Глава 18

Джайлз стоял на галерее Парижского суда и наблюдал за общественным обвинителем, Антуаном Фукье-Тенвилем, который клеймил позором тех, над кем вершился суд скорого на расправу революционного правосудия. Тонкогубый мужчина бесстрастно и монотонно произносил свои огульные обвинения и делал далеко идущие выводы. Однако все его обвинения, даже нечеткие, но произносимые этим желчным человеком с самым глубокомысленным видом, трибунал единодушно поддерживал кивком головы.

Обвиняемые, имена которых значились в списке на этот день, один за другим появлялись перед судом и, заслушав смертный приговор, быстро исчезали. Обвинитель словно чувствовал беспокойное ожидание публики, которая собралась в зале, битком набив его ради одной обвиняемой.

Девинетт.

Поиски Джайлзом Софии, можно сказать, закончились, едва начавшись. Стоило ему проехать через городские ворота, как он услышал имя своей невесты. Весь город так и бурлил слухами об аресте Девинетт.

Кое-кто утверждал, что она шпионила в пользу англичан, другие били себя в грудь, называя ее австрийской шпионкой. Сходились в одном: через день-два ее должны казнить.

Стиснутый на галерее «счастливчиками», выигравшими билеты на заседание трибунала в лотерее, Джайлз мысленно прокручивал самые безумные планы спасения Софии и отвергал их один за другим. Все они привели бы к ее гибели.

Почти всю ночь он провел в «Свином ухе», надеясь увидеть Оливера. Но тот так и не появился. Джайлз принял меры, но ни за какие деньги ему не удалось выведать, в какой тюрьме содержат легендарную Девинетт.

Ничего не зная о том, где Оливер и не арестован ли он вместе с Софией, Джайлз оглядывал сидящих в зале суда, надеясь, что все же разглядит знакомую фигуру мужчины с изрядно поседевшей шевелюрой.

Несчастная очередная жертва на скамье подсудимых выслушала единодушное решение трибунала: виновен. Убитый горем мужчина поднялся, низко опустив голову, и удалился под ликующий рев и улюлюканье враждебно настроенной публики. Разбушевавшаяся галерка даже не дала расслышать имени следующей жертвы.

Но все это продолжалось лишь до тех пор, пока за спиной общественного обвинителя не открылась дверь. В зале тут же зашикали, и наступила тишина.

В дверь вытолкнули пожилую пару, мужчину и женщину, за ними следом появился ухмыляющийся стражник, который продолжал немилосердно толкать их в спину, так что женщина едва держалась на ногах. Мужчина с достоинством и врожденной галантностью поддержал ее и бросил грозный взгляд на наглеца.

Мужчина был высок и жилист, а стражник — коротышка, и он даже попятился от своего пленника. Дворянин с усмешкой убедился в своей маленькой победе.

Неожиданно появилась третья обвиняемая — невысокая женщина в простом белом платье. На мгновение Джайлз почувствовал, что она опять принадлежит лишь ему одному. Он видел роскошный цвет ее волос, упрямый подбородок. Но тут и публика узнала ее и, вопя, вскочила с мест, заслонив её от него.

Прибыла наконец их героиня, их символ революции, которую они воспели в песнях, запечатлели в изображениях. Но вместо обожания или сочувствия зал заседаний наполнился злорадством и мстительными выкриками:

— Австрийская сука!

— Проститутка!

— Предательница!

— Теперь-то нож укоротит твою шею!

Толпа неистовствовала и вынесла свой приговор еще до того, как обвинитель успел произнести хоть слово. И по улыбке на лице Фукье-Тенвиля Джайлз понял, что это было одно из таких дел, какие тот любит более всего. Сощуренный взгляд хищно уставился на жертву.

Ненависть толпы к Софии терзала Джайлза так же сильно, как росла в нем любовь к ней.

Джайлз решительно отстранил фигуру впереди себя и внимательно посмотрел на Софию. Среди бушующей ярости и ненависти она стояла гордо, с высоко поднятой головой.

В эту минуту он с особой ясностью понял, за что так сильно полюбил ее. Безрассудная и смелая, она смотрела в лицо своим озлобленным хулителям со светлой улыбкой. Ее волосы свободно спускались локонами на плечи и спину. Ее лицо без былой ужасной краски и без косметики было фарфоровым, на нем нежно алел румянец.

Джайлз не мог вспомнить, чтобы когда-нибудь видел ее такой. Ее лицо без маскировочных средств лишилось довольно сильной защиты. Почему так, Джайлз и сам не понимал, однако он, зная каждый дюйм ее тела, каждый его изгиб и то, какая она вопреки ему самостоятельная в своих действиях, никогда не видел лицо Софии таким целомудренным и чистым.

Она обвиняла его в поверхностности, а он искренне влюбился в нее во всех ее обличьях и маскарадах. Мысль эта едва не рассмешила его. Сегодня же в первый и, может быть, в последний раз он видел перед собой реальный образ той, которую полюбил.

И словно обрел зрение после долгих лет слепоты.

— Перед вами, граждане, находится женщина, которую вы все знали под именем Девинетт. Загадка. Но я объясню вам, что стоит за этой загадочностью. Ее преступления. И каждое из них — предательство по отношению к Республике.

Фукье-Тенвиль, вспомнив о своих обязанностях, наконец вежливо предложил Софии присоединиться к пожилой паре на скамье подсудимых.

Общий шум и мстительные вопли не позволили расслышать имена остальных обвиняемых и то, в чем их обвиняли.

Осанка и походка Софии, когда она шла к скамье, были достойны первого бала в Версальском дворце. Но грация ее движений была растрачена впустую перед сбродом в судебном зале. Присоединившись к остальным обвиняемым, она уставилась прямо перед собой на галерку, будто почувствовала на себе взгляд Джайлза.

На мгновение ее взгляд затуманился грустью.

Джайлз так остро понял, какую бурю чувств она испытывает — чистых, идущих от самого сердца, что это было для него равносильно удару. Она никогда не просила его ни о чем, а теперь, когда она больше всего нуждалась в нем, он мог лишь беспомощно и в отчаянии глядеть на то, как с ней обращались и что ее ожидало.

Он вспомнил преподанный ею урок на улице Сент-Оноре, когда толпа набросилась и растерзала беспомощного старика прямо у них на глазах.

Она смотрела тогда на это в бессильном молчании.

Сегодня он понял, что она испытывала и какую горечь отчаяния вынуждена была испить. Чтобы сохранить собственную жизнь, она должна была молчать и выжидать. Так же нужно вести себя и ему, если он хочет спасти ее.

Председатель трибунала ударил молоточком по столу, призывая к порядку разбушевавшуюся в зале публику.

— Пожалуйста, граждане, прошу успокоиться, — обратился к толпе Фукье-Тенвиль. — Это зал судебных заседаний. Для напряженной работы. И все мы должны уважать, святость и незыблемость правосудия в нашем новом обществе. Все должны сесть и замолчать.

Публика загудела, выражая неудовольствие приказом вести себя прилично, но прслушалась. Перевернутые скамейки снова были поставлены на место, все стали рассаживаться и наконец приготовились к увлекательному зрелищу.

Обвинитель продолжил чтение длинного списка преступлений Софии.

У каждой двери стояли вооруженные стражники. Зал заседаний ломился от верноподданных революции. Все они пыхали ненавистью к «преступнице» и предательнице» их идеалов.

Джайлз лихорадочно думал о том, как спасти ее. Он мог подождать на улице и последовать за повозкой, на которой Софию повезут обратно в тюрьму. А там сумел бы отыскать способ дать взятку страже или спасти как-то иначе. Но если по приказу ее тут же отвезут на гильотину, как часто случалось с другими?

А он ничего не сможет сделать, чтобы предотвратить это. Джайлз закрыл лицо руками, пытаясь избавиться от жутких видений кровавой гибели Софии. И стать этому свидетелем?!

Ему необходимо хоть немного времени, хотя бы несколько часов, чтобы задействовать тот или иной план спасения.

Какой-то мужчина протиснулся к скамье Джайлза, прервав его размышления:

— Какая, однако, красивая головка на этой шейке! Даже жаль отрезать такую! Вы не согласны со мной, гражданин?

Джайлз застыл на месте. Голос, поразительно знакомый и словно пришедший оттуда, где уже не беседуют о таких вещах, вывел его из оцепенения. Он дернул головой и уставился прямо в глаза друга детства Уэбба Драйдена.

Худой, с запавшими глазами, молодой человек улыбался.

Джайлз, слишком вышколенный и опытный, чтобы выдать радость от невероятной встречи хотя бы сердечным рукопожатием, какого эта встреча заслуживала, равнодушно пожал плечами:

— Что значит еще одна голова, если она принадлежит аристократке?

Уэбб кивнул, соглашаясь с таким рассуждением:

— Наверняка ей и подобным несладко приходится в Форсе.

Значит, он уже разведал, где эти типы содержат ее! Придется представить Уэбба к награде и повышению чина — конечно, после того как Драйден вычеркнет его из списков погибших и переведет в ранг действующих агентов.

Джайлз взглянул на Софию, пораженный, что ей пришлось побывать в условиях именно той тюрьмы, о которой в Париже ходили самые страшные слухи. Но если помнить о том, что София водила за нос самих членов Комитета общественной безопасности, то заключение в Форс было логичным. Сообщение с узниками за стенами двух зданий тюрьмы, Пти Форс и Гранд Форс, совершенно исключалось. Тюрьма имела высоченные, неприступные стены и находилась в районе самых кошмарных парижских трущоб. Пребывание там было таким невыносимым, что даже гильотина могла казаться предпочтительнее.

— Однако сегодня у суда дел невпроворот. Судят не только Девинетт, но и ту грязную парочку, которая породила ее, — графа д’Артье и эту свинью, его жену.

Ошеломленный тем, что пожилая пара рядом с Софией — ее родители, Джайлз чуть не пропустил мимо ушей саму соль информации Уэбба. Теперь он понял, что заинтриговало его в супругах. В ее отце он увидел фамильные черты семейства д’Артье — самого графа, Люсьена и Жюльена. Манеры, походка, орлиные черты лица. София же унаследовала от матери синие глаза Рэмси и роскошный цвет волос.

— Свинья, говорите? — ответил Джайлз. — Вы ошибаетесь. Мне кажется, что у нее уши ослихи.

Уэбб снова кинул взгляд на скамью подсудимых:

— Гм, действительно ошибся. Теперь я вижу, что вы имеете в виду. Мое зрение уже не такое, как раньше, но, скажем, через пару часов я буду видеть гораздо лучше.

Он склонился к Джайлзу и прошептал:

— Останьтесь здесь с ней, дружище. Ей понадобится ваша поддержка.

Тысяча вопросов завертелась в голове Джайлза, но он мог только молча смотреть, как Уэбб поднялся со скамьи и стал прокладывать себе путь в толпе. Его место тут же заняли.

В последующие часы Джайлз слушал показания свидетелей. Все они робко появлялись перед трибуналом и давали клятву говорить только правду. Появилась и усатая хозяйка комнат Уэбба и Девинетт, чтобы заявить, перемежая свою речь множеством проклятии, что София появлялась и исчезала в любое время дня и ночи, водилась с разными странными личностями и никогда не платила за номер. На этом Фукье-Тенвиль приостановил заседание и, обратившись к трибуналу, спросил, достаточно ли было услышано для вынесения приговора.

Тройка переглянулась и согласно кивнула головой.

— Каково же будет ваше решение?

Публика в зале притихла и подалась вперед, впившись глазами в трибунал.

— Виновна.

Публика взорвалась восторженными криками. Возгласы о свободе и справедливости наполнили зал заседаний.

Фукье-Тенвиль снова взмахнул рукой, требуя тишины.

— Я прошу, чтобы их отправили на гильотину утром, пусть у них будет ночь для обдумывания своих страшных преступлений против нашей замечательной Республики.

— Пусть так и будет, — согласился председатель трибунала.

И пока все поздравляли друг друга с потрясающим успехом обвинителя, Джайлз покинул зал.

Он устроился ждать выхода заключенных у ограды суда, в том месте, где во дворе стража распределяла узников по повозкам, чтобы отвезти в тюрьмы в разные концы Парижа, или на гильотину.

Из зала суда доносились ликующие крики и пение Марсельезы, а во дворе уже засновала стража.

Джайлз попятился в тень, заметив Робеспьера и его опасного спутника Сен-Жюста, которые быстрым шагом направились к повозкам и остановились.

Софию и ее родителей, закованных в цепи, стражники окружили плотным кольцом и продвигались так к повозкам, возле которых уже стояли могущественные нечестивцы.

Сен-Жюст что-то сказал Софии, но Джайлз не мог расслышать, что именно.

Но что бы он ни сказал, София восприняла это как мерзкое и отвратительное. В ответ, будто цепи на ней весили пушинку, она яростно лягнула мерзавца, целясь в бедро, чтобы причинить ему боль.

Он, вскрикнув, упал на колени, а София довольно ухмыльнулась, глядя на него.

Джайлзу показалось, что Сен-Жюст собирается отомстить ей, ударив по лицу. Но вмешательство Робеспьера, который пролаял какой-то приказ, привело Сен-Жюста в чувство. Он в гневе отвернулся от Софии и вслед за Робеспьером направился в здание суда.

Смех Софии издевательски ударил ему в спину.

Даже в цепях она выглядела победительницей. Лишенная свободы, а теперь приговоренная к смерти, она с презрением смотрела на того, кто когда-то завладел ее сердцем и предал. Теперь он был не властен над ее душой, над ее презрением к тому, что он собой олицетворял в ее глазах.

Джайлз вспомнил поразившее его признание теток Софии: она действовала безрассудно и вступила в «жуткий альянс». Вспомнил он и вечер в доме Дантона, когда Сен-Жюст по-собственнически держал Софию под руку.

Джайлз подумал тогда, что, может быть, они любовники или были ими. Когда-то давно.

И теперь, когда он невольно стал свидетелем разыгравшейся во дворе сценки, что-то подсказало ему, почему Софию привели в излишний восторг собственная победа и унижение этого мужчины. Джайлзу открылось, что София полностью излечилась от неудачного увлечения молодости.

И, судя по всему, хотела отомстить бывшему любовнику.

Стража швырнула ее в повозку с решетками, куда уже бросили ее родителей. Звякнул металлический запор, и кучер направил лошадей со двора.

Толпа присутствовавших на суде потянулась за осужденными, и Джайлз оказался в окружении этих людей. Когда повозка затряслась вниз по улице, он пробился к самой дверце.

Просунув руку сквозь решетку, он схватил Софию за руку. Она попыталась стряхнуть ее, но, узнав Джайлза, отчаянно замотала головой:

— Нет!.. Уходи! Возвращайся домой!

Он не ответил и побежал рядом с повозкой, не выпуская ее руки. Разжав ее ладонь, он успел вложить туда кольцо-печатку, до того как стража начала разгонять толпу с обеих сторон повозки.

София взглянула на кольцо и покачала головой.

— Нет, пожалуйста, не делай этого! — вскрикнула она с мольбой в голосе.

Несколько мгновений их руки цеплялись одна за другую так страстно, как хотели слиться их тела. Джайлз сжал пальцы Софии и прошептал свое признание:

— Я люблю тебя, леди Дерзость.

Медленно, пока повозка набирала скорость, их пальцы разжимались, и вот они касаются лишь кончиками, а потом и соприкосновения не стало.

— Теперь я понимаю, что означает это твое кольцо, — крикнул он ей вслед. Повозка быстро уезжала все дальше и дальше.

Джайлз не мог сказать с уверенностью, услышала ли она его, но увидел, что она встала на колени посреди повозки, зажав в ладони кольцо, и прижала кулачки к груди, словно хотела сказать, что сохранит его признание в сердце.

— Итак, ты виделся с ней, — констатировал Уэбб, когда Джайлз проскользнул в темный угол таверны. Джайлз поднял на него глаза:

— Откуда ты знаешь?

— Ты выглядишь так, будто посмотрел смерти в лицо.

— Я мог бы сказать то же самое про тебя. Куда ты, к дьяволу, запропастился?

Уэбб откинулся на спинку стула.

— А разве вести о моей смерти не достигли вас?

— Достигли, достигли. Твоя семья заказала траурную церемонию и даже поставила на кладбище каменное надгробие. — Джайлз наклонился к Уэббу. — Ты о чем думал, придурок, когда решил заставить всех поверить в твою смерть?

— Но ведь сработало, не так ли? — ответил вопросом Уэбб.

— Можешь не сомневаться. Еще как сработало, только к чему столь изощренная уловка?

Запустив пальцы в свои золотисто-каштановые волосы, Уэбб отвел глаза в сторону.

— Хочешь знать, был ли у меня выбор? Не было. Меня выдали и посадили в тюрьму Аббайе.

— Кто?

— Я все еще выясняю, — недовольно пробурчал Уэбб. Мрачное выражение на лице друга говорило, что давить на него не следует.

— Ну и как же тебе удалось бежать оттуда? — спросил Джайлз. — Депеша твоему отцу была ясной: тебя везли в повозке на казнь.

— Я и сам думал, что меня отвезут к мадам Гильотине. Пока однажды ночью не услышал ангельский голосок, который шепотом звал меня из коридора.

Джайлзу не потребовалось много времени, чтобы догадаться.

— София.

— Да, София. — Голос Уэбба погрустнел. — Признаюсь, что немало завидовал твоему счастью. Я вряд ли могу надеяться, что последней просьбой моего отца будет желание соединить меня с такой же женщиной.

— Да, я уж слышал, — ответил Джайлз, сразу почувствовав ревность оттого, что в голосе Уэбба зазвучали нежные нотки, и оттого, что вспомнил, как Иснар передавал сплетню, в которой связывались имена Девинетт и ее молодого любовника, американца.

Уэбб засмеялся:

— Так! Ревнуешь! Ишь, как губы надул. Не стоит, дружище. У твоей невесты один свет в окошке — ты. Большую часть времени, что мы провели вместе, она расспрашивала о тебе и о том, какие женщины тебе нравятся. Даже не знаю, как могло это случиться, ведь она видела тебя лишь на том жутком портрете, для которого отец приказал тебе позировать в семилетнем возрасте. Однако с тех пор сходит по тебе с ума.

Последние кусочки мозаики — откуда ей так много известно о нем — встали на свое место. И не только благодаря откровениям отца, но и разговорам с Уэббом.

Хитрющая маленькая ведьмочка.

— Так, говоришь, она отыскала тебя в Аббайе?

— Угу. Глупышка считала, что только она виновата в том, что меня арестовали. Хотя я сразу мог бы успокоить ее, что причина не в ней.

— Думаешь, она бы успокоилась? Да это и не имеет значения. Слава Богу, она тебя нашла.

— Ты же знаешь Софию.

Джайлз кивнул:

— Даже слишком хорошо.

— Она организовала настоящую диверсию, как раз когда меня перевозили из тюрьмы в здание суда. Небольшой пожарчик в кабинете, где хранилось досье.