Макланан согласно кивнул, стараясь сдержать ярость.

— Мы знать не знали, что именно мы будем наносить удар по советской базе. Нам говорили, что это испытательные полеты.

— Ох, успокойтесь, полковник, — осадил его Маркрайт. — Довольно легко было догадаться, что ваша деятельность имеет отношение к происходящим в мире событиям... Инцидент с уничтожением наших спутников и напряженность в отношениях между Востоком и Западом несколько месяцев не сходили со страниц газет. А задача Центра — создание боевых, а не экспериментальных самолетов.

— Но мы-то не знали об этом!

— Возможно, вам просто не говорили об этом, но многие военные знали о том, что делается в «Стране грез». Не будьте столь наивными.

— А вы не говорите мне, что я думал, а что точно знал, — огрызнулся Макланан. — Нашей задачей было летать на усовершенствованном бомбардировщике В-52, выполнять приказы и держать язык за зубами. Что мы и делали.

— Но я строю гипотезы, основанные на ваших же собственных показаниях, полковник, а не пытаюсь вложить в ваши уста свои слова. — Маркрайт повернулся к Ормаку: — Генерал, вспомните о своих показаниях относительно поведения Люгера во время полета: чрезвычайно пессимистические доклады о наличии топлива, незамеченные сигналы радара об изменении рельефа местности, его постоянные попытки убедить вас лететь на больших высотах... чтобы вас смогли обнаружить радары противника...

— Это безумие! — повторил Ормак. — Он не делал ничего подобного.

— Он выполнял свою работу, — поддержал Макланан, теребя в отчаянии рукой свои белокурые волосы. — Штурманов обучают всегда выбирать наиболее безопасные условия полета, поэтому они и осторожничают. И, кроме того, Люгер ведь не принимал решений, он только докладывал...

— ...неверную информацию. Пытаясь преувеличить опасность и вынудить командира повернуть обратно. Полковник Макланан, вы же даже в своих свидетельских показаниях сообщили о том, что Люгер, похоже, был против нанесения бомбового удара по советской базе и предлагал бросить на нее самолет, разбив его.

— Но нас же атаковал этот чертов лазер, — пояснил Макланан. — Наше оборудование частью было повреждено, частью — уничтожено. Мы не знали, сработает ли система вооружения.

— А таран цели и уничтожение бомбардировщика — это надежный способ успешно выполнить задачу, полковник? — язвительно поинтересовался Маркрайт.

— Нет, но...

— Тогда почему Люгер предлагал такое? Почему он так безжалостно рисковал вашими жизнями?

— Нашей задачей было уничтожить лазер. Возможно, в результате тарана мы бы и выполнили ее.

— Но потом, когда вы все же остались живы, после предпринятой атаки, — продолжал давить Маркрайт, не слушая возражения Макланана, — Люгер предложил посадить самолет на советском аэродроме.

— Это было решение всего экипажа, — заступился Эллиот. — Люгер направлял нас по радару и снабжал данными.

— А когда вы приземлились в Анадыре, Люгер покинул самолет и сбежал к русским.

Макланан почувствовал, как у него запылало лицо. Он начал выходить из себя. По-настоящему. Обычно этому потомку ирландских иммигрантов не было необходимости сдерживать свой темперамент. Сильной стороной характера Макланана считалось умение постоянно держать себя в руках. Но этот идиот не был членом экипажа «Старого пса» и не понимал, черт побери, что мелет.

— Он отвлек на себя советских солдат и дал нам время взлететь! — сердито воскликнул Макланан. — Он пожертвовал своей жизнью ради нашего спасения.

— Ничем он не пожертвовал, — убедительно заявил Маркрайт. — Он жив, работает под вымышленным именем, создает советские бомбардировщики-"невидимки".

— Чушь! — возразил Макланан. — Вы не знаете, что произошло. Вас там не было! Да такие люди, как вы, никогда и не бывают в подобных переделках. Вы перекладываете с места на место бумаги, держитесь подальше от опасности и составляете отчеты, подгоняя данные под нужную вам картину. Вы же сами сказали, что Люгера привлекли к сотрудничеству, накачав наркотиками и применив специальную обработку психики.

— Наша информация не содержит очевидных доказательств того, что Люгер подвергается психологической обработке, пыткам и действию наркотиков, — спокойно парировал Маркрайт. — Личный анализ генерала Кертиса основан на докладах информатора, предполагающего возможное применение наркотиков в отношении Люгера. Но также вполне возможно, что состояние Люгера вызвано просто усталостью и чрезмерной работой. Кстати, информатор сообщил, что Озерову доставляют удовольствие определенная известность, широкий круг друзей и коллег и многие привилегии, положенные высокопоставленным людям.

— И кому, вы, черт побери, намерены поверить? — не сдавался Макланан. — Нам или этому информатору?

Ормак ткнул указательным пальцем в сторону Маркрайта.

— Мы говорим вам, что Дэвид Люгер пожертвовал собой ради нашего спасения. И если он жив, то наш долг вытащить его оттуда.

Маркрайт огляделся и понял, что оказался в явном меньшинстве, его словам не верят. Он вздохнул и посмотрел на директора ЦРУ Митчелла. А тот заявил:

— Я рекомендую мистеру Расселу и Объединенному комитету начальников штабов предпринять тайную операцию с целью вывезти из «Физикоуса» Люгера и захватить как можно больше фотографий и документации, касающейся бомбардировщика.

— Что значит «вывезти»? — спросил Макланан. — Вы имеете в виду спасти его?

Маркрайт промолчал. Митчелл замялся.

А вот Макланан буквально взорвался:

— Да что вы задумали, черт побери? Вы обязаны доставить его домой. Тогда, по крайней мере, сможете получить ответ на вопрос относительно его лояльности.

— Мы понимаем, подполковник, — заверил его Рассел. — Да, мы намерены привезти его домой. Директор Митчелл займется установлением точного местонахождения Люгера и, если возможно, то и установлением контакта с ним. Мы осторожно провентилируем по своим каналам в советском правительстве, возможен ли обмен, но подобные действия могут оказаться слишком рискованными. Когда наступит подходящий момент, мы создадим специальную команду для его освобождения. Если будет возможность вытащить его из «Физикоуса», она это сделает. Но если благополучно освободить его не удастся...

— Мы все спланируем и сможем получить и информацию, и Люгера, — решительно заявил Эллиот.

— Вы здесь не командуете, генерал Эллиот, — напомнил ему Рассел. Он еще не забыл все те истории, связанные с генералом Эллиотом, когда тот поднимал из пустыни в воздух свои новейшие изобретения и те летали вокруг земного шара. Меньше всего Расселу хотелось, чтобы такой человек, как Эллиот, действовал без строгого контроля со стороны гражданской администрации. Господи, это был просто кошмар... — Возглавлять всю операцию будет генерал Локарт из командования Вооруженных сил США в Европейской зоне, воздушными операциями будет руководить генерал Теллер, а наземными и морскими — генерал Кундерт. В этой операции мне не нужны строптивые и буйные исполнители, генерал Эллиот. Все будет делаться строго по инструкции, и мы вытащим из Литвы не только наших людей, но и самого дьявола. Точка!

«Странная намечается комбинация», — подумал Эллиот, кивая в знак согласия с тем, что говорил помощник президента по национальной безопасности. Генерал Локарт — один из «старой гвардии». Армейский командир и лучший друг Эллиота. Да, это верная кандидатура для руководства всей операцией. Решительный, без «закидонов», прекрасный стратег. А вот участие в операции и Теллера, и Кундерта — это просто «адская смесь». По какой-то неизвестной причине спецназ морской пехоты так и не был передан под начало вновь образованного Командования войсками специального назначения. И, хотя генерал Теллер как командующий войсками специального назначения армии, авиации и флота имел гораздо больше возможностей и власти для проведения подобных операций, обычно первым делом обращались к морским пехотинцам Кундерта и посылали все-таки их. Выбор между двумя этими генералами представлял собой скорее политическую борьбу, нежели оперативное решение. Белый дом чувствовал себя неуютно по отношению к военным, если не имел среди них двух противоборствующих сил.

Вся беда заключалась в том, что в последнее время Объединенный комитет начальников штабов превратился в политический орган, перестав быть просто координационным советом разных родов Вооруженных Сил. Даже Кертис, который оставался тем же до мозга костей военным, каким и был в начале своей службы в ВВС, превратился скорее в рупор намерений Белого дома, чем в истинного стратега. У Кертиса, который был женат вторично и имел семерых детей, хватало сообразительности, чтобы выживать и не терять своего места при сменах администраций. А теперь он пользовался настолько большим уважением на Капитолийском холме и в Пентогоне, что Белый дом даже при желании не мог сбросить его со счетов. Объединенный комитет начальников штабов до сих пор обладал значительной властью и влиянием, но актив его составляли сторонники президента. Включение в данную операцию одновременно и командующего морской пехотой, и командующего войсками специального назначения явно попахивало политикой, просматривалось желание президента ублажить всех.

Отсутствие войн превратило членов Объединенного комитета начальников штабов в политиков в форме, и за это теперь Люгеру предстояло расплачиваться своей жизнью. «Нет, — сказал себе Эллиот, — если я смогу, то не допущу этого».

— Я понимаю, что я здесь не командую, — произнес наконец Эллиот, обращаясь к Расселу, — но я располагаю самолетом и оружием, которые вы смогли бы использовать для этой операции. Они специально предназначены для тайного проникновения и...

— Благодарю вас, генерал Эллиот, — оборвал его Теллер, — но мы сами с этим разберемся. От вас требуются только ваши офицеры. Они будут проходить подготовку вместе с экспедиционным отрядом морской пехоты и группой «Дельта», поэтому смогут действовать в составе группы захвата. Полковник Макланан и капитан Бриггс будут сопровождать объект при выходе из «Физикоуса» и помогать генералу Ормаку. Генерал Ормак, вы будете осматривать лабораторию, где работает объект, и отбирать важные документы, касающиеся «Тумана». Все должно произойти внезапно, быстро и тихо.

Эллиот молчал. Похоже, план был неплох: проникнуть в «Физикоус», найти Люгера, вскрыть несколько столов и сейфов и смыться. Несколько отрядов специального назначения из всех родов Вооруженных Сил почти ежедневно тренировались в проведении подобных операций. И все же Эллиоту показалось слишком простым... Слишком простым...

— Вы трое вылетите в тренировочный лагерь и представитесь генералу, который руководит подготовкой спецназа морской пехоты, — теперь уже указания давал Кундерт. — Мы проверим вашу физическую подготовку, проведем тесты на готовность, потом направим вас в 26-й экспедиционный отряд морской пехоты, базирующийся в Норвегии, где вы пройдете окончательные тесты на пригодность и продемонстрируете, что можете действовать вместе с моими морячками. В отряде вас окончательно оценят и сообщат мне, годитесь вы или нет для выполнения этой задачи.

Кундерт оглядел всех троих. При взгляде на Бриггса в его глазах промелькнуло одобрение, и — легкая усмешка при взгляде на Ормака и Макланана.

— Надеюсь, вы в форме, джентльмены, потому что уже завтра в это время вы узнаете, что такое курс подготовки морских пехотинцев. И если вы не готовы, то вас просто пожуют и выплюнут. Если не сможете дотянуть до конца недели или не справитесь со штурмовой винтовкой, то в операции вам не участвовать. Полковник Клайн не станет рисковать безопасностью своих людей из-за неподготовленных офицеров ВВС. Приказы получите у моего адъютанта. — Кундерт повернулся к Джоржу Расселу и генералу Теллеру, показывая всем своим видом, что закончил с этими чужаками.

— Можете идти, — разрешил Рассел. — Рад был наконец познакомиться с вами, генерал Эллиот. Мы будем кратко информировать вас о ходе операции.

Эллиот довольно дружески попрощался со всеми за руку и вышел из зала в сопровождении своих офицеров.

Макланан выглядел слегка ошалелым, но он радовался тому, что услышал в конце совещания.

— Прошло столько времени... Люгер, оказывается, жив. А ведь мы все уже списали его. Но теперь... это просто поразительно.

Эллиот замотал головой, входя в лифт, который повез их наверх. Хотя Секретная служба и была осведомлена, что у них у всех имеется допуск, сам предмет разговора был настолько секретен, что говорить о нем нельзя было ни в коем случае. И, кроме того, в западном крыле Белого дома было полно клерков и репортеров. И потому разговаривать обитатели «Страны грез» начали, лишь когда поданная для них машина Пентагона выехала за ворота Белого дома.

Генерал Ормак повернулся к Эллиоту.

— Кто бы мог подумать — Люгер в Литве! Невероятно. А теперь расскажите нам о своих стычках с Агентством национальной безопасности. Вы действительно уже знали, что это Люгер?

— Да, но не могу сказать, откуда я это узнал, — ответил Эллиот. — Кое-кто знал, что Люгер там, и он ужасно расстроился, когда прошло несколько месяцев, а никто и пальцем о палец не ударил, чтобы вытащить его оттуда. Даже после того, как информация прошла по официальным каналам... Этот человек рассказал обо всем мне, а я — Кертису. Генерал и поднял этот вопрос.

— Слава Богу, что он сделал это, — усмехнулся Бриггс. — Мужики, я не могу дождаться, когда увижу Люгера. Представляете, какую вечеринку мы закатим этому сукину сыну?

Эллиот наградил его суровым взглядом.

— Простите, сэр... Гм, естественно, его сначала будут допрашивать. Потом, наверное, положат в госпиталь и будут держать там, пока не вылечат и не выведут всю дрянь из организма. Но после этого...

— Вы только подумайте, — радостно воскликнул Макланан, — мы вытащим Люгера и к тому же получим последнюю информацию о советском бомбардировщике-"невидимке". Все разом. Как подарок на Рождество!

Все разом заговорили, кроме Брэда Эллиота, который продолжал хранить молчание.

— Какие-то проблемы, сэр? — поинтересовался Ормак.

Эллиот сделал жест, означавший «пустяки», и уставился в окно машины. В Вашингтоне уже почти наступила весна, и обычно это было самое прекрасное время года в столице. Но сегодня в небе висели тяжелые облака, мелкий, но нескончаемый дождь осыпал освещенные улицы, машины. День, который должен был стать радостным, на самом деле был утомительным и серым. А не дурное ли это предзнаменование? Эллиот повернулся к Ормаку.

— Мне не по себе от того, что ни Центр, ни я лично не участвуем в этой операции. Тем более что дело касается Дэвида. Мне кажется, именно мы обязаны вытащить его оттуда. У нас есть специальное оборудование, опыт...

— В проведении подобных операций у нас опыта нет, — возразил Бриггс. — Конечно, мы можем потренироваться, но это займет слишком много времени. А морские пехотинцы и группа «Дельта» постоянно тренируются в проведении таких операций.

— И мы разработали для них «Букашку», — добавил Ормак. — Это значительная помощь с нашей стороны.

— Не надо тешить мое тщеславие, Джон, — с раздражением бросил Эллиот. — Центр — не боевая единица, а орган обеспечения. Я уже привык играть второстепенную роль в важных операциях.

— Так в чем же дело?

— Ни в чем, — ответил Эллиот. — Я знаю, парни, вы проявите себя не хуже этих морских пехотинцев.

— А вот я в этом не уверен, — заметил Макланан. — Пробежать двадцать километров с полной выкладкой? Я пробегаю двадцать километров в неделю, это самое большое, с единственной тяжестью — портативным плеером.

— А я еще много месяцев назад говорил тебе, Патрик, — поддел его Бриггс, — чтобы ты бегал со мной во время ленча, вместо того чтобы постоянно водить в клуб свою девушку. Похоже, теперь мне придется нести тебя.

— Нести меня? И не мечтай!

Эллиот едва прислушивался к их разговору, его мысли вернулись к предстоящей операции. Он понимал, что план морских пехотинцев и спецназа по освобождению Люгера будет хорошо скоординирован и выполнен точно и быстро. В ходе планирования специальных операций предусматриваются самые критические ситуации, и все же что-то смущало его. Что? Он не знал. Но Эллиот не собирался операцию по освобождению Люгера отдавать на откуп исключительно командованию войсками специального назначения. Нет, он спланирует собственную операцию, используя все средства, имеющиеся в его распоряжении.

И, если их операция каким-то образом провалится, он будет готов осуществить свою.

Замок в Тракае, окрестности Вильнюса,

Литовская республика,

27 марта, 19.30 по вильнюсскому времени.

С момента создания Литовских Сил Самообороны их штаб-квартира разместилась в Тракайском замке в семнадцати милях от Вильнюса. Расположенный на острове живописного озера Гальве, Тракай был первой столицей Великого княжества Литовского, основанного в начале XIII века. Сам замок являлся официальной резиденцией великих князей с конца XIV века и до свержения монархии большевиками. Превращенный в музей и памятник средневековому литовскому государству, замок использовался еще как зал для торжеств и конференц-зал Сил Самообороны.

Анна Куликаускас и ее отец припарковали «вольво»-седан на стоянке и направились по хорошо освещенному мосту через озеро Гальве к замку. Два охранника, вооруженные отнюдь не средневековыми мечами, а автоматами АК-47 с примкнутыми штыками, проверили их документы и пропуска. Другой охранник перевел их через подъемный мост в древний замок.

Прекрасно отреставрированный замок был и местом паломничества туристов, и исторической ценностью, и военной штаб-квартирой. За внешней крепостной стеной раскинулся большой внутренний двор. Вдоль стен — лавочки, здесь ремесленники продавали поделки из серебра, железа, дерева, выполненные в средневековом стиле. По двору раскиданы были и небольшие магазинчики и рестораны для туристов. Но сейчас все это было закрыто.

Охранник провел Анну и ее отца по длинному деревянному настилу, через еще один подъемный мост, потом через широкий крепостной ров, а затем через стену толщиной в два метра — в сердце замка.

Внутренний двор непосредственно перед замком был гораздо меньше первого внутреннего двора. Его освещали масляные фонари. Двери самого замка охраняли стражи в средневековых костюмах. Деревянные ступени вели наверх, в залы и комнаты, а каменные ступеньки — вниз, в подвалы, темницу и арсенал.

— Интересно, смог бы замок устоять против современных захватчиков? — спросила Анна.

— Этому замку здорово доставалось в свое время, — ответил отец шепотом, считая кощунством разговаривать громко в таком святом месте. — В Тракае жили только в мирное время. Князь Гедиминас построил замок в Вильнюсе, который и стал его главной резиденцией, потому что этот было очень трудно оборонять.

— Готова поспорить, что у князя ничего подобного не было, — сказала Анна, указывая на небо. Вращающиеся антенны радаров выделялись на фоне ярких звезд, усыпавших небо в этот прохладный вечер. — Здесь явно появились некоторые новшества.

— Современные проблемы требуют современных решений, — раздался позади голос генерала Доминикаса Пальсикаса, который подошел к своим гостям и поприветствовал их. Он был одет в нечто вроде красной сутаны — простая хлопчатобумажная ряса, подпоясанная черным кушаком. В мешковатом камуфляжном комбинезоне трудно было разглядеть его фигуру, но теперь Анна видела, как хорошо сложен этот мужчина: широкая грудь, сильная шея, крепкие руки.

— Честно говоря, с рассветом мы снимаем антенны радаров, чтобы они не портили туристам вид замка, и используем их только ночью для тренировки или в случае чрезвычайного положения в стране.

— Ожидаете сегодня ночью неприятностей, генерал? — поинтересовалась Анна.

— После инцидента с белорусским вертолетом мы круглосуточно начеку, — ответил Пальсикас. — А вообще я постоянно ожидаю неприятностей. Но не будем сегодня говорить о неприятностях. Сегодня торжественная ночь. Пойдемте сюда и посмотрим на кандидатов.

Пальсикас провел их на два пролета вверх по массивной деревянной лестнице. Пока они поднимались, Анна заметила:

— Вы сегодня похожи на священника, генерал.

— Между прочим, я действительно посвящен в сан служителя Римской католической церкви, — пояснил Пальсикас. — Уже десять лет, после возвращения из Афганистана. Могу исполнять все обряды и причащать.

— Значит, должны хранить обет безбрачия?

Пальсикас рассмеялся.

— Нет, я же не священник. Мои обязанности в церкви ограничиваются тем, что вам предстоит увидеть. — Он повернулся к Анне, когда они поднялись на третий этаж замка, озорно улыбнулся и произнес, понизив голос: — Но я благодарен вам за этот вопрос, госпожа Куликаускас.

Они вышли на длинный балкон, с которого открывался вид на часовню замка, и увидели картину, изумившую Анну и ее отца. В свете фонарей и факелов двенадцать мужчин, одетые в грубые черные балахоны, лежали лицом вниз перед алтарем. Руки их были раскинуты в стороны, а ноги сведены и таким образом тела имели форму креста. Четверо стражей, закованных в блестящие рыцарские латы и вооруженных топорами с длинными рукоятками, окружали их.

— Боже мой, что это? — прошептала Анна.

Пальсикас улыбнулся и повернулся к отцу Анны:

— Может быть, вы объясните это своей дочери, господин Куликаускас?

Старику явно польстила эта просьба.

— Дорогая, ты наблюдаешь обряд посвящения этих двенадцати мужчин в рыцари.

— В рыцари? Как в средневековье?

— Не совсем так, Анна, — пояснил Пальсикас. — Я сохранил традицию подготовки к посвящению и сам ритуал посвящения в рыцари. Любые мужчины или женщины могут вступать в мои отряды, и любой из них может стать офицером. Но только избранные могут носить боевое знамя Великих князей литовских. Чтобы быть удостоенными такой чести, эти мужчины готовились два года.

— Они лежат в такой позе весь день и всю ночь, — добавил отец Анны. Пальсикас кивнул: старик действительно знал историю. — Они молятся, читают вслух кодекс рыцарской чести и просят у Всевышнего сил, чтобы соответствовать званию рыцаря. Им разрешается только раз в час выпить чашку воды. — Он указал на военного, появившегося в часовне. — Посмотри, Анна. Возможно, тебе это будет интересно.

Вошедший офицер одного из отрядов Пальсикаса был одет по всей форме. Он преклонил колени перед алтарем, перекрестился, а затем представился одному из стражей, окружавших двенадцать кандидатов. Страж отдал честь. Офицер отсалютовал в ответ и подошел к небольшой молельной скамье. Опустившись на колени, офицер помолился некоторое время, потом взял со скамьи длинную черную кожаную плеть.

Анна аж задохнулась от изумления.

— Что...

Офицер снова преклонил колени перед алтарем, потом повернулся к лежащим перед ним кандидатам и громко произнес:

— Благослови вас Господь и Иисус Христос. Слава Господу и мир земле нашей.

Все двенадцать кандидатов громко хором произнесли нараспев:

— Слава Господу и мир земле нашей.

Офицер громко крикнул:

— Считаете ли себя достойными получить Крест и Меч?

— Да, перед тобой смиренные оруженосцы, — последовал ответ. Разом все двенадцать кандидатов приподнялись, задрали балахоны, обнажив спины, и снова приняли прежнюю позу.

Анна раскрыла рот, глаза ее отца поблескивали от любопытства.

Офицер подошел к первому кандидату и спросил:

— Каково твое желание, оруженосец?

Кандидат ответил громким голосом:

— Ваше величество, я желаю наказания, чтобы доказать, что достоин получения силы.

После этих слов офицер вскинул плеть и с силой опустил ее на спину кандидата. Хлесткий удар по обнаженной спине гулким эхом отозвался в часовне. Офицер перешел к следующему кандидату, и вся процедура повторилась. После каждого удара кандидаты громко кричали нараспев:

— Гос-поди, да-руй мне си-лу!

— Как же так... — Анна не могла прийти в себя. — Это же настоящая плеть. Он бьет этих людей.

— Таков ритуал, Анна, — объяснил отец, довольно улыбаясь. — За двадцать четыре часа, пока кандидаты лежат перед алтарем, они получат сотню ударов от рыцарей.

— Какое варварство! Это унизительно...

— Это старинный обычай, Анна, — с гордостью заявил Микус Куликаускас. — Кандидат, который на самом деле не готов жертвовать собой, не выдержит этого. Это испытание на преданность. Этот же самый ритуал существовал в Литве при князе Гедиминасе. Возможно, он проходил в этой самой часовне. Свыше семисот лет назад.

— Но почему? Зачем бить их, как животных?

— Потому что тогда спины солдат становятся крепкими, гораздо крепче, чем у нынешних мужчин. Восемнадцатилетний оруженосец в четырнадцатом веке мог пробежать много километров в железных доспехах, причем легкая сталь была только в некоторых местах доспехов. Он мог целый день носить в одной руке восьмикилограммовый меч, не уставая при этом. Им не страшны были ни холод, ни снег, ни даже боль. Этих мужчин нельзя было сломить. Пытать их было бесполезно. И они были преданны своим хозяевам, как собаки.

Доминикас Пальсикас видел, как Анна вздрагивала при каждом ударе плети. Он заметил, как сначала ее глаза округлились от ужаса, потом сузились, словно она сама ощущала удары. Пальсикас взял Анну за руку и увел ее с балкона. Она послушно позволила провести себя через современного вида зал заседаний в расположенный поблизости кабинет. Доминикас усадил ее в черное кожаное кресло, стоявшее перед столом, а сам подошел к бару в углу кабинета и налил бренди в две небольшие рюмки. Анна взяла рюмку из его рук, но пить не стала.

— Это... одна из самых глупых и жестоких картин, которые мне приходилось видеть в жизни, — с раздражением бросила Анна. — Взрослых мужчин стегают плеткой, словно животных.

— Но мы потом позаботимся о них, — попытался успокоить ее Пальсикас. — Во время мессы другие рыцари обмоют кандидатов и переоденут их в чистую одежду. А перед тем, как они дадут клятву, их облачат в доспехи.

— И вы действительно будете хлопать им по плечам мечом и все такое прочее? — поинтересовалась Анна, чуть успокоившись.

— Великие князья литовские никогда не хлопали мечом по плечам... Я думаю, это английская традиция, — серьезным тоном пояснил Пальсикас. — А я мажу их лбы маслом. Потом они кладут одну руку на Библию, а другую на меч Великих князей литовских, который хранится здесь, в замке, и произносят клятву верности. После мессы рыцари устраивают в их честь грандиозный пир в тронном зале. Как распорядитель церемонии, я наполняю вином их первые кубки.

— Все это выглядит уродливо... смехотворно, если не сказать хуже. Я имею в виду подобную церемонию в двадцатом веке!

— Сейчас подготовку проходят свыше ста кандидатов, включая, между прочим, восемнадцать женщин, и свыше пятисот человек ожидают своей очереди. Они не получают за это каких-то дополнительных денег, званий, никаких специальных привилегий. Они носят на форме обычную красную повязку, а если их хоронят, то гроб драпируют красной материей. А делают все это они для того, чтобы доказать свою преданность и верность стране, в которой они живут, и делу, в которое верят.

— Кому доказать? Вам? Или правительству?

— Себе... только себе. Мне это не нужно, и я не высказываюсь ни за, ни против любой кандидатуры. Но, похоже, слишком мало в этой стране того, во что мы действительно могли бы верить, и наш обряд дает гражданам возможность выражать свою веру и чаяния. Ведь вера — это просто желание, пока она не становится чувством. Ритуал дает возможность людям ощутить свою значимость на историческом и эмоциональном уровне. Некоторые следуют традициям предков, которые проходили через этот ритуал, другие становятся первыми в своем роду. Но какова бы ни была причина, ритуал помогает им в их деле — в деле защиты Родины.

— Но кое-кто может назвать это языческим ритуалом, — возразила Анна. — Они проведут аналогию с гитлерюгендом, татуировками эсэсовцев или с сожжением креста куклуксклановцами.

— А может, еще со свадебным обрядом? Или с принятием присяги новыми членами парламента? Я думаю, у нас у всех имеются языческие ритуалы. — Пальсикас помолчал, разглядывая бренди в рюмке, потом добавил: — Участники маршей протеста, например, несут макеты гробов и закутываются в оранжевые простыни, изображая облученных радиацией.

— Значит, вы слышали о нашем марше протеста возле научно-исследовательского института «Физикоус», намеченном на следующую неделю?

— Ах, да... ядерный центр Денерокин. Могли бы и более подробно проинформировать меня, госпожа Каликаускас. Потребуется время, чтобы организовать хорошую охрану и уведомить соответствующих официальных лиц.

— Нам не требуется разрешение или охрана, чтобы провести марш протеста в нашей собственной стране, — решительно заявила Анна. — Мы можем проводить его, где и когда захотим.

— Но не на территории Денерокина, — возразил Пальсикас. — Центр охраняется войсками СНГ. По закону они являются владельцами Центра, ядерной установки и всего прочего до 1995 года. Они не пропустят вас внутрь.

— Значит, останемся перед воротами и проведем митинг. Почему до сих пор работает реактор? Он ведь не производит энергию для Литвы. Значит, они продолжают эксперименты?

— То, чем они занимаются в «Физикоусе», до 1995 года касается только СНГ. К концу года ядерный реактор в «Физикоусе» будет остановлен. Таково условие договора.

— Это был кабальный договор, навязанный нашему правительству ООН, хотя нога ни одного чиновника из ООН не ступала на территорию Литвы, — с возмущением заявила Анна. — Они позволили СНГ отравлять Литву и убить еще несколько тысяч граждан.

— Я согласен с вами, Анна. Я тоже хотел, чтобы Денерокин закрылся одновременно с Игналинской АЭС. Но этого не произошло. А теперь я должен соблюдать закон и делать то, что мне приказывают.

— И это превращает вас в хорошего солдата — пешку. Держать язык за зубами и выполнять приказы... В то время как тысячи литовцев умирают от отравленной воды, отравленного воздуха и отравленного мяса.

— Как солдат Литвы я не могу сделать более того, что позволяет закон, — не сдавался Пальсикас. — А вы, как законодатель, должны понимать это. — Анна наградила его сердитым взглядом. Она была членом литовского парламента и понимала, что он прав.