Карлистские войны - Анна Австрийская, или Три мушкетера королевы. Том 1

— Помните мою подругу, за которую заступились тогда же, когда и за меня.

— Разумеется. Так что же с ней случилось? Из глаз Жозефины полились горькие слезы.

— Ах, Боже мой, это так ужасно! — проговорила она тихо.

— Облегчите свое сердце, дорогая мадемуазель Жозефина, расскажите мне все. Заранее обещаю вам мой совет и помощь. Неужели вы до сих пор не убедились в моей преданности вам.

— Я знаю, что вы человек очень добрый. Только потому я и решилась обратиться к вам. Поймите же, мне не с кем даже поговорить о своем горе.

— Считайте меня своим другом, дорогая мадемуазель Жозефина, я буду счастлив этим.

— Я чувствую, что вы говорите искренне… О, моя бедная Магдалена, это просто ужасно!

— Так скажите же, что с ней случилось?

— Всего я не могу вам сказать, — отвечала Жозефина. Ей ни за что не хотелось, чтобы он узнал, кто она такая и где живет. — Да и вы не старайтесь узнать более того, что расскажу вам я.

— Обещаю вам это!

— С моей подругой Магдаленой случилось большое несчастье, и она ушла от меня шесть дней тому назад…

— Куда же она пошла?

— Я и сама не знаю. У нее было безотлагательное дело, после чего она должна была возвратиться ко мне. Я ждала ее до вчерашнего утра. Наконец вчера утром она появилась возле нашего дома. И, Господи! Что у нее был за вид! Просто сердце разрывается!

— Вы меня просто пугаете, Жозефина, что же с ней было?

— Я и сама толком ничего не поняла. Это случилось все так скоро! Мать Пресвятая Богородица! А Магдалена…

— Говорите откровенно!

— Вчера утром она прибежала к нашему дому, точно за ней кто-то гнался! Волосы растрепанные, говорит что-то несвязное! Точно помешанная! Это было так страшно! Вовек не забуду этой минуты.

— Ну, что же было дальше?

— Только прибежала она, как появились солдаты.

— Какие солдаты?

— Швейцарцы, из телохранителей коннетабля.

— Как, из свиты Люиня?

— Да, они прибежали за Магдаленой! Они гнались за ней точно за зверем на охоте! Я сама чуть не рехнулась, — бросилась к ним и спросила, чего они хотят от несчастной, но они меня и слушать не стали! Только грубые шутки отпускали.

— Да ведь это неслыханное насилие! Ну, что же они еде-дали с Магдаленой?

— Я все-таки опять подошла к ним и спросила, по какому праву они хватают девушку. Тогда они сказали, что так велел им их герцог, потому что эта птица улетела из его клетки. Меня и теперь дрожь колотит, когда припоминаю эти слова.

— По приказанию герцога! — повторил Милон. — Однако, черт возьми, мне кажется, что у этого молодца коннетабля совсем другое на уме, вместо командования войсками! Птица улетела у него из клетки! Это значит, что ваша подруга Магдалена побывала у него в руках и против своей воли должна была снова возвратиться к нему.

— Ах, уж я не знаю, что и думать. Добрый мсье Милон, помогите несчастной Магдалене.

— Так швейцарцы увели ее?

— Да, они потащили ее к заставе, я пошла за ними и наблюдала издали. Там стояла закрытая карета. Они посадили в нее Магдалену и увезли Бог знает куда!

— Клянусь, это очень похоже на похищение!

— О, помните ту ночь? Тогда к нам пристал не кто иной, как граф де Люинь.

— Да, во всем этом есть связь. Только я никак не мог себе представить, что этот выскочка посмеет так нагло и открыто повести свою игру.

— Поверьте мне, это он увез с собой бедную Магдалену.

— Ну, если это так, то клянусь, ему это дешево не обойдется!

— Ах, только будьте осторожны, не сделайте чего-нибудь необдуманного, мсье Милон. Я очень хочу помочь Магдалене, но ужасно боюсь, что вы попадете в опасную ситуацию!

— Не беспокойтесь, дорогая Жозефина! Разумеется, герцог Люинь — человек сильный, и нелегко будет призвать его к ответу…

— Всякий в Париже знает, что он делает все, что ему вздумается! А ведь вы в его власти, мсье Милон.

— Да успокойтесь же! Так или иначе, а мы отобьем дичь у этого охотника, если только все так и было, как вы мне рассказали, если он действительно посмел насильно захватить Магдалену. Даже король не станет покрывать и защищать его. Вы говорите, это случилось вчера?

— Да, вчера, рано утром.

— Хорошо! Теперь я пойду к своим товарищам держать с ними военный совет и обещаю вам, что ваша подруга найдет в нас самых преданных защитников! Однако как же я дам вам знать, на что мы решимся и что нам удастся сделать?

— Я опять постараюсь встретить вас через несколько дней, мсье Милон.

— Ну, это довольно ненадежный способ!

— А другого нет! Будьте так добры, мсье Милон, не настаивайте ни на каком другом.

— Если вы так хотите, дорогая Жозефина.

— Только, пожалуйста, не расценивайте это как признак недоверия вам! Поверьте, что у меня есть другие причины скрывать от вас многое. Поверьте, что я испытываю к вам полное доверие, что…

— Вот вы опять запнулись!

— Да мне нечего больше и сказать, мсье Милон! До свидания!

— До свидания, дорогая Жозефина! — крикнул мушкетер вслед молодой девушке, которая после этого короткого прощания быстро и грациозно пошла от него по улице.

— Премиленькая девчонка! — проворчал Милон, улыбаясь. — Однако, черт возьми, она нравится мне с каждым разом все больше. Я никогда не видел девушки лучше этой! И зачем только она все прячется да скрытничает?

С этими мыслями мушкетер отправился разыскивать своих друзей. Прежде всего он хотел узнать, возвратился ли д'Альби, потом рассказать им о том, что только что узнал от Жозефины. Дело казалось ему странным и таинственным. О Люине они давно уже были невысокого мнения, но нынешнее его поведение казалось просто немыслимым, его наглость достигла невероятных размеров.

«Маркиз и так что-то сильно его недолюбливает, неизвестно по каким причинам, — размышлял Милон, шагая к дому своего друга. — Уж он не упустит случая насолить ему! Да и я хочу в этом разобраться, как сделал бы каждый порядочный человек. Пусть он себе и любимец короля, а все-таки нельзя допустить, чтобы безнаказанно хватал женщин».

Через несколько минут Милон был уже у маркиза.

— Гром и молния! Вот это отлично! — вскричал он, увидев, что вместе с маркизом за бутылкой вина сидел и Каноник.

— Я, кажется, попал сюда как раз кстати!

— Присаживайся! — пригласили друзья.

— Мне и следует сесть, потому что нам предстоит держать военный совет, да притом еще и такого толка, что при нем стакан хорошего вина будет весьма нелишним!

— У тебя опять какие-нибудь новости? — спросил маркиз, слегка улыбаясь.

— Хотелось бы мне только знать, из какого источника он их черпает! — заметил Каноник.

— А вот скоро узнаете, что источник сей не так дурен, как вы думаете. Что д'Альби возвратился в Париж?

— Я бы уже знал, — ответил несловоохотливый Каноник.

— Неужели ты опять что-нибудь узнал о нем? Ведь виконт еще не приехал! — подтвердил де Монфор.

— Нет, ничего не знаю! На этот раз дело касается вовсе не его, а маркиза. Однако ты наполнил мой стакан не для того, чтобы он стоял передо мною?

Милон чокнулся с друзьями и выпил.

— Дело, которое касается меня? — с удивлением переспросил маркиз. — Послушаем.

— Я не знаю причин твоего нерасположения к графу, ныне герцогу де Люиню, однако то, что я расскажу, удивит даже тебя и, надеюсь, возмутит так же, как и меня.

— Да уж, действительно, говоря о герцоге Люине, едва ли обнаружишь что-нибудь хорошее! — заметил маркиз.

— Я надеюсь, что на этот раз даже наш чересчур осторожный Каноник не отыщет причин, не позволяющих нам вмешаться. Произошло величайшее и возмутительнейшее преступление!

— И о нем знаешь только ты один?

— Я уже вижу твою недоверчивую мину, друг Каноник. — Ну да, я и мой источник, вернее, мой источник и я знаем о нем.

— И преступление это совершено Люинем? — спросил маркиз.

— Им, — его швейцарцами!

— Ты что, нарочно тянешь, чтобы испытать наше терпение? — вскричал Каноник.

— Люинь насильно увез девушку, которую зовут Магдаленой! — объявил Милон.

Маркиз сильно вздрогнул, глаза его сверкнули, он вскочил с места, но усилием воли сдержался, чтобы не выдать своего волнения.

При имени Магдалена и Каноник припомнил одно событие, свидетелем которого он был, хотя и не мог объяснить себе его значение.

— Ты говоришь правду? — спросил маркиз, и голос его заметно дрожал.

— По приказанию Люиня его швейцарские солдаты схватили одну бедную девушку, которую зовут Магдаленой, и потащили ее к заставе, — повторил Милон. Маркиз не сводил с него напряженного взгляда. — Там у них была приготовлена закрытая карета. Солдаты посадили в нее беззащитную Магдалену, захлопнули за ней дверцу и увезли.

— Клянусь, это требует наказания! — вскричал маркиз с таким волнением, в котором его никто еще никогда не видел. Его всегда спокойное и благородное лицо вдруг залилось багровым румянцем. Казалось, и душу и тело его охватило какое-то лихорадочное возбуждение.

Каноник встал, подошел к маркизу и положил руку на его плечо.

— Я вижу, что был прав, называя это возмутительнейшим преступлением! — продолжал Милон Арасский. Разве можно допустить, чтобы этот отвратительный негодяй, только потому что он коннетабль Франции, вел себя так по отношению к беззащитным женщинам. Неужели же мы спокойно будем смотреть на такие бессовестные выходки?

— Послушай, Милон. Один вопрос, — обратился к нему маркиз, несколько успокоившись, — то что ты рассказываешь, только слух?

— Нет не слух, а факт! Я знаю это от лица, которое было свидетелем этого дела, которое решилось даже вступиться за несчастную Магдалену, когда ее схватили швейцарцы.

— И что же они ему ответили?

— Что хватают они ее по приказанию своего светлейшего герцога, которому эта девушка приглянулась. Они сказали еще, что эта птица улетела у герцога из клетки и они должны посадить ее туда снова.

Маркиз едва сдерживал свою ярость.

— Я принял решение, — сказал он с принужденным спокойствием. — Через час я буду на дороге в Ангулем.

— Что ты задумал? Смотри, не наделай глупостей! — остановил его Каноник.

— Я еду с тобой, маркиз! — воскликнул Милон.

— Я, разумеется, тоже, но все-таки повторяю — берегись, будь осторожен! — сказал Каноник.

— Я знаю, что мне делать, дружище, — отвечал маркиз, — благодарю тебя за предостережение, но последовать твоему совету не могу. Есть вещи, которые стоят выше всяких соображений и расчетов. Не расспрашивайте меня ни о чем больше. Я могу лишь говорить: через час я должен быть на дороге в Ангулем.

— А куда же ты идешь теперь?

— Сперва к капитану, взять отпуск, потом к королю.

— Чего же ты хочешь от короля-то? — спросил с удивлением Милон, который решительно не понимал намерений маркиза.

— Хочу просить у него отставку.

— Да что с тобой!? Зачем это?! — вскричали оба друга.

— Это я вам могу сказать: жить на одной земле с герцогом Люинем я не могу. Один из нас должен пасть — Монфор или Люинь!

— Ты хочешь его вызвать…

— Да, мы будем драться, и вы будете моими секундантами. Но ведь этот трус может отговориться тем, что коннетабль Франции не может драться с простым мушкетером. Я хочу лишить его возможности использовать эту увертку. Нужно сделать так, чтобы не мушкетер вызывал коннетабля, а маркиз де Монфор герцога де Люиня. Но если он и в этом случае откажется, я рассчитаюсь с ним арапником! Впрочем, нет! Один из нас должен умереть! Проводите меня в Лувр, друзья, нам нельзя откладывать это дело!

VI. ОТ ЛОНДОНА ДО ПАРИЖА

Несколько часов спустя после разговора с графом Бекингэмом Этьен д'Альби верхом на подаренной ему лошади выехал из Лондона.

Доверенное ему важное письмо он спрятал на груди под камзолом.

На улицах, по которым он ехал, не было видно ни Антонио, ни его второго помощника. Может быть, они хотели до отъезда похоронить своего погибшего приятеля, а возможно, уехали из Лондона раньше виконта.

Но так или иначе, а Этьен ни коим образом не мог считать себя в безопасности. Он ежеминутно был готов к нападению из какой-нибудь засады, при этом сильно рассчитывал на пару заряженных пистолетов и на резвость своей лошади. Он не намерен был дешево достаться разбойникам.

Виконт предпочел дорогу на Гастингс, который находился приблизительно в двенадцати милях от Лондона, и после безостановочной езды добрался туда ровно в полночь.

Теперь ему необходимо было приискать корабль, отходящий именно в Диэпп, так как в одном из тамошних постоялых дворов он оставил свою лошадь. Кроме того, погода стояла довольно бурная, и ни один из капитанов не решился бы взять на борт своего судна лошадь, которую подарил виконту Бекингэм. Потому он решился продать ее, вырученными деньгами оплатить свой проезд через канал, а во Франции воспользоваться уже своей лошадью.

Но напрасно разыскивал он по всему рейду судно, отходящее в Диэпп. Ему сказали, что несколько часов назад туда вышел один корабль, а теперь в порту остались лишь те, которые готовятся к отплытию в Кале и Аббевиль. Но нечего было и рассчитывать, что они выйдут ранее наступления утра, к тому же и за это нельзя было поручиться, так как ветер все усиливался.

Известие было неприятное! Но в эту минуту Этьен вспомнил о пропускном письме Бекингэма. Он тотчас же пошел к начальнику порта, которого пришлось будить и поднимать с постели.

— Извините, милорд! — самым любезнейшим образом расшаркался виконт, всматриваясь в сердитое лицо недоспавшего начальника. — Извините, но мне безотлагательно нужно переправиться в Диэпп.

— Гм! А мне до этого какое дело! — проворчал сердитый англичанин. — С чего это взяли…

— Позвольте! — перебил его виконт, — вы еще не дослушали меня. Мне необходимо сейчас выехать в Диэпп, а я не могу найти такого корабля…

— Я вас спрашиваю, милостивый государь, какое мне до этого дело? — вскричал вышедший из терпения начальник порта. — И как вы смеете!..

— Основываясь на этом пропуске, — снова с самой изысканной вежливостью перебил его виконт, — будьте так любезны взглянуть.

Этьен поднес документ к самому носу сонного англичанина и не мог в душе не хохотать, глядя, как преображалось его лицо. В несколько секунд этот грозный лик превратился в приветливую улыбчивую физиономию.

— От светлейшего герцога! — вскричал начальник порта и удивленно оглядел молодого человека с головы до ног.

— Так это совсем другое дело! Прошу вас, извините меня, милостивый государь, ведь я не знал… ведь не могло прийти в голову!..

— Не станем тратить слов попусту, милорд. Теперь вы знаете в чем дело, а потому вам следует помочь мне как можно скорее переправиться в Диэпп.

— В Диэпп! — повторил начальник порта, призадумываясь. — Вчера пришел сюда один корабль… Он стоит еще на рейде. Мы переговорим с его капитаном…

— Неужели вы думаете, что он согласится из-за одного меня отправиться в Диэпп.

— Когда он увидит пропуск, написанный рукою самого Бекингэма, то не сомневаюсь, что он согласится! Он даже почтет за честь перевезти вас в Лондон.

— В таком случае, нечего и откладывать! Однако как же я попаду на этот корабль?

— Я лично провожу вас на рейд.

— Вы очень добры и любезны! Но вот еще что: внизу стоит лошадь, которую мне подарил граф Бекингэм. Если то судно перевезет меня даром, то она мне будет не нужна.

— Я сейчас распоряжусь, чтобы ее поставили в конюшню, а завтра ее отведут обратно в Лондон.

— В таком случае вы потрудитесь в личном разговоре передать герцогу Бекингэму, что я счастливо взошел на борт судна. Он будет доволен, услышав это.

— Я сочту долгом исполнить все ваши желания, милостивый государь! — сказал чиновник, низко кланяясь, и приказал своим подчиненным поскорее приготовить свою большую и удобную шлюпку.

Д'Альби был чрезвычайно доволен, что ему пришло в голову обратиться прямо к самому начальнику порта. Это дало ему возможность не тратить ни денег, ни хороших слов, а главное — не потерять нескольких дней на ожидание.

Лакей доложил, что лодка готова, и начальник порта тотчас же проводил виконта ка пристань, где их ожидала шестивесельная шлюпка. Ока как стрела понеслась по черной воде пролива к месту стоянки кораблей, которые покачивались на свежем ночном ветру.

Начальник порта отдал приказание пристать к тому кораблю, о котором говорил Этьену. Затем велел часовому разбудить капитана и взошел вместе с виконтом на палубу.

Вместо всяких объяснений начальник порта подал капитану письмо Бекингэма, указал на мушкетера и прибавил, что его следует доставить как можно скорее в Диэпп.

Капитан прочел письмо, сложил его и, не говоря ни слова, с низким поклоном отдал д'Альби.

Раздался звонок и вдруг, словно по волшебству, вся команда появилась на палубе. Послышался скрип якорных цепей. Начальник порта поспешил почтительнейше откланяться виконту.

— В чем дело? — спросил озадаченный д'Альби, — что это значит?

— Это значит, что через несколько минут вы уже будете на пути в Диэпп, — отвечал тот.

— Вот это отлично! — вскричал Этьен в восторге. — Очень вам благодарен, милорд! Так не забудьте же доложить об этом герцогу.

Быстрота и слаженность действий команды при минимуме приказаний капитана вызывали невольное восхищение. С рассветом корабль поднял паруса и вышел в море. Свежий попутный ветер быстро гнал легкий совершенно новый бриг, которым капитан управлял, как хорошо объезженной лошадью.

Этьен улегся спать и проспал несколько часов. Когда он проснулся, корабельный повар подал ему хороший обед и бутылку доброго вина. От скуки мушкетер начал разговаривать с капитаном и заметил, что тот относится к нему с глубочайшим почтением, принимая, очевидно, за одного из приближенных Бекингэма.

К ночи показались французские берега.

Капитан сказал д'Альби, что к Диэппу теперь можно быстро добраться на шлюпке. Этьен радостно согласился и, поблагодарив капитана, сошел в шлюпку, которая и высадила его на пристани Диэппской гавани.

Около полуночи он пришел в трактир, хозяину которого оставил свою лошадь. В этом матросском притоне было еще оживленно и шумно. Д'Альби заглянул в окно и отметил, что Антонио и его приятеля среди гостей не было. Он тотчас же вошел, собираясь взять лошадь и, несмотря на поздний час, выехать в Париж.

Хозяин трактира, человек пожилой, испытавший военную службу, считал за почетную обязанность угождать мушкетерам, так как знал, что они в большинстве своем были дети знатных родителей.

Увидя входящего д'Альби, он тотчас же бросился к нему, принял из рук его шляпу и несколько раз низко раскланялся.

Этьен потрепал старика по плечу и спросил о своей лошади.

— Она отлично содержится в моей конюшне. Я ее славно кормил.

— Ну, вот и прекрасно! Полно уж ей отдыхать, я хочу сейчас же выехать в Париж.

— Что же вы не отдохнете, ваше сиятельство!

— Мы мушкетеры, привыкли скакать верхом несколько ночей кряду, а есть, что Бог пошлет.

— Ну, все-таки выпейте хоть стаканчик вина, ваше сиятельство. Я вам сейчас подам самого лучшего!

— Спасибо, старина! В другой раз!

— Мне нужно передать вам кое-что потихоньку! Сделайте милость, извольте войти в заднюю комнату.

Хозяин отворил из зала дверь в свою собственную комнату, уговорил Этьена сесть и через минуту принес большую кружку вина, из которой и налил ему стакан.

— Надо мне тебе признаться, старина, что я не смогу тебе заплатить за вино, — сказал Этьен. — Я за дорогу поистратился, и останусь тебе должен даже за фураж для моей лошади.

— Не стоит об этом говорить, ваше сиятельство, — горячо возразил старик, — я ведь знаю, что у господ мушкетеров расходов много, а доходов мало.

— Значит, ты понимаешь это дело верно! — смеясь, вскричал Этьен и взялся за стакан. — Пить мне действительно хочется, и за вино спасибо, но больше мне ничего не нужно. А чтобы ты не думал, что мушкетеры такой народ, который задаром станет опивать тебя, возьми в залог вот этот кинжал.

И он подал старому солдату кинжал, который подарил ему Бекингэм.

— Ах ты, Господи! — вскричал старик, в котором расходилась старая солдатская струнка, — да я отродясь не видел такой чудесной штуки!

— Ну, вот и оставь его покуда у себя.

— Это в залог-то? Эх, ваше сиятельство, грех вам так думать о старом Гаспаре! Хорош бы я был, если бы взял от такого благородного и храброго господина залог за пару стаканов вина. Когда-нибудь рассчитаетесь со мной. А если и забудете, так что за важность!

— У тебя добрая и честная душа, старина. Однако мне пора!

— Еще одно слово, ваше сиятельство, еще только одно слово! Часа два тому назад заходили сюда два человека. И очень уж что-то они мне не понравились. Я стал к ним приглядываться и слышал, что они промеж себя говорили. Сдается мне, что то было про вас или про кого-то из ваших друзей.

— Что ж такое они говорили?

— По имени они никого не называли. Один только такой высокий…

— И с черной окладистой бородой?

— Так точно, ваше сиятельство.

— А у того, что поменьше такое гладкое бледное лицо?

— Так значит, вы их уже знаете, и я отгадал верно?

— Они ехали из Лондона через Гастингс?

— Да, и хотели ночью же пуститься в Париж.

— А что они говорили обо мне?

— Я слышал только, что они толковали о каком-то тайном деле. Большой сказал, что они очень опередили кого-то, а маленький и говорит: «Ну, теперь уж ему не увернуться от нас. Он и лошадь свою здесь оставил». Потом сии стали шептаться, а там заплатили по счету и ушли. Я хоть и не знал, что вы сегодня приедете, а все-таки сейчас же подумал о вас, пошел в конюшню и запер вашу лошадь. Да и хорошо, что пошел, потому что сам видел, как эти мазурики шатались здесь неподалеку. И что им только было нужно!

— От них можно ожидать всего на свете! Верно, они хотели убить мою лошадь, чтобы мне нельзя было ехать дальше.

— Я запер конюшню покрепче и кликнул работника. Могу поклясться, что они задумали что-то недоброе, оттого и предупредил нас.

— Спасибо тебе, старина! Ну, счастливо оставаться.

— А вы взяли с собой пистолеты?

— Все в порядке, ехать можно! Кстати, у тебя славное вино, старина, я выпью еще стаканчик на дорогу, и, надеюсь, не забуду, что я твой должник.

— Да не стоит говорить об этом, ваше сиятельство! — засмеялся старик, радуясь, что угодил мушкетеру. — Я этого даже мелком не помечу.

— Ты думаешь, что на мушкетерский счет не стоит и мелу тратить! Ну, смотри, на этот раз ошибешься в расчете, — шутил Этьен, выходя со стариком во двор.

Добродушный хозяин сам отпер конюшню, вывел оседланную лошадь д'Альби, помог засунуть пистолеты в чушки седла и осмотрел подпругу.

Виконт вспрыгнул на своего отдохнувшего коня, простился с хозяином и, дав шпоры, быстро понесся по улицам города, затем по песчаной дороге морского побережья.

Продолжая скакать, мушкетер мысленно был уже в Лувре и стоял перед красавицей-королевой. Анна Австрийская благодарила его за тайную и опасную услугу, которую он ей оказал, а он подавал ей другое письмо, не менее важное, чем то, которое он отвез в Лондон.

Когда первые лучи утреннего солнца залили окрестность, Этьен глубоко вздохнул и огляделся. Вид этой красоты вдохнул в его душу такой радостный восторг, что в нем мгновенно прибавилось силы. Казалось, и конь почуял настроение своего седока, так весело, легко и неустанно несся он среди утренней прохлады.

Однако около полудня Этьен вынужден был дать отдых своему взмыленному коню, но ровно через час он снова отправился в путь и к вечеру был у городка Гурне, где дорога разветвлялась в двух направлениях. Одна, более длинная, вела на Париж через Бове, другая, по которой и решил ехать Этьен, проходила через Гризор и Понтуаз. Он рассчитал, что на другой день в полдень будет у заставы, и через несколько часов передаст королеве письмо Бекингэма.

Мушкетер остановился в городе, закусил сам, покормил лошадь и поздно вечером снова пустился в путь. Уже было совершенно темно, когда он подъехал к лесу. Здесь он должен был перебраться через реку по хорошо знакомому старому узкому мосту. Но лошадь под ним вдруг шарахнулась в сторону.

Д'Альби подумал, что она испугалась какого-нибудь пня или куста, и стал ласково поглаживать и похлопывать ее по шее, заставляя взойти на мост.

Но в ту минуту позади раздался выстрел. Вообще-то привычная к выстрелам, лошадь на этот раз снова шарахнулась и, как бешеная, понеслась через мост. Вслед прогремел второй выстрел, но, к счастью, мимо.

Этьен тотчас же догадался, кто мог стрелять в него, и даже заскрипел зубами от досады. Но его удивила и собственная лошадь. Обыкновенно она повиновалась малейшему движению уздечки. Теперь же ему никак не удавалось успокоить ее.

Лошадь неслась все дальше и дальше, но через некоторое время он заметил, что она стала сильно хромать на заднюю ногу.

Тогда Этьен понял в чем дело: одна пуля попала в спину лошади. Несчастное животное спотыкалось все сильнее, и не успел Этьен опомниться, как лошадь его рухнула на землю.

Положение молодого человека было весьма серьезным. Если возвращаться ночью в город, очень может быть, что мошенники подстерегают его, прячась за деревьями! Поэтому Этьен решил оставить своего бедного коня на дороге, а сам добраться до ближайшей деревни. Там он рассчитывал раздобыть себе другую лошадь, хотя понимал, что без денег это будет весьма непросто. Мысленно он решил попросить или силой овладеть лошадью какого-нибудь крестьянина в деревне и во что бы то ни стало продолжить свой путь.

К утру он рассчитывал быть в Париже, но теперь едва ли удастся попасть туда к следующему вечеру, потому что нечего было и надеяться достать в деревне лошадь, равную погибшей.

Он заткнул за пояс пистолеты, которые вытащил из чушек седла, и пошел по дороге, пролегавшей лесом. Ночной ветер понемногу разогнал густые облака, и когда Этьен очутился в поле, через которое пролегала теперь его дорога, бледный лунный свет позволил ему осмотреться.

Вдруг позади него раздался конский топот, и из леса выскочили два всадника. Оба они тотчас же заметили мушкетера, радостно вскрикнули и мгновенно очутились рядом. Этьен сразу узнал Антонио и его сообщника. Он понимал, что теперь предстояло защищать жизнь свою, или продать ее как можно дороже. Положение разбойников было гораздо выгоднее его собственного — они сидели на свежих лошадях, а он был уже пеший.

Д'Альби оглянулся вокруг в поисках дерева, к которому мог бы прислониться спиной, чтобы хоть с одной стороны защитить себя от нападающих, но дорога отделялась от полей лишь широкими сухими канавами, и нигде никаких признаков человеческого жилья. Взяв в обе руки по пистолету, он принял оборонительное положение.

— Сдавайтесь! — крикнул итальянец, — а не то мы вас убьем. — Вместо ответа виконт поднял пистолет, прицелился в негодяя и выстрелил.

Но Антонио дал лошади шпоры, заставив ее сделать быстрый вольт в сторону, и пуля д'Альби, который считался отличным стрелком, пролетела мимо.

В то же мгновение сын Пьера Гри выхватил свой пистолет и тоже выстрелил в Этьена.

Мушкетер, прежде чем упасть, успел в свою очередь спустить курок, но он пошатнулся от полученной раны и снова промахнулся…

С проклятьем он замертво упал на землю…

— Победа! Победа! — крикнул Антонио и спрыгнул с лошади. — Ты угостил его доброй пилюлей, с него достаточно!

— Да, он больше не шевелится!

— Так поскорей же! Сними с него камзол; у него наверное есть письмо или что-нибудь в таком роде, — вскричал Антонио и принялся быстро раздевать мушкетера, в то время как Жюль Гри не сводил глаз с украшенного драгоценными камнями кинжала.

Антонио уже успел снять с д'Альби камзол и с воплем радости схватил пропуск, написанный рукою Бекингэма, и его письмо к королеве.

— Вот оно! — кричал он, размахивая бумагами. — Мы с тобой счастливейшие люди в мире! Герцог д'Эпернон и королева-мать хорошо нам заплатят за это.

— Один вопрос! Как быть с этим кинжалом? Можно мне взять его себе?

— Возьми, возьми! Только скорее! Через двенадцать часов мы должны быть в Париже, — ответил Антонио, засовывая письма в карман своего камзола.

Разбойники вскочили на лошадей и быстро понеслись к Парижу, а д'Альби остался лежать на безлюдной проселочной дороге.

VII. ДУЭЛЬ

Маркиз де Монфор и двое его друзей тотчас же после рассказа Милона отправились в Лувр. Каноник и Милон прошли в зал караулов, чтобы попросить себе отпуск у капитана, а маркиз поднялся в покои короля. Он обратился к дежурному адъютанту с просьбой доложить о себе, но тот очень вежливо заметил ему, что едва ли просьба об аудиенции будет удовлетворена, так как простой солдат не имеет права даже просить о подобной милости. Эжен Монфор тем не менее повторил свою просьбу, обещая при этом всю ответственность за последствия взять на себя.

Когда министры вышли из кабинета короля, адъютант доложил ему, что о встрече с его величеством просит один мушкетер.

— Мушкетер? — с удивлением повторил Людовик.

— Маркиз де Монфор желает лично просить ваше величество о своей отставке.

— Да ведь это обыкновенно делается письменно согласно раз и навсегда установленному порядку.

— Я говорил ему то же самое, ваше величество, но он все-таки…

— Пусть войдет! Я отобью у этих господ охоту надоедать мне такими пустяками.

Адъютант поклонился и впустил маркиза в кабинет. Король поначалу сделал вид, что вовсе не замечает мушкетера, потом спросил через плечо:

— Что нужно?

Маркиз не отвечал, в свою очередь делая вид, что этот вопрос может относиться не к нему.

Помолчав, король еще раз, но уже громче и резче повторил сбой вопрос, но снова не получив ответа, гневно обернулся к мушкетеру.

— Я вас спрашиваю, зачем вы сюда пришли? Отвечайте, — почти крикнул он.

— Мушкетер Монфор просит об отставке, ваше величество, — отвечал Маркиз, низко кланяясь.

— А почему вы обращаетесь с вашей просьбой именно ко мне?

— Потому, ваше величество, что на эту просьбу меня вынуждают совершенно особые обстоятельства.

— Не тот ли вы мушкетер, которого называют маркизом?