- Убирайся вон, подонок! Я не стану преследовать тебя. Но если хоть что-то из этой коллекции появится в прессе, обещаю, ты - не жилец!
      Бросив на кофейный столик пакет с негативами, Дастин поспешил уйти. Он добился именно того, что задумал. Над Клер навис домоклов меч. Дик не похож на любителя сентиментальных скандальчиков, заканчивающихся примирением и новым подарком супруге. Такой сумеет отомстить - без лишних эффектов, но с максимальной жестокостью.
      Прямо из офиса Уэлси Дастин отправился в аэропорт и первым же рейсом вылетел в Даллас. Он надеялся, что миссис Линда Маклин проявит к деликатному и жаждущему женской ласки журналисту материнскую благосклонность, как правило, быстро переходящую в ещё более горячую привязанность.
      Дик упаковал полученные от Дастина снимки в плотный конверт и спрятал его в сейф. После того, как сердце успокоилось и вернулась способность мыслить трезво, не мечтая о немедленной мести неверной супруге, Дик решил, что разумнее забыть обо всем, сохранив с Клер прежние отношения. Он изменил лишь одну деталь - изъял завещание, делающей Клер мульти-миллионершей, и начал внимательно приглядываться к окружающим его молодым сотрудникам, намечая будущего преемника. С этого же времени Дик стал втайне приглядываться к жизни Берта, и тихо радовался победам сына, а также хорошим отзывам о нем коллег и любителей гоночного спорта. Берт стал отличным конструктором, доведя до совершенства свой болид. Вместе с инженером команды "Ренетон" Уэлси собственноручно поддерживал боевое техническое состояния победоносного автомобиля.
      Дику удалось скрыть от Клер встречу с Морисом, но вот заставить себя исполнять супружеские обязанности он не смог. Вместо прежнего возбуждения, возникавшего всякий раз при встрече с Клер, Дика охватывал паралич. Его тело холодело от прикосновений жены, будто опущенное в гадючник.
      "Ничего, это пройдет. Ты знал, что берешь в жены шлюху, ты не испытывал иллюзий относительно её верности узам брака и ты, как сопливый мальчишка, испугался каких-то картинок, цветных фотографий, которые могут оказаться и хорошо состряпанными подделками", - говорил он себе, прогоняя мысли о расправе с женой. Но она не делала уходить, подчиняя целиком его сознание.
      Клер должна была навестить его через неделю, чтобы отметить свой день ангела в кругу нью-йоркских друзей. Дик заказал у "Картье" именной браслет с изображением киноленты, сделанной из агатов и бриллиантов. В центральный "кадр" была вмонтирована живописная миниатюра, сделанная со свадебного фото - Клер обнимала счастливого мужа. Дик собирался выдержать встречу в прежних, теплых тонах, и даже прошел курс гормонотерапии, улучшающей потенцию. Кто знает, может, дело именно в этом и охлаждение к жене предопределяется естественным для шестидесятипятилетнего мужчины снижением сексуального влечения?
      Врачи не советовали проводить курс сейчас, когда гипертония и сердечная недостаточность находились в стадии обострения. Но, как всегда, он плохо прислушивался к чужим аргументам, когда речь шла о серьезной игре и собственном несокрушимом здоровье. Сообщение о гибели молодой супруги Дастина Мориса потрясло Дика. Конечно, он не попал под обаяние гнусного плейбоя, и уверения писак о том, что ставший наследником состояния жены, Морис теряет рассудок от горя, не убедили Дика. Ситуация казалась ему предельно ясной. Лишь идиоты и любители романтических историй могли поверить в скорбь развращенного авантюриста, но Дика сразило участие во всей этой истории Клер. Она, а не кто-либо другой, стала ближайшей приятельницей Сандры, она оказалась в Испании, ни словом не заикнувшись о поездке мужу, и Клер управляла самолетом в тот злосчастный день!
      Дик застонал. Его изворотливый ум, старавшийся найти уловку для оправдания жены, не находил ничего лучшего, как подхватить версию о роковом бриллианте, добившем свою хозяйку.
      "Чушь. Этого не может быть, потому что это невозможно", - с отчаянием постановил Дик и слег, чувствуя ломящую тяжесть в затылке.
      Врачам не удавалось сбить приступ гипертонии, угрожающий кризом. Дик проводил дни, лежа в кровати с закрытыми глазами. Он изображал сон, успокаивая бдительность сиделки. Но в черепной коробке дремлющего больного происходили бурные баталии. Даже сильные успокоительные средства не могли усмирить его ярость. Дику казалось, что его голова гудит от напряжения как высоковольтный трансформатор.
      Клер явилась прямо к постели мужа. Ее растерянное лицо, покрытое непривычной бледностью, и вздрагивающие от подступающих слез пухлые губы свидетельствовали о сострадании.
      - Дик, любовь моя, разве можно так пугать свою девочку! Ты - самое дорогое, что есть у меня в жизни.. Клер расплакалась, целуя лежащие на одеяле руки мужа.
      - Детка, мне уже лучше. Но врачи настаивают выдерживать постельный режим. Как же твои именины? Я уже разослал приглашения. - Тихим голосом сказал Дик. - Думаю, тебе лучше вернуться в Лос-Анджелес, чтобы успеть организовать все там.
      - Нет, я не оставлю тебя! Я боюсь, я не смогу пробыть и часа вдали отсюда!
      - Не стоит преувеличивать. У меня и раньше бывали такие ситуации. Это скоро пройдет и тогда я смогу сам навестить тебя. А сейчас прими вот это. Дик достал из ящика тумбочки футляр с браслетом.
      - Боже, что за чудо! - Упавшим голосом, означавшим легкое потрясение, прошептала Клер. - Милый! - Она прижалась к Дику, намереваясь запечатлеть страстный поцелуй, но он отвернул голову в сторону.
      - Не надо. Не сейчас. Ты же знаешь, как умеешь воспламенять мою кровь. - Дик усмехнулся. - Думаю, для нас двоих будет лучше, если мы на недельку расстанемся.
      Клер нехотя согласилась.
      - Я буду звонить врачу каждые полчаса. Уверена, все будет отлично, любовь моя. - От двери она послала мужу воздушный поцелуй.
      - Постой, дорогая. Я хотел задать тебе один вопрос: ты давно научилась водить самолет?
      Тонкие смоляные брови Клер удивленно поднялись:
      - Ты же помнишь, с каким блеском я сыграла турецкую летчицу в "Гневном зове"? Мы с неделю торчали на частном аэродроме возле Стамбула, и мне не оставалось ничего лучшего, как потренироваться с местными инструкторами.
      - Неграми?
      - Откуда в Турции негры? Нет, один из них был, кажется, немец. А что стряслось?
      - Старческое любопытство... - Дик замолк, закрыв глаза, и Клер с облегчением вздохнула.
      - Может, тебе поставить кассету с какой-нибудь старой комедией?
      - Лучше расскажи про путешествие на Болеарские острова. Говорят, ты подружилась с четой Морисов?
      - Ах, да! Извини, дорогой, мне страшно хотелось поделиться с тобой переживаниями по поводу этой ужасной истории... Но я боялась усугубить твое состояние. Мне самой пришлось проваляться в постели несколько дней - стресс и легкое сотрясение мозга. Все произошло так неожиданно! Бедняжка Сандра! Присев у постели мужа, Клер накапала в стаканчик успокоительных капель и поднесла к дрожащим губам. Лекарство не помогло - крупные слезы покатились по бледным щекам.
      - К чему так расстраиваться, детка? Кажется, этот Морис выиграл изрядный куш. К тому же, избавился от инвалидки. Вы отлично провели сложнейшую операцию.
      - Может, тебе лучше поспать? Я ничего не понимаю! Послушай, как колотится сердце. - Клер быстро положила себе на грудь ладонь мужа. - Я ещё не оправилась от переживаний. Зачем ты огорчаешь меня?
      Дик не отнял руку, которой Клер начала поглаживать свою грудь. Он почувствовал её затвердевший сосок и волнение, замутившее бирюзовый взор. Правая рука Дика пробралась под узкую обтягивающую юбку, нащупывая подвязки и трусики. Эта женщина сохранила повадки шлюхи.
      - Ты покупаешь белье в секс-шопе?
      - Раньше тебе это нравилось, милый, - прошептала, замирая от вожделения Клер. Дик резко высвободил руки и приподнялся на подушках. Он снова хотел эту женщину - развратную, грязную, преступную - такую, как есть.
      - А этот Морис хорош в постели? - Спросил он в упор, боясь расслабиться и потерять желание мести. - Ты отличная актриса, детка. Интимные сцены - твое высшее достижение. Я почти поверил, что нужен тебе, как мужчина. Благодарный зритель, не правда ли?
      Клер встрепенулась, скрывая под маской обиды подлинное смятение.
      - Ты решил меня помучать, - я знаю, болезнь меняет человека. Оставляю тебя на попечение врачей. - Клер поднялась и гордо посмотрела на Дика сверху вниз. - Только ты зря гонишь волну, дорогой. Клянусь, у меня никогда ничего не было с мистером Морисом!
      - Ах, так? Ну и отлично, детка. Прости меня и забудь дурацкие разговоры. Я действительно не в своей тарелке. - Дик поманил пальцем жену, и когда та наклонилась к нему, больно ущипнул за щеку. - Мир?
      - Мир. - Скривилась Клер, выдавливая улыбку. - Я позвоню тебе сразу же, как приеду в Лос-Анджелес.
      - Чао, малышка... Да, чуть не забыл, возьми в сейфе пакет с надписью "Сюрприз". Но распечатай его в день именин. Думаю, это поднимет твой тонус.
      Когда за Клер захлопнулась дверь, Дик улыбнулся - впервые за две последние недели. "Послезавтра, послезавтра она получит сполна!" - Думал он, представляя, как задохнется от бешенства эта похотливая сучка, получив его подарок - фотографии, сделанные Морисом, и копию аннулированного завещания.
      Дик просчитался, предполагая, что ему придется ждать звонка из Лос-Анджелеса целых двое суток.
      Задремав, он проснулся от шума в коридоре. Часы показывали семь вечера. Шум превратился в вопли, с треском распахнув двойную дверь, в спальню ворвалась Клер. Вышвырнув замявшуюся от неожиданности сиделку, она бросила в лицо Дика обрывки растерзанных фотографий.
      - Это что такое? - Клер за кончик подняла над Диком экземпляр завещания, перечеркнутый адвокатом.
      - А как ты представляла себе выражение моей любви после таких картинок? И ведь это далеко не единственные экспонаты в "семейном альбоме".
      - Грязная свинья! Ты покупал фальшивки, чтобы унизить меня и отобрать свои денежки. Деньги - это единственное, что способно возбуждать тебя. Больше ничего. Не думай, что девять лет в браке с импотентом и садистом пустяк. Я устрою очень громкий процесс и сумею вывалять твое хваленое имя в дерьме. Ты хлебнешь сполна навозной жижи, а потом отстегнешь оскорбленной женщине, не выдержавшей издевательств, кругленькую сумму.
      - Шутишь, девочка. Прелюбодействовала ты, а не я. У меня достаточно негативов, чтобы устроить эффектный просмотр. - Дик не испытывал ожидаемой радости от того, что взбесил Клер. Боль в голове становилась нестерпимой.
      - Я найду врачей, которые подтвердят, что мой супруг давно перестал быть мужчиной. Ты же сам все время ныл о болезнях предстательной железы. Прошлый раз я покинула этот дом нетронутой, как девственница. А ведь я далеко не ледышка и на тридцать пять лет моложе тебя, старый, вонючий козел! Что ты вообще знаешь о сексе... Я пришлю к тебе Мориса, пусть он расскажет, как это делается.
      Клер бушевала, не замечая, что лицо Дика побагровело. Его глаза закатились, из приоткрывшегося рта вырвался сдавленный хрип. Пятясь к дверям, Клер не могла отвести взгляда от скрюченных пальцев Дика, вцепившихся в горло.
      ...Врачи установили тяжелый инсульт с почти полной потерей речи. Дик остался жив, но он еле-еле ворочал языком, а левая часть тела была полностью парализована.
      Клер умчалась в Лос-Анджелес, чтобы срочно подготовиться к подаче судебного иска. Ситуация складывалась явно не в её пользу. Она впервые за последние годы потеряла точку опоры, чувствуя, как земля уходит из-под её ног. Узнав про попытку Клер опротестовать аннулирование завещания, Дик дал понять Клер, что знает достаточно про историю с Сандрой, чтобы упрятать свою любимую женушку за решетку. Она поняла, что проиграла это сражение.
      Вдобавок Дастин все ещё находился в Югославии, куда отправился как журналист, аккредитованный "Ироничным наблюдателем". Он не звонил Клер и она даже не знала, что за идеи крутятся в голове любовника. Хорошо еще, что в списках погибших или пропавших без вести Дастин не значился.
      "Только бы он вернулся живым, и я сумею устроить так, что прямо после развода пойду под венец. Мальчишка не сумеет противостоять мне, даже если любовные чары Клер Ривз потеряют всякую власть над ним. - Подумала Клер и улыбнулась. - Последнее, конечно, не более вероятно, чем появление инопланетян на бульваре Голливуд с целью взять интервью у покойной Мерилин Монро".
      Берт узнал о болезни отца, находясь в больнице. Он лишился двух пальцев на левой ноге, раздробленной во время катастрофы, но уже мог передвигаться без посторонней помощи. Похоже, для победителя Уэлси настала черная полоса - авария на трассе, потеря автомобиля, на усовершенствование которого он потратил целый год, исчезновение Моны, болезнь отца... "Что там ещё ожидает неудачника в ближайшем будущем?" - Спрашивал себя Берт, отгоняя тяжелые мысли.
      Мона покинула гостиницу в Барселоне, как только услышала о трагедии на гоночной трассе. Учитывая её тягу к самоубийству, можно было предположить самое страшное. Во всех газетах Берт дал объявления, обращение к Моне. Даже в телевизионных новостях прозвучал его голос: "Мона, вернись. Я навсегда оставил гонки". Эта история тронула журналистов и поклонников чемпиона. Его пропавшую жену искали везде и чуть не каждый день Берту приходилось опознавать фотографии трупов женщин, найденных в разных странах. Он даже перестал вздрагивать при очередном визите полицейских, доставлявших свежую информацию.
      Болезнь отца заставила Берта срочно вылететь в Нью-Йорк.
      - Я не хочу пугать вас, мистер Уэлси, но состояние вашего отца критическое. Неизвестно, как поведет себя его мозг. Если процесс поражения мозговых тканей будет прогрессировать, больной может впасть в кому, имеющую самые непредсказуемые последствия. - Предупредил Берта лечащий врач Дика.
      Обида на отца, сумевшего мысленно похоронить единственного сына в угоду молодой жене, не покидала Берта. Как бы коварна и лжива ни была эта женщина, отец должен был поверить сыну. который никогда не предавал его. Но Дик Стеферсон Уэлси - осмотрительный, справедливый, прекрасно разбирающийся в людях Дик, позволил обвести себя вокруг пальца молоденькой шлюхе, едва не изнасиловавшей пасынка.
      Попав под влияние магнетической животной чувственности Клер, он жестоко обидел сына. Но ничто на свете не могло заставить Берта нанести ответный удар.
      У них никогда не было особо теплых отношений. Дик не отличался тягой к мирным родительским радостям. Да и Берт, с пятнадцати лет живший вдали от дома, не испытывал особой привязанности к жестокому, холодному человеку. Но он всегда уважал отца, гордясь тем, что носит фамилию Уэлси.
      После того, как Дик изгнал сына из дома, Берт постарался забыть о родственных отношениях с известным промышленным магнатом. В интервью он упорно обходил эту тему, заявляя, что совершенно свободен от сыновних и деловых обязательств.
      В глазах Дика, обращенных к вошедшему молодому мужчине, промелькнуло радостное удивление. Правой рукой он указал на стул возле кровати и подал знак сиделке покинуть комнату.
      - Здравствуй, я очень сожалению. - Сказал Берт.
      - Ты... ты вырос, мальчик. - Прошамкал Дик и сердце Берта сжалось, он никогда не поверил бы, что его отец станет столь беспомощным и слабым.
      - Я не мог не приехать к тебе. Прости, что нарушил запрет.
      Дик опустил веки. Из-под них выкатились две крупные тяжелые слезы, побежавшие к вискам. Он протянул сыну руку ладонью вверх и Берт вложил в неё свою.
      - Ты должен меня простить, сын. Я оказался силен и проницателен лишь в делах... Женщины оставались для меня загадкой. Теперь я поумнел, но поздно... Я знаю - ты не виноват и все эти годы жил с обидой в сердце... Тебе удалось стать победителем... Я горжусь, сын...
      - Наверно, тогда мне следовало лучше все объяснить... Но я был молод, горяч... А ты так счастлив с женой.
      - Я расплатился за свои ошибки. Она убила меня, Берт... Но только пообещай... пообещай, что простишь меня... Ты не дашь угаснуть делу всей моей жизни... Возьми бумагу... Это моя последняя воля. Я оставляю все тебе, мальчик. Это очень, очень много.
      Взяв листок завещания, Берт почувствовал небывалую тяжесть. Ответственность за империю отца казалась тяжелым грузом.
      - Мне хочется быть достойным твоего доверия, отец. Но я боюсь, что не смогу стать вторым Диком Уэлси. Пойми - меня интересуют совсем другие вещи. И тот завод, что ты раньше завещал мне - огромная награда и забота. Я не испытываю потребности в больших деньгах.
      Дик отрицательно замотал головой:
      - Нет! Не огорчай меня, мальчик. Деньги - это власть... Это риск, игра... Это так, словно ты летишь на скорости по трассе... Впереди всех!.. Ты так похож на меня, только пока не знаешь этого...
      Берт промолчал, подумав о том, что, действительно, унаследовал отцовский азарт, фанатизм в избранном деле. И ещё - невезение с женщинами.
      - У меня совершенно нет опыта в управлении огромной компанией. Я даже не знаю, каковы твои владения и что растет на твоих полях... Может, ты подскажешь, на кого можно опереться в работе, если врачи будут долго держать тебя в постели.
      Дик улыбнулся одними глазами. Вернее, его застывшее лицо немного сморщилось. И все же - это была счастливая улыбка.
      - Спасибо. Я верю в тебя, Берт. Главное - не пасовать перед трудностями. Это как раз у тебя здорово выходит. Все необходимое тебе расскажет мой заместитель - Ричард Экем. Можешь доверять ему во всем... Займешься делами сам, когда почувствуешь к этому тягу... Но я постараюсь выкарабкаться, мальчик, и стану твоим учителем сам... Запомни, у Стеферсонов Уэлси очень крепкие жилы... Нас не так-то легко сбросить с коня, сын...
      - Да и с трассы тоже. Я не бросил бы гонок, если не слово, данное Моне. Она слишком тяжело переносит мои неудачи.
      - Ты нашел жену?
      - Пока нет. Но я поклялся, что если найду её, никогда больше не сяду в болид. - Берт сжал зубы. Это решение далось ему не легко.
      - Выходит, все к лучшему. - Правый уголок рта Дика чуть приподнялся, выражая оптимизм и надежду. - Я поднимусь, ты найдешь Мону, и мы будем жить здесь все вместе. А каждое утро ты будешь садиться за стол в своем кабинете "Стеферсон Уэлси компани". Клянусь, там погорячее, чем на гоночной трассе... Да и шансов вылететь куда больше... Но ведь ты из породы победителей, мальчик... Весь в своего... - Голова Дика упала на бок, глаза закрылись.
      - Он уснул. - Тихо сказал вызванный Бертом врач.
      Дик Уэлси умер через три дня и был похоронен на кладбище в Лунсвилле, где покоился прах его родителей и жены. Прибывший на церемонию погребения Берт заметил среди многочисленной толпы даму в эффектном траурном костюме, которую непрестанно фотографировали репортеры.
      Она развернулась так, чтобы позволить ветру поднять длинную густую вуаль, опускающуюся с широких полей шляпы. Защелкали блицы, целясь в бледное, скорбное лицо. На мгновение глаза Берта и Клер встретились. Друзья увели потрясенную вдову к черному кадиллаку. Берт остался, чтобы побыть в одиночку у засыпанного цветами надгробия.
      Клер не ошиблась в оценке брошенного на неё взгляда бывшего пасынка: Берт объявил ей войну.
      Клер удалось достойно выдержать роль вдовы, потерявшей горячо любимого мужа.
      - Я чувствую себя так, словно из моей груди достали сердце. Не знаю, как скоро мне удастся вернуться к работе... До завершения съемок в мини-сериале "Горький мед" осталось десять дней. Не стану предвосхищать события и рассказывать нашим зрителям, чем окончился эта трогательная любовная история, но должна сказать - роль Арнелии, потерявшей свою любовь, как нельзя лучше соответствует моему душевному состоянию, - сказала в интервью Клер.
      Она ловко избегала каверзных вопросов о наследстве мужа, делавшем её одной из богатейших женщин Америки.
      - Разумеется, Дик позаботился о том, чтобы обеспечить мое существование. Однако, большая часть его капитала вложена в предприятия. Из меня плохой бизнесмен, а тем более - директор завода. Думаю, что тяжкий труд продолжения фамильного дела возьмет на себя сын Дика - Берт Уэлси, известный автогонщик. Берт намерен оставить блестящую карьеру и посвятить себя "Стеферсон Уэлси компани".
      Фыркнув, Дастин вернул стюардессе стопку журналов. Он возвращался из Белграда, где провел три недели, беседуя с государственными деятелями и простыми жителями бывшей столицы Югославии. В район военных действий журналист Морис, естественно, соваться не стал. Пусть делают карьеру на кровавых репортажах прыткие молокососы. Шефу "Ироничного наблюдателя" такие трюки ни к чему. Дастина совершенно не волновали политические эксцессы и всевозможные бойни, идущие под теми или иными лозунгами. Однако, он упорно строил из себя гуманиста и крутого американского парня, пекущегося о мире и справедливости. Трехнедельная щетина на его щеках свидетельствовала о том, что журналист Морис возвращается домой после трудного и опасного дела.
      Суровое и скорбное выражение стало часто появляться на лице Дастина после встречи с Шольцем. Получив завещание Сандры с подробным описанием перешедшего к нему состояния в виде старых шкафов, ламп и комодов, а также с долгом в четыре миллиона долларов, несчастный вдовец едва не лишился рассудка от злости. Первым порывом Мориса было поделиться горем с Клер его надули, да ещё как! Но он сдержался, решив хорошенько обдумать ситуацию. Уже в Белграде Дастин понял, что ему выгодней оставаться в глазах окружающих несчастным миллионером, чем одураченным нищим. К тому же - в его руках теперь находился легендарный бриллиант, и можно было попытаться сыграть ещё раз на дурной репутации камня.
      Узнав о смерти Дика, Дастин возликовал. Теперь-то он понял, куда клонила Клер, помогая ему освободиться от Сандры. Она намекала о браке. Ну, что же - невеста с приданым - хороший шанс в его положении, и надо постараться не упустить его. А значит, молчать о собственном проигрыше. Не хватает еще, чтобы второй раз Мориса заподозрили в корысти. Нет, для всех, а тем более для Клер, он останется богачом. Сделав крюк, Дастин заехал в Даллас, чтобы завершить одно важное дело.
      По прибытии в Лос-Анджелес, он тут же нанес визит Клер. Вдова, в элегантнейшем трауре, встречала его в подавленном состоянии. На ковре возле дивана валялась куча журналов со статьями о внезапной смерти Дика Уэлси и высказываниями его несчастной Клер Ривз.
      - Ты действительно скорбишь о том, что потеряла мужа, или завещание "дурашки" не оправдало твоих ожиданий? - Поинтересовался Дастин, кивнув на интервью Клер. Он сильно загорел, бородка с усами придавали его внешности щеголеватость. Дастин рассчитывал, что будет выглядеть более солидно и мужественно, но темня полоска усов в сочетании со светлыми волосами казалась нарочито кокетливой.
      В гостиной Клер горели многочисленные лампы под черными абажурами. Сейчас они как нельзя лучше шли к темному платью вдовы. Высоко закинув ногу на ногу, Клер сидела в глубоком кресле, обтянутом, как и вся мягкая мебель, сборчатой мягкой лайкой цвета слоновой кости. Горжетка из серебристой лисицы, небрежно наброшенная через левое плечо, свешивалась до полу, лаская её икры и лодыжки. Она закуривала уже вторую сигарету, хотя визит Дастина длился не более двадцати минут.
      Он коротко рассказал о своих белградских впечатлениях, о том, что намерен, наконец, взяться за серьезную журналистскую работу, пожертвовав личной жизнью. Клер слушала, высоко вскинув крутые брови, и думая о том, как получше разыграть сложившуюся комбинацию. Дастин видел в ней богатую наследницу, и не стоило разочаровывать его. Узнай он об истинном положении дел, Клер оказалась бы в роли искательницы состоятельного мужа. Мужчин такие женщины пугают, тем более - "сладких мальчиков".
      Но ей не терпелось отомстить Дастину за подсунутые Дику фотографии. В сущности, это он виноват в том, что Клер осталась ни с чем. Руки чесались закатить звонкую плюху этому самоуверенному хлыщу, заполучившему с её помощью колоссальное состояние. Но Клер сдержалась. "Я расскажу ему, что кроме долгов, имею лишь этот дом и небольшую сумму, достаточную лишь для маленьких дамских капризов. Но сделаю это, став женой Мориса, и составив подробный брачный контракт. На этот раз я не продешевлю. И преподнесу муженьку хорошенький подарок. - Решила она. - Что посеешь, то и пожнешь. Так-то, красавчик".
      - Дик любил меня, многое прощал, что-то не замечал, но всегда был благодарен за счастье, которое я сумела подарить ему... Взгляни на это, подтянув повыше рукав черного платья, Клер продемонстрировала браслет со свадебной миниатюрой. - Эту вещицу "дурашка" преподнес мне за пять дней до смерти... Он так переживал, что портит моей болезнью мои именины... Ах, не многим дано любить так, как он.
      Дастин с печальной улыбкой склонил голову. Русая прядь упала на лоб, скрывая хищный блеск его глаз.
      Значит, Дик так и не решился взгреть жену за более чем легкомысленное поведение. Он пренебрег фотографиями, подаренными ему Морисом. Еще бы! Шестидесятипятилетний импотент не хотел лишаться горячей женщины. А может, Клер сумела оправдаться?
      - Он, что, никогда так и не ревновал тебя, детка?
      Клер вздохнула:
      - Дик был просто святым. Он сжигал все пасквили, которые писали на меня "доброжелатели". И никогда не оскорбил меня подозрениями.
      - Откровенно говоря, из меня не получился бы такой милый муж. - Дастин испытывающе посмотрел на вдову, но она не клюнула на его удочку. Отрешенность монахини светилась в бирюзовых глазах Клер.
      - Таких, как Дик, больше нет и не будет. Он баловал меня постоянно и даже после смерти продолжает осыпать благами... Ах, я чертовски богата, Дастин... Ты-то как раз хорошо понимаешь меня. Это так тяжело!
      - Детка, я не пойму, о чем ты печалишься! Совсем недавно ты смеялась над моими чувствами после гибели Сандры, а теперь, кажется, переигрываешь сама. К чему это заточение, трагические интервью, слезы - ведь игра сделана. Надо позаботиться о будущем.
      Клер выпустила дым через нос, презрительно хмыкнув. - Неужели ты думаешь, что я подпущу к себе кого-нибудь из плейбоев, охотящихся за чужими миллионами? Увы... Приключения мне наскучили, а с подлинными чувствами нынче плоховато...
      - Да ты сама не способна привязаться к мужчине по-настоящему. Вздохнул Дастин. - Слишком часто изображала это чувство перед камерами.
      - Подлец. Ты все-таки бессердечный подлец, Дастин... - Клер отошла к окну, чтобы Дастину была хорошо видна её содрогающаяся от тихих рыданий спина. - Чего ради я рисковала жизнью на этом проклятом самолете? Тратила недели, чтобы завоевать доверие пугливой калеки, а потом... Потом я не сумела её пасти... Это была жуткая, непоправимая трагедия. Роковая случайность.
      - Умница, детка, произносишь хороший текст. Можно подумать, что у тебя полон дом "жучков" или я - шеф криминального отдела полиции. - Дастин обнял плечи Клер. Обернув лисий мех вокруг её шеи, он притянул её к себе. - А ну, посмотри мне в глаза, сладкая девочка!
      Всхлипнув, Клер подняла на него полные слез глаза.
      - Я любила тебя, Дастин... Раньше я даже не думала об этом, владея тобой. Но безумства молодости прошли, оставив слабый аромат увядшего цветка...
      "Аромат блевотины и наркоты", - подумал Дастин, отреагировав в стиле Генри Миллера, очередную цитату Клер. Но промолчал. Не отрывая глаз от зрачков Клер, Дастин впился в её губы и понял, что он на пороге победы.
      Опустив ещё бурно дышащую от волнения женщину, он достал из внутреннего кармана сафьяновый чехол.
      - Взгляни сюда, малышка.
      Выложив на столешницу молочного нефрита стальной футляр, Дастин извлек из него сандаловую коробочку не больше яблока, испещренную иероглифами. Склонившись над ней, они стукнулись лбами. Щелкнул невидимый замок, и в лунке черного бархата засиял прозрачный, искусно ограненный камень.
      - Это он. - Сказал Дастин со священным трепетом.
      - Он?! - Присела Клер, не в силах отвести взгляда от легендарного "бриллианта-убийцы". Она не решалась притронуться к камню, спрятав за спину руки. - Но как ты решился носить его с собой? Ты подвергаешь себя смертельной опасности. Кто-нибудь знает, что бриллиант у тебя?
      - Я только что изъял его из ячейки Маклинов-Керри в далласском банке, чтобы положить здесь в свой именной сейф. Но вместо того, чтобы направиться прямо в хранилище, я заехал к тебе. Мне хотелось, чтобы мы вместе взглянули на этот "сувенир". Кажется, мы заслужили его оба?
      - Дастин, что ты хочешь сказать? - Клер мастерски разыграла недоумение, прекрасно сообразив, куда клонит любовник.
      Он закрыл глаза ладонью и тяжело опустился в кресло.
      - Наверно, не так надо делать предложение. Но мы знакомы не первый день. Ты - мое наваждение, Клер. Какая бы женщина не оказалась рядом со мной, мне захочется уничтожить её, чтобы вернуться к тебе.
      - Милый! Великолепные слова! - Клер опустилась на колени у ног Дастина. - Это из какого фильма?
      - Фильма?! Да я предлагаю тебе стать моей женой, детка!
      Глава 11
      У Амелии Гарсия, старшей медицинской сестры частной клиники "Тесса", выдался непростой день. Всего восемнадцать пациентов и почти столько же членов медицинского и обслуживающего персонала, а забот не меньше, чем в центральном госпитале Барселоны. Правда, жалованье у Амелии в три раза больше, чем она могла бы иметь на государственной службе. Но и работала она за троих. Хозяин "Тессы", профессор Грэм Салливен, пять лет назад прибыл из Америки, чтобы стать преемником дела своего учителя - замечательного хирурга-травматолога Винаро Фернандеса. Старик скончался в возрасте 92 лет, продолжая работать чуть ли не до последнего дня. Это был отчаянный и дерзкий человек, пришедший в хирургию с полей Первой мировой войны, где был полковым доктором, а затем начальником специального госпиталя в Валенсии.
      Через несколько лет ему удалось приобрести уединенную виллу на острове Неиса и превратить её в клинику, предназначенную для состоятельных клиентов. Здесь ещё в тридцатые годы он начал делать операции, ставшие достоянием медицинской практики лишь двадцать лет спустя. Врожденные дефекты скелета и черепа были коньком Фернандеса, вписавшего яркую главу в историю хирургии.