его окно как раз под моей спальней.
      - Сомневаюсь, достаточные ли это основания, чтобы читать чужие
      письма? - - отстранила коробку Виктория, хотя при упоминании о
      Жан-Поле у неё часто забилось сердце, даже в кончиках пальцев стало слышно. Все эти годы она часто думала о юном Дювале, не решаясь расспрашивать о нем, а вдруг объявят: Антония и Жан-Поль - такая
      прекрасная пара!
      Пророчество Пигмара сбылось - американская жизнь Виктории отличалась монашеской строгостью. Нет, она не боролась с соблазнами.
      Просто никто из претендоваавших на её внимание спортивных верзил даже отдаленно не напоминал тот образ, который мог бы показаться Виктории привлекательным. Ну разве способна была соблазнить её мимолетная встреча на чужой постели или в запертой ванной во время
      шумной студенческой вечеринки после звездной ночи с Шоном?
      Пару раз за Викторией заезжал в библиотеку молодой преподаватель с кафедры филологии и она соблаговолила посидеть с ним в кафе, а после разрешения проводить себя домой. Разговаривали о Достоевском и русско-язычной эмигрантской литературе, а сюжет уже давно известен:
      - Твоя соседка дома? Ну может тогда выпьм кофе у меня?
      - Спасибо. В следующий раз. - Но следующего раза не было - Виктория
      избегала кавалера, содрогаясь от мысли, что все может быть так
      просто.
      Оценивая свою реакцию на совершенно нормальные, здоровые притязания сильного пола, Виктория решила: Ингмар Шон заколдовал её, "закодировал", лишив способности увлекаться. Сам он исчез, не разбив сердце Виктории, но оставив в её душе след, которым невозможно было пренебречь.
      С некоторой ревностью узнала Виктория об успехах шоу Ингмара в Рио-де-Жанейро, где в роли Мечты выступила некая Карла Гиш. Писали о
      фантастических трюках, не имеющих аналогии в мировой практике и
      общество "Потусторонний взгляд" избрало Шона своим почетным
      председателем. Всем бы очень хотелось, чтобы за иллюзиями Шона
      стояло нечто, не связанное лишь с расчетом и техникой. Но любопытным
      не удалось разгуляться - всего три представления в зале "Олимпика"
      и маг покинул город. В неизвестном направлении. С неделю бушевали
      страсти вокруг последнего ""Мага и затихли. Ингмар решил
      скрыться, а значит он сделал свой трюк чисто.
      - Вот и все, Мечта! Как странно уходят из твоей жизни возлюбленнные
      - без следа, без надежд, без обещаний... - думала Виктория.
      - Этот славный мальчик - поэт, сочинивший "поцелуй небес" и "бабочку", заворожившие её своей неординарной, возвышенной пылкостью
      - ушел за горизонт видимого. А ведь уже успел заронить в душу готовые расцвести семена... - Она хранила листки со стихами Жан-Поля, скрывая от себя, насколько дороги они ей и как не хотелось отдавать трофей Антонии. Ведь парень просто запутался, обманутый сходством и, возможно, уже давно понял свою ошибку.
      - Говорю же тебе, Антония никогда не давала Жан-Полю повода для романтических грез - настаивала Алиса, подступая к Виктории с
      письмами.
      - Он не герой её романа. И Тони - не для него.
      - А я? Я тоже, мне кажется, не давала повода. Да и к тому же, увы, не для него... - Виктория не могла удержать вздоха.
      - Однако все это принадлежит тебе. Прими, пожалуйста, и поступай как знаешь. - Алиса отдала письма Виктории и та провела целый вечер и
      ночь в сладких терзаниях. Жан-Поль писал, понимая, что отправляет свои листки "в никуда". Никто не отвечал ему, да и он не ждал ответа.
      - Я почти всегда уничтожаю то, что пишу в лирическом буйстве. Потом, иногда, жалею, роясь в мусорной корзинке. Теперь я от этого избавлен. Просто заклеиваю конверт, пишу твой адрес и опускаю в черную пасть ящика. Постою минутку, ожидая, что он прожует и выплюнет добычу и ухожу, презирая себя за то, что перепоручаю труд загружать мусорную корзину тебе... Если, конечно, эти листки вообще попадут в твои руки. Твои руки... Дальше шли стихи о руках и Виктории становилось очевидно, что никакая черствая Антония не смогла бы выкинуть этот поэтический шедевр, если бы, конечно, удосужилась до него добраться. Большинство посланий Жан-Поля действительно выглядели так, будто предназначались для мусорного ящика. Они не надеялись попасть к адресату эти пестрящие помарками поэтические листки. Но были среди них и короткие крики души, позволяющие себе не скрывать отчаяние, поскольку ответов Жан-Поль, со всей очевидностью, никогда не получал и знал, что до Антонии не докричишься.
      - Мне доставляет мазохистское наслаждение обращаться к тебе, будучи уверенным, что я лишь сотрясаю воздух, вернее перевожу бумагу. И эта
      безнадежность вооружает меня вседозволенностью... Тони, я тоскую по тебе, Тони. По всему тому, что придумал про тебя и про нас и что, наверное, могло бы произойти... Я придумал свою боль и свое одиночество, дабы получить пропуск в ад. Туда, где раздирают душу в кровь и выводят его на белых листах нетленные слова... Ах как тянет на возвышенные банальности, когда за окном бесконечный октябрь, а Мики, Ники и Заки подохли. Эти морские свинки не пожелали остаться победителями в истории науки... Как не останутся в истории поэзии мои, увы, тленные сочинения...
      Насчет ценности научных изысканий, Виктория не могла судить, хотя строки Жан-Поль, посвященные своему учителю и наставнику, профессору Мейсону Хартли, убеждали в серьезности и перспективности генных изысканий. Но по поводу стихов она не сомнвалась - эти перечеркнутые листки, аккуратно собранные его, когда-нибудь увидят свет в плотном томике с названием "Письма в никуда" или
      "Отправление чувств" (в зависимости от отношения автора к юношеской
      "лав стори").
      Во всяком случае, в те моменты, когда Виктория позволяла убедить себя, что стихи Жан-Поля принадлежат ей, жизнь становилась
      светлее и радостнее. Далекий Дюваль, не перестававший мечтать о
      своей почти вымышленной возлюбленной, стал тайным кладом Виктории,
      хранимым в её душе, подобно талисману.
      ...Пребывание на Острове подходило к концу, как и работа над дипломом "Влияние социо-культурных факторов на адаптацию эмигрантов в иноязычной среде". Еще пару недель в Университетской библиотеке,
      окончательная правка текста и можно отдавать труд на срочный суд
      шефа. Виктория сумела выпестовать в своем воображении вполне
      привлекательный образ будущего - должность социолога на каком-нибудь
      предприятии, имеющем связи с Россией. Тем более, что Остин Браун
      задумал инвестировать и опекать посредством "концерна Плюс"
      кое-какие сельскохозяйственные объекты в среднечерноземье. Возможно,
      немыслимые зигзаги её судьбы не так уж бессмысленны, выводя
      окольными путями на магистральную прямую.
      - Как насчет того, чтобы прогуляться в Венецию? - за спиной Виктории,
      набирающей текст диплома на компьютере, стоял Остин. Она нажала
      клавишу, экран погас.
      - Не поняла, извини, дед. У меня тут как раз сложная таблица
      корреляции материальных доходоов, служащих с показателями их
      культурной продвинутости. С разбивкой по полу, возрасту и
      образованию... - Дедом Виктория называла Остина крайне редко и не
      только по соображениям конспирации. Этот человек , ласково
      потрепавший по щеке и весело крутанувший её рабочее кресло так, что
      разлетелись со стола листки с расчетами, конечно же был, более чем
      дедушкой в семейно-русском пенсионно-бородатом представлении. И
      слишком похож на отца.
      - Что, голова, я вижу, не кружится. С вестибулярным аппаратом все в
      порядке. А как с духом авантюризма? - он присел рядом, внимательно
      наблюдая за выражением лица девушки.
      - Знаю ведь, трудно забыть первые, волнующие впечатления. Тянет к
      ошибкам. Как рецидивиста-грабителя к окошечку банка.
      - Зря насмехаешься. Мне до сих пор не верится, что смогла совершить
      такое в Парме и Нью-Йорке. Наверно, абсолютной беспомощности и
      глупости. Ничего себе, думаю, Мата Хари из спецшколы с
      идеологическим уклоном. - усмехнулась Виктория, не перестававшая
      удивляться своим былым "подвигам".
      - Всегда восхищался тобой, детка. И своим легкомыслием - хоть и
      страховал тебя крепко, сейчас могу признаться, не одним только
      Шнайдером... А все же риск был большой. Взять хотя бы налет этого Уорни в "Плазу".
      - Ну теперь я с ним могла бы побеседовать по-другому. В карате у меня не слишком большие успехи, но пару приемов не верится проверить в настоящем бою. Ты понимаешь, что я имею в виду? - Виктория сделала выпад самбо, перекрутив локоть Остина.
      - Ну тогда тебе непременно надо собираться в Италию. Там такая программа на три дня - только и успеваешь отбиваться: участие в
      презентации коллекции парфюмерии "Дома Шанель", два грандиозных приема на самом высшем уровне и ещё дюжину мелких - Остин протянул Виктории подписанный Антонией Браун контракт и заметил как дрогнули её руки, державшие бумаги, когда она поняла смысл предложения Остина. Зрачки расширились, а веснушки, усыпавшие переносицу и
      скулы, ярче обозначились на побледневшей коже. Остин осторожно взял контракт и собрав с пола листки диплома, положил их перед Викторией: Продолжай составлять свои интереснейшие таблицы... Честное слово, есть и другие, вполне приемлемые варианты разрешить эту ситуацию... Только меня, старого авантюриста, все ещё тянет поиграть с удачей. А если сам не могу,то подставляю тебя. Прости, детка, я не должен был... - Виктория решительно забрала у Остина контракт Антонии и положила его в свой стол.
      - Дело решено. Мне тоже пора поразмяться. Только... только, если честно, я вначале испугалась... А потом, потом - как перед выходом на манеж - "победа и страх", нет - вначале "страх", а потом
      обязательно - победа!
      ...В кабинете Бейлима стояла тишина, так что было слышно сопение афганской борзой Дели, лежащей у ног хозяина и часто дышащей открытой розовой пастью. Кончик языка трепетал, глаза
      исподлобья лежащей на лапах умной морды, внимательно следили за
      гостем. Дюпаж, в свою очередь, не отрывал взгляда от лица принца,
      изучавшего письменные донесения. Стопка газет с фотографией Антонии
      в компании безглазой "Венеры" Картье валялась на ковре у его ног.
      - Я понял совершенно ясно две вещи: Антония помолвлена с художником и
      послезавтра она отправляется в Венецию безнего. Сочетание этих
      обстоятельства однозначно предопределяют мое поведение. Вы согласны
      Мсью Дюпаж? - деловито осведомился Бейлим, решивший немедля идти в наступление.
      - Ваше Высочество выбирает линию поведения с позиции молодого и чрезвычайно темпераментного человека. Хотя я в данном случае был бы склонен к другой тактике - осторожно прокомментировал намерения принца детектив.
      - Если я правильно понял, Ваше Высочество торопится использовать в свою пользу трехдневное отсутствие жениха рядом с девушкой?
      - Естественно! Ведь она изображена здесь в моем подарке, а я вполне ясно отметил, что голубой цвет ткани - это цвет надежды. Она дала мне знак! Иначе просто невозможно истолковать это! - он перебросил Дюпажу газету с фотографией.
      - Да, но тогда ещё надо призадуматься Ингмару Шону и тому же Картье. Это колье ей подарил в честь удачного партнерства Маг, а панно специально ко дню рождения выполнил Художник... Вы думаете, она хочет столкнуть вас лбами?
      - В таком случае, мой лоб окажется самым крепким. - Не задумываясь постановил Бейлим.
      - Но вы должны помочь мне... дело в том, что я хотя бы на эти дни должен дать отпуск своей охране.
      - Понимаю, понимаю, Ваше Высочество. Но все сферы личной жизни молодого человека входят в компетенцию двора...
      - Прекрасно. Я сообщу вам о деталях несколько позже - мне предстоит ещё уладить кой-какие дела. - сказал Бейлим, провожая гостя. Ему надо было под благовидным предлогом устранить с дороги бдительного
      опекуна. Ни Амир, ни Хосейн не поддержали бы планы принца, а потому их следовало провести - немного совестно, но зато забавно.
      Вечером Бейлим объявил Барбаре и всей своей свите, что увозит девушку на три дня к морю, причем инкогнито и не нуждается в
      сопровождении. А перед самым отъездом - с одной дорожной сумкой в "наемном" такси, встретив обнадеженную Барби у вокзала, горячо жаловался ей на помешавшие совершить любовное путешествие обстоятельства.
      - Понимаешь, это касается моего университетского друга. Парень попал в беду, только я могу ему помочь... Мы проведем с тобой чудную неделю в апреле... А пока, будь другом, детка, постой на стреме - не говори никому, что я удрал из Парижа и не отвечай на звонки из моего дома, для всех - мы с тобой загораем под пальмой. Они долго не могли
      прервать прощальный поцеллуй и Барбара махала рукой удаляющемуся принцу до тех пор, пока он скрылся в зале отправления пригородных поездов. Затем бросилась к ближайшему телефону-автомату и подробно доложила ситуацию Амиру.
      - Южное направление? Понял. Спасибо. - опуская трубку, Амир не мог удержать улыбку и даже потрепал за ухо вопросительно глядевшую на
      него собаку.
      - Что же, Дели, игроки старательно разыгрывают сценарий. Пора и мне собираться в путь. - В это время Бейлим, вынырнув из другого выхода вокзала, взял такси и помчался в аэропорт, чтобы успеть на ближайший венецианский рейс.
      Глава 2
      Ночь в Венеции
      Утро ясно и серо. Тонкая полоска суши, соединяющая Местре и Венецию, словно парит в перламутровом блеске морской глади. На
      деревянных сваях причала спят чайки. Ступеньки вокзала обрываются
      прямо в зеленоватые воды Canale Grando, по которым скользят катера и
      гондолы. Артур удаляется к кассам, оставив свою спутницу в обществе
      обиженно молчащего носильщика. Он уже сообщил сеньору, что водители
      маршрутных катеров - мотоскафов сегодня бастуют, предоставив полную
      инициативу гондольерам. Но сеньор, сдержав какую-то видимо
      довольно резкую реплику, рванулся уточнять ситуацию, проклиная себя
      за то, что отказался от встречающих, рвущихся заполучить сеньориту
      Браун прямо в аэропорту Марко Поло.
      - Антония Браун не сообщает о своем прибытии и хочет остановиться в Венеции инкогнито по личным соображениям - сообщил Артур накануне секретарю Орггруппы презентации "Дома Шанель", ответственному за размещение гостей и сотрудников. Эта формулировка не вызвала удивления и означала, что даже столкнувшись нос носом с Антонией за пределами делового пространства - на улице или в отеле, представитель фирмы будет смотреть в другую сторону. Личная жизнь "звезды" охраняется работодателями здесь так же щепетильно, насколько взыскательно используется её рабочее время.
      Они прибыли из аэропорта на рейсовом автобусе - скромного вида молодая женщина в темных очках, косынке и длинном плаще, а также представительный джентельмен из породы деловых буржуа. Выйдя на терассу морского вокзала, открывающую серые переливы пасмурного утра, Виктория порадовалась, что в вещах, выбранных для поездки, преобладал цвет "моренго". "Слиться с асфальтом" - таков был девиз имиджа этого путешествия опытной "дублерши".
      Асфальта здесь как раз не было, зато старые грифельные тени стен, акварельно растворенные утренним туманом, охотно приняли гостью в свой цветовой ансамбль. Внимания туристов, прибывающих по шоссе и железной дороге к возному вокзалу, Виктория не привлекала, а сосредоточенный на трудовых достижениях носильщик даже не заметил, сколь хорошенькую юную даму отправил вслед за багажом с причала в
      низкую блестящую черным лаком гондолу. Нарядный гондольер с
      комплекцией затянутого в фольклорный костюм Марио Ланца, встал с
      веслом на корме, где для удовольствия путешественников пестрел
      букетик искусственных цветов и гости, назвав отель, отправились в
      путь. Лодка нагнулась, оттолкнувшись от свай причала и заскользила
      по тяжелой цвета бутылочного стекла воде на простор большого
      канала, представляющего собой широченный проспект, застроенный
      дворцами. От торжественности этого будничного момента у Виктории
      перехватило дыхание, она вступала в совершенно особый,
      головокружительно-невероятный мир. Город-дворец на воде,
      город-история, город-сказка плыл навстречу во всей неоглядной
      прелести непередаваемой словами, и казалось, не помещающийся в
      распахнутой восторгом душе. Жадный взгляд торопился ухватить все
      сразу - от великого до малого, от светящихся тусклым золотом куполов
      палаццо и соборов до позеленевших мраморных ступеней, спускающихся в
      воду из застланных ковром подъездов.
      - Тебе совершенно ни к чему насморк, крошка. Иди-ка лючше сюда
      позвал Артур, спрятавшийся под нарядным с золотыми кистями
      балдахином. Сидящий там в крошечной каюте-беседке, на диванчике,
      покрытом плюшевым ковром и бархатными подушками, он напоминал
      нахохлившуюся птицу, зябнущую в раззолоченной клетке.
      - У меня плащ на пуховой подстежке и я одела платок - отозвалась
      Виктория, подставляя лицо адриатическому ветру, пахнущему
      свежеоткусанными арбузными корками.
      "Адриатические волны
      О Брента, нет, увижу вас,
      И вдохновенья снова полный,
      Услышу ваш волшебный глас!.."
      - так вот о чем тосковал в своей "Северной Венеции" Пушкин - в холодном, льдистом Петербурге. Об этой весенней, подснежником расцветающей в душе радости жизни... переизбытке победной, ликующей радости... В голове Виктории крутились великие имена - художников, зодчих, поэтов, связанные с этим чудо-городом, а воображение подбрасывало образы нарядных венецианцев в костюмах "ренессанс" прибывшие, скорее всего из голливудских фильмов. Казалось невероятным, что здесь живут нормальные современные люди, среди которых целых три дня будешь находиться ты сам, исполняя самые обыкновенные будничные вещи, прогуливаясь, обедая, отходя ко сну.
      - По-моему, я удачно выбрал отель - близко от центра, тихо и хоть
      кусочек земли под ногами. - Артур призывно махнул рукой подоспевшему
      к причалу гостиничному слуге и помог Виктории выбраться на
      ступеньки. Крошечную площадь, не больше циркового манежа, окружали
      миниатюрные дворцы, смахивающие на театральные декорации к комедии Шекспира "Венецианский купец" - резной камень, колонны, балкончики и крошечный фонтан в центре с обязательной стайкой пасущихся вокруг
      голубей. От площади лучами расходились улочки и каналы с круто горбящимися арками мостов. По одной из них, гремя песнями,
      двигался караван гондол, перегруженных ряжеными. Люди веселились, размахивая гирляндами бумажных цветов и стараясь поднять повыше - к окнам домов огромных, прилаженных к шестам головастых кукол.
      - Пошли, пошли, ещё насмотришься. Похоже, ночью нам не придется сомкнуть глаз - несколько преувеличенно ворчал бывалый Шнайдер.
      Это патриоты традиционных увеселений так усиленно наигрывают ренессансный разгул, что туристам потом всю жизнь кажется, что они прозябают в будничной скучище, в то время как здесь - вечный праздник.
      Скромный отель, выглядевший как небольшая частная вилла, показалс Виктории шикарным: зеркала, сияющие люстры венецианского
      стекла, обилие позолоты, "дворцовой мебели" и ковров заставляли
      проникнуться иллюзией старины и собственной значительности.
      А пахло здесь так, будто парфюмерная презентация уже
      началась.
      Виктория, заглядевшаяся на метровые букеты, украшавшие холл, забыла поволноваться за процедуру оформления - Шнайдер зарегистрировал их
      в книге постояльцев под настоящими именами. Это значило, что вслед за горничной, поднимавшейся по крутой мраморной лестнице на второй этаж следовала в свой номер-люкс Антония Браун.
      Час, отпущенный Артуром на распаковку багажа и отдых, Виктория провела у окон, выходящих из гостиной на площадь с фонтаном, а из спальни прямо в узкое ущелье канала. Разглядывать эту тесно
      сомкнувшуюся с твоей невероятную жизнь можно было бесконечно, что
      пышно цветущая на окнах герань, вовсе не живая, а пластмассовая,
      уже слегка выгоревшая, что у клетки с канарейкой на полукруглом
      балкончике противоположного дома гипнотически замер крупный
      рыже-белый, совсем российский "помойный кот", а у запертых дверей
      домов аккуратно проснулись какие-то блестящие черные тючки. К тому
      же, хоть и утро, а карнавал, видимо, и не засыпал, продолжая греметь
      с разных сторон шумами ярмарочных гуляний. На темной воде канала
      прямо под окнами спальни качалась стайка малиновых листков каких-то
      афиш, возглавляемая белой, уже промокшей картонной маской. Печальный
      рот Пьерро кривился гримасой смерти ужаса, в пустых прорезях глаз
      стояла водяая муть. Где-то подняв в воздух голубей, заухал колокол.
      Виктория машинально потянулась к цепочке с нательным
      крестиком,
      одетым при крещении в монастыре, но пальцы обнаружили пустоту,
      растерянно прбежав за ворот свитера. Крестик, бывший с ней все эти
      пять лет, исчез.
      - Обидно именно сейчас, когда я так нуждаюсь в защите! - подумала
      Виктория, надеясь найти пропажу, начала распаковывать дорожную сумку, собранную для неё Алисой. Туалетные принадлежности
      отправились на столик в ванную комнату, порадовавшую стилизованным под старину убранством и зеленоватым тоном узорчатого камня,
      покрывавшего пол. На нем и разлетелся со звоном флакон "Arpegio" любимых алисиных духов, часто используемых и Антонией. - Фу, ты явно перебрала с парфюмерией, крошка. - Артур, войдя в номер, огляделся.
      - А здесь совсем недурно, и главное - скромно. Кроватка вполне девичья, всего четыре квдратных метра. - Шнайдер покосился на свою подопечную, не радовавшую его откровениями по поводу своей личной жизни. Что-то там произошло с ней в эти американские годы? Во всяком случае, разговоров о браке не было, да и слухов о каких-нибудь романах тоже. Артур с удовлетворением знатока отметил длинные
      загорелые ноги, открытые для обозрения твидовыми шортами и удивленно причмокнул: неужто девица?
      Программа трех дней складывалась вполне четко - от и до - все расписано по часам. Сегодня, в день прибытия, т.е. в пятницу до четырнадцати часов свободное время, а следовательно,
      ознакомительная прогулка по городу. В четырнадцать - встреча в
      "Эзельсноре" с представителями фирмы и подготовка завтрашнего
      показа, т.е. репетиция до тех пор, пока мадам Грегиани не сочтет
      возможным отпустить девушек. В субботу утром - работа с костюмерами
      и парикмахерами, ровно в двенадцать - открытие презентации, затем
      коктейль и конценрт старинной музыки во Дворце дожей, а в 23.00
      прием в Palazzo d`Roso у графа Сквартини Фолио, являющегося
      известным меценатом и спонсором экстравагантных культурных
      мероприятий, сопровождающих венецианские праздники.
      - Воскресное утро отдано поездке в лидо, устраиваемой фирмой "Шанель"
      для участников и друзей выставки. Прогулка на катере, посещение
      острова Мурано и его стекольных мастерских, шикарный обед в
      ресторане и так далее. - Шнайдер свернул листки программы.
      - К счастью, воскресная программа носит не обязательный характер. Я
      заранее объявил, что ты должна утром покинуть Венецию по личным
      делам. Следовательно - прием у экстравагантного графа Скваронни
      Фолио представляет для тебя самое скользкое место. Не можем же мы предугадать, кто из близких знакомых Антонии окажется в числе
      гостей. На всякий случай улыбайся всем и висни на моей руке. А показавшись обществу, мы покинем праздник по-английски, и - стремглав
      в аэропорт. Вы, госпожа Меньшова, сможете приступить к чречвычайно занимательным социологическим опросам труженников сельскохозяйственных районов, а папаше Шнайдеру, пожалуй (тьфу-тьфу!) наконец, удастся подержать фату самой прелестной
      невесты Европы. - Шнайдер не скрывал мечтательную улыбку, и Виктория который раз подумала, что Антонии страшно повезло с другом, а также о том, что Артур слишком любит Тони, чтобы испытывать симпатию к её "дублерше". Насколько все было бы проще и надежнее, если бы рядом оказался Остин! Виктория смогла бы по-настоящему наслаждаться
      Венецией, да и всей авантюрой, скорее развлекательной, чем опасной .
      - А теперь...
      А теперь, шагая под присмотром Артура по сказочному городу, Виктория все время испытывала желание оглянуться, как случапется от сверлящего спину чужого взгляда. Но узкие улочки, по которым они бродили, старательно избегая людских мест, были почти пустынны, а дома с наглухо закрытыми ставнями окон, казались нежилыми. Лишь крошечные лавчонки, торгующие золотыми украшениями, стеклянными
      вещицами и всяческой сувенирной мелочью, сияли витринами, а
      колокольчик на дверях только и ждал визита, чтобы вызвать
      улыбающегося и радушно отвешивающего свое белозубое "Бонджорно!"
      продавца. Виктория не могла оторвать взгляда от люстр, свисающих с
      потолка магазина, подобно сказочным плодам. В то время как юркий
      итальянец зажигал чудесные изделия муранских стеклодувов для
      восторженных глаз единственной посетительницы. А Шнайдер
      нетерпеливо топтался за дверью. Вика растерянно кружила, задрав
      голову, не в силах решить, какую-же люстру ей выбрать? Здесь были
      всевозможные варианты "ренессанса" и "модерна", а также целые
      корзины виноградной лозы с лиловыми гроздьями, светящимися
      чернильным мраком и лимонное деревце с цветами и крошечными желтыми
      плодами - все, конечно же, абсолютно стеклянное.
      - Ты что шутишь? - Шнайдер удивленно вытаращил глаза на просьбу
      Виктории купить лимонную люстру.
      - Даже как шутка, твое заявление неуместно. - Конечно же - бред. Куда
      ей люстра, тем более - Антонии Браун? Вика печально оглядывала
      витрины, понимая, что ничего из этих дешевых мелочей, а также весьма
      дорогостоящих безделушек, Антония, наверняка, покупать бы не стала.
      А низки ракушек и розовых кораллов выглядели так соблазнительно. Она улучила момент и пока Артур беседовал о чем-то с продавцом газет подросткового возраста и весьма немногословного английского, купила-таки у старика, разложившего на крошечном, как шарманка, переносном лотке свой товар, длинную нить корявых,и едва обработанных обломков розово-белых коралловых веточек и удовлетворенно спрятала её в сумочку. Это будет единственная память о странном и грустном свидании с "жемчужиной Адриатики".
      - Парень сказал мне, что по случаю карнавала в городе полно переодетых полицейских. Но воришки работают проворней. Сейчас сюда
      съехалась настоящая элита карманников, так что придержи сумочку со своей драгоценной покупкой. - Шнайдер подмигнул и Виктория
      покраснела, уличенная в тайном поступке.
      - Да и вообще осмотришь все в другой раз, когда приедешь в Италию в свадебное путешествие. Мы же здесь не на прогулке, к тому же, Антония знает все здешние достопримечательности как свои пять
      пальцев, а на "Золотом мосту" оставила как-то целое состояние. Ну, к примеру, какой-нибудь секретарши. Там есть шикарные и весьма соблазнительные магазины.
      - Пойдем в гостиницу, девочка, мне что-то неспокойно. - Артур с поспешностью профессионала детектива зыркнул по сторонам и, подхватив свою спутницу под локоток, целеустремленно направился к отелю. Виктория послушно семенила рядом.
      - Мне тоже вначале все время казалось, что кто-то стоит за спиной. Это - история Венеции. - Виктория, обогнав на полшага, заглянула в лицо сосредоточенно молчавшему Шнайдеру.
      - Понимаешь, мы так нагружены всякими литературными, живописными и прочими образами этого города, что уже не можем воспринимать его
      отдельно. Когда мы здесь, с нами рядом, не соприкасаясь ходит ощущение прежних присутствий. Тени прошлого. Они едва показываются, но не проявляются. Только намекают и мучают неразгаданностьью, обостряют зрение, слух... - она пыталась подстроиться к размашистому шагу Артура.
      - Поэтому все время прислушиваешься и ждешь раскрытия тайны... Шнайдер чуть не упал, споткнувшись о выщербленную ступеньку и тихо чертыхнулся.
      - Это ты точно заметила: все время ждешь раскрытия тайны! - его лицо
      изобразило ужас и он тут же расхохотался, заметив испуг Виктории.
      - Да перестань, девочка! Выше голову! Близких знакомых здесь нет, а в
      бюстгалтер на презентации к тебе никто не полезет. - Шнайдер не
      упускал случая напомнить о том, что объем груди у Виктории на 5 см
      больше, а щиколотки толще, чем у знаменитого образца.
      ... В "Экзельсноре" - роскошном белом отеле, выстроенном в
      мавританском стиле, мадмуазель Браун тут же провели к Эльвире
      Гречиани, заведующей организацией всего праздника. Итальянка смешанного, полуеврейского происхождения, являлась непосредственным представителем "дома Шанель" в Венеции, устраивая уже седьмой раз
      ставшие традиционными презентации.
      - Рада вас видеть, мадмуазель, Антония и вас, мсье Шнайдер! - она поднималась навстречу вошедшим, демонстрируя элегантный белый костюм с крошечной эмблемой фирмы на верхнем кармашке. Все надетое на Эльвире - от туфелек цвета темной бронзы до крупных позвякивающих
      браслетов из грубо обработанного металла того же оттенка, удивительно гамонировало с обстановкой офиса, в который был превращен "президентский люкс": перлалмутрово-белый штоф на стенах, тяжелые позолоченные рамы картин, терракотовый ворс персидского круглого ковра, вазы, хрусталь, букеты алых тюльпанов.
      - Для меня большая честь принять участие в вашем празднике и я рада, что смогла вырвать пару дней для поездки в Венецию. - ответила Виктория, опускаясь в предложенное кресло. Эльвира заняла место напротив, придвинувшись к гостье и приблизив к ней сильно
      наштукатуреное смуглое лицо. Крупный рот улыбался так, что не оставалось сомнения - беседа переходит на чисто дамские, дружеские