Госсекретарь Данахолл обещал, что чиновники госдепартамента и сотрудники посольства в Москве постараются помочь нам. Что-нибудь слышно от них?

— Советник по политическим вопросам нашего посольства в Москве Шарон Гринфилд является, пожалуй, лучшим оперативником ЦРУ из тех, коими мы располагаем. Она установила тесный контакт с Борисом Дворниковым, бывшим начальником Московского управления КГБ, но я не очень-то рассчитываю на какую-либо помощь из Москвы, — ответил Престон. — Президент надеется на спецназовцев и бомбардировщики генерала Эллиота, надеется, что они уничтожат штаб Вощанки. А если не сумеют, то через несколько часов мы можем оказаться перед лицом полномасштабной ядерной войны в Европе.

* * *

Отель «Латвия», Рига, Латвийская республика,

13 апреля, 19.21 по местному времени.

— Курьер из Москвы, товарищ генерал, — доложил охранник по внутренней связи. — У него пакет с пометками «срочно» и «совершенно секретно».

Генерал Виктор Габович задумался в нерешительности. Он поселился на двенадцатом этаже отеля «Латвия» в Риге. Когда-то это была заурядная советская интуристовская гостиница с явочными номерами КГБ, а теперь она превратилась в довольно фешенебельный отель в западном стиле, которым совместно управляли фирмы Швеции, Германии и Латвии. Габович покинул неспокойный, опасный Вильнюс и сбежал в Латвию, чтобы дождаться здесь результатов белорусского вторжения в Литву и попытаться выяснить реакцию стран СНГ на действия Вощанки. Абсолютно никто не должен был знать, что он находится здесь. И все же Габович ожидал, что бывшие офицеры КГБ из всех республик СНГ попытаются связаться с ним, чтобы постараться ухватить себе кусок пожирнее в новой коммунистической республике, которую создавал Вощанка. Так что появление курьера не было совершенно неожиданным. Габович нажал кнопку интеркома.

— Принеси мне сюда пакет.

— Но курьер настаивает, что должен вручить его вам лично.

— Кто он такой?

— Фамилию не назвал.

Вполне типично для офицера КГБ — ни фамилии, ни удостоверения. Появляясь где-нибудь, офицеры КГБ не представлялись тем, кто не знал их лично, или тем, кто был ниже их по званию, а уж тем более охране, и у Габовича закралось бы подозрение, если бы незнакомец назвал свою фамилию.

— Ладно, пусть поднимется. — Хорошо бы, если бы в отеле имелась система наблюдения с помощью телекамер, но в отелях западного стиля таких вещей не было, а Латвия и другие балтийские государства с каждым днем все больше копировали Запад.

Услышав стук в дверь, Габович вытащил из плечевой кобуры «беретту». Четыре громких стука и один тихий — обычный условный стук офицеров КГБ. Держа пистолет наготове, Габович распахнул дверь номера.

— Рад видеть вас, генерал Габович, — услышал он сердечное приветствие.

Габович не знал, кого ожидать, но уж никак не рассчитывал на появление здесь генерала Бориса Георгиевича Дворникова — бывшего начальника Московского управления КГБ и одного из самых высокопоставленных оперативников во всей службе. Сейчас Дворников занимал высокий пост в московской муниципальной милиции, но Габович знал из собственных источников, что Дворников занимался отнюдь не только милицейскими делами. Ходили слухи, что после распада СССР он запустил свою лапу во многие сферы, а его связи считались более влиятельными, чем даже связи самого Габовича. А еще было известно, что при желании Дворников мог услужить и вашим и нашим и не один раз и не случайно оказывал помощь американцам. Говорили, что он настойчиво хочет трахнуть советника по политическим вопросам посольства США в Москве Шарон Гринфилд. Габович мог только представить себе, что такой садист, как Дворников, может сделать с Гринфилд...

— Ну, Виктор Иосифович, ты собираешься пригласить меня в номер, или мы будем беседовать в коридоре?

Габович, потерявший дар речи от удивления, жестом пригласил Дворникова войти.

— Давненько я не останавливался в «Латвии», — как бы невзначай заметил Дворников, стягивая черные кожаные перчатки и оглядывая номер. — Совсем не похожа на ту гостиницу, которой управлял «Интурист», да? Министр внутренних дел и мы, КГБ, ничего не понимали в управлении гостиницами. — Заметив, что Габович держит руку в правом кармане, он улыбнулся: — Ты все еще таскаешь в кармане этот очаровательный итальянский пистолет? Тебе всегда нравились красивые вещи.

Габович вытащил «беретту» из кармана, сунул ее в плечевую кобуру и плотно закрепил ремешком.

— Я... я очень удивлен, товарищ генерал...

— Прошу тебя, Виктор, не надо никаких званий, — мягко возразил Дворников.