Семья д`Артьер (№1) - Дерзкий ангел

— Тогда я останусь с вами в Париже.

Она молча прокляла его упрямство.

— Кроме того, что может быть опаснее вашей сегодняшней ночной эскапады? — спросил он. — Что может быть опаснее, чем водить за нос членов Конвента?

София глубоко вздохнула. Затем выпрямилась во весь рост, расправила плечи. И назвала причину, по которой должна остаться:

— Завтра я собираюсь высвободить остальных членов моей семьи из тюрьмы Аббайе.

В тиши крошечной спальни София услышала ровное дыхание сестры. Когда она вошла в комнатку, Жюльен проснулся и сказал, что отправится спать вместе с Оливером и Джайлзом. Вдруг им понадобится и его помощь, они ведь дежурят по очереди, так? А у него-то едва хватило сил, чтобы настоять на своем.

София уступила, лишь бы не продолжать спор. В голове у нее гудело после продолжительных разговоров с Джайлзом. Они проспорили чуть не два часа, разобрав ее план спасения до мельчайших подробностей, но так и не пришли к согласию.

Утром спор наверняка продолжится, пока ей не удастся убедить Джайлза, что при достаточном везении план может сработать, несмотря на ордер на арест.

— Эмма, — прошептала она. — Ты не спишь?

— Как тут уснуть? Ваша маленькая сестричка сообщила мне, что курить вульгарно, и приказала убрать трубку подальше.

София мягко рассмеялась:

— И ты ее послушалась?

— Конечно. Маленькая ехидна пригрозила, что пожалуется вашим теткам, как только приедет в Англию. Да-а, забот у вас с ней будет невпроворот, когда доберетесь домой. Если она, конечно, не свалится случайно за борт, пока мы будем пересекать пролив.

— Да-а, с ней не соскучишься. Ты еще не слышала, что она чуть не выболтала в присутствии Джайлза.

— Да слышала я, слышала. Во всех мельчайших подробностях и со всеми вздохами и охами. Прямо трагедия Шекспира! Вы и на самом деле зловредная и бессердечная особа, если решили оторвать ее от мужчины, которого она любит всем сердцем. Она никогда-никогда не простит вас. — Эмма хихикнула.

— Maman поступила точно так же, когда мне было почти пятнадцать. Я имела тогда несчастье влюбиться в совершенно неподходящего мужчину — одного из сыновей садовника. Вот тогда меня и увезли в Версаль.

— Вы простили ее?

— Да, и довольно быстро. — София вспомнила, когда именно простила мать. Это случилось в те дни, когда ее очаровал Луи Антуан Сен-Жюст. Почти шесть месяцев спустя. Его элегантный черный костюм и пылкость буквально разожгли пожар страстей в пятнадцатилетней Софии.

И она слишком поздно поняла, что Сен-Жюст никогда не обладал той силой воли, которая свойственна таким мужчинам, как Джайлз, и естественна для них, как доспехи для средневекового рыцаря.

— Ну что ж, значит, когда-нибудь и Лили простит вас, — прокомментировала Эмма.

— Со временем.

Эмма раскурила свою трубку, и привычный запах табака наполнил крохотную спаленку.

— Джайлз предложил мне особняк, — прошептала София. — Чтобы я и дети поселились у него.

— Как великодушно, — произнесла Эмма. — Он что, переведет его на ваше имя? Вот в чем была моя ошибка. Я никогда не умела настоять, чтобы хоть что-то оформили на мое имя, прежде чем сказать «да».

— Эмма!

— Да ладно уж, он ведь собирается сделать вас своей любовницей? Я правильно понимаю ситуацию?

— Да, полагаю, что на уме у него именно это.

— Тогда добейтесь, чтобы он перевел дом в вашу собственность, — посоветовала подруга из самых лучших побуждений.

— Ну и какое же имя ты мне рекомендуешь назвать?

Трубка яростно задымила.

— Да-а, это, конечно, проблема.

— И не единственная, — вздохнула София. — Я чувствую, что влюбляюсь в него.

Эмма перевернулась на бок и уставилась на нее, словно увидела нечто чрезвычайно необычное, что-то вроде горба.

— Да-а, влюбиться в мужчину, за которого вскоре должна выйти замуж, это, конечно, жуткая проблема.

— Ох, но ты же понимаешь, что я хочу сказать, да? Он любит не меня, а Дерзкого Ангела, или Девинетт, или кого-то еще. А вот Софию он как раз на дух не переносит. А женится именно на Софии.

— Ну так откройте ему всю правду.

И вдруг слова из ночного кошмара Софии обрели смысл и снова зазвучали в ее голове:

«Выдать меня было проще, женушка?»

Она не собиралась предавать его, а уже сделала это. Тем, что многое вынуждена скрывать от него, и тем, что пыталась реализовать свои дерзкие планы невероятным способом. Джайлз Корлис, маркиз Траэрн никогда не сможет жениться на Дерзком Ангеле. А если женится на Софии и разоблачит ее двуличие или ее разоблачат другие, то позору не оберешься.

И перед ним самим, и перед его детьми навсегда захлопнутся двери в высшее общество, и все из-за нее.

— Я не смогу признаться ему в этом. Но и выйти за него замуж тоже не могу. Не имею права.

Эмма выбила трубку.

— Тогда станьте его любовницей.

Эта мысль показалась Софии гораздо привлекательнее, чем представлялось раньше. Но Джайлзу необходима законная жена — респектабельная женщина, которая могла бы родить ему детей, чтобы старинный дворянский род не прервался.

— Я просто исчезну. Возможно, отправлюсь в Америку.

В ответ Эмма расхохоталась.

— София, этот его дом хороший?

— Какой дом?

— Тот, в котором он предложил поселиться.

— О, просто великолепный. Я частенько бывала в Бирневуде вместе с тетей, когда старый маркиз был еще жив.

— Тогда соглашайтесь на дом. Дав последний совет, всегда практичная Эмма повернулась на другой бок и уснула.

Глава 11

Прохлада октябрьского утра пробирала Джайлза даже через грубую шерсть гвардейского мундира. Находясь возле конюшни позади старого дома, в котором когда-то снимал комнату Уэбб Драйден, Джайлз и Свирель ждали Оливера. Он должен был привести лошадей, если, конечно, ему удастся нанять их. Крытую повозку они уже успели стащить в одном из дворов. Пристраивая кинжал на поясе, София поминутно беспокойно вглядывалась в глубь аллеи и нервничала. Оливер задерживался.

— Он должен прибыть с минуты на минуту, — сказала София самой себе, шагая по аллее взад и вперед и невольно подлаживаясь под ритм слабо доносившейся тревожной барабанной дроби. Это с рассветом власти спешили сообщить парижанам волнующие новости.

— Вероятно, сегодня из-за предстоящего события людей на улицах станет больше, чем обычно, так что Оливеру будет сложно добираться. Он немного задержится.

Джайлз кивнул, хотя вовсе не рвался услышать, как их жалкая повозка заскрипит по дороге. Хотя он и понимал, что попусту растратил свое красноречие, он все же сделал последнюю попытку отговорить Свирель:

— Да это сумасшествие. Аббайе? С таким же успехом можно попытаться обокрасть казну.

— Если придумаете что-нибудь более удачное, дайте мне знать. — Она фыркнула и снова посмотрела в конец аллеи. — Я согласилась, чтобы вы отправились с нами, но только при условии, что прекратите спорить со мной. И будете подчиняться приказам. Если для вас это невозможно…

Покачав головой, Джайлз засунул руки в карманы и промолчал. Что он мог добавить к уже сказанному? Но он не собирался отпускать ее одну, особенно когда понял, что именно он виноват в том, что подорвал доверие к ней со стороны Конвента. Даже несмотря на раскаяние и извинения, ему пришлось потратить полночи и часть утра, чтобы убедить ее, что он может оказаться полезным в этой безумной авантюре.

Женщина оказалась упрямой и несговорчивой.

Дети и компаньонка Свирели, кратко представленная ему просто Эммой, отправились в путь, едва на небе появились признаки рассвета. Лица компаньонки он так и не разглядел: она надвинула капор низко на лоб, а поверх обмотала голову длинным шарфом. Лили и Жюльен, облаченные в грубоватую крестьянскую одежду, неохотно пошли за Эммой пешком в сторону городских ворот.

Свирель объяснила, что как только они окажутся за воротами, их тут же встретит доверенный и довезет в своем фургоне до Гавра.

В конце аллеи раздался скрип колес, затем донеслось ржание лошади.

— А теперь объясните мне еще раз, как вы намереваетесь остаться в живых во всей этой безумной затее, — сказал Джайлз, когда Свирель взобралась в повозку.

Свирель ухмыльнулась.

— Не знаю. Это будет зависеть от того, как хорошо вы будете выполнять мои приказы, — ответила она, кивая на его мундир. — Залезайте же. — Она ткнула пальцем в сторону повозки.

Задетый тем, что и по положению в этой затее, и по мундиру ой был низведен сегодня до обычного исполнителя, Джайлз молча полез в повозку. Он поморщился и повел плечами в жавшей одежде. Но эти ощущения были мелочью. Он сел в повозку, как плюхнулся, и тут же чуть не вылетел, потому что повозка резко дернулась вперед, колеса жалобно заскрипели.

Джайлз вцепился в бортик и в мыслях представил себе, как бы среагировал лорд Драйден, если бы он послал ему следующее донесение:

«16 октября. Помог Дерзкому Ангелу освободить из тюрьмы арестованных членов семьи, пока весь Париж праздновал казнь королевы».

План был совершенно безумный, но Джайлз, как последний идиот, все-таки настоял на том, что присоединится к ним, когда они попытаются проникнуть в самую строго охраняемую тюрьму Парижа. Их единственной мерой безопасности были мундиры гвардейцев.

Если поймают, то тщетно будет надеяться на мгновенную смерть на гильотине.

А то, что они вломятся в тюрьму Аббайе, да еще под видом гвардейцев, тянет на колесование и даже на четвертование.

Так что, несмотря на все протесты и доводы Джайлза, он и Оливер провели предрассветные часы, подкарауливая подходящих по телосложению гвардейцев, чтобы оглушить их и сиять с них мундиры. Выбор они сделали не очень удачный, но зато мундиры достались им практически без борьбы.

Ладно, если честно, сказал про себя Джайлз, немного побороться пришлось, и потер ушибленные пальцы.

— Я все же настаиваю, чтобы вы тоже как-нибудь замаскировались, — пробурчал Джайлз, кивнув на костюм Девинетт. Он считал своим долгом вдохнуть хоть чуточку здравого смысла в это безумное предприятие.

— Но как я добьюсь, чтобы нас пропустили в тюрьму? — парировала София. — Если поверят, что я приехала официально, то пропустят нас, даже не потребовав бумаг. В любом другом случае нам не пробраться дальше ворот. Там и застрянем.

Джайлз повернулся к Оливеру и взмолился:

— Ну скажите ей хоть вы! Это же самоубийство! Никто ей не поверит!

Оливер лишь дернул за поводья и усмехнулся:

— Скорее вам удастся сегодня убедить толпу на площади пощадить королеву. Как вы думаете, почему мы прозвали ее Свирелью? — Широкоскулое лицо его расплылось в улыбке.

Джайлз мгновенно учуял забавную историю, которая может к тому же дать ключ к установлению ее личности. Да и снимет напряжение перед неслыханной дерзости операцией, которую они собрались осуществить пиратским наскоком.

— Наверное, потому, что, как один сказочный персонаж с дудочкой, увлекала малышей на разные проказы, а они слушались ее, как миленькие?

Свирель и Оливер переглянулись. Она слегка покраснела, когда Оливер задал свой каверзный вопрос Джайлзу, но Оливер лишь довольно ухмыльнулся, заметив это.

Джайлз настаивал:

— Ну, выкладывайте, раз начали. Заинтриговали меня.

Она скрестила руки на груди.

— Это обычное детское прозвище. Ничего интересного и необычного.

Оливер улыбнулся.

— Если не расскажете сами, то это сделаю я.

София пробормотала что-то нелестное и согласилась:

— Ну если тебе так приспичило. Только побыстрее.

Она покосилась через плечо на Джайлза и повернулась к Оливеру:

— Прошу, без всяких прикрас и фантазий, как ты любишь.

Оливер откинулся назад, явно наслаждаясь смущением хозяйки.

— Когда она была совсем маленькой, то решила, что хочет стать пастухом, когда вырастет.

— Не пастушкой? — уточнил Джайлз.

Оливер отреагировал поднятием бровей и легким покачиванием головы.

Джайлз с минуту изучал лицо Свирели.

— Кажется, я понимаю, что вы имеете в виду. Все ясно, решила стать пастухом.

— Очень уважаемое занятие, — сказала Свирель, прервав сдержанный смех Джайлза.

— И вот она, значит, стала делать все, что делают пастухи. Даже одевалась, как пастухи, научилась различать всех овец — поголовно! — ну и, значит, научилась тому, как надо подгонять все стадо к самым лучшим пастбищам.

— И наверняка делала это с большой сноровкой, я прав? — спросил Джайлз.

— Конечно, — мгновенно отреагировала Свирель. — Достаточно было сказать, что ребенком я любила играть в пастуха. Вот и вся забавная история из моего детства, которую вы так жаждали услышать. Это должно удовлетворить ваше любопытство, потому что рассказывать больше нечего. — Она явно еле сдерживала злость.

Оливер подмигнул Джайлзу и весело продолжал:

— Но возникла одна ма-а-а-ленькая проблема. Пастух должен уметь играть на свирели. Во-первых, это помогает ему скоротать время. Во-вторых, звуки свирели действуют на стадо успокаивающе и не дают ему разбежаться. Животные держатся близко к пастуху, пока он наигрывает какую-нибудь мелодию.

Свирель сердито хмыкнула и отвернулась.

— Наш маленький пастушок так никогда и не осилила эту музыкальную премудрость. Если быть до конца откровенным, то ее попросту прогнали с поля. Ее игра так напугала овец, что они разбежались. Некоторых нашли далеко от главного пастбища — бедняги забились под кусты у большой церковной изгороди и дрожали всем телом. А некоторые так и померли со страху.

Джайлз засмеялся, не обращая внимания на разгневанный взгляд Свирели.

— Довольно, — процедила она сквозь стиснутые зубы.

— О, тут-то все только и начинается, — возразил Оливер. — Наш бедный пастушок обошла в деревне каждого, кто мог бы помочь ей освоить треклятую штуку.

— Так вы в конце концов научились играть на свирели? — спросил Джайлз.

Оливер так и скорчился в приступе смеха, а Свирели пришлось забрать у него поводья и досказать за него историю.

— Нет, так и не смогла, — с отвращением в голосе произнесла она. — Я абсолютно лишена музыкального слуха. Так что потерпела жуткое фиаско.

— Тогда почему же все зовут вас Свирелью если вы так и не научились играть на ней?

— В этом-то и соль, — сказал, улыбаясь, Оливер. — Все в деревне ходили за ней по пятам и пытались давать советы. Вскоре о ней прослышали люди из других деревень. Стали приходить и пытаться помочь. Она собирала толпы людей…

— Толпы! — возмущенно ахнула Свирель. — Еще чуть-чуть, и ты начнешь без зазрения совести врать, что потом и сам король прослышал о моей незадаче и прислал парочку дворцовых музыкантов, чтобы те научили меня.

Оливер отобрал у нее поводья.

— Как будто это помогло бы!

Джайлз засмеялся, а Свирель одарила его презритёльным взглядом.

— Надеюсь, вы играете лучше меня? — с издевкой спросила она.

— Вообще-то да. Я играю, и неплохо, — ответил он, скрестив руки на груди. — И однажды докажу это, — добавил он, заметив ее недоверчивый взгляд. — Но я так и не понял, почему все зовут вас Свирелью?

Оливер прикрикнул на лошадей.

— Потому что Свирель привлекала так много людей своей плохой игрой, что мы прозвали ее почти так же, как парня из детской сказки. Но вместо того чтобы увести за собой всех ребятишек из деревни, она изгоняла из деревни овец и всех тех, кто останавливался послушать.

Джайлз благодарно кивнул за смешную историю. Потом подался вперед и прошептал Свирели на ухо:

— А как вас называли до того, как прозвали Свирелью?

— Никак не угомонитесь, да? Привычка вынюхивать? — буркнула она. — Уж поверьте мне, лучше вам поменьше знать. Чтобы не подвергать себя излишней опасности.

— Наверное, это правильно. Но надо же мне будет хоть что-то выболтать, когда меня подвесят на крюк, чтобы выбить признание…

— И вовсе не смешно.

— Я и не пытался рассмешить вас.

Они замолчали. В это время Оливер свернул со спокойной улочки, по которой они ехали к Вандомской площади, и вслед за вереницей экипажей и повозок медленно потащился к улице Сент-Оноре.

Народу вокруг них все прибавлялось, и это замедлило их продвижение вперед. Воздух Парижа гудел от набатных колоколов, сзывавших людей на улицы.

— Они и вправду собираются казнить ее? — недоверчиво спросил Джайлз, когда перед повозкой проскочили двое юрких парнишек, гаврошей. Оба они держали в руках шесты с горящим чучелом королевы Марии Антуанетты.

Свирель кивнула и, словно в трансе, уставилась на пламя.

— Бальзак пришел к нам, когда начали бить в набат. А суд вынес свой приговор около четырех утра. — Она сокрушенно помотала головой. — Она не первая, с такой судьбой. — Усталый взгляд Свирели не отрывался от горящей на шесте фигурки, которая была наполовину из воска, поэтому от дуновения ветерка занялась ярким пламенем и брызгала горячими каплями. — И будет не последней… — Свирель содрогнулась. — Я всегда боялась именно таких сцен. Когда по улицам течет кровь. Если Конвент считает, что ее смерть утолит жажду люда к мщению, то очень ошибается. Наоборот, это убийство откроет котел, где кипит ярость самых жутких демонов. Настоящая чума для невинных.

Ее слова заставили его напрячься. Сказанные еле слышно, они прозвучали с такой убежденностью, что он не мог не подумать: она обладает даром ясновидения и читает сейчас их будущее.

— Но ваша семья будет уже вне опасности.

Свирель обернулась к нему. Укор в ее глазах поразил его.

— И мне останется лишь радоваться за их жизни, когда рядом сотни других теряют свои?

— Всех не спасешь.

— Нет, наверняка нет.

Она обвела рассеянным взглядом дома, улицу, словно хотела освободить всех брошенных в парижские тюрьмы.

— Но как я смогу спокойно жить в Англии, зная, что этот кошмар продолжается?

Джайлз ничего не ответил. Он хотел бы приказать. Ей не говорить так, успокоить ее, потому что хотел, чтобы она жила. Он хотел, чтобы она стала частью его жизни.

Однако какую часть своей жизни он мог предложить ей? Единственная, какую он считал справедливым предложить ей, была уже занята другой.

Он попытался вспомнить леди Софию, хоть что-нибудь, связанное с ней, что сохранилось бы в сердце и в памяти, но ничего не приходило на ум. Вспоминалась нежная кожа Свирели под его пальцами, страстность, с которой Свирель бросилась в его объятия.

Повозка тащилась в бурлящем потоке людей и самых разных экипажей, запрудивших парижские улицы. Казалось, что буквально каждый житель древнего города вышел из дома, чтобы присутствовать на казни ненавистной королевы. Настроение толпы выражалось и ликованием, праздничным шествием всей семьи с детьми на плечах и за руку и стариками на бричках и с корзинками с едой, и торжеством в глазах хмурых санкюлотов, злорадно потирающих руки в предвкушении акта мести.

Сомнения Джайлза по поводу костюма Свирели были не безосновательны, ибо толпа людей вокруг гудела и была неуправляема.

Парижская толпа коварно переменчива, Джайлз знал это по собственному опыту. И хотя он видел и был наслышан о любви парижан к Девинетт, как к героине новой Республики, их восторженность в считанные секунды могла обернуться чем-то совсем иным.

Невозможно было предсказать, что вызовет негодование и даже ярость мрачных санкюлотов, что заставит выплеснуться их грубый юмор. Если они не удовольствуются смертью Марии Антуанетты, не насытятся кровавым зрелищем, то станут тут же оглядываться в поисках новой жертвы. Их аппетиты на убийства были порой ненасытными.

Если приказ Робеспьера, который Свирель подслушала ночью на рауте у Дантона, достиг хотя бы одного из сорока восьми командиров гвардии, то их восторженное отношение к Девинетт, которую они вознесли как икону революционного духа, растает без следа. Они разорвут ее на куски, заколют своими длинными пиками, безжалостно исколотят палками растерзанное и окровавленное тело. Затем отволокут в салон де Сира, чтобы там изготовили новую восковую фигуру. И совсем скоро она станет новой сенсацией в комнате ужасов доктора Куртиуса.

Чувствовала ли Свирель бурлящее вокруг них возбуждение толпы, нараставшее с каждой минутой, или нет, Джайлз не мог сказать. Глаза ее смотрели прямо, и она едва кивала в ответ на приветственные крики людей, узнававших ее.

Постепенно толпа становилось все больше, и теперь она сомкнулась вокруг них и двигалась вслед за повозкой и рядом, и тогда грязные руки потянулись к ней, чтобы коснуться знаменитой Гражданки Девинетт. Джайлз восхищался ее выдержкой и самоконтролем, она блестяще управляла восторгом обожающих ее людей. Свирель и не думала раздаривать улыбки направо и налево. И не кивала тем, кто узнавал ее и начинал радостно вопить. Вместо этого, когда становилось уж совсем невмоготу, она доставала из кармана горсть монет и швыряла ее в толпу, чем отвлекала от себя внимание парижан. А они, ловя монеты, устраивали настоящие потасовки и чуть ли не сражение за них.

Да здравствует Девинетт!

Да здравствует Республика!

Если он сумеет доказать Драйдену и себе, думал Джайлз, что она не имеет никакого отношения к смерти Уэбба, то им непременно следует завербовать ее. С ее природными данными и буквально хамелеоновским даром перевоплощения она станет лучшим агентом, какого когда-либо знал лично Джайлз.

— Может ли что-нибудь поколебать восторги ваших поклонников в этом городе?

— Зачем? — спросила она. — Я считаю их просто чудесными…

— Это вы сейчас так говорите, а если вас разоблачат?

Свирель хмуро уставилась на него:

— И вы занимаетесь своим делом профессионально? У меня в голове не укладывается, как это вы умудрились выжить до сих пор. Мои соболезнования вашей жене. Она станет вдовой раньше, чем успеет вышить хоть одну детскую распашонку.

Джайлз поправил на голове красную треуголку гвардейца.

— Но у меня нет привычки расхаживать перед жаждущей крови толпой, когда моей голове уже вынесен смертный приговор! Это все равно что пригласить нашего доброго друга Робеспьера на тайную встречу роялистов.

Ее брови удивленно выгнулись:

— Где же ваш знаменитый дух приключений или на худой конец спортивный либо охотничий азарт, который вы все так превозносите? Ведь англичане так кичатся этим!

— Мы любим бросать вызов и любим азарт, это верно, но потому, что мы охотники, а не на нас охотятся.

— Мне это безразлично. А если вам так не по душе мои планы, то вы в любую минуту можете уйти от нас и отправиться вслед за Лили и Жюльеном. Возвращайтесь домой к своей возлюбленной, к своей неотразимой невесте.

Джайлз вскипел, но сдержался. Эта женщина, как никто, умела ужалить мужскую гордость.

Неприятно было уже само по себе, что ее лицо всякий раз кривилось от презрительной гримасы, стоило ей вспомнить о леди Софии. Но что уязвляло его больше всего, так это ее саркастическое отношение к его выбору, который она считала весьма забавным и просто неиссякаемым источником для насмешек над ним.

Как могла Свирель, женщина полная жизни и чувственности, она же Дерзкий Ангел, у ног которой толпы поклонников, так унижать его невесту, словно та была ее соперницей?

Может быть, потому, что Свирель знала так же хорошо, как и он сам, что подходила ему гораздо больше в качестве жены, чем леди София?

И Свирель любила его. Джайлз знал это — и боялся этого. Ее поцелуй прошлой ночью выдал её с головой.

Но достаточно ли ему ее любви, чтобы отказаться от леди Софии и взять в жены женщину, которую вряд ли хорошо примут в обществе, за спиной которой начнут перешептываться? Его честь, репутация, положение в свете — все будет разрушено, если он доверится велению сердца. Его дети подвергнутся остракизму, и это еще хуже.

Женитьба на Свирели была бы таким же безумием, как и эта вылазка в Аббайе. Совершенно неразумная затея. А он привык поступать логично.

Однако же едет вслед за ней, участвует в ее самой опасной авантюре, какую только можно себе представить.

Так может быть, он сделает и следующий шаг в том же духе? Нет, никогда.

Она разговаривала с ним таким командирским тоном, будто догадывалась, что в нем идет внутренняя борьба с собственными противоречивыми чувствами. И это ему совсем не нравилось.

— Полагаю, что еще не поздно передумать, — кинула она ему через плечо.

— Что передумать?

— Ехать вместе с нами. Бедная девочка. Сначала вы бросаете ее в день свадьбы и отправляетесь черт-те куда, затем проводите время — именно те дни, которые должны стать вашим медовым месяцем, — со мной. — Свирель сокрушенно покачала головой. — Но она, наверное, такое бесхитростное и простоватое существо, да? Как раз тот тип женщины, которая все поймет и с радостью примет в свои объятия. И снова будет верить во все. В конце концов разве у бедняжки есть какие-нибудь шансы найти более внимательного и подходящего жениха?

На такой дерзкий выпад Джайлз обязан был ответить и преподать урок этой негоднице.

— Должен сообщить вам, что моя невеста любит меня и понимает, как никто другой. И считается с моими служебными обязанностями. А главное, она истинная леди и примет мои объяснения с должным пониманием.

— О, в этом я не сомневаюсь; — Свирель потерла подбородок. И тут он заметил, как в ее глазу, том, на котором не было повязки, блеснул ехидный огонек. И она не замедлила пояснить, что ее так позабавило: — Конечно, если вы отыщете ее. Я не ошибусь, если скажу, что именно она сбежала из вашей брачной постели?

Джайлз чуть не подскочил от неожиданности и негодования. Он вцепился в бортик повозки так, что побелели пальцы.

— Откуда вы знаете?

Свирель пожала плечами:

— Просто сказала наугад. И попала не в бровь, а в глаз.

Оливер бросил на нее предостерегающий взгляд. Она зашла явно слишком далеко.

— Та еще ночка была, — пробурчал Джайлз. — Вы оказались такой же бессовестной обманщицей, как и моя невеста.

Лицо ее смягчилось и приобрело романтическое очарование, такое, как у Дерзкого Ангела. Ее голос дразнил и переливался чувственными оттенками, когда она наклонилась к нему и зашептала в ухо:

— А ночка могла стать заманчиво иной, если б вы не жаждали передать меня в руки властей.

Она весело засмеялась, ее чарующий смех позвал в чудесные дали.

— Но я не стану держать на вас обиду, если вы пообещаете снова стиснуть меня в своих объятиях.

Так Джайлз стал свидетелем блеска истинной женщины, таившегося под всем этим маскарадом. И женщины страстной. Ее откровенное желание горело во взгляде, ощущалось в прикосновении пальцев, слегка обхвативших его подбородок.

Яркие воспоминания о ночи любви вспыхнули в нем с такой силой, будто и не приглушались. Джайлз едва сдержался, чтобы не обнять ее. Он глубоко вдохнул. Он прекрасно помнил, как откликалось его тело на ее прикосновения к любой его чувственной точке. Как умела она повелевать им, выказывая свое желание.

Ее это тоже не оставило безразличной. Лицо порозовело и запылало. Несомненно, она тоже оказалась во власти воспоминаний о тех мгновениях, когда откровенно и бесстыдно наслаждалась его объятиями. Она чуть отвела глаза, но быстро взглянула на него снова. Ее взгляд обещал рай. В эти минуты Джайлз проклял все на свете и тут же решил связать ее такими клятвами, которые навсегда привяжут ее к нему. Какую бы цену ни пришлось заплатить за это! И даже несмотря на риск!

К черту эту честь, к черту приказ отца!

Он проведет остаток жизни с этой женщиной и ни с кем другим! С женщиной, которая рискует своей жизнью во имя того, во что верит, которая если любит, то безгранично. Если им повезет пережить этот день, то он вызволит ее из этого проклятого города и предоставит ей и ее родным безопасное убежище, такое, какого они все достойны.

София молча наблюдала, как менялось выражение, его. лица, словно он обдумывал проблему огромной важности и наконец пришел к решению. Но каково оно, ей не дано знать. И времени на вопросы не было.

— Осторожно! — прошептал Оливер. — За нами наблюдают.

Впереди, на углу одной из перекрестных улочек, она увидела трех человек в полицейских мундирах. Настоящие I рожи. Они угрюмо и пристально смотрели на толпу, будто выискивали жертву. Как стервятники.

— Точно, — выдохнула София. — Я чую беду.

Вдруг один из них яростно завопил. Свирель вздрогнула, решив, что все пропало и этим гнусным мордам известно об ордере на их арест. Однако те остановились в десяти шагах от повозки.

И лишь тогда она заметила их жертву — трясущегося, дряхлого, согбенного старика с лентами офицера Королевского полка на груди. Он стоял на слабых ногах с краю от текущей мимо него толпы. Бывшие офицеры королевской армии, к которым теперь все относились с презрением, давно попрятались или эмигрировали, а этот был так стар и так давно в отставке, что уже мало что понимал в происходящем. Поэтому и вышел на улицу, чувствуя всеобщее праздничное настроение, при полном параде. На свою беду.

Крик застыл у Свирели в горле, когда первый из полицейских двинулся на старика, словно бешеная собака, у которой от возбуждения потекла слюна из пасти. И остальные последовали за своим взбесившимся вожаком.

Джайлз дернулся, намереваясь броситься на негодяев.

Не успев осознать, что делает, Свирель приказала Оливеру:

— Останови его! — И к своему ужасу поняла, что имела в виду не злодея, а Джайлза.

Оливер успел схватить Джайлза за воротник и перехватить другой рукой так, что Джайлз не мог пошевелиться.

— Немедленно отпусти меня! — прошипел взбешенный Джайлз через плечо, пытаясь вырваться из мертвой хватки Оливера.

София помотала головой, не позволяя ему сделать то, что он считал справедливым. По той причине, что если бы он вмешался, то следующими жертвами стали бы они.

Ни дряхлый вид старика, ни его слабые протесты не остановили мгновенно разъярившуюся толпу. Она окружила старика. Полицейские подняли свои пики и начали кровавое избиение.

— Крови. Крови. Крови, — скандировала толпа. И побежала. Окровавленное старческое тело яркой кучкой осталось лежать на серой грязной улице.

София заставляла себя отвести взгляд от той жуткой мясорубки, в которую превратилось нападение на беззащитного старика. Как и в своем ночном кошмаре, она будто оцепенела и не в силах была пошевелиться или хотя бы сказать слово. В горле разросся. горький ком, она с трудом подавила рвущиеся из груди рыдания.