Патрик Макланан (№4) - Ночь ястреба

Кертис сжал свою сигару пальцами так сильно, что чуть не поломал ее. Ему не нравилось, как быстро эти чопорные сухопарые политики умеют шить дело. Никогда у них не хватает ни времени, ни интереса, чтобы заглянуть в прошлое. Операцию под кодовым названием «Старый пес» проводили лишь несколько лет назад, а уже все о ней давно забыли, в особенности те, кто должен был помнить. Ведь именно тот злополучный полет и явился причиной появления на свет «Краснохвостого Ястреба». Не говоря уже о тех муках, какие Дэвид Люгер наверняка вытерпел в стенах «Физикоуса». Даже если парень действительно помогал в институте, Кертис его слишком хорошо знал, он был уверен, что тот оказывал содействие не по своей воле.

— Послушай, — обратился генерал к Расселу, — я достану тебе это досье, ты получишь его сразу по прилету в Вашингтон. Только для твоих глаз, учти. — Он быстро написал что-то на листочке блокнота, чтобы передать его позже помощнику. — А теперь скажи мне откровенно: что вы намерены делать с этим Ястребом?

Кертис сразу понял, что вопрос неприятен Расселу. Тот как-то напрягся, опустил глаза. Смутное подозрение, словно змея, заползало в душу генерала.

— Пока, на данном этапе... еще не знаем, — прозвучал неуверенный ответ помощника президента.

Кертис побагровел, сжал зубы, на щеках заиграли желваки.

— Значит, ты еще не дал санкцию на проведение операции, так?

Рассел на отвечал.

— Боже, я, кажется, понял: вы хотите его элементарно уничтожить! Но зачем? Почему не попытаться вытащить его — тем более что это американец, один из наших парней?

Рассел распустил галстук, он очень хотел сейчас встать и без всяких объяснений покинуть комнату, однако, увы, он не в своем кабинете, а в правительственном самолете. Зануда Кертис найдет его в любом отсеке, впился как клещ.

— Вилбор! Согласно моей последней информации, это бывший офицер ВВС. Как явствует из документов, он погиб при аварии самолета на Аляске, выполняя учебный полет. Вместе с тем, когда стали разбираться дальше, выяснили, что это все ложь, выдумки, не было никакого тренировочного полета и никакой аварии. Теперь же этот тип «всплывает» на советском режимном объекте, в авиационно-конструкторском бюро, и не похоже, чтобы его к чему-нибудь принуждали. Представь сам, что мы должны были думать. Строить догадки, что это часть какой-то сложной, особо секретной операции?

— Представляю! — перебил его Кертис. — Вы поступили гораздо проще. Видимо, у вас есть агент, осведомитель, который находится сейчас близко к Ястребу, настолько близко, что может без труда подсыпать ему, например, цианистого калия.

Рассел глухо откашлялся.

— Наши люди в Москве сохранили контакт кое с кем из бывших высокопоставленных чинов КГБ, и, надо признаться, не зря. Это помогло внедрить агента в окружение Ястреба. Теперь мы имеем проверенную информацию. Так вот, Вилбор, твой «друг» — крупная фигура в этом самом бюро, уже лет пять он активно помогает русским и достиг определенных успехов.

— Не верю.

— Напрасно, я говорю правду.

— Никаких сомнений относительно того, кто он?

— Абсолютно, у нашего агента есть отпечатки пальцев, фотографии, размер обуви, цвет глаз, манера поведения и куча всего другого.

— Не важно, — Кертис не мог успокоиться, — ты только прочти досье, которое я тебе передам, и сразу поймешь, что Люгер отличный парень, настоящий герой. Да, сейчас он в беде, его наверняка накачали наркотиками, силой заставили работать на Советы. Мы обязаны его вытащить.

Рассел поднял брови от удивления.

— Вытащить? А как, позволь тебя спросить, с засекреченного и особо оберегаемого объекта? Даже если бы он находился в лагере или, допустим, в тюрьме — тогда да, несомненно бы попытались. Однако положение гораздо хуже: он в западне, в капкане, оттуда нет выхода. Чтобы спасти его, потребуется, наверное, батальон коммандос.

— Джордж, предоставь это дело мне, — осторожно предложил Кертис. — Ты лишь посвяти меня в детали, а я уж скажу, что здесь можно предпринять. Только прикажи своему агенту глаз не спускать с Люгера, постоянно нас информировать. Ради Бога, не убивайте его.

— Прекрасно, считай, что договорились. — Рассел взял булочку, критически рассмотрел ее на свету, затем недовольно положил обратно на поднос. — По правде говоря, мне самому не нравится эта история.

— Что насчет того чертового бомбардировщика, который они строят в «Физикоусе»? Неужели это самолет-"невидимка" «Туман», ведь они начинали работать над ним в последние месяцы перед крушением империи?

— Похоже. — Рассел устало зевнул. — Наши эксперты мечтают взглянуть на него, хотя я лично думаю, что здесь много шума из ничего. У русских, которые наглухо забаррикадировались сейчас в «Физикоусе», нет денег, чтобы выращивать морковку, не говоря уже о производстве уникального бомбардировщика сверхдальнего радиуса действия. Они потеряли все свои привилегии, а когда объект перейдет под юрисдикцию литовского правительства, их просто выкинут на улицу.

— А что, если они получат откуда-то деньги?

— Откуда? Из Москвы? Тем самим не хватает. Кто еще даст? Польша? Болгария? Или, может, Ирландская республиканская армия? Шутки шутишь.

— Как насчет Ирана, Ирака, Сирии и Ливии?

— Повторяю тебе: глупости, ничего не будет. Завод закроют, все работы немедленно прекратят, и литовцы повезут макеты на ярмарку или, еще лучше, продадут нам за твердую валюту. У советского самолета нет будущего. — Рассел все больше возбуждался. — Мы наблюдаем за «Физикоусом» и другими конструкторскими бюро, институтами, так вот — все они вымирают, превращаются в призраков. Кроме того, мы можем сразу же закрыть «Физикоус», если только обнаружится, что суперсовременная военная технология будет экспортироваться Советами куда-либо за пределы СНГ.

— Тогда Люгера точно убьют, — подытожил Кертис. — Они никогда не позволят общественности узнать, что держали взаперти американского военного летчика, выпытывая у него секреты.

— Или, например, Люгер уйдет вместе с ними, с учеными. Добровольно.

— Тогда мы его немедленно вытащим, риска здесь допускать нельзя.

Про себя Рассел подумал, что гораздо проще ликвидировать загадочного янки, тогда не пришлось бы рисковать теми, кто, возможно, будет его спасать. Однако он не решился высказать свою мысль вслух, чтобы окончательно не довести Кертиса до белого каления.

— Хорошо, Вилбор, раз ты так вознамерился вытащить парня из петли, тогда вырабатывай план. Но учти, так или иначе ему придется давать объяснения по всей форме.

— Ничего, я верю в его честность, а вот ты напрасно петушишься. Кажется, совсем недавно ты предпочел бы обойтись вообще без разъяснений.

— Терпеть не могу предателей. Профессиональный военный, офицер, приносивший присягу, теперь вот играет на чужой стороне — не выношу. Шлепнул бы его собственноручно, если бы мог, но, поскольку ты настаиваешь, тебе он нужен зачем-то, что ж, думай и давай свой план. Я не возражаю.

— Ошибаешься, он нужен не мне, а всем нам. Ты прочтешь досье и поймешь, что многие, в том числе весьма высокопоставленные люди, обязаны ему мирным небом над своей головой. Дэвид Люгер нужен Америке.

* * *

СНГ, воздушное пространство над Центральной Беларусью,

17 марта, 03.30 по местному времени.

Местность в Центральной Беларуси — равнинная. В сотне километров к югу от Минска и в четырехстах к востоку от Варшавы густые леса, обширные безлюдные равнины и болота занимают сотни тысяч акров, и потому здесь не возникает больших сложностей при полетах на малой высоте. И все же, находясь в полете уже час, они все еще шли на высоте около тысячи метров, и Дэвид Люгер готов был рвать на себе волосы. Скука заставила его даже задуматься о том, какое все-таки жесткое и неудобное кресло сделали для пилота-инструктора — просто втиснули металлический стул между креслами первого и второго пилотов. Люгер испытывал непреодолимое желание действовать.

— Пилот, я — Инструктор-1, — произнес он в микрофон внутренней связи. — Как насчет того, чтобы спуститься пониже?

В наушниках стояла тишина, и Люгер уже собрался повторить свой вопрос, но в этот момент ему ответил занимавший кресло второго пилота оператор управления системой оружия, — его называли «Залп»:

— Через двадцать километров начнется подъем местности, советую придерживаться высоты восемьсот метров.

Как и в бомбардировщике В-2 «Черный рыцарь», в их самолете в правом кресле второго пилота размещался прошедший пилотную подготовку штурман, в обязанности которого входило управление системами навигации, огня и защиты. Сидевший на откидном кресле позади «Залпа» бортинженер наблюдал за состоянием самолета и работой двигателя.

— Понял. Восемьсот метров. Снижаемся. — Самолет снизился на двести метров, и снова заработал автопилот. Люгер сидел молча, едва сдерживая зевоту.

Конечно, Люгер вроде бы не должен был скучать в ходе выполнения ночного полета с задачей бомбометания с малых высот в условиях, максимально приближенных к боевым, особенно находясь в кресле бортинженера этого потрясающего бомбардировщика-"невидимки" Физикоус-170 «Туман». И все же он скучал, потому что экипаж, прошедший советскую летную подготовку, вел бомбардировщик, словно команда старух, чего он никак не мог понять. Воспоминания, иногда приходившие к нему из самых потаенных уголков памяти, подсказывали Люгеру, что подобный полет может быть гораздо более захватывающим...

И тем не менее даже эти строго ограниченные рамками инструкций пилоты и инженеры не могли убить все возрастающую любовь Люгера к «Туману». В машине, выполненной из композитных материалов и весившей двести восемь тонн — причем половина массы приходилась на топливо, — Люгер чувствовал себя королем неба. Внешне бомбардировщик абсолютно не был похож на смертоносную боевую машину. Формой он напоминал гигантского ската с тонкими, изогнутыми крыльями, которые изгибались вниз от центра, а затем плавно выгибались вверх и оканчивались закруглениями. Четыре двигателя размещались в вытянутом фюзеляже, решетки закрывали как воздухозаборники, так и отверстия для истечения газов, что предотвращало отражение излучений радара от лопастей компрессора и снижало выделение тепла. Рули направления заменяли разрезные элероны, отклонение элеронов вверх или вниз зависело от необходимого градуса крена. Так что у «Тумана» вообще не было вертикальных поверхностей, от которых могло бы отражаться излучение радара. «Туман», не рассчитанный на взлеты и посадки в сложных полевых условиях, был оснащен тремя довольно хрупкими шасси и двумя тормозными парашютами диаметром двадцать пять метров.

Хотя «Туман» был создан в начале 80-х годов, его окончательное оснащение вооружением началось лишь несколько лет назад, с началом работы над его конструкцией и полетными испытаниями доктора технических наук Ивана Сергеевича Озерова. Именно Дэвид Люгер почти в одиночку разработал и сконструировал систему вооружения. Предназначался «Туман» для полетов на большие расстояния и нанесения бомбовых ударов по Соединенным Штатам и Китаю, но он должен был обладать и хорошей защитой, чтобы обойтись минимальной поддержкой других боевых машин. Дальние стратегические бомбардировщики были, в основном, уязвимы для истребителей и ракет класса «земля-воздух», поэтому Люгер здорово потрудился над тем, чтобы «Туман» мог защитить себя.

Но никто, и даже сам Дэвид Люгер, не догадывался, что Иван Озеров в этом вопросе воспользовался концепцией вооружения американского бомбардировщика ЕВ-52 «Мегакрепость». Как и надеялся бывший сотрудник КГБ Виктор Габович, Люгер извлек из своей дремавшей технической памяти знания, полученные за годы службы в ВВС США, и применил их в разработке «Тумана». Более всего в памяти Люгера сохранился бомбардировщик «Старый пес», и с помощью Виктора Габовича, интенсивного «промывания мозгов» и процедур перепрограммирования личности, Люгер бессознательно скопировал для «Тумана» систему вооружения «Старого пса», создав в процессе работы гораздо более грозную боевую машину.

Хотя «Туман» и был бомбардировщиком-"невидимкой", на каждом его крыле имелось по три подвески для внешних хранилищ, но суть заключалась в том, что все внешние хранилища с подвесками будут сброшены и «невидимые» свойства самолета восстановятся задолго до того, как он попадет в зону действия вражеских радаров. На двух внешних подвесках «Туман» нес топливные баки емкостью тысяча пятьсот декалитров, которые сейчас уже были сброшены (во время этого полета оба бака были пусты и снабжены парашютами, чтобы их можно было использовать в дальнейшем). На каждой средней подвеске разместилось по четыре противорадиолокационных крылатых ракеты AS-17 дальнего радиуса действия с реактивными двигателями. Ракеты эти были разработаны в «Физикоусе» и предназначались для уничтожения береговых РЛС дальнего обнаружения и перехвата истребителей до того, как бомбардировщик войдет в зону их действия. Ракеты, имевшие дальность действия около двухсот километров, использовали систему инерциального наведения для подхода к РЛС, а потом включалась головка самонаведения на излучение РЛС, и радар уничтожался. На двух внутренних подвесках размещалось по четыре ракеты АА-9 класса «воздух-воздух» с радиолокационной системой наведения.

Вдоль осевой линии «Тумана» располагались два бомбовых отсека, каждый по четыре метра в ширину и семь в длину, и в каждом отсеке могло размещаться по девять тонн средств поражения. В дальнейшем бомбовые отсеки будут приспособлены для размещения любых средств воздушного поражения советского производства... или производства той страны, на вооружении которой будет находиться «Туман», хотя ученых в «Физикоусе» и не заботил вопрос принадлежности самолета. Для нынешних испытаний в заднем бомбовом отсеке «Тумана» находились четыре пятисоткилограммовые бомбы свободного падения, а в переднем отсеке — две ракеты AS-11 с лазерной системой наведения.

А вот кабина «Тумана» была оснащена устаревшим оборудованием, ведь Советы здорово отставали в области передовой электроники. Конечно, в самолете имелась система электронного управления полетом и система дистанционного управления рулями, но это были относительно слабые в техническом отношении аналоговые системы, а не высокоскоростные цифровые. Навигационная система представляла собой обычный допплеровский полетный компьютер, с которым работал «Залп». Уточненные данные местоположения и скорости поступали в него от единой для СНГ спутниковой системы навигации или от РЛС отображения местности. Подобная навигационная система была примитивна, стандартная РЛС отображения местности размешалась в специальном отсеке в носовой части, что сводило на нет ее «невидимые» характеристики, и, кроме того, она просто отображала профиль местности на экране, но данные о местности не поступали в систему управления полетом, поэтому самолет мог запросто врезаться в какую-нибудь возвышенность.

И, хотя самолетам-"невидимкам" обычно не требовалась система навигации по местности, Люгер был уверен, что для «Тумана» ее не разработали только потому, что пилоты не доверяли такой системе, что наглядно и подчеркивал теперешний полет.

— Послушайте, товарищи, — произнес Люгер на ломаном русском в переговорное устройство, — лететь на высоте восемьсот метров на автопилоте — это просто безумие для любого бомбардировщика, ведь вас могут сбить любые зенитные средства. Давайте спустимся пониже и хорошенько опробуем возможности машины, ладно?

— Нашей задачей является проверка системы доставки средств поражения, — с раздражением возразил пилот, — а не проверка возможностей ухода от противника. Да и чего нам бояться средств ПВО? Радары нас не видят, американских средств ПВО здесь нет.

— Надо быть готовым не к благоприятным, а к самым худшим ситуациям.

— Вы предлагаете нарушить параметры доставки средств поражения, товарищ Озеров?

— Можно будет восстановить их непосредственно перед пуском, — пояснил Люгер. — А все остальное время следует избегать противника. Не давайте ему возможности засечь вас.

— А он и не засечет, — вмешался в разговор бортинженер, — аэропорт южнее Минска всего в девяноста километрах от нас, но порог обнаружения энергии слишком мал, чтобы быть измеренным. А там находится самый мощный радар в западной части СНГ. Так что нам нет необходимости снижаться и подвергать себя какой-нибудь опасности с земли.

«С этими парнями спорить бесполезно», — подумал Люгер. Он взглянул на свою полетную таблицу, на навигационные приборы и увидел, что до первой точки пуска ракет им лететь еще почти сто километров. А при скорости всего шестьсот километров в час этот полет займет десять минут. Установленный коридор полета, проложенный в обход крупных городов и промышленных зон, имел ширину двадцать километров, что оставляло им большое пространство для маневра.

— Увеличьте скорость до семисот километров в час, — предложил Люгер, — и давайте попробуем сделать несколько виражей.

— Но этого нет в программе испытательного полета.

— Нет, но это уже двадцатый испытательный полет, десятый на малой высоте и четвертый с вооружением на борту, — рявкнул Люгер, не став упоминать, что это только его лично уже шестой полет, и к тому же самый скучный. — А мы только и делаем, что летаем по прямой на строго установленной высоте. Давайте сделаем «растряхайшн» нашей крошке.

По мнению троих русских, составлявших экипаж, у Озерова имелась странная и раздражающая привычка англизировать слова, когда он выходил из себя. Хотя значение слов «растряхайшн» или «раскрутайшн» им было понятно. Их удивлял жаргон, которым пользовался Озеров, но у них хватало здравого смысла не спрашивать его об том, ведь Озеров был очень близок с шефом безопасности генералом Габовичем. Хватало у них здравого смысла и на то, чтобы не уклоняться от плана программы испытательных полетов. И все же...

...Если Озеров нарушит программу полета, то его, возможно, отстранят от испытаний. А это определенно облегчит жизнь всему экипажу.

— У вас имеется разрешение летать в качестве второго пилота, товарищ Озеров, — напомнил пилот, улыбаясь под кислородной маской. — Если хотите взять на себя управление полетом, то пожалуйста.

Слова эти были сказаны специально для постоянно работавшего магнитофона, а записи разговоров тщательно прослушивались после каждого полета. Если из разговоров будет ясно, что он передал управление самолетом Озерову под нажимом, то и отвечать за возможную неудачу придется Озерову. Но даже такому неортодоксальному человеку, как Озеров, наверняка не придет в голову ломать программу полета, когда до первого бомбометания осталось всего несколько минут.

— Тогда снижаемся до минимальной безопасной высоты, а вы, «Залп», освободите кресло, — потребовал Люгер. У первого пилота не оставалось выбора, и он приказал «Залпу» поменяться с Люгером местами. Менее чем через минуту Озеров уже сидел пристегнутый ремнями в правом кресле.

— Так. Тогда перед заходом на бомбометание проверим готовность систем вооружения, — скомандовал Озеров и без всяких подсказок со стороны пилота перечислил по памяти все операции, не пропустив ни одной. Пилот щелкнул выключателями, выполняя его команды, и через минуту проверка была закончена. — Отлично, теперь мы готовы. Осталось нажать кнопку пуска — и дело в шляпе. А сейчас покрутимся и попляшем, пока не достигнем точки пуска.

Самолет миновал точку поворота для захода на бомбометание, но Озеров не повернул машину.

— Точка поворота осталась в пяти километрах позади...

— Рано еще, — отозвался Озеров. — Автопилот выполняет поворот на пятнадцать градусов. Радиус поворота слишком большой... так мы потревожим противника. Повернуть надо порезче. — Он схватился за рукоятки газа, находившиеся в центре панели управления, и подал их вперед до положения боевого режима. — И двинемся мы быстренько, не будем плестись со скоростью десять километров в минуту. — Озеров подождал, пока точка поворота осталась позади примерно в десяти километрах, а потом бросил громадный бомбардировщик в правый поворот на сорок градусов. Как только самолет вошел в крутой вираж, его крылья потеряли подъемную силу, и машина скользнула вниз. Но именно это и задумал Озеров. Теперь, когда «Туман» развернулся на новый курс, он летел всего в сотне метров над землей.

— Подъем местности в двенадцати километрах прямо по курсу, — сообщил Озеров. — Вот сейчас это действительно имеет для нас значение.

Советские пилоты принялись лихорадочно высматривать сквозь лобовое стекло возвышенности, здания, опоры линий электропередачи, высокие антенны. Озеров не понимал, для чего они это делают, ведь стояла кромешная темнота...

Нет, оказывается, темнота не была кромешной. Сверкнули фары нескольких грузовиков, двигавшихся в колонне по шоссе М7, — это была главная автомагистраль, проходившая с востока на запад через Барановичи, Слуцк и Бобруйск. Курс самолета пересекал шоссе М7 под острым углом, и Озеров машинально изменил курс. Теперь бомбардировщик летел над шоссе, держа курс на запад, всего в восьмидесяти метрах над землей. Фары грузовиков, двигавшихся на восток, становились все ярче и ярче. Похоже, скоро внизу заметят самолет...

— Озеров, высота восемьдесят метров, — нервничая, предупредил пилот. Он хотел, чтобы его возражения были записаны на магнитофон. — Вы движетесь прямо на эти грузовики.

— Нет, я, по крайней мере, в сотне метров к северу от шоссе, — ответил Озеров. «Что ж, может быть, конечно, и не так далеко, но какое значение могут иметь несколько десятков метров, если впереди не противник?» — Давайте-ка пуганем этих водителей, чтобы они не спали. — Озеров оглядел кабину. Глаза пилота снова были прикованы к лобовому стеклу, но «Залп» кивнул Озерову в знак одобрения. Он не прочь был повеселиться.

Похоже на дорогу IR-300...

В памяти невольно вспыхнули воспоминания.

«Да, очень похоже на дорогу IR-300, это была дорога для тренировочных полетов на малых высотах, проходила она через Орегон, Северную Калифорнию и обрывалась вблизи Уайдлера в штате Айдахо. Местами эта дорога проходила всего в пяти милях в стороне от главной магистрали, ведущей в Бойсе, и, хотя магистраль находилась за пределами четырехмильного тренировочного полетного коридора, некоторым экипажам нравилось сворачивать в сторону, снижаться на предельно малую высоту и до смерти пугать водителей грузовиков. Обычно эта дорога использовалась для тренировочных полетов бомбардировщиков с базы ВВС Форд...»

— Озеров! Мы смещаемся к краю полетного коридора.

Озеров слегка увеличил высоту и выполнил поворот на тридцать градусов в направлении зоны первой цели.

— Простите. Я задумался... о следующем заходе на бомбометание.

— А вы видели, как тот грузовик слетел с дороги? — радостно воскликнул второй пилот, забыв о том, что их разговоры записываются на магнитофон. — Придется туда сажать другого водителя, чтобы этот мог сменить штаны!

— РЛС обнаружения, шестьдесят градусов правее курса, — доложил бортинженер. — Это следящая станция в Несвиже. На этой высоте она нас захватить не должна, но если все же захватила, то надо включить бортовой маяк.

— Включите его, когда до цели будет сто двадцать километров, — отозвался Озеров. — Это оптимальная дальность слежения. Мне нужны данные, насколько успешны будут их действия по нашему обнаружению и захвату.

— Тридцать градусов влево, работает излучатель, — снова раздался крик бортинженера. Технический персонал «Физикоуса» разместил серию излучателей, имитирующих вражеские РЛС, в различных местах по маршруту полета для определения способностей экипажа реагировать на опасность и уничтожать РЛС и средства ПВО, прежде чем они заметят «Туман» и атакуют его.

Пилот положил руки на штурвал.

— Я должен...

— Нет. Я сам, — решительно заявил Озеров. — Он переключил систему вооружения с бомб свободного падения на крылатые ракеты AS-17. — Противорадиолокационная ракета готова. Предупредите Несвиж о пуске и включите маяк. — Система радиоэлектронной борьбы должна автоматически ввести в ракету AS-17 данные — пеленг цели и частоту излучателя. Озеров медленно снизил высоту, теперь уже до пятидесяти метров.

— Озеров, высота пятьдесят метров! — взволнованно запротестовал пилот. Допущенное Озеровым нарушение встревожило его, хотя внешне пилот и держался вполне спокойно. — Это безумие! Расстояние до земли меньше, чем размах крыльев!

Кратковременная потеря ориентации в пространстве и времени, которую Озеров ощутил несколько секунд назад, прошла. Он уже вел машину на боевой заход, и все остальное не имело значения.

— Проверьте переключатели, включите устройство записи данных дублирования, приготовьтесь к пуску ракеты. — Озеров нажал кнопку пуска, включив последовательность запуска: выбор ракеты и запуск двигателя, включение гироскопов, размыкание пилона, введение данных инерционного полета, завершение проверки работы двигателя. Пока происходили все эти операции, Озеров потянул на себя штурвал и набрал минимальную высоту пуска ракеты — двести метров. «Туман» достиг этой высоты как раз в тот момент, когда заканчивался предстартовый отсчет. — Три, два, один... пуск.

Внезапно раздался громкий хлопок, взметнулось пламя, ракета сорвалась с правой подвески и исчезла в темноте. Озеров моментально отвернул машину вправо — потому что ракета должна была свернуть влево на цель — и снизился. Одновременно с этим он переключил систему вооружения с ракет на бомбы свободного падения.

— Переходим на бомбометание. Следите за курсом, я займусь прицелом.

Сам процесс бомбометания был проще простого. Цель имела дезориентирующий радиолокационный отражатель, а каждая вынесенная точка прицеливания представляла собой отдельное здание, которое любой идиот мог обнаружить с помощью примитивного радара. Озеров проверил каждый вынос, любое отклонение в перекрестье между ними означало бы ошибку в скорости или курсе, но система работала отлично. Никаких ошибок.

— Цель обнаружена. Экипажу приготовиться к сбросу бомбы с радиолокационной системой наведения. Действуем синхронно, работают все компьютеры, скорость сноса ветром менее шести метров в час.

До пуска осталось несколько секунд...

Озеров так резко отпрянул назад от экрана радара, что стукнулся затылком о подголовник кресла-катапульты. Никто не обратил внимания на его глаза... Но они были широко раскрыты, полны настоящего ужаса и недоумения.

— Черт побери... черт... где я? — пробормотал он по-английски. — Где я?..

— Озеров, что с вами?..

— Открываются створки бомбового отсека, — доложил бортинженер, — готовность к пуску...

Люгер подумал, что все это напоминало ему заход во время соревнований по бомбометанию под кодовым названием «Громкий голос». Учебный комплекс стратегических бомбардировщиков, где-то над Монтаной — Паудер-Ривер или Хавр. Казалось, это было несколько веков назад. Они с Маклананом совершали последний заход, сбрасывали цементные болванки, имитировавшие ударные ракеты ближнего действия. Все шло отлично, просто отлично. Компьютеры работали слаженно, экипаж расслабился. Пилот Хаузер олицетворял собой само совершенство, второй пилот Марк Мартин никогда не отличался разговорчивостью, а вот Патрик Макланан — штурман-бомбардир, бортстрелок сержант Брейк и офицер РЭБ (радиоэлектронная борьба) Майк Хоторн были настроены на победу и радовались, как черти. Они уже предвкушали получение награды базы Фэрчайлд, второй по счету в их послужном списке.

Все это всплыло в его памяти...

Люгер отсчитал про себя три секунды и нажал на радаре кнопку автоматического сопровождения цели. При высоте и скорости их полета через три секунды после сброса бомба будет точно над целью... если только Макланан точно определил цель.

К большому удивлению Люгера, на панели радара загорелась лампочка «захват цели».

— Есть захват, — объявил Люгер, но голос его прозвучал недоверчиво.

— Парни, мы накрыли их, — крикнул Макланан.

— Конечно, конечно, — поспешил заверить его Люгер. Уж больно велико было возбуждение Макланана.

— Сигнал! — прозвучал высокий радиосигнал.

Люгер щелкнул вниз переключателем «автоматический пуск».

— Начался пусковой отсчет... створки открыты... ракета ушла. Начался пусковой отсчет второй ракеты... ушла вторая ракета. Ушли все ракеты. Створки закрываются...

— Ракеты ушли, ракеты ушли, — передал Мартин на пункт определения точности попадания.

— Отлично, парни, — произнес Макланан и наконец открыл глаза...

«Ч т о э т о в с е т а к о е?» — подумал Люгер. Он находился в кабине самолета в окружении людей в странных шлемах и полетных костюмах. «Г д е я? Ч т о я з д е с ь д е л а ю?»

Люгер принялся расстегивать привязные ремни, отчаянно пытаясь выбраться из кресла второго пилота.

— Мне надо вылезти отсюда, — пробормотал он по-английски, размышляя, не дурной ли это сон. — Кто вы, парни?

— Озеров! Сядьте! — закричал пилот по-русски. Люгер услышал и вздрогнул, потому что слова прозвучали слишком громко, да и были они иностранные. Дэвид сорвал кислородную маску и шлем, поднялся, и тело его, наклонившись вперед, рухнуло на штурвал. «Туман» устремился вниз, к земле... сто пятьдесят метров, сто, пятьдесят, двадцать...

— Вверх! — закричал бортинженер. — Боже мой, вверх!

— Убери его со штурвала! — завопил пилот. — Мы разобьемся!

«Залп» стащил Люгера со штурвала и, перегнувшись через него, потянул штурвал на себя. Вдвоем с пилотом им удалось поднять нос «Тумана», когда он находился всего в десяти метрах над землей. Они услышали громкий взрыв, и самолет здорово тряхнуло. Пилот был вынужден накренить нос самолета, чтобы предотвратить сваливание на крыло, и бомбардировщик пролетел так две тысячи метров на минимальной скорости, при которой можно было удержать машину в воздухе.

— Утечка гидравлической жидкости из левого закрылка! — раздался возглас бортинженера. — Подготовьтесь к переходу на систему гидравлики номер два. Похоже, нас зацепило ударной волной при взрыве этих бомб.

Люгер сполз с панели управления, и теперь он лежал на полу в узком проходе позади кресла пилота и рядом с креслом бортинженера.

Шум стоял просто оглушающий.